CC BY
53
https://doi.orq/10.30853/filnauki.2018-10-1.20
Иваноков Нурби Рашидович, Бижоев Борис Чамалович НОВЫЕ АДЫГСКИЕ (ЧЕРКЕССКИЕ) ЭТИМОЛОГИИ
В статье подвергнуты историко-этимологическому анализу целый ряд "непрозрачных" лексических единиц адыгских (черкесских) языков. Значительная часть из них относится к архаизмам и историзмам, однако немало также активно употребляемых в современном языке слов из различных отраслей. Большинство приведенных слов этимологизируются впервые, те же, которые рассматривались ранее, в статье получили новые версии их происхождения и развития. При этом авторы, за неимением старых письменных документов и в связи с ограниченностью возможности привлечь данные родственных языков, в основном пользовались методом внутренней реконструкции. Адрес статьи: www.gramota.net/materials/272018/10-1720.html
Источник
Филологические науки. Вопросы теории и практики
Тамбов: Грамота, 2018. № 10(88). Ч. 1. C. 97-102. ISSN 1997-2911.
Адрес журнала: www.gramota.net/editions/2.html
Содержание данного номера журнала: www .gramota.net/mate rials/2/2018/10-1/
© Издательство "Грамота"
Информация о возможности публикации статей в журнале размещена на Интернет сайте издательства: www.gramota.net Вопросы, связанные с публикациями научных материалов, редакция просит направлять на адрес: [email protected]
16. Dupriez B. A Dictionary of Literary Devices: Gradus, A-Z. Toronto: University of Toronto Press, 1991. 549 p.
17. Eco U. Pierce and Contemporary Semantics // Versus. 1975. № 15. P. 49-72.
18. Fauconnier G. Mental Spaces [Электронный ресурс]. URL: http://www.cogsci.ucsd.edu/~faucon/BEIJING/mentalspaces.pdf (дата обращения: 11.06.2018).
19. Fauconnier G., Turner M. Conceptual Integration and Formal Expression // Journal of Metaphor and Symbolic Activity. 1995. № 10 (3). P. 183-204.
20. Fauconnier G., Turner M. The Way We Think: Conceptual Blending and the Mind's Hidden Complexities. N. Y.: Basic Books, 2002. 464 p.
21. Hall R. A. The Transferred Epithet // Wodehouse P. G. Linguistic Inquiry. 1973. Vol. IV. № l. P. 92-94.
22. Literary Devices [Электронный ресурс]. URL: https://literarydevices.net/metonymy/ (дата обращения: 08.06.2018).
23. Lockhart E. We Were Liars. N. Y.: Delacorte Press, 2014. 227 p.
24. Maugham W. S. The Moon and Sixpence. L.: Penguin Classics, 2005. 204 p.
25. Merriam-Webster Dictionary. Anxious [Электронный ресурс]. URL: https://www.merriam-webster.com/dictionary/anxious (дата обращения: 13.06.2018).
26. Merriam-Webster Dictionary. Howl [Электронный ресурс]. URL: https://www.merriam-webster.com/dictionary/howl (дата обращения: 14.06.2018).
27. Merriam-Webster Dictionary. Tremble [Электронный ресурс]. URL: https://www.merriam-webster.com/dictionary/ tremble (дата обращения: 14.06.2018).
28. Moriarty L. The Husband's Secret. U. K.: Penguin Books, 2013. 421 p.
29. Munro A. Face [Электронный ресурс]. URL: https://www.newyorker.com/magazine/2008/09/08/face (дата обращения: 04.02.2018).
30. Oliver L. Before I Fall. N. Y.: HarperCollins, 2010. 484 p.
31. Robinson O. The Impact of Anxiety upon Cognition: Perspectives from Human Threat of Shock Studies [Электронный ресурс]. URL: https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC3656338/ (дата обращения: 11.06.2018).
ЭНАЛЛАГА КАК СРЕДСТВО ВЫРАЖЕНИЯ ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ СОСТОЯНИЙ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ДИСКУРСЕ (НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛОЯЗЫЧНОЙ ПРОЗЫ)
Жгун Дарья Александровна
Католический университет Тэгу, Южная Корея daria_1610@mail. ru
Окендо Альфредо
Колледж Йонджин, г. Тэгу, Южная Корея alfredo. oquendo.jr@gmail. com
В статье раскрывается специфика выражения эмоциональных состояний с помощью эналлаги, или конструкции со смещенным членом предложения. Эналлага представляет собой результат отклонения от традиционного способа формирования словосочетания, которое приводит к выполнению членом предложения вторичной семантической функции. Новизна работы заключается в том, что эналлага исследуется как дискурсивно-когнитивный конструкт, отражающий особенности авторского мировосприятия. Кроме того, эналлага рассматривается как экспрессивный прием, который создает новые смыслы и дополнительные обертоны без увеличения фразового объема. Построение эналлаги основано на процессе концепутальной интеграции и формирования ментальных пространств.
