CC BY
26
высшего образования в Мордовии. Дальнейшее развитие школьного образования и просвещения способствовало тому, что в 1962 г. в республике открылся второй вуз — Мордовский государственный- педагогический институт, названный впоследствии именем М, Е, Евсевьева. Следовательно,
дело МГПИ имени А. И. Полежаева, заложившего фундамент вузовского образования в Мордовии, продолжается ныне двумя вузами: МГУ имени Н. П.- Огарева и МГПИ имени М, Е. Ев-
В. Н. КУКЛИН, кандидат
исторических наук
НОВЫЕ АНГЛИЙСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ НАУЧНОГО НАСЛЕДИЯ М. М. БАХТИНА
Bakhtin and cultural theory / Ed. by K. Hirschkop and D. Shepherd. — Manchester: Manchester univ. press, „ 1989. — 224 p.; Dicontinues discourses in Modern Russian literature / Ed. by C. Kelly, M. Makin, D. Shepherd. — L.: Macmillari, 1989 — XIV, 178 p;
Имя М. М. Бах+ина хорошо известно на Британских островах. Английская славистика и в прежние десятилетия уделяла немало внимания идеям русского мыслителя. Но не будет преувеличением утверждение, что подлинный «бахтинский Ренессанс» наступил здесь лишь в 80-е годы. Свидетельством серьезного интереса к наследию ученого специалистов в области языкознания, литературоведения, театра, культурологии и выступают обе рецензируемые книги.
Несмотря на то, что изданная в Манчестерском университете коллективная монография называется «Бахтин и теория культуры», к культурологии она имеет лишь косвенное отношение. Ее авторы, испытавшие 'воздействие не только идей М. М. Бахтина, н<* и англий-ской социологической портики, пытаются применить положения последней в собственной исследовательской практике. В целом книга свидетельствует, что социологическая поэтика, закладывавшаяся еще в 20-,е годы л получившая развитие в ряде работ М. М. Бах-
к
тина, остается эффективным средством постижения «словесного творчества». В то же время практика большинства
авторов явственно демонстрирует всю опасность увлечения упрощенным, вульгаризированным социологизатор-ством, что сводит на нет возможность получения положительных результатов при использовании социологического метода в гуманитарных науках, Если исследователь не предвидит этой опасности, его неизбежно ждет соблазн «рокового теоретизма», вне зависимости от того, предстает лй он в образе модных еще вчера структуралиИ
стских штудий или политизированной «левой» интерпретации языка и самой жизни.
«Идея общественного языка и цели демократического общества давно уже связаны друг с другом», — так начинает свою статью «Бахтин и теория культуры» К. Хиршкоп, твердо полагающий, что «социализация», идеологизация и политизация бахтинского «разноречия» и теории «речевых жанров» ведут к решению проблемы «Бахтин и демократия», которая более всего занимает исследователя. Разбор творчества раннего Бахтина (в том числе и «К философии поступка»), его известных трудов о «слове в романе» позволяет автору отстаивать понятие «социальной кон-
кретности» в анализе явлений языка и культуры, выработанное, по его мнению, в работах М. М. Бахтина, В. Н. Во-лошинова, П. Н. Медведева.
Этот подход определяет взгляды К. Хиршкопа на все творчество Бахтина, основные положения его этико-фи-лософсксй концепции (« диа л огизм», «многоголосие», «карноБализация» и др.). Специальное внимание автор уделяет книге Бахтин.! о Рабле, .рассматриваемой идл опять-таки в терминах «социальной поэтики». Это, по его словам, единственное произведение «бахтинс-кого круга», где описывается «не история в целом, но специфический тип
истории: форма жизни, определенная
*
процессом сельскохозяйственного *гру-,да» (с. 34). Демократия карнавала, описанная в книге, противостоит, как представляется К. Хирцжопу, «формальной демократии либерального государства» (с. 35).
Не меньшей политизированностью отмечена и статья Г. Печи «На границах Бахтина: диалогизация, деколонизация», автор которой детально рассматривает в^сь комплекс взглядов русское го мыслителя, пытаясь проследить их эволюцию (от «металингвистики», которую Г Печи предпочитает называть «транслингзистиксй:?, до теории романа). Перекликаясь с. К. Хиршкэпом, он критикует «либеральные прочтения» идей Бахтина и признает лишь «социологическую» их интерпретацию. Подтверждение своей позиции он усматривает в достаточно своеобразно толкуемых им бахтинской теории диалога, истории реалистического европейского романа и др. Как и для большинства
9
авторов рецензируемой4 книги, для Г. Печи (вне зависимости от того, осознает ли он это) фигурой номер один остается Д. Лукач, воззрения которого, так или иначе оказавшие влияние на позицию автора, постоянно прорываются в тексте и порой подменяют бах-тинские взгляды. Попытка представить Бахтина в качестве реформированного, модернизированного и улучшенного Лукача, характерная для англо-амери-
канского неомарксистского лмтературо-
, _ 1
ведения 70-х — начала 80-х годоз, про-
читывается и здесь. Чего стоит, к при-
■
меру, финал статьи, где «диалогизм»
интерпретируется как некий речевой эквивалент «классовой борьбы»!
