CC BY
42DOI: 10.24411/2686-9497-2020-10030
С. В. Ряполов
Нравственная философия Ф. М. Досовского в интерпретации прп. Иустина (Поповича)
Аннотация:
Сербский религиозный мыслитель, философ, канонизированный в 2010 г., прп. Иустин (Попович) Челийский был автором множества оригинальных и глубоких философских сочинений, стоял у основания в 1938 г. Сербского философского общества, участвовал в публикации православных газет и журналов. Но особое место в числе богословских и философских сочинений мыслителя занимают его тексты, посвященные Ф. М. Достоевскому. Анализ нравственного содержания трудов Ф. М. Достоевского раскрывает актуальные философские, богословские и антропологически вопросы: сущность человеческой личности, истоки и основания метафизического бунта, вопрос о бессмертии и нравственном неприятии абсолютной безусловности смерти, путь веры и спасения человека. Изучение и анализ философских сочинений писателя имеет огромное значение в контексте современной православной мысли, этики и философской антропологии и может служить источником эвристических прозрений современной религиозно-философской мысли.
Ключевые слова: критика рационализма, сотериология, нравственная философия, сербская философия, русская религиозная философия, православное богословие, Ф. М. Достоевский, прп. Иустин (Попович)
Сербский религиозный мыслитель, философ, богослов, профессор Белградского университета архимандрит Иустин (в миру Благое Попович), канонизированный в 2010 г. в лике преподобных, автор оригинальных богословских и философских сочинений, безусловно, может быть назван ярчайшим сербским мыслителем, жившим в XX в. Сербский философ писал про героев Ф. М. Достоевского Зосиму и Алешу, Мышкина и Макара, что «всей жизнью своей, сущностью своей они убеждают, что Бог есть, бессмертие есть. Их чудесная сила в лицах их, в которых излучаются и сияют хри-столикие души их. Они Бога не доказывают, а показывают» [13, с. 15]. Без преувеличения эти слова можно отнести и к самому прп. Иустину (Поповичу) Челийскому.
Благое Попович родился 6 апреля 1894 г. во Вране в семье священника. Свое имя Благое получил при крещении в честь рождения в день Благовещения Пресвятой Богородицы. В детстве вместе с родителями он часто
бывал на богослужениях в сербском православном монастыре Прохора Пчиньского. В этой обители произошло чудесное исцеление от тяжелой болезни матери будущего философа Анастасии. После окончания начальной школы во Вране в 1905 г. Благое поступил в духовную семинарию святого Саввы в Белграде. Будучи семинаристом, он испытал сильное влияние доктора философии святителя Николая (Велимировича), обратившего внимание на особенный интерес к богословию и литературные способности своего ученика.
В 1914 г., после окончания семинарии, Благое собирался принять монашество, но по просьбе его семьи будущий патриарх Сербский митрополит Белградский Димитрий (Павлович) не благословил его на этот шаг. После начала Первой мировой войны молодой человек был призван в армию, служил в госпиталях в Нише, на юге Сербии, вместе с сербской армией отступал через Косово и Метохию в Албанию. Война оказала сильное влияние на будущего философа: пережив ужасы и горести, переболев сыпным тифом, он только укрепился в своем намерении принять монашество. В ночь с 31 декабря 1915 г. на 1 января 1916 г. в православном храме в Шкодере Благое был пострижен в монашество будущим епископом Браничев-ским архимандритом Вениамином (Таушановичем) с именем Иустин в честь святого мученика христианского апологета Иустина Философа.
В 1916 г. прп. Иустин (Попович) на некоторое время покинул Сербию. В январе 1916 г. он отправился на обучение в Петроградскую духовную академию. Но уже в июне 1916 г. поступил в Оксфордский университет. Докторская диссертация прп. Иустина (Поповича) «Философия и религия Ф. М. Достоевского» не была принята к защите из-за чрезмерно острой критики автором современного европейского антропоцентризма и рационализма в протестантизме и богословском учении Римско-Католической Церкви [17]. Позже прп. Иустин (Попович) опубликовал текст диссертации в журнале «Христианская жизнь». Во время работы в этом издании он близко познакомился с о. Антонием (Храповицким), о. Анастасием (Гриба-новским) и другими ярким философами и богословами русского зарубежья. В 1920 г. монах Иустин был рукоположен в иеродиакона. С 1921 г. он работал на богословском факультете Афинского университета над докторской диссертацией «Проблема личности и сознания по святому Макарию Египетскому». К несчастью, написанный им текст исчез прямо с письменного стола автора, и диссертация была успешно защищена в Афинах только в 1926 г.
