CC BY
33Новое социальное государство как модель посткризисного развития
Анна ОчкинА
Анна ОчкинА. Кандидат философских наук, доцент, заведующая кафедрой методологии науки, социальных теорий и технологий Пензенского государственного университета. Адрес: 440008, Пенза, ул. Лермонтова, 37.
E-mail: [email protected].
Ключевые слова: экономический кризис, неолиберализм, социальное государство, социальная модернизация.
Возможности социального компромисса в заданных капитализмом ограничениях исчерпаны, но и стабилизирующие капитализм структуры утрачивают под воздействием противоречий своего развития эффективность и жизнеспособность. Социальное государство переживает сегодня свой собственный кризис, содержание которого не исчерпывается ограничениями финансирования и коммерциализацией. Политика подчинения институтов социального государства капиталу спровоцировала целый ряд внутренних кризисов институтов социального государства. Сегодня буржуазные государства достигли предела возможностей реформирования капитализма в рамках его перманентной логики. Выход за пределы этой логики предполагает решение задач социальной модернизации, радикального преобразования экономических, социальных и политических институтов общества.
THE NEW WELFARE STATE AS THE MODEL OF POST-CRISIS DEVELOPMENT
Anna Ochkina. PhD in Philosophy, Associated Professor, Head of the Scientific Methodology, Social Theories and Technologies Department of the Penza State University.
Address: 37 Lermontova str., Penza 440008, Russia. E-mail: [email protected].
Keywords: economic crisis, neoliberalism, Welfare State, social modernization.
The economic crisis that began in 2008 can truly be called a systemic crisis. The social, economic and political institutions that capitalism created for its own stability today not only impede the free movement of capital and thus are destroyed by the bourgeois state, but they themselves can no longer grow in the old social, economic and legal framework. The welfare state is now experiencing its own crisis. The only alternative to the current situation is the transformation of the social sphere without subordination to the purposes of production. Meanwhile, the most radical global revolution will not stop the unfolding global crisis and will not bring relief if it cannot develop and implement a strategy of social modernization.
ГИБЕЛЬНОСТЬ СПАСЕНИЯ:
СИСТЕМНЫЙ ХАРАКТЕР СОВРЕМЕННОГО КРИЗИСА
¡gggjgüSI КОНОМИЧЕСКИЙ кризис, начавшийся в 2008 году |S|Sjl и не преодоленный до сих пор, по праву можно назвать
системным кризисом 1 . Те социальные, экономические и политические институты, которые капитализм создавал ради собственной стабилизации, сегодня не только препятствуют свободному движению капитала и потому разрушаются буржуазным государством, но и сами уже не могут развиваться в прежних социальных, экономических и правовых рамках. Нужно отметить, что современный кризис—это кризис неолиберальной модели общества. Неолиберальная реставрация (начавшаяся приблизительно с середины 70-х годов XX века), инициированная конкретными представителями буржуазной элиты, имела вполне объективные причины. Таких причин было несколько:
С одной стороны, усталость и растерянность социал-демократии, а с другой — решимость правящих элит, стремившихся радикаль-
1. Американский социолог Джереми Бричер оценивает нынешний кризис как ставящий под вопрос «условия выживания человечества» (Brecher J. Save the humans. L.: Paradigm Publishers, 2002. P. 219). Из более сдержанных оценок можно предъявить публикации Уолдена Белло, который рассматривает происходящее как «кризис старого порядка», аналогичный тому, что имел место в Европе конца XVIII века (Bello W. The Global Economy in 2011: Recovery Recedes, Convulsion Looms // Focus on the Global South. January 3, 2011. URL: http://www.tni.org/article/global-economy-2011-recovery-recedes-convulsion-looms), а также мнение Джозефа Стиглица, который отмечает неспособность системы скорректировать политику даже после того, как она продемонстрировала свою несостоятельность, и пишет про «идеологический кризис западного капитализма»: Stiglitz J. The Ideological Crisis of Western Capitalism // Project Syndicate. July 6, 2011. URL: http://www.project-syndicate.org/commentary/stiglitz140/English.
но изменить правила игры. И все же неолиберальная реставрация никогда не завершилась бы успехом, если бы не начинающаяся технологическая революция 2.
Неолиберальная экономическая политика стала возвращением к некоему «идеальному капитализму» в условиях, когда логика движения капитала окончательно оторвалась от логики воспроизводства и развития общества, стала абсолютно враждебна ей3. В этом смысле победа неолиберализма, закрепленная политически и обусловившая изменения в социальной и экономической политике большинства стран, оказалась разрушительной для самого капитализма. Сегодня неолиберальное «лечение» капиталистической экономики порождает не меньше кризисов, чем сама болезнь. Нелишне поэтому вспомнить, как капитализм справлялся с предыдущими кризисами.
