CC BY
474
Нарратология Narratology Studies
В.И. Тюпа (Москва)
НОВОСТНОЙ ДИСКУРС КАК НАРРАТОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
Аннотация. «Новостям» как одному из ведущих жанров современной меди-асферы до настоящего времени нарратология уделяла недостаточно пристальное внимание. Статья решает задачу выявления дискурсивной специфики высказываний этого рода. Особое внимание уделено дискурсу угрозы в новостной сфере. Обсуждается соотносительность понятий «новость» и «событие», категория новости рассматривается как одна из нарративных ценностей высказывания. На ряде примеров из классической русской литературы утверждается и обосновывается концепция взаимодополнительности нарративного и перформативного аспектов новостного дискурса. Из этого следует эффективность обращения в аналитике новостного дискурса к категориям нарративной картины мира, нарративной интриги, нарративного этоса в их взаимосоотнесенности с категориями перформативных стратегий.
Ключевые слова: дискурс; новость; нарратив; перформатив; событийность; стратегия коммуникативная; угроза.
V. Tiupa (Moscow) New Discourse as Narratological Problem
Abstract. Narratology has given insufficient attention to "news" as one of the leading genres of the modern media sphere. The article solves the problem of revealing the discursive specifics of these utterances. Attention is paid to the discourse of the threat in news sphere. The co-relativity of the concepts "news" and "event" is discussed, the category of news is considered as one of the narrative values of the utterance. A number of examples from classical Russian literature justify the concept of complementarity of the narrative and performative aspects of news discourse. From this follows the effectiveness of the treatment in the analysis of the news discourse to the categories of the narrative picture of the world, narrative intrigue, and narrative ethos in their interdependence with the categories of performative strategies.
Key words: discourse; news; narrative; performative; eventfulness; communication strategy; a threat.
Исследователи современной массмедийной культуры справедливо подчеркивают особую значимость «новостных текстов, которые формируют информационную картину мира, конструируют образ события, оказы-
вая влияние на индивидуальное восприятие и общественное мнение <...> являясь стержневым компонентом массмедийного дискурса <.> несущей опорой <...> нескончаемого потока медиаматериалов»1. Однако не будем упускать из внимания и более архаичные способы производства новостей, общение посредством которых является одной из древнейших, базовых дискурсивных практик человека.
Общепризнанным классиком исследований новостных сообщений является Тён А. ван Дейк2. Однако его задачей поначалу было не столько выявление специфики новостного общения, сколько подведение и его под параметры феномена, который вслед за Мишелем Фуко стал именоваться «дискурсом».
На переднем плане в знаменитой статье «Анализ новостей как дискурса» не столько категория «новостей», сколько активно разрабатывавшееся в это время автором металингвистическое понятие о дискурсе как о коммуникативном событии взаимодействия «социальных субъектов»: «Дискурс не является лишь изолированной текстовой или диалогической структурой. Скорее это сложное коммуникативное явление, которое включает в себя и социальный контекст, дающий представление как об участниках коммуникации (и их характеристиках), так и о процессах производства и восприятия сообщения»3.
Вопросы текстопроизводства с древних времен вызывали к себе пристальный интерес и запечатлевались в риториках, поэтиках, гомилетиках. Ван Дейк ссылается на более чем 2000-летнюю давность трактатов по риторике и поэтике. А вот рецептивной составляющей новостного общения с середины 1960-х гг. впервые начинает придаваться столь же весомое значение: «понимание, запоминание и воспроизведение информации, содержащейся в текстах новостей, теперь могут изучаться в аспекте их обусловленности текстуальными и контекстуальными (когнитивными, социальными) особенностями процесса коммуникации»4.
Любой дискурс мыслится в работах ван Дейка «сложным единством языковой формы, (реферативного - В.Т) значения и действия»5 на адресата. Для новостного дискурса коммуникативное действие трактуется как «результат интерпретации текстов читателями газет и телезрителями, производимой на основе опыта их общения со средствами массовой информа-ции»6. Поэтому адекватность нашего восприятия новостей «определяется тем, имеется или нет в нашем распоряжении соответствующий сценарий или социологическая установка»7, а также соответствующая стратегия «макроструктурной» дешифровки не отдельных единиц текста, а цельных коммуникативных актов.
