CC BY
163
ФИЛОЛОГИЯ И ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
УДК 41
О КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ СЛОВ
© Лариса Георгиевна ПОПОВА
Московский гуманитарный педагогический институт, г. Москва, Российская Федерация, доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры немецкой филологии и методики, e-mail: larageorg@inbox.ru
В статье рассматриваются существующие в лингвистике точки зрения на проблемы установления культурной памяти слов. В ней предлагается подход к выяснению культурной памяти русских слов посредством сопоставления семантики русских слов с семантикой их переводных эквивалентов в ряде родственных и неродственных языков с опорой на их этимологию, выясняются разные виды культурной памяти слов универсального, индоевропейского и специфичного, самобытного планов, отражающих историю развития народа.
Ключевые слова: культурная память слов; сопоставление; переводные эквиваленты; этимология.
Время проходит, но сказанное слово остается.
Л.Н. Толстой
Проблемы установления культурной памяти слов не являются в лингвистике чем-то новым и неординарным. Понятие «культурная память» получило довольно объемную трактовку как в лингвистике, так и в философии. Ян Ассман раскрывает это понятие за счет связи с историческими изменениями в средствах и организации хранения, передачи и циркуляции культурного смысла. Он считает, что данное понятие законно и наполнено смыслом. Оно выходит за рамки общепринятого понимания традиций. Ян Ассман указывает, что понятие «культурная память» подразумевает одно из внешних измерений человеческой памяти. Но организация ее содержания, сроки, которые в ней может сохраняться то или другое, - все это определяется в большой степени не внутренней вместимостью и контролем, а внешними, т. е. социальными и культурными рамками. Развивая эту мысль, Ян Ассман выделяет четыре области такого внешнего измерения памяти, среди которых «культурная память» является лишь одним.
1) Миметическая память.
2) Предметная память.
3) Коммуникативная память.
4) Культурная память. В ней он видит передачу смысла. Культурная память образует пространство, в которое более или менее плавно переходят все три вышеназванные области. Миметические навыки приобретают статус обрядов, которые относятся к сфере культурной памяти, поскольку представляют из себя форму передачи и воскрешения культурного смысла. То же самое можно сказать и о вещах, когда они отсылают не только к определенной цели, но и к определенному смыслу: памятники, надгробия, храмы, т. е. что выходит за рамки предметной памяти, поскольку эксплицирует имплицитный показатель времени и идентичности [1].
Проведение лингвистических исследований в рамках антропоцентрической парадигмы направлено на решение лингвофилософской проблемы «язык - культура - человек». Еще в XIX в. в трудах В. фон Гумбольдта, Г. Штейнталя, К. Фосслера, А.А. Потебни была сформулирована проблема «язык -культура - общество / личность», в начале XIX в. проблему взаимоотношений языка, культуры, этноса пытались решить И.Г. Гер-дер, немецкие ученые - братья Гримм, идеи которых нашли свое развитие в России в 60-70-х гг. XIX в. - в трудах Ф.И. Буслаева,
А.Н. Афанасьева, А.А. Потебни, создавшего учение о внутренней форме слова, его ближайшем и дальнейшем значении. Широкое
2б
распространение и признание в мире получили идеи В. Гумбольдта, утверждавшего, что «язык есть как бы внешнее проявление духа народа; язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык - трудно представить себе что-либо более тождественное... в языке мы всегда находим сплав исконно языкового характера с тем, что воспринято языком от характера нации... в каждом языке заложено самобытное миросозерцание» [2, с. 373]. Язык есть выражение «духа народа», т. е. его национальной культуры, которая воплощается в языке и передается потомкам. Кроме того, играя важнейшую роль в познании действительности, язык способствует формированию мировоззрения того или иного народа. В начале XX в. австрийская школа ‘^оейег и^ 8аеЬеп” направила проблему «язык и культура» на конкретное изучение составных элементов языка и культуры, указала на важность культурологического подхода к изучению многих областей лингвистики и, прежде всего, лексики. Антропоцентрическая парадигма предполагает новые установки и цели исследования языка, новые ключевые понятия и методики, способы конструирования предмета лингвистического анализа; меняется подход к выбору общих принципов и методов исследования. Лингвистическая проблематика развертывается в сторону изучения языка и языковой личности в их взаимосвязи с культурой. Формируются новые направления в лингвистике, в которых выявляется тот самый «дух народа», о котором писал В. Гумбольдт, т. е. национальное самосознание, ментальность народа [3, с. 65; 4, с. 31-32].
