CC BY
156
О философских предпосылках античной науки
В.М. РОЗИН
В статье обсуждается концепция науки, в которой сближаются естественно-научный и гуманитарный подходы. Автор тоже склоняется к тезису о конвергенции, но не гуманитарного подхода с естественнонаучным, а гуманитарного с «идеально-типическим» (по М. Веберу). В рамках этой методологической установки и культурно-исторического подхода анализируется становление философских и научных представлений Платона и Аристотеля. В частности, показывается, что именно в античной науке складываются установки и способы работы, которые можно отнести к «генетическому ядру» науки. Ключевые слова: наука, античная культура, естественно-научный подход.
Выбор стратегии исследования
Значение науки и научных исследований, несмотря на всю критику сциентизма, в наши дни постоянно возрастает. Наука не уходит со сцены истории, но меняются ее функции и понимание. Сегодня большинство видов интеллектуальной и художественной деятельности опираются на специально выстроенные под них научные исследования или же включают науку как органический элемент. Изменилась не только типология науки, включающая на равных естествознание, гуманитарные и социальные (общественные) науки, прикладные науки и исследования, но и понимание строения, происхождения и основных этапов развития науки. Большую роль здесь, как известно, сыграли философия и методология науки.
Но не все согласны с такой констатацией положения дел. Ряд известных философов науки (И. Пригожин, В.С. Степин, Е.А. Мамчур и др.) пытаются развернуть проект «нового естествознания» и отстоять принципы реальности, характерные для понимания науки в рамках естественнонаучного подхода. С их точки зрения, именно естествознание, но обновленное на основе системного подхода, синергетики и методологии, выступает идеалом науки, а реальность, которую наука изучает - это все же природа, правда часто, в системносинергетическом облачении. Полемизируя с подобными взглядами, А.В. Юревич пишет следующее. «Вероятно, на судьбе отечественного науковедения сказалось и то
обстоятельство, что оно традиционно было ориентировано на обобщение опыта естественной науки и выдачу ей рекомендаций по поводу того, как правильнее развиваться, при очевидном игнорировании социогуманитарной науки как второстепенной. В современной России социогуманитарные науки востребованы куда больше, чем естественные, что выражается в динамике количества студентов, аспирантов, докторантов, исследовательских центров и т.п. Отечественное науковедение, в основном ориентированное на изучение опыта естествознания, переживает кризис вместе с ним... оно продемонстрировало регидную
привязанность к естественной науке как объекту изучения, что негативно отразилось на его судьбе»1.
Еще одна точка зрения проводится А.П. Огурцовым и В.В. Платоновым, которые показывают, что естественные (эмпирико-аналитические) и гуманитарные науки взаимодействуют другом с другом и поэтому трансформируются. «Верно, - пишут эти авторы, - что естественные науки, особенно в их классической сциентистской интерпретации, пока что во многом не стыкуются с гуманитарными, но неверно предположение антисциентизма о принципиальной несоизмеримости этих подходов, их закрытости по отношению друг к другу». Оппозиция этих наук «эволюционировала в направлении конвергенции, формирования посредствующих звеньев между этими полюсами философского мышления, так что первоначально противостоящие варианты постепенно трансформируются посредством наведения мостов друг к другу. Схождение этих крайностей означает приближение к решению, по-видимому, самой фундаментальной проблематики современной философии»2.
По сути, я тоже склоняюсь к тезису о конвергенции, но не гуманитарного подхода с естественнонаучным, а гуманитарного с «идеально-типическим» (по М. Веберу). Например, изучая жизнь А.С. Пушкина, я показал, что на рубеже 30-х годов великий поэт пережил духовный переворот. Этот переворот - объективный факт и событие, обусловленные, в частности, особенностями российской культуры ХІХ века и личности поэта. Однако выделил и увидел я этот факт и событие, исходя из своих гуманитарных интересов, пытаясь понять Пушкина. Другими словами, я хочу сказать, что целое, рамку изучения задавал все же гуманитарный подход. Элементы же идеально-типического, а не естественно-научного подхода (ведь я не стремился ни прогнозировать, ни выявлять подлинный механизм явлений), я реализовал именно в этих рамках. Но для решения других задач ведущей рамкой выступит идеально-типический подход, а гуманитарный будет играть подчиненную роль. Именно этот второй вариант я и буду ниже реализовать при изучении становления античной науки.
Когда же наука сложилась? Известно, что на этот счет существуют две разные точки зрения. Более распространенным является мнение, что наука возникла только на рубеже XVI-XVII вв. в рамках естествознания. Другая концепция состоит в том, что наука возникла уже в античности, и, скажем, «Начала» Евклида или работа Архимеда «О плавающих телах» вполне могут считаться по-настоящему научными. Согласно первой версии, античные «науки», также как гуманитарные, социальные и философские - являются не науками, а преднаучным
1 Юревич А.В. Науковедческая «башня», или еще раз о предмете и структуре науковедения // Науковедение и новые тенденции в развитии российской науки. М., 2005.
2 Огурцов А.П., Платонов В.В. Образы образования. Западная философия образования. ХХ век. СПб., 2004. Стр. 109, 132.
или квазинаучным состоянием знания3. Если принять вторую версию происхождения науки, то нам следует пересмотреть позицию, согласно которой именно естествознание является идеалом науки.