Ибо «воспроизведение событий-новостей журналистами - не <...> инертный процесс, это скорее набор конструктивных стратегий, находящихся под социальным и идеологическим контролем»; репрезентативные модели новостей «окрашены внутренней предвзятостью»8. То же самое относится ван Дейком «к читателям и их восприятию»: и «производство и понимание (новостного дискурса - В.Т) предполагают наличие большого
количества общих социальных репрезентаций, включая отдельные убеждения и идеологические установки»9.
Рассуждения ван Дейка закономерно приводят к нарратологическому воззрению на новостной дискурс: «Для когнитивного анализа общения посредством таких (новостных - В.Т.) текстов особенно важной представляется конструируемая читателями модель того события, которое отражено и эффективно представлено в тексте сообщения»10. А нарративность дискурса состоит именно в вербальном разворачивании событий. При этом представляется очевидным, что рецептивная картина событийности «не будет полностью совпадать с моделью этого события, имеющейся у журналиста, или той моделью, которую он хотел бы создать у читателя»11.
В самом деле, сообщение новостной информации несомненно является нарративным актом12, поскольку новизна вообще событийна. Явление чего-либо действительно нового - это и есть «событие». Так в нарратоло-гии именуются беспрецедентные (непроцессуальные, внезакономерные) преобразования исходной ситуации.
Однако нарратология до сих пор не уделяла речевому жанру (дискурсу) «новостей» достаточно пристального внимания. С другой стороны, активно ведущиеся обсуждения коммуникативной природы средств массовой информации и, в частности, распространения ими новостей практически не учитывают усилий и результатов современной нарратологии.
Это приводит порой к резким, но безосновательным утверждениям, например: «Новость противостоит событию»; «Всякая новость, желая состояться как сенсация, отменяет событие»13 и т.д. В рассуждениях В.А. По-дороги «событием» называется фактическое происшествие («то, что случилось»). Игнорируется давно освоенное нарратологией разграничение континуального потока фактически происходящего (процессуального) и цепи событий («истории»), формируемой нарративным актом рассказывания, который привносит в поток бытия дискретность и смыл.
Новость и событие не образуют оппозиции. Фактор новизны составляет фундаментальную основу всякой нарративности. Каждый очередной шаг наррации - нарративный кадр повествовательной фразы - несет в себе неизбежный момент новизны: пространственно-временные или актант-ные изменения предшествующего состояния. В противном случае данная фраза не была бы повествовательной.
В общепринятом словоупотреблении новостями именуются не частичные обновления, а полновесные события ближайшего прошлого, непосредственно примыкающего к настоящему времени сообщения о них. Однако последнего уточнения совершенно не достаточно для сущностного (онтологического) разграничения новостей и прочих событий. Происшествие, достаточно удаленное от рассказывания о нем, может порой выступить для слушателя поразительной новостью («а я и не знал!»). И напротив - самое недавнее событие может оказаться недостаточно значительным или занимательным, чтобы восприниматься в новостном статусе («ну, и что?»).
Иначе говоря, новость не является структурной характеристикой или сущностной категорией. Новизна сообщенной новости - это нарративная ценность рассказывания (одна из ряда таких ценностей - подобно достоверности или назидательности). Новая информация - это еще не «новость», а «новость» никогда не бывает нейтральной: она «поразительная», «обескураживающая», «прекрасная», «ужасная», «тревожная», «обнадеживающая» или хотя бы «занимательная», «любопытная» и т.п. Изменение ситуации, не обладающее для субъекта интереса никакой определенной значимостью, не служит для него новостью.
Для СМИ новость составляет главенствующую нарративную ценность. Прибегая к речевому жанру «новостного дискурса», говорящий/ пишущий, прежде всего, придает референтному (рассказываемому) событию высокую информативную значимость - актуальность для момента рассказывания, действенность сообщаемого здесь и сейчас.