Решением обозначенной проблемы занимаются многие исследователи: лингвисты, философы, историки, психологи, культурологи и др. В лингвистике в связи с этим широко разрабатывается теория концепта, которая появилась в результате понимания того, что в языке есть слова, разные по своей значимости для его носителей и по способности отражать культуру и ментальность народа -носителя языка, т. е. ключевые слова, «культурные» слова, культуроспецифичные слова, ключевые слова культуры [5, с. 162]. Изучение и анализ таких слов способствует «раскрытию духа культуры» народа, поскольку это «особенно важные и показательные для отдельно взятой культуры» [6, с. 282] слова,
которые «не теряются» и «не останавливаются в своем историческом развитии» [7].
«Культурная память» становится предметом интереса лингвокультурологов, входит в состав языковой единицы (слова, фразеологизма). Это те ассоциации, которые задаются языковой единицей и тянутся из ее прошлого употребления, организуя современное значение. Любое слово прошло сложную семантическую историю, ведущую к начальным словотворческим усилиям человека. Из каждого слова, которое мы употребляем, глядят на нас не сорок веков, а по меньшей мере сорок тысячелетий. И сама культура - есть своего рода прошлое, просвечивающее в настоящем. Чем глубже это прошлое, тем выше культура [4]. В центр интересов современной лингвистики все более перемещается «культурная (историческая) память слова», - понятие, - при самых разнообразных толкованиях - призванное, по мнению В.В. Колесова, вычленить и описать наиболее значимую часть «языковой картины мира». Слово, как проводник культуры, хранитель исторической памяти при этом выступает главным связующим звеном между языком и национальным характером, между языком и культурой [8].
Предшествующие этапы развития общества, национальной культуры, накопленный предыдущими поколениями коллективный опыт закрепляются в формах языка, слово становится «памятью культуры» [9, с. 95], а словарь отражает кумулятивную функцию языка - функцию накопления и хранения внеязыковой информации. Культура включается в язык, а язык в культуру, образуется взаимосвязь языка и культуры. Слово выступает как носитель знаний, присущих обществу. Каждое слово накапливает и сохраняет знание об окружающем мире, в семантике слова откладывается множество признаков, которые регистрируют добытое этносом знание о соответствующих объектах. Ни один исторический период и связанный с ним культурный уклад, пережитый нацией в прошлом, не может не оставить своего более или менее различимого отпечатка в национальном менталитете, представляющем собой, по сути, ряд последовательно накладывающихся друг на друга культурно-исторических пластов. Как отмечают Ю.М. Лотман,
В.Г. Костомаров, культурная, историко-лите-
ратурная память всегда оказывала большое влияние на степень насыщенности текста (особенно литературного), отражающего эту память [10, 11]. В связи с реализацией диалога культур следует уделять достаточное внимание и заимствованиям из других языков, которые весьма по своей природе символич-ны и могут также передать значимую культурную информацию [12]. Весьма интересно толкование культурной памяти Вячеславом Ивановым, который, делая акцент на хрупкость онтологического статуса культуры, видит в культурной памяти напоминание о другом, высшем бытии. Но культура не есть еще само конечное бытие, она воспринимается как воспитание души на пути к истине, бытию и благу, занимая промежуточное положение (см. [13]).