Двадцатый век показал, что эффективные антикризисные меры разрабатывались на антикапиталистической основе, решения находились за пределами традиционных капиталистических стратегий и мотиваций. По сути дела, «Новый курс» Рузвельта, взятый им после Великой депрессии, фашизм в Германии и Италии, социальные преобразования в Европе после Второй мировой войны — все эти попытки преодоления кризиса доказывали только, что капитализму необходимо «внешнее управление», внешние ограничения, которые он не в состоянии выработать в своих пределах, по своим правилам. Капитализм вообще не самодостаточен как социальная система, он не производит собственных стабилизаторов, эффективных механизмов социального и культурного воспроизводства, ибо цель свободного роста капитала и связанное с этим превращение рынка во всеобщее социальное отношение не нуждаются в социокультурных рамках, напротив, способ-
2. Кагарлицкий Б. Ю. Восстание среднего класса. М.: Ультра-Культура, 2003. С. 14.
3. Ср.: «Неолиберальная экономическая система имела в своей основе противоречия, развитие которых определило конец ее существования. Производимые в странах периферии товары должны были продаваться в центре — в развитых западноевропейских и североамериканских странах. Но по мере выноса из них производства потребительские возможности населения уменьшались, лишь очень ограниченно компенсируясь „новой экономикой": сферой услуг и информационных технологий. Рост потребительских рынков стран промышленной периферии не мог покрыть растущий дефицит спроса». Колташов В., Кагарлицкий Б., Романенко Ю., Герасимов И. Экспертная группа ИГСО: Кризис глобальной экономики и Россия // Левая политика. 2008. № 5. С. 21.
ны разрушить любые рамки и ограничения4. Различные варианты, с одной стороны, социального государства, с другой стороны, авторитарного либерализма стали основами для моделей таких внешних ограничителей.
Два противоположных ответа буржуазных государств кризису 30-х годов прошлого века представляли собой различную комбинацию экономических и политических рычагов управления капиталистической стихией. Фашистский вариант базировался на примате политического управления, обеспечивающего степень мобилизации общества, необходимую для предотвращения немедленного развала экономики. Одновременно, однако, под систему была подложена бомба сверхмилитаризации и социальной дифференциации, которая стала для фашистских режимов механизмом самоуничтожения.
Любые импульсы, посылаемые в экономику, в таких условиях не работают долго, поскольку не находят свободных и творчески настроенных агентов, ориентированных на созидание. Из всех видов социальной активности поощряется, прежде всего, агрессия. Но направлена она не на то, что является истинной причиной социальной напряженности и недовольства. Углубление социально-экономических противоречий продолжается с одновременным ослаблением трудового и социально-культурного потенциала общества, который мог бы быть использован для преодоления этих противоречий.
Противоположной моделью выхода из кризиса оказалась кейн-сианская модель (и близкий к ней «Новый курс» Ф. Д. Рузвельта) и особенно выросшее из нее социальное государство. В этой модели преимущество было за социально-экономическими решениями, которые, в свою очередь, требовали соответствующей трансформации политических институтов. Кейнсианство, разумеется, не является антикапиталистической теорией, но именно оно стало основой поиска антикапиталистических форм разрешения социально-экономических противоречий капитализма. Прежде всего, Дж. М. Кейнс обосновывал ту идею, что общество обладает потребностями, не сводимыми к сумме индивидуальных
4. См. работы Й. Шумпетера, который отмечает, что в позднефеодальном обществе «преграды не только сдерживали буржуазию, но ее и защищали» (Шумпетер Й. А. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. М.: ЭКСМО, 2007. С. 516). Согласно его логике, ту же функцию в позднем капитализме выполняет и Welfare State. 20 лет «успешного» развития неолиберализма как раз доказали — от обратного — правоту австрийского мыслителя.
потребностей и в такой «индивидуализированной» сфере общественной жизнедеятельности, как экономика. Во-вторых, он доказывал необходимость масштабного вмешательства государства в экономическую деятельность, причем вмешательства постоянного и институционально оформленного. И в-третьих, Кейнс говорил об обществе как о системе, которой для выживания необходимо подчинение индивидуального интереса общественному. При этом великий экономист открещивался от возможных обвинений в социализме. Он настаивал на математической доказанности и прагматичности своих взглядов и уверял в верности «историческим традициям»:
В некоторых других отношениях вышеизложенная теория является по своим выводам умеренно консервативной. Хотя она и указывает на жизненную необходимость создания централизованного контроля в вопросах, которые ныне в основном предоставлены частной инициативе, многие обширные сферы деятельности остаются незатронутыми. Государство должно будет оказывать свое руководящее влияние на склонность к потреблению частично путем соответствующей системы налогов, частично фиксированием нормы процента и, возможно, другими способами. Более того, представляется маловероятным, чтобы влияние банковской политики на норму процента было само по себе достаточно для обеспечения оптимального размера инвестиций. Я представляю себе поэтому, что достаточно широкая социализация инвестиций окажется единственным средством, чтобы обеспечить приближение к полной занятости, хотя это не должно исключать всякого рода компромиссы и способы сотрудничества государства с частной инициативой. Но, помимо этого, нет очевидных оснований для системы государственного социализма, которая охватила бы большую часть экономической жизни общества (курсив мой.— А. О.). Не собственность на орудия производства существенна для государства. Если бы государство могло определять общий объем ресурсов, предназначенных для увеличения орудий производства, и основных ставок вознаграждения владельцев этих ресурсов, этим было бы достигнуто все, что необходимо. Кроме того, необходимые меры социализации можно вводить постепенно, не ломая установившихся традиций общества 5.