К этой проблеме примыкает и такая: под влияние каких факторов и условий наука (науки) складывается и развивается? Являются ли эти факторы имманентными (логическими и эпистемологическими) или внешними, социокультурными? Или действуют обе группы факторов и условий, но тогда возникает вопрос, в каком отношении? В зависимости от того, каково решение этой дилеммы, по-разному решается вопрос о природе научных революций, а также возможности влиять на науку, например, определять научно-техническую политику. Например, с одной стороны, Е. Мамчур пишет, что «наука имеет собственную логику развития», с другой - она рассматривает социокультурную обусловленность развития науки, анализируя целый ряд интересных примеров влияния культуры на научное знание, а с третьей стороны, утверждает, что культуру нельзя понимать как причину изменения науки. «Именно культура является для науки той средой, которая может влиять на его эволюцию.как представляется следует отказаться от идеи причинного воздействия культуры на научное знание. Здесь осуществляется какой-то другой, не причинный, не детерминистический тип
4
связи» .
Идеальные объекты и факторы становления античной науки
Научное познание есть постижение действительности путем конструирования идеальных объектов. Идеальные объекты представляют собой интеллектуальные конструкции, выступающие в функции схем по отношению к «реальным» объектам; в научной же онтологии - это самостоятельные объекты. Идеальными объекты науки названы потому, что ученый приписывает им определенные свойства, которые хотя и соотносятся с некоторыми свойствами реальных объектов, но в общем случае задаются самим исследователем, решающим специфические научные задачи. Например, идеальные объекты геометрии - фигуры могут быть рассмотрены как схемы предметов, имеющих правильную
3
«Далеко не все исследователи, - пишет Е. Мамчур, - признают, что по отношению, скажем, к античной натурфилософии можно применять термин «наука». Они считают, что наука началась лишь в Новое время и может вести отсчет своего существования только с XVII в. Вопрос этот спорный, во многом зависящий от определения. Но мы будем придерживаться точки зрения, согласно которой в античности, так же как и в Средние Века, существовала наука или, по крайней мере, зачатки научного знания» (Мамчур Е.А. ??. С. 159). Эти колебания характерны: ведь не одно и то же - наука или всего лишь зачатки научного знания.
4 Мамчур Е.М. Цит. соч. С. 184, 189, 168-179.
геометрическую форму. Геометрическим фигурам приписываются два типа свойств: одни, например, определенная форма, соответствуют реальным предметам, а другие, скажем, отсутствие толщины у линий и плоскостей или наличие точного равенства элементов, не имеют коррелята в реальных предметах (например, у линейки прямоугольной формы линии и плоскость имеют толщину, а стороны и углы при точном измерении оказываются неравными). В то же время понятно, что только при отсутствии толщины линий и плоскостей и наличии точных равенств можно доказать геометрическую теорему, используя прием наложения одних линий и фигур на другие. Другими словами, идеальным объектам приписываются такие свойства, которые позволяют осуществлять познание и вести научное объяснение действительности.
Читая Архимеда, можно подумать, что свойства идеальных объектов извлекаются из реальных объектов. В работе «О шаре и цилиндре» Архимед пишет следующее: «Конечно, эти свойства были и раньше по самой природе присущи упомянутым фигурам, но они все же оставались неизвестными тем, кто до нас занимался геометрией, и никому из них не пришло на ум, что все эти фигуры являются соизмеримыми друг с другом»5. При этом Архимед вполне мог сослаться на авторитет Аристотеля, который утверждает в «Аналитиках», что «начала» наук получаются методом индукции при сравнении вещей, принадлежащих одному роду (такое сравнение по Аристотелю позволяет получить общее, то есть то, что сегодня мы относим к свойствам идеального объекта)6.
Однако Кант говорит, что свойства идеальных объектов ученый получает не из реальных объектов, что революция произошла тогда, когда ученый «понял, что его задача состоит не в исследовании того, что он усматривал в фигуре или в одном лишь ее понятии, как бы прочитывая в ней ее свойства, а в том, чтобы создать фигуру посредством того, что он сам а priori, сообразно понятиям мысленно вложил в нее и показал (путем построения). Он понял, что иметь о чем-то верное априорное знание он может лишь в том случае, если приписывает вещи только то, что необходимо следует из вложенного в нее им самим сообразно его понятию...»7. Дальше, правда, выясняется, что процедура приписывания «а priori, сообразно понятиям» свойств идеальному объекту регулируется правилами и категориями рассудка и разума, то есть логикой. Тогда возникает естественный вопрос, что такое логика, в чем ее роль? Чтобы ответить на него, обратимся к истории становления
5 Архимед. О шаре и цилиндре // Архимед. Сочинения. М., 1962. С. 95.
6 В антропологическом плане эта процедура обеспечивается способностью ощущения, конечным продуктом которой является именно извлечение общего (Аристотель. О душе. М., 1937. С. 73). Восприятию (ощущению) Аристотель приписывает здесь такие свойства, которые позволяют понять связь начал с вещами и работой чувств.
7 И. Кант. Критика чистого разума // И. Кант. Сочинения в 6 т. Т. 3. М., 1964. С. 84-85.
античной мысли, где впервые появились категории и правила, которые позднее были отнесены к ведению логики.