Сила новостной событийности в ее непосредственной и живой актуальности, слабость же - в том, что новости - это события «малого времени», постоянно оттесняемые новейшими новостями. Разумеется, некоторое количество таких событий в перспективе вырастает в события «большого времени» (например, авантюрный переворот оказывается великой революцией). Но происходит это только в том случае, если новостные для своего времени события будут неоднократно репрезентированы в широком культурном контексте «большими» (историографическими и метаи-сторическими) нарративами.
Фундаментальная особенность новостного дискурса состоит в том, что каждое очередное сообщение понижает, а то и отменяет нарративную ценность предыдущего. В данном отношении новостной нарратив диаметрально противоположен «фикциональному» (литературно-художественному). В искусстве слова ведущая роль принадлежит новизне семиотической, текстуальной, тогда как референтная новизна вообще может отсутствовать (ряд произведений на один и тот же сюжет).
В условном мире художественной истории из жизни персонажей повествуемая новость или внутритекстовое новостное сообщение, приносимое «вестником», выполняют сюжетообразующую функцию. При первом прочтении они воспринимаются, казалось бы, аналогично новостям из СМИ. Но так происходит лишь в случае по-детски наивно-реалистического восприятия. На самом деле квалифицированным читателем внутритекстовые новости воспринимаются эстетически. Ни одна из них не понижает нарративную ценность предыдущей, а при повторном прочтении художественного шедевра ценность эта только возрастает.
Общим местом современных полемик о природе СМИ является мысль о том, что они создают особый, свой собственный мир «симулякров», нетождественный фактической реальности протекания жизни14. Но так происходит в любом нарративном дискурсе, включая сочинения историков, претендующие на изложение того, «как было на самом деле». Формирование не субъективного, но и не объективного, а интерсубъективного «ди-
егетического» (рассказываемого, вербализованного, вообще медиального) мира <как справедливо замечает ван Дейк, «люди действуют не столько в реальном мире и говорят не столько о нем, сколько о межсубъектных моделях явлений и ситуаций действительности, получивших определенное толкование»15> - общее свойство всех без исключения нарративных практик. Другого способа формирования, накопления и распространения событийного опыта присутствия в бытии человечество не знает.
Едва ли не наиболее существенная особенность новостного дискурса состоит в его причастности к перформативным практикам (отмечено В.А. Подорогой). «Чистый» нарратив не предполагает прямого и непосредственного воздействия на адресата: суггестивного, регулятивного, провокативного или инспиративного. Нарративное воздействие носит косвенный характер, оно регулируется личностным событийным опытом реципиентов. Другое дело - новостной дискурс. Поскольку «новость» в самом общем значении - такое изменение референтной ситуации, которое по сути дела еще не стало прошлым, принадлежит настоящему, обладает живой актуальностью, преобразует саму коммуникативную ситуацию встречи сознаний, то сообщение новости (особенно резюмированное в одной фразе) предстает своего рода декларативным высказыванием, функционирует как перформатив.
Моносоставный новостной дискурс, лишенный эпизодизации (особенно алармический: «на нас напали!»), по существу, является уже не повествованием, а боевым кличем, перформативным призывом к активным действиям. Не далеко от него отстоят и однофразовые сообщения в бегущей строке новостей. Они носят номинативный характер: не разворачивают событие, составляющее «новость», в эпизодическую последовательность, а только называют его.
С другой стороны, такой развернутый нарратив, как рассказ запорожцев о бесчинствах поляков в «Тарасе Бульбе», не только формирует «этос» (ценностную рецептивную позицию) слушателей, но служит также и непосредственным призывом к действию.
Можно утверждать, что коммуникативная природа новостного дискурса - в отличие от историографического или художественного - характеризуется конструктивной взаимодополнительностью нарративного и перформативного аспектов высказывания. Сохраняя динамическое равновесие, в одних случаях перевес остается на стороне нарративной информативности, в других - перформативной суггестивности. Но оба момента всегда соприсутствуют, иначе речь говорящего, по-видимому, не будет иметь новостной природы.
Текстовая манифестация новостного дискурса представляет собой гибридную нарративно-перформативную конструкцию. Очевидную иллюстрацию выдвинутому положению можно привести из «Капитанской дочки», где комендант крепости, в которой служил Гринев, получает новость (именно так это именуется в пушкинском тексте) следующего содержания:
«Господину коменданту Белогорской крепости Капитану Миронову.
