ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2013. № 4
Т.А. Михайлова
О ЛОГИКЕ СЕМАНТИЧЕСКОЙ ДЕРИВАЦИИ В ВОЗНИКНОВЕНИИ И ЭВОЛЮЦИИ ТЕРМИНОВ СВОЙСТВА: др. ирл. aithech tige vs. др.англ. husbonda1
Основная проблема, которой посвящена работа, касается теории «универсальных семантических переходов». Автор предлагает новую этимологию др. ирл. aithech -2, в сочетании aithech tige'My^ супруг'. Лексема сосуществует в др. ирл. с aithech-1 'крестьянин, плебей, мужик', и традиционно считается не имеющей ничего общего с aithech-2, которое возводится к и.-е. *pdti-s 'хозяин дома и семьи, муж'. Сопоставления со скандинавскими и древнеанглийскими обозначениями мужа как «хозяина дома» и «крестьянина дома» позволяет автору вывести общую семантическую деривационную модель: «муж как хозяин дома» ^ «муж (по отношению к жене)» и предположить, что и в древнеирландском имел место аналогичный семантический переход.
Ключевые слова: семантическая деривация, история ирландского языка, скандинавские заимствования, мотивация семантического перехода, семантические универсалии в языке.
The article deals with the problem of the эо-саИеё 'universal semantic shift'. The author proposes a new etymology of OI aithech-2 in the phrase aithech tige 'husband, master of a house'. The word coexists with the so-called aithech -1 with the meaning "peasant, vassal; churl", treated as a distinct form from aithech-1 and derived from IE *pdti-s 'master (of a house or family); husband'. The comparison with the Scandinavian husbondi 'master of the house, husband' and Old English hus-bunda 'housholder; a wedded man' as well as the Old English ceor! 'churl; husband' gives us an opportunity to model a semantic derivation: from "master of the house; wedded man" to "husband" and to derive the Irish aithech tige from aithech-1 'peasant'.
Key words: universal semantic shift, etymology, history of the Irish language, kinship-terminology, loanwords, semantic shift.
Обратиться к данной теме меня заставило удивительное сходство во внутренней семантике одного из древнеирландских обозначений мужа, супруга : ср. др.ирл. aithech tige, букв. «крестьянин дома» и др.англ. hus-bonda (совр. husband), «домо-крестьянин», то есть — практически то же самое. Английская лексема считается скандинавским заимствованием, что исключает возможность ее калькирования в
1 Исследование выполнено в рамках программы ОИФН «Динамика концептуальной парадигмы культуры», проект «Семантические изоглоссы Европейского культурного ареала».
ирландском: послуживший для меня отправной точкой исследования текст датируется примерно VIII в. Речь идет о фрагменте из саги «Недуг уладов»: богиню, вступившую в брак с простым человеком, король заставляет соревноваться в беге с лошадьми, несмотря на то, что она на сносях, угрожая в случае отказа убить ее мужа: Tancamar co ndigis-siu do fhùaslucud do aithig tige ro-hergabad lasin rig [Hull, 1968: 29] — «Мы пришли, чтобы ты пошла освободить твоего мужа (букв. «крестьянина/хозяина дома»), который захвачен королем».
Как можно предположить, скандинавизм husbonda 'хозяин дома' и др.ирл. aithech tige 'крестьянин дома', употребленные в значении 'муж, супруг', представляют собой реализацию одного из многочисленных универсальных семантических переходов, получивших сейчас широкое признание (см., например, работы [Зализняк, 2001; Зализняк, 2009; Zalizniak et al., 2012]). Более того, на интуитивном уровне существование ограниченного числа семантических переходов (которые я все же назвала бы не универсальными, а фреквен-тальными) всегда ощущается и ощущалось лингвистами, занимающимися этимологией и реконструкцией. Показательным примером в данном случае может служить вышедшая недавно монография В. Блажека, посвященная анализу и.-е. обозначений кузнеца [Blazek, 2010]. Как отмечает автор, «термин кузнец не принадлежит к протоиндоевропейскому языку и вследствие этого божественный кузнец был введен в пантеон индоевропейских богов позднее» (р. 1). Не реконструируется обозначение кузнеца и на и.-е. уровне: в каждой группе языков возникают собственные перифрастические лексемы. В. Блажек анализирует диахроническую семантику 50 генетически не связанных лексем, обозначающих кузнеца в и.е. языках и в результате суммируя свои наблюдения, выделяет всего лишь восемь групп-семантем: «умелец, мастер», «тот, кто ударяет», «хозяин огня» и проч. Интересно, что в своем анализе автор, как я понимаю, не знакомый с теорией универсальных семантических переходов, интуитивно приходит к подтверждению их реального существования и, более того, демонстрирует возможность применения данной методики для глубокой языковой реконструкции.