Д.Н. Лихачев в своих «Письмах о добром и прекрасном» посвящает целый раздел рассмотрению памяти культуры. Рассуждая о значимости экологии, он подчеркивает важность сохранения культурной среды. Человек живет не только в природной среде, но и в среде, созданной культурой его предков и им самим. Сохранение культурной среды - задача не менее важная, чем сохранение окружающей природы. Если природа необходима человеку для его биологической жизни, то культурная среда не менее необходима для его духовной, нравственной жизни, для его «духовной оседлости», для его привязанности к родным местам, следованию заветам предков, для его нравственной самодисциплины и социальности. Он отмечает, что изучаются отдельные виды культуры и остатки культурного прошлого, вопросы реставрации памятников и их сохранения, но не изучаются нравственное значение и влияние на человека всей культурной среды в ее целом, ее воздействующая сила [14]. Е.А. Кругликова, рассуждая о смешении в понимании концепта таких различных аспектов, как логическое, аналитическое и синкретическое, делает вывод о том, что любой концепт несет на себе отпечаток культуры, этнокультурного мира, в рамках которого он сформировался [15]. Установление культурной памяти слов - это всегда интересно для каждого носителя языка, т. к. подобные знания могут расширить языковой кругозор, повысить уровень владения родным языком, задуматься над правильным подбором слов.
Одной из возможностей установления культурной памяти слов определенного языка является сопоставление слов с их эквивалентами в других языках, как в родственных, так и в не родственных. Такой подход позволит увидеть в семантике слов универсальные пласты культурной памяти, т. е. явления общечеловеческого плана. Наряду с этим можно обнаружить и древние пласты культурной памяти праязыка определенной языковой семьи и самобытные пласты культурной памяти определенного языка. В нашем случае можно предложить проанализировать определенные слова русского языка, сопоставив их с переводными эквивалентами из родственных и неродственных языков. Среди родственных языков можно предложить славянские, немецкий, французский, армянский языки и в качестве неродственного языка -венгерский язык. В качестве примера проанализируем слова, обозначающие неблизкое кровное родство. К числу таких слов причислим: тетя, дядя, двоюродный.
В русском языке тетя, тетка - это сестра отца или матери, а также жена дяди. Причем лексема «тетя» в русском языке выполняет назывную функцию при обращении как к родственникам, типа: «тетя Таня», так и при обращении к незнакомым женщинам старшего возраста по сравнению с обращающимся. В просторечии «теткой» называют пожилую женщину. Ласковая форма, производная от тети - тетенька, тетушка. Причем «тетенька» используется при обращении ребенка к незнакомой женщине, а тетушкой называют в России ласково сестер отца или матери, жену дяди.
Само слово «тетя» встречается довольно часто в других славянских языках, например: украинский - т1тка, белорусский - цетка, старославянский - ТЭТЬКА, болгарский -тета, сербохорватский - тётка, словенский -tetka, чешский, словацкий - teta, польский -ciotka, верхнелужицкий - ceta, нижнелужицкий - sota, полабский - teta. Это слово по происхождению связано с детским лепетом, как и слова тата, тятя.
Какое обозначение тети как родственницы мы встречаем в сопоставляемых нами немецком, французском, армянском и венгерском языках? В немецком языке это слово “die Tante”, которое проявляет даже внешнее сходство с русским слово «тетя». Но оно в
немецком языке не используется при обращении к незнакомой женщине на улице, а лишь при номинации в семейном кругу.
Во французском языке тетя - это 1а 1ап1е. имеющее аналогичное значение как в русском, так и в немецком языках. Слово, как и в предыдущем случае с немецким языком, имеет сходство с русским «тетя».
В армянском языке важно знать следующие различия, по какой стороне тетя является родственником: со стороны отца или матери. Если она родственница со стороны отца, то она будет называться словом -[Ьогаки)г], а если со стороны матери, то это [шогаки)г]. В буквальном переводе это звучит - сестра отца, сестра матери.
В неродственном русскому языку венгерском языке номинация тети как члена семьи происходит следующим образом: просто тетя - пеш, а тетя преклонных лет - nagy-пеш. Следовательно, различия здесь наблюдаются лишь в плане выражения возраста родственницы.
Отсюда можно сделать вывод о том, что в русском языке отмечается в лексеме «тетя» проявление универсального обозначения родственницы вообще, причем само звучание слова связано с проявлением детского лепета, сравните русское - тетя, немецкое &е Тайе, французское 1а 1айе, армянское [-ки)г], венгерское пеш (чем не русское «няня» при обращении к той женщине в русской семье, которая, действительно, нянчит ребенка). Но наряду с этим в русском языке является специфичным появление дополнительной семантики, позволяющей использовать слово при обращении к незнакомой женщине на улице и как просторечие для номинации просто пожилой женщины. Аналогичное проявление самобытности можно наблюдать в армянском языке, где подчеркивается в семантике слова дополнительная информации о принадлежности родственных связей со стороны отца или матери. Похожее явление можно наблюдать и в примерах из венгерского языка, где присутствует дополнительная коннотация при выделении возраста родственницы.