По секрету.
Сим извещаю Вас, что убежавший из-под караула донской казак и раскольник Емельян Пугачев, учиняя непростительную дерзость принятием на себя имени покойного императора Петра III, собрал злодейскую шайку, произвел возмущение в яицких селениях и уже взял и разорил несколько крепостей, производя везде грабежи и смертные убийства. Того ради, с получением сего, имеете вы, господин капитан, немедленно принять надлежащие меры к отражению помянутого злодея и самозванца, а буде можно и к совершенному уничтожению оного, если он обратится на крепость, вверенную вашему попечению»16.
Приведенный текст легко членится на фразы изъясняющие ситуацию и повелевающие, но «макроструктура» (ван Дейк) данного дискурса проста и едина: контекстно-функционально перед нами одно сообщение, а не два. При этом прямое обращение в начале письма и приказание в конце делают его очевидно перформативным высказыванием (приказ - типичное речевое действие). Однако остальная часть письма, собственно и составляющая его «новость» нарративно информативна. Впрочем, перформатив-ность проникает и в нее в форме прямооценочных характеристик самозванца.
Вскоре пушкинские персонажи получают очередное новостное сообщение (на этот раз устное), оттесняющее и ослабляющее, как это обычно происходит, новизну первого: «Батюшки, беда! - отвечала Василиса Егоровна. - Нижнеозерная взята сегодня утром. Работник отца Герасима сейчас оттуда воротился. Он видел, как ее брали. Комендант и все офицеры перевешаны. Все солдаты взяты в полон. Того и гляди, злодеи будут сюда»17.
Перформативная сторона этой речи почти скрыта за нарративной, однако в силу «алармичности» данного дискурса мы, несомненно, имеем дело с перформативом тревоги, угрозы, мобилизации.
Перформативные стратегии носят принципиально иной характер, нежели нарративные. Соотносительность этих двух стратегий в едином высказывании и составляет, по всей видимости, ключевой аспект дискурс-ного анализа новостей в качестве речевого (и мультимедийного) жанра культуры.
В начале третьего тома «Войны и мира» (т.е. в композиционном центре четырехтомного произведения) нарратор сообщает главенствующую алар-мическую новость диегетического мира (мира в котором живут персонажи романа): «12-го июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие»18.
Декларативная оценка, инкорпорированная в повествовательную фразу, адресована не персонажам, кем событие начала войны воспринимается как сверх-новость, вытесняющая все прочие новости, а непосредственно
читателю, для которого война 1812 г. быть новостью уже никак не может. Для читателя прямооценочная сторона нарративного текста оборачивается его имплицитной перформативностью - суггестивным вовлечением в единственно верное, на взгляд нарратора, отношение к повествуемому событию прошлого. Знаменательна аргументация человеческой природой, поскольку перформатив вообще апеллирует не к индивидуально-личностному, а к родовому, «хоровому» человеческому опыту.
В главе XVIII первой части того же тома новостной дискурс являет себя в форме молитвы (перформативный речевой жанр): «Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия, и притом прочитанная неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала»19.
Референтное содержание дословно приводимой в романе молитвы, несомненно, имплицитно нарративное: это событие нашествия, совершенно чуждое литургическому контексту. Не называемое в молитве прямо, оно в ней присутствует для нас (читателей) благодаря приведенной выше фразе, а для героев - благодаря многочисленным слухам. Однако дискурсивная организация молитвенного текста чисто перформативная. И реакция героини соответствующая - не информативная, а суггестивная: Наташа «не понимала хорошенько, о чем она просила Бога в этой молитве», однако одновременно она «не могла сомневаться в правоте читаемой коленопре-клонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи»20. (Напомню, что в жизни героини это один из эпизодов, последовавших за ее попыткой бегства с Анатолем Курагиным).
В двух приведенных примерах соотношение нарративности и перфор-мативности диаметрально противоположно. Один из этих новостных факторов в каждом случае присутствует лишь имплицитно, но неустранимо.
