CC BY
1УДК 7.031.904
вл. А. семёнов
Ыовый памятник изобразительного искусства хунну из Центральной Тувы
В 2017 г. при раскопках могильника хунну, обнаруженного в урочище Ала-Тей, был найден необычный памятник изобразительного искусства, прямых аналогий которому пока что нет. На большой поясной пряжке из гагата выгравированы две фигуры горных козлов, следующие друг за другом, и фигура лошади, выполненная в скифском зверином стиле. Учитывая время существования могильника - I в. до н. э., такое сочетание разностильных изображений необычно. Это позволяет предположить, что во время экспансии хунну в Туве сохранялись традиции скифо-сибирского звериного стиля, а возможно и сами носители скифской культуры.
Ключевые слова: Тува; хунну; скифы; скифо-сибирский звериный стиль; могильник Ала-Тей; поясные пряжки; гагат.
Vladimir Semenov New Artifact of Xiongnu Fine Arts from Central Tuva
During the excavations of Xiongnu burial site near the Ala-Tey rock at 2017, an unusual sample of fine art was discovered. It doesn't have any straight analogies for now. Engravings of animal figures are performed with thin lines on the belt buckle - a large rectangular plate of gagates. There are three figures - two mountain goats following each other, and a Scythian style horse figure. Taking into account the dating of Ala-Tey cemetery - I cent. B. C. such conjunction of different styles is quite unusual. This allows us to presume that during the
expansion of Xiongnu, traditions of Scythian-Siberian animal style remained in Tuva, perhaps along with the bringers of that tradition. Keywords: Tuva; Hunnu (Xiongnu); Scythians; Scythian-Siberian animal style; Ala-Tey cemetery; belt buckles; gagates (jet).
Только показалось, что в культуре хунну все открыто и новая серия произведений бронзового литья, обнаруженных в последние годы в Туве, лишь дополняет уже известное в Забайкалье, Внешней и Внутренней Монголии, как появился новый и весьма необычный памятник изобразительного искусства, аналогов которому пока что не найдено.
В 2017 г. при раскопках могильника Ала-Тей в зоне затопления Саяно-Шушенского водохранилища в Туве, что было возможно при низком уровне воды в резервуаре, исследовано около сотни погребений, относящихся к периоду экспансии хунну во II—I вв. до н. э. Не вдаваясь в археологическую риторику, укажем, что одно из них (№ 86) отличалось от остальных тем, что было совершено в яме без видимых внутримогильных сооружений, а также по несходному с хунну погребальному обряду. Тогда как хунну в основном захоранивались в вытянутом положении на спине, здесь погребенная женщина лежала на боку с согнутыми в коленях ногами, что отсылает нас к скифскому погребальному ритуалу. Тем не менее, сопроводительный инвентарь свидетельствовал о принадлежности погребенной к культуре хунну. Он был достаточно богат для рядового захоронения: два керамических сосуда, бронзовые зеркала, железный нож, каменное и бронзовое кольцо на поясе, бусы, бисер, остатки поясного гарнитура, в который входила гагатовая пряжка с гравировкой, о которой, собственно, и пойдет речь. (Гагат - разновидность ископаемого каменного угля, называемого древними греками «черным янтарем».)
Гагатовые пряжки происходят из погребений Забайкалья и Минусинской котловины, оазисов согдианы и сарматских погребений Поволжья [7, с. 291-305]. В Туве они найдены впервые. Некоторые из них декорированы вставками из полудрагоценных камней, перламутра и металла, но на пряжке из погребения № 86 оказались гравированные изображения животных, выполненные в двух
изобразительных традициях, или стилях (ил. 1). Один из них можно назвать «хуннским», второй - «скифским», как видимо, дошедшим до конца I тысячелетия до н. э. Эта пряжка размером 18^10 см -одно из самых крупных хорошо сохранившихся гагатовых изделий в степной Евразии. На ней изображены два следующих друг за другом горных козла (или козерога). Фигуры животных чрезвычайно изящны и лаконичны. У них длинные с приостренными копытами ноги, саблевидные рога с отростками, короткие хвостики и бороды. Они смотрят вперед, а рты чуть приоткрыты. У правого высунут язык. Также на теле нанесены гравированные перпендикулярные линии. Оба зверя буквально утыканы «магическими или ритуальными» стрелами, выпущенными в них из еще более «символического» лука, обозначенного тонкой гравировкой в правой стороне пряжки под отверстием, предназначенным для продергивания ремешка. У стрел наконечники треугольной формы и оперенье.
