CC BY
18
УДК 821.511.132-14
А.В. Малева
О мифопоэтическом начале в современной коми поэзии4
Аннотация. Период конца 1980-х - начала 1890-х гг. отмечен как переходный в развитии коми литературы и поэзии в частности: авторы подвергают сомнениям ценностные установки писателей предыдущего поколения, «предлагая» новые формы поэтического осмысления действительности. К обновляющим коми поэзию художественным тенденциям можно отнести мифопоэтическую направленность творчества многих современных поэтов(тесс). Утрата целостности, состояние дезориентированности в т. н. «не оформленном», фрагментарно переживаемом постсоветском пространстве обуславливает авторов искать опору в далеком прошлом родного народа, выходить в процессе самоидентификации за границы рационально познаваемого, осмысливать непростой период порубежья через активизацию свойств архаичного, традиционного мышления. Современная коми поэзия, которую условно в силу количественного преимущества авторов-поэтесс можно назвать «женской», впервые исследуется в контексте выявления элементов мифосознания в структуре поэтических текстов. На материале лирики Нины Обрезковой, Надежды Павловой, Елены Афанасьевой раскрывается мифопоэтическая основа отдельных лирических переживаний, поэтических образов, средств художественной выразительности, принципов организации художественного мира.
Ключевые слова: современная коми поэзия, женская лирика, постсоветское пространство, мифосоз-нание, мифопоэтическая аллюзия, метафоризация, национальный архетип.
A.V. Maleva
About the mythopoetic source in the modern Komi poetry
Abstract. The period of the late of 1980s - early 90s is noted as a transitional stage in the development of Komi literature and poetry in particular: the authors question the value orientations of the writers of the previous generation, "offering" new forms of poetic interpretation of reality. The mythopoetic orientation of creative work of many modern poets is renewing for the Komi poetry. The loss of integrity, the state of disorientation in the so-called "not framed" post-Soviet life leads the authors to look for support in the distant past of the native people, to overcome the boundaries of the rationally knowable in the process of identity, to conceive a difficult period of a turn through the activation of properties of archaic, traditional thinking. Modern Komi poetry conditionally because of the quantitative superiority of poets of the female gender can be called "female"; and for the first time this poetry is studied in the context of identify of elements of mythological consciousness in the structure of poetic texts. Mythical and poetic basis of individual lyrical experiences, poetic images, means of artistic expression, the principles of the organization of the art world reveal on the material of lyrics of Nina Obrezkova, Nadezhda Pavlova, Elena Afanasyeva.
Key words: modern Komi poetry, female lyrics, post-soviet life, mythopoeic consciousness, mythopoetic allusion, metaphorization, national archetype.
Исследователи XX века опровергли представления о мифосознании как о первичном - примитивном, преднаучном, искаженном -способе познания и объяснения окружающего мира [1-3 и др.]. С развитием рефлекторного,
логического, осознанного мышления миф не исчезает: принимая латентную форму, он переходит на уровень бессознательных процессов психики человека и продолжает жить в форме архетипов, вновь активируясь
4 Работа выполнена в проекте Комплексной программы УрО РАН 2015 г. N° 15-13-6-4 «Коми литература: опыт художественного развития в связях с классическим наследием».
и наполняясь новыми социокультурными смыслами на той или иной стадии развития общества. Как отмечают исследователи, активация «мифологического» сознания, как правило, приходится на переходные этапы в развитии культуры, на период глобального кризиса цивилизации, крушения идеалов рационализма [1, 8] и свидетельствует «о шатком, неустойчивом состоянии индивида в мире» [4, 97]. Напряженность, неопределенность ситуации в постсоветской стране обусловила ряд проблем социокультурного, духовно-нравственного характера (индивидуализм, разобщенность и одиночество, отчуждение от природы, условия глобализации и унификации, породившие страх утраты культурной целостности этноса и мн. др.); процесс обновления общества, поиск выхода из кризисной ситуации активизировал особый интерес искусства к древнему, традиционному мировоззрению народа, вызвал стремление воссоздать и переосмыслить в контексте современности этнокультурные архетипы. Культурно-историческое, мифопоэтическое прошлое этноса, его художественное воссоздание становится особым объектом интересов и в современной коми литературе: писатели оценивают роль христианизации в судьбе родного народа, склоняясь, как правило, к мысли об утрате вместе с языческой верой не только национальной государственности, но и культурной самобытности; они предаются ностальгии, романтизируют и эстетизируют древний мир родного народа как пространство мудрых, гармоничных, сильных личностей - культурных героев, как период разумно организованного общества (поэмы А. Лужикова «Коми поэма», «Пера, мной оплакиваемый, солнце ясное мое»; роман «Огневица» и пьеса-сказка «Дочь Бога» Г. Юшкова; роман «Викинг из Биармии» и повесть «Мальчик из Перми Вычегодской» В. Ти-мина; повесть А. Попова и рассказ А. Полугру-дова «Йиркап»; драма «Поэма о молельнях» и сборник из трех историко-эпических рассказов «К камню теснимые золотые зыряне» О. Уля-шева) [5-7].