Перформативная сторона новостного дискурса предполагает однонаправленную (суггестивную) реакцию реципиентов. Нарративная же, напротив, предполагает возможность разнонаправленных интерпретаций событийной новости. В IX главе начальной части третьего тома Андрей Болконский насчитывает вокруг императора Александра девять партий, занимающих различные позиции относительно сверх-новости военной угрозы. Однако при этом имеется несомненное контекстуальное ограничение спектра перечисляемых нарратором интерпретаций.
Неограниченным по своей ценностной ориентации может быть лишь непосредственное восприятие «голого» факта, не преломленного призмой наррации. Новостным событием становится только нарративно оформленный факт, что неизбежно формирует определенные границы адекватности его рецептивной интерпретации адресатом. Первичной стадией этого процесса нарративизации протособытийного факта можно считать само свидетельское восприятие, всегда питаемое накопленным нарративным опытом и несущее в себе потенциальную возможность рассказывания. При недостаточности такого опыта для сложных фактов социокультурно-
го бытия (детское восприятие) созерцателя нельзя признать «свидетелем», да он и не сможет сформировать новостную ценность на основе своего наивного впечатления.
Поскольку новостной дискурс, так или иначе, совмещает в себе два коммуникативных регистра: нарративный и перформативный, - в его аналитическом рассмотрении заметно возрастает значимость рецептивного аспекта новостных коммуникативных событий. Яркий пример - II глава первой части четвертого тома «Войны и мира», посвященная восприятию при дворе фронтовых новостей - восприятию, по необходимости преломляемому актуальными обстоятельствами.
Нейтрально фактографическое донесение Кутузова радостно трактуется придворными как известие о победе и соединяется с обсуждением перспектив низложения Наполеона:
«Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого-нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя»21.
Когда же в Петербурге распространяется пока еще неофициальное известие о сдаче Москвы, реакция придворных передается несобственно-прямой перформативной речью: «Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник.»
«Победа над Наполеоном» и «предательство Кутузова» - типичные новостные события «малого времени», тогда как в общероманном тексте толстовского нарратора Бородинское сражение и оставление Москвы подробно и широко разворачиваются в события «большого времени».
Организация новостного дискурса - это, в первую очередь, перфор-мативная работа с восприятием адресата. Нарративно-референтная, собственно событийная сторона новостей преимущественно остается на втором плане. А когда она до предела ослаблена, как в последнем примере, интерпретирующий реципиент становится полным хозяином коммуникативного события.
Как говорит ван Дейк, восприятие новостей «не является обязательно верным», оно в значительной степени «предвзято»: в нем «на самом деле будет воспроизведена информация, которую мы извлекли из нашей индивидуальной модели или создали по этой модели во время чтения текста»22. Однако такого рода «предвзятость» не следует оценивать однозначно негативно: именно она обнаруживается «в основе удивительной способности человека обрабатывать в сравнительно короткое время сведения о бесконечном количестве событий»23. Чем полнее развернута нарративная составляющая новостного дискурса, тем адекватнее ее восприятие, что, впрочем, не гарантирует его «истинности» относительно фактического источника (происшествия как донарративного субстрата сообщаемой ново-
сти).
В несколько более ранней своей работе24 ван Дейк убедительно подметил одну из существенных особенностей новостного нарратива, стремящегося «начать конкретное сообщение выражением главной релевантной темы, вынося ее в заголовок» и тут же распространяя во вводной фразе текста25. Между тем, в подавляющем большинстве нарративных текстов информативный центр тяжести смещается к концу, создавая нарративную интригу. Композиционный ход, отмеченный ван Дейком, несомненно, порождается перформативной составляющей новостных сообщений.
Что же следует из выявления двойственной нарративно-перформатив-ной природы новостного дискурса? Из нее следует возможность существенной нарратологической конкретизации «моделей», «макроструктур», «суперструктур», о которых размышлял в конце 1980-х гг. ван Дейк.
