Русская литература
Е.Г. Падерина
О ДРАМАТУРГИЧЕСКОМ ФУНКЦИИ НЕСОСТОЯВШЕЙСЯ ИГРЫ В КАРТЫ В «ИГРОКАХ» ГОГОЛЯ1
Статья посвящена анализу пьесы Н.В. Гоголя «Игроки», функции в нем карточного анекдота и плутовской коллизии.
Ключевые слова: Гоголь, карточная игра, драматургия.
То, что в основе интриги одноактной гоголевской пьесы «Игроки» лежит широко известный карточный анекдот, было очевидно уже первым зрителям и критикам, обманувшимся несмотря на это в своих ожиданиях привычной развязки. Надо сказать, что структура этого карточного анекдота синтетична и объединяет обман в карточной игре (с соучастниками или без) и житейский обман с подставными лицами с вариативным инструментарием, в числе прочего - с картами. И в чистом, и в смешанном виде мы встречаем такие истории в плутовской литературе. Ю.В. Манн, например, указал в качестве литературной параллели а обман с карточной игрой и подставными лицами в «Игроках» на один из эпизодов плутовского романа Франциско де Кеведо «История жизни пройдохи по имени Паблос, пример бродяг и зерцало мошенников» (1626 г.)2. Вполне закономерно, что драматургическая традиция связывает гоголевскую пьесу с комедийными вариациями обмана с «переодеваниями» (речевыми и/или костюмными масками)3, а прозаическая, как правило, предоставляет параллельные эпизоды с карточной игрой.
В «Игроках» сама по себе плутовская коллизия «обманутого обманщика», хотя и не исчерпывает существа гоголевской интриги4, все же занимает в ее структуре весьма серьезное место. Отметим, кстати, что Утешительный, Швохнев и Кругель если и не бродяжничают в буквальном смысле, как герои плутовских историй,
© Падерина Е.Г., 2010
то все время разъезжают, влекомые то ли собственным авантюризмом, то ли просто отсутствием средств к поместному существованию, разъезжает и Ихарев, вполне в этом плане обеспеченный; не менее показательно и то, что не шулерство Ихарев осмысляет как необходимую вещь в своем кульминационном монологе, не мошенничество или обман, а именно плутовство. В этом плане карты и шулерская карточная игра, бросающиеся в глаза как необходимые компоненты конфликта, оказываются элементом бытописания: плуты в комедии еще и шулера. Но по сути драматургического конфликта «плуты обманывают друг друга, и торжествует наиболее ловкий из них»5. При этом плутовской прием коллективного обмана героя-пройдохи, использованный Гоголем и осуществленный его персонажем (Утешительным), существенно отличается от обычного переодевания (костюмного или психологического) одного или нескольких персонажей для осуществления своей интриги: мистификация Ихарева сговорившимися между собой плутами - это по сути своеобразное театральное представление, спектакль, который в достаточной мере независим от «внешнего» действия (играя при этом основную роль в обеспечении развязки6) и в котором участвует и Ихарев. И хотя у Гоголя и это усложнение драматургического приема более чем специфично и скрыто в под-текстовых значениях, само по себе совмещение персонажами плутовства с театральной практикой тоже принадлежит плутовской литературной традиции.
В связи с этим вопрос о том, задействованы ли карты и карточная игра в пьесе о картежниках-шулерах в устроении интриги или это сопутствующая обману деталировка, а карточный и шулерский анекдот в «Игроках» - лишь подробное изложение плутовского, требует специального рассмотрения, чему и посвящена наша статья.
В пьесе три эпизода с карточной игрой. Сама игра в них различна по полноте, составу, функции в эпизоде и значению в интриге. Первая игра в карты - Ихарева с Утешительным и его товарищами в начале пьесы - не завершена, точнее прервана обнаружением мошенничества; вторая - игра Швохнева и Кругеля для соблазнения М. Глова - «самая маленькая игра» где-то «в стороне» сцены растворяется, лишь начавшись, в общем разговоре с участием только что игравших картежников; наконец, третья - игра четырех шулеров с А. Гловым - закончилась проигрышем последнего и, соответственно, выигрышем четверки сообщников. При этом первый эпизод с картами встроен в экспозицию комедии, второй - соответствует элементу развития действия, третий - кульминации, а развязка обходится без карточной игры.