Кардинальные изменения на рубеже 19801990-х гг. происходят в коми поэзии [8, 598; 9, 15-16]: формируется новый тип эстетического мышления, что связано с назревшей необходимостью обновления ценностной парадигмы, выработанной поэтами предыдущего поколения, потребностью расширения представлений и знаний о себе и мироустройстве, влекущих в свою очередь выход за границы рациональных методов миропознания. Общественно значимое теряет приоритет над личностным, возрастает потребность в самоидентификации, а потому насыщенный жизнеутверждающим, оптимистическим, вдохновлющим пафосом поэтический диалог с читателем сменяет саморефлексия (лирический, лирико-философский диалог героя с самим собой, судьбой, жизнью, высшими силами) - поэзия выходит на уровень психологических и онтологических откровений. Расшатанность прежней ценностной системы, несоответствие сформированной поэтами 1960-х гг. поэтической картины мира реальной действительности заставляет авторов обращаться к тому, что на фоне исчерпавших себя идеалов кажется незыблемым и вечным. Художественное сознание этих годов среди прочих обновляющих коми поэзию качеств начинает эксплицировать признаки мифопо-этического и даже мифотворческого: поэтические образы зачастую получают архетипи-ческое, символико-философское наполнение, выполняя функцию мифопоэтических аллюзий, а в формировании образа автора возрастает роль иррациональных переживаний лирического героя (сновидений, верований, фантазий, предчувствий, видений) [10; 11], в чем выражается потребность современника расширить границы действительности, реабилитировать сверхчувственное начало сознания, отрицаемое в советский период. Учитывая преимущественно «женский» характер современной коми поэзии5, в данной статье мы акцентируем внимание на творчестве авторов-женщин, в стихах которых мифопоэти-ческая тенденция получает развитие наиболее
5 В конце XX века получают известность Г. Бутырева, Н. Обрезкова, А. Ельцова; в 2000-е гг. - А. Елфимова, Е. Афанасьева, Н. Павлова, Л. Втюрина; в конце 2000-х формируется поколе-ние молодых авторов - Л. Ануфриева, А. Шомысова, Т. Кирпиченко, Т. Шахова, А. Бушенева, О. Баженова.
выразительно, становясь одним из ключевых средств формирования их творческой индивидуальности: это лирика Нины Обрезковой, Надежды Павловой, Елены Афанасьевой.
Нина Обрезкова (1965 г. р.), успешно реализующая в наши дни свой художественный потенциал в написании прозаических и драматургических произведений [12; 13, 22-24], получает известность в 1990-е гг. как поэт интеллектуального чувства [14-18] - проницательный, тонко чувствующий, иронично подмечающий несовершенство внутреннего мира современника, афористично и ненавязчиво излагающий проблемы социально-нравственного генезиса (отношения родителей и детей, физическое и духовное «угасание» сел и деревень, отношение «горожан» к своей малой родине, соотношение материального и духовного начал в жизни современников). Ее поэзия драматична в духовных метаниях человека «без основ»6: находящегося в непрерывных поисках «земного предназначения» и проживающего разнообразные пограничные состояния - состояния «зависания» между городом и малой родиной, между прошлым и настоящим, между грехами и добродетелью, между многолюдием, суетой и одиночеством, между стремлением обрести душевное равновесие и поиском направлений, между мечтами, желаниями и роком, судьбой. В лирике Н. Обрезковой сконцентрирована попытка осмыслить онтологию жизни, выйти к ее закономерностям, сложив воедино паззл разрозненных событий и пе-реживаний7; в ней - горечь многочисленных утрат, тоска по дому родителей и гармонии сельского бытия, сокрушение от осознания быстротечности жизни, зачастую впустую, неумело, вслепую проживаемой человеком в силу погони за призрачным счастьем в неумении ценить данность и обретать ценностную опору в незыблемом настоящем.
Мифопоэтическое начало в стихотворениях Н. Обрезковой - на уровне мировидения. Логический, аналитический тип мышления сопряжен в ее лирике с интуитивным, что выражается в тенденции устанавливать взаимосвязь между предметным и абстрактным, ощущать причинно-следственные отношения между миром физическим и метафизическим. Склонность поэтессы к сакрализации бытового жизненного пространства отсылает к ключевому признаку мифосознания -партиципации, суть которой - мистическое чувство единства и взаимообусловленности всего происходящего на Земле. Поэзия Н. Обрезковой - метамир: сквозь визуально воспринимаемый облик предметов она выходит на уровень экзистенции, с уровня быта -на уровень бытия. Так, она устанавливает прямую двустороннюю взаимосвязь между соблюдением человеком традиций родного народа и благополучием его жизни, между морщинками матери и судьбой дочери, связанные бабушкой рукавицы формируют в сознании героини канал связи между поколениями одного рода, а разлука с малой родиной в далекие годы молодости и возникшие на пути преграды осознаются как предзнаменование неприятных перемен в дальнейшей жизни. Поэтику автора во многом организует метамотив взаимосвязи поступков человека в настоящем и их зачастую необратимыми последствиями в будущем («Когда-то в окно твое птицей / Постучится душа / Нерожденного ребенка...»).
Подобно стихам других поэтов 1990-х гг. лирика Н. Обрезковой привносит в коми поэзию предчувствие утраты этнических традиций: ее героиня стремится к сохранению сакральных знаний родителей, рода («Поведай мне, бабушка, / места грибные.»); многие образы автора - прямая трансляция мифо-ритуальных представлений родного народа: «Новорожден-
6 Как отмечает В. А. Лимерова, в лирике автора сформирован «образ целого поколения «шестиде-сятников» (т.е. родившихся в шестидесятые «отте-пельные» годы) - душевно бездомных пасынков времени, драматически переживающих свою чу-жесть современному миру» [19, 187].
7 Утрата целостности, фрагментарность, импресси-онистичность мироощущения, самовыражение в малых поэтических формах -одни из основных признаков современной коми поэзии. Обретение целостности лирическим(ой) героем (ней) через путь к своему истинному «Я» становится ключе-вым ценностным моментом.