Реконструкция происхождения античной философии и науки показывает, что становлению последней предшествовали два процесса: изобретение рассуждений, то есть нового способа построения знаний (в рассуждении на основе одних знаний путем умозаключений получались другие, как уже известные, так и новые, как правильные, так и противоречивые), и формирование процесса познания сначала отдельных предметов (любви, души, музыки, движения тел и т. д.), затем более общих вещей (неба, космоса, божества). И рассуждения и познание появляются одновременно и частично в связи со становлением античной личности, то есть человека переходящего к самостоятельному поведению, пытающегося самостоятельно выстраивать свою жизнь. В одной из первых работ Платона его любимый герой Сократ утверждает, что он не простой человек, что сам ставит себя на определенное место в жизни и стоит там насмерть. На излете античности Сократу вторит Апулей. В «Апологии или Речи в защиту самого себя от обвинения в магии» он так формулирует кредо своей жизни: «Не на то надо смотреть, где человек родился, а каковы его нравы, не в какой земле, а по каким принципам решил он прожить свою жизнь »^. Именно рассуждение позволяло приводить в движение представления другой личности, направляя их в сторону рассуждающего (это было необходимо, поскольку каждая личность видит все по-своему и, как правило, не так, как общество в целом). Например, Сократ сначала склоняет своих слушателей принять нужные ему знания, а именно, что смерть есть или сладкий сон, или общение с блаженными лицами, а затем, рассуждая, приводит слушателей к представлениям о смерти как о благе.
Установка же на познание складывается потому, что античная личность хочет понять, что существует на самом деле (что есть «сущее»), поскольку знание сущего она рассматривает как условие своего спасения. Последнее представление просматривается в следующих рассуждениях Платона: «Когда душа ведет исследование сама по себе, она направляется туда, где все чисто, вечно, бессмертно и неизменно, и так как она близка и сродни всему этому, то всегда оказывается вместе с ним, как только остается наедине с собой и не встречает препятствий. Здесь наступает конец ее блужданиям, и в непрерывном соприкосновении с постоянным и неизменным она и сама обнаруживает те же свойства. Это
9
ее состояние мы называем размышлением» .
Иначе говоря, задачу спасения (понимаемую не религиозно, а эзотерически) главные участники нового дискурса (Сократ, Парменид, Платон, Аристотель) связали с познанием,
8 Апулей. Метаморфозы в XI книгах. М., 1960. С. 28.
9 Платон. Федон // Платон. Сочинения в 4 т. Т. 2. М., 1993. С. 79.
понимаемым как получение знаний о сущем путем рассуждений (размышлений, доказательств)10. Однако, как мы уже говорили, рассуждать можно было по-разному, в частности, парадоксально. Если софисты пытались закрепить и оправдать практику получения парадоксов и свободной, ничем не ограниченной мысли, утверждая, что только человек - мера знания о вещах (Протагор), то ряд античных мыслителей, начиная с Парменида, выступили против этой практики и попытались преодолеть возникшие проблемы.
Уже Сократ показал, что ошибки в рассуждениях возникают потому, что рассуждающий по ходу мысли меняет или исходное представление или же переходит от одного предмета мысли к другому, нарушая, так сказать, предметные связи. Вот, пример элементарного софистического рассуждения: «у человека есть козел, у которого есть рога, следовательно, у человека есть рога». Здесь в первой посылке связка «есть» - это одно отношение (имущественной принадлежности, то есть козел принадлежит человеку), а во второй - другое отношение (рога козла - это не его имущество, а часть его тела). Чтобы при подобных подменах и отождествлениях не возникали парадоксы, Сократ стал требовать, во-первых, определения исходных представлений (в данном случае нужно определить, что такое человек, козел и рога), во-вторых, сохранения (неизменности) в рассуждении заданных в определении характеристик предмета11.
10 В Древней Греции V в. до н. э. в условиях демократического народного правления, конкуренции между городами-государствами, столкновения интересов разных слоев населения огромное значение приобретает умение вести спор, убеждать других, усматривать в предметах новые характеристики, строить умозаключения. По сути, от умения и способностей делать все это часто зависели благосостояние и жизнь отдельного человека и целых групп населения. Вопросы о том, что есть на самом деле, а что только кажется, кто прав, а кто ошибается, в чем именно ошибается некто, утверждающий нечто, не были только умозрительными, это были вопросы самой жизни, бытия человека греческого полиса. Возникла жесткая конкуренция в области самих представлений; они не могли уже мирно сосуществовать, каждый мыслитель и стоящая за ним («школа», сторонники) отстаивали свою правду (истину), утверждая, что именно их представления верны, а все другие неверны. Примером подобной жесткой полемики с другими школами является деятельность Парменида, Зенона, Сократа, Платона.
11 Если сравнить предмет, заданный в определении, с эмпирическим предметом (например, козу как собственность и козу как таковую), то легко заметить, что первый предмет - это идеальное построение. У эмпирической козы почти бесконечное число свойств (коза - это животное, существо с четырьмя ногами, дающее молоко, приплод, шерсть и т. д. и т. п.), а у козы как собственности свойств несколько. Кроме того, в природе, вообще-то говоря, такой козы не существует, хотя она начинает существовать в рассуждении и мысли человека. Иначе говоря, создавая определение, человек именно приписывает козе определенные контролируемые в рассуждении свойства, то есть конструирует идеальный объект. Трудно переоценить заслугу Пифагора, Сократа и Платона, запустивших указанный процесс идеализации.
Однако, как эти требования могли выглядеть для античного человека, вглядывающегося в реальность, пытающегося схватить сущность явлений? Вероятно, как выявление в действительности твердых, неизменных оснований вещей. Но это как раз и есть платоновская идея, то есть Платон сузил сущее Парменида до идеального объекта, заданного в определении. С одной стороны, идея - это неизменная сущность, предмет мысли, сохраняющийся неизменным в ходе рассуждения, с другой - это то, что задано определением. Интересно, что Аристотель четко отрефлексировал этот момент12.
