CC BY
100
РАЗДЕЛ 1. ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО СОЦИАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ
УДК 141.7
Рязанов Иван Владимирович
кандидат философских наук, доцент кафедры философии
ФГБОУ ВПО «Пермская государственная сельскохозяйственная академия имени Д.Н. Прянишникова», г. Пермь, Россия.
614000, г. Пермь, ул. 25 октября,10, e-mail: iwan.riazanow@yandex.ru
ВОПРОС ОБ АНТИЧНОСТИ В МАРГИНАЛЬНОЙ АНТРОПОЛОГИИ М.ФУКО
Ivan V. Ryazanov
Candidate of Philosophical Sciences,
Associate Professor of the Department of Philosophy
Federal State-Financed Educational Institution of Higher Professional Education ‘Perm State Agricultural Academy named A. N.Pryanishnikova ’, Perm, Russia.
614000, Perm, Russia, 10, October 25, e-mail: iwan.riazanow@yandex.ru
THEQUESTION OF THE ANTIQUITY IN MARGINAL ANTHROPOLOGY M. FOUCAULT
Аннотация: на основании различия между историографическим и маргинальным способом изучения взглядов французского философа М. Фуко представлен анализ проблемы субъекта в проекте «Истории сексуальности». Исследуется маргинальный компонент воззрений на человека, связанный в проекте истории сексуальности с проблемой наказания. Рассматривается проблема преемственности генеалогического метода Ф. Ницше и М. Фуко. Выделяется традиционная для археологии М. Фуко «способность к безумию», способствующая преобразованию проекта истории безумия в проект истории сексуальности. Определяются условия для проведения сравнительной аналогии между античным текстом М. Хайдеггера и образом античности в проекте «Истории сексуальности» М. Фуко. Проект «Истории сексуальности» исследуется в аспекте постепенной трансформации маргинальной герменевтики в маргинальную антропологию.
© И.В. Рязанов, 2015
47
ВЕСТНИК ПГГПУ
Серия № 3. Гуманитарные и общественные науки
Ключевые слова: антропология, археология, безумие, генеалогия,
герменевтика, дискурс, маргинальное, наказание, сексуальность.
Abstract: on the basis of differences between historiographical and marginal way of exploring the views of the French philosopher M. Foucault presents an analysis of the problem of the subject in the draft of his history of sexuality. Investigated marginal component view of the person associated in the project history of sexuality with the problem of punishment. Considers the problem of continuity of the genealogical method F. Nietzsche and M. Foucault. Outstanding traditional archaeology M. Foucault, “the ability to insanity”, contributing to the change of the project of history of madness in the project history of sexuality. Defined conditions for comparative analogy between the ancient text of M. Heidegger and the image of antiquity in the project history of sexuality M. Foucault. The project of the history of sexuality is studied in the aspect of the gradual transformation of the marginal hermeneutics in marginal anthropology.
Keywords: anthropology, archaeology, madness, genealogy, hermeneutics, discourse, marginal, punishment, sexuality.
Мы все знаем, что перед нами безумная теория, вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть истинной.
Н. Бор
Анализ творческого наследия французского историка и теоретика культуры М. Фуко, представленный в отечественной и зарубежной историографии [1; 2; 5-7; 9], как правило, не затрагивает проблему «античности». Хотя данная проблема существенно повлияла не только на творчество самого мыслителя, но и на всю совокупность гуманитарных знаний, традиционно обращенных к человеку, живущему в эпоху постсовременных трансформаций. В данной статье мы постараемся выделить вопрос об «античности» как особую тему, помогающую понять специфику исследовательской практики позднего М. Фуко.
В проекте незавершенной «Истории сексуальности» этот вопрос имеет, безусловно, герменевтический статус. Поэтому мы должны вспомнить, что не написанная М. Фуко книга «Археология герменевтики» концептуально была воплощена посредством пограничных для европейской культуры тем, которые раньше, до книг крупнейшего западного философа XX в., как правило не вызывали к себе пристального внимания представителей различных направлений гуманитарной мысли. Выделение подобной, во многом маргинальной, тематики позволяло автору вторгаться в предметные области
48
РАЗДЕЛ 1. ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО СОЦИАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ
таких дисциплин, как структурная лингвистика, классический психоанализ, семиотические и семантические исследования.