В 1922 г. иеродиакон Иустин был рукоположен в иеромонаха. В 1927 г. в семинарии в Сремски-Карловци, в которой сербский мыслитель преподавал с 1921 г., в качестве профессорского отчета прп. Иустин (Попович) подал свое сочинение «Гносеология святого Исаака Сирина». С октября 1929 г.
он исполнял обязанности ректора семинарии, а в 1930 г. был направлен в Прикарпатскую Русь помощником епископа Битольского Иосифа (Цвийо-вича), основателя Битольской духовной семинарии святого Иоанна Богослова, в которой преподавали святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францис-ский (Максимович), о. Киприан (Керн), о. Николай (Карпов) и др.
После получения сана протосингела прп. Иустин (Попович) был выдвинут как претендент на Мукачевскую епископскую кафедру. Однако философ решительно отказался от епископства: «Я ни в каком случае не могу, мне нельзя принимать епископского сана, ибо у меня нет самых основных евангельских свойств для этого» [1]. В 1934 г. он был назначен профессором догматики и сравнительного богословия православного богословского факультета Белградского университета. Совместно с философским сообществом, возникшим вокруг известного сербского мыслителя Брани-слава Петрониевича, в 1938 г. участвовал в основании Сербского философского общества.
Во время Второй мировой войны прп. Иустин (Попович) жил в различных сербских монастырях, перенес репрессии со стороны югославских коммунистов. В мае 1948 г. он стал духовником православного монастыря Челие близ Валева, где и встретил смерть 7 апреля 1979 г. на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы. В 2010 г. о. Иустин (Попович) был канонизирован решением Святого Архиерейского Собора Сербской Православной Церкви в лике преподобных. Мощи святого были обретены 12 июня 2014 г. в монастыре Челие.
Сербский философ был автором толкований на Евангелие от Матфея и Иоанна, на Послания апостолов Павла и Иоанна Богослова, участвовал в публикации православных газет и журналов. Им были опубликованы «Жития Святых» (I—XII тома), оригинальные философские и богословские сочинения, такие как «Догматика православной церкви» в трех томах, «Философские глубины», «Человек и Богочеловек», «Православная церковь и экуменизм», «Свято-Саввие как философия жизни», «Путь богопознания», «Посев и жатва» и др., множество переводов, статей и комментариев. Но особенно стоит отметить его сочинения, посвященные философии Ф. М. Достоевского, являвшегося, по словам прп. Иустина (Поповича), «величайшим исповедником, типичнейшим и оригинальнейшим представителем православия и православной философии новейшего времени» [13, с. 17]. О русском мыслителе прп. Иустин (Попович) писал как о своем учителе и вместе с тем мучителе, увлекшем его «вечными проблемами человеческого духа» [12, с. 11].
В сочинении «Философия и религия Ф. М. Достоевского» прп. Иустин (Попович) писал: «Вся вселенная облечена в тайну — вся вселенная и всякая тварь» [13, с. 7], при этом все переплетенные между собой вопросы
раскрываются человеку в двух наиважнейших, «вечных проблемах»: «проблеме существования Бога и проблеме бессмертия души» [13, с. 7]. От решения этих вопросов, по прп. Иустину (Поповичу), зависит вся жизнь человека, все его мироощущение, весь смысл жизни, его философия, религия, нравственность. Потому и всех героев Ф. М. Достоевского можно рассматривать в зависимости от их способа решения «вечных проблем»: «Философия первых — философия атеизма и религиозного бунта; философия вторых — философия теизма и религиозного смирения» [13, с. 12].
Французский философ А. Камю точно уловил причины такого религиозного, метафизического бунта: «Раб протестует против участи, уготованной ему рабским его положением; метафизический бунтарь протестует против удела, уготованного ему как представителю рода человеческого. Восставший раб утверждает, что в его душе есть нечто не мирящееся с тем, как обращается с ним господин; метафизический бунтарь заявляет, что он обделен и обманут самим мирозданием» [14, с. 135]. Именно такой метафизический бунт со всей яркостью описал Ф. М. Достоевский. Как отмечает прп. Иустин (Попович): «Битые кнутом жизненных ужасов, пораженные ядовитым трагизмом мира, антигерои Достоевского учиняют бунты, совершение которых с гордой радостью принял бы на себя верховный дух зла и уничтожения» [13, с. 12].