Обращение к категориям и аналитическим подходам, освоенным нар-ратологами, работающими с литературными текстами, способно существенно углубить исследования также и новостного дискурса. В частности, современная нарратология готова утверждать, что не только художественно вымышленные, но и невымышленные новостные события - не только журналистские, но повседневно-житейские, сообщениями о которых мы постоянно обмениваемся, - принадлежат не к объективному миру физического времени и пространства и не к субъективному миру эгоцентрического существования, а к интерсубъективному диегетическому миру дискурса. В результате коммуникативного события рассказывания (взаимодействия сознаний) ни говорящий, ни слушающий, по мысли Бахтина, «не остаются каждый в своем собственном мире; напротив, они сходятся в новом, третьем мире, мире общения»26.
Далее, в аналитике новостного дискурса эффективно могут быть применены категории «нарративной картины мира», «нарративной интриги», «нарративного этоса», а также нарративных и перформативных стратегий - в их взаимосоотнесенности и взаимодополнительности.
Хотя перформативность в языковой практике изучается лингвистикой уже давно, еще со времен ее первооткрывателя Джона Остина, металингвистическая теория перформативных дискурсов (параллельная теории дискурсов нарративных) пока еще разработана совершенно недостаточно. Однако опыт изучения лирических жанров (лирика - перформативный род художественного письма)27 подсказывает, что базовые для лирики, весьма древние по своему происхождению перформативные стратегии хвалы и хулы, покоя и тревоги, радости и жалобы актуализируются и новостными сообщениями.
Что же касается нарративных стратегий, то «тезис» В.А. Подороги: «все, что происходит (в новостной сфере - В.Т.), происходит не по необходимости, а по случаю»28 - отвечает лишь одной из нарративных картин мира (и, соответственно, нарративных стратегий), известных современной нарратологии. Распространимо ли оно на новостной дискурс в целом? Сомнительно. Во всяком случае, этот вопрос составляет одну из актуальных
проблем научного познания окружающего нас информативного поля.
Не менее актуальна и проблематика нарративного «этоса» -формирования новостной ценности сообщения, моделирования ценностных позиций аудитории новостей не прямыми оценками со стороны нарратора, а самой повествовательной структурой его рассказывания.
Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского научного фонда (проект № 17-78-30029).
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Добросклонская Т.Г. Новостной дискурс как объект медиалингвистического анализа // Дискурс современных масс-медиа в перспективе теории, социальной практики и образования. Белгород, 2016. С. 13.
2 Dijk van, Teun A. The Analysis of News as Discourse // Dijk van, Teun A. News Analysis. Case Studies of International and National News in the Press. Hillsdale, New Jersey, 1988. P. 1-30.
3 Дейкван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 113.
4 Дейк ван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 113.
5 Дейк ван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 121.
6 Дейк ван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 123.
7 Дейк ван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 128.
8 Дейк ван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 150-151.
9 Дейк ван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 151.
10 Дейк ван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 151.
11 Дейк ван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 152.
12 Noci Javier D. Narratology of Online News // Shaping the News Online. A Comparative Research on International Quality media. Covilha, 2014. P. 171-192.
13 Подорога В.А. Событие и масс-медиа. Некоторые подходы к проблеме // Синий диван. Вып. 14. М., 2010. С. 41-45.
14 Подорога В.А. Событие и масс-медиа. Некоторые подходы к проблеме // Синий диван. Вып. 14. М., 2010. С. 35-52.
15Дейк ван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 141.
16 Пушкин А.С. Капитанская дочка // Пушкин А.С. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 6. Л., 1978. С. 296.
17 Пушкин А.С. Капитанская дочка // Пушкин А.С. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 6. Л., 1978. С. 302.
18 Толстой Л.Н. Война и мир // Толстой Л.Н. Собрание сочинений: в 22 т. М., 1978-1985. Т. 6. С. 7.
19 Толстой Л.Н. Война и мир // Толстой Л.Н. Собрание сочинений: в 22 т. М., 1978-1985. Т. 6. С. 81.
20 Толстой Л.Н. Война и мир // Толстой Л.Н. Собрание сочинений: в 22 т. М., 1978-1985. Т. 6. С. 83.
21 Толстой Л.Н. Война и мир // Толстой Л.Н. Собрание сочинений: в 22 т.
М., 1978-1985. Т. 7. С. 12.
22 Дейк ван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 143.
23Дейк ван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 144.