В свою очередь, «Новый курс» в США проводил Франклин Делано Рузвельт, убежденный антикоммунист и «элитарист». Ошибоч-
5. Кейнс Д. М. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Гелиос АВР, 2002. С. 141.
но было бы думать, будто Рузвельт выступал, пусть и невольно, с антикапиталистических позиций. Скорее, он стремился сделать государство главным игроком на экономическом поле, который имеет преимущественное право в выборе партнера.
Крупный капитал давно добился укрепления промышленных ассоциаций, разделения рынков между ними и прекращения действия антитрестовского законодательства. Эти идеи пропагандировались Национальной ассоциацией промышленников и Торговой палатой, за них ухватился и Рузвельт. Он высказался за совместное «планирование» правительства и предпринимателей, иными словами, отстаивал укрепление государственно-монополистического капитализма (курсив мой.—А. О.). Р. Моли осторожно указал президенту, что это идет вразрез с главными догматами свободного предпринимательства и основной философией американского капитализма, на что ФДР (Франклин Делано Рузвельт. — А. О.) резонно возразил: «Если бы эта философия не потерпела банкротства, сегодня здесь сидел бы Герберт Гувер». В начале мая (1933 года. — А. О.), выступая на съезде Торговой палаты, Рузвельт призвал: «Не допустить перепроизводства, несправедливой заработной платы и уничтожить неподобающие условия труда»6.
«Новый курс,— сообщил ФДР на митинге в штате Висконсин летом 1934 года,— стремится сцементировать наше общество, богатых и бедных, работников физического и умственного труда, в добровольное братство свободных людей, работающих вместе на благо всех». Через несколько месяцев на собрании банкиров Ф. Рузвельт объяснил: правительство — «выражение единства и руководитель всех групп в стране», а обязанность президента — «найти среди многих противоречивых элементов единство цели, наилучшим образом устраивающей всю нацию». Подняв этот идеологический штандарт, ФДР выступил в поход в знаменательном 1935 году7.
Франклин Делано Рузвельт, 32-й президент США, единственный в истории этой страны избиравшийся более чем на два срока (он четыре раза принимал присягу президента США), кое в чем пошел дальше Кейнса, по крайней мере в его программе более заметен социальный элемент. Отчасти это — попытка растоптать «гроздья гнева», созревшие в стране во время Великой де-
6. Яковлев Н. Н. Франклин Рузвельт: человек и политик. Новое прочтение. М.: Международные отношения, 1981. С. 152.
7. Там же. С. 192.
прессии. Но во многом Рузвельт интуитивно стремился воспрепятствовать тому, что составляет главное бедствие капитализма: нуждаясь в неисчерпаемых трудовых ресурсах для обеспечения постоянного роста капитала, система разрушает базу воспроизводства и развития этих ресурсов, стремясь снизить издержки производства и, следовательно, затраты на живой труд. Именно поэтому Рузвельт предупреждал, что вводимые им принципы социального обеспечения представляют собой отнюдь не только социальный компромисс, в рамках которого правящие круги «подкармливают» низы для снятия социальной напряженности. Он утверждал, что рабочему необходимо не просто чем-то кормить себя и свою семью в период безработицы, но и сохранять свое достоинство, потребность и возможность трудиться, сохранять веру в свою страну и желание служить ей. Иными словами, «Новый курс» пытался ориентироваться на то, чтобы сохранять и поддерживать трудовую и социально позитивную мотивацию в тот период, когда собственно капиталистические стимулы, факторы деятельности homo economics, перестают такую мотивацию создавать и поддерживать. По крайней мере, предлагая заменить финансовую помощь безработным планом обеспечения работы,
Ф. Рузвельт заявил: «Я не хочу допустить, чтобы жизненные силы нашего народа еще больше подрывались выдачей пособий наличными деньгами, продовольственными пакетами или предоставлением на несколько часов в неделю работы по уходу за газонами, сгребанию листьев или уборке мусора в общественных парках. Мы должны спасти рабочих не только физически, мы должны также сохранить их уважение к себе, мужество и решимость». Смысл плана: не подачки, а обеспечение работой 8.