Идеи вводились Платоном, чтобы нормировать рассуждения. В «Пармениде» Платон пишет, что «не допуская постоянно тождественной себе идеи каждой из существующих вещей, человек не найдет, куда направить мысль, и тем самым уничтожит саму возможность
13
рассуждений» . Хотя мысль Платона вращается вокруг вещей и идей, мы должны сказать, что он пытается построить нормы рассуждений. Но решение его онтологическое, ему кажется, что человек будет правильно рассуждать (именно это он и называет размышлением), если будет знать, как устроена подлинная реальность (мир идей), и затем в рассуждении будет исходить из этого знания.
Рассматривая в диалоге Парменид отношения между единым и многим, Платон одновременно решает важную задачу нормирования рассуждений, разворачивающихся по поводу какого-нибудь предмета. До изобретения рассуждений знания, относящиеся к определенному предмету, например любви, объединялись на схемах, задающих этот предмет, чаще же просто относились к этому предмету. Например, в античной мифологии любовь истолковывалась как действие богов любви - Афродиты и Эрота, а также как страсть (умопомрачение). С формированием рассуждений возникла сложная проблема: знания о предмете получались в разных рассуждениях и часто выглядели совершенно различными, и возникал вопрос, как же их объединять, чтобы не получались противоречия? Вот здесь и потребовалась особая норма. С точки зрения Платона, предмет задается как единое, а отдельные его характеристики - это многое, причем «единое есть многое». В данном случае встает задача нормирования рассуждения и нормирования деятельности познания, ведь единое - это и есть своеобразная норма познаваемого предмета (например, любви). У Аристотеля эти задачи уже разошлись: в первой «Аналитике» он дает нормы для рассуждений, во второй - для познания.
Одной из первых удачных попыток формирования научного предмета можно считать «Пир» Платона. В этой работе Платон конструирует любовь как идеальный объект,
12 Аристотель. Метафизика. М.- Л., 1934. С. 29, 223.
13 Платон. Парменид // Платон Сочинения в 4 т. Т.2. М., 1993. С. 357.
приписывая любви такие свойства как «поиск своей половины», «стремление к целостности», «разумное поведение», «вынашивание духовных плодов» (стремление к прекрасному, благу, бессмертию). При этом Платон решает три задачи: создает новое понимание любви для становящейся античной личности, строит о любви непротиворечивое знание, реализует в отношении любви ряд собственных идеалов14.
Осознает он только вторую задачу, назовем ее условно «логической». Поясняя в диалоге «Федр» примененный им метод познания любви, включающий два вида мыслительных способностей, Платон пишет, что одна - «это способность, охватывая все общим взглядом, возводить к единой идее то, что повсюду разрозненно, чтобы, давая определение каждому, сделать ясным предмет поучения»15. Рассуждая об Эроте, Платон именно так и поступил: «сперва определил, что он такое, а затем, худо ли, хорошо ли, стал рассуждать; поэтому-то рассуждение, - говорит Платон, - вышло ясным и не противоречило само себе»16.
Если «логический» аспект своих построений, как мы видим, Платон четко осознает, то два других, назовем их условно «вызовами времени» (в данном случае, это необходимость создать представления о любви для становящейся античной личности) и «персоналистическим» (убеждение Платона, что для любви необязательна чувственная сторона дела, семья, брак и даже женщина), им не обсуждаются как норма философской работы, хотя обсуждаются по содержанию. Естественно, не осознает Платон и то, что все свои построения он предпринимает в рамках и под давлением культурной ситуации, состоящей в том, что идет работа, направленная на создание социальных условий для формирующейся античной личности, а также то, что большую роль в них сыграло разъяснение новых представлений о любви для непонимающих слушателей, то есть процесс коммуникации. Эти четыре момента (культурную ситуацию, процесс коммуникации, вызовы времени и персоналистические характеристики) выявил именно я, Вадим Розин из далека современности, решая свои задачи, придерживаясь новоевропейского видения действительности.
С точки зрения самого Платона, свойства любви он извлекает из двух источников -«логического» и, условно говоря, «феноменологического» (припоминания идеи любви), с моей же - ситуация значительно более сложная. Создавая новое понимание любви, Платон действует под давлением культурной ситуации, отвечая на вызовы времени, старается мыслить непротиворечиво, стремится реализовать свои идеалы, разъяснить свои взгляды для
14 Розин В.М. Наука: происхождения, развитие, типология, новая концептуализация. М., 2008.
С. 176-181.
15 ????
аудитории слушателей и скептиков, вовлечь их в новое видение и понимание. При этом я допускаю, что какие-то важные стороны дела я еще не увидел.
Формирование первых образцов античной науки в работах Аристотеля
Судя по всему, Аристотель принципиально меняет подход к нормированию рассуждений: нормы - это не система идей, а система правил, законов человеческой деятельности. Другими словами, Аристотель предлагает осознать и описать не мир, представленный в знании, а мыслительную деятельность человека. Воспроизведем основные этапы поисков Аристотеля. Сначала он вместо идей Платона ввел десять категорий (сущность, качество, количество, вид, род и другие), причем, чтобы не удваивать действительность, поместил первую сущность, то есть представление об «отдельных предметах», фиксируемое, например, в имени или определении, в сами вещи. Через эту сущность и все остальные категории были связаны с вещами, но особым образом - они задавали свойства вещей, их характеристики, отношения к другим вещам. Характеризуя категории, Аристотель описывает их свойства и особенности с тем, чтобы в рассуждениях можно было контролировать предметные связи и переходы.