Выше над козлами выгравирована лошадь с перевернутым крупом, что указывает на скифское присутствие или непосредственное исполнение изображений на пряжке мастером, хорошо знакомым со скифским художественным каноном. Этот изобразительный прием представлен на изделиях, отлитых в бронзе и драгоценных металлах, на роге и кости, а также в наскальных изображениях как в Туве, так и на сопредельных территориях. Широко фигуры животных с вывернутым крупом представлены в аппликациях и в татуировках пазырыкской культуры. Грива лошади буквально вписана в линейное очертание спины правого козла. У лошади показана узда, каплевидный глаз и ноздря.
Стилистическая разобщенность изображений на данном предмете, возможно, демонстрирует стремление гравера обособиться от той среды, в которой он находился, или обычное для варварского художника безразличие к упорядоченному и монокультурному пространству. Появившаяся в композиции лошадь только отвлекает внимание от основного сюжета, безусловно наделенного семантической нагрузкой. В облике козерогов имеются незначительные различия. Это относится к экстерьеру животных и некоторым деталям в изображении рогов. У идущего впереди (правая фигура)
рог покрыт мелкой штриховкой, а у следующего за ним показаны отчетливые поперечные валики, число которых соответствует возрасту животного.
В данном случае обращает на себя внимание подчеркнутая однорогость животных. Мастер, безусловно, мог изобразить второй рог, как он прекрасно воспроизвел четыре ноги у обоих зверей. Но рог именно один. Не означает ли это, что перед нами не простые горные козлы, а «циньлуни». Циньлунь - в древнекитайской мифологии чудесный зверь единорог. Конечно, в китайском исполнении циньлуни выглядят совсем не так, как на поясной пластине с Ала-Тея, но их очень сближает изображение приостренной бородки и поднятого вверх саблевидного рога. в настоящее время при исследовании элитных курганов хунну Бурятии и Монголии учтено несколько десятков серебряных пластин с изображениями единорога и других животных. Эти пластины являлись одним из подношений ханьского двора хуннским шаньюям [6, с. 42-46] (ил. 2.1). Как отмечает Н. В. Полосьмак: «Для создания образа фантастического животного на серебряных пластинах, обнаруженных в курганах хунну, использовался образ горного козла, но стилизованный до крайности». В этом можно убедиться, взглянув на любую пластину из этой серии. У большинства единорогов рог гладкий, но на пластине из Гал-Мода рог бугристый с поперечными валиками [12, с. 49] (ил. 2.2). Создавая свои синкретичные образы, китайские торевты следовали устоявшемуся и сложившемуся канону. Вещи, попадавшие в княжеские гробницы, совсем по-иному воспроизводились на окраинах «империй», где сохранялись свои художественные традиции, происходящие от скифского звериного стиля, рудименты которого, как мы видим, еще оставались в простых ремесленных изделиях.
Работы по кости, рогу и мягкому камню не требовали высокой специализации, и мы зачастую можем наблюдать существование так называемого народного искусства, которое носило условный знаковый характер. Образ передавался обычно контуром зверя или ирреального существа, но композиции были редкостью. К таковым можно отнести фрагменты роговой пряжки, происходящей
из Тариатского могильника в Монголии, на которой изображена динамичная сцена, включающая стремительно бегущее стадо горных животных и трактуемая как загонная охота [1, с. 46]. К этим рисункам близка охотничья сцена с Монгольского Алтая (ил. 3.2). Изображенный на ней горный баран, преследуемый собакой, имеет сходство с рисунками из Тариатского могильника, хотя авторы исследования этого памятника датируют его тюркским временем [4, с. 209, рис. 202]. Стилистика наскальных изображений из Тувы соответствует тому, что мы видим на каменной пряжке с Ала-Тея (ил. 3.3, 3.4). Особенно это относится к изображениям на памятнике Малый Баян-Кол, где зафиксированы композиции и рунические знаки гунно-сарматского времени.