ные слова заверну в чистую холстину. / Спрячу от глаз людских / и месяц из дома не выйду. / До того, как они встанут на ноги, конечно, еще далеко... / Кто знает, когда это будет... / От сглаза сберегу, / а потом уж какова доля у них, / сами пускай»8; «Бабушки наши - / В лес - в светлой одежде, / К воде - в темной. / Позора никогда не знали. / Дети наши - / К воде в светлой, / В лес - в темной. / Ни рыбы, ни ягод не достанется». Состояние благополучия и процветания в традиционных представлениях коми было напрямую связано с поддержанием тесного контакта с предками (культ предков), которые при соблюдении потомками определенных обычаев и правил становились их покровителями; разрыв связи с родом приводил к жизненным неудачам, утрате родовой силы [20, 16-17]. С миром (обителью) предков, расположенном на высокой горе, ассоциируется в древних воззрениях коми пространство рая [20, 21]; более того, предки являются «собирательным образом, хранителем некоего мифологического перво-порядка» [21, 96], а потому осознание разрыва с культурными традициями народа приводит к формированию апокалиптических мотивов: «Кого молить? / Бог - далеко. / Забыл Бог / о земле коми. / Гаснет ясное мое солнышко, / гаснет, гаснет» («Мне бы многого не нужно.»).
Общеизвестно, что для мифологического сознания все вокруг одушевлено, абстрактно-отвлеченные понятия принимают чувственную, овеществленную, опредмеченную форму; антропоморфизм, персонификация -устойчивые компоненты поэтики Н. Обрезковой: так, автор придает визуально воспринимаемую форму любви (сущность, обладающая способностью летать, трансформирующаяся в обликах в зависимости от возраста хо-зяина(йки) гостья), памяти (многокомнатная квартира), високосному году (неумело запряженная лошадь), северной зиме (беременная женщина в ожидании ребенка-весны), делая их, как и мифических существ из параллельного измерения, полноценными персонажами, полноправными обитателями своего жизненного пространства, наделенными характером и собственной судьбой: «Взять бы с
собой убранство отчего дома / да сюда перенести. /<...>/ Позвать в божий угол / богов домашних.».
Более того, сама героиня склонна принимать облики других природных форм жизни - птиц, животных, рыб, стихий: «Так и останусь, / Не обмытая и не погребенная - / В доме / пусть не будет плачущих. / Распахните крышу дома - / сама взлечу - / как бывало уж не раз - / белый конь». Образ коня связывается, как правило, с погребальным обрядом; согласно народным поверьям он является мистическим животным, способным ориентироваться в царстве мертвых, а потому на него возлагали функцию проводника умершего в загробном мире [22, 35; 23, 214]. Подобные зооморфные трансформации в лирике поэтессы отсылают к народным представлениям о реинкарнирующей душе: «после смерти человека душа его перевоплощается (оборачивается) в какой-нибудь одушевленный или неодушевленный предмет. Смерть, с точки зрения зырянина, не что иное, как перемена душой своего образа (вида)» [24, 60]. Отсутствие страха перед смертью, осмысленное, взвешенное отношение к ней как к освобождению от земных тягот, свободная ориентация в потустороннем измерении - специфическая черта героя (героини) современной коми поэзии.
Перевоплощения героини, выявляющие рудименты анимистического мышления, становятся одним из ключевых средств художественной выразительности в лирике Н. Обрезковой: данный прием зачастую взаимосвязан с чувством любви и становится средством воплощения традиционной гендерной модели отношений между мужчиной и женщиной, архетипически обусловленных черт женской и мужской ментальности: «Цвета твоих глаз / Я сошью себе платье, / Одену / И найди меня ты в небесах, / Либо на поверхности воды / Среди волн <.> / Может быть, / Усну средь васильков я <...>»; «Хочешь - / Лодкой для тебя я стану, - / Уплывем с тобой мы далеко-далеко. / Хочешь - / Ветром стану, - / Только ты успей меня поймать. /
8 Здесь и далее, за исключением отдельных, отме-ченных нами случаев перевод подстрочный, наш. - М. А.
Хочешь - / Звездочкой я стану, - / Ты достань меня». Героиня инициирует процесс игры с возлюбленным; герой, в свою очередь, согласно своей природе должен проявить действующее, инициативное, предприимчивое начало - познать, разгадать, найти, расположить, завоевать сердце любимой. Данный ар-хетипический принцип распределения ролей «инь/ян» воплощен в общеизвестной фабуле народной сказки, в которой герой отправляется в отдаленные края, справляется с испытаниями и находит любовь, невесту, жену.
Надежда Павлова (1966 г. р.), обратившись к творчеству в 1990-е гг., заявила о себе сравнительно недавно, в середине 2000-х гг. [25-27]. С одной стороны, она продолжает развивать жизнеутверждающие мотивы поэзии 1960-1980-х гг.: придавая особое значение своему рождению под покровительством планеты Венеры, поэтесса ощущает необходимость выражать через творчество чувство всеобъемлющей любви к жизни и людям в целом; эмоционально насыщенное, напряженное, нагнетаемое чувство, органично выраженное в зачастую используемых образах красных, огненных оттенков, обладает в ее стихах функцией вдохновения - поэзия устремлена на диалог с читателем: «Тебе, не-знакомец(ка), тебе, кого ощущаю как родного, / Горячий привет шлю через века: «Доброго утра!»». С другой стороны, ее стихи вливаются в русло поэзии, зародившейся в 1990-е гг., выражая классические - исполненные противоречиями - переживания личности постсоветской, порубежной эпохи: потребность в обновлении и состояние растерянности, нерешимости, дезориентированности9, напряженный процесс осмысления собственной судьбы и рефлексии над смыслом жизни на Земле в целом, потребность очистить, освободить душу, сохранить ее неповрежденной вопреки жизненным испытаниям. Переплетение двух тенденций формирует образ героини, которая отчаянно борется с душевным дискомфортом, находится в процессе преодоления в себе человека «без основ», сохраняет веру в будущее культуры родного народа
(образ-оксюморон «сладкого горя», «сладкой тоски» - «юмов шог»): «Духом не падем, есть пока еще корни, / Завяжемся и дадим свежие плоды» («Одного сына родила, одного и вырастила»); «Встряхни пыль с себя, погасшая душа, встрепенись и / Выпрямись, развернись в прохладе поднебесья» («Слышишь-ли?»); «Умирать - так счастливой.». Мифопоэти-ческую основу в стихах поэтессы получают три лирических переживания - тоска по небу, потребность в покаянии, выражение дуалистической природы человека.
