CC BY
57
Е. С. Хаблова
Институт Философии СПбГУ
w __________.
НОВЫЙ ОБРАЗ ИСТОРИКА ФИЛОСОФИИ: МИШЕЛЬ ФУКО1
Настоящая статья рассматривает образ Мишеля Фуко как историка философии эпохи постмодерна. Автор выделяет новый, радикальный подход философа, отказ от традиции и направленность на различные практики, дискурсы, техники. Так, меняя привычный вектор рассмотрения истории философии, появляются новые методы работы с ней и другие подходы. История философии перестает быть точной, научной, постоянной, становится трудно определимой. Несмотря на это, она функционирует, предлагая себя как оппозицию Новоевропейскому способу мышления и радикальный ответ метафизическим, телеологическим системам. В рамках исследования «заботы о себе», Фуко выводит фигуру историка философии, вовлеченного в игру истины.
Ключевые слова: историк философии, постмодерн, классическая эпоха, дискурс, техника, генеалогия, археология, «воля к истине».
E. S. Habíova
Institute of Philosophy of St. Petersburg State University
(St. Petersburg, Russia)
NEW IMAGE OF THE HISTORIAN OF PHILOSOPHY: MICHEL FOUCAULT
This paper considers the image of Michel Foucault as a representative of postmodern history of philosophy. The author singles out the new, radical approach of the philosopher, his rejection of tradition and focus on various practices, discourses and techniques. By changing the customary vector of consideration of the history of philosophy new methods of working with it and other approaches appear. The history of philosophy ceases to be accurate, scientific, constant; it becomes difficult to be defined. Despite this fact, it functions by posing itself as an opposition to the New European way of thinking and a radical response to metaphysical, teleological systems. In the study of «taking care of yourself", Foucault deduces the figure of a historian of philosophy involved in the game of truth.
Keywords: historian of philosophy, postmodern, classical era, discourse, technique, genealogy, archeology, «the will to truth»
Мишеля Фуко обычно считают неординарным автором, без четко оформленной системы философии, интересующегося самыми разнообразными и зачастую «низкими» темами: маргиналы, психиатрия, тюрьма и наказание и многое другое. К тому же многие отмечают, что его творчество нельзя проследить как единую линию развития, скорее, как некие скачки, смена одной мысли другой. Не зря же он сам сказал о том, что написание новой книги уничтожает старую? Мишеля Фуко принято называть постмодернистским философом, историком, культурологом - а в целом, знаковым явлением французской мысли XX века. Сам же Фуко однажды сказал, что, прежде всего, его интересует история мысли, а последние 20 лет его творчества были посвящены вопросу о том, как в нашем обществе конституируется субъект [10,
1 Работа выполнена при поддержке Российского научного фонда (проект № 17-18-01440 «Антропологическое измерение истории философии»).
с. 301]. Человек - это такое существо, которое мыслит, мыслит человек и в древности, и в наше время, и, покуда есть человек, есть и мысль. Обычно в классической истории философии считается, что философия развивается из единого начала, логически разворачиваясь в ходе истории - тогда, каждая мысль, каждое явление связано с прошлым - оно заложило для нас непрерывный вектор развития. В постмодернистской мысли и в частности в философии Мишеля Фуко коренным образом меняется это восприятие. Почему?