Сходным феноменом индоевропейской семантической реконструкции является и отсутствие восстанавливаемых на и.-е. уровне таких важных понятий как «муж», «жена» и собственно — «брак». Это отмечал еще Э. Бенвенист, ссылаясь на Аристотеля, писавшего, что «союз мужчины и женщины не имеет названия» (цит. по [Бенвенист, 1995: 164]). Но провести полную аналогию между не-реконструируемыми понятиями «муж» и «кузнец» мы не можем. Как можно предположить, Аристотель обращался к данным языковой, социальной и культурной синхронии, демонстрирующей буквально на уровне каждого среза сложность детерминации «союза мужчины
и женщины» (брак при полигамии и брак при моногамии, временный, но узаконенный союз, брак церковный — брак гражданский и проч.). Обращение же к диахронии в данном случае должно было бы, как всегда, дать более обобщенные результаты и позволить реконструировать некое понятие, кодирующее тем или иным образом (постоянно или временно) узаконенный союз между мужчиной и женщиной, экстенсионал которого действительно мог постоянно меняться. Однако этого не происходит и, как пишет Бенвенист, «понятие 'брак' не имеет специального индоевропейского обозначения» [там же]. Аналогичным образом не реконструируются на и.е. уровне сами понятия «жены» и «мужа». «Для понятия муж индоевропейские языки не выделяют специального индоевропейского термина (point to no specific IE term)» — пишет О. Семереньи [Szemerenyi, 1977: 73], предполагая, что данного термина на архаическом уровне и не существовало, притом, что сам институт брака он, как и все остальные, считает достаточно ранним.
Проблематичной, однако, является идея О. Семереньи об отсутствии понятия «муж» на архаическом уровне. Отсутствие единой реконструируемой лексемы еще не означает, что ее не существовало на определенной стадии развития и.-е. диалектов. Скорее, само понятие в данном случае оказывается семантически сложным, отчасти — интимным и требующим перифрастических описаний, как правило, обильно представленных в любом языке. Так, на синхронном уровне в современном русском языке даже в рамках идиолекта одного носителя могут сосуществовать, распределяясь по стратам, несколько обозначений понятия муж: муж — как нейтральное (гендерное), супруг — как слово официальной речи, употребляемое в делопроизводстве и проч. и, например, хозяин — как псевдо-просторечное, употребляемое как своего рода эвфемизм, возможно, призванный усилить интимизацию речи (лексема употребляется только «в своем кругу, среди родных»). Более того, для обозначения того же денотата женщина может употреблять лексемы отец или дед, сдвигая фокус эмпатии на детей и внуков, а также — просто пользуясь конкретным именем собственным, конситуативно понятным собеседнику. Сказанное относится и к речи о третьем лице, и к вокативам. Ср. также многочисленные перифрастические употребления: мой, законный, мужик, благоверный и проч., употребляемые, как правило, лишь в речи Эго. Аналогичным образом могут употребляться и обозначения жена, супруга и хозяйка при перифрастических — благоверная, мать, старуха, баба, спутница, моя мадам и проч.
На уровне же диахронии мы можем найти примеры того, как подобные перифрастические описания переходят в нейтральное употребление, причем, как и в случае с «кузнецом», реализуя достаточно ограниченное число семантических моделей, реконструируемых на
генетически не тождественном материале и даже в неродственных языках: мужчина-человек, мужчина-самец (см. [Рыкин, 2009: 89]), мужчина-товарищ, законный друг, возлюбленный и проч. (см. также сопоставительный материал в [Трубачев, 2006]. Число их не так велико и выделение данных «семантем» я рассматриваю как дальнейшую задачу своего исследования, пока еще выходящую за рамки данной конкретной работы. Но уже сейчас ясно одно: понятие «муж» не может являться семантическим примитивом, и возникший относительно поздно денотат требовал экстенсионального воплощения на базе уже существующих в языке лексем с близкой семантикой. Аналогичным образом, например, термины родства (и свойства) в свою очередь часто выступают как вторичные по отношению к уже существующим в социуме и языке терминам, отражающим изначально поло-возрастную классификацию (см. об этом, например [Kullanda, 2002; Попов, 1981]).