В результате такой креативной стратегии изучения были не просто трансформированы те или иные техники интерпретации, была проблематизирована традиционная для западной метафизики онтология языка. Во многом это обусловливает процедуру чтения книг французского мыслителя, поскольку деонтологизация Логоса указывает на разрыв знака и значения. Например, критика трансцендентальной феноменологии является прекрасной иллюстрацией этой, дошедшей до предела, тенденции деструктивности онтологического смысла. Она также подводит процесс интерпретации к саморазрушению, поскольку в бесконечности постулируемого Ф. Ницше интерпретируемого смысла потенциально содержался археологический разрыв.
В дискурсивном анализе переинтерпретация есть не что иное, как различие «каждое interpretandum есть уже interpretans». В этом смысле теория высказывания, представленная М. Фуко в книге «Археология знания», подводит своеобразный итог и самой археологии герменевтического, поскольку результатом деонтологизации языка как раз и было фундаментальное для его анализа различие между языком и дискурсом.
В модальности высказывания обнаруживался предел метафизики, так как множественность apophasisa становилась множественностью, которая уже не есть «сказание бытия в высказывания о сущем», а есть модальность дискурса и акт высказывания вне бытия и его отношений с сущим. Более того, в модальности дискурса старая онтологическая апория «кто говорит, когда говорит язык», ожившая благодаря герменевтическим изысканиям М. Хайдеггера, преобразовалась в модальность высказывания. Тем самым дискурс определил предел субъекту, обладающему в границах метафизики «возможностью спрашивания», он перестал характеризовать одну из самых таинственных способностей человека. Другими словами, в маргинальной герменевтике язык разорвал свое единство с единством бытия, понимаемого как монополия на речь и высказывание.
Если у М. Хайдеггера греческое не означало «ни этнического или национального, ни какого-либо культурного или антропологического своеобразия; греческое есть раннее утро, когда само бытие проясняет себя в сущем и принимает в свое призвание существо человека» [17, с. 40], то у М. Фуко, в силу очередной для его творчества трансформации, маргинальная герменевтика представляет себя в форме маргинальной антропологии. В ней, возможно, вытекающая из позднего М. Хайдеггера постановка вопроса об античности означала, во-первых, исследование процесса «медленного формирования герменевтики себя, развивавшейся на протяжении античности»
49
ВЕСТНИК ПГГПУ
Серия № 3. Гуманитарные и общественные науки
[13, с. 11]. Во-вторых, вопрос об античности для французского мыслителя - это сложная стратегическая диспозиция, содержащая определенные теоретические преимущества, направленные на точную формализацию метода и объекта познания.
Не забывая о том, что данный вопрос в маргинальной антропологии содержательно амбивалентен, то есть это вопрос исторической преемственности и вопрос исторического разрыва, мы по необходимости должны остановиться на более внимательном рассмотрении тех преимуществ, которые содержит в себе вопрос об античности. К общим пропедевтическим условиям постановки этого вопроса можно отнести диспозицию «автор -читатель», так как, определяя свою статусную позицию, автор «Истории сексуальности» автоматически воспроизводит тематическую связь между «смертью автора» и «смертью читателя». Поскольку эта диспозиция главным образом затрагивает то, как и откуда, с какой исторической дистанции мы будем читать, то становится понятным, что вопрос об античности, подразумевает определенный способ чтения. Этот способ чтения не может не учитывать последовательной радикализации той позитивной деструкции языка метафизики, которую осуществил М. Хайдеггер, трансформируя Логос метафизики в структуры праязыка или архелогоса. Поэтому критический анализ античных текстов и содержит в себе множество смысловых различий, которые, с одной стороны, конституируют авторский дискурс М. Фуко, а с другой стороны, проблематизируют само понятие автора, чему в немалой степени он сам и способствовал всем своим предыдущим творчеством.
Таким образом, диспозиция «автор - читатель» не может не учитывать основных тенденций в постсовременной мысли, связанных с завершением развития метафизической философии, и одновременно как модель чтения она не может не разрывать онтологического единства языка и интерпретации. С учетом вышесказанного, становится более понятным то, что М. Фуко определит в качестве теоретического преимущества, направленного на точную формализацию метода познания; данное преимущество будет связанно с традиционным для его исследований различием между дискурсивным анализом и герменевтикой. В силу этого вопрос об античности приобретает значение вопроса о функциональной применимости маргинальной герменевтики при решении антропологических и исторических задач.