Например, человек рассуждает так: «Сократ - человек, люди - смертны, Сократ -смертен». Здесь, с точки зрения Аристотеля, Сократ - первая сущность, поэтому Сократ подлежащее; то, что Сократ есть человек - вторая сущность, поэтому человек - это свойство, приписываемое Сократу как подлежащему; то, что люди смертны - свойство, приписываемое не только людям, но и Сократу, поскольку люди - это род, а Сократ как человек - вид этого рода. Другими словами, характеризуя категории, Аристотель одновременно пытается нормировать рассуждения, но пока в плоскости онтологии.
Затем Аристотель стал анализировать, во-первых, как строятся рассуждения в плане языка, это следующая работа после «Категорий» - «Об истолковании», во-вторых, как строятся специализированные рассуждения в науках (геометрии, арифметике, физике, религии и прочее), то есть доказательства. Этот ход, вероятно, был ему необходим, чтобы понять, каким закономерностям подчиняются сами свойства категорий, как их нужно связывать в рассуждениях. Здесь проявился гений Аристотеля, считавшего, что предметные связи - это не только свойства самих вещей, но и то, что возникает в результате языковой и предметной деятельности мыслящего человека. Это нашло отражение в его понятии способности: он определяет ее как причину изменения, находящуюся в другом предмете; в этом значении, причина, определяющая предметные связи, лежала по Аристотелю не в самих предметах, а в деятельности человека, который пользуется языком или нечто доказывает.
Именно, этот поворот - от объекта к деятельности, от смысла к языку, от содержания знания к его построению и позволил Аристотелю выйти к нормам мышления, которые мы находим в «Аналитиках». С одной стороны, это фигуры силлогизмов, то есть правила, регулирующие правильные рассуждения, с другой - правила, позволяющие правильно вести доказательства, например, такие «доказывающее знание получается из необходимых начал», «нельзя вести доказательство, переходя из одного рода в другой», «каждая вещь может быть доказана не иначе как из свойственных ей начал» и другие. Аристотель понимает эти модели и правила как знания о рассуждении и доказательстве, но мы сегодня можем их трактовать главным образом как нормы, созданные самим Аристотелем. Они строились так, чтобы размышляющий (рассуждающий, доказывающий) индивид не получал противоречий и не сталкивался с другими затруднениями при построении знаний (движение по кругу, запутанность, сложность, вариации, удвоения и т. д.). Стоит обратить внимание на то, что правила, относящиеся к доказательствам (вторая «Аналитика»), нормируют не рассуждения, а познание определенных предметов (родов бытия).
Подумаем, какова связь правил с категориями. Анализ показывает, что они дополнительны друг другу - без категорий нельзя было построить правила, а последние требовали выделения категорий. Во всех случаях, когда необходимо было применять сформулированные Аристотелем правила, приходилось создавать особые объектные схемы и представления, которые и были позднее названы категориями. Дополнительность аристотелевских правил категориям станет более понятной, если мы уясним, что категории -это, по сути, скрытые правила, существующие в онтологической форме. Действительно, вот, например, как Аристотель определяет в «Категориях», что такое «род» и «вид». «И так же как первые сущности, - пишет он, - относятся ко всему остальному, так и вид относится к роду: вид есть подлежащее для рода, ведь роды сказываются о видах, виды же не сказываются о родах. Значит, еще и по этой причине вид в большей мере сущность, чем род»17. Однако ведь не сами роды сказываются о видах, а рассуждающий человек, который, если он не хочет получить противоречий, размышляя, переносит признаки от рода к виду, но не наоборот (например, люди - это род, а Сократ - вид; можно сказать, что поскольку люди рождаются, болеют, умирают, то и Сократ - тоже, но нельзя сказать, что, так как Сократ мудр и лыс, и люди - мудры и лысы). Но тогда и получается, что условием существования родов и видов является деятельность человека, а также то, что категории - это латентные правила, существующие в онтологической форме?
Аристотелевские категории могут быть рассмотрены еще в двух отношениях: это схемы описания эмпирии (в результате порождаются идеальные объекты, к которым уже могут
применяться правила) и это особого рода объекты - кирпичики, из которых складывается мир (сущее). В качестве схем категории позволяют истолковать и организовать эмпирию (эмпирический материал), например, для категории начала, приписать материалу свойство «исходного пункта» рассуждения, а также источника и сущности явления. В качестве кирпичиков, из которых складывается и состоит мир, категории могут созерцаться, то есть в изучаемых явлениях (предметах) усматриваются категории, а не наоборот. Обсуждая, например, природу души, Аристотель спрашивает, из каких «кирпичиков-категорий» она состоит18.
Мы видели, что Платон в «Пире», «Федре» и «Пармениде» ставит вопрос о том, как строить знание о некотором объекте изучения, сегодня мы бы сказали, как строить научный предмет, науку. Он показывает, что такие знания должны быть непротиворечивыми и связанными между собой процедурой размышления. Аристотель идет дальше. Он ставит задачу создания регулярной процедуры построения наук, понимая под этим, с одной стороны, способы построения знаний о некотором предмете, основанные на применении сформулированных им правил и категорий, с другой - поиск того, что Аристотель называет «началами».