Прежде всего, Фуко говорит о мысли в рамках разных «эпистем» [2, с. 34]. Эпистема - это такое поле взаимодействия слов и вещей, которое позволяет человеку высказываться, выносить суждения, связывать слова и вещи сообразно его эпистеме. Человек как бы неосознанно находится внутри неё, мыслит сообразно с ней, если перефразировать: человек мыслит в рамках эпистемы, познает по её условиям - все потому, что эпистема предполагает абсолютно иной, особый и присущий только ей порядок вещей. Понимание того, как функционирует эпистема невозможно в рамках её самой, можно лишь проследить развитие предыдущих таких состояний бытия. Таким образом, становится ясным то, почему невозможно линейное развитие мысли, особенно философской мысли в рамках такой концепции: с каждым таким сдвигом бытия, с каждой эпохой возникает абсолютно новый мир и мышление. Правда, такой подход разрабатывается в «Словах и вещах» как противовес господствующей на протяжении столетий в Европе парадигме рациональности («Новоевропейской»), в других же работах концепт «эпистемы» уже не находит распространения и развития. Однако от этого не умирает идея прерывности истории - наоборот, «Археология знания», следующая книга философа посвящена этой проблематике. Идеи, разрабатываемые в этой книге, явились оппозицией традиционному историческому взгляду, Единой истории, благодаря которой вычеркивалось то, что не входило в её рамки. Такую единую историю Фуко называет «глобальной» - её принцип состоит в том, что она сводит все феномены, явления к одному, к центру - например, к духу и т.п., описывая цивилизацию, показывая лицо эпохи. Отличается от неё история «Всеобщая», которая говорит об особых элементах общества (социальная история, история экономики) и пытается определить тип отношений между ними, в общем, здесь не возникает центра, это, скорее, таблица, где разные элементы имеют особые связи - тем самым такая история «разворачивает пространство рассеивания» [9, с. 49]. В этой работе видятся наиболее важными два концепта: архив, и, собственно, археология знания. Архив - это некая система, благодаря которой формируются, управляются высказывания; более того, архив различает дискурсы. Невозможно полностью передать архив, описать его - даже если это архив небольшой культуры, однако, археология как раз должна стать наукой об архивах, изучая сказанное. Это отличается от истории идей, про которую Фуко высказывается не иначе, как о неясной науке с плохо очерченными границами и заимствованными методами. Археология же, говоря в целом, занимается дискурсами вообще - так возникает новый метод Фуко. Методов у Фуко можно выделить два: археология и генеалогия.
Последняя встречается в более ранних работах Фуко и представляет собой прямое развитие идей Ницше («К Генеалогии Морали»).
Возвращаясь к генеалогии и к «Словам и вещам», невозможно не заметить один из самых громких выводов Фуко о смерти человека. На эту тему существует много полемики, однако, нас интересует этот вопрос со стороны нового взгляда на историю философии и её последующее развитие. По словам Фуко, начиная с философии Канта, развивается особое представление о человеке и сопутствующие этому науки - Кант, убеждая нас проснуться от «догматического сна», погружает философию в «сон антропологический». Фуко пишет о том, что первую попытку искоренения антропологии производит Ницше, ведь он достигает той точки, где бог и человек так сопринадлежны друг другу, что смерть бога синонимична исчезновению человека и пришествие сверхчеловека обозначает смерть человека. Этим Ницше обозначает порог, за которым только и может начать мыслить современная философия. Так Фуко приходит к своему тезису: «В наши дни мыслить можно лишь в пустом пространстве, где уже нет человека» [2, с. 362]. Однако это не пустота в общепринятом смысле этого слова - это не нехватка, а развертывание пространства, где можно начать мыслить. Поэтому Фуко предлагает рассматривать то, как производится субъект познающий и познаваемый, какие дискурсы оказывают на него давление, какие существуют практики, феномены, благодаря которым учреждается человек и не-человек (как в пространстве психиатрии) и многое другое. Наиболее близким к истории философии будет практика «заботы о себе»., одна из последних концепций Фуко. Выдающейся фигурой, рассматриваемой Фуко в связи с этой проблематикой (в более узком смысле с проблематикой раггёзга), является Сократ. В целом, Античная эпоха в контексте этой проблемы наиболее яркая, благодаря тому, что принцип высказывания правды или истины о самом себе был чрезвычайно значимым. Фуко указывает на то, что тогда существовали такие практики, техники создания себя, конституирования себя как субъекта, или на современный лад, как личности. Такие комплексы были как направленными только на себя (например, созерцание в одиночестве или ведение дневников), или же совместными, где четко выделялась фигура другого - это переписки («Нравственные письма к Луцилию» Сенеки), диалоги (Сократ и ученики), или же речи парресиаста - монологические, но при этом направленные на то, чтобы их слушали. Таким образом, любая повседневная вещь и практика может превратиться в «заботу о себе»; разница состоит лишь в том, что тот, кто заботится о себе, подходит к каждой рутинной и обычной ситуации по-новому
- все становится упражнением. Тезис «Позаботься о самом себе» тесно соприкасается с «Познай самого себя», а порой они и вовсе сливаются в единое
- как это было у Платона в Алкивиад I. Заботящийся о себе, т.е. своей душе, должен познать, что такое есть душа, увидеть в ней истину - другим словом, божественное в себе, и высказать это как правду о самом себе. Таков и Сократ -он паресиаст, получивший этот титул от Дельфийского бога, пророчества, как это можно припомнить по его Апологии - предписания к рагг^а, из-за чего и начался вообще путь Сократа как того, кто ищет истину. Это можно назвать
второй функцией Сократа - пророческая, выполняя свое пророчество, Сократ и становится Сократом. В-третьих, Сократ - наставник, и в этом тоже видится рагг^а, ведь Сократ призван учить добродетелям, научить жить юношей правильно, вложить в них истину. В-четвертых, Сократ является мудрецом, благодаря молчанию. Единственная истина, по уверению Сократа, которую он знает и повторяет: «Я знаю, что ничего не знаю», поэтому он довольствуется лишь вопрошанием, что тонко переплетается с рагг^а. Так прорисовывается фигура Сократа как того, кто занимается заботой о себе и других, как того, кто имеет мужество высказывать истину. Однако этим проблема не исчерпывается: дело в том, что, по мнению Фуко, Сократ совмещает в себе все четыре способа говорить правду, конституировать для себя и для других субъект, говорящий правду, «Я полагаю, что начиная с греческой культуры субъект, говорящий правду, принимает четыре возможные формы: или это пророк, или мудрец, или специалист, или паресиаст» [3, с. 38]. Здесь Фуко раскрывает интересную проблему - особое, философское высказывание истины - это то, что получается от некоего слияния рагг^а с мудростью. Благодаря такому схождению, возникает феномен высказывания истины о природе вещей вообще в той мере, в которой доступны эти предметы говорящему. Не зря сам Фуко говорил о том, что его книги отражают его самого - в рамках философского высказывания истины сам говорящий должен быть причастен к ней.