При всех противоречиях и кейнсианской модели, и «Нового курса» они, как показала история, стали более адекватным ответом на вызовы экономических кризисов, чем фашистский вариант. Но попытки регулирования капитализма требовали создания социальных институтов, которые постепенно приобретали самостоятельность и относительную автономность развития, становились факторами формирования социальной структуры и общественного сознания. Социальная структура общества, его экономическая структура, культурные и психологические характеристики становились сложнее и многослойнее. Но доми-
8. Там же. С. 192.
нирующей целью общественного производства оставалось получение прибыли, и эта цель стремилась подчинить себе деятельность всех социальных институтов и развитие всех общественных отношений.
По мере того как экономика укреплялась, получив новые импульсы и стабилизировавшись за счет работы регулятивных механизмов, само это регулирование стало казаться правящему классу и представлявшим его интересы буржуазным правительствам излишним. Государственное регулирование было объявлено неэффективным, сдерживающим свободную конкуренцию и подавляющим предпринимательскую активность. Начались демонтаж регулятивных государственных механизмов, коммерциализация связанных с ними нерыночных секторов, передача ряда функций от государственных институтов коммерческим.
Оправившись после потрясений Великой депрессии и Второй мировой войны, буржуазные правительства в соответствии с логикой частного интереса стали стараться во что бы то ни стало расчистить дорогу капиталу, развивая в экономике те самые тенденции, которые и привели к предыдущим кризисам. Создание стабилизирующих структур и институтов воспринималось правящим классом в развитых капиталистических странах как вынужденный компромисс, а
...к началу 1980-х годов на фоне нарастающего кризиса советской системы и постепенного ослабления левых на Западе этот компромисс воспринимался уже не только как крайне дорогостоящий, но и как ненужный. Возможности кейнсианской модели были исчерпаны, ее негативные стороны (инфляция, бюрократизация) в полной мере очевидны 9.
Попытки буржуазных правящих кругов освободиться от стабилизирующих общество не-капиталистических институтов подрывали и подрывают условия и капиталистического развития тоже. «Либерализм, провозглашающий принцип „меньше государства", постоянно нуждается в полицейском принуждении, чтобы осуществить свои идеи на практике. На первый взгляд кажется странным, что либерализм, будучи идеологией буржуазии, нападает на буржуазное государство, изображая его неэффективным, насквозь бюрократизированным и в значительной степени беспо-
9. Кагарлицкий Б. Ю. Кризис и мы. Как это происходит // Русская жизнь. 12.08.2008. URL: http://www.rulife.ru/old/mode/article/849/.
лезным»,— отмечает политолог Б. Ю. Кагарлицкий и совершенно справедливо видит в этом мнимое противоречие, ибо
...либерализм направлен против не-буржуазных элементов в буржуазном государстве. Он не против полицейского насилия (когда оно направлено на защиту частной собственности), но постоянно призывает свести к минимуму роль институтов, не связанных непосредственно с защитой капиталистического порядка. Парадокс в том, что социальные уступки стабилизируют капиталистические отношения куда эффективнее, чем полицейские репрессии. Поэтому последовательные либеральные идеологи то и дело выступают в неожиданной для себя роли людей, которые дестабилизируют буржуазный порядок, навлекая на себя не только гнев государства, но и недовольство прагматически мыслящих лидеров бизнеса10.
Экономическая политика буржуазных правительств всегда была подчинена логике накопления капитала, что требовало устранения всяких препятствий для его движения и максимального освобождения от «ненужных и непроизводительных трат». Самыми ненужными и непроизводительными всегда оказывались расходы на людей. «Продолжительное замедление темпов накопления капитала, а также отказ корпораций повышать заработную плату, позволявший поднять норму прибыли, наряду с мерами государства по сокращению социальных расходов (чтобы увеличить капиталистическую прибыль) привели к замедлению темпов роста инвестиций, потребительского и государственного спроса и, следовательно, роста спроса в целом. Слабость совокупного спроса, которая была следствием сокращения доходности, долгое время служила главным препятствием для роста в развитых капиталистических экономиках. Для преодоления устойчивой слабости совокупного спроса правительствам западных стран во главе с Соединенными Штатами пришлось пойти на значительное увеличение долга, используя для этого все более разнообразные и изощренные каналы»".
Однако вопреки букве неолиберальной доктрины «меньше государства» в экономике не становилось. Специфика антикризисных мер, повсеместно применяемых правительствами затронутых кризисами стран, состоит в том, что государство активно вмешивается в экономику, увеличивая свои расходы. Но средства направляются не на стимулирование экономики через развитие общества
10. Он же. Политология революции. М.: Алгоритм, 2007. С. 20-21.
