Научная статья на тему 'О частной собственности'

О частной собственности Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
1010
144
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «О частной собственности»

НАСЛЕДИЕ

И.А.Ильин

О ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ

Какие бы еще социалистические или коммунистические потрясения ни были суждены человечеству, - ныне можно уже с уверенностью сказать, что они поведут не к отвержению, а к новому осмыслению и обоснованию частной собственности. Внимательно наблюдающему глазу ясно, что наивысший подъем социалистических надежд и иллюзий уже отошел в прошлое: перевал остался за плечами; и хотя новые «победы и «завоевания» социализма совсем еще не исключены, однако коммунистический эксперимент в России нанес всему движению тяжелый и непоправимый удар. Лучше всего это чувствуют и сознают социалисты; это выражается не только в той жалкой растерянности и обескураженности, в которой пребывают русские социалисты - не большевики, но и в той злобе, с которой пишут и говорят иностранные социалисты о коммунистах в России; и, что еще замечательнее, это те признания, которые ныне можно слышать от иностранных социалистов, - конечно, в «совершенно доверительном» порядке: они начали догадываться о хозяйственной неосуществимости социалистического строя, о нежизненности и химеричности всей их программы; и иногда они выговаривают это с большою отчетливостью. Публично они этого, конечно, не произносят; напротив - они считают необходимым продолжать прежнюю пропаганду и усиливать давление на имущие классы, ссылаясь на «инерцию массового психоза» и на невозможность «уступить массы коммунистам»... Но это означает только, что демагоги становятся пленниками и заложниками толпы, тогда как в душе их нет уже ни пафоса, ни веры

ИЛЬИН Иван

Александрович

(1883-1954),

религиозный

мыслитель,

правовед,

культуролог,

литературный

критик

Еще недавно, перед революцией, русское «общественное мнение», отчасти совращенное, отчасти подавленное и запуганное социалистами, склонялось перед ними как перед носителями «новой справедливости»: сочувствовать социализму считалось чуть ли не признаком политической порядочности; отстаивать частную собственность считалось проявлением классовой жадности, не гуманности и реакционности. Казалось, что защищать частную собственность идейно и принципиально вообще нельзя: конечно, можно быть «капиталистом» и бороться за свое имущество или богатство, чтобы его не отняли; но по существу... что же можно сказать в защиту принципа частной собственности по существу? Разве этот принцип не означает торжество «эгоизма и своекорыстия»? самое вопиющее «неравенство и несправедливость»? роскошь и нищету? эксплуатацию и угнетение? и потом-«безобразную конкуренцию», перепроизводство, кризисы, безработицу, вырождение рабочего класса, «капитализм» и «милитаризм»?! Только «продажные идеологи буржуазии» могут защищать принцип частной собственности и вытекающий из него хозяйственный и правовой строй; все же идейные и бескорыстные люди «мыслят социалистически»...

С тех пор русское общественное мнение получило необычайный по суровости и по разрушительной силе урок, и время социалистической запуганности прошло для него безвозвратно. И если за одиннадцать лет революции вопрос об обосновании частной собственности не сдвинулся с места, то это объясняется отнюдь не прежним гипнозом социализма, а скорее идейным бесплодием русского зарубежья. Идея частной собственности отнюдь не выдумана произвольно лукавыми и жадными людьми, как, по-видимому, думали и Руссо, и Прудон. Напротив, она вложена в человека и подсказана ему самою природою, подобно тому, как от природы

человеку даны индивидуальное тело и индивидуальный инстинкт. Человек от Бога и от природы создан так, что он (телом своим) есть вещь среди других вещей и непрерывно нуждается в этих других вещах (ходит, лежит, дышит, согревается, питается, лечится и т.д.). Для того чтобы жить, человек должен заниматься этими вещами, приспособлять их к своим потребностям, посвящать им свое время, отдавать им свой труд (телесный и душевный), совершенствовать их, вкладывать в них себя и свои ценности-словом, превратить их в объективное выражение и продолжение собственной личности.