С другой стороны, как отмечал еще Бенвенист, для архаической культуры понятия брака и, соответственно, обозначения жены и мужа не были зеркальны, и несомненно выдавали андроцентричный характер кодируемой языком картины мира: «... изучение словаря родственных отношений в индоевропейских языках показало, что положение мужчины и женщины, состоящих в браке, очень различалось» [Бенвенист, 1995: 164]. Как показывает он далее на примере латинской терминологии «брака», для мужчины официальным эквивалентом жениться было — uxorem ducere 'вести жену'2, тогда как для женщины — ire in matrimonium 'идти в материнство', т. е. не только положение мужчины осмыслялось как главенствующее («ведущий»), но и подчеркивалось, что вступление в брак для женщины в первую очередь означает — стать матерью. Тот факт, что реконструируемый и.-е. язык обнажает свою гендерную ориентацию, отмечали также Меллори и Адамс, указывая что наиболее четко реконструируемой и.-е. основой, обозначающей брак (*gemh-\ является брак с мужской точки зрения [Mallory & Adams, 1997: 369].
Для дальнейшего анализа обозначений мужа и их семантической мотивированности представляется удобным ввести понятия «муж по отношению к жене» (М-1) и «муж как женатый мужчина с точки зрения социума» (М-2). Безусловно различаемые в плане выражения, они, как показывают конкретные диахронические данные, демонстрируют относительную проницаемость полей, причем «стартовой
2 Интересно, что в других и.е. языках в брачной терминологии также употребляется глагол с аналогичной семантикой — *wed- 'вести' (примеры см. там же у Бенвениста), то есть осуществляется тот же семантический переход вести ^ брать замуж. Ср. также показательная в данном контексте семантика русск. брать ^ брак.
семантикой» в данном случае, как правило, оказывается скорее второе понятие. Ср. обозначения мужа в современных романских языках: почти все они восходят к лат. maritus 'женатый (мужчина)' (франц. mari, исп. marido, итал. marito), т. е. реализуют переход М-2 ^ М-1. Причем, если говорить о семантике изначальной, то следует отметить, что само лат. marito 'сочетаю браком', во-первых, восходит к и.е. *merí 'девушка' (при *merio- 'юноша' [Pokorny, 1959: 739], ср. лит. marti 'девушка' при валл. merch 'то же') и таким образом означает 'вручаю девушку-жену' (ср. русск. жен-ить), а во-вторых, дало также женскую форму marita 'жена, супруга', в текстах встречающуюся реже4 и романскими языками вообще не востребованную.
На фоне сказанного естественно предположить, что на уровне архаическом должна быть в первую очередь реконструирована лексема со значением М-2, т. е. — обозначающая мужа с точки зрения социальной, женатого человека, хозяина дома и главы семьи. В данном случае как базовая для раннего обще-индоевропейского периода может быть названа реконструируемая Меллори и Адамсом лексема *pöti-s [Mallory and Adams, 2006: 207], ср. лит. pats приpati 'жена', скр.pati- 'муж, супруг' ~patni- 'жена, супруга', др.гр. nôriç 'супруг' (см. [Pokorny, 1959: 842]), откуда также, в частности и русск. гос-под-ин — букв. «хозяин дома, кто оказывает прием гостям» (см. [Черных, 1994: 209]). Ср. также лат. hospes, -pitis 'хозяин дома' < *hosti-potis [Фасмер, 1996-1: 446]. В качестве реконструируемой семантики лексемы предполагается — *pot- 'мочь, обладать силой', ср. латинские продолжения и.-е. основы — possum, potui 'могу', potens 'могущественный, способный' и проч. Согласно предположению А. Эрну и А. Мейе, на и.-е. уровне образование *pöti-s «обозначало в более широком смысле главу какой бы то ни было группы /.../. В латинском значение 'хозяин дома; супруг' у лексемы не сохранилось, так как было вытеснено образованием — dominus» [Ernout, Meillet, 1939: 799], которое в свою очередь восходит к лексеме domus 'дом, жилище' в расширенном значении — «хозяйство, семья» (см. [Mallory and Adams, 2006: 206]). Именно в этом значении в качестве «стартового» от dominus был образован женский вариант — domina 'хозяйка дома, жена, госпожа' (откуда франц. dame 'госпожа: замужняя женщина'). Однако семантический переход М-2 ^ М-1 (как и Ж-2 ^ Ж-1) в
3 Понятие «стартовой семантики» в отличие от семантики условно изначальной или реконструируемой представляется в данном случае уместным и даже необходимым; под ним я подразумеваю достаточно прозрачную семантику надежно фиксируемой в памятниках лексемы (в отличие от размытой семантики лексемы реконструируемой).
4 По данным греко-латинской базы Musaios в текстах 1418-ти авторов лексема maritos дала 36 вхождений, а marita — лишь 3, при uxor — 79; формы косвенных падежей расширили бы картину, но вряд ли изменили бы ее пропорции.