Начала, по Аристотелю, - это истинные знания, задающие сущность изучаемого предмета. Силлогистическое суждение будет доказывающим, пишет Аристотель, «если оно истинно и взято из предположений, выдвинутых с самого начала». «У всех начал есть та общая черта, что они представляют собой первый исходный пункт или для бытия, или для возникновения, или для познания.»19. К тому времени как Аристотель приступил к реализации своей программы, были дифференцированы знания о различных вещах -рассуждали о движении, музыке, душе, богах и прочее; то есть сами предметы уже фактически сложились. Однако, поскольку до Платона и Аристотеля каждый мыслитель, реализуя себя и собственное понимание предмета, рассуждал по-своему, в каждой из указанных предметных областей были получены разрозненные знания, не связанные между собой; они по-разному трактовали предмет, нередко противоречили друг другу или опыту. Именно поэтому Аристотель ставит задачу - заново получить знания в каждой из таких предметных областей, - решение которой и вылилось в построение античных наук. Чтобы лучше понять это, рассмотрим один пример: построение Стагиритом науки о душе.
Сначала Аристотель сортирует уже полученные другими мыслителями знания о душе: выделяет в отдельную группу противоречия, ведь от них нужно было избавиться; при этом
18 Аристотель. О душе. М., 1937. С. 4, 38.
19 Аристотель. Аналитики. С. 10; Метафизика. С. 78.???
многие противоречия он впервые формулирует сам. В другую группу Аристотель собирает знания о душе, которые выглядели как истинные, то есть схватывающие сущность предмета, именно эти знания затем будут им включены в «начало» души.
Следующий шаг - характеристика души как объекта научного изучения, предполагающая ее соотнесение с определенными категориями, ведь по Аристотелю сущее задается категориями. Процедура категоризации в свою очередь включала два основных звена.
Первое звено - приписывание душе и связанным с нею феноменам (телу, жизни и т. д.) характеристик, принадлежащих категориям, одновременно это предполагает элиминирование других характеристик, не обозначенных категориями; кроме того, между выделенными характеристиками устанавливались такие же связи, как и между соответствующими категориями. Второе - получение в рассуждении следствий из нового понимания души. Если подобные рассуждения приводили к противоречиям или еще больше запутывали вопрос, то от данной категоризации Аристотель отказывался, напротив, если рассуждения не приводили к противоречиям и позволяли разрешить проблемы, то шаг категоризации закреплялся. В результате удавалось нащупать новые характеристики души, которые извлекались уже не из наблюдения, а создавались как конструкция (как идеальный объект) самим Аристотелем. В этой связи особенно показательным выступает пример следующей категоризации: во второй книге душа отождествляется Аристотелем с категорией «сущность» и «форма», соответственно тело с категорией «материя» («субстанция»)20.
Последовательное отождествление души с категориями, в ходе которого анализируются следствия и отбираются истинные знания о душе, позволяют Аристотелю сконструировать то, что он называет «началом души», а мы сегодня - идеальным объектом. Итоговые характеристики такого начала суммированы в третьей книги восьмой главы. «Душа, - пишет Аристотель, - некоторым образом обнимает все существующее. В самом деле: все существующее представляет собой либо предметы чувственно постигаемые, либо умопостигаемые. Ведь в известном смысле знание тождественно познаваемому, а ощущение -чувственно воспринимаемым качествам... но самые предметы отпадают, - ведь камень в душе не находится, а форма его. Таким образом, душа представляет собой словно руку. Ведь рука есть орудие орудий, а ум - форма форм, ощущение же - форма чувственно воспринимаемых качеств»21.
Следующее звено - сведение к построенному началу других случаев. В работе «О душе» этот момент отсутствует, его необходимость можно уяснить, анализируя другую работу
20
Аристотель. О душе. С. 35-36.
21 Там же. С. 102-103.
Стагирита - «Физику». В ней Аристотель рассматривает различные движения, относительно которых были получены как отдельные истинные знания, так и парадоксы. В целом аристотелевская физика строится по той же логике, что и предыдущая работа. Так, движение, как род бытия, Аристотель характеризуется с помощью таких «категорий», как, например, форма, материя, возможность, действительность, способность, качество, количество. Эти понятия и категории определяются Аристотелем относительно друг друга и организуются в такую систему, которая, как показывает анализ, позволяет выразить эмпирические смыслы,
зафиксированные в описаниях различных движений, а также объяснить затруднения,
22
возникающие в рассуждениях о движении .
В результате Аристотель получает два разных представления о движении: движение есть переход вещей из возможного бытия в действительное и совокупность качеств или состояний. Данные характеристики движения как начала Аристотель использует для опровержения апорий Зенона о движении, а также для описания разных видов движения; последний момент, включающий сведение новых случаев к построенному началу, отсутствовал в работе «О душе». В частности, Стагирит различает равномерное и неравномерное движение, относя к последнему и свободное падение. Анализируя способы сравнения разных движений, Аристотель склоняется к мысли, что именно равномерное движение образует сущность любого движения и, следовательно, специфицирует движение как род бытия. Поэтому, определяя неравномерное движение, Аристотель сопоставляет его с равномерным и приходит к выводу, что различие между обоими видами движения определяется либо характером пути, времени, среды, либо характером скорости движения, различающейся большей или меньшей степенью23. В языке современной философии науки эту работу можно охарактеризовать так: Аристотель не только «спроектировал» для физики первый объект изучения - движение - и на основе этого задал науку, но также построил два идеальных объекта - равномерное и неравномерное движение, - сведя второе к первому.