Эту связь свою с вещами, это вкладывание себя в них человек может свести к самому скудному минимуму; одни делают это от лени и беспечности (напр., итальянские лаццарони), другие-ради высшего духовного сосредоточения (индийские йоги, христианские аскеты). Но совсем обойтись без этого человеку не дано. У человека же создающего хозяйственную культуру это общение с вещами становится основной формой деятельности.

Хозяйствуя, человек не может не сживаться с вещью, вживаясь в нее и вводя ее в свою жизнь. Хозяин отдает своему участку, своему лесу, своей постройке, своей библиотеке не просто время и не только труд; он не только «поливает потом» свою землю и дорабатывается до утомления, до боли и ран на теле; он творчески заботится о своем деле, вчувствуется в него воображением, изобретает, напрягается волею, радуется и огорчается, болеет сердцем. Он не только творит и определяет судьбу своих вещей, но он и сам связывает с ними свою судьбу, вверяя им и свое настоящее, и свое будущее (свое, своей жены, детей, потомства, рода). Все страсти человеческие вовлекаются в этот хозяйственный процесс-и благородные, и дурные -от религиозно-художественных побуждений до честолюбия, тщеславия и скупости; все интересы человеческие связаны с успехом и неуспехом дела-от инстинкта

самосохранения до удовлетворения самых высших и духовных потребностей. Человек связывается с вещами не только материальным интересом, но и волею к совершенству, и творчеством, и любовью.

Все это не пустые слова и не отвлеченные выдумки. Называя свою землю «матушкой» и «кормилицей», пахарь действительно любит ее; садовник не просто «копается в саду», но творчески чует жизнь своих цветов и деревьев; строя себе дом, человек создает свой интимный угол, свой священный очаг, как бы свое новое «я»; все истинные коневоды были художественно влюблены в свое дело; и погромщик страшен не убытками, а завистью и ненавистью к чужому достижению и совершенству, презрением к чужому творчеству. Человеку дано-художест-венно индивидуализировать не только свое отношение к людям, но и свое отношение к внешним вещам, к природе, к зданиям, к быту, к клочку земли. Человеку дано - художественно отождествляться не только с друзьями и с образами любимых поэтов, но и с розами в саду, и с насажденным его руками лесом, с колосящеюся нивою и с построенною им фабрикою. Только люди религиозно мертвые и художественно опустошенные, люди механического века, люди рассудочные и бумажно-кабинетные могут думать, что хозяйственный процесс слагается из эгоистического корыстолюбия и физического труда и он состоит в том, что «корыстолюбцы» «высасывают кровь» из «чернорабочих»; трудно сказать, чего больше в этом воззрении-отвлеченной выдумки, морального ханжества или лукавой демагогии; но несомненно, что живая и глубокая сущность хозяйственно-творческого процесса просмотрена и упущена в ней совершенно. Расцвет и обилие создаются не «голодом» и не «жадностью», и не просто здоровым инстинктом и интересом, но всею душою и всем духом-призванием и вдохновением, «любовью, честью, гордостью, сметкой, волей»...

тем «творчеством, которое привязывает к месту» и в котором «наклонности и обязанности» сливаются воедино2. У каждого человека сочетание этих побуждений и сил выражено по-своему; но каждый участвует в творческом общении с вещами всем своим существом; и успех его творчества обусловливается не только усилиями его инстинкта, но и напряжением его духа.

Итак, хозяйственный процесс есть творческий процесс; отдаваясь ему, человек вкладывает свою личность в жизнь и в совершенствование вещей. Вот почему хозяйственный труд имеет духовную природу: религиозную-ибо в основе его лежит религиозное приятие мира3; нравст-венную-ибо он есть проявление любви и осуществление долга; художественную-ибо он заставляет человека вчувствоваться в жизнь вещей, отождествляться с ними и совершенствовать их способ бытия4; и, наконец, познавательную-ибо он ведет человека к изучению тех законов, которые правят вещами и их судьбою. Эта лично-инстинктивная и лично-душевная связь человека с вещами имеет одновременно и хозяйственно-производственное, и духовно-творческое значение; и потому оно непременно должно быть признано, закреплено и ограждено правом, осмыслено как необходимое, справедливое и ненарушимое полномочие. Человеку необходимо вкладывать свою жизнь в жизнь вещей: это неизбежно от природы и это драгоценно в духовном отношении. Поэтому это есть естественное право человека, которое и ограждается законами, правопорядком и государственною властью. Это и есть право частной собственности.