Экспозиция «Игроков» организована как самостоятельная мини-пьеса, своеобразный пролог о шулерах. В гостинице поселяется Ихарев с готовыми краплеными колодами; узнав, что среди постояльцев есть три заядлых картежника, он заочно оценивает их силы и, решив, что «в них нет ничего особенного», готовится к нечистой игре (подкупает слугу и снабжает его краплеными картами); в свою очередь картежники тоже выясняют силы вновь прибывшего игрока, подозревают, что он шулер, но решаются-таки играть. Это и есть мини-экспозиция. Далее все четверо начинают «пировать», и выясняется соотношение сил противников: трезвому и хладнокровному Ихареву, шулеру, уже имеющему (что известно зрителю) фору, то есть сговорившемуся со слугой, противостоит не очень слаженная компания игроков (спорят между собой) во главе с «горячащимся» и теряющим дар здравомыслен-ной речи («Это, это... это») Утешительным, для которого разговоры чуть ли не важнее карт; причем Ихарев признаниям Утешительного не верит и, сообщив об этом доверяющему ему зрителю, направляет действие в нужное русло - предлагает «банчик». Это и есть мини-завязка.
Карточная игра, то есть собственно действие этой субинтриги, развивается следующим образом: Ихарев мечет банк и ведет игру, все четверо активно перебрасываются репликами, соответствующими ходу игры. Вдруг Утешительный «вскакивает с места» и «про себя» констатирует, что «тут что-то не так», «карты не те». Но это только замедление действия, «игра продолжается». Наконец, Швохнев вскакивает, «торопливо подходит к Утешительному» и сообщает, что Ихарев «шулер первой степени». Ситуация накаляется: карточные игроки (или те, кто выдает себя за таковых) должны по литературно-бытовой логике «призвать» закон и могут не только оборвать игру, но и потребовать сатисфакции7. Поэтому, когда Швохнев и Утешительный подходят к Ихареву и «ударяют его с обеих сторон по плечу» со словами «незачем попусту тратить снаряды», герой в шоке - его обман раскрыт. Напряжение снимается поступательно: откровенное признание Утешительного, что они тоже шулера и сговорились против него, а теперь как профессионалы отдают дань его способностям, все еще может быть обращено против Ихарева как свидетельство его противозаконных действий и как инструмент воздействия (отдать в руки правосудия или просто шантажировать), а вот предложение дружеского союза -кооперации сил и способностей - окончательно развязывает узел, вероятность скандала минует.
Подобно маленькой пьесе-прологу (с неразветвленным действием, простым составом персонажей и незатейливым конфлик-
том), эта первая разыгранная карточная субинтрига снабжает зрителя ключом к восприятию дальнейшего: Ихарев победил в неравном бою с компанией сообщников8, своим профессионализмом побудив их не только сложить оружие, но и предложить ему союз, то есть его обман обошелся без неприятных последствий и даже был высоко оценен, одобрен и поощрен; за Ихаревым остается последнее слово - его шулерство еще не доказано, и он может оскорбиться и прекратить знакомство, признаться, но отказаться от сотрудничества или просто согласиться. Словом, Ихарев -герой-победитель, и ему решать, как действие - в случае его продолжения - будет развиваться дальше.
Выбор Ихарева нам известен, он соглашается быть товарищем и партнером. С этого момента начинается новая субинтрига, которая по определению должна содержать карточную игру; можно сказать, что карточная игра опять становится искомым обстоятельством, ожидание ее и организующие ее усилия будут двигать действие, а сама она продемонстрирует, на что способен новый союз. Но завязке этой новой интриги предшествует не только учрежденное товарищество четырех шулеров, но и новая экспозиция персонажей - на этот раз она подробна: у всех появляется прошлое, характерные особенности профессионального опыта, отношение к карточной игре, инструментарий и т. п. Раздвигаются временные и пространственные рамки действия.
