CC BY
79
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ
УДК 271.22(571.17)-9
В.Л. Правда НОВОМУЧЕНИК ИЗ СЕЛА БАЧАТЫ БЕЛОВСКОГО РАЙОНА
Важной составляющей современного кузбасского краеведения является поиск новых данных, свидетельств и сохранение памяти о жертвах политических репрессий, введение в научный оборот новых документов, касающихся этой темы.
Лагеря и спецпоселения Кузбасса стали местом последнего упокоения множества репрессированных и осужденных. Среди них было значительное количество священнослужителей. Истребление представителей духовного сословия являлось частью тоталитарной политики большевиков и преследовало цель искоренить чуждый для советского строя элемент: «церковников и попов». На сегодняшний день мартиролог пострадавших за веру в лагерях Кузбасса составляет 176 человек1, из них 37 причислено к лику святых [5, с.19-117]. Все они погибли в лагерях Кузбасса, в основном были расстреляны в ходе организованных в лагерях групповых политических процессов 1937 года либо умерли там от болезней, полуголодного существования и непосильной работы.
Среди них были как представители высшей церковной иерархии, например, Серафим (Самой-лович), временно исполняющий обязанности заместителя Патриаршего местоблюстителя, архиепископы Павлин (Крошечкин), Амфилохий (Скворцов), епископ Аркадий (Ершов), архимандриты Неофит (Осипов), Мина (Шелаев) и другие, так и простые безвестные батюшки и миряне, пострадавшие за веру. Таким безвестным священнослужителем являлся причисленный в 2000 г. к лику святых Анатолий Афанасьевич Левицкий, благочинный из села Бачаты.2 Настолько безвестным, что только в самое последнее время, в конце нулевых годов стало известно, что он служил на нынешней канонической территории Кемеровской и Новокузнецкой епархии в селе Бачаты и там был арестован в 1933 г. Таким образом, на сегодняшний день это единственный священномученик из Кузбасса.
В настоящее время студентами и преподавателями Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета собраны наиболее полные данные о пострадавших в годы советской власти
1 Из них пять человек были убиты в ходе Гражданской
воины.
2
Отец Анатолий в протоколах допросов писал свою фамилию так: «Левитский».
священнослужителях. Эти данные представлены в электронном виде на сайте университета. Электронная база данных Православного СвятоТихоновского гуманитарного университета содержит сведения о более чем 32 тыс. пострадавших от религиозных гонений [6]. О священнике Левицком в ней содержатся весьма скудные данные, умещающиеся в несколько строчек.
Знакомство с архивными документами дало возможность более полно узнать о судьбе Левицкого, проанализировать протоколы допросов, начиная с 1933 года и заканчивая 1937. Выяснилось, что Левицкий до 1933 служил в Никольском храме в селе Бачаты Беловского района. Изучение анкеты заключенного и учетно-статистической карточки позволили восстановить подробнее канву его жизни.
Aнaтолий Aфaнaсьевич Левицкий родился в 1894 году в поселке Воткинский зaвод Вятской губернии, Сарапульского уезда. Воткинский завод был небольшим промышленным городом, возникшим в 18 веке вокруг железоделательного завода. Здесь были горное училище, 3 мужских и две женских школы, 7 храмов. В одном из них служил иереем Афанасий, отец Анатолия Можно предположить, что род Левицких являлся большим священническим родом. Так, священник Иоанн Левицкий, в 1897-1901 годах входил в строительный комитет воткинской Спасо-
Преображенской церкви и, возможно, служил в этом храме.
В годы революции и Гражданской войны в Воткинском Заводе проводились особенно свирепые расправы над священнослужителями. Большинство воткинских священников или пропали без вести, или были расстреляны. Можно предположить, что в ходе этих репрессий пострадал и род Левицких. Во всяком случае, Анатолий Афанасьевич о послереволюционной судьбе отца в анкетах ничего не сообщает.