Для многих коми поэтесс характерно выражение тоски по небу, принимающее при этом различные смысловые коннотации: так, для героини Алены Ельцовой небо - средоточие вечной молодости, стабильности и равновесия в противовес преходящей, быстротечной жизни на земле; для героини Анжелики Елфимовой желание «полетать» выражает потребность освободиться от правил и стереотипов окружающего ее общества, ощутить свободу, вырваться из рамок общепринятого поведения; для героини Людмилы Втюри-ной небо - средоточие божественной силы, местообитание после физической смерти, которое необходимо заслужить добродетельной жизнью на земле. Практически каждая коми поэтесса выражает метания между миром небесным (божественным) и полным страданий, но манящим своей неповторимой красотой - земным; метафора «между небом и землей» - ключевая при выражении духовных и морально-нравственных терзаний лирической героини. Тоска по небу в стихотворении Н. Павловой «Заблудившаяся меж двух деревьев в саду домашнем.» становится непреднамеренной аллюзией к сюжету народной сказки мифологического характера «Пера и Зарань» («Зарань»): «Сплести радугу от земли до небес, / Подобно Божьему Сыну наверх вознестись. / Только очень крепко держит земля отцов-матерей».10 Сказка повествует о дочери бога Ена, которая благодатной, спокойной, размеренной, но скучной и однообразной жизни на небесах предпочла жизнь на земле - полной лишений, невзгод
9 В стихах Н. Павловой возникает образ перекрестка как аллюзия к образу развилки у камня в народной сказке.
10 В коми поэзии архаическое, языческое мироощу-щение, как правило, переплетено с христианским.
и страданий, но исполненной разнообразной природной красоты и многоообразия впечатлений. Несмотря на запрет отца, Зарань сбегает на землю по радуге и, создав семью с охотником-богатырем - хозяином местных владений, становится прародительницей коми народа. Метания лирической героини между мирами, тем самым, принимают в некотором роде мифопоэтическую основу, выражая тоску архи-героини по перво-до-му; они расширяют представления о перво-истоках человека, утверждают его родовую принадлежность обоим пространственным измерениям, в то время как герой поэзии предыдущего периода обретал опору в рамках общества и его ценностной системы, человек был «привязан» сугубо к земному - телесно ощущаемому, материально проявленному -миру, возможность существования за его пределами не осознавалась или отрицалась.
Обновление предполагает освобождение от застарелого: типичным в современных поэтических текстах становится состояние самобичевания и раскаяния: «В огне нового месяца / Сожгу черные дороги / <...> / Когда солнца луч / Сплетет душе платье, / Тогда новое рождение получу, / Подобно утренней заре». Очищение души от грехов подразумевает диалог с некой высшей силой, некой духовной субстанцией. Образ Бога (Христа) встречается в лирике поэтессы часто, обращение к нему связано, как правило, с мольбой о помощи нести крест своей судьбы (предназначения), желанием узнать о будущем, поделиться душевной болью и получить облегчение, однако собственно покаяние происходит не перед Богом, а перед собственной душой, ее истоками, воплощенными в образе дерева, рыдающего-кровоточащего черными слезами («лов вуж пу» - дерево души; дерево, корнями вплетенное в душу, дерево рода). Бог, как правило, несколько удален в сознании лирической героини (контакт с ним опосредован через молитву и церковь),
дерево же уподобляется самому близкому, практически кровному человеку, до него она имеет возможность дотронуться. Образ-архетип отсылает во времена коми язычников, которые поклонялись деревьям11: особенно почитаемой была береза, уничтоженная в процессе христианизации (XIV в.), подобно всем другим идолам, святителем Стефаном Пермским12. Дерево принимает покаяние лирической героини, называет себя ее ангелом-хранителем, покровителем13. Раскаяние за неверно прожитую жизнь неосознанно принимает форму покаяния перед архи-деревом, образ которого отложился в генетической памяти народа. Несмотря на приятие веры в христианского Бога, древняя - языческая - культура спустя века все так же осознается как более близкая, родная.
В отличие от поэтов предыдущего поколения, которые, с учетом воспитательной функции литературы, развивали, как правило, образ положительного лирического героя -активного, цельного, созидающего -, авторы нового поколения зачастую придают поэтическим текстам функцию исповеди: открыто говорят о всех своих слабостях и недостатках, высвобождая все то, что в течение длительного периода пряталось, замалчивалось, не выносилось на поверхность, осуждалось. Тем самым поэзия нового формата непреднамеренно расширяет представления о природе человека, утверждая ее дуалистическое начало: «Есть во мне пугающая неожиданность, / Когда, словно в котелке, кипит и зло, и добродетель». Мифопоэтическое обоснование данное положение принимает в стихотворении «На лодке-месяце по темным водам...»: «На лодке-месяце по темным водам / По волнам жизни гребла против течения. / Глазами кошки вода раскрывается, / Уханьем филина волна мается. / Ввысь грести стала, в небо, / Слышу, ревет злобно черный бык. / Освободилась от цепей - все вокруг раскололось на две части, / Был каравай души, остался ломоть. / Сто лет
11 В представлениях древних коми душа человека после смерти вселялась в дерево («ольха» на коми яз. звучит как «ловпу» - буквально «дерево ду-ши»).
12 «Согласно к.-з. народным преданиям, располо-женное на холме близ устья Выми крупнейшее языческое капище Перми вычегодской находилось рядом с огромной «прокудливой» березой. Святи-тель Стефан Пермский разорил это капище, а за-тем в течение трех дней и ночей рубил топором священную березу. При этом береза издавала сто-ны, а из ее надрубов сочилась кровь» [28: 221].