В рамках исследования такой техники субъекта как «забота о себе», Фуко выводит фигуру философа, вовлеченного в игру истины определенным образом: через дискурс воли к истине, дискурсов, которые вытачивают из него не только субъекта, но и произведение искусства. Это такие элементы культуры, которые зародились и существовали в Античности, интересуя лишь немногих вовлеченных в эту гонку за правдой, «эстетикой существования» и т.д.; эти практики проходили сквозь эпохи, видоизменяясь и находя новое место в жизни людей. Воля к знанию жила и живет, имея собственную историю, влияя на другие дискурсы, как бы подчиняя их себе. Можно сказать, что именно воля к знанию - это один из самых сильных дискурсов, в который вовлечен человек.
Мишель Фуко показал, как можно по-новому подойти к истории философии, рассматривая не идеи, но практики, дискурсы, при этом не теряя самой философии - он доказал это на примере Сократа, одной из главных фигур истории философии. Его замысел заключался в том, что необходимо не упускать из виду вещи, кажущиеся малыми и незначительными, ведь порой они создают что-то важное, например, человека и его мысль. Это такая философия, которая не имеет центра, какого-то единого начала: «Здесь я исследую мышление Фуко в целом. В целом - это как раз и значит то, что заставляет его переходить от одного уровня к другому: не это ли «целое» и вынуждает его обнаруживать власть под знанием, не это ли «целое» подталкивает его к раскрытию «модусов субъективации» за пределами сферы влияния власти? Логика мысли - это совокупность кризисов, которые его мысль преодолела, она похожа больше на цепь вулканов, которые затихли в рамках системы и приблизились к равновесию» [1, с. 113]. Итак, рассматривая не только тексты,
но и практики, традиции, упражнения - культурные феномены, заданные тем временем, в котором зарождается и развивается рассматриваемый объект, Фуко, как постмодернистский историк философии, не следует традиции, а с некоего места, освобожденного от этого груза. Для того, чтобы понимать, как возможна вообще такая история философии, которая, кажется, осталась совсем «голой», необходимо посмотреть на неё с точки зрения самого постмодерна, надеть эту маску и войти в «философский театр». Если сделать этот шаг, отказаться от предубежденности (которая вокруг постмодернистов витает если и не всегда, то с заметной частотой), то можно заметить, что то решение, которое принимают постмодернисты и Фуко в их числе, - закономерен. Это -радикальная попытка отказа от метафизики в своей системе, притягивания её к одному полюсу, позволяя посмотреть на те идеи, которые рождались и жили в истории философии, постоянно связываясь друг с другом, изменяясь и рождая уже другие идеи, и так до бесконечности. Исчезает классический европейский пафос истории философии - когда мы якобы знаем, к чему ведет философия, как она завершится; но, появившаяся критика, этот постмодернисткий ответ тоже не лишен громогласности, ведь, предлагая другой вектор рассмотрения и другой подход, история философии, наконец, начинает говорить о своем предмете. С другой стороны, она исчезает, становится бессмысленной, неоформленной. Эта противоречивость, неясность, неочерченность и есть ключевой момент постмодернисткой истории философии.