В компаративной перспективе диспозиция «автор - читатель» может быть проецирована на общую ситуацию постметафизического кризиса. Однако такая проекция неизбежно поставит задачи, выходящие за границы нашего исследования. Помимо упоминаемого Р. Барта, диспозиция М. Фуко в качестве постановки и решения определенных компаративных задач может быть
50
РАЗДЕЛ 1. ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО СОЦИАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ
проецирована на модель читателя У. Эко или, например, на статус автора и читателя Ж. Деррида [8; 18].
Диспозиция трансгресирующего любопытства отталкивается от допущения Аристотеля, что, во-первых, «все люди от природы стремятся к знанию» и, во-вторых, «вследствие удивления люди и теперь и впервые начали философствовать, причем вначале они испытали изумление по поводу тех затруднительных вещей, которые были непосредственно перед ними, а затем понемногу продвинулись на этом пути дальше» [3, с. 34]. Маргинальное любопытство, а точнее, «единственный вид любопытства» специфическим способом образует ось присутствия и неприсутствия субъекта в своем особом виде существования, поскольку «дает возможность отстраниться от самого себя». При подобном трансгресирующем, то есть выходящем и отходящем статусе любопытство во всем своем символическом значении и смысле воспроизводит почти археологические характеристики безумия, позволяя «мыслить иначе, чем мы мыслим, и видеть иначе, чем мы видим, если только мы хотим продолжать думать и смотреть» [13, с. 14].
Таким образом, любопытство, как и безумие, оказывается на границе внешнего и внутреннего мира познания, что, с одной стороны, дает возможность обозначить его особое месторасположение, а с другой стороны, создает условия для структурирования любопытства в опыт самого себя. В этом случае весь эпистемологический акцент переносится на форму «критической работы мысли над самой собой», что тождественно критическому сознанию безумия, осуществляющемуся в общеметодологических процедурах рациональной традиции.
В проекте «История безумия» очевидность и достоверность cogito достигалась такими фундаментально-методологическими процедурами, как редукция или «эпохе», связанное с сомнением. Все это преподносилось в качестве аксиологического эталона для форм познания безумия, в силу чего общая критика безумия определялась допущением, что безумие так же аподиктично, как и разум. Более того, сама аподиктичность как высшая степень достоверности вытекала из диалектического взаимообмена между ними.
Эту возможность М. Фуко в проекте «История безумия» объяснял лингвистически, поэтому диалектический обмен небезумия и безумия сводился у него к архетипу языка, то есть он происходил в языке и благодаря языку. При этом важно учитывать, что процедура обозначения границы безумия сверх семиотического наполнения указывала и на онтологическую природу знаков самого безумия, а также на существующую между знаками смысловую связь. Связь между знаком и значением была не просто бытийной, она подчинялась основной у М. Фуко археологической идее, в соответствии с которой человек
51
ВЕСТНИК ПГГПУ
Серия № 3. Гуманитарные и общественные науки
не просто исчезал в безумии, оно само исчезало в разуме, предоставляя последнему наполнить отсутствующую форму эпистемологическим и аксиологическим смыслом.
Интенциональная структура безумия была в этом проекте отсутствующей структурой, она, по сути, являлась предельным выражением критической способности разума оценить то, что будет аподиктически удостоверено в качестве диалектической противоположности cogito. Поэтому в «Истории безумия» все эмпирические варианты патологического разума, скрупулезно классифицируемые в психиатрических исследованиях, возникали в силу онтологического статуса неразумия. Можно сказать, что абсолютная свобода неразумия - это критическая точка предела любого человеческого существования и она напрямую связана с языком. В этом смысле археология безумия обнаружила в истории cogito абсолютный смысл, который в структурах разума обозначал «величайший скандал человеческого существования».
В проекте истории сексуальности «попытка узнать на опыте, как и до какого предела возможно мыслить иначе», привела в исторической перспективе к постановке вопроса об античности, а в антропологической перспективе означала принципиальное различие двух векторов смыслоразвертывания маргинального объекта, каким был и оставался человек в исследованиях французского мыслителя. В одном случае он определялся в статусе безумного, ненормального, психически нездорового (например, лекционный курс М. Фуко 1974-1975 учебного года дает исчерпывающее представление об антропологической галерее ненормального индивида) [15]. В другом - автор практиковал философию «как преобразующее испытание самого себя в игре истины» [13, с. 15].