Но есть и иной способ ответить на вопрос об «уделе человеческом». И, как отмечает прп. Иустин (Попович), «ответ этот — "Пресветлый Лик Богочеловека Христа"» [13, с. 14]. Он пишет, что сложнее всего бороться не с христианским учением, а с самим Христом, «с Пресветлой Личностью Самого Христа», потому бессмысленно Ей противоборствовать, и Она остается абсолютно неразрушимой [13, с. 14]. Именно в любви открывается человеку Бог. И потому любой метафизический бунт обнаруживает свою несостоятельность при встрече с любовью. Именно это отличает православие от католической философии и протестантского рационализма: «Опыт активной любви как метод богопознания и самопознания и является новозаветным, апостольским методом, методом православной философии, методом, который прямо противоположен схоластическому методу механизации животворных истин Христовых и протестантскому методу рационализации надрациональных истин христианских» [13, с. 15].
В основании русской философской культуры положено вопрошание о человеке. «Чтоя есмь?» [16, с. 1], — этим вопросом открывается сочинение о. Феофана (Авсенева) «Из записок по психологии». Эту специфическую черту русской философии отмечает В. В. Варава: «К построениям какого бы русского философа, создавшего нечто значимое, мы ни обратились, везде обнаруживается бытийная укорененность сознания. В то же время нельзя не обнаружить, что русская мысль антропологична. Таким образом,
естественно говорить об онтологической антропологии или антропологической онтологии русской философии, что и составляет ее действительное своеобразие» [6, с. 11]. Эта «человеческая направленность» [5, с. 332] русской философской культуры, вопрошание о человеке, отношение к человеку как к непостижимой тайне [7] с особенной глубиной нравственного вопрошания раскрывается у Ф. М. Достоевского. «Человек есть тайна» [7], но «человек — горькая тайна» [13, с. 153], и горечь эта может отравить.
С. И. Бажов, анализируя религиозно-философскую интерпретацию Ф. М. Достоевского прп. Иустином (Поповичем), отмечает: «Сербский богослов многократно подчеркивает, что в трактовке Достоевского все "вечные проблемы", с которыми сталкивается человек, по своим феноменологическим истокам есть проблемы антропологические, расширения и углубления его жизненного опыта, опыта его существования» [2, с. 49]. Но в чем же сущность человека? Сознание бьется в поисках ответа на этот вопрос, увлекаемое в бесконечность: «Он бесконечен в сущности своей, т. е. бесконечность имманентна его сущности, и бесконечен во внешней, транссубъективной бесконечности, реальность которой он неминуемо сознает» [13, с. 39], и потому «"Сознание есть болезнь" — это самое большое отчаяние, большего-то и нет» [13, с. 38], «в сути своей сознание имеет нечто ужасное, нечто поражающее, нечто проклятое» [13, с. 15]. Он цитирует героя «Записок из подполья» Ф. М. Достоевского: «Клянусь вам, господа, что слишком сознавать — это болезнь, настоящая, полная болезнь» [10]. И потому человек в сущности своей тем только и отличается от мыши, что у него есть сознание, он — сознающая мышь. Таким образом, прп. Иустин (Попович) обращается к рассмотрению наиболее оригинального и своеобразного персонажа — человека-мыши: «Человек, "усиленно сознающий", вполне естественно сам себя "считает за мышь, а не за человека". <...> В сути своей сознание имеет нечто ужасное, нечто поражающее, нечто проклятое. "Вследствие... проклятых законов сознания" человек есть "сознающая мышь", он — человеко-мышь» [13, с. 27-28]. Сущность же человека, таким образом, раскрывается в его хотении: «Человек — это воля, и вне воли нет человека» [13, с. 31]. Но эта человеческая воля неизменно вступает в противоречие с безвольным миром, безразличным к человеку с его желаниями: «Человеко-мышь скрежетом зубов протестует против законов природы. Они растравляют ее до безумного ужаса и болезненности» [13, с. 31], и потому она вступает в непримиримое противостояние всем обезличивающим человека силам: «против природы и рассудка, против сознания и цивилизации, против науки» [13, с. 38]. И вместе с тем это безграничное отчаяние: «Его отчаяние переходит в исступление, ибо он со всех сторон герметически закрыт проклятыми законами природы, которые у него вытягивают признание, что сознание — "самое большое несчастье для человека"» [13, с. 38].