Анализ работ Аристотеля позволяет также развести три разных процесса: построение нового научного предмета (начал, определений), научное объяснение, которое включало в себя способы разрешения противоречий, решение проблем и других затруднений, зафиксированных по поводу изучаемого объекта, наконец, построение самой науки, то есть сведение новых случаев к началам, получение истинных знаний, «исчерпание» (описание) в рамках данной науки всех случаев (известных в эмпирии объектных ситуаций).
22
Аристотель. Физика. М., 1936.
23
Розин В.М. Типы и дискурсы научного мышления. М., 2000. С. 42-51.
Но и были еще две задачи, которые фактически решала античная наука. А именно, ее строили так, чтобы на основе ее знаний можно было решить различные социальные и личные проблемы. Так уже отмечалось, что Платон, создавая «Пир», решал три основные задачи: создавал представление о любви, пригодные для становящейся античной личности, стремился получить непротиворечивые знания и создавал реальность, в которой он мог реализовать себя. Поставим такой вопрос: существовала ли в природе любовь, заданная концепцией Платона? Что Платон описывает: существующие в его культуре формы любви и связанные с ними качества человека или...? Очевидно, что к моменту создания «Пира» платоновской любви и соответствующих психических свойств нового человека еще не было. Но они вскоре появились, поскольку концепция Платона не только приглянулась тем философствующим и просто образованным грекам, которые тянулись к новому, но и стала для них руководством в практике любви. Иначе говоря, мы можем предположить, что платоновская любовь как важный аспект современного платоновскому окружению нового человека была конституирована усилиями самого Платона и других участников нового дискурса. Средствами подобного конституирования выступили философские знания и концепции, диалоги типа «Пир», наконец, практические образцы новой платонической любви, распространившиеся в греческой жизни в пятом и четвертом веках до нашей эры.
Но и теории («науки») Аристотеля решали определенные социальные проблемы. Например, в работе «О душе» Аристотель создает представления, позволяющие блокировать мифологическое понимание души (как входящей и выходящей из тела), а также принять иные правила и категории. Первое было необходимо сделать потому, что мифологическое понимание души противоречило идее мышления, второе делалось с целью склонить всех мыслить непротиворечиво. Вот как Аристотель решает первую задачу. Сначала он доказывает, что если бы душа двигалась, то «выйдя из тела, она снова могла бы вернуться» а
24 25
«живые существа, умерев, ожить» . Аристотель видит здесь противоречие и показывает, что тело и душа связаны не пространственно, а как форма и материя. «Таким образом, -пишет Аристотель, - необходимо душу признать сущностью, своего рода формой естественного тела, потенциально одаренного жизнью .не следует спрашивать, представляет ли собой душа и тело нечто единое, подобно воску и изображению на нем, ни вообще относительно любой материи и того, чьей материей она является».
Теперь решение второй задачи.
24 Аристотель. О душе. С. 16.
25 Интересно, что для христианского мироощущения воскрешение из мертвых - исходный постулат.
Аристотель хочет подключить человека к созданной им логике, оправдать новый взгляд на вещи как выраженные с помощью категорий и понятий, объяснить, как создаются знания, категории и понятия. Восприятие (ощущение), по Аристотелю, решает задачу связи вещей с категориями и понятиями, воображение позволяет понять, как на основе одних знаний и понятий получаются новые, а мышление трактуется именно как деятельность человека, пользующегося логикой, категориями и понятиями. Обсуждая, например, в «Аналитиках» способность к познанию начал, Аристотель указывает на индукцию, «ибо таким образом восприятие порождает общее»26. Но сходным образом он определяет в работе «О душе» ощущение как способность: «ощущение есть то, что способно принимать формы чувственно воспринимаемых предметов без их материи, подобно тому, как воск принимает оттиск печати без железа и без золота»27. Ясно, что восприятию (ощущению) Аристотель приписывает здесь такие свойства, которые позволяют понять связь начал с вещами и работой чувств.
Тот же ход он реализует относительно мышления. «Мышление о неделимом, - по Аристотелю, - относится к той области, где не может быть лжи. А то, где [встречаются] и ложь и истина, представляет собой соединение понятий... Впрочем, не всегда ум таков, но ум,
предмет которого берется в самой его сути, [всегда усматривает] истинное, а не только
28
устанавливает связь чего-то с чем-то» . Другими словами, для Аристотеля мышление - это и есть рассуждения по правилам с использованием категорий. Важно, что именно категории и понятия задавали в мышлении подлинную реальность, причем эта реальность оказывалась идеальной и конструктивной.
Но осознает ли Аристотель, что он блокирует архаическое понимание души, обосновывает свои логические построения, приписывая человеку способности мышления и ощущения, и при этом реализует свои убеждения? Вероятно, нет. Он достаточно четко осознает лишь две вещи: свои логические построения и то, что он создает на их основе науку. Означает ли сказанное, что Аристотель не совершал всего вышеперечисленного, а просто я ему это приписал? Да, приписал, но предполагаю, что все это имело место, хотя в силу исповедуемой Аристотелем концептуализации, он не мог осознавать ряд особенностей своей работы. Моя уверенность проистекает из того, что я не фантазировал, а вел исследование (опирался на факты, создавал идеальные объекты, обосновывал свои построения)29.