Ключевые слова и фразы: эмоция; смещение; метонимия; эналлага; ментальное пространство; бленд.
УДК 811.352.3'373.6 Дата поступления рукописи: 12.07.2018
https://doi.org/10.30853/filnauki.2018-10-1.20
В статье подвергнуты историко-этимологическому анализу целый ряд «непрозрачных» лексических единиц адыгских (черкесских) языков. Значительная часть из них относится к архаизмам и историзмам, однако немало также активно употребляемых в современном языке слов из различных отраслей. Большинство приведенных слов этимологизируются впервые, те же, которые рассматривались ранее, в статье получили новые версии их происхождения и развития. При этом авторы, за неимением старых письменных документов и в связи с ограниченностью возможности привлечь данные родственных языков, в основном пользовались методом внутренней реконструкции.
Ключевые слова и фразы: адыгейский язык; кабардино-черкесский язык; общеадыгский язык; форма; морфема; значение; структура; семантика; словообразование; новообразование; этимология.
Иваноков Нурби Рашидович, к. филол. н., доцент Бижоев Борис Чамалович, д. филол. н.
Институт гуманитарных исследований - филиал Кабардино-Балкарского научного центра
Российской академии наук, г. Нальчик
НОВЫЕ АДЫГСКИЕ (ЧЕРКЕССКИЕ) ЭТИМОЛОГИИ
Одной из актуальных проблем современного кабардино-черкесского (адыгского) языкознания является активизация исследования по этимологии, создание специальных словарей, объясняющих происхождение слов,
определяющих их родственные отношения с другими языками. Изучение любого языка, по мнению Л. А. Введенской и Н. П. Колесникова, невозможно без привлечения данных, добытых этимологией [4, с. 3]. К ней обращаются в разделах лексикологии, фразеологии, словообразования, морфологии, орфографии, в методике преподавания языка. Как известно, этимологи в своих изысканиях опираются больше всего на древние письменные источники и данные родственных языков. Для адыгских же языков это составляет определенные трудности ввиду отсутствия длительной письменности, с одной стороны, и малочисленности абхазо-адыгской группы кавказских языков - с другой. На сегодняшний день можно с уверенностью утверждать, что с момента выхода первого этимологического словаря адыгских (черкесских) языков А. К. Шагирова в 1977 году [11; 12] никто из адыговедов всерьез не занимался данной проблемой. В результате этимология как одно из важнейших лингвистических направлений адыговедения за последние десятилетия фактически оказалась в забвении. В связи с вышесказанным ее возрождение для адыгских языков представляется нам актуальным. Настоящая статья, наряду с ранее опубликованными работами, образует цикл исследований, посвященных данной проблеме [3-5].
Целью работы является этимологический анализ слов, история происхождения которых до настоящего времени в специальной литературе не исследовалась, несмотря на то, что они представляют тот пласт лексики, освещение которого актуально не только для языкознания, но и для истории, этнографии, фольклористики и т.д. Научная новизна данного труда заключается в отличном от традиционного подхода этимологическом анализе подобранных слов; предлагаются оригинальные приемы и методы исследования, компенсирующие в той или иной степени отсутствие по адыгским языкам главных «инструментов» этимолога - древних письменных источников и значительного числа родственных языков.
Предлагаемые слова можно разделить на общеупотребительные и историзмы. К первой группе относятся следующие слова.
Бамэ каб. «вонь». Во второй части общеадыгское мэ «запах». Первую часть А. К. Шагиров сближает с абх.-абаз. а-баа/бг1а «гнилой», «гниль», привлекая при этом адыг. шъуым(э) «запах гнили» [10, с. 262].
Форма бамэ имеется и в адыгейском языке и значит, как и в кабардинском языке, «вонь», буквально «букет неприятных запахов». Субъекта вони «бамэ» адыгейцы называют словом бэмэжъ «старая вонь». Состоит форма, о которой идет речь, из двух корневых морфем - бэ «много» и мэ «запах» и значит «совокупность, букет неприятных запахов». Толкование адыгейской формы бамэ «вонь» через абх.-абаз. форму а-баа/бг1а «гнилой», «гниль» как «запах гнили» не может считаться адекватным толкованием формы бамэ «вонь». Точно так же адыгейское шъуымэ «запах гнили» не то же самое, что бамэ «вонь».