От этого, на наш взгляд, не меняется стратегическая диспозиция, как всегда, привязанная у М. Фуко к маргинальному объекту, каким был и оставался для него человек, независимо от того, объективируется ли он в опыте безумия или захвачен «определенной аскезой», «упражнением себя в движении мысли». Таким образом, если и необходимо анализировать, в чем заключается существенное различие антропологической проекции, направленной на проект «История безумия», с одной стороны, и проект «История сексуальности», с другой стороны, то это возможно только при условии выделения особой маргинальности, связанной как с объектом, так и с методом познания.
Указанное различие станет более ясным, если мы обратимся не только к выделенной в «Истории сексуальности» оппозиции античное - современное, но и попытаемся более внимательно присмотреться к тому, как в «Истории безумия» выделялся отличный от античного способ существования
52
РАЗДЕЛ 1. ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО СОЦИАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ
маргинального объекта. Речь, главным образом, идет о теме, которая может быть названа «Средневековье М. Фуко», поскольку в «Истории безумия» именно с этого периода начинается генеалогия маргинальной субъективности.
Исторический статус средневековья у М. Фуко концептуализируется относительно научной медиевистики, в силу чего его необходимо сравнивать с панорамным исследованием средневековой цивилизации, представленной научной школой Ж. Ле Гоффа. Вышедшая позднее «Истории безумия», в классическую эпоху, книга Ж. Ле Гоффа «Цивилизация Средневекового Запада» позволяет концептуализировать обе книги относительно той или иной герменевтики исторического [11]. Последняя сделала очевидной наличие ментальных структур, которые оказывали значительное влияние на всю книжную традицию Средневековья, в том числе на разнообразные практики толкования библейского корпуса книг.
При реконструкции мифологического, образно-поэтического и интеллектуального каркаса библейской традиции оказалось, что невозможно одновременно не реконструировать культуру «безмолвствующего большинства», то есть средневековую культуру на ее низшем, археологическом, уровне, который будет представлен социальнопсихологическими стереотипами, навыками коллективного сознания и коллективного бессознательного того, что обычно включают в смысловой объем определения менталитета и ментальности. Ж. Ле Гофф, постулируя свою историко-антропологическую задачу, писал: «Более всего мне хотелось
изобразить различные аспекты средневековой цивилизации, демонстрируя ее ментальность, эмоциональность и установки поведения, которые отнюдь не являются поверхностными или излишними «украшениями» истории, ибо они-то и придавали ей всю ее красочность, оригинальность и глубину: символическое мышление, чувство неуверенности или вера в чудеса сказали бы нам больше о Средних веках, чем изощренно построенные догмы и идеологические анахроничные абстракции» [11, с. 7].
Долгое Средневековье Ж. Ле Г оффа, археологически-ментальное, затянувшееся с III по самый конец XVIII в., а кое-где в Европе - по начало XIX в., не могло не оказывать эффекта обратного воздействия на интеллектуальную атмосферу, в которой ставились проблемы разума и откровения, личного спасения и правильного понимания истин откровения, данных посредством Священного писания и Священного предания.
В этом смысле показательна критическая оценка анахроничных абстракций, данная Э. Жильсоном. В начале своего сочинения «Разум и Откровение в Средние Века» этот яркий представитель неотомизма ХХ в. указывал, что он «не намерен защищать Средние Века от того, что, несомненно,
53
ВЕСТНИК ПГГПУ
Серия № 3. Гуманитарные и общественные науки
является их неверной интерпретацией». Более того, теолог утверждал, что он даже не будет пытаться представить какую-либо правильную интерпретацию, поскольку у него ее просто нет, но он никогда не сможет принять какую-либо схематизацию исторического образа Средневековья [10].
При всей достойной Сократа ироничности мы можем зафиксировать у Э. Жильсона, а тем более у Ж. Ле Г оффа основную интенцию, проходящую через все их творчество, она связана с метаисторическим подходом. С точки зрения классика медиевистики и теолога ХХ в. метаисторический образ Средневековья - это не более чем миф об истории, сущностно не исторический и лишенный объективного смысла. Иными словами, и первый и второй авторы постулируют подход, который необходимо обозначить в качестве герменевтики Средневековья.