Итак, можно заключить, что русское слово «тетя» обладает как универсальной семой обозначения родственника по крови, так и специфической семой номинации при обращении к незнакомой женщине на улице.
С другой стороны, именно в просторечии сохраняется то первоначальное, что было в языке. Отсюда можно заключить сходство значения русского слово «тетка» при номинации пожилой женщины, что сходно венгерскому “nagy” - старший, большой. Можно предположить, что эта сема выражает также «забытое» универсальное обозначение данным словом женщины пожилого возраста. Но если в венгерском языке это еще и родственница, то в русском языке - это незнакомая женщина. Может быть, таким путем осталась бывшая языковая универсалия, а, может быть, появляется и новая... На этот вопрос ответ пока не найден, т. к. он требует привлечения знаний из других языков, не родственных русскому языку.
Обратимся к сопоставительному анализу слова «дядя». В русском языке это слово обозначает брата отца или матери, т. е. родственника, с одной стороны. А с другой стороны, это слово является обращением к взрослому мужчине на улице. Оно отмечается как просторечие. Дополнительно прослеживается возможность использования ласкательных форм «дяденька» и «дядюшка». Дяденьками называют незнакомых людей, а дядюшками родственников. В старину существовало и слово «дядька», которым называли воспитателя в качестве старого солдата на службе, слугу при мальчике в дворянской семье. Но это слово считается и разговорной формой при номинации родственника в семье.
Само слово «дядя» встречается и в других славянских языках. Сравните: украинский - дядьо, древнерусский - дядя. Это слово принадлежит также к детской речи и восходи к слову «дед».
В немецком языке дядя - это der Onkel, оно обозначает брата как матери, так и отца. Данное слово, как и в русском языке, может использоваться при обращении к родственнику. По другим параметрам значение слова der Onkel отмечено не было.
Во французском языке дядя - это le oncle, которое по своей форме и по значению проявляет сходство с аналогичными обозначениями в германских языках (сравните немецкое der Onkel, английское - uncle), что связано с территориальной близостью стран, говорящих на этих языках.
В родственном русскому языку армянском языке существуют две лексемы для
обозначения дяди как брата отца и матери. Если это брат отца, то это слово [ЬогегЬог], а если это брат матери, то это [шогегЬог]. Само слово исходит из слова брат - [егЬо_)ге]. А первая часть образована от слов «отец» -[Ьойк], «мать» - [шопк]. Отсюда можно заключить, что в армянском языке в отличие от русского, немецкого и французского языков подчеркивается тот момент, что это именно брат, причем указывается, с чьей стороны этот родственник.
В неродственном русскому языку венгерском языке дядя - это Ьао81, а дядя значительно старший по возрасту - это nagy-bаcsi. Данное обстоятельство по-прежнему подчеркивает тенденцию венгерского языка в номинации родственников выделять их возраст, что в русском языке, как и в других сопоставляемых индоевропейских языках, не имеет место в рамках одного слова, единой номинации. В русском языке можно сказать, что это «молодой» или наоборот «старый» дядя.
Таким образом, в русском языке при номинации брата родителей, как и во многих родственных языках, отсутствует обозначение в рамках одного слова принадлежности данного родственника к «ветви» семейного дерева со стороны матери или отца. Это обозначение следует признать универсальным и общепринятым. Дальнейшее расширение значений употребления данного слова в русском языке в виде обращения к родственнику можно считать проявляющейся тенденцией индоевропейских языков. Оно встретилось как в немецком, так и во французском и в армянском языках. Дальнейшие возможности использования слова «дядя» при обращении к незнакомому мужчине на улице и при употреблении слова как просторечия и архаизма отмечается исключительно в русском языке.