Бацэ/пацэ «шерсть, которую весной сбрасывает овца», «овечья шерсть весеннего настрига». Форма пацэ «шерсть» состоит из па- в значении «предмет» и цэ со значением «шерсть», и форма пацэ в целом значит «шерсть», буквально «предмет шерсть» и обозначает понятие «шерсть». Формы с ы после ц- обозначают конкретные проявления формы цэ «шерсть», ср. шъхьацы «волосяной покров на голове человека», шыцы «конский волос». Данное соотношение «понятие - конкретные проявления понятия» - только одно из множества соотношений между подобными формами. Так, например, между формами к1уэн «идти» и к1уын «пройти» другие отношения. Вопрос о таких образованиях, насколько нам известно, пока не рассматривался. Что до ба-в бацэ, то такая форма не результат каких-то изменений в форме адыгейского пацэ. Форма пацэ освоена кабардинским языком как бацэ: б в кабардинской форме бацэ восходит к б в адыгейской форме бырац, функционирующей наряду с формой пырац с тем же значением, что у бырац «лохматый», «шерстистый». Словом, когда появилась возможность выбора между согласными б и п, кабардинский язык выбрал звук б, придыхательному п в кабардинском никогда не соответствует преруптив. В определенном смысле сработала в данном случае и фонетическая система кабардинского языка, настроенная по своей природе к озвончению попадающих в него форм. Таким образом, пацэ значит «шерсть». Этим словом обычно называется овечья шерсть весеннего настрига. Осенняя шерсть называется словом цыбзэ и обозначает разреженную шерсть, буквально «состоящая из отдельных ворсинок», ср. нэбзыц «ресницы». Существует и другое толкование формы бацэ/пацэ, согласно которому первая часть слова пэ привязывается к слову пэ «нос» в значении «первый» [11, с. 169].
Кавказ. Исходный вид анализируемой формы звучит в виде Ккъауыкъаз. Форма сложная: первая часть этого образования ккъауы состоит из корневой морфемы ккъа со значением «твердый» (для ккъа «твердый» см. форму ккъайэ «твердый», ср. йэт1э ккъай(э) «глина твердая») и суффикса уы со значением «признак, имеющий отношение к тому, что названо производящим словом» (для значения уы ср. шъуэуы «мед» (каб. фо), буквально «запечатанный продукт», п1к1ау(ы) «кузнечик», букв. «скачущий»), и форма ккъауы в целом значит «твердый», метафорически - «порода», «минерал, обладающий более или менее постоянным составом и являющийся составной частью земной коры» [8, с. 579]. Вторая часть формы Ккъаууыккъаз ккъаз состоит из того же ккъа, что в ккъауы, и значит то же, и суффикса з со значением «предмет, характеризующийся тем, что названо производящим», и ккъаз в целом значит «твердь». Форма Ккъауыкъаз в целом значит «твердь, сложившаяся из пород».
Л1аккъу адыг. «род», «фамилия» - для кабардинского см. лъэп1ккъ1/лъэпккъ; а л1аккъуэ в том же значении встречается здесь в словосложении, см. л1эккъ1уэл1эшш/л1эккъуэл1эшш (адыгейская форма у А. К. Шагирова л1эккъуэлъэш) [11, с. 256].
Как будто бы из л1ы «мужчина», «муж» и ккъуэ (ккъ1уэ) «сын» [12, т. 2, с. 138]. Ср. абх. абипара «поколение», букв. «отец (аб) его (и-<йы-) сыновья (а-па-+-ра)». Слово проникло в убыхский язык, ср. убых. л1акхъуэ «род», «фамилия» [14, р. 144; 15]. Ср. выражение уыл1ымэ уыл1аккъу со значением «раз ты мужчина, то ты род», в котором имеется в виду реалия - «мужчина создает род и нарекает его именем». С участием л1э «мужчина», «муж» образованы также формы л1эужь/л1эуыж «потомок», буквально «мужчины, мужа след», адыг. л1эш1эгъу «век мужчины» и др.
Мазэ «луна»; «месяц». Существует несколько толкований слова мазэ типа «родственно абх. а-мза, абаз. мзы, убых. мыдзэ "луна"; "месяц"» или: «Адыгскую форму Трубецкой сопоставил с дагестанскими формами со значением "луна"; "месяц" и др.» [11, с. 258]. Однако что значит адыгская форма мазэ, какова ее внутренняя форма, как не были известны, так и остались неизвестными, так как такими путями анализа, которые названы выше, невозможно установить этимологическое значение форм.
Форма мазэ «луна» состоит из словообразовательного префикса ма- со значением «предмет» и корневой морфемы зэ- (от глагола зэн «двигаться») со значением «движение», и форма мазэ в целом значит «предмет движущийся» (зэрэ пккъыгъу), просто - «движущийся» (зэрэр), ср., например, движения и изменения на лицевой стороне луны и движение самой луны в пространстве. Таким образом, адыгское мазэ является образованием с собственными составляющими и с собственным значением, которое отражает внутренние процессы, происходящие в самой луне.