Заметим, что эта экспозиция по одной логике отменяет прежнюю и является новой, а по другой - развивает предшествующую, в зависимости от того, за какой именно интригой следит зритель-читатель; причем, если продолжает, то представляет уже третью характеристику персонажей, а одновременно - как целое - и повторяет структуру своей первой части (последовательность односложной и более подробной обрисовки участников). Более того, действие пьесы уже развивается по нескольким относительно параллельным направлениям. В частности, напомним, что Утешительный перед тем, как откровенно признаться Ихареву «во всем» и заключить с ним дружеский союз, недвусмысленно называет Швохневу цель своих действий - 80 тыс. Ихарева, но опять же если это все еще тот - горячащийся - Утешительный, то вполне возможно, что затем «зарапортовался», по выражению Швохне-ва, то есть потерял логику действий, а может быть, увлекся уверенностью Ихарева и предпочел кооперацию. Кроме этого отметим, что вкрадчиво раздваивается и драматургическая модальность действий Ихарева. Например, то, что он прервал уводящие от цели (игры) откровения Утешительного, в пределах первой интриги соответствует его роли активно формирующего основное событие
персонажа, наделенного волей и целеустремленностью, но при свертывании первой интриги в часть общей экспозиции тот же шаг оказывается проявлением нетерпения, обнаруживающего истинную цель, трещиной в монолитном образе хладнокровного, профессионального игрока, играющего (в соответствии с известными в гоголевскую эпоху руководствами карточной игры и карточного обмана) с противником и в психологическую игру. Итак, все то же согласие Ихарева на товарищество и партнерство с тремя шулерами является абсолютным завершением первой карточной субинтриги, экспозицией второй и завязкой развернутого в целое действие плутовского анекдота «Игроков».
Подобно тому как в первой субинтриге общий разговор увел в сторону от цели, так и во второй обсуждение способов обмана завело действие в тупик полного единодушия: перешли на «ты» и закрепили дружество шампанским. Отметим при этом, что структурно-функциональное подобие подчеркнуто тематически тем, что в первом случае в рамках светской беседы речь шла о дружбе и откровенности, во втором же случае это уже тот самый откровенный дружеский разговор. Интересно и параллельное расподобление: в первом случае слишком увлечен общением и темой беседы Утешительный, а Ихарев вынужден его прервать; во втором случае в дружеское общение и тему (достоинства своих профессиональных уловок) погружен Ихарев, так что на этот раз об игре напоминает Швохнев («собрались для подвигов»); кроме этого в условиях непрерывности экспозиционной части Утешительный был как бы увлечен, а Ихарев - совершенно, поэтому в первом случае Ихарев не поверил в откровенность Утешительного, во втором у Ихарева, уже увлекшегося и потерявшего дистанцию, не промелькнуло и тени сомнения. Таким образом, мы и здесь имеем дело с одновременным разрывом, развитием и подобием. Кроме того, отсутствие противника при полном боевом оснащении возвращает нас к самому началу пьесы, где Ихарев был один и готов к бою, - теперь к нему присоединились еще трое единомышленников и, как считает Ихарев, теперь (или опять) «крепости недостает только, на которую идти, вот беда».
Дальнейшее действие «Игроков» столь же многослойно. В пределах общей карточной интриги (не вмещающей весь объем драматических компонентов пьесы в целом) следующее далее появление старшего Глова можно считать завязкой будущего конфликта «Ихарев с сообщниками - младший Глов»; в таком случае весь пройденный Ихаревым круг, приведший к дружескому союзу, и сам союз, актуализировавший готовность превратить карточную игру в игру наверняка, являются только экспозицией этой завязки9.