Литература
1. Делез Ж. Переговоры. 1972-1990 / пер. с фр. В. Ю. Быстрова. СПб.: Наука, 2004. 235 с.
2. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / пер. с фр. В. П. Визгина, Н. С. Автономовой. СПб., 1994. 408 с.
3. Фуко М. Мужество истины. Управление собой и другими. СПб.: Наука, 2014. 358 с.
4. Фуко М. Технологии себя // Логос. 2008. № 2 (65). С. 96-122
5. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, 1996. 448 с.
6. Дьяков А. В. Мишель Фуко и его время. СПб.: Алетейя, 2010. 672 с.
7. Фуко М. Забота о себе. История сексуальности-Ш / пер. с фр. Т. Н. Титовой, О. И. Хомы. Киев: Дух и Литера, 1998. 282 с.
8. Делез Ж. Фуко / пер. с фр. Е. В. Семиной. М.: Изд-во гуманит. лит., 1998. 172 с.
9. Фуко М. Археология знания / пер. с фр. М. Б. Раковой, А. Ю. Серебрянниковой. СПб.: Гуманит. академия; Университет. книга, 2004. 416 с.
10. Фуко М. Интеллектуалы и власть: избранные политические статьи, выступления и интервью. В 3 ч. / пер. с фр. Б. М. Скуратова. М.: Праксис, 2006. Ч. 3. 320 с.
11. Самылов О. В. Генеалогический метод М. Фуко и перспективы исторического познания // Вестник СПбГУ. Сер. 6. Философия. Культурология. Политология. Право. Международные отношения. 2013. № 2. С. 21-29.
12. Дьяков А. В. Постмодернисткая история философии: pro et contra // Вопросы философии. 2016. № 6. С. 176-184.
References
1. Deleuze J. Peregovory. 1972-1990 [Negotiations. 1972-1990] / translat. from French by V. Yu. Bystrov. Saint-Petersburg: Nauka, 2004. 235 p.
2. Foucault M. Slova i veshchi. Arkheologiya gumanitarnykh nauk [The Order of Things: An Archaeology of the Human Sciences] / Translat. from French by V. P. Vizgin, N.S. Avtonomova. St. Petersburg, 1994. 408 p.
3. Foucault M. Muzhestvo istiny. Upravleniye soboy i drugimi [The Courage of the Truth. The Government of Self and Others] Saint-Petersburg: Nauka, 2014. 358 p.
4. Foucault M. Tekhnologii sebya [Technologies of the Self] // Logos. 2008. No 2 (65). Pp. 96-122
5. Foucault M. Volya k istine: po tu storonu znaniya, vlasti i seksual'nosti [The Will to Know]. Moscow: Kastal, 1996. 448 p.
6. Dyakov A. V. Mishel' Fuko i yego vremya [Michel Foucault and his time]. Saint-Petersburg: Aleteyya, 2010. 672 p.
7. Foucault M. Zabota o sebe. Istoriya seksual'nosti-III [The Care of the Self. The History of Sexuality. Vol. 3] / translat. from French by T. N. Titova, O. I. Khoma. Kiev: Dukh i Litera, 1998. 282 p.
8. Deleuze J. Foucault / translated from French Е. V. Semina. Moscow: Izd-vo gumanit. lit., 1998. 172 p.
9. Foucault M. Arkheologiya znaniya [The Archaeology of Knowledge] / translat. from French by M. B. Rakova, A. Yu. Serebryannikova. Saint-Petersburg: Gumanit. akademiya; Universitet. kniga, 2004. 416 p.
10. Foucault M. Intellektualy i vlast': izbrannyye politicheskiye stat'i, vystupleniya i interv'yu [Intellectuals and Power: Selected Political Papers]. In 3 parts / translat. from French by B. M. Skuratov. Moscow: Praksis, 2006. Part 3. 320 p.
11. Samylov O.V. Genealogicheskiy metod M. Fuko i perspektivy istoricheskogo poznaniya [M. Foucault's genealogical method and the prospects of historical knowledge] // Vestnik of Saint Petersburg University. Ser. 6. Philosophy. Culturology. Political science. Law. International relations. 2013. No. 2. Pp. 21-29.
12. Dyakov A. V. Postmodernistskaya istoriya filosofii: pro et contra [Postmodern history of philosophy: pro et contra] // Voprosy filosofii. 2016. No. 6. Pp. 176-184.
Статья поступила в редакцию 10.08.2017 Статья допущена к публикации30.11.2017 The article was received by the editorial staff10.08.2017 The article is approved for publication 30.11.2017