Вопрос о человеческой личности неразрывно связан с «вечными проблемами»: «Есть ли Бог, есть ли бессмертие?» [9, с. 240], но при этом Бог не может быть постигнут человеком. Как отмечал о. Феофан (Авсенев), «собственное существо духа есть непосредственное стремление к Богу. Разум стремится познавать Бога, сердце ищет исполняться ощущением Его в себе, воля хочет более и более достигать Его. Но Бог необъятен, неощутим и недостижим в существе своем» [16, с. 36]. Но и сотворенный Богом мир непонятен человеку, непостижим человеческим разумом. В этом истоки бунта Ивана Карамазова. Он не может принять исполненный зла мир, в котором страдают неповинные дети, а человек может получать удовольствие в этом мучении. Н. А. Бердяев в своем сочинении «Русская религиозная идея» писал: «Достоевский великолепно показал, что русские революционеры никогда не интересовались политикой и не делали политики, их интересовал вопрос о Боге и бессмертии, об атеизме, о спасении человечества и переделке его по новому штату» [4, с. 86]. По мнению В. В. Варавы, именно вопрос о человеке, о смысле его жизни может быть назван основным у Ф. М. Достоевского: «Как и всякий глубокий представитель отечественной духовной традиции, Достоевский остро чувствовал наличную бессмысленность жизни, от которой он всегда стремился спастись» [7, с. 96]. В этом ощущении бессмысленности раскрывается основание метафизического бунта Ивана Карамазова: «Страшно быть человеком, быть заключенным в пять чувств, и проявлять свою человечность через мучение других, и причинять страдания другим. Но это становится невыносимым при очевидности факта: страдание всюду присутствует; страдает все, что существует; вся вселенная потоплена в страдании; оно — некая роковая необходимость этого трехмерного мира» [13, с. 46]. «Страдание настолько реально и страшно своей жестокой реальностью, настолько безгранично, неизмеримо и непонятно, что убогий ум человеческий вынужден с болью вопрошать: а не является ли страдание необходимостью не только во времени и в пространстве, но и в бесконечности и в вечности? <...> Мир — непостижимая тайна, бесконечная в своем трагизме, а человек не имеет таких способностей познания, которые бы позволили отыскать смысл этой тайны. Вольно или невольно все бунты возникают из этого» [13, с. 47-48, 50]. Вера в возможности человеческого разума неизбежно оканчивается «нигилистическим бунтом, анархическим неприятием мира» [13, с. 51]. Об этом отчаянии писал в письме В. П. Боткину В. Г. Белинский: «Что мне в том, что я уверен, что разумность восторжествует, что в будущем будет хорошо, если судьба велела мне быть свидетелем торжества случайности, неразумия, животной силы?» [3, с. 23].
Но если мир бессмыслен, то бессмысленно и спасение мира. В. С. Соловьев писал: «Весь наш мир нераздельно (не только душевный и политический, но и физический) требует спасения, и спасителем может быть <...>
не отрицатель жизни во имя небытия или во имя отрешенных идей, а целитель и воскреситель жизни для вечности» [15, с. 67]. Но именно неприятие Спасителя мира и является итогом нигилистического бунта против мира: «Разве можно быть Искупителем такого мира, который устройством своим исключает всякую возможность искупления?» [13, с. 59]. Человек, низвергнув Бога, сам себя провозглашает человеко-богом. Н. А. Бердяев отмечает: «Достоевский гениально показал, как безбожная свобода, свобода индивидуалистическая и уединенная, свобода произвола и бунта переходит в насилие, принуждение и тиранию» [4, с. 78-79].
По прп. Иустину (Поповичу), «вся тайна философии и этики Ивана заключается в его интеллектуальном союзе с кошмар-чертом. Их интеллекты настолько близко сопрягаются, что Иван и кошмар-черт имеют одну философию» [13, с. 97] — философию бунта, основными положениями которой являются неприятие этого мира Божьего и неприятие Спасителя мира, Христа, Божьего Логоса. А потому все позволено, и, наконец, провозглашается человеко-бог, который по своей сути также и человеко-дьявол [13, с. 111].