13 Во всех сказках и преданиях березе отводится роль помощницы, она олицетворяет «светлое» начало, обладает продуцирующей, жизнетворя-щей, целебной силой [28, 221-222].
вымаливала их у скупой жизни (времени), / Подняла одну половину из болота-ада. / Взбиралась-карабкалась за другой половиной в светлый рай, / И вновь на землю с собой принесла / Грех и святость веселым маем». В стихотворении-метафоре запечатлен процесс «космогенеза» судьбы, жизненного пути лирической героини. Для обретения душевной целостности оказалось необходимым соприкосновение и с темным, и светлым началом, что отсылает к периоду миротворения, в процессе которого согласно космогоническим мифам коми при участии двух противоположных сил - демиургов Ена (Бога) и Омоля (Дьявола) - был заложен ключевой принцип мироздания - принцип дуализма. В основе стихотворения-метафоры - утверждение ар-хетипически обусловленной дуалистической природы человека, диалектического взаимодействия двух противоположных начал, без которого было бы невозможно развитие человека, подразумевающего процесс непрерывной духовной борьбы.
Елена Афанасьева (1967 г. р.) получает известность в 2000-е гг. как одна из самых женственных, загадочных и чутких к формам прекрасного поэтесс в коми литературе [29-33]; в каждой строке автора - трансляция эмоции веры, надежды, любви, состояния равновесия и гармонии. Лирика поэтессы выражает процесс самопознания личности, которая находится в непрерывном поиске идеального, в процессе насыщения красотой окружающего мира; в ее стихах отражен процесс «собирания» своего истинного «Я» по фрагментам через обнаружение их в той или иной «ипостаси» окружающего пространства: «Читаешь Рильке? / Не заплутай. / В своей / бездонной реке души / ищи / блистающие камни»; «Знаешь ли ты, / куда течет эта Река? / Которую суждено мне / хранить и лелеять / в своей душе. / И вглядываться в ее воды, / словно в собственную душу. / Ведь наверняка / я приходила к ней / что-то узнать про себя» (пер. Г. Бутыревой); «Над деревом, расщепленном молнией - / вечернее солнце. / И мне надо пройти / сквозь солнце, / чтобы узнать свой путь» (пер. Г. Бутыревой); «Моя жизнь - / Поиск своей Реки» («Путь»). Подобно лирике Н. Обрезковой творчество Е. Афанасьевой
выразительно передает процесс трансформации коми поэзии в ее переходе от линейного, построфного изложения-развертывания мысли (идеи) к верлибру-миниатюре, стиху-метафоре, образу-символу: «Слово - / радуга, / от души - / душе / дарит / силу». Особое обаяние, утонченность, беззащитность ее лирической героини находят выражение в использовании максимально невесомых, хрупких - «микроскопических» - поэтических образов-деталей (стрекоза, парящий в воздухе листочек, паутинка, стебелек травы, размером с игольное ушко сердце бабочки); образы отличает предельная красочность, осязаемость, выпуклость, рельефность в силу их пластичности, а также активного обращения к средствам звуко- и цвето-передачи: так, среди ключевых белого, голубого (синего), зеленого и золотого (красного) колоссальный «взрыв» различных оттенков цвета создают широко используемые образы радуги, бабочки, цветов.
Через особую любовь к миру сказки, ее эстетике Е. Афанасьева привнесла в коми поэзию специфическую атмосферу красочности, изысканности, живописности. Автор проецирует законы волшебного мира на реальную действительность, формируя сугубо метафорическое лирическое пространство, насыщенное мифологемами, сюжетными элементами народных сказок: «Моя душа ищет тропинки / Ни дороги, ни стрелы.». Так, во время молитвы с бабушкой-староверкой в «красном» углу героиня, кланяясь, выражает почтение и красному зимнему солнцу («В потоке времени»), в поисках «утерянного» сердца обращается за подсказкой к деревьям («Повсюду искала свое утерянное сердце.»), перевоплощаясь в чайку, летит проведать ушедших на охоту братьев («Братья в Сэдзим отправились охотиться.»); столь актуальный в поэзии порубежья поиск душевной целостности (или своего истинного «Я») принимает в лирике поэтессы форму поиска особого сакрального цветка, растущего в глубоком и темному лесу («Свой цветок»): цветок ассоциируется у автора с оберегом, заменяя для героини нательный крест.
Поэтика автора исключительно оригинальна: она создает особый художественный
мир, в котором действуют не физического порядка законы и закономерности. Мифопо-этическим в лирике поэтессы можно назвать хронотоп, который основан на особой подвижности, пластичности образов. Если в лирике Н. Обрезковой образные метаморфозы, как правило, касаются перевоплощений самой лирической героини, то в поэтическом мире Е. Афанасьевой бесконечно видоизменяется, «реинкарнирует» весь окружающий мир: абстрактное не только обретает конкретную, визуально воспринимаемую форму, но и обладает свойством «перетекать» в другую: «Когда-то давно и я тоже была деревом . / Золотые листья и поныне сбрасывает оно в моих снах - / ночное небо солнечным я знала» («Перекресток»). В этом мире пересекаются земля и небо (деревья обладают способностью летать, ангелы посещают землю), жизнь воспринимается как сон, а сон - как реальность («Солнечный дождь. Бабочка»), птица непринужденно пролетает сквозь сердце лирической героини («Путь»), и сквозь нее же к небу прорастатет дерево («Знаешь ли ты.»).