При условии критического отношения М. Фуко к понятию «менталитет», поскольку с его точки зрения структура этого понятия строго не концептуальна, мы можем вместе с тем указать, что отношение современное - несовременное у французского мыслителя производно от совокупности трансформаций, связанных с изменением герменевтической структуры исторического процесса. Например, в проекте «История безумия» герменевтика Средневековья, как и впоследствии герменевтика античности в проекте «Истории сексуальности», будет привязана к основной теме, которая может быть выражена следующим вопросом: «В какой форме истории возможен анализ маргинального объекта, каким был человек независимо от своей объективизации?» При этом особое внимание необходимо обратить на тематическую аналогию, существующую между изменениями герменевтической и генеалогической структуры исторического процесса. Этот момент станет для автора истории сексуальности стратегической точкой, из которой будет развернута вся последующая эволюция маргинальной субъективности.
Поскольку генеалогический проект был, с одной стороны, постулирован радикальным отказом от презумпции преемственности генеалогии по отношению к археологии, а с другой стороны, ее аксиологическим переосмыслением, то в проекте «История сексуальности» мы видим, как происходит обратное тому, что осуществлял М. Фуко, реконструируя генеалогический метод Ф. Ницше.
В генеалогическом проекте модель исторического познания была построена на идее разрыва единства генеалогии и археологии, это было возможным в силу того, что генеалогия всегда «противопоставляет себя поиску «происхождения» [16, с. 78]. Поэтому, например, в генеалогической реконструкции «происхождения» структура последнего была описана через многообразие лингвистических значений. В первую очередь «происхождение»
54
РАЗДЕЛ 1. ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО СОЦИАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ
- Ursprung - это метаисторический принцип, который имеет традиционный для всех анализов М. Фуко негативно-позитивный характер. Негативность «происхождения» была связана с метафизической верой во внеисторическое происхождение вещей, а следовательно, в возникающее в тот же момент атеистическое внимание к истории, которое у Ф. Ницше выражено в отказе от поиска «происхождения».
Благодаря генеалогическому методу вещи теряют сущность внеисторического «происхождения», поскольку «суть их была выстроена по частицам из чуждых им образов». Тем самым вещи в итоге возвращают себе присущее им от истории взаимное несоответствие друг другу. Именно оно десакрализует «торжественность происхождения» и нарушает метафизическую иерархию идеальной последовательности происходящего. Негативность «происхождения» является своеобразной «историей истории», в которой любой поиск «происхождения» означает определенную археологию исторического знания. Поэтому в генеалогическом проекте история есть не поиск «происхождения», а несоответствие метаисторического и исторического в общей динамике жизненных сил.
В отличие от негативности «происхождения» ее позитивность лучше определяет ее объект, считал М. Фуко, в силу чего Ursprung в его генеалогической реконструкции замещается на Entstehung и Herkunff, что позволяет, в свою очередь, «растворять Я и заставлять плодиться в местах его пустого синтеза тысячи ныне утраченных событий».
Растворение «Я» у французского мыслителя означает, на наш взгляд, депсихологизацию генеалогического подхода и одновременно указывает на момент различия в самой процедуре реконструкции генеалогического метода Ф. Ницше. В соответствии с последним «пустой синтез» является синтезом нереализованного и реализованного в самой материи исторического становления. То, что в генеалогии Ф. Ницше было своеобразным психоанализом познавательных и нравственных парадигм, анализируемым посредством реактивной динамики такого понятия, как ressentiment [12] (о невозможности адекватного перевода понятия ressentiment на другие языки подробно и тщательно рассуждает К.А. Свасьян в своих комментариях на «Генеалогию морали») [14, с. 16], теперь приобретает вероятность исторического осуществления. Исторически не реализованное в этом осуществлении по своему статусу ничем не отличается от исторически состоявшегося. Поэтому там, где ставится вопрос «происхождения», маргинальная герменевтика развертывает субнадиндивидуальный смысл не как источник, а как результат бесконечного депсихологизированного исторического события, не привязанного ни какой психологической мотивации.