11. Бреннер Р. Разорительный кризис на марше // Прогнозис. 2008. № 3 (15). С. 104.
(хотя бы по Дж. М. Кейнсу и Ф. Д. Рузвельту), а на сохранение неолиберального порядка (то есть порядка, спровоцировавшего кризис). Правительства спасают банки, одновременно урезая социальные расходы под предлогом тяжелого положения экономики.
Политика покрытия частных долгов за счет государственных средств (распространяющаяся сегодня, по выражению немецкого политика Гр егора Гизи, практика социализации убытков на фоне продолжающейся приватизации прибылей) привела к тому, что банкротами оказались финансовые институты государства. Это, в свою очередь, ударило по бизнесу. Наиболее адекватным формальной логике капитализма является либертаризм, согласно которому
...государство обязано содействовать лишь таким изменениям, которые отвечают критериям Парето. С точки зрения либертаризма принудительное перераспределение заведомо неприемлемо. Для либертаризма характерен последовательный индивидуализм, исключающий, в частности, возможность суммирования индивидуальных полезностей12.
Проблема в том, что последовательное выполнение либертиан-ской программы привело бы как минимум к стремительному разорению большей части буржуазии, а в перспективе — и к распаду общества. «Изъяны рынка» (market falls) — неотъемлемая, перманентная черта капитализма: рынок не обеспечивает (по определению) эффективных решений в сферах, необходимых для сохранения целостности общества, его развития и воспроизводства".
ВРАЖДЕБНОЕ ЕДИНСТВО: КАПИТАЛИЗМ И СОЦИАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО
Однако неправильно было бы объяснять кризис регулятивных механизмов только последовательной и осознанной атакой со стороны правящего класса. Погружение некапиталистических струк-
12. Якобсон Л. И. Экономика общественного сектора: основы теории государственных финансов. Учебник для вузов. М.: Аспект пресс, 1996. С. 80-81.
13. См., напр.: Stiglitz J., Ocampo J., Spiegel S., Ffrench-Davis R., Nayyar D. Stability with Growth: Macroeconomics, Liberalization, and Development. Oxford, N.Y.: Oxford University Press, 2006; Stigliz J. Regulation and Failure // New Perspectives on Regulation / D. Moss, J. Cisternino (eds). Cambridge: The Tobin Project, 2009. P. 11-23.
тур, отношений и мотиваций в капиталистическую среду само по себе было чревато кризисом. Столкновение различных систем ценностей и целей порождает противоречия, временные примирения которых лишь обостряют в дальнейшем противоречивость развития. Трагедия современности в том, что кризисы поразили сегодня не только имущий класс, но и тех, кто объективно ему противостоит.
Опыт прошедшего столетия показал, что воспроизводство позднеиндустриального общества не может происходить автоматически и стихийно, тем более под воздействием одних лишь рыночных факторов. Еще индустриальное производство принудило капиталистическое государство создавать постоянно действующие институты социализации, причем не только в системе профессионального обучения, но и в сфере гражданского и даже бытового поведения. Более того, необходимо было создавать системы социализации, обучения и просвещения, ориентированные на формирование определенного типа личности, без которого любое современное оборудование превращается в груду металлолома. Современные организации не могут работать без адекватной корпоративной культуры, которая обеспечивает актуализацию управленческих схем, взаимодействие и взаимопонимание между работниками. Позднеиндустриальные города и даже семьи могут нормально функционировать при условии интериори-зации массой населения единых правил и норм. Таким образом, институты социального государства, обеспечивающие решение этой задачи, становятся базовыми для существования общества как такового.
Говоря марксистским языком, в той мере, в которой человек является ключевым элементом производительных сил и субъектом производственных отношений, институты социального государства становятся элементами «базиса» общества. При этом идеологическая и политическая «надстройка» не признает за ними эту роль. Таким образом, сущностное противоречие капитализма между общественным характером производства и частнособственническим характером присвоения приобретает сегодня форму противостояния между гуманистическим назначением социального государства и его прагматическим сужением до функций правительственной благотворительности. Это противоречие делает само воспроизводство общества конфликтным и по факту — суженным, чреватым гигантскими потерями человеческого потенциала. Это наносит удар и по боготворимой неолиберальными авторами экономической эффективности, чего они категорически
не понимают. Парадоксально, что в этом непонимании с ними солидарны и догматические марксисты, которые не видят связи между производством железа и воспроизводством общества. Сегодня такое непонимание тем более непростительно, что общество уже не может существовать без масштабного социального сектора общественного производства (образования, здравоохранения, культуры и т. п.), в котором предметом, субъектом и средством труда является сам человек.