Левицкий, как представитель священнического сословия пошел по стопам отца. В 1919 году закончил Вятскую Духовную семинарию. Но над страной уже кружил вихрь гражданской войны, который захватил и молодого выпускника семинарии. В 1919 году Анатолий начал служить в армии Колчака письмоводителем при штабе Вот-кинской дивизии. Вместе с армией эвакуировался из Урала в Сибирь.
В 1920 году армия Колчака была разгромлена. Теперь служба в Белой армии даже в должности писаря, как и происхождение из духовного сословия были в глазах новой власти очерняющими обстоятельствами. Несмотря на опасные для сословия священников обстоятельства, в 1922 году, когда уже шли репрессии против церкви, Анатолий принял сан и начал служение. Сразу же вслед за этим он лишился избирательных прав. Был женат на Надежде Николаевне, которая позже работала счетоводом на железнодорожной станции Топки. Детей в супружестве не было, и жили они потом отдельно. Вместе с отцом Анатолием проживала его мать Мария Александровна. [1, л. д. № 91-92].
Впервые Анатолий Левицкий привлекался органами ОГПУ в 1928 году «за распространение провокационных слухов», но за отсутствием улик был освобожден. К 1933 году он уже являлся благочинным, проживал в селе Бачаты Беловского района, служил, как уже упоминалось, в Никольском храме.
26 января 1933 года Левицкого арестовали по месту проживания в селе Бачаты, обвинив его в контрреволюционной деятельности. По делу проходили священники семи имеющихся в Беловском районе церквей.
Начались допросы. Их было три: 31 января, 16 февраля и 18 февраля.
На первом допросе от 31 января 1933 года по настоянию следствия отец Анатолий кратко излагает свою биографию. Он также напрямую выражает свое отношение к советской власти. Приводим полный текст допроса: «Мой отец был священником. Я до 1918 года учился в Вятской духовной семинарии, в 1919 году я служил в армии Колчака письмоводителем. С армией Колчака эвакуировался с Урала в Сибирь, где в 1922 году принял сан священника. В этом же году я был лишен избирательных прав. К советскому строю я питаю лишь классовую ненависть, а особой ненависти у меня нет, я хорошо знаю, что советская власть к нам относится безразлично, не трогает нас, но политика советской власти и коммунистической партии перевоспитывает народ, а поэтому с каждым годом и днем верующих становится меньше и скоро наступит тот день, когда в церковь ходить никто не будет. Будучи лишенцем, я хорошо знаю, что меня ни в какие учреждения Советского Союза работать не возьмут. Имея в душе ненависть к существующему строю, я эту ненависть открыто не проявляю и подчиняюсь всем постановлениям советского правительства.
Проживая в селе Бачаты, я часто бывал у священника {.. .}3. В конце 1932 года, месяца и дня я не помню, я был в квартире у священника {...}, в это время у него в доме была и посторонняя пуб-
3 В имеющихся в распоряжении автора документах все фамилии за редким исключением были вымараны.
лика, этим людям священник {. } при мне говорил, чтобы они в колхоз не вступали, так как они там погибнут, . и колхозников будут убивать. Я лично не придал его словам никакого внимания, я на это его не поощрял и влияния на него никакого не производил. У меня на исповеди были случаи, что верующие спрашивали: «Батюшка, а в колхоз не грех вступать?» Я на это отвечал, что «у нас нет на это запрещения, и я этот грех снимаю». Сам я лично никакой агитации и пропаганды не веду» [1, л. д. № 43-44].
Левицкий сделал опасное для священника N признание. Он показал, что одна фраза, под которую можно подвести антиколхозную а значит и антисоветскую агитацию в его присутствии этим священником была сказана. Однако из контекста можно понять и так, что отцу Анатолию предъявили обвинение в недоносительстве: слышал, но не сказал и что об этом разговоре священника N следствию уже было известно.