Старик Михаил Александрович Глов - потенциальный противник и потенциальная жертва Ихарева, потому что этот крепкий орешек («не играет вовсе») уже оказался не по силам Утешительному («Я месяц за ним ухаживал; и в дружбу, и в доверенность вошел, а все ничего не сделал»). Соответственно, Ихарев и ведет дело, то есть отправляет Утешительного за Гловым и продумывает стратегию: шампанским подпоить или идущей в сторонке карточной игрой соблазнить; поскольку Глов «в рот не берет», Кругель и Швохнев садятся в сторонке играть в «маленькую игру». Однако в рамках второй карточной субинтриги, начавшейся с согласия Ихарева на дружеский союз, первая сцена с М. Гловым входит в ее экспозицию, в которой, напомним, и дается новое, только на первый взгляд уточняющее уже известное, соотношение сил участников и Утешительный с компанией описывают серию беспроигрышных афер с использованием психологических приемов (в том числе дружеские отношения с потенциальной жертвой), а завязкой в этой субинтриге является уже вторая сцена с М. Гловым, в которой последний оставляет вместо себя другого, неопытного, но имеющего доступ к деньгам. Наконец, в рамках общей карточной интриги «Игроков» первая сцена с Гловым - перипетия на пути к достижению цели, организации карточной игры, которую можно было бы превратить в нечистую и таким образом в прибыльную (заметим, кстати, что сформулированная Ихаревым цель - «крепости недостает только, на которую идти» - является продолжением подсказки Швохнева - «одного недостает только...»). По этой логике далее ожидается либо следующее преодоление более сложного препятствия, либо окончательная победа.
Итак, мы подошли ко второму карточному эпизоду пьесы. Карточная игра в нем разыгрывается Швохневым и Кругелем по указанию Ихарева для соблазнения М. Глова. В карточной интриге значение этого «грошового банчика», в котором не участвуют главные соперники - Ихарев и Утешительный - и от участия в котором отказывается-таки старик Глов, велико. Весь эпизод - испытание на практике только что разрекламированных обеими сторонами шулерских приемов организации своей игры (а на драматургическом уровне, соответственно, проверка состоятельности героя в плане активной функции в формировании событий). Так вот, «грошовый банчик» - последняя стрела из мгновенно опустевшего колчана Ихарева, все шулерские приемы организации игры он исчерпал в первом же трудном случае с неподатливым бывшим игроком (использование крапленых колод не дало ожидаемых результатов уже в первом эпизоде); а Утешительный действовал своим методом, подыгрывая Глову, «в доверие вошел». Отметим при этом, что в этой
сцене Ихарева поддерживает Швохнев, а Кругель молчит, то есть игра ведется «пара на пару» - как с целью уговорить М. Глова играть в карты, чем заняты Швохнев и Ихарев, так и с целью предостеречь Ихарева, дать шанс отказаться от игры, чем заняты Утешительный и М. Глов.
После этой сцены Ихарев окончательно и добровольно уступает права ведущего игрока Утешительному («Теперь я понял, зачем он подбирался к отцу и потакал ему. И как все это ловко! как тонко!»), а Утешительный перестает изображать услужливого компаньона. Однако, несмотря на очевидное перераспределение сил, Ихарев вместе со зрителем несется к поставленной цели10 -карточной игре, в которой можно будет реализовать совместные возможности. И уже вся история с М. Гловым (соблазн игры, отказ, передача сыну полномочий в Опекунском совете, а заботу о сыне Утешительному) - очередная перипетия на пути к основному событию.
Наконец в третьем в комедии эпизоде с картами развертывается та карточная игра, которой так долго ждал Ихарев. Но, как мы знаем, мечет банк и ведет игру Утешительный, а Ихарев участвует как статист, сама же игра представлена в речевом потоке как диалог Утешительного и А. Глова. Этот эпизод также имеет относительную структурную самостоятельность. В экспозиции, естественно, отцовское «наследство» (то есть деньги в Опекунском совете), но если в использованном Гоголем литературном сюжете об отце и сыне именно отцовские деньги - цель шулеров, то в карточной интриге «Игроков» вообще (как состязании Ихарева и Утешительного) и в рассматриваемой ее третьей части деньги старика, условно переданные в распоряжение А. Глова, являются необходимым условием карточной игры (без потенциального денежного куша шулеры в игру не сядут). В завязке Утешительный уговаривает А. Глова играть, то есть рисковать, причем не просто чужими, отцовскими, деньгами, но и «в долг», то есть деньгами, которых А. Глов еще в руки не взял. Кульминация третьей карточной субинтриги - не сама игра или проигрыш А. Глова, а его попытка уговорить новых друзей дать ему возможность так же в долг и отыграться, для чего, соответственно, он подписывает долговой вексель и передает в их руки доверенность на получение денег в Опекунском совете. Развязка - отказ шулеров, получивших права на деньги старшего Глова, поверить младшему в долг и решение последнего застрелиться, с которым он и покидает сцену, а зритель - эту небольшую субинтригу.