Право частной собственности властно и исключительно, хотя, конечно, не безгранично. Безграничного права вообще нет: всякое полномочие где-нибудь кончается, именно там, где начинается чужое полномочие и, соответственно, моя обязанность и моя запретность. В разных государствах эти границы частной собст-

венности (и по объекту права, и по содержанию) могут быть вычерчены в законах различно. И тем не менее в своих установленных пределах право частной собственности властно5, ибо только один собственник вправе решать, насколько, когда и как он вложит свою личность в жизнь и судьбу своей вещи; и в то же время это право исключительно, ибо в пределах своих полномочий собственник вправе исключить, отвести всякое третье лицо от распоряжения данною вещью (простым не позволением или запретом6).

Этот круг исключительной власти над вещами необходим каждому человеку, чтобы он хотел и мог уверенно и цельно вкладываться в эти «свои вещи», то расширяя их круг трудом и законным приобретением, то суживая этот круг распродажей, дарением и уничтожением. Когда хотят наказать каторжника, то этот круг сводят нарочно к минимуму или угашают почти совсем. Когда вводят и поддерживают сельскохозяйственную общину с ее периодическими переделами, то этим превращают собственника в условного и временного пользователя участком и подрывают в нем и трудовой интерес, и душевную волю к уверенному и целостному самовложению в землю (т.е. волю и способность к качественному, интенсивному хозяйству). Когда над какой-нибудь группой собственников или над целой страной повисает угроза принудительного отчуждения или, тем более, безвозмездного отчуждения, то это пресекает и убивает творческое доверие собственника к вещам и к людям и разрушает весь хозяйственный процесс. Социализм и коммунизм отвергают естественное право людей иметь частную собственность и тем практически равняют их с каторжниками или ставят их душевно и духовно в положение хозяйственных кастратов. Бесспорно, у человека всегда остается возможность устраивать общественную жизнь нелепо, противоестественно и пагубно; но нелепое и пагубное неизбежно приносит злые

и гибельные плоды; оно оказывается нежизнеспособным и ведет только к растрате сил, к разрушению культуры, что и доказал социалистический опыт в России.

Все это означает, что принцип частной собственности не есть дело человеческой выдумки и что поддержание его не предоставлено на усмотрение человеческого произвола. Ограждение частной собственности, ограничение ее, пользование ею зависят от человека; но самое существование частной собственности, ее принцип, ее институт зависят не от человеческого усмотрения, а от того способа земного бытия, который дан человеку от Бога и от природы7.

Ныне мы можем с уверенностью сказать, что только тот способ владения и распоряжения вещами имеет будущее, который поощряет человеческий инстинкт -творчески предаваться хозяйственному самовложению в вещи; изживаться в этом самодеятельно и интенсивно; уверенно и без опасливых оглядок создавать свое лучшее. Таков строй частной собственности. Напротив, те способы владения и распоряжения вещами, которые подавляют человеческий инстинкт, застращивают его, обессиливают и кастрируют, осуждены с самого начала и лишены будущего. Таковы социализм и коммунизм. Понятно, что все это имеет особенное значение именно для частной собственности на средства производства. Частная собственность является тою формою человеческого труда, которая наиболее благоприятствует творческим силам человеческого инстинкта и человеческого духа, освобождает их, развязывая, вызывая к жизни и побуждая их к труду. И в этом отношении частная собственность не может быть заменена ничем: ни приказом и принуждением (коммунизм), ни добродетелью и нравственностью («христианский социализм»). В течение некоторого времени возможно принуждать человека вопреки его инстинкту; возможно также стать «добродетельным» вопреки своему ин-