ПщыпЬ «шалаш», в кабардинском пшъы/э. Основа пшшьы состоит из морфем п со значением «субъект», «носитель признака, действия» и шшьы- со значением «находиться где-то», ср. Москва шшьыI «находится в Москве», и форма пшшьын в целом значит «находиться», «пребыть где-то», ср. однокоренные с шшьы образования: ччэшшьырыпшшь ихын «пребыть где-то ночь», бэхъу апшшьи «да разводить тебе много, пребывающий (в мире)». Форма пшшьын значит «пребыть/пребывать (где-то)». Вся форма пщып/э<пщыпПуэ «шалаш» значит «полое (значение /уэ) для пребывания». Существуют и другие мнения [12, т. 1, с. 37].
Пшъы/э каб. «шалаш» - в адыгейском nшьыIуэ. Не должно быть сомнений в том, что форма пшъы/э (адыгейская форма пшшьы/уэ) - форма общеадыгская. Звучание в кабардинском языке адыгейской формы пшшьы/уэ в виде пшъы/э связано с тем, что в кабардинском языке редко когда сохраняется заимствованный адыгейский звук Iуэ, он заменяется звуком /э, что произошло и здесь. Форма nшшьыfyэ/nшшьыIэ в целом значила «полое для пребывания» и обозначала здание, куда съезжались адыгские витязи «зек1уэл1» на месяцы для совершения зек/уэ «походов». Другого значения, чем то, которое имеет nшшьыIуэ, не может быть у формы пшъы/э, поскольку она только фонетический вариант формы nшшьыIуэ.
ПыЬ/па^э «шапка» в хакучинском говоре шапсугского диалекта адыгейского языка - пакъ/уэ. Ю. Мес-сарош, давая сравнительный материал к убыхскому бэкъ/ы «шапка кавказского типа», кроме адыского слова и сванского paqw «шапка» привлекает еще крызское (джекское) бакей «шапка» [13; 14, р. 229]. Согласно В. И. Абаеву, то, что близкие по звучанию слова со значением «головной убор» находим в самых различных языках от Чукотки до Памира и Кавказа, может свидетельствовать о звукосимволической природе соответствующих единиц. Как звукосимволическое (звукоизобразительное) В. И. Абаев разъясняет, в частности, осетинское пак/уы/пак/у «оперение», «перья», «пух», под которым он и ссылается в своем словаре на вышеуказанный материал, учитывая при этом и другое осетинское слово - пака, бака «развесистый», «широкий» (пака худ «широкая шляпа»); у последнего тоже автор предполагает звукоизобразительное происхождение [1, с. 236]. Адыгское пы/э/па/уэ не производит впечатления звукосимволического слова. Согласно А. Г. Преображенскому, здесь старое заимствование с не найденным пока источником. Он считает нелишним отметить славянское капа «шапка», лакское кьяпа, даргинское кьапа с тем же значением [6]. Допустима метатеза, но в этом случае остается необъясненной лабиализация увулярного (къ/у вместо къ1) в исходной форме адыгских языков. Мы придерживаемся мнения, что форма па/уэ «шапка» состоит из па со значением «предмет» и корневой морфемы /уэ со значением «полый», и форма па/уэ в целом значит «полый предмет», «полое образование» для головы. Существует и другое мнение, согласно которому форма па/уэ «шапка» состоит из морфемы па со значением «охранять» и морфемы /уэ со значением «полый», и форма па/уэ в целом значит «полое для охраны». Для значения па «охранять» в форме па/уэ ср. формы пэт, пэс в предложениях мэлымэ апэт «отару охраняет», хаттэм пэс «огород охраняет». На наш взгляд, это (второе) толкование не может быть принято, так как элемент значения «охранять» незримо присутствует в форме /уэ «полый»: шапка надевается именно для того, чтобы охранять и защищать голову. Таким образом, форма па/уэ, состоящая из названных составляющих, в целом значит «предмет полый» и обозначает мужской головной убор, защищающий и охраняющий голову, иначе - «помещение для головы». /уэ в значении «полый» выступает в формах бжьа/уэ «пасека», состоящей из бжьэ «пчела» и /уэ «полый», обозначающей в целом «полое для пчел», иначе «помещение для пчел», ша/уэ (кабардинское шы/уэ), состоящей из шы «конь» и /уэ «полый» и в целом значащей «полое для коней», иначе - «помещение для коней», в корне /уэ формы /уашъхь «курган», «полое помещение», корне /уэ формы п/-/уэ, в которой п/- выступает в качестве «субъекта», «носителя признака», выраженного корнем /уэ «полый», а форма п/-/уэ в целом значит «полое», иначе - «помещение», буквально «предмет полый» (имеется в виду углубление в самой кровати, постели).