Однако в составе общей карточной интриги, развивающейся в три этапа, карточная игра с А. Гловым - кульминационный
момент, напряжение в котором разрешается общим выигрышем четырех шулеров, закрепленным денежными документами. Причем формально - шулера действительно объединили общие усилия и навыки, поскольку пользуются приемами Утешительного и колодами Ихарева, но заметим, что, хотя в этой карточной игре использованы крапленые колоды Ихарева, в механизме развертывания игры ни крап, ни знание его Ихаревым не задействованы, и как карточная игра эта сцена построена на удвоенной стилизации, причем все партнеры стилизуют игру в карты добровольно и сознательно.
Соотношение всех трех эпизодов в карточной интриге таково: в первой игре Ихарев мечет банк, ведет нечистую игру и пойман с поличным, затем он получает возможность реализовать свои приемы организации игры (соблазнить карточным досугом) и терпит поражение; в это же время Утешительный демонстрирует свои приемы (доверительность, дружбу) и успешно, а следом мечет банк и тоже успешно (обратим внимание на то, что формально в кульминационной карточной игре проигрывают банк все, кроме Утешительного, вопрос окончательного выигрыша таким образом приравнивается к дружескому союзу). То есть развернутая на основе карточной игры история о кооперации шулеров остается историей борьбы двух профессинальных игроков. Характерно при этом, что карточная интрига как таковая на этом завершается (компания шулеров держит в руках выигрыш - доверенность на получение денег и долговой вексель), а плутовская история и спектакль Утешительного - нет; впереди водевиль о бесшабашном гуляке, будущем гусаре, и сатира на нравы чиновников-взяточников, наконец развязка плутовской интриги Утешительного, в которой компания Утешительного уезжает с деньгами Ихарева, и обсуждение в «театральных сенях» оставшимися с носом Ихаревым и А. Гловым разыгранного спектакля, а затем - в итоге - эпилог «Игроков», то есть развязка истории Ихарева (в его собственном монологе).
Таким образом, специфическая роль карточной (шулерской) интриги как части целой интриги гоголевской пьесы (и по протяженности, и в структуре) заключается в мистифицировании зрителя в плане ее важности в развитии действия: выдвигаясь на авансцену как основной событийный ряд, карточная игра отвлекает внимание зрителя (и Ихарева в том числе - как зрителя) от формирующих действительную развязку действий персонажей, то есть от других уровней интриги. При этом и сама игра в карты каждый раз мистифицирует - как шулерская, как бутафорская и, наконец, как псевдокарточная и псевдошулерская. Отметим в связи с этим, что не только Утешительный с компанией не ведут в рамках дей-
ствия нечистую карточную игру, то есть в буквальном смысле не шулера, а в логическом - не совсем шулера, поскольку сохраняется рисковость предпринятой авантюры, но и Ихарев не вполне шулер. Уже начальные характеристики центрального героя дают двойственную картину. С одной стороны, ничего извне не подталкивает Ихарева к нечистому обогащению (как, скажем, голод А. Глова), его положение не бедственное, и он как будто шулер по призванию; но с другой стороны, он бросается в бой со случайным противником не из-за денег (ими он даже не заинтересовался, в отличие от противников, сразу оценивших его 80 тысяч), а потому, что его изобретение, карточный перпетуум мобиле, еще не испробован в деле; Ихарев азартен, что вообще не свойственно шулерству - делу расчета, его влечет не страсть к деньгам, а стремление к состязанию.
При том что карточная интрига концентрирует на себе основное внимание зрителя и читателя и таким образом заслоняет другие уровни игры, она не совпадает и по основному, движущему ее, механизму с развернутым плутовским анекдотом и театральной историей. В карточной интриге движущим механизмом является вожделенная карточная игра, которую можно превратить в нечистую, в плутовской истории - дружеский союз, своему пониманию которого следуют все персонажи, совершая свои поступки, а в театральной - основным событием является спектакль, и действие подчиняется его подготовке, разыгрыванию и итоговому воздействию на зрителей. Соответствующим образом формируется и несовпадение структуры действия на этих уровнях, то есть компонентов интриги по времени и значению.