Подвижность, текучесть образов формируется из ассоциаций, которые зачастую парадоксальны, т. к. основаны не на выявлении аналогичных свойств и качеств. Так, птица в ст. «Видела трех птиц.» перевоплощается в реку; подруга детства, покидая земную жизнь, обращается в бабочку («Бабочки»), а бабушка - в цветок («Клевер»); журавлями над деревней пролетают предки лирической героини («Все вместе стояли на горе Катша»); души забытых, утраченных народом слов переселяются в камень («Забытым народом словам.»), а подобранный на дороге листочек оказывается сердцем какой-то птицы («Подняла из-под ног красный листочек.»): «Что потеряла я в утренних туманах. / Может быть, себя - / может быть, душу, канувшую в ночь. / Да нет же - / вот она - / свернулась солнечной капелькой / на краю замшелого жёлоба» (пер. Г. Бутыревой). Художественное пространство Е. Афанасьевой наглядно воссоздает специфику инкорпорированного мышления, в котором каждый предмет обладает способностью трансформироваться в абсолютно любой другой, в котором «все решительно и целиком присутствует или,
по крайней мере, может присутствовать во всем» [2, 261].
Таким образом, мифопоэтическая тенденция в современной коми поэзии получает реализацию на разных уровнях поэтического текста, выявляя себя как в архетипической основе отдельного лирического переживания или средства художественной выразительности, так и в собственно мифотворческом принципе творчества. Можно говорить о подсознательном, интуитивном мифопоэтизме в лирике Н. Обрезковой, заключенном не столько в художественной переработке традиционных мифо-фольклорных образов, сюжетов, мотивов, сколько в том, что ее поэзия тяготеет к воспроизводению, утверждению, «консервации» пласта древних представлений родного народа об окружающем мире, сохранению их от забвения в урбанизированном и поликультурном пространстве современности. Особой, большей частью неосознанной «реабилитации» национальных архетипов подвержены и ключевые лирические переживания постсоветского человека в лирике Н. Павловой. Художественное сознание Е. Афанасьевой носит мифотворческий характер: она создает эстетично оформленное ментальное пространство, собственный микрокосм, в котором действуют нефизические - сказочные - законы и закономерности. Поэзия 1990-х гг. и далее 2000-х гг. расширяет границы постигаемого человеком жизненного пространства: современность осмысливается поэтами сквозь призму древних, традиционных представлений о мире, а физически осязаемый (земной) мир -через контакт, взаимосвязь с параллельно-потусторонним (интуитивные откровения лирического героя, постижение природы снов, физической смерти и др.). «Расширение» художественного пространства происходит и на формальном уровне: пространные, развернутые размышления поэтов предыдущего поколения сменяет стихотворение-метафора, образ-символ, подразумевающий подтекст, широкое ассоциативное семантическое поле. Выход за границы телесно-чувственно постигаемого обусловлено обращением авторов к самоидентификации через вопросы онтологического, бытийного характера, не объяснимых рациональным, эмпирическим путем.
Литература
1. Мелетинский, Е. М. Поэтика мифа [Текст] / Е. М. Мелетинский. - М. : Наука, 1976. - 407 с.
2. Лосев, А. Ф. Знак. Символ. Миф [Текст] / А. Ф. Лосев. - М. : Изд-во МГУ, 1982. - 479 с.
3. Элиаде, М. Аспекты мифа [Текст] / М. Элиаде. - М.: Инвест-ППП, 1995. - 238 с.
4. Касимов, Р. Н. Специфика формирования и бытования мифологического сознания: от традиционной культуры к современности [Текст] / Р. Н. Касимов // ИДНАКАР. - 2014. - № 5 (20). - С. 96-110.
5. Кузнецова, Т. Л. Творчество К. Жакова и коми проза конца XX - начала XXI в.: постижение времени периода порубежья [Текст] / Т. Л. Кузнецова // Филологические исследования на рубеже XX-XXI веков: традиции, новации, итоги, перспективы: сборник статей по итогам Всерос. науч. конф. - Сыктывкар : Изд-во ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН, 2012. - С. 258-263.
6. Горинова, Н. В. Традиции В. Чисталева и К. Жакова в драме О. Уляшева «Енколаяс йылысь поэма» (Поэма о молельнях, 1991) [Текст] / Н. В. Горинова // Финно-угроведение. - 2011. - № 1. - С. 12-23.
7. Горинова, Н. В. Элементы трагедии в пьесе-сказке Г. Юшкова «Ен ныв» (Дочь Бога) [Текст] / Н. В. Горинова // Вестник угроведения. - 2013. - № 4 (15). - С. 18-23.
8. Кузнецова, Т. Л. Развитие коми литературы [Текст] / Т. Л. Кузнецова // История Коми с древнейших времен до конца XX века. - Сыктывкар : Коми кн. изд-во, 2004. - Т. 2. - С. 595-599.
9. Демин, В. Н. История и типология жанров коми поэзии [Текст] / В. Н. Демин. - Екатеринбург : УрО РАН, 1997. - 314 с.
10. Малева, А. В. Современная женская коми лирика: мотив двоемирия [Текст] / А. В. Малева // Финно-угорский мир. - 2012. - № 1-2. - С. 19-23.
11. Малева, А. В. Феномен иррационального в лирике коми поэтесс [Текст] / А. В. Малева // Художественный опыт литератур финно-угорских народов: общее и особенное. - Сыктывкар: Институт языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН, 2014. - С. 163-168.
12. Горинова, Н. В. Поэтика пьесы Н. Обрезковой «Духовна» [Текст] / Н. В. Горинова // Ежегодник финно-угорских исследований. - 2016. - № 2. - С. 79-91.
13. Кузнецова, Т. Л. Малые формы коми прозы конца XX - начала XXI в.: особенности художественного развития [Текст] / Т. Л. Кузнецова. - Сыктывкар : Изд-во Коми НЦ УрО РАН, 2014. - 40 с.
14. Обрезкова, Н. Корко ставыс лоо бур (Когда-нибудь все будет хорошо) [Текст] / Н. Обрезкова. -Сыктывкар : Коми кн. изд-во, 2001. - 32 с.