Фоу/шъуэуы «мед». А. К. Шагиров, не выдвигая свою версию о происхождении данного слова, ограничивается перечислением различных высказываний по этому поводу [12, т. 1, с. 100]. По первой части фоу/шъуэуы А. И. Абдоков связывает адыгское слово с абх.-абаз. «мед» [2, с. 71].
На наш взгляд, адыгейская форма шъуэуы состоит из корневой морфемы шъуэ «кожа» и суффикса уы со словообразовательным значением «признак, имеющий отношение к тому, что названо производящим словом», и форма шъуэуы в целом значит «кожаный», «шъуэ зытеш1ахьыгъ», «зытегъэччъахьыгъ». Для значения суффикса уы ср. форму шыуы «всадник», состоящую из шы «конь» и суффикса уы с указанным значением, которая значит «конный», форму п/к/ау(ы) «стрекоза», состоящую из п/к/эн «скакать» и суффикса уы с указанным значением, которая значит «скачущий», форму гъуэуы «глашатай» и др.
Ш1ак1уэ/ч1ак1уэ «бурка (одежда)». Исходя из того, что бурка служит подстилкой в походно-полевых условиях, А. К. Шагиров усматривает в данном слове части щ1э «дно» и к1уэ «идущий», т.е. «идущий на подстилку» [12, т. 1, с. 150]. Мы же пришли к выводу, что форма шъ1ак1уэ/ч1ак1уэ (далее - ч1ак1уэ) состоит из корневой морфемы ч1а- со значением «войлок» и суффикса -к1уэ со значением «предмет», и форма ч1ак1уэ в целом значит «предмет из войлока» или «войлочный» в субстантивном значении, иначе - «бурка». В значении «войлок» ч1э выступает также в форме уып1шъ1э/уып1к1э «войлок», состоящей из уы «который», п1 «субъект, носитель признака» и ч1э «сам предмет», «признак», и форма уып1ч1э в целом означает «которая есть, является войлочным», иначе просто - «войлочная». Так буквально называется ч1ак1уэ «бурка».
1э. Форма 1э в адыгских языках значит «крупный рогатый скот», «скот», буквально существо. Однако в названном значении форма 1э самостоятельно не функционирует в современных адыгских языках. Указанное выше значение формы 1э «крупный рогатый скот», «скот» реализуется в слове 1эшшь, которое выступает в двух значениях - «загон для крупного рогатого скота», буквально «место, помещение для крупного рогатого скота», и название самого скота.
1азэ/1эзэ «лекарь». Форма 1азэ состоит из 1э «здоровье», «здоровый» (для 1э «здоровый» см. мы1э-мыл1 «не здоровый, не мертвый») и зэ «предмет», и 1азэ, состоящая из названных морфем, в целом значит «предмет (человек) здоровья».
1эк1уэ/1ак1у. В адыгейском языке существуют два разных слова 1ак1у. Первое 1ак1у (1ак1уэр, 1ак1уэхэр) значит «сильный, послушный, -ая, -ое». Зык1эшъ1агъэр дэгъуэу зыщэрэр ары «который хорошо тянет, движет то, во что впряжен». Состоит эта адыгейская форма 1ак1у из 1а- «двигать», «тянуть» (ср. йэ1эн «двигать», «тянуть») и суффикса к1у(э) со словообразовательным значением «предмет, характеризующийся тем, что названо производящим словом», и форма 1ак1у в целом значит «сильный», «мощный» (ср. шшак1уэ «охотник»). Производное от нее слово 1ак1уэлъак1у значит «с мастерством», «умелый», «искусный», «ловкий», «кто с ловкими, умелыми руками». В этом значении употребляется в адыгейском языке также форма 1ак1у, ср. к1элэ 1ак1у «юноша с ловкими, умелыми руками» и в кабардинском, ср. хуэ1эк1уэу шъынэр зэ1ихащ «искусно разделал ягненка». Соответствующие адыгейским кабардинские формы представлены в целом тождественно адыгейским структурно и семантически. Так, первое из приведенных выше слов 1ак1уэ в кабардинском также восходит к йэ1эн со значением «дернуть, потянуть кого- что-л.» (зыгуэрым йэккъуын) и значит «хороший», «отменный», ср. шууей 1эк1уэ «отменный всадник» [7, с. 828].