Возможности социального компромисса в заданных капитализмом ограничениях исчерпаны, но и антикапиталистические структуры — социальное государство, система образования, наука и культура, управление — утрачивают под воздействием противоречий своего развития эффективность и жизнеспособность. Социальная сфера воспринимается неолиберальными идеологами и политиками как затратный навес над экономикой, в лучшем случае как неизбежное зло. Но социальная сфера необходима для обеспечения кадровых потребностей экономики, для удовлетворения социально-культурных запросов общества, для обеспечения социальной стабильности. Она отвечает за реализацию общественно значимых целей и в современных условиях может развиваться только в рамках государства. Государство также нуждается в социальной сфере, однако интересы правящего буржуазного класса то и дело приходят в противоречие с интересами общества и, следовательно, с логикой развития социальных секторов. Навязывание буржуазным государством социальной сфере своих правил игры встречает сопротивление слоев, заинтересованных в поступательном развитии образования, здравоохранения, социально-культурной сферы и социальной помощи. Но и без государства социальная сфера развиваться не может14.
Буржуазное государство навязывает социальной сфере такие реформы, которые усугубляют кризис и этой сферы, и самого государства. И сегодня мало одного устранения бюрократического или рыночного давления на эти институты, необходима их радикальная трансформация, изменение самих принципов функционирования.
Развитие общественного сектора позволило расширить и отрегулировать производство общественных благ, дало возможность
14. См.: Кагарлицкий Б. Ю. Политология революции. С. 21; Очкина А. В. Когнитивный диссонанс или слепота зрячих. К вопросу о современных реформах социальной сферы в России // Межвузовский сборник научных трудов. Пенза: ПГПУ им. В. Г. Белинского, 2011.
принимать относительно эффективные решения в зонах изъянов рынка. Одновременно развивался институт социальной помощи, поддержки нетрудоспособных членов общества, который стал необходим капитализму, уничтожившему или значительно ослабившему традиционные формы такой поддержки. Постепенно институт социальной помощи расширяется и включается в формирующееся социальное государство. Функции социального государства усложняются по мере его развития, но в основном они подчинены двум целям: сохранение и поддержание платежеспособного спроса, поступательное развитие общества потребления и обеспечение сохранения, развития и воспроизводства трудового и человеческого потенциала.
Последняя из перечисленных задач, впрочем, всегда была второстепенной для государства и первостепенной для общества. Социальные расходы стали особенно раздражать правящие круги, когда оправившемуся от депрессии обществу можно было предложить другой способ удовлетворения возросших социальных потребностей — потребительские кредиты. Одновременно с демонтажем системы государственного регулирования начинается и демонтаж социального государства. Так, функция поддержания совокупного спроса уже с начала 70-х годов прошлого века довольно успешно перепоручается системе потребительских кредитов. Калифорнийский исследователь Роберт Бреннер, исследуя динамику соотношения доли сбережений и заимствований в общем объеме располагаемого дохода домохозяйств, приходит к выводу об обратной пропорциональной зависимости этих показателей. Иными словами, утрачивая возможности оплаты текущих расходов и создания текущих накоплений, домохозяйства вынуждены покрывать дефицит за счет потребительских кредитов. Дефицит же семейных бюджетов формировался во многом из-за того, что значительная часть общественных благ становится социальными услугами, приобретаемыми за деньги, и часть бюджетов, таким образом, тратится на то, что раньше доставалось домо-хозяйствам бесплатно. В то же время сложившийся образ жизни, сформированные и во многом объективно обусловленные социальные потребности (связанные с уровнем образования, квалификации, профессиональными и статусными характеристиками) требуют сохранения сложившейся структуры потребления, что и обусловливает необходимость кредитов15.
15. Brenner R. What is Good for Goldman Sachs is Good for America: The Origins of the Present Crisis. Center for Social Theory and Comparative History. UCLA.
На графике, приведенном Р. Бреннером, линии личных сбережений и заимствований домохозяйств расходятся, образуя своего рода «американский крест». Такое сравнение может показаться бестактным, учитывая, что «русский крест» — страшная метафора российской демографической ситуации, за которой — преждевременная смертность, сокращение населения. Однако «американский крест» — это тоже трагедия, может быть менее интенсивная, отложенная, но остро ощущаемая как населением, так и исследователями. Американский исследователь Том Хартман в своей книге «Сжатые: необъявленная война против среднего класса и что мы можем сделать с этим» пишет:
Америка, где родился мой отец, ставила людей выше прибыли. Америка, где мы живем, ставит прибыль выше людей. В Америке моего отца 35% работающих были членами союзов, получали достаточное для выживания жалование, медицинскую страховку и достойную пенсию. <...> Эта Америка стремительно исчезает. Минимальная заработная плата — 5 долларов 15 центов в час — недостаточна для выживания. Рабочие не могут сегодня ожидать оплаты их медицинской страховки или пенсии. Пенсионные накопления исчезают. 30 000 работников General Motors потеряли свои места в 2005 году — и продолжаются разговоры о приватизации системы социального обеспечения. <...> Богатые становятся все богаче, а бедные все беднее16.