Действовала обычная следственная практика тех лет: показания одного зачитывались другому обвиняемому, обвиняемых стравливали, заставляли все больше и больше рассказывать друг о друге. Во время первых допросов отец Анатолий это еще не вполне осознавал. Когда ему предъявили обвинения в контрреволюционной деятельности, объявляя его главным фигурантом дела, он, конечно, испытал недоумение, смятение. Может быть, отец Анатолий, действительно, начинает думать, что в его окружении были контрреволюционеры, плетущие заговор, или возможно, его кто-то пытается оговорить.
Это смятенное, подавленное и нестойкое состояние отражает протокол допроса от 16 февраля 1933 года. В нем он называет имена священников, членов церковного совета, которые высказывали недовольство советской властью, вели себя якобы подозрительно. Вполне возможно, что он сам в это искренне верил. Не исключено, что названные участники процесса свидетельствовали против него.
Протокол допроса от 16 февраля 1933 года:
«Левицкий: Современное духовенство, в частности священники Беловского района, состоящие в моем подчинении как то: {...}, будучи морально и материально ущемлены, имея весьма безотрадные перспективы на дальнейшее существование, то есть с каждым днем все меньше и меньше становится верующих, а следовательно и уменьшаются доходы священников, питают ненависть к существующему строю - соввласти. Эту ненависть они изливают в беседах между собой, в узком кругу обсуждается дальнейшее существование. Это недовольство существующим строем, существующей политикой в отношении духовенства со стороны партии и правительства мне лично приходилось слышать от перечисленных выше священников при посещении их во время объездов по благочинию. За разговорами, выражающи-
ми недовольство на существующее положение священнослужителей, крылось желание изменить существующий строй, крылось желание возвратить старое - прошлое положение священника, каковым оно было в дореволюционный период. Я неоднократно предупреждал названных выше священников, что подобные разговоры не нужно вести, что с ними можно оказаться в неприятном положении. Но мои советы и увещевания очевидно не действовали. Особенно характерным я считаю поведение священника {...}, который вел себя крайне подозрительно и творил явно незаконные действия. Например, за время моих четырех к нему посещений мной установлено, что {. } очень часто собирал собрания под видом перевыборов церковного совета, тогда как по закону церковный совет выбирается на три года, а в Салаире по вопросу о перевыборах и другим вопросам проводились собрания гораздо чаще. Так, за последнее время, насколько мне известно, проводилось три-четыре собрания. Кроме того, при посещении я всегда заставал у священника {.} группу мужчин и женщин, в квартире у них всегда фигурировал председатель церковного совета { }, по социаль-
ному положению как будто кулак. Что говорилось на этих собраниях и сборищах на квартире я точно сказать не могу. С появлением меня эти группы расходились по домам.
Не менее характерен по своей подозрительности тот факт, что салаирский церковный совет, руководимый {...}, имеет какую-то связь с Барнаульской обновленческой общиной, куда в эту уже зиму председатель церковного совета выезжал три раза якобы за покупкой свеч, тогда как в этих поездках совершенно нет большой надобности, так как свечи можно получить почтой непосредственно из Москвы или из нашей Томской епархии. Тем более это становится подозрительным, потому что в Барнауле нет общины сергиевского течения, а только обновленческого. И командировки притом столь частые из-за одних лишь свечей явно бессмысленны. Причем в должности второго священника в лице Троицкого, оказавшегося без документов по протекции {...}, также имеет связь с неблагонадежным элементом. Этот Троицкий со слов заштатного священника {...}, проживающего в настоящее время в Салаире, был осужден властью на восемь {. }, 8 лет, и из-под стражи бежал, об этом знал { }, принимая его вторым свя-
щенником в свою церковь. Но об этом не {донес} ни мне, ни властям» [1, №. 45-46]
Анатолий Левицкий отгораживается от предполагаемых заговорщиков, но роль главного заговорщика уже приуготовлена именно ему.
Судя по содержанию последнего допроса, отцу Александру становится известно о лжесвидетельствах, якобы доказывающих проведение нелегальных контрреволюционных сборищ в его квартире. Он начинает понимать механизм запуска оговоров, стравливания обвиняемых, манипули-
рования, которым управляет следственный комитет, для того, чтобы сложилась нужная следствию картина.