1ак1уэ «сильный»/«хороший» не может значить «к руке идущий», как часто его трактуют, потому что в 1ак1уэ 1э значит не «рука», а «тянуть» (йэ1эн), а к1уэ - суффикс со словообразовательным значением «предмет, характеризующийся тем, что названо производящим словом», и форма 1ак1уэ в целом значит «тянущий», «движущий», буквально «предмет тянущий, движущий».
Второе слово 1эк1уэлъак1уэ значит то же, что значит адыгейское 1эк1уэлъак1у: «умелый», «искусный», «ловкий» [Там же].
1эф1/1эшъ1уы «сладкий», «вкусный». Форма 1эф1/1эшъ1уы состоит из 1э «еда» и ф1ы/шъ1уы «сладкий», «вкусный». В значении «еда» 1э- выступает в слове 1анэ, состоящем из 1э «еда» и суффикса нэ со значением «предмет» и значащем «предмет для продуктов еды», ср. 1анэ 1) адыгейский стол (на трех ножках). 1анэм шхынхэр тыралъхьэ «на анэ кладут еду». Форма 1анэ в целом значит «предмет для еды как таковой»; 2) «еда». Бысымгуащэм 1анэу къаригъэхьыгъэм зы 1анэк1э зи къыфэтыгъэп. «Стол, присланный хозяйкой, был безукоризненным» [9, с. 501]. В значении «еда» выступает морфема 1э в форме при обращении к маленьким детям 1ам шъ1ы «ешь», ср. образование аналогичной модели ттый шъ1ы «делай движения», морфема 1э в форме 1анлъ «деревянное корыто для теста». См. еще гуэ1э-шъ1уа1 «еда из внутренностей». Форма 1эшъ1уы, состоящая из названных морфем, в целом значит «еда вкусная», «приятная».
К значению 1уэ «полый». 1уэ обозначает понятие «полый», однокоренные формы с гласным ы после 1у -конкретные проявления этого понятия, ср. 1уы «отверстие», 1уы «рот», «ротовая полость», 1уыб в форме псы1уыб «глоток воды», 1уыбгъуэ «широкая горловина» и др.
Ко второй группе относятся следующие слова.
Л1эккъ1уэл1эшш/л1эккъуэлъэшш «высшее дворянское сословие, а также лицо, принадлежащее к этому сословию», в адыгейском приводят и форму л1эккъ1ул1эшш [11, с. 256].
Как видно из сказанного, форма л1эккъуэл1эшш в адыгских языках выступает в двух разновидностях -в виде л1эккъуэл1эшш (в кабардинском языке) и в виде л1эккъуэлъэшш (в адыгейском языке). До недавнего времени существовала одна форма л1эккъуэл1эшш для обоих языков. Но в форме л1эккъуэл1эшш адыгейские лексикографы, вероятно, будучи уверены в том, что делают доброе дело, избавились от части л1эшш, которая, как им показалось, ничего не значит, и заменили ее формой лъэшш «сильный», но в результате получили не л1эккъуэлъэшш, а л1эккъуэ лъэшш, т.е. обычное свободное словосочетание, а не номинативную единицу. Нет никакой разницы в структурно-семантическом плане между такими формами, как л1эккъуэ лъэшш «сильный род», л1эккъуэ дэгъу «хороший род» и т.д., все они свободные словосочетания и обозначают единое, но расчлененное понятие. Модно стало в последнее время убирать из языка древние формы, которые кому-л. показались не внушающими доверия, хотя очень трудно назвать хоть одно новообразование, отличающееся большим совершенством, чем веками в языке работавшая форма. Мы сами плохо представляем себе, какой вред мы несем с собой в наш язык, в историю его изучения, «совершенствуя» его таким путем, путем ликвидации древних форм из языка и замены их новообразованиями. Ср., например, древнюю адыгскую форму еджэгъэшху «большой ученый» и заменившее ее новообразование ш1эныгъэлэжь букв. «делающий науку».
Форма лЬккъ/уэлЬшш - сложное слово. Первая его часть л/эккъу значит «род». Вторая часть л/эшш состоит из л/э «мужчина», «муж» и шш(ы) «убранный» (ср. шшыгъэ «убран»), и форма л/эшш в целом значит «муж убранный нравственно», «муж благородный», ср. адыгейское ч/элэккъабз «благородный юноша», буквально «чистый юноша». Вся форма л/эккъ/уэл/эшш в целом значит «род мужчины, мужа убранного, благородного».
ФэккъуэлПУ/лъхуыккъуэлПУлъхуыккъуэщо. Адыгейская форма фэккъуэл/ обозначает сословие «свободный крестьянин» [9, с. 440]. В отличие от адыгейского, в кабардинском свободный крестьянин назывался двумя именами - лъхукъуэл/ и лъхукъуэщо, которые отражали степень зависимости свободного крестьянина от князя и дворянина. Более зависимый свободный крестьянин назывался словом лъхукъуэл/, почти независимый - словом лъхукъуэщо.