несколько пряжек, две гагатовые и одна костяная, происходящие из разных частей Центральной Азии, объединяются благодаря присутствующему на них изображению оленя. Такой является пряжка из Токийского национального музея, опубликованная Та-кахама Шу [10; 11, с. 133, кат. 226, с. 285] (ил. 4.2). Вероятно, это приобретение коллекционеров, датируемое от II в. до н. э. до I в. н. э., т. е. фактически всем периодом существования в Центральной Азии империи хунну. Здесь изображены три фигуры. Слева контурное изображение оленя, готового к прыжку или вставшего на дыбы. У него приостренные четко выделенные копыта, высоко поднятая голова, два рога показаны не реалистично (такие вилообразные рога не встречаются ни у одного вида парнокопытных). Визави находится неполная фигура еще одного оленя, но с вполне реальным оленьим рогом. Под ним неопознаваемый зверь, возможно крылатый конь. Однако его морда притуплена и более напоминает морду собаки. Это изображение построено по S-овилной линии, но две ноги с копытами неестественно вывернуты. На этой пряжке нет ничего унаследованного от скифского искусства, ни влияния хуннской цивилизации. Здесь представлена индивидуальная графика, по которой можно судить о формировании своего хуннского стиля. К сожалению, неопределенное происхождение изделия не позволяет вписать этот интересный памятник в хронологическую секвенцию хуннского искусства.
Известные аналогии позволяют сделать некоторые выводы. Пара гагатовых пряжек происходит из кургана 21 могильника Жаман-Тогай в Южном Казахстане (ил. 4.1). На одной из них изображен олень, стилистически близкий фигуре оленя на пряжке из токийского музея. Авторы раскопок датируют погребение с гагатовыми пряжками I в. до н. э. или рубежом эр, когда часть хунну продвинулась на запад и могла достигнуть среднего течения сыр-дарьи, где и задержалась на сравнительно долгое время [5, с. 186-188].
Помимо изображений на гагатовых пряжках или на изделиях из глинистого сланца существуют подобные гравировки и на пряжках из кости и рога, также являющихся частями поясного гарнитура, причем не менее престижного уровня. Выполненные на них изображения носят индивидуальный характер. Опубликованные А. М. Мандельштамом пряжки с могильного поля Аймырлыг в центральной Туве [6, с. 427, табл. 77, 81-83] конкретно не датированы, но их принадлежность к концу I тысячелетия до н. э. не вызывает сомнений. На одной из них выгравирован олень в скифском зверином стиле (ил. 5.1). Скифская уюкско-саглынская культура в Туве на последнем озен-ала-белигском этапе сосуществует с хунну, о чем свидетельствуют многочисленные хронологические индикаторы, рассмотренные в специальной литературе [9, с. 141-143]. Две другие пряжки декорированы по широкому краю парными изображениями змей, символизирующих, по всей вероятности, воду-реку (ил. 5.2, 5.3). На одной из них синусоидные линии, воспроизводящие тела змей, напоминают волны, а на другой выгравированы ломаные линии. Семантика змеи настолько амбивалента, что ее присутствие во всех мировых культурах доходит до тождества. В хуннском искусстве змеи широко представлены на бронзовых поясных пластинах. Эти змеи могли заимствоваться как из ханьской, так и из иранской, а также оказаться частью своей собственной мифологии. В хуннском искусстве этот образ достаточно устойчив. Если на роговых пластинах выказано индивидуальное мифотворчество, то на широко тиражированных бронзовых изделиях эта эмблема - признак этнической самоидентификации. Такие пластины широко представлены среди сибирских
ажурных бронз, где также делятся на две группы - с волнистой решеткой, которую образуют плавно извивающиеся четыре змеи (ил. 5.4), и с геометрическим узором из вписанных в рамку ломаных линий (ил. 5.5, 5.6) [3, с. 94]. Эти особенности как раз и могут служить признаками фратриального деления хуннского социума.