24 Dijk van, Teun A. Structures of News in the Press // Discource and Communication. Berlin; New York, 1985. P. 69-93.
25 Дейк ван, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. М., 1989. С. 249.
26 Бахтин М.М. Из архивных записей к работе «Проблема речевых жанров» // Бахтин М.М. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 5. М., 1997. С. 209.
27 Тюпа В.И. Дискурс / Жанр. М., 2013.
28 Подорога В.А. Событие и масс-медиа. Некоторые подходы к проблеме // Синий диван. Вып. 14. М., 2010. С. 40.
References
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
1. Dobrosklonskaya T.G. Novostnoy diskurs kak ob'ekt medialingvisti-cheskogo analiza [News Discourse as an Object of Media Linguistic Analysis]. Diskurs sovremen-nykh mass-media v perspektive teorii, sotsial'noy praktiki i obrazovaniya [Discourse of Modern Mass Media in the Perspective of Theory, Social Practice and Education]. Belgorod, 2016, pp. 13-22. (In Russian).
2. Dijk van, Teun A. The Analysis of News as Discourse. Dijk van, Teun A. News Analysis. Case Studies of International and National News in the Press. Hillsdale, New Jersey, 1988, pp. 1-30. (In English).
3. Noci Javier D. Narratology of Online News. Shaping the News Online. A Comparative Research on International Quality Media. Covilha, 2014, pp. 171-192. (In English).
4. Podoroga V.A. Sobytie i mass-media. Nekotorye podkhody k probleme [Event and Mass Media. Some Approaches to the Problem]. Siniy divan [Blue Sofa]. Vol. 14. Moscow, 2010, pp. 41-45. (In Russian).
5. Podoroga V.A. Sobytie i mass-media. Nekotorye podkhody k probleme [Event and Mass Media. Some Approaches to the Problem]. Siniy divan [Blue Sofa]. Vol. 14. Moscow, 2010, pp. 35-52. (In Russian).
6. Dijk van, Teun A. Structures of News in the Press. Discource and Communication. Berlin; New York, 1985, pp. 69-93. (In English).
7. Bakhtin M.M. Iz arkhivnykh zapisey k rabote "Problema rechevykh zhanrov" [From Archival Entries to the Work "The Problem of Speech Genres"]. Bakhtin M.M. Sobranie sochineniy [Collected Works]: in 7 vols. Vol. 5. Moscow, 1997, p. 209. (In Russian).
8. Podoroga V.A. Sobytie i mass-media. Nekotorye podkhody k probleme [Event and Mass Media. Some Approaches to the Problem]. Siniy divan [Blue Sofa]. Vol. 14. Moscow, 2010, pp. 35-52. (In Russian).
(Monographs)
9. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition.
Communication]. Moscow, 1989, p. 113. (Translated from English to Russian).
10. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, p. 113. (Translated from English to Russian).
11. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, p. 121. (Translated from English to Russian).
12. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, p. 123. (Translated from English to Russian).
13. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, p. 128. (Translated from English to Russian).
14. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, p. 113. (Translated from English to Russian).
15. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, pp. 150-151. (Translated from English to Russian).
16. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, p. 151. (Translated from English to Russian).
17. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, p. 151. (Translated from English to Russian).
18. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, p. 152. (Translated from English to Russian).
19. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, p. 141. (Translated from English to Russian).
20. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, p. 143. (Translated from English to Russian).
21. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, p. 144. (Translated from English to Russian).
22. Dijk van, Teun A. Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow, 1989, p. 249. (Translated from English to Russian).
23. Tyupa V.I. Diskurs/Zhanr [Discourse / Genre]. Moscow, 2013. (In Russian).
Валерий Игоревич Тюпа - доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой теоретической и исторической поэтики Института филологии и истории Российского государственного гуманитарного университета.
Автор книг и статей по теоретической и исторической поэтике, исторической эстетике, риторике, нарратологии. E-mail: [email protected]
Valerij I. Tiupa - Doctor of Philology, professor, head of the Department for Theoretical and Historical Poetics, Institute for Philology and History, Russian State University for the Humanities.
The author of numerous books and articles on theoretical poetics, historical poetics, historical aesthetics, rhetoric, narratology. E-mail: [email protected]