На последнем допросе батюшка не дает никаких признательных показаний и отрицает свою вину в организации контрреволюционных собраний.
Протокол допроса от 6 мая 1933 года:
Левицкий: «{...} я знал как председателя церковного совета с. Бачаты, где я и занимал должность священника-благочинного, отношения были дружественными, мы бывали друг у друга в гостях, как связанные общностью церковных интересов. Бывали случаи, что {.} бывал у меня в квартире, вместе с {. } последний хотя и никакого отношения к церкви не имел, но бывал у меня в доме как старый мой знакомый, ему я после отбытия его ссылки в Нарыме оказывал материальную помощь - давал взаймы деньги, так как, выдя из ссылки в 1932 году, он не имел своей шубы. {...} также бывал в моем доме, как мой хороший знакомый. {. } является хозяином моей квартиры. Никаких нелегальных собраний в моей квартире с обсуждением политических вопросов в моем присутствии не было, что же касается того, что в моей квартире в этих случаях закрывались окна - окна в моей квартире вообще закрывались вечером при огнях. Показания {.} о том, что у меня в квартире бывали нелегальные контрреволюционные сборища, я отрицаю и считаю их ложными, так как хотя и названные лица у меня в квартире бывали, но на политические вопросы суждений не вели. Больше добавить ничего не имею» [1, №. 91-92] .
К сожалению, нет возможности сравнить показания отца Анатолия с другими. Но в итоге его сделали главным обвиняемым по этому делу, объявив руководителем «церковно-монархической повстанческой контрреволюционной организации», которая имела целью «вооруженное выступление против советской власти на случай интервенции». [1, №. 107]
В мае 1933 года отец Анатолий был осужден «тройкой» при ОГПУ на пять лет концлагерей и сослан в Сиблаг. К тому времени он уже болел туберкулезом.
В учетно-статистической карточке заключенного есть несколько штрихов, запечатлевающих внешность Анатолия Левицкого: рост средний, телосложение правильное, волосы светло-русые, глаза серые, нос большой. [2, №. 34].
Из пересыльной тюрьмы осужденного отправили в Ново-Ивановский лагерный пункт. НовоИвановский ОЛП являлся сельскохозяйственным отделением Сиблага. При нем была свиноферма, сельскохозяйственные угодья, на которых работали заключенные. Кое-что из производимой продукции попадало на скудный стол заключенных. Но в остальном порядки там были такие же суровые, как и в других советских концлагерях, Писать письма на волю, получать оттуда посылки
разрешалось лишь раз в месяц. А для осужденных за контрреволюционную деятельность, как для отца Анатолия, лишь один раз в три месяца. Свидания - раз в полгода. Заключенные жили в переполненных, плохо протапливаемых бараках. Работали по 12-13 часов [4, с. 60, 75].
Несмотря на такое «деревенское содержание», лагерь оказался злокозненным для многих его обитателей и в особенности священнослужителей. Здесь было организовано два политических процесса, по которым были вынесены смертные приговоры.
После печально известного секретного указа НКВД № 00447 от 30 июля 1937 года «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», который дал старт новому витку террора, в лагерях Кузбасса были организованы несколько групповых политических процессов: Антибесский - 2 процесса, Ахпунский - 2 процесса, Ново-Ивановский - 2, Сусловский -1, Юргинский - 2.4 Таким образом, всего по нашим данным прошло девять процессов, которые закончились для подавляющего большинства их участников казнями. Всего в Кузбассе к этому времени существовало 16 лагот-делений Сиблага.[3, с. 67]
Процессы в лагерях, как и повсеместно, заранее режиссировались: подбирались жертвы, «руководители». Сразу после указа НКВД № 00447 в лагерях произвели перемещения заключенных: некоторых епископов, архиепископов перевели в те лагеря, где планировалось организовать крупные групповые политические процессы. Так, архиепископа Евсевия Рождественского в августе 1937 года переводят из Юргинского в Ахпунский лагпункт. Епископ Аркадия Ершов в сентябре 1937 года был переведен из Мариинского распределительного пункта в Ново-Ивановский лагерь, где готовилось дело архиепископа Павлина (Кро-шечкина) По нему был арестован и Анатолий Левицкий.