стинкту; но противоестественное принуждение и противоестественная добродетель обречены с самого начала на крушение. Человеческий инстинкт необходимо принять в том виде, в котором он дан нам от Бога и от природы: в его индивидуальном способе жизни и в его инициативной самодеятельности. Инстинкт можно и должно обуздывать, воспитывать, облагораживать. Но никакой земной произвол и никакое рассудочное умничанье не может переделать, переплавить, перековать тот лично-творческий способ жизни, который присущ человеку. Пусть социалист упускает это из вида; пусть коммунист отвергает и «отменяет» это в своих декретах. Но именно потому им и обеспечен самый жалкий провал.

Если воспретить человеку творить по собственному почину и побуждению, то он вообще перестанет творить, ибо творчество или свободно и самочинно, или оно пресекается вообще. Любить, созерцать и молиться можно только свободно, исходя из своей собственной потребности. Этот закон действует не только в религии и в искусстве, но и в жизни семьи, и в хозяйстве. Ибо и семья, и хозяйство вырастают из любви и всегда остаются живым творчеством. Из безразличия родится не творчество, а мертвое, механическое отправление, индифферентное и формальное отбывание «очередного номера». Даже тогда, когда безразличный человек исполняет свою обязанность, он работает без всякого одушевления; вдохновение незнакомо ему; творческая глубина его инстинкта остается холодной, не напрягается и бездейственно молчит. Брак без любви не создает ни здоровой семьи, ни здорового поколения: он духовно и общественно вреден. И точно так же - хозяйство без свободного, внутреннего побуждения, безличной инициативы и частной собственности, бюрократически ведомое безразличными чиновниками, не создает ни благосостояния, ни даже побуждения, без личной инициативы и частной собст-

венности, бюрократически недостаточного и доброкачественного продукта: оно общественно и государственно вредно. Идея социализма есть поистине одна из самых несчастных и безнадежных идей в человеческой истории: исключить из хозяйственного процесса начало инстинктивной самодеятельности, начало личного интереса, начало духовной свободы и начало доверчивого самовложения в вещи. Все это рушится с отменой частной собственности; и то, что остается, есть лишь безразличная нерадивость, пустая притязательность, продажный бюрократизм и самая жалкая бесхозяйственность. Вот почему коммунисты, упразднив частную собственность в России, не только не подорвали и не скомпрометировали ее как принцип, но реабилитировали и обосновали ее. И если где-нибудь иллюзии социализма изжиты, и если где-нибудь социализм на долгие времена лишен всяких перспектив, то это именно в России, где вот уже одиннадцать лет коммунизм воспитывает умы и сердца к частной собственности.

Если бы теперь, после революции, кто-нибудь начал исповедовать и проповедовать вредность собственности и спасительность социализма, то с ним или совсем не стали бы спорить, или ответили бы ему кратким, но исчерпывающим обоснованием частной собственности. И он услышал бы следующее:

1. Частная собственность вызывает в человеке инстинктивные побуждения и духовные мотивы для напряженного труда, для того, чтобы не щадить своих сил и творить лучшее. Она развязывает хозяйственную предприимчивость и личную инициативу; и тем воспитывает характер.

2. Она дает собственнику чувство уверенности, доверие к людям, к вещам и земле, желание вложить в хозяйственный процесс свой труд и свои ценности.

3. Частная собственность научает человека творчески любить труд и землю, свой очаг и родину; она закрепляет его

оседлость, без которой невозможна культура; она питает и напрягает его государственный инстинкт; она раскрывает ему художественную глубину хозяйственного процесса и научает его религиозному приятию мира.

4. Частная собственность пробуждает и воспитывает в человеке правосознание, научая его строго различать «мое» и «твое», приучая его к правовой взаимности и к уважению чужих полномочий, взращивая в нем верное чувство гражданского порядка и гражданской свободы.