Как отмечает А. В. Великосельский, «философия отрицательных героев Достоевского в книге Поповича — "философия атеизма и религиозного бунта". Такие герои, изображенные исследователем в эволюции — от сомневающегося, отрицающего к бунтующему, — не принимают бессмысленного трагизма мира (например, рассуждения Ивана Карамазова о невинных страданиях детских), обвиняя Бога, они утверждают дьявола» [8, с. 151].
Сербский мыслитель писал, что «особая заслуга Достоевского в том, что он открыл метод действий дьявола в сфере человеческой природы: он незаметно, тайно забирается в самосознание человека, становится его неотделимой частью, постепенно и неприметно захватывает ум и все психические силы человека, так что человек несознательно чувствует его как себя, как содержание своего самосознания: мыслит посредством его, а считает, что мыслит сам по себе, чувствует посредством его, а считает, что чувствует сам по себе, желает посредством его, а считает, что желает сам по себе. Все свои силы дьявол методически использует на то, чтобы незаметно стать имманентным человеческому самосознанию. <...> лишь таковым будучи, Достоевский мог познать тайну дьявольской природы, познать его злоумие, его сущность, его методы; только такой Достоевский мог выявить, что дьявол — единственный обезличиватель человеческой личности и что все обезличивающие теории и силы исходят от него; только такой Достоевский мог разоблачить тайну деятельности дьявола, который с помощью дьяволу подчиненных человеческих личностей создает свою дья-володицею» [13, с. 124-125].
Ярко показав, как в безграничной вере в человеческий разум коренятся основания нигилистического бунта, по мнению прп. Иустина (Поповича),
Ф. М. Достоевский также «доказал существование Бога и на примере своих положительных героев указал путь к Нему» [8, с. 154].
Только во Христе, по мысли прп. Иустина (Поповича), Ф. М. Достоевский нашел спасение от безумия богоборческого бунта, «богоборец стал бого-приимцем» [13, с. 135-136]: «Бог, Который не был в человеке, не имеет права быть Богом человечества. Лишь Бог, Который был в человеке, Который жил жизнью человека и не утратил ни одного из Своих Божественных свойств, только такой Бог может оправдать Себя перед измученным человечеством. Таким Богом был, есть и будет Христос, и только Христос. Он Своей человеческой сущностью оправдал Бога и Своей Божественностью оправдал человека» [13, с. 139]. И потому только Христос, а не разум, может быть источником и мерилом нравственности, только в Христе, в Котором «реально и телесно присутствуют и Бог, и бессмертие» [13, с. 149], получают ответы все «проклятые вопросы». И путь к Христу возможен только в православии.
Сущностью человеческой личности, по прп. Иустину (Поповичу), является богообразное бессмертие души, жизнь которой начинается с веры. Невозможность примириться с абсолютной безусловностью смерти, ощущение бессмертия, пронизывающее человека, которое «человек может <...> своей волей сознательно парализовать, но никак не уничтожить или искоренить» [13, с. 133-134], открывает ему путь к Богу. «Чувство личного бессмертия связывает человека с Бессмертным, расширяет до космичности и вечности его узкое и эгоистичное "я"» [13, с. 133], — пишет прп. Иустин (Попович).
Но что означает верить? Прп. Иустин вполне ясно отвечает на этот вопрос: «Верить православно, быть православным — значит переживать Православие, то есть Образ Иисуса Христа, как содержание, смысл и цель своей личности. В этом и состоит вся вера, одна только способная дать богочело-веческий смысл человеческой личности и всей твари» [13, с. 160]. О человеке прп. Иустин (Попович) пишет, что он схож с куколкой, которая превращается в бабочку, с пшеничным зерном, которое может либо засохнуть в оболочке исключительного самолюбия, либо быть посеянным во Христе и умереть во Христе, ожив и принеся богатый урожай. «Человек умирает, чтобы ожить — такова антиномия веры» [13, с. 162], но не «разумной», «рациональной» веры, которая, по прп. Иустину (Поповичу), «не желает отрекаться от эгоизма» [13, с. 167].