Но это несовпадение, что очень важно, частичное, иначе бы одноактная пьеса рассыпалась как единое действие. Не совпадают в каждом случае завязка и развязка, но не кульминация. В кульминационном на всех уровнях интриги шестнадцатом явлении А. Глов появляется на сцене в роли ожидаемого Ихаревым-шуле-ром карточного «неприятеля», в качестве плута-сообщника и одновременно в роли Ихарева-персонажа, которому демонстрируют его глупость в зеркале театрального представления; Ихарев участвует в этом явлении в целом и в самой карточной игре тоже как субъект всех трех событий, поскольку, подобно А. Глову, верит, что обманывают не его, а другого, участвует в долгожданной карточной баталии, при этом в качестве зрителя наблюдает за происходящим, специально для него разыгрываемым, и еще подыгрывает в качестве актера-статиста. Ну а Утешительный - организатор и движения каждого событийного ряда к своей кульминационной точке, и совмещения в ней всех трех (не совпадающих до и после)
структур. И карточная игра занимает в 16-м явлении центральное место, не будучи в буквальном смысле таковой, но объединяя многочисленные «игры», в которые играют персонажи: игра в карты, в которую никто не верит, но все изображают; игра мечеными картами - наверняка - с А. Гловым, в которую верит Ихарев; плутовская игра с Ихаревым А. Глова за 3 тыс., в которую он верит; актерская игра последнего в роли неразумного юнца и отображение в ней коллизии Ихарева; большая психологическая игра Утешительного с компанией, о которой не знают ни Ихарев, ни Глов; интермедия о пагубе карточной страсти в разыгранном общими усилиями спектакле11 и, наконец, игра случая, перед которым все равны и который в рамках спектакля Утешительного выступает в своей промыслительной функции.
В связи с этим необходимо прояснить и драматургическую функцию названия гоголевской пьесы. Отметим для начала, что в прагматику драматургического заглавия входит анонсирование содержания на театральной афише. В этом плане оказывается важным то удивительное на первый взгляд для Гоголя обстоятельство, что название его пьесы - прецедентное для карточной темы в контексте первой половины XIX в., когда на русской сцене все еще с успехом шел «Игрок» Реньяра и его анонимные переделки с такими же названиями, были популярны беллетристическое руководство по карточным проделкам «Жизнь игрока, описанная им самим, или Открытие хитрости карточной игры. Российское сочинение» и роман Дюканжа и Дино «Тридцать лет из жизни игрока» (и его сценический вариант), А.А. Шаховской опубликовал пролог и большую сцену из первого действия своей незавершенной комедии «Игроки»; этой традиции, устанавливающей неразрывную связь слова «игрок» в названии литературного произведения с карточной темой, соответствовали и более мелкие литературно-театральные тексты. С другой стороны, распространенными были варианты обобщающего всех персонажей названия типа «Чудаков» Княжнина, «Пустодомов» Шаховского и т. п. Так вот название «Игроки», единственное среди гоголевских совершенно традиционное, с одной стороны, абсолютно точно передает содержательную структуру комедии в игровом аспекте, включая карточный и даже шулерский (как и у Шаховского) типы игры только в качестве вариантов; а с другой стороны, традиционное название концентрирует специфическое смысловое целое комедии - «сложный, разветвленный образ "игры-жизни"», по точному определению Ю.В. Манна, - в соответствии с одной из эмблематических формул в реплике старика Глова (то есть отказавшегося играть в карты персонажа спектакля Утешительного): «Все на свете начинается
грошовым делом. А смотришь, маленькая игра как раз кончилась большой». Разумеется, под «большой игрой» (при сохранении значения карточного термина, обозначающего игру с крупными ставками) понимается жизнь. При этом оба традиционных компонента названия - карточная тема и сатирическое освещение типов - направляют зрителя (читателя) по пути миража, прохождение которого является важным компонентом обнаружения в традиционном литературно-драматическом поле как вечных смыслов (притча о блудном сыне), так и исторически актуальной нравственно-психологической проблематики, и в этих сюжетных пластах карточная игра несет уже иную семантическую нагрузку12.