Социо логизированного и политизированного Бахтина использует в полемике с представителями иных гуманитарных течений и Д. Шеферд в статье «Бахтин и читатель». Ему, правда, представляется, что «в действительности в противоречивом наследии Бахтина нет готовой теории чтения или читателя» (с. 91), но ~>то не мешает исследозотелю выстраивать собственную концепцию взаимоотношений «автор — текст —- читатель» с приведением цитат из Бахтина. Аналогичный подход — методологическое использование идей ученого, аранжирозанных и выстроенных в соответствии с целью * своих исследований — демонстрируют статьи Т. Краули, Н. Глейзнер, К. Уилле и Э. Джефферсон, рассматривающих самый широкий спектр проблем: от вопросов истории !яЬыка до специфических особенностей произведений Гертруды Стайн и проявлений женской
истерии в художественных текстах пи-
>
сательниц.
Особого внимания заслуживает статья Т. Иглтона, одного из крупнейших английских литературовздоз новой генерации, признанного лидера неомарксизма 70 — 80-х годоз, автора романа «Святые и ученые», действующими лицами которого являются Л. Вит-
d #
генштейн и Н. Бахтин, постоянно зспо-минающий о брате. В работе «Бахтин, Шопенгауэр и Кундера» литературовед касается весьма широкого круга вопросов, рядом обозначенных з заголовке имен вовсе не исчерпывающегося. Здесь и весьма любопытные паз-
о влиянии на Бахтина Ницше, Шопенгауэра (в советской бахти-нйетике эта тема почти нэ затрагивалась), и анализ параллелей между бах-тинскими открытиями в области «критического дискурса» и художественными новациями известного чешско-словацкого писателя М. Кундеры.
Значительный интерес представляют завершающий книгу «Глоссарий», содержащий английские эквиваленты ос-
новных бахти-кских терминов, написанный К. Х'Иршкопом «Библиографический очерк», включающий лаконичный анализ «снежной лазины» бахтиновед-ческих штудий на английском языке за два последних десятилетия и список из более чем 200 наименований.
В отличие от книги «Бахтин и теория культуры» сборник статей «Непрерывные дискурсы современной русской литературы» имеет свою предысторию. Его основу составили материалы конференции, проходившей в Оксфордском университете в июне 1984 г. Тексты выступлений были переработаны и дополнены, часть статей не имела отношения непосредственно к Бахтину, однако большинство ра^от посвящено Осмыслению идей* русского ученого.
Не случайно уже в предисловии редакторы сборника пишут: «Наиболее заметным вкладом русской науки в недавнюю переоценку устоявшейся практики литературной критики несомненно являются работы М. М, Бахтина». Так, размышляя об особенностях освоения художественной действительности современной критикой, Д, Полан анализирует литературно-критические теории
М, М. Бахтина. В. Беньямина и Ж. П.
9 /
Сартра («Бахтин, Беньямин, Сартр: к типологии интеллектуального критика
I а )
культуры»). При всей очевидной непохожести внешних характеристик избранных для анализа мыслителей Д. Полан сумела найти объединяющие их моменты. При этом явное тяготение Бахтина и Сартра к исторической ант-ропологии позволяет автору говорить о специфике появляющегося в их рабо-
г
тах диалогизма, чего лишены размышления В. Беньямина. Пародирование и
г
разрушение существующих традиций критики в равной степени присуще Бахтину, который отвоевывает у стандартизированного литературоведения Рабле, а Сартр — Флобера. Сегодняшняя популярность М. М, Бахтина, однако, вызывает у исследователя определенную тревогу: «В случае с Бахтиным большая часть его нынешнего успеха исходит, как мне кажется, из его прочтения в духе канона высокого искусства, что возможно лишь в случае его
в*
восприятия в исключительно формалистских терминах как мыслителя исключительно эстетического типа. Бахтина здесь представляют как носителя идеологии «Высокого искусства», что не слишком отличает его от «новых критиков» (с. 14). По мнению автора, основная заслуга трех мыслителей заключа- .
_ _ $
ется в универсальности их открытии, что позволяет пользоваться их идеями при анализе «массовой» культуры.