Православный философ в своей критике рационализма отчетливо выявил в нем основания скепсиса и истоки отчаянья. Православная вера, таким образом, не совместима с культом разума. При этом вера невозможна без смирения. «Они вместе зачинаются, вместе растут, вместе живут, а если умирают, то вместе умирают» [13, с. 168], — пишет сербский мыслитель. В вере человеку открывается бессмертие и бесконечность, и «он весь
исполняется смирением и страхом и болезненно чувствует, что ни ум его, ни воля, ни дух его не могут вести его по бесконечным пространствам новой реальности» [13, с. 168], и только в молитве человек обнаруживает путь «через таинства бессмертной реальности» [13, с. 168].
Глубокое смирение и чувство всеответственности переживал и сам Ф. М. Достоевский. Прп. Иустин (Попович) пишет: «Необычайно сочувствующий и безгранично способный почувствовать, пережить и осознать трагизм всего человечества, Достоевский огромной душой своей чувствовал и осознавал, что он и сам как-то таинственно и реально виновен в страданиях человечества, виновен и ответственен за трагизм жизни на земле» [13, с. 179]. Это чувство всеответственности может быть названо важнейшим основанием русской нравственной философии. Оно с необычайной глубиной проявилось в нравственной скорби русских мыслителей.
В своем философском анализе нравственной философии Ф. М. Достоевского прп. Иустин (Попович) раскрыл истоки метафизического бунта человека, неизбежную связь богоборчества с культом человеческого разума, с уподоблением Богочеловека человеку, показал, как неприятие мира оканчивается неприятием Спасителя мира. Особенно важной для Ф. М. Достоевского, по мнению прп. Иустина (Поповича), является тема старчества и послушания старцу как пути преображения человеческой личности. «Разумная вера», по мнению философа, не совместима с православием, поскольку она не может отречься от своего эгоизма. Вера невозможна без смирения. В вере, смирении и молитве человек обращается к Богу, Бог открывается человеку в любви. И потому любой метафизический бунт обнаруживает свою несостоятельность при встрече с любовью.
С любовью, являющейся, по прп. Иустину (Поповичу), сущностью Божи-ей, человек «становится причастником Божеского естества» [13, с. 186]. Именно в любви Бог являет себя человеку, открывает Себя ему, и «если есть Бог-Любовь, то нет на этой планете причин для крайнего, самоубийственного отчаяния, нет места страху за смысл жизни и смысл вселенной» [13, с. 192]. Преподобный отмечает: «В православном понимании любить — значит воплотиться в любимого, выйти душой из себя и соединиться с любимым, стать единосущным с любимым. <...> Цель любви заключается в том, чтобы двое одним стали, одним по сущности» [13, с. 202-203]. Такое восприятие любви получило отражение в русской религиозной философии: в философской антропологии о. Феофана (Авсенева), у В. С. Соловьева, в нравственной философии Ф. М. Достоевского, в философии о. Сергия (Булгакова), А. Ф. Лосева и др.
По о. Феофану (Авсеневу), и мужчина, и женщина, независимо от пола, в равной мере чувствуют изъян своего бытия и потому «стремятся к взаимному соединению <...> во взаимном союзе получают особенный характер
людскости (humanitas), который происходит из того, что мрачный круг эгоизма падшей природы в этом союзе разверзается силою любви» [16, с. 141].
В основании нравственной философии Ф. М. Достоевского лежит его особенная неуспокоенность «вечными», «проклятыми проблемами», погружаясь в нравственную глубину которых, прп. Иустин (Попович) выстроил оригинальное и самостоятельное философское учение. Важнейшим вопросом, рассматриваемым в рамках этого учения, является любовь, без которой, по прп. Иустину (Поповичу), невозможно спасение человека и в которой человеку открывается путь ко Христу. Любовь избавляет человека от уз безусловной смерти. Вне любви невозможно спасение. «Любовь — это жизнь и истина, вечная жизнь и вечная истина, потому что Бог — это Любовь. Все, что вне любви, оно и вне бытия, его бытие в небытии. Любовь — это рай, а нелюбовь — ад» [13, с. 201].