В деле сохранилась характеристика на Анатолия Левицкого, написанная после его ареста, 3 октября 1937 года начальником 3-й зверофермы. Все подобные характеристики были стандартно отрицательными: «За время содержания в НовоИвановском отделении при 111-й звероферме содержался в подконвойном городке на общих подконвойных работах. К выполнению порученной работы относился плохо, потому что вместо мобилизации масс на выполнение задания способствовал разложению в бригадах дисциплины, создавал не доверие руководству, что способствовало падению трудовой и лагерной дисциплины» [2, л. д. № 35].
Аресты всех участников процесса прошли 30
4 Сводные данные по процессам сделаны на основе выборки приговоров, приведенных в книге: Новомученики и исповедники земли Кузнецкой Кемерово, 2011.
сентября-1 октября 1937 года. Было арестовано восемь заключенных: архиепископы Павлин Кро-шечкин, Глеб Покровский епископ Аркадий Ершов, иеромонах Петр Чернышов, священник Ни-кандр Чернелевский, псаломщик Киприан Анни-ков, имя восьмого арестованного установить не удалось. Сразу же они были допрошены.
На допросе отец Анатолий был тверд, немногословен. Теперь его не сбивали с толку ничьи показания и свидетельства. Он усвоил: любые компромиссы со следствием невозможны, они не улучшают участи и только растравляют совесть. Вины своей не признал.
Протокол допроса от 30 сентября 1937 года:
Вопрос: «Вам предъявляется обвинение, что вы, находясь в подконвойном городе НовоИвановского отделения, участвовали в контрреволюционной группе, возглавляемой заключенным Крошечкиным, вели среди заключенных контрреволюционную агитацию, направленную на дискредитацию соввласти. Дайте показания по существу предъявленного вам обвинения.
Ответ Левицкого: Предъявленные мне обвинения я отрицаю. В контрреволюционной группе я не участвовал. Не отрицаю, что с заключенным {.} я знаком, также не отрицаю и того, что с каждым из указанных мной лиц неоднократно беседовал по вопросам, касающимся только нашей службы в прошлом, но вопросов политического характера в беседах не затрагивали. Не скрываю, я и {.} собирались на исполнение своих религиозных обрядов. Надо отметить, что {...} бывал на этих сборищах реже, чем мы все остальные.
Вопрос: Кто руководил этими сборищами?
Ответ Левицкого: Этими сборищами руководил {...}.
Вопрос: Кто оповещал вас об этих сборищах?
Ответ Левицкого: Оповещать никто не оповещал, но заранее условливались о времени и месте сборища.
Вопрос: Вы не говорите всей правды, скрываете. На этих сборищах велись контрреволюционные разговоры. Следствие требует говорить правду.
Ответ Левицкого: Я заявляю, что на этих сборищах проводилось только исполнение религиозных обрядов. На политические темы мы никаких разговоров не вели, и контрреволюционных разговоров там не было».
На дополнительных допросах (без даты) ему зачитываются показания «свидетелей». Но отец Анатолий уже знает цену этим «свидетельствам» и способ их получения.
Вопрос: «Вы на допросе 30 сентября сего года отрицали вашу принадлежность к контрреволюционной группе, а также отрицали, что вы занимаетесь контрреволюционной агитацией. Вам зачитываются показания Серебреникова, изобличающие вас в вашей контрреволюционной агитации. Дайте правдивые показания следствию.
Ответ Левицкого: Показания Серебреникова я категорически отрицаю, ни о каком советском собачьем ящике я не говорил. Также не говорил во время проверки, что получается как при опричнине Ивана Грозного. И не говорил 26-27 сентября о шкурке от жидовского чина. Никакой контрреволюционной агитацией я не занимался и заниматься не намерен.