Рассмотренные в данной статье материалы, в основном детали поясного гарнитура, относятся к периоду экспансии хунну, послужившей толчком к Великому переселению народов. Художественное литье этого периода представлено значительными по численности экземпляров коллекциями в музеях Санкт-Петербурга (коллекция Петра I), Пекина, Токио, Берлина и т. д., неоднократно публиковавшимися и постоянно пополняющимися в процессе археологических раскопок, производящихся в Центральной Азии и Северных провинциях КНР. Вещи не столь «престижные» зачастую ускользают от внимания исследователей, а между тем их индивидуальность и независимость от массового тиражирования позволяют проследить особенности и этапы развития собственного искусства хунну, рудименты которого мы можем в конце существования Римской империи обнаружить и в Европе, занесенные сюда волнами центральноазиатских номадов.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Давыдова А. В., Миняев С. С. Художественные бронзы сюнну : Новые открытия в России. СПб. : Гамас, 2008. 119 с. (Археологические памятники сюнну. Вып. 6).
2. Дэвлет М. А. Сибирские решетчатые бронзовые пластины // Археология Северной и Центральной Азии. Новосибирск, 1975. С. 150-155.
3. Килуновская М. Е., Леус П. М. Искусство конца первого тысячелетия до н. э. // Краткие сообщения Института археологии. Вып. 247. М., 2017. С. 87-104.
4. Кубарев В. Д., Цэвэндорж Д., Якобсон Э. Петроглифы Цагаан-Салаа и Бага-Ойгура (Монгольский Алтай). Новосибирск ; Улан-Батор ; Юджин : Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2005.
5. Максимова А. Г., Мерщиев М. С., Вайнберг Б. И., Левина Л. М. Древности Чардары : (Археологические исследования в зоне Чардарин-ского водохранилища). Алма-ата : Наука, 1968.
6. Мандельштам А. М. Ранние кочевники скифского периода на территории Тувы // Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сар-матское время. М., 1992. С. 178-196.
7. Полосьмак Н. В., Богданов Е. С. Ноин-Улинская коллекция : Результаты работы российско-монгольской экспедиции, 2006-2012 гг. Новосибирск : Инфолио, 2016.
8. Раев Б. А. Гагатовые пряжки из Жутовского могильника : Археологические признаки миграций // Ex Unigue Leonem : Сб. ст. к 90-летию Л. С. Клейна. СПб., 2017. С. 291-305.
9. Семенов Вл. А. Хронологические индикаторы и радиокарбоновое датирование памятников озе-ала-белигского этапа в туве // Ранний железный век Евразии от рубежа эр до середины I тысячелетия н. э. : Динамика освоения культурного пространства. СПб., 2017. С. 141-143.
10. Mounted Nomads of Asian steppe. Tokio National Museum, 1997. (яп. яз.).
11. Takahama Shu. Yurajiya soban chitai no hizinzoku seitai kazaita [Not-metallic belts in Eurasian steppes] // Kanazawa Daigaku Koko Kiyo [Kanazawa University Repository for Academic resources]. 2002. P. 26, 50-53 (яп. яз.).
12. Xiongnu Tombs in Mongolia. Seoul : National Museum of Korea,
2008.
1. Поясная пряжка с изображениями горных козлов и лошади Гагат. Могильник Ала-Тей, Тува
2. 1 - Бляха с изображением единорога. Серебро. Падь Суцзцутэ, Ноин-Ула, Монголия; 2 - Бляха с изображением единорога. Серебро. Могильник Гол-Мод I, Монголия
3. 1 - Пряжка с охотничьей сценой. Рог, гравировка. Тариатский могильник, Монголия;
2 - Петроглифы. Цагаан-Салаа, Монголия;
3 - Петроглифы. Чайлаг-Хем, Тува;
4 - Петроглифы. Малый Баян-Кол, Тува
4. 1 - Поясная пряжка с гравированным изображением. Гагат (?) Жаман-Тогай, Южный Казахстан; 2 - Поясная пряжка с гравированным изображением. Гагат (?) Национальный музей, Токио
5. 1 - Поясная пряжка с изображением оленя. Рог, гравировка. Могильник Аймырлыг, Тува; 2, 3 - Поясные пряжки с изображениями змей. Рог, гравировка. Могильник Аймырлыг, Тува; 4, 5 - Поясные пряжки с изображением змей и геометрическими деформациями. Бронза. Могильник Терезин, Тува; 6 - Поясная пряжка с изображением змей. Бронза. Могильник Ала-Тей, Тува