Примечания
1 Статья является частью монографии, подготовленной при поддержке РГНФ (проект № 06-06-00223а).
2 «В этом эпизоде (глава ХХ) Паблос вместе с другими мошенниками разрабатывают план, как обмануть бывалых игроков. Паблоса выдают за богатого и неискушенного в карточной игре монаха; опытным игрокам не терпится испытать на нем свое искусство, но смиренный "монах" неожиданно "угостил их такими штуками, что в течение трех часов обобрал их больше чем на тысячу триста реалов". Однако "игра" на этом не кончилась: вскоре дон Паблос обнаружил, что весь выигрыш (и заодно и другие деньги) утащили два его компаньона по хитроумной проделке над картежниками» (Манн Ю.В. О понятии игры как художественном образе // Манн Ю.В. Диалектика художественного образа. М., 1987. С. 228).
3 В.В. Гиппиус в связи с этим «древним приемом» указывает на Мольера, Мари-во, Бомарше, Шеридана, Крылова, Шаховского и «многочисленных водевилистов» (Гиппиус В. Гоголь. Л., 1924. С. 107), и список этот, разумеется, не полон.
4 См.: Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. 2-е изд. М., 1988. С. 258-261.
5 Гиппиус В.В. Н.В. Гоголь. 1809-1852 // Классики русской драмы. Л.; М., 1940. С. 154-155. Ср. также о многоуровневом мошенничестве в пьесе: Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. С. 260.
6 Независимую друг от друга констатацию этого см.: Стахович А.А. Клочки воспоминаний. М., 1904. С. 81; Купреянова Е.Н. Гоголь-комедиограф // Русская литература. 1990. № 1. С. 29; Штейн АЛ. Веселое искусство комедии. М., 1990. С. 262; Парфенов А.Т. Гоголь и барокко: «Игроки» // ARBOR MUNDI. Мировое древо. Вып. 4. М., 1996. С. 157; Падерина Е.Г. Пиковая дама и Аделаида Ивановна (Пушкинский мотив в «Игроках» Гоголя) // Актуальные проблемы творчества А.С. Пушкина: Жанры, сюжеты, мотивы. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000. С. 116; Злочевская А.В. Художественный мир Владимира Набокова и русская литература XIX в. М., 2002. С. 142. Ю.В. Манн, не поднимая вопроса о театральном спектакле в интриге «Игроков», Утешительного
характеризует именно как режиссера, ведущего действие по разработанному сценарию (Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. С. 260).
Напомним, что таковой именно была и рефлекторная реакция самого Ихарева на открывшийся в развязке обман.
На самом деле уже в первом действии Ихарев выяснил у трактирного слуги, что трое картежников между собой не играют, а вместе выигрывают у одиночных игроков, то есть шулерство с их стороны более чем вероятно. Отметим попутно, что именно в таком прочтении наиболее прозрачна параллель между именной колодой Аделаидой Ивановной и компанией Утешительного (пока в составе тройки) по функциональному признаку: и отборная колода, и отборная компания шулеров воспринимаются Ихаревым, лидирующим, по собственному ощущению и в восприятии зрителя, как его помощники, инструмент в его игре.
По выражению Ю.В. Манна, «сюжет, развивающийся (в результате столкновения множества сил) по логике азартной игры, несет героя, как поток щепку» (Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. С. 176).
11 Не имея возможности представить обоснование в данной статье, укажем, что сценарий спектакля Утешительного с участием Ихарева и А. Глова сделан по мотивам «Комидии притчи о блудном сыне» Симеона Полоцкого.
12 См., в частности, об одном из связанных с картами мотивов пьесы: Падерина Е.Г. Истоки и структура мотива дело=карты в «Игроках» Н.В. Гоголя // Гоголевский сборник. Вып. 2 (4). СПб.; Самара, 2005. С. 123-140.
10