15. Обрезкова, Н. Ойдомин (Половодье) [Текст] / Н. Обрезкова. - Сыктывкар : Коми кн. изд-во, 2003. - 112 с.
16. Обрезкова, Н. Дзирыд дой (Мерцающая боль) [Текст] / Н. Обрезкова. - Сыктывкар : Изд-во Кола, 2007. - 80 с.
17. Обрезкова, Н. Нинпу (Липа) [Текст] / Н. Обрезкова. - Таллин : Kirjastuskeskus, 2007. - 71 с.
18. Обрезкова, Н. Вуджод мено, пыжаной (Перевези меня, лодочка.). Кассетный сборник из 4-х книг [Текст] / Н. Обрезкова. - Сыктывкар : [б. и.], 2010
19. Лимерова, В. А. «Дзирыд дой» (Мерцающая боль): новая книга Нины Обрезковой / В. А. Лиме-рова // Арт. - 2008. - № 4. - С. 187-189.
20. Лимеров, П. Ф. Мифология загробного мира [Текст] / П. Ф. Лимеров. - Сыктывкар : Изд-во Коми НЦ УрО РАН, 1998. - 125 с.
21. Важ йоз (Предки) [Текст] / Науч. ред. В. В. Напольских // Мифология Коми. - М. : Изд-во ДИК, 1999. - 480 с.
22. Баешко, Л. С. Конь и лошадь [Текст] / Л. С. Баешко, А. Н. Гордиенко, А. Н. Гордиенко // Энциклопедия символов. - М. : Изд-во Эксмо, 2007. - 302 с.
23. Киндря, Н. А. Животные и символика злой силы в древнем мышлении [Текст] / Н. А. Киндря // Социальная политика и социология. - 2010. - № 4 (58). - С. 210-215.
24. Сорокин, П. Пережитки анимизма у зырян [Текст] / П. Сорокин // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. - 1910. - № 20. - С. 49-62.
25. Павлова, Н. Шоцща асыв! (Солнечного утра!) [Текст] / Н. Павлова. - Сыктывкар : Коми кн. изд-во, 2006. - 48 с.
26. Павлова, Н. Муслун вабергач (Водоворот любви) [Текст] / Н. Павлова. - Сыктывкар : Изд-во Союза писателей РК, 2010. - 31 с.
27. Павлова, Н. Кор алой бион ойдас лежног (Когда зацветет шиповник) [Текст] / Н. Павлова. - Сыктывкар : [б. и.], 2011. - 176 с.
28. Кыдз (Береза) [Текст] / Науч. ред. В. В. Напольских // Мифология Коми. - М. : Изд-во ДИК, 1999. - 480 с.
29. Афанасьева, Е. Лэбачсо ки помысь вердi (Птицу кормила с ладони) [Текст] / Е. Афанасьева. -Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 2001. - 40 с.
30. Афанасьева, Е. Енколао ыбос (Настежь горизонт) [Текст] / Е. Афанасьева. - Сыктывкар : Изд-во Эском, 2008. - 90 с.
31. Афанасьева, Е. Каленик-лэбач (Птица-каленик) [Текст] / Е. Афанасьева. - Сыктывкар : Изд-во Союза писателей РК, 2010. -32 с.
32. Афанасьева, Е. Ву (Вашка) [Текст] / Е. Афанасьева. - Сыктывкар : Изд-во Кола, 2014. - 64 с.
33. Афанасьева, Е. Тола тан...вьшп тола (Ветрено здесь...слишком ветрено) [Текст] / Е. Афанасьева. - Сыктывкар: Изд-во Союза писателей РК, 2016. - 31 с.
References
1. Meletinskiy E. M. Pojetika mifa [The poetics of the myth]. Moscow: Nauka Publ., 1976, 407 p.
2. Losev A. F. Znak. Simvol. Mif [Sign. Symbol. Myth]. Moscow: MGU Publ., 1982, 479 p.
3. Eliade M. Aspekty mifa [Aspects of the myth]. Moscow: IFR-Invest Publ., 1995, 238 p.
4. Kasimov R. N. Specifika formirovanija i bytovanija mifologicheskogo soznanija: ot tradicionnoj kul 'tury ksovremennosti [Specificity of formation and existence of mythological consciousness: from the traditional to the modern culture]. IDNAKAR [IDNAKAR], 2014, no. 5(20), pp. 96-110.
5. Kuznetsova T. L. Tvorchestvo K. Zhakova i komi proza konca XX- nachala XXI v.: postizhenie vremeni periodaporubezh'ja [Creativity of K. Zhakov and Komi prose at the end of XX - beginning of XXI centuries: the attainment of the time in the turn period/ Filologicheskie issledovanija na rubezhe XX-XXI vekov: tradicii, novacii, itogi, perspektivy. Sbornik statejpo itogam Vseros. nauch. konf. [Philological researches at a turn of the XX-XXI centuries: traditions, innovations, results, prospects. The collection of articles following the results of the All-Russian scientific conference]. Syktyvkar, 2012, pp. 258-263 (In Russian).
6. Gorinova N. V. Tradicii V. Chistaleva i K. Zhakova v drame O. Uljasheva «Enkolajas jylys' pojema» (Pojema o molel'njah, 1991) [Traditions of V. Chistalev and K. Zhakov in drama of O. Ulyashev «Poem about the chapels», 1991)]. Finno-ugrovedenie [Finno-Ugric Studies], 2011, no 1, pp. 12-23.
7. Gorinova N. V. Jelementy tragedii v p'ese-skazke G. Jushkova «En nyv» (Doch' Boga) [Elements of tragedy in the play-tale of G. Yushkov «Daughter of God»]. Vestnik ugrovedenija [Bulletin of Ugric Studies], 2013, no. 4 (15), pp. 18-23.