55
ВЕСТНИК ПГГПУ
Серия № 3. Гуманитарные и общественные науки
Таким образом, вопрос об античности для М. Фуко есть форма несоответствия метаисторического и исторического, в которой одним и тем же методологическим приемом совершается обратное тому, что мы наблюдали при реконструкции генеалогического метода Ф. Ницше. Изменения герменевтической структуры исторического процесса накладываются в проекте «История сексуальности» на изменения генеалогической оценки темы «происхождения» в ее негативном и позитивном аспекте. В силу этого обращение к античности есть не просто свидетельство расширения хронологических границ исследования - это скорее способ новой трансформации исторической формы. Данная трансформация была бы невозможна, если бы, во-первых, не изменилась генеалогия исторического и, во-вторых, если бы ей не была придана определенная аксиологическая перспектива. То, что определялось в качестве негативной оценки темы «происхождения», восстанавливает свой полноценный археологический смысл и одновременно с этим позитивный аспект «происхождения», а также видоизменяется, чтобы стала возможной не только реконструкция маргинальной субъективности, но и ее аксиологическая значимость, анализируемая в отношении современного и несовременного.
Исходя из вышесказанного, становится понятным, почему маргинальная герменевтика невозможна без маргинальной антропологии, а генеалогия античной морали невозможна без археологической реконструкции опыта субъективности. Поэтому основным вопросом «Истории сексуальности» является вопрос, снимающий проблему разрыва археологии и генеалогии: «Идя назад, от современной эпохи через христианство к античности, я в какой-то момент пришел к выводу, что есть один одновременно очень простой и очень общий вопрос, который мне не удается обойти: почему половое поведение, виды деятельности и удовольствия, связанные с ним, оказываются предметом морального внимания?» [13, с. 16].
По аналогии с предыдущим суждением мы можем заключить, что проект «Истории сексуальности» будет постулирован презумпцией преемственности генеалогии по отношению к археологии, а также ее аксиологическим переосмыслением. Следовательно, критика моральных ценностей и прояснение условий возникновения ценностных суждений, определившие всю проблематику книги Ф. Ницше «Генеалогия морали», зададут направление, в соответствии с которым история маргинального субъекта больше не связана с реконструкцией «систем порабощения». Она связана с реконструкцией опыта субъективности, в котором исторически «половая активность
конституировалась в качестве моральной области».
56
РАЗДЕЛ 1. ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО СОЦИАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ
Постницшеанская генеалогия морали, соединившая историю морали с новой моделью исторического познания, перешла от деструкции субъекта к его реконструкции, сохраняя при этом всю ценность и позитивность вопроса о «происхождении». Это приводит к тому, что в центре внимания оказывается не вопрос о наказании, возникающий у М. Фуко вследствие переинтерпретации идеи Ф. Ницше, направленной на проблему происхождения и цели наказания, а вопрос, связанный с попыткой определения условий, «при которых человек “проблематизирует” то, чем он является, то, что делает, и мир, в котором он живет». Тем самым, мы видим, как в маргинальной антропологии французского мыслителя возникает то, что по своей форме почти дублирует практики наказания. Например, в «Истории сексуальности» по аналогии с дисциплинарными практиками будут выделены особые «продуманные и добровольные практики, посредством которых люди не просто устанавливают для себя правила поведения, но стараются изменить самих себя, преобразовать себя в собственном особом бытии и сделать из своей жизни произведение, несущее в себе определенные эстетические ценности, отвечающие определенным критериям стиля» [13, с.18]. Эти практики человеческого существования полностью воспроизведут принципы, которые были представлены в истории наказания следующими правилами:
1. Наказание рассматривалось как сложная социальная функция. В процессе реконструкции «систем порабощения» данное правило сводилось как к редукции общих социальных форм, так и к интерсубъективности. Это указывало на критическое переосмысление подходов Э. Дюргейма и М. Вебера, традиционно применяемых в исследованиях социального. В проекте «История сексуальности» практики человеческого существования приобретают не только эстетические качества, но и социальные. Поэтому «проблематизация связана с совокупностью практик, которые имели достаточно большое значение в наших обществах» [13, с. 17]. В этом смысле искусство человеческого существования, как и наказание, выполняет сложную социальную функцию.
2. В генеалогической истории наказание рассматривалось и в качестве политической тактики; опираясь на это правило, М. Фуко критически анализировал марксистскую политологию, для которой власть непосредственно выводилась из сферы экономических отношений. В проекте «История сексуальности» практики человеческого существования осуществляют синтез власти и знания. Это обусловливает то, что они исторически «интегрированы в практику пасторской власти, и позднее в практики образовательного, медицинского и психологического типа» [13, с. 18].