Другие исследователи также признают «генетическую» связь с социальным государством «нового среднего класса», идея которого в свое время, «несмотря на всю свою условность, размытость и почти неуловимость, оказалась очень важна для буржуазной системы. В ней выразилось буржуазное представление о благоустройстве, стабильности, добросовестности»!'. Однако сегодня «сжатие», «усыхание», рыночная трансформация социального государства, затронувшая даже самые благополучные страны Запада, приводят к исчезновению среднего класса. Иными словами, «американский крест», яснее всего демонстрирующий сегодня социально-экономическое положение наиболее активно работающих социальных слоев в самых богатых странах,— это символ отчуждения огромной массы людей от общественного
April 18, 2009. P. 72-73. URL: http://www.sscnet.ucla.edu/issr/cstch/papers/ BrennerCrisisTodayOctober2009.pdf.
16. Hartmann T. Screwed: The Undeclared War against Middle Class and What We Can Do about It. San Francisco, CA: Berett-Koehler Publishers, Inc. 2006. P. 3.
17. Кагарлицкий Б. Ю. Восстание среднего класса. С. 7.
богатства, изрядную долю которого они и создают. В работах американских и европейских исследователей последнего десятилетия содержатся самые тревожные выводы и самые мрачные прогнозы о будущем среднего класса. Экономисты и социологи единодушны: главная причина исчезновения среднего класса — разложение социального государства, сокращение социальных расходов^.
Неолиберальная политика стремится «выдавить» из экономики именно то, что после Великой депрессии сделало ее эффектив-ной,—человеческий фактор: творческую активность и заинтересованность человека в результатах своего труда как в условиях развития общества. Человеку оставлялись функции производителя и потребителя, причем, экономя на оплате усилий первого, неолибералы стремились сделать неисчерпаемыми возможности второго. Таким образом, антикризисные меры неолиберального толка были противоречивы в своей основе, что обусловило не только глубину нынешнего кризиса, но и его многослойность, многофакторность и принципиальную неразрешимость в рамках неолиберальной стратегии.
Дело в том, что эта стратегия не хочет считаться с объективной обусловленностью Welfare State в целом и государственной системы социальной защиты в частности развитием самого капитализма. Либеральным мыслителям свойственно считать социальное государство навязанным буржуазии компромиссом, условия которого можно менять относительно произвольно. Тем временем
... развитая потребность человека появляется с развитым разделением труда, но неравным доступом большинства населения к продуктам данного производства, базирующегося на разделении труда. <...> Если экономической основой социально-политической деятельности государства является промышленный способ производства и разделение труда, то социальной основой является объединение представителей наемного труда, чей интерес так же, как и интерес предпринимателей, покоится на данном производстве. <...> Социальная защита как легитимированная деятельность государства приобретает всеобщий характер, а потребности индивидов становятся политической категорией только на промышленной стадии производства, когда производитель-
18. См., напр.: Ornstein F. C. Class counts: Education, inequality, and the shrinking middle class. Lanham, MD: Rowman & Littlefield Publishers, 2007; Patico J. Consumption and Social Change in a Post-Soviet Middle Class. Washington, D. C. Woodrow Wilson Center Press, 2008; Brooks C., Manza J. Why Welfare States persist? Chicago; L.: The Unversity of Chicago Press, 2007.
ная сила общества — человек — начинает носить общественный характер. Этот общественный характер производства и человека предопределяет социально-политическую деятельность государства в социальной сфере и государственное управление потребностями человека".
Таким образом, социальное государство — органическая часть капиталистической системы. По крайней мере, потребность в государственной системе социальной защиты производится самим капитализмом в силу его объективных особенностей. Ослабление субъективного фактора — борьбы трудящихся за свои права— облегчает правящему классу смену правил игры, отказ от части условий социального компромисса. Но объективная необходимость поддержки нетрудоспособных граждан, обеспечения минимальных гарантий выживания во имя стабильности сохраняется. Именно капитализм подрывает или вовсе уничтожает традиционные институты, могущие обеспечить социальную защиту. Социальная помощь — сектор, который труднее всего коммерциализировать: потребность в пособии по безработице или бедности вряд ли может принять форму платежеспособного спроса. Буржуазные правительства вынуждены нести эти социальные расходы, урезая их при малейшей возможности.