8. Kuznecova T. L. Razvitiekomiliteratury [Development ofthe Komi literature]. IstorijaKomisdrevnejshih vremen do koncaXXveka [The history of Komi since the most ancient times until the end of the XX century]. Syktyvkar: Komi kn. izd-vo Publ., 2004, vol. 2, pp. 595-599.
9. Demin V. N. Istorija i tipologija zhanrov komipojezii [History and typology of the Komi poetry genres]. Ekaterinburg: UrO RAN Publ., 1997, 314 p.
10. Maleva A. V. Sovremennaja zhenskaja komi lirika: motiv dvoemirija [Modern Komi female lyrics: motive of two worlds]. Finno-ugorskij mir [Finno-Ugric world], 2012, no. 1-2. pp. 19-23.
11. Maleva A. V. Fenomen irracional'nogo v lirike komi pojetess [The phenomenon of the irrational in the Komi lyric poetry]. Hudozhestvennyj opyt literatur finno-ugorskih narodov: obshhee i osobennoe [Art experience of literatures of the Finno-Ugric people: the general and special]. Syktyvkar, 2014, pp. 163-168 (In Russian).
12. Gorinova N. V. Pojetikap'esyN. Obrezkovoj «Duhovna» [Poetics ofthe play of N. Obrezkova «Spiritual»]. Ezhegodnik finno-ugorskih issledovanij [Year-book of Finno-Ugric researches], 2016, no. 2, pp. 79-91.
13. Kuznetsova T. L. Malye formy komiprozy koncaXX- nachalaXXIv.: osobennosti hudozhestvennogo razvitija [Small forms of the Komi prose at the end of XX - beginning of XXI centuries: features of development]. Syktyvkar: Izd-vo Komi NC UrO RAN Publ., 2014, 40 p.
14. Obrezkova N. Korko stavys loo bur (Kogda-nibud' vse budet horosho) [Someday all will be well]. Syktyvkar: Komi kn. izd-vo Publ., 2001, 32 p.
15. Obrezkova N. Ojdomin (Polovod'e) [Flood]. Syktyvkar: Komi kn. izd-vo Publ., 2003, 112 p.
16. Obrezkova N. Dziryd doj (Mercajushhaja bol') [Shimmering pain]. Syktyvkar: OOO Izd-vo «Kola» Publ., 2007, 80 p.
17. Obrezkova N. Ninpu (Lipa) [Linden]. Tallin: Kiijastuskeskus Publ., 2007, 71 p.
18. Obrezkova N. Vudzhod meno, pyzhanoj (Perevezi menja, lodochka...) [Carry me, boat.]. Kassetnyj sbornik iz 4-h knig. Syktyvkar: [w/p]. 2010.
19. Limerova V. A. «Dziryd doj» (Mercajushhaja bol'): novaja kniga Niny Obrezkovoj [«Shimmering pain»: a new book of Nina Obrezkova]. Art [Art], 2008, no. 4, pp. 187-189.
20. Limerov P. F.Mifologijazagrobnogo mira [The mythology of the underworld]. Syktyvkar: Izd-vo Komi NC UrO RAN Publ., 1998, 125 p.
21. Vazh joz (Predki) [Ancestors]. Mifologija Komi [Mythology of Komi]. Ed. by V. V. Napolskikh. Moscow: Izd-vo DIK Publ., 1999, 480 p.
22. Baeshko L. S., Gordienko A. N., Gordienko A. N. Kon'i loshad' [The steed and the horse]. Jenciklopedija simvolov [Encyclopedia of symbols]. Moscow: Izd-vo «Jeksmo» Publ., 2007, 302 p.
23. Kindrya N. A. Zhivotnye i simvolika zloj sily v drevnem myshlenii [Animals and symbolism of evil forces in the ancient thinking]. Social'najapolitika i sociologija [Social policy and sociology], 2010, no. 4(58), pp.210-215.
24. Sorokin P. Perezhitki animizma u zyrjan [Remnants of animism in Zyryan's culture]. Izvestija Arhangel 'skogo obshhestva izuchenija Russkogo Severa [News of the Arkhangelsk society of studying of the Russian North], 1910, no. 20, pp. 49-62.
25. Pavlova N. Shondia asyv! (Solnechnogo utra!) [Sunny morning!]. Syktyvkar: Komi kn. izd-vo Publ., 2006, 48 p.
26. Pavlova NMuslun vabergach (Vodovorotljubvi) [Whirlpool of love]. Syktyvkar: Izd-vo Sojuza Pisatelej RK Publ., 2010, 31 p.
27. Pavlova N Kor aloj bion ojdas lezhnog (Kogda zacvetet shipovnik) [When the wild rose will bloom]. Syktyvkar: [w/p]. 2011, 176 p.
28. Kydz (Bereza) [Birch]. Mifologija Komi [Mythology of Komi]. Ed. by V. V. Napolskikh. Moscow: Izd-vo DIK Publ., 1999, 480 p.
29. Afanasyeva E. Ljebachso ki pomys' verdi (Pticu kormila s ladoni) [I fed birds on my palm] Syktyvkar: Komi kn. izd-vo Publ., 2001, 40 p.
30. Afanasyeva E Enkolao ybos (Nastezh' gorizont) [Wide horizon]. Syktyvkar: Izd-vo «Eskem» Publ., 2008, 90 p.
31. Afanasyeva E Kalenik-ljebach (Ptica-kalenik) [Bird-Kalenik]. Syktyvkar: Izd-vo Sojuza Pisatelej RK Publ., 2010, 32 p.
32. Afanasyeva E Vu (Vashka) [Vashka river]. Syktyvkar: OOO «Izd-vo «Kola» Publ., 2014, 64 p.
33. Afanasyeva E Tola tan.vyvti tola (Vetreno zdes'.slishkom vetreno [Here is windy ... too windy]. Syktyvkar: Izd-vo Sojuza Pisatelej RK Publ., 2016, 31 p.