3. Та или иная технология власти в истории наказания была представлена и виде общей матрицы всей совокупности дискурсивных и недискурсивных
57
ВЕСТНИК ПГГПУ
Серия № 3. Гуманитарные и общественные науки
практик, связанных как с историей права, так и с познанием человека. В отношении практик человеческого существования это приводит в проекте «История сексуальности» к постановке проблемы, связанной с историей человека желания, который открывает в античности, по словам М. Фуко, первую главу «общей истории “техник себя”».
4. Поскольку позитивность вопроса о «происхождении» была заключена в позитивности вопроса о наказании, то генеалогические принципы, с помощью которых осуществлялась реконструкция «систем порабощения», рассматривали появление души в качестве способа захвата тела. Поэтому политическая технология тела была совокупностью трансформаций, связанных с отношениями власти. По замечанию французского мыслителя, это была «общая история отношений власти и объектных отношений» [14, с. 37]. В проекте «История сексуальности» подобный способ реального существования индивидов трансформируется в историю истины. Тем самым субъект и истина возвращаются к позитивности вопроса о «происхождении», и теперь именно «происхождение», а не наказание позволит определить форму истории, где будет проблематизирована основная тема маргинальной антропологии.
Последняя представлена у французского мыслителя следующим образом: «анализировать не поведение и не идеи, не общества и не их «идеологии», но проблематизации, посредством которых бытие дано самому себе как то, что может и должно быть помыслено, и практики, на основе которых эти проблематизации формируются» [13, с. 19]. К этому необходимо добавить, что данная тема будет во многом вытекать из идеи преемственности генеалогической модели познания истории к археологической. Теперь позитивность «происхождения» помимо проблематизации маргинального объекта будет обозначать и радикальную трансформацию метода познания. Поэтому, во-первых, необходимо выделить в маргинальной антропологии археологию, но уже не как форму маргинальной герменевтики, а как морфологию субъективности, которая в качестве способа познания и элемента бриколажной конструкции «позволяет анализировать сами формы проблематизации». Во-вторых, в маргинальной антропологии выделяется и генеалогия, которая с учетом приведенных выше принципов истории наказания дает методологический эффект, направленный на историю «практик и их модификаций», то есть на совокупность исторических трансформаций, обусловливающих морфологию субъекта.
На основании вышесказанного мы можем сделать вывод, что изменение генеалогической матрицы истории сексуальности стало следствием продуманной М. Фуко стратегической диспозиции, в которой традиционная для его исследований тема маргинального была проблематизирована в форме
58
РАЗДЕЛ 1. ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО СОЦИАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ
антропологии. С точки зрения выделенных им преимуществ это означало более точную формализацию объекта и метода познания, но в плане исторической преемственности воспроизводимый им вопрос об античности указывал на состояние постсовременной философии. Означало ли это то, что А. Бадью оценил в качестве завершения эпохи метафизики: «Современная фигура метафизики, какою она сложилась вокруг категории субъекта, находится в стадии своего завершения»? [4, с. 23]. Во всяком случае возобновляемый после М. Хайдеггера вопрос об античности означал, что одновременно с этим вопросом воспроизводится весь объем археологического парадокса, когда структура прерывного в одном и том же стратегическом для творчества М. Фуко повороте является и «инструментом и объектом исследования».
Мы видим, что прерывность в маргинальной антропологии изменилась в сторону различия себя как объекта и метода, поэтому, эксплицитно занимая центральное место, проблематизация позволяет «показать, как в античности половая активность и связанные с ней удовольствия проблематизировались на основе практик себя, в которых были задействованы критерии определенной “эстетики существования”».
Вопрос об античности по своему смысловому содержанию является вопросом, который в проекте «История сексуальности» потребовал определения предметной области соотносимых между собой дискурсивных фактов. Подобная исследовательская задача возникала в силу наложения друг на друга двух взаимосвязанных идей - идеи «назад к дискурсу», означающей изменение герменевтической модели, и представленной в тексте археологии знания теорией высказывания собственно идеи «назад к античности», представленной в свою очередь археологической реконструкцией форм проблематизации и генеалогией практик себя. Все это, на наш взгляд, говорит о радикальном изменении ситуации, которую А. Бадью назвал «стадией метафизического завершения» современной философии. Следовал ли М. Фуко в своих начинаниях совету М. Хайдеггера или нет, возобновляя актуальность вопроса об античности, думается, будет не так существенно: главное, что в проекте «История сексуальности» мы находим новую концепцию субъективности, возникающую вследствие изменения маргинальной герменевтики в не менее маргинальную антропологию.