5. Наконец, частная собственность воспитывает человека к хозяйственной солидарности, не нарушающей хозяйственную свободу, ибо каждый собственник, богатея, обогащает - и свое окружение, и самое народное хозяйство; и конкуренция собственников ведет не только к борьбе, но и к творческому напряжению, необходимому для народного хозяйства. Самый путь к организации мирового хозяйства идет не через социалистическое рабство, а через культивирование той солидарности, которая вырастает из частной собственности.

Все это отнюдь не значит, что общественный и правовой строй, основанный на

частной собственности, не имеет своих великих трудностей, проблем и опасностей. Но проблемы эти коренятся не в частной собственности, а глубже: они вырастают, как указал еще греческий философ Анаксимандр, из самого способа бытия, присущего человеку от природы. Бессмысленно вводить социалистический строй, обреченный на гибель своею противоестественностью; и нелепо воображать, что естество человека можно переплавить в социалистическом духе, ибо если даже можно совратить человека и превратить его в безбожника, в труса и предателя, то инстинкт его все же останется личным и самодеятельным.

Частная собственность необходима человеку - и хозяйственно, и духовно; и он вернется к ней из всех своих социалистических блужданий и после всех своих коммунистических злодейств. Вернется и будет искать выхода на христианских путях: труда, изобилия, щедрости, не уравнивающей справедливости и свободной солидаризации.

Журнал «Русский колокол», Берлин, 1928, №8.

Примечания:

1 Как это прекрасно выражено у И.С.Шмелева. См. его рассказ «В ударном порядке», в сборнике «Про одну старуху», стр. 128.

2 См. чудесные формулы у князя С. М. Волконского. Родина. Особенно в главе «Павловка», стр. 33, 36 и др.

3 См. мою статью «О приятии мира», в № 6 «Русского Колокола».

4 Эту священную, одновременно естественную и художественно-благодатную природу хозяйственного труда особенно глубоко чувствовал граф Л.Н.Толстой. К сожалению, он усматривал ее (то преимущественно, то исключительно) в физическом труде, являясь, в этом отношении, последователем нигилистов и предшественником большевизма. См. особенно его революционно-нигилистическую сказку «Об Иване-Дураке».

5 Конечно, не в публично-правовом смысле, потому что это есть власть не над другим человеком, а над собою и над вещью.

6 Эти аксиомы нисколько не поколеблены аргументами известного немецкого юриста Отто Гирке, которыми он, приближаясь к социалистам, пытается обосновать «социальное право» собственности («Die soziale Aufgabe des Privatrechtes»). В построениях Гирке напор «общества» на частного собственника как бы въедается в право собственности и выедает из него не только ряд содержательных полномочий, но и самую существенную природу собственности. Именно в этом

порядке Гирке сочувствует коммунистическим воззрениям массы на землю как на «Gemeingut» и превращает земельную собственность в «ограниченное право пользования» (стр. 21, 22); это, пожалуй, уже больше, чем «одна капля социалистического масла», которою он хотел «пропитать» свои воззрения на гражданское право (стр. 13). Я думаю, что подобное социалистическое разложение и выветривание права частной собственности предстоит в наши дни всякому эмпирическому юристу, не установившему различия между «социальным» и «социалистическим» и не положившему в основу своего исследования естественно-правовую идею частной собственности.

7 Эта идея о естественности и природной необходимости частной собственности развита, между прочим, и в католической литературе в замечательной энциклике Папы Льва XIII «Rerum novarum» от 15 мая 1891 года, направленной против социализма. Лев XIII следует в основном за Фомою Аквинским, который, в свою очередь, следует в основном за Аристотелем. Интересно отметить, что в современной католической литературе и практике можно найти немало двусмысленных и полусоциалистических суждений и голосований по вопросу о частной собственности; поэтому профессор Песл, в сущности, совершенно прав, указывая на то, что энциклика Папы Льва XIII выражает отнюдь не воззрение католической церкви, а только личное мнение гениального человека, занимавшего папский престол. См.: Prof. Dr. L. PesL Kirche und Bodenreforn. S.S. 51 и др.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.