Проблема но-вых подходов в литературоведческом процессе рассматривается в статье К. Хиршкопа «Диалогизм как вызов литературоведению». По его словам, «диалогизм» утверждается как важнейшая черта нового литературоведческого мышления: «Диалогизм оказался в центре многих недавних литературоведческих дискуссий. Среди многих новых концепций, которые обязаны своим появлением в литературоведческой среде Бахтину, диалог, ка-
) г
жется, обречен быть одновременно и наиболее популярным и наиболее изменчивым и противоречивым» (с. 19).
Заллетим, что дело здесь не только в том, что наследие АЛ. М. Бахтина не содержит «канонического» определения диалога, что, правда, для самого
0
ученого не имеет принципиального значения. Для К. Хиршкопа диалог, по Бахтину, — это концепция, соединяю-щая в первую очередь различные пласты литературы и культуры. Вот эта многозначность, наиболее отчетливо реализованная в бахтинском понимании «слова». показывает тяготение • ч 9 ^
Бахтина к диалогической стихии, является «подлинным вызовом» современному литературоведению.
Д. Шеферд использует открытия теории романа М. М. Бахтина в своей попытке прочтения «Гидроцентрали» М. Шагинян («Проблемы прочтения советского производственного романа»).' Он правомерно подчеркивает жанровую условность этого романа, лишь по инерции воспринимающегося как произведение об индустриализации, подчеркивает присутствующую в нем «карнавальную стихию», его отчетливую ориентированность на «другое слово». «Тем не менее, — замечает
Шеферд, — я признаю специфический политический контекст в признании ^временной необходимости прочтения «Гидроцентрали» как «производственного романа» в том смысле, что из него мы можем узнать о производстве
литературных значений и смыслов, о
<
порождении литературных канонов»
(с. 57).
Разрушение традиционных канонов в полной мере присутствует в прозе Л. Хармса, полагает Э. Шукман — одна из самых серьезных английских исследователей научного наследия Бахтина в 80-е годы. («К поэтике абсурда: проза Даниила Хармса»). Полная алогизмов и абсурдистской эстетики проза писателя-экспериментатора отчетливо тяготеет к минималистскому направлению в литературе, когда незначительные детали повседневного бытия, неоднократно повторенные и спародированные, создают совершенно самобытный литературный стиль, при анализе которого Э. Шукман пользуется моделями коммуникации, предложенными
Т. О. Якобсоном, М. М. Бахтиным, О. Г. и И. И. Ревзиными.
Наиболее интересней и неожиданной представляется статья К. Келли «Петрушка и пионеры: русский кукольный карнавальный театр после революции», ^автор которой убедительно демонстрирует возможность применения основных положений книги М. М. Бахтина
«Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» при изучении феноменов русской народной смеховой культуры. К. Келли представляется правомерным проведение типологического сравнения русских и западноевропейских празднеств с соответствующим выводом об их изначальной близости. Исследовательница показывает, что традиции русского фольклорного театра сохраняются в постановках агиттеатра 20-х годов, в которых присутствуют извечные темы еды и питья, образы гротескного тела, лингвистические парадоксы и рискованные языковые шутки и т. п. В смягченной форме эта традиция сохраняется и в литературе, которая обращается к образу Петрушки (К. Симанович-Ефи-мова, С. Маршак).
Несмотря на всю «разбросанность» тем и сюжетов рецензируемых изданий, их объединяет неподдельный интерес к идеям Мч М. Бахтина, сознательное, хотя и не всегда последовательное стремление к их применению на практике, к освоению их в общем контексте нового гуманитарного сознания. Обе книги явили собой лишь первый опыт изучения научного наследия М. М. Бахтина в Великобритании, знаменующий дальнейшее развитие английского б а х ти н о в е д ен и я.
О. Е. ОСОВСКИЙ, кандидат
филологических наук
/ __ _ _
ВАСЕНЦЕТНЕНЬ ЭЗДА ФКЯСЬ Мокшэрзянь кялень наукать ушедыенза
Мокшэрзянь кялень наукать ушеды-
» 1
<ензон эзда фкясь — Иосиф Григорьевич Черапкин, М. Е. Евсевьевонь мала-стонь ученикоц, кона ётась наукань и эряфонь аф тёждя кига-янга и лама тись советскяй финно-угроведениять виияфтоманцты.
И. Г. Черапкин лац содаф учёнайх-нень ёткса, конат тонафнезь кяльх-нень. Сонь научнай работанза кёмо-ста сотфт грамматикань и диалектоло-гиянь, лексккань и орфографиянь, родной кяльть тонафнемаса методикань кизефкснень мархта. Тяда башка, сон