Вопрос об античности не только очерчивает предметную область, внутри которой совокупность дискурсивных фактов условно будет разделена на «практические тексты» и «тексты теоретические», - сам вопрос обладает спецификой маргинальной складки. Например, в соответствии с логикой археологического парадокса, текст в проекте «Истории сексуальности» вне зависимости от формы является «объектом практики». Поэтому такие тексты
59
ВЕСТНИК ПГГПУ
Серия № 3. Гуманитарные и общественные науки
«должны были быть своего рода операторами, которые давали бы индивидам возможность думать о своем собственном поведении, следить за ним, выстраивать его и формировать самого себя в качестве этического субъекта. Вместе с тем, по другую сторону условного разделения текст выполнял функцию комментария, расширяя смысловое поле, он позволял обращаться к “доктрине удовольствий и страстей”».
В целом, специфика маргинальной складки вопроса об античности такова, что она в области дискурсивных фактов реконструировала метафизическую прерывность в качестве этической проблемы. Одновременно она осуществляла переход от герменевтической проблемы к проблеме антропологической в силу чего «анализ человека желания располагается в точке пересечения археологии проблематизаций и генеалогии практик себя». Именно поэтому такие концепты как «формы проблематизаций» или «практики себя» ставят задачу собственной структуризации, что позволит в дальнейшем совместить дискурсивный анализ текстов с анализом недискурсивного.
Список литературы
1. Автономова Н.С. Мишель Фуко и его книга «Слова и Вещи» // Мишель Фуко. Слова и Вещи. Археология гуманитарных наук. - СПб.: Асаd, 1994. - 406 с.
2. Автономова Н.С. Философские проблемы структурного анализа в
гуманитарных науках : (Критический очерк концепций французского
структурализма). - М.: Наука, 1977. - 271с.
3. Аристотель. Метафизика. Переводы. Комментарии. Толкования. -СПб.: Алетейя, 2002; Киев: Эльга, 2002. - 832 с.
4. Бадью А. Манифест философии. - СПб.: МасЫпа, 2003. - 184 с.
5. Бланшо М. Мишель Фуко, каким я его себе представляю. - СПб.: МасЫпа, 2002. - 96 с.
6. БодрийярЖ. Забыть Фуко. - СПб.: Владимир Даль, 2000. - 90 с.
7. Визгин В.П. Генеалогический проект Мишеля Фуко: онтологические основания // Мишель Фуко и Россия: сб. ст. - СПб.: Европ. ун-т в СПб.; Летний сад, 2004. - С. 96-110.
8. Деррида Ж. О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только. -Минск: Современный литератор, 1999. - 832 с.
9. Дьяков А.В. Мишель Фуко и его время. - СПб., Алетейя, 2010. - 672 с.
10. Жильсон Э. Разум и Откровение в Средние Века / пер. и коммент. А.Н. Панасьева. - Киев: Христианское братство « Путь к Истине», 1992. - URL: agnuz.mfo/app/webroot/Hbrary/337/419/ (дата обращения: 11.05.2015).
60
РАЗДЕЛ 1. ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО СОЦИАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ
11. Ле Гофф Ж. Цивилизация Средневекового Запада. - Екатеринбург: У-Фактория, 2005. - 560 с.
12. Ницше Ф. Генеалогия Морали // Ницше Ф. Соб. соч. : в 2 т. - Т. 2 - М: Мысль, 1996. - 829 с.
13. Фуко М. Использование Удовольствий. История сексуальности. - Т. 2.
- СПб.: Академический проект, 2004. - 432 с.
14. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. - М.: AD MARGINEM, 1999. - 480 с.
15. Фуко М. Ненормальные. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1974-1975 учебном году. - СПб.: Наука, 2004. - 432 с.
16. Фуко М. Ницше, генеалогия, история // Философия эпохи постмодерна : сб. пер. и реф. - Минск: Красико-принт, 1996. - C. 74-97.
17. Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. - М.: Высш. шк., 1991.
- 192 с.
18. Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. - СПб.: Symposium, 2005. - 512 с.
61