Идея сокращения социальных расходов находит свои организационные формы. Возникает идея адресной помощи, которая основана на стремлении строго определить адресатов помощи и ни в коем случае не дать лишнего. Адресная помощь требует, правда, значительных затрат на выработку критериев ее предоставления, на выявление адресатов, на ее конкретную организацию и т. д. И все-таки адресный характер социальной помощи позволяет ограничить доступ к ней, оградить социальные программы государства от посягательств значительной части «благополучного» населения. Адресная помощь — необходимое организационно-правовое условие трансформации ряда социальных прав в социальные услуги, которые работающих и имеющих доход граждан принуждают приобретать на рыночных условиях.
Затратный характер социальной помощи соответствует неолиберальной концепции социальной защиты: она есть не более чем неизбежные (и неэффективные с точки зрения экономики) тра-
19. Стребков А. И. Социальная политика государства: понятийный фрагмент // Homo philosophans. Сборник к 60-летию профессора К. А. Сергеева. Серия «Мыслители». Вып. 12. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. С. 397.
ты на «социальную стабильность». Своего рода издержки рыночной экономики, неизбежно порождающей бедность. Социальная справедливость даже в таком кургузом понимании, согласно которому общество должно поддерживать своих нетрудоспособных членов, в неолиберальной концепции социального развития противостоит эффективности и понимается как вынужденное зло. Необходимость обеспечивать помощь только при предъявлении особых доказательств, необходимость ограничения круга людей, которым предоставляется помощь на основании определенных критериев, обусловливают бюрократизацию системы социального обеспечения. Бюрократизация, однако, оказывается не самым большим недостатком адресной помощи. При сокращении общественного сектора, то есть при ограничении каналов социальной мобильности, возможностей для развития, маневра, культурного роста личности социальная помощь способствует закреплению и воспроизводству бедности. Бедность становится своего рода профессией, являясь единственным или оптимальным источником заработка, стилем жизни, связанным даже с определенными обязательствами и моделями поведения. Человек или семья должны доказывать свою бедность разным инстанциям, выполнять их требования по оформлению и предоставлению необходимых документов, разбираться в инструкциях, следить за изменениями в законодательстве и т. п.
Адресная помощь, представляющаяся идеологам либерализма наименьшим злом по сравнению с «раздутым социальным государством», оказывается неэффективной и с экономической, и с социальной точек зрения. Она постоянно требует затрат, не давая возможности создавать условия для развития значительной социальной группы, напротив, удерживая эту группу в состоянии бедности, что означает постоянное воспроизводство потребности в затратах на социальную помощь. Иждивенческие настроения и модели поведения, порождаемые такой помощью,— это на деле маргинализация целых слоев населения, спровоцированная усеченным характером социального обеспечения. Ограничивая каналы социальной мобильности, шансы значительной части общества на улучшение своих жизненных условий, неолиберальная социально-экономическая доктрина превращает целый социальный слой в балласт и потом содержит его за счет работающих членов общества. Это непросто двойная несправедливость, это еще и крайне расточительное отношение к человеческим ресурсам. Постоянно борясь с неэффективностью социальной помощи, неолиберальные правительства либо сокращают расхо-
ды на нее, либо стараются ужесточить критерии предоставления и контроля за адресностью. Социальная помощь не становится эффективней, напротив, бедность увеличивается, а бюрократический аппарат растет20. В результате возникает социальный институт, действительно обременительный для общества и выполняющий функцию, противоположную той, для которой он создан: адресная социальная помощь консервирует и воспроизводит бедность вместо того, чтобы способствовать ее преодолению, усугубляет социальную несправедливость вместо того, чтобы противостоять ей.
Альтернативой адресной помощи является концепция социальных прав — государственных гарантий определенного уровня жизни и обеспеченности социально значимыми услугами, необходимыми для развития и культурного роста личности. Предоставление и обеспечение социальных прав и есть функции социального государства. Социальное государство — государство, гарантирующее своим гражданам определенный набор социальных прав: жизненных шансов, уровня жизни, определенный уровень социальной защищенности и доступа к культурным и информационным благам. Повторим, экономическая основа социального государства — развитое промышленное производство и НТР, социальная — объективно обусловленный рост образования и социальных потребностей, политическая — объединение трудящихся для защиты своих прав.
Однако социальное государство, развиваясь, заполняет собой все больше секторов общественного производства, способных давать прибыль и этим интересных для капитала: здравоохранение, образование, науку и культуру. Возникают социальные группы, «новые средние слои», которые зависят не от подачек государства, а от определенного социального порядка и которые при этом выполняют необходимые общественные функции, трудясь в социально значимых сферах. Социальное государство развивает относительно высокие потребности в тех слоях, которые оказываются связанными с ним профессионально, и в тех, которые нуждаются в нем для достижения