Обратимся к сопоставительному анализу русских лексем с их возможными эквивалентами в других языках, в которых представлена семантика дальнего семейного родства. Таким словом может быть слово «двоюродный», которым обозначаются и двоюродные братья, сестры, дяди, тети, и даже бабушки, дедушки, племянники и племянницы. А еще на Руси говорят о троюродном, четвероюродном родстве, как о дальних родственных связях, и в русских деревнях строго на-
строго запрещалось заключать браки между родственниками двоюродного порядка, по-русски это звучит так: по второму колену, по третьему колену и так далее, т. к. у супругов-родственников не было здорового потомства.
Двоюродные брат и сестра - это дети дяди и тети. Само слово «двоюродный» образовано из двух слов: два и родной. Два, как и две в качестве слов встречаются активно в других славянских языках. Сравните: украинский: два, старославянский: ДЪВА, болгарский: два, сербохорватский: два, словенский: dva, чешский, словацкий: dva, польский: dwa, верхнелужицкий: dwaj, нижнелужицкий: dwa. Другими словами, это двойственное, не близкое родство. Сопоставим с другими родственными языками. В немецком языке двоюродный брат обозначается двумя словами: der Vetter, der Cousin, а двоюродная сестра - die Base, die Cousine, причем два последних слова в номинации брата и сестры второго колена являются заимствованиями из французского языка - le cousin (germain), la cousine (germaine), где слово germain - означает, как и в русском языке, родство. В неродственном русскому языку венгерском языке двоюродный брат -unokafiver, unokatestver, а двоюродная сестра - unokanover, unokaMg.
Слова cousin, cousine, пришедшие из французского языка, имеют и другие соответствия во французском языке, которые восходят к латинскому germanus - родной. В венгерском языке в представленных словах повторяется элемент unoka, который имеет значение «внук», т. е. потомок (сравните -utod), повторяющийся элемент ver переводится как «родной» Следовательно, можно предположить, что указание на родство является обязательным элементом, универсальным при номинации дальнего родства, что и проявляется в русском языке.
Итак, предложенный в статье подход установления культурной памяти слов путем сопоставления языков не является чем-то новым в языкознании, но он может расширить возможности проникновения в историю слов, которые выступают показателями культурной памяти языка.
1. Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентич-
ЗС
ность в высоких культурах древности / пер. с нем. М.М. Сокольской. М., 2004.
2. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М., 1985.
3. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. 2001. № 1. С. 64-72.
4. Маслова В.А. Лингвокультурология. М., 2001.
5. Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. М., 1991.
6. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., 2001.
7. Будагов Р.А. История слов в истории общества. М., 1971. С. 36, 64.
8. Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. иКЬ: http://www.arts.g1a.ac.uk/S1avonic/ Ерюеп1ге/КЬап'оу%20ВА8ЕЕ8%202003.Ь1т (дата обращения: 14.01.2012). Загл. с экрана.
9. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. М., 1980.
10. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992.
11. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. СПб., 1999.
12. Баясгалан Д. Логоэпистемы из песен и их функции в русскоязычном коммуникативном пространстве: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2005.
13. Асоян Ю., Малафеев А. Открытие идеи культуры. Опыт русской культурологии середины XIX - начала ХХ веков. М., 2000.
14. Лихачев Д.С. Письма о добром и прекрасном. иКЬ: http://www.roya11iЬ.ru/.../1ihachev.../pisшa _o_doЬroш_i_prekrasnoш.htш1 (дата обращения: 14.01.2012). Загл. с экрана.
15. Кругликова Е. А. Диахронные и синхронные описания концепта «надежда» в русском языке: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Красноярск, 2004.
Поступила в редакцию 16.02.2012 г.
UDC 41
ON CULTURAL MEMORY OF WORDS
Larisa Georgievna POPOVA, Moscow Humanitarian Pedagogical Institute, Moscow, Russian Federation, Doctor of Philology, Professor, Professor of German Philology and Methodics Department, e-mail: larageorg@inbox.ru
In the article some linguistics points about problems of determination of the cultural memory of words are considered. The article proposes an approach to the elucidation of cultural memory of Russian words through the comparison the meaning of Russian words with the meaning of their translated equivalents in some cognate and not cognate languages with the support on their Etymology, different classes of the cultural memory of words as universal, Indo-European and specific, original characters, which reflect the history of development the people, are elucidated.
Key words: cultural memory of words; comparison; translated equivalents; etymology.