данном случае не фиксируется (уточнение значений лат. dominus см. также [Glare, 1968: 571]).
Аналогичное (в нашей терминологии — подчиняющееся закону универсальных семантических переходов) развитие «хозяин/хозяйка (дома)» ^ «муж, жена» для германских языков отмечает и К.Бак, в первую очередь — для шв. hustru 'жена' (букв. «дома-женщина» [Buck, 1949: 96], ср. совр. ирл. fear/bean ti 'хозяин/хозяйка дома' (букв. «мужчина/женщина дома»). Однако приведенные выше и.-е. лексемы, восходящие к реконструируемой основе *poti-, реализуются, как правило, самостоятельно и не нуждаются в поддержке определением с семантикой 'дом, жилище'. И.-е. *potis в значении М-2 теоретически могло означать и 'глава семьи, группы', не обязательно привязанной к определенному локусу. Более того, нет уверенности и в том, что этой же лексемой мог обозначаться владелец жилища (и земли), не состоящий в браке или — вдовый. На самом деле — это вопрос достаточно тонкий и, насколько можно судить по работам тех же Меллори и Адамса, понятия «глава семьи, муж» и «хозяин дома» во многом были синонимичны. Ср. и.-е. основу *keiu-os, кодирующую «скорее социальную организацию, чем строение как таковое» [Mallory & Adams, 2006: 221] и ее разнообразные продолжения в языках-потомках.
Обозначение мужа как «хозяина (жителя? крестьянина?) дома» представляет собой скандинавскую инновацию и на общегерманском уровне не восстанавливается. Само опорное слово *(ga)buandi [Vries, 1962: 49] представляет собой part. pres. от глагола *bow(w)anan 'жить, проживать, населять' (см. [Orel, 2003: 52]) и, таким образом, буквально должно было бы означать «живущий, житель». Предположительно на общескандинавском уровне лексема подверглась семантическому преобразованию и получила широкое значение «крестьянин, владелец земли, хозяин земли и дома; хозяин». Интересно, что близкий семантический переход эта же глагольная основа претерпела и в немецком, ср. др. в. нем. gibüro > совр. нем. Bauer крестьянин ' [Kluge, 1957: 57]5. По данным Клисби-Вигфуссона, в др. исл. bondi само по себе, кроме значения «свободный владелец земли, крестьянин, земледелец, хозяин дома и скота; бонд», имеет также семантику — «муж», однако это значение авторы выделяют в качестве второго, при первом — «хозяин дома» (см. [Cleasby, 1957: 74]). Ср., например, сочетание:
... einn bondi ok hüsfreyja — «один бонд со своей хозяйкой»6.
5 Семантика др.англ. аналогичного образования bйgend 'житель, обитатель' не включала в себя ни «хозяина дома», ни «крестьянина» (см. [Bosworth-TЫler, 1976: 133]).
6 Перевод (неопубл.) Е.А. Гуревич «Пряди о Вёлси», откуда взят предоставленный мне ею любезно пример.
В контексте, предполагающем реализацию именно значения М-1, в древнеисландском, как и в других скандинавских языках, употребляются другие лексемы, в первую очередь продолжения общегерманского *mannz 'человек, мужчина'. Ср. характерный пример из саги «О людях из Лососьей долины»:
М m^lti Bolli: "Muntu segja mér |aö moöir aö mér er forvitni á aö vita? Hverjum hefir |й manni mest unnt?"(Laxd^la saga7) — «Тут Бол-ли сказал: — Не скажешь ли ты мне, мать, то, что я бы очень хотел знать, — кого из твоих мужей ты любила более всего?»8.
Я не имею в данном случае ни достаточных знаний, ни возможности детально «отследить» семантические нюансы и диахроническое развитие др. сканд. hüsböndi в более поздних формах скандинавских языков. Но совершенно очевидно, что значения М-1 («муж по отношению к жене») эта лексема так и не приобрела. Более того, в ряде языков-потомков ею была утрачена даже семантика М-2. В шведском husbonde употребляется только как парное при hustru 'хозяйка дома, жена', имеющем гораздо более широкую семантику и распространение9 (см. [Hellquist, 1970: 373]). Аналогичным образом и нем. Hausherr — букв. «дома господин» — имеет не столько семантику М-2 («женатый человек, хозяин дома»), сколько обозначает главу семьи в целом. Впрочем, между последними понятиями семантическое различие представляется очень тонким.
Видимо, в чем-то аналогичное нем. Hausherr значение приобрело и др.англ. образование — hüs-bunda, о котором в словаре Босворт-Толлера говорится, что «этот композит является одним из древнейших в языке» [Bosworth-Toller, 1976: 133]. Тем не менее по каким-то
7 http://norse.ulver.com/src/isl
8 Перевод В.Г. Адмони и Т.И. Сильман.