26 Аристотель. Аналитики. С. 288. ?? «В самом деле, если что-то из неотличающихся между собой вещей удерживается в воспоминании, то появляется впервые в душе общее, ибо воспринимается что-то отдельное, но восприятие есть восприятие общего, а не отдельного».
27 ???????
28 Аристотель. О душе. С. 97, 99.
29 Другое дело, что кто-то может утверждать, что мои исследования неудовлетворительны с определенной точки зрения. Эта нормальная ситуация, стимулирующая научную полемику.
Если вернуться к заданному выше вопросу о значении логики, то материал творчества Аристотеля показывает, что логические построения (включая категории) обеспечивают построение идеальных объектов. Но, как мы видим, не только они. Эту же роль выполняют методологические соображения, например, обсуждение Платоном метода изучения любви или Аристотелем - способа познания души. Существенную роль в этом процессе играет и само научное творчество: попытки решить задачи, пробы и ошибки, осознание неудач, смена стратегии работы и пр.
То, что Аристотель называет наукой, - это и новый способ получения знаний о действительности и задание новой реальности. Например, в работе «О душе» душа - это идеальный объект, сконструированный Аристотелем, он позволяет рассуждать без противоречий, блокировать мифологическое понимание души, реализовать новое понимание человека, обосновать использование правил и категорий. В этом смысле результатом усилий Платона и Аристотеля выступает не только формирование античной науки, которая включала разрешение противоречий, процедуры построения идеальных объектов, рассуждения по правилам логики, сведение новых случаев к идеальным объектам, получение знаний о всех объектах, входивших в область изучаемого предмета (науки), но и новое видение действительности. Другими словами, я хочу сказать, что античное представление о мире обусловлено как структурой античного познания, за которой стоят античные «социальные практики», так и личностью познающего.
Сравнивая работы Аристотеля с более поздними исследованиями Архимеда, можно увидеть, что после Стагирита новые античные науки строились несколько иначе. Как правило, этап категоризации отсутствовал, поскольку эту работу проделал Аристотель. Существенно изменилась и процедура построения идеальных объектов, она стала более конструктивной, поскольку строилась с оглядкой на созданные Аристотелем образцы, и одновременно более дескриптивной, ориентированной на теоретическое описание всех случаев, зафиксированных в эмпирии. Архимед ориентируется уже не только на идеал науки, разработанный Платоном и Аристотелем, но и различение теоретического и эмпирического слоя науки. К первому относятся идеальные объекты и истинные знания, ко второму -реальные объекты (данные в опыте; это могли быть и специально построенные модели), а также эмпирические знания. Ряд истинных знаний Архимед получает не в теоретическом слое, а в эмпирическом, например, взвешивая модели фигур. Но затем он их вводит в теорию. В предисловии к работе «Квадратура параболы» Архимед пишет, что основную теорему он
30
нашел «при помощи механики, но затем также доказал и геометрически» .
В заключение сделаем замечание более общего характера. Именно в античной науке складываются установки и способы работы, которые можно отнести к «генетическому ядру» науки, то есть представление науки, инвариантное относительно развития науки и разных типов наук. Ядро науки включает установку на познание, описание определенной предметной области, построение идеальных объектов, сведение в теории более сложных случаев к более простым и далее к идеальным объектам, разворачивание на основе этих сведений системы теоретических знаний, обоснование всего построения принятыми в данное время критериями научности. Хотя изучаемая в науке предметная область уже должна сложиться (по поводу нее и выделяются объекты изучения данной науки), построение науки представляет собой создание области идеальных объектов, которые постепенно вытесняют или упорядочивают исходную предметную область31.
Античные науки не были похожи на естественные, они не нуждались ни в математизации, ни в экспериментальной проверке. Античный ученый не собирался использовать научные знания в практических целях для овладения силами природы, он и не предполагал в природе наличие сил и энергий. Основная цель античного ученого -непротиворечивое описание родов бытия, что позволяло, как учил Платон, «блаженно закончить свою жизнь» или, по Аристотелю, наслаждаться подобно Разуму, мысля и созерцая бытие («умозрение есть то, что приятнее всего и всего лучше»).
31 Известно, что в каждой культуре компоненты науки и наука в целом устанавливаются заново. Например, формулируя в самом начале ХХ столетия особенности гуманитарной науки («науки о духе»), В. Дильтей по-новому характеризует научное познание (оно включает теперь позицию исследователя, не требует экспериментального обоснования, содержит установку на сохранение гуманитарной природы и уникальности явления). То есть вроде бы научное познание по Дильтею принципиально отличается и от античного, ориентированного на непротиворечивое знание, и от галилеевского познания природы, написанной на языке математики. Но разве можно тогда выделять инвариантные характеристики науки? Разрешение этого противоречия я вижу в следующем. В науке, как известно, постоянно идет процесс ассимиляции предыдущих научных представлений (знаний, понятий, способов работы и прочее). Хотя, например, Галилей постоянно полемизирует с Аристотелем и отрицает ряд его положений (о необходимости прикладывать силу, чтобы движение тела продолжалось, о том, что скорости падения тел разного веса прямо пропорциональны их весу), он, тем не менее, использует ряд его логических принципов (скажем, требование избегать противоречий) и некоторые положения механики (например, что скорость свободного падения тела обратно пропорциональна плотности среды). При этом ученому действительно приходится переосмыслять (и переопределять) ассимилированные представления с тем, чтобы они не вызвали противоречий или очередные проблемы в создаваемой новой системе научных знаний. Это я и называю «установиться заново».