Именно в изумлении таинственностью и непостижимостью человеческого бытия раскрывается истинная оригинальность и самобытность русской философской мысли. «Человек есть тайна», — писал Ф. М. Достоевский. Потому в русской философской культуре нравственное вопрошание приобретает такую глубину и актуальность. Вне всяких сомнений, в сочинениях Ф. М. Достоевского раскрываются все краеугольные вопросы русской философской мысли: вопрос о месте человека в мире, проблема смерти и Эболезни бытия», онтологическая скорбь и чаяние спасения мира. Безусловно, Ф. М. Достоевский может быть назван, выражаясь словами прп. Иустина (Поповича), оригинальнейшим православным философом, обратившимся в своих текстах к постановке самых важных и вечных, а потому не утративших актуальность, вопросов человеческого бытия.
Источники и литература
1. Архимандрит Иустин (Попович) // Мгарский монастырь. Неофициальная страница Мгарского Спасо-Преображенского монастыря. URL: https://www.mgarsky-monas-tery.org/kolokol/923 (дата обращения: 02.03.2020).
2. Бажов, С. И. Иустин (Попович) о религиозно-философской проблематике в творчестве Ф. М. Достоевского / С. И. Бажов // Вестник славянских культур. 2019. № 53. С. 48-53.
3. Белинский, В. Г. Полн. собр. соч. : в 13 т. Т. 12 : Письма. 1841-1848 / В. Г. Белинский. М., 1956.
4. Бердяев, Н. А. Русская религиозная идея / Н. А. Бердяев // Проблемы русского религиозного сознания : сб. статей. Берлин, 1924. С. 52-138.
5. Ванчугов, В. В. Очерк истории философии «самобытно-русской» / В. В. Ванчугов. М., 1994.
6. Варава, В. В. Этика неприятия смерти / В. В. Варава. Воронеж, 2005.
7. Варава, В. В. «Человек есть тайна...». Нравственная философия Достоевского / В. В. Варава // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2018. № 2. С. 95-104.
8. Великосельский, А. В. Два взгляда на Достоевского: Оскар фон Шульц и преподобный Иустин (Попович) / А. В. Великосельский // Проблемы исторической поэтики. 2011. № 9. С. 149-159.
9. Достоевский, Ф. М. Братья Карамазовы / Ф. М. Достоевский. М., 2008.
10. Достоевский, Ф. М. Записки из подполья // Lib.ru: «Классика». URL: http://az.lib. ru/d/dostoewskij_f_m/text_0290.shtml (дата обращения: 01.03.2020).
11. Евлампиев, И. И. Концепция истинной смерти Л. П. Карсавина и «синтетический» образ Иисуса Христа в творчестве Ф. М. Достоевского / И. И. Евлампиев, В. А. Куприянов // Философский полилог: Журнал Международного центра изучения русской философии. 2019. № 1 (5). С. 20-39.
12. Иустин (Попович), прп. Достоевский о Европе и славянстве / прп. Иустин (Попович). СПб., 1998.
13. Иустин (Попович), прп. Философия и религия Ф. М. Достоевского / прп. Иустин (Попович). Минск, 2007.
14. Камю, А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство / А. Камю. М., 1990.
15. Соловьев, В. С. Сочинения : в 2 т. / В. С. Соловьев. М., 1988. Т. 1.
16. Феофан (Авсенев), архим. Из записок по психологии / архим. Феофан (Авсенев). Киев, 1869.
17. Calington Ph. Speaking Painful Truth in Love: Orthodox Ecumenism and St. Justin Popo-vic // Православие.ш. URL: http://www.pravoslavie.ru/99512.html (дата обращения: 01.03.2020).
References
1. Arkhimandrit lustin (Popovich) [archimandrite Justin (PopoviC)]. Magarskii kolokol — Mhar Bell Magazine, 2009. No. 75. Available at: https://www.mgarsky-monastery.org/ kolokol/923 (accessed 02.03.2020).
2. Bazhov S. I. lustin (Popovich) o religiozno-filosofskoi problematike v tvorchestve F. M. Dostoevskogo [Justin (Popovic) on Religious and Philosophical Problems in the Work of F. M. Dostoevsky]. Vestnik slavianskikh kul'tur - Bulletin of Slavic Cultures, 2019. No. 53. P. 48-53.
3. Belinskii V. G. Poln. sobr. soch. [Omnibus Edition] : in 13 vols. Vol. 12 : Pis'ma. 1841-1848 [Letters. 1841-1848]. Moscow, 1956.
4. Berdiaev N. A. Russkaiareligioznaiaideia [The Russian Religious Idea]. Problemy russkogo religioznogo soznaniia: sb. statei [Problems of Russian Religious Consciousness]. Berlin, 1924. P. 52-138.