9 Можно предположить, что в шведском языке закрепилось обозначение жены как hustru, обладающее не собственно семантикой «хозяйка (дома)», но скорее «женщина, занимающаяся хозяйством, домом», и поэтому оно не строго зеркально шв. husbonde. С чем-то аналогичным мы встречаемся и в русском употреблении хозяйка, не являющемся ни синонимом «госпожи», ни женским эквивалентом хозяина. Так, обозначение жены как «моя хозяйка» = «та, кто занимается моим хозяйством», тогда как муж как «мой хозяин» = «мой повелитель, господин». Так, например, в стихотворении Алексея Толстого из повести «Упырь», имитирующем старинную балладу, героиня называется «хозяйкой» и «злодейкой-женой», а убитый ее любовником муж — «стариком» (ср. др. англ. ceorl) — Хоть много цепей и замков у ворот /ворота хозяйка гостям отопрет /.../ Что ж, Марфа, веди нас, где спит твой старик? / Зачем ты так побледнела? Под замком кипит и клубится Дунай, / Ночь скроет кровавое дело... /.../Не сетуй, хозяйка, и будь веселей! / Сама ж ты впустила веселых гостей!». Интересно также, что в песне В.Высоцкого «Смотрины» жена богатого соседа называется «хозяйка», а жена нищего, бесхозного героя так и остается «женой». Ср.: Там, y соседей, пир горой, и гость солидный, налитой, / Ну a хозяйка — хвост трубой — идет к подвалам, / В замок врезаются ключи и вынимаются харчи /И c тягой ладится в печи, и c поддувалом... И — A y меня и в ясную погоду /Хмарь на душе, которая горит, /Хлебаю я колодезную воду, / Чиню гармошку, a жена корит...
причинам, которые мне представляются достаточно важными, но полностью не ясными, дальнейшего развития данной лексемы из семантики М-2 в М-1 также, как и в скандинавских языках, не произошло, но в данном случае древнеанглийский не довольствовался собственными автохтонными употреблениями (ceorl, gem^cca, man), но заимствовал скандинавскую лексему, видимо—достаточно понятную на уровне формообразующих элементов — hus-bonda (см. [Bosworth-Toller, 1976: 568]). Видимо, в значении 'хозяин дома' лексема была заимствована из др. сканд. еще в древнеанглийский период, однако затем постепенно претерпела семантическую трансформацию, став базовым (т. е. М-1, 2) обозначением «мужа» и вытеснив из данной семантической области другие лексемы. Вопрос о причинах заимствования достаточно сложен, но, не решаясь дать здесь какого бы то ни было однозначного объяснения, я все же не склонна считать данное заимствование заведомо «немотивированным» и вызванным лишь взаимопонятностью др. англ. и др. сканд. диалектов. В «Словаре английского языка» дается следующее предположительное объяснение: «Когда скандинавы осели в англосаксонской Англии, они стали брать англосаксонских женщин себе в жены; поэтому стало естественным обозначать их самих скандинавским понятием, при том, что англосаксонской жене оставалось исконное обозначение — wf»10. Ср. до некоторой степени аналогичный семантический сдвиг при заимствовании в русск. простореч. «моя мадам» в значении «жена», при том, что в языке-доноре лексема этого значения не имеет. Кроме того, потребность в новой лексеме, как я понимаю — не имеющей точного др. англ. эквивалента, возникла как следствие произошедших в обществе сдвигов и появлении самого института «хозяев дома», точнее — института, осознаваемого как маркированного на языковом уровне и требующего заполнения данной «семантической ниши». Либо, как отчасти предполагают Босворт и Толлер, как следствие введения христианского института брака и необходимости создания лексической базы, эквивалентной соответствующим латинским терминам (считается, что впервые было употреблено королем Эль-фриком в конце X в.). Расширение реестра понятий в ряде случаев легче восполняется заимствованием, чем семантической деривацией из собственного словаря. Поясним данную идею при помощи кельтской параллели.