Значение формы фэкъуэл/ в целом - «факкъуэрэр, фызэш1уэк1ырэр зыш1эрэл1» «муж, занимающийся тем, с чем может справиться», в перспективе в результате жизненного опыта, самосовершенствования и т.д. -«управляющий имением», «староста поселения», «дворянин» и т.д. Нацеленность на отмеченную перспективу заключена в самом значении формы фэккъуэл/.
Адыгейская форма фэккъуэл/ состоит из морфем фэ со значением «мочь» (для значения фэ «мочь» ср. фэ в форме зэрэфэлъэк/эу йэлэжжьы /уэфым «кто-л. занимается каким-то делом насколько можно, серьезно»), йэккъуэ(н) со значением йэлэжжьын «заниматься чем-то» (не йэккъъуын «тянуть») и морфемы л/ы «муж», «мужчина», и форма фэккъуэл/ «свободный крестьянин» в целом значит буквально «муж, занимающийся тем, что может», точнее «муж, занимающийся тем, на что его хватает». Фэккъуэл/, таким образом, та же самая шахматная пешка, которая, «развиваясь и совершенствуясь», может стать шахматным ферзем.
Что касается кабардинских форм лъхуккъуэл/ и лъхуккъуэщо, мы считаем, что они не имеют никакого отношения к значению адыгейской формы фэккъуэл/.
Уэрккъ «уздень». Форма уэрккъ - сложное слово. Первая часть представлена корневой морфемой уэ со значением «воин», вторая часть рккъ состоит из префиксальной морфемы р со значением «субъект действия» и корневой морфемы ккъ со значением «твердь», «идея тверди», и вторая часть формы уэрккъ - рккъы значит «твердый». Вся форма уэрккъ, состоящая из названных морфем, в целом значит «воин непоколебимый», буквально «воин твердый». Уэрккъ, таким образом, сословие, которое было призвано защищать свою страну и ее жителей от посягательств извне ценой, если надо, собственной жизни, что удавалось им на самом высоком уровне. Доказательство тому - вся история адыгов и уважение до сих дней к остаткам этого сословия благодарных потомков. См. слова народной песни, обращенные к этим воинам: шъуахауэба, хауэр зихабз, шъуахауэба уэрккъым ккъылъфыгъ «сражайтесь, войны, битва чья культура, сражайтесь, женщинойуорк рожденные».
ПшъылЕ/пшшьылИы «крепостной крестьянин» Это сословие было представлено у адыгейцев тремя группами: 1) выполнявшие полевые работы в княжеских владениях назывались словом пшшьыл/ы, буквально «люди князя»; 2) выполнявшие различного вида работы по дому назывались словами уынэ/уыт «находящиеся при доме»; 3) выполнявшие работы по уходу за мелким и крупным рогатым скотом, обеспечивавшие дом князя отоплением, водой и т.п., назывались словом Iэгу «двор», т.е. «дворовые». Слово состоит из двух частей: пшъы/пшшьы «князь» и л/(ы) «мужчина», «человек», букв. «мужчина (человек), принадлежащий князю».
Проведенный анализ выбранных слов свидетельствует о том, насколько большие возможности имеются в лингвистическом адыговедении для дальнейших изысканий в области этимологии. Одной из них является потенциал самого языка, и прежде всего данные диалектов и говоров, которые до настоящего времени запущены в научный оборот не на нужном уровне. К внешним источникам, по убеждению авторов, этимолог должен прибегать только после того, как возможности внутренней реконструкции исчерпаны, но их оказалось недостаточно для убедительных результатов.
1. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка: в 4-х т. Л.: Наука, 1973. Т. 2. L-R. 449 с.
2. Абдоков А. И. Фонетические и лексические параллели абхазско-адыгских языков. Нальчик: Эльбрус, 1973. 81 с.
3. Бижоев Б. Ч., Иваноков Н Р. Адыгские (черкесские) этимологии // Вестник Института гуманитарных исследований Правительства Кабардино-Балкарской Республики и Кабардино-Балкарского научного центра Российской академии наук. 2016. № 1 (28). С. 56-61.
4. Введенская Л. А., Колесников Н П. Этимология и ее виды. Ростов-на-Дону: Издательство Ростовского университета, 1986. 96 с.
5. Иваноков Н Р., Бижоев Б. Ч. Адыгские (черкесские) этимологические этюды // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2017. № 3 (69). Ч. 2. С. 100-103.
6. Иваноков Н Р., Бижоев Б. Ч. Из истории адыгских (черкесских) слов // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2017. № 7 (73). Ч. 2. С. 98-101.
7. Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1958. 1284 с.