Вопрос: Вы лжете, дайте правдивые показания.
Ответ Левицкого: Я дал правдивые показания, так как я этого не говорил.
Вопрос: Вы отрицаете, что вы занимались контрреволюционной агитацией, но вы изобличаетесь свидетельскими показаниями. Вам зачитываются показания свидетеля {. }. Дайте следствию правдивые показания.
Ответ Левицкого: Показания свидетеля {.} я отрицаю, так как это ложь.
Вопрос: Вам зачитываются показания третьего свидетеля Савченко, изобличающие вас в контрреволюционной агитации. Дайте правдивые показания.
Ответ Левицкого: Показания Савченко я отрицаю, так как я этого не говорил.
Вопрос: Вы категорически отрицаете показа-
ния всех свидетелей, но вы лжете. Дайте следствию правдивые показания.
Ответ Левицкого: Все показания свидетелей я отрицаю полностью, так как на меня показывают ложно.
Вопрос: Что еще можете показать по вашему делу?
Ответ Левицкого: Больше по делу показать ничего не могу» [2, л.д. № 30, 31, 33].
Если сравнить протоколы допросов 1933 года и 1937, то, как видно, они разительно отличаются друг от друга. В последнем нет ни уныния, ни попытки оправдаться, не называются имена - ни единого компромисса. В лагере отец Анатолий как будто обрел духовную силу и твердость.
28 октября Анатолия Левицкого и других обвиняемых приговорили к высшей мере наказания. 3 ноября 1937 года он вместе с другими шестью осужденными был расстрелян и погребен в безвестной могиле. Судьба восьмого безымянного арестованного неизвестна. На Архиерейском Соборе РПЦ 20 августа 2000 года были причислены к лику святых пять казненных по делу архиепископа Павлина Крошечкина священнослужителей, среди которых был и отец Анатолий Левицкий.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Архив УФСБ России по Кемеровской области, д. № П-12346.
2. Архив УФСБ России по Кемеровской области д. № П-12421.
3. Бикметов Р.С. Использование спецконтингента в экономике Кузбасса 1929-1956. -Кемерово: Изд-во КузГТУ, 2009. - 430 с.
4. Гвоздкова Л. И. Сталинские лагеря на территории Кузбасса. 30-40-е годы. - Кемерово: Кузбассву-зидат, 1994. - 258 с.
5. Новомученики и исповедники земли Кузнецкой. - Кемерово: Скиф, 2011. - 408 с.
6 Новомученики и исповедники за Христа пострадавшие в годы гонений на Русскую Православную Церковь в ХХ веке: электронная база данных/ Православ. Свято-Тихон. Гуманитар. Ун-т иКЬ http://kuz3.pstbi.rU/bin/code.exe/frames/m/ind_oem.html/ans (дата обращения: 12 июня 2012).
□ Автор статьи:
Правда Вера Леонидовна, канд. истор. наук, доцент каф. отечественной истории, теории и истории культуры КузГТУ, Email: veralavrina@yandex.ru
От редакции
Кроме репрессированных священнослужителей, об увековечении памяти которых обеспокоилась, на пространстве от Темиртау до Мариинска и далее на север, до Васюганских болот, в 1931-1953 гг. были уничтожены сотни тысяч простых и не простых смертных без различия вероисповедания - «троцкистов» и старых большевиков, «уругвайских шпионов», «инженеров-вредителей», вузовских профессоров и литераторов, забывших правило «держать язык за губами», бывших белых и красных офицеров, владельцев двух лошадей или коров (раскулаченных «в порядке разнарядки» как врагов колхозного строя)... - с соизволения Мудрого Вождя и Учителя, до сих пор почитаемого политическими спекулянтами («тогда был Порядок») и деятелями, оказавшимися отодвинутыми «от кормушки власти». Памятники, заложенные в 90-х, не установлены. Интерес к людям, объявленным «врагами народа», угас? Из-за традиционной российской недоступности архивов или погружения современных историков в «ценности общества потребления»?