На раннем этапе и в ирландском, и в валлийском понятия «сын», «мальчик» и «ребенок» обозначались одной лексемой (соотв. macc, map). Др. ирл. лексема ingen обозначала «девочку» и «дочь». Со временем в связи с дальнейшим развитием общества происходит изменение поло-возрастной стратификации, требующее заполнения
10 http://www.thefreedictionary.com/husband
возникающих семантических ниш. Так ingen в ср. ирл. сохраняет лишь значение, 'дочь', тогда как для девушки начинает использоваться слово cailin, имеющее, предположительно, в качестве исходного значение 'служанка' (обратный переход 'девушка' ^ 'служанка' является общеизвестным и универсальным). В валлийском семантическая дивергенция, разделяющая понятия «девочка» и «дочь», либо произошла раньше, либо засвидетельствованные средне-валлийские данные относятся к более позднему периоду, по крайней мере лексемы merch и geneth в средне-валлийских текстах не находятся в конкурирующей семантической позиции. Интересно, что уже в XV в. др. ирл. macc с широкой семантикой 'сын, мальчик, ребенок' также сужает свое значение до 'сын' и образовавшуюся семантическую нишу заполняет лексема buachail, образованная от др. ирл. bo caill букв. 'коровий пастух'. Иными словами, мы вновь можем зафиксировать нетипичный семантический сдвиг в рамках того же поля: слуга ^ мальчик. Валлийский язык, в котором также возникла необходимость обозначения понятия «мальчик» (при старом полисемантичном map) пошел по другому пути и образовал лексему bachgen 'мальчик' из bach 'маленький', реализовав другую возможность семантического перехода (ср. русск. мальчик). Более того, сужение значения ирландской лексемы macc до 'сын' образовало еще одну семантическую нишу, которая оказалась заполненной уже поздним норманнским заим-ствованием:page 'паж, слуга' >paiste 'ребенок'. Таким образом мы вновь видим «работающий» механизм семантической фреквенталии: слуга ^ ребенок, обусловленной нюансированием поло-возрастной стратификации социума и необходимостью обозначения нового понятия: ребенок среднего возраста, несовершеннолетний.
Возвращаясь к др. англ. hüsbonda и его судьбе, должна буду отметить, что отчасти (лишь отчасти!) аналогичные функции, как я понимаю, в более ранний период исполняло др.англ. ceorl, которое в качестве первого значения имело — 'свободный человек низшего класса; плебей, мужик', но второго — a man, husband [Bosworth-Toller, 1976: 151], Но насколько можно судить по приведенным контекстам, речь идет скорее о реализации семантики, названной нами М-1. Ср. характерный (и легко узнаваемый) пример: Вй h^fdest fif ceor-las — «Ибо было у тебя пять мужей» (Иоанн, 4, 18). Этимологически ceorl восходит к и.е. основе *ger(a)- 'созревать, расти; стареть' (см. [Pokorny, 1959: 391; Orel, 2003: 210], ср. также др.в.нем. karl 'муж' при совр. нем. kerl 'старик' [Kluge, 1957: 364]). В данном случае реализуются параллельно два семантических перехода: «взрослый мужчина, старик» ^ «крестьянин» и «взрослый мужчина» ^ «супруг». Иными словами, вновь мы встречаем лексему с необычайно широким экстенсионалом, включающим в себя потенциальные семантические реализации — «мужик, плебей, крестьянин — муж,
супруг, — хозяин — старик». По мере распространения в языке скандинавизма hüsböndi исконная лексема со стартовой семантикой «старик» ограничила сферу употребления, и совр. англ. churl имеет уже лишь значение 'мужик, плебей'. Так, подобно тому, как служанка может стать девушкой, так и муж может превратиться в мужика.
Нечто подобное происходит и с др. ирл. aithech. В саге «Недуг уладов» лексема aithech встречается трижды, причем в сочетании со словом «дом» — лишь один раз (в процитированном выше фрагменте). Кроме того, она встречается изолированно — в начале саги во фразе — Boi aithech somœ di Ultaib i mbennaib sliab et dlthrub — «Был крестьянин богатый из уладов на вершинах гор и на пустошах» и Gaibid dano claidbiu don atheuch — «Занесите же меч над крестьянином». В нашем переводе мы следуем за В. Халлом [Hull, 1968: 37], который в указанных случаях дает перевод лексемы как peasant, что во втором случае предстает контекстуально не обусловленным: речь идет об одном и том же эпизоде, в ходе которого женщине, заставляя ее соревноваться в беге с конями, король угрожает смертью мужа (aithech tige), а когда она просит отсрочки до разрешения от родов — приказывает занести меч... видимо, скорее — «над мужем». Однако переводчик здесь следует за сложившейся традицией считать лексемы aithech и aithech tige никак не связанными друг с другом ни семантически, ни этимологически. В свете всего, сказанного выше, данное традиционное мнение я предлагаю оспорить.