8. Словарь кабардино-черкесского языка. М.: Дигора, 1999. 852 с.
Сокращения
Абаз. - абазинский язык Абх. - абхазский язык
Адыг. - адыгейский язык
Каб. - кабардинский (кабардино-черкесский) язык
Список источников
9. Современный толковый словарь русского языка: 90 000 слов и фразеологических выражений. СПб.: Норинт, 2002. 950 с.
10. Толковый словарь адыгейского языка. Майкоп: Адыгейское республиканское книжное издательство, 2006. 512 с.
11. Шагиров А. К. Основные вопросы синхронного и сравнительно-исторического анализа лексем адыгских языков: дисс. ... д. филол. н. М., 1971. 481 с.
12. Шагиров А. К. Этимологический словарь адыгских (черкесских) языков: в 2-х т. М.: Наука, 1977. Т. 1. А-Н. 290 с.; Т. 2. П-I. 224 с.
13. Яковлев Н. Ф., Ашхамаф Д. А. Грамматика адыгейского литературного языка. М. - Л.: АН СССР, 1941. 464 с.
14. Messaross J. Die pakhy-shprache. Chicago: The University of Chicago Press, 1934. 402 p.
15. Vogt H. Dictionnaire de la Langue Oubykh. Oslo: Universitetsforlaget, 1963. 264 p.
NEW ADYGHE (CIRCASSIAN) ETYMOLOGY
Ivanokov Nurbi Rashidovich, Ph. D. in Philology, Associate Professor Bizhoev Boris Chamalovich, Doctor in Philology Institute for the Humanities Research of the Kabardian-Balkarian Scientific Center of the Russian Academy of Sciences, Nalchik [email protected]
The article deals with the historical and etymological analysis of a number of "unclear" lexical units of the Adyghe (Circassian) languages. A significant part of them belongs to archaisms and historicisms, but there are also a lot of words from various spheres actively used in the modern language. Most of these words are etymologized for the first time. The ones that have been considered earlier receive new versions of their origin and development in the paper. At the same time, the authors use mainly the method of internal reconstruction in the absence of old written documents and due to the limited possibility to attract the data of the related languages.
Key words and phrases: Adyghe language; Kabardian-Circassian language; common Adyghe language; form; morpheme; meaning; structure; semantics; word formation; new formation; etymology.
УДК 811.161.1 Дата поступления рукописи: 08.07.2018
https://doi.org/10.30853/filnauki.2018-10-1.21
Статья посвящена Буковнице Герасима Ворбозомского 1592 г. (РГБ, ф. 173.1, № 35, л. 130-235) - грамматическому словарю, в котором обобщен, переосмыслен и приложен к конкретному языковому материалу опыт предшествующих описаний церковнославянского языка. Проведенное исследование принципов отбора языкового материала, особенностей его организации и систематизации, способов грамматической семан-тизации показало, что Буковница является памятником переходного периода от традиционного текстологического подхода к книжному языку к его аналитическому осмыслению и грамматической кодификации.
Ключевые слова и фразы: Буковница 1592 г.; славянская грамматическая традиция; история русского литературного языка; церковнославянский язык; грамматическая норма; текстологический подход; грамматический подход.
Инь Сюй
Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова andreiyin2014@yandex. ги
БУКОВНИЦА 1592 Г. КАК ОСОБЫЙ ТИП ГРАММАТИЧЕСКОГО ОПИСАНИЯ СЛАВЯНСКОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
В XVI - начале XVII в. на славянской почве зарождается аналитическая грамматическая кодификация церковнославянского языка путем систематизации языковых элементов и правил их выбора. Возможность проследить процесс развития грамматического подхода к книжному языку в языковом сознании, сформировавшемся в рамках традиционного подхода и еще не оторвавшемся от образцовых текстов, предоставляет Буков-ница 1592 г. из собрания Московской духовной академии [2], предположительно атрибутируемая Б. А. Успенским Герасиму, старцу Благовещенского монастыря на озере Ворбозом [10, с. 303]. Буковница 1592 г. представляет собой особый тип грамматического описания, который может быть условно определен как «грамматический (словоизменительный) словарь» [1, с. 69] или «словарь трудностей церковнославянского языка» [9, с. 40], направленный на предупреждение типичных ошибок в языковой практике.
Актуальность исследования определяется самим статусом избранного объекта исследования, поскольку грамматические сочинения являются ключевыми источниками истории языка, позволяющими одновременно изучать и литературный язык эпохи, и ее языковые представления. Однако следует признать, что этот ценный памятник грамматической мысли долго оставался за пределами внимания исследователей и был лишь частично изучен в фонетическом и словообразовательном аспектах [1; 4]. Цель работы заключается в реконструкции