5. Vanchugov V. V. Ocherkistorii filosofii«samobytno-russkoi» [Essay on the History of the "Original-Russian" Philosophy]. Moscow, 1994.
6. Varava V. V. Etika nepriiatiia smerti [Ethics of Rejection of Death]. Voronezh, 2005.
7. Varava V. V. «Chelovek est' taina...». Nravstvennaia filosofiia Dostoevskogo ["Man is a Mystery...". Dostoevsky's Moral Philosophy]. Izvestiia Tul'skogo gosudarstvennogo uni-versiteta. Gumanitarnye nauki — Bulletin of the Tula State University. Humanities, 2018. No. 2. P. 95-104.
8. Velikosel'skii A. V. Dva vzgliada na Dostoevskogo: Oskarfon Shul'ts ipre-podobnyilustin (Popovich) [Two Views on Dostoevsky: Oscar von Schoultz and St. (Popovic)]. Problemy istoricheskoi poetiki — Problems of Historical Poetics, 2011. No. 9. P. 149-159.
9. Dostoevskii F. M. Brat'ia Karamazovy [The Brothers Karamazov]. Moscow, 2008.
10. Dostoevskii F. M. Zapiski iz podpol'ia [Notes from Underground]. Available at: http://az.lib. ru/d/dostoewskij_f_m/text_0290.shtml (accessed: 01.03.2020).
11. Evlampiev I. I., Kupriianov V. A. Kontseptsiia istinnoismertiL. P. Karsavina i«sinteticheskii» obraz lisusa Khrista v tvorchestve F. M. Dostoevskogo [The Concept of the True Death of L. P. Karsavin and the "Synthetic" Image of Jesus Christ in the Works of F. M. Dostoev-sky]. Filosofskii polilog: Zhurnal Mezhdunarodnogo tsentra izucheniia russkoi filosofii — Philosophical Polylogue: Journal of the International Center for the Study of Russian Philosophy, 2019. No. 1 (5). P. 20-39.
12. St. Justin (Popovic). Dostoevskii o Evrope i slavianstve [Dostoevsky on Europe and Slavism]. Saint-Petersburg, 1998.
13. St. Justin (Popovic) Filosofiia i religiia F. M. Dostoevskogo [The Philosophy and Religion of F. M. Dostoevsky]. Minsk, 2007.
14. Camus A. Buntuiushchii chelovek. Filosofiia. Politika. Iskusstvo [The Rebel. Philosophy. Politics. Art]. Moscow, 1990.
15. Solov'ev V. S. Sochineniia [Works] : in 2 vols. Moscow, 1988. Vol. 1.
16. Theophan (Avsenev), arkhim. [archimandrite]. Iz zapisok po psikhologii [From the Notes on Psychology]. Kiev, 1869.
17. Calington Ph. Speaking Painful Truth in Love: Orthodox Ecumenism and St. Justin Popovic. Available at: http://www.pravoslavie.ru/99512.html (accessed 01.03.2020).
S. V. Riapolov
nravstvennaia filosofiia f. m. dostoevskogo v interpretatsii prp. iustina (popovicha)
[The Moral Philosophy of f. m. Dostoevsky in The Interpretation of St. Justin (Popovic)]
Abstract:
A Serbian religious thinker and philosopher who was canonized in 2010, St. Justin (Popovic) was the author of many original and profound philosophical works, was the founder of the Serbian philosophical society in 1938, and participated in the publication of Orthodox newspapers and magazines. But a special place in the number of theological and philosophical works of the thinker is occupied by his texts dedicated to F. M. Dostoevsky, the most original, according to their author, Orthodox philosopher of modern times. Philosophical analysis of St. Justin (Popovic) of Dostoevsky's moral philosophy reveals actual philosophical, theological and anthropological issues: the human nature, the origins and foundations of metaphysical rebellion, the question of immortality and moral rejection of the absolute unconditionality of death, the path of faith and human salvation. The study and analysis of philosophical writings is certainly of great importance in the context of modern Orthodox theology, ethics, and philosophical anthropology.
Keywords: criticism of rationalism, soteriology, moral philosophy, Serbian philosophy, Russian religious philosophy, Orthodox theology, F. M. Dostoevsky, St. Justin (Popovic)