В «Этимологическом словаре древнеирландского языка» Ж. Ван-дриеса происхождение этих двух лексем с уверенностью разводится: «оно (aithech) не имеет ничего общего с брет. ozac'h 'отец семейства, муж', с которым его иногда связывают. Последнее является эквивалентом другого aithech в сочетании aithech tige 'хозяин дома, муж' и восходящего к *potiko-» [Vendryes, 1959: 55]. В том, что касается бриттских данных, то общего мнения здесь нет. Так, бретонская лексема, как и валл. udd 'господин' возводятся отдельными авторами к и.-е. *iuuanko- 'юный, молодой' (см. [Schrijver, 1995: 280; Льюис и Педерсен, 1954: 39]. В то же время Покорный возводит эту же лексему к и.-е. *audh- 'счастье, удача; порядок, довольство' [Pokorny, 1959: 76], при том, что Р. Турнейзеном в свое время было высказано предположение о том, что она может быть «поздним ирландским заимствованием» [Thurneysen, 1917: 71] из aithech.
В этой же работе Р. Турнейзен, ссылаясь на Ю. О'Карри (см. [O'Curry, 1861: 263]), предлагает соотносить обозначение до-гойдельских порабощенных ирландцами племен, называемых aithech tuatha (усл. «крестьянские племена») с названием одного из пиктских народов, известного по античным источникам III-IV вв. как Atta-cotti. Происхождение этнонима не ясно. Так, в книге П. Дунбавина 134
[Dunbavin, 1998] он квалифицируется как имеющий бриттское происхождение, тогда как, например, в «Оксфордской истории Римской Британии», предполагается, что Аттакоты пришли на Север Британии из Ирландии [Salway, 1993: 263]. В данном случае несомненным остается одно: в древнеирландский период лексема обозначала «мужицкие» племена, сосуществующие с гойделами и, как пишет Ю. О'Карри, «их название значило — платящие дань либо — находящиеся на плате (Rent-payers or Rent-paying Tribes)».
Лексема aithech, как принято считать, восходит к глаголу aith-fen 'платит', точнее — к глагольному имени aithe 'плата' [Vendryes, 1959: 54]. По мнению Вандриеса, таким образом, aithech — это тот, кто получает плату, тогда как по данным Словаря ирландского языка — это тот, кто платит дань [DIL, A-1: 256]. Семантика лексемы действительно довольно сложна: с одной стороны, так обозначаются свободные лица, находящиеся в подчинении у представителей знати (усл. — «крестьяне»), с другой — в сочетании aithech-tuatha 'крестьяно-племена' — подчиненные гойделам племена не-гойдельского происхождения (см., например, об этом подробнее [O'Rahilly, 1946]), т. е. не совсем ясно, был ли термин собственно этнонимом или своего рода «соционимом». Отмечу, что юридическим термином, обозначающим особую категорию лиц (каковых в ирландской юридической традиции было очень много), aithech не являлось (см., например, [Binchy, 1979]).
Более широкое значение aithech — «мужик, плебей», каковое в форме athach оно сохраняет вплоть до нашего времени (см. [Dinneen, 1927: 63]). Ср., например, строфа из известного стихотворения, приписываемого Кольману Мак Ленини (ум. 604):
Luin oc elaib ungi oc dlrnaib Дрозды — к лебедям, унции — к динариям,
crotha ban n-athech oc rodaib rignaib Обличья жен мужиков к прекрасным коро-[Thurneysen, 1932: 163] левам.
Но каковой бы ни была изначальная семантика лексемы, при образовании фразеологизма стартовой семантикой оказывается, скорее всего, «крестьянин» как наиболее нейтральная, т. е. практически синонимичная др. сканд. bondil
В том, что касается этимологии aithech в сочетании aithech tige, то в данном случае Вандриес (а вслед за ним и Меллори и Адамс) видит здесь прямое продолжение и.-е. лексемы *poti-s, не обращая внимания на то, что и.-е. долгое о может дать в гойдельском только долгое а, в то время как в aithech — анлаут краткий. На фоне приведенных выше германских данных не оставляет никаких сомнений то, что мы имеем дело с одной и той же лексемой с семантикой 'крестьянин, житель'.
Сочетание aithech tige в значении «муж, хозяин дома» в ирландском употреблялось редко и сосуществовало с обозначениями мужа как céile 'друг, товарищ, спутник; другой' и просто fer 'муж, мужчина'. В современном языке оно в данном значении исчезло полностью, уступив место обозначению мужа как fear céile, но оставив о себе память в сочетании fear an ti — «хозяин дома, глава семьи» (букв. «муж дома»). Др. англ. hüsbönda повезло гораздо больше, но я не берусь сказать — почему. Моя задача состояла в описании законов семантической деривации, иногда — удивительных в своей универсальности, и в демонстрации того, как они, подобно «строгим» законам фонетических соответствий, могут служить для уточнения происхождения и развития значения лексемы.
Список литературы
Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов / Пер. с франц. М., 1995.
Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч.Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокуль-туры. Тбилиси, 1984 Зализняк Анна А. О понятии семантического перехода // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии: Труды Международной конференции Диалог'2009. Бекасово, 27-31 мая 2009. М., 2009. Зализняк Анна А. Семантическая деривация в синхронии и диахронии: проект создания «Каталога семантических переходов» // Вопросы языкознания. 2001. № 2.
Льюис Г., Педерсен Х. Краткая сравнительная грамматика кельтских языков /
Пер. с англ. М., 1954. Попов В.А. Половозрастная стратификация и возрастные классы древ-неаканского общества: к постановке проблемы // Советская этнография. 1981. № 6.
Рыкин П.О. Семантический анализ терминов родства и свойства в средне-монгольском языке // Вопросы филологии: урало-алтайские исследования. 2009. Т. 31. № 1 (УА). Трубачев О.Н. История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя. М., 2006. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М., 1996. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского
языка. М., 1994. Binchy D.A. (ed.) Crith Gablach. Dublin, 1979.
Blazek V. From August Schleicher to Sergei Starostin: On the development of the tree-diagram models of the Indo-European languages // JIES. Vol. 35. N 1& 2. 2007.
Blazek V. Indo-European "Smith" and his Divine Colleagues. Institute for the Study of Man. Washington, DC, 2010.
Bosworth J., Toller T.N. An Anglo-Saxon Dictionary based on the Manuscript Collections of Joseph Bosworth / Ed. and enlarged by T.N. Toller. Oxford, 1976.
Buck C. A Dictionary of Selected Synonims in the Principal Indo-European
Languages. Chicago, 1949. Cleasby R., Guöbrand Vigfusson, Craigie W.A. An Icelandic-English Dictionary.
2nd ed. Oxford, 1957. DIL — Dictionary of the Irish Language. Dublin, 1913. Dinneen P.S. Focloir Gaedhilge agus Béarla — An Irish-English Dictionary. Dublin, 1927.
Dunbavin P. Picts and Ancient Britons: An Exploration of Pictish Origins. Nit-tingham, 1998.
Ernout A. et Meillet A. Dictionnaire étymologique de la langue latine: histoire
des mots. Paris, 1939. Hellquist E. Svensk Etymologisk Ordbok. Band. I. Lund, 1970. Hull V. (ed.) Noinden Ulad: The Debility of the Ulidians // Celtica. Vol. VIII. 1968.
Jackson K.J. Language and History in Early Britain. A chronological survey of
the Brittonic Languages 1st to 12th c. A.D. Edinburgh, 1953 (Dublin, 1994). Kluge F. Etymologisches Wörterbuch der deutschen Sprache. Berlin, 1957. Kullanda S. Indo-European 'Kinship Terms' Revisited // Current Anthropology.
Vol. 43. 2002. N 1. February. Mallory J.P., Adams D.Q. Encyclopedia of Indo-European Culture. L., 1997. Mallory J.P., Adams D.Q. The Oxford Introduction to the Proto-Indo-European
and the Proto-Indo-European World. Oxford, 2006. O'Curry E. Lectures on the manuscript materials of Ancient Irish History. Dublin, 1861 (1995).
O'Rahilly T.P. The Conquest of the Aithechthuatha // O'Rahilly T.P. Early Irish
History and Mythology. Dublin, 1946. Orel V. A Handbook of Germanic Etymology. Leiden: Brill, 2003. Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. München, 1959. Schrijver P. Studies in British Celtic Historical Phonology. Amsterdam, 1995. Szemerényi O. Studies in the Kinship Terminology of the Indo-European Languages with Special Reference to Indian, Iranian, Greek and Latin. Acta Iranica 16. Leiden, 1977.
Thurneysen R. Colman mac Lenéni und Senchan Torpéist // ZCP. 1932. Bd. 19. Thurneysen R. Morands Fürstenspiegel // ZCP. Bd. 11. 1917. Vendryes J. Lexique étymologique de l'irlandais ancien (A — Paris, 1959). Vries J. de. Altnordisches etymologisches Wörterbuch. Leiden, 1962. Zalizniak Anna A., Bulakh, M., Ganenkov, D., Gruntov, I., Maisak, T., Russo. M. The Catalogue of semantic shifts as a database for lexical semantic Typology // Koptjevskaja-Tamm, Maria & Martine Vanhove (eds.) // Linguistics. 2012. 50 (3)).
Cведения об авторе: Михайлова Татьяна Андреевна, профессор кафедры германской и кельтской филологии филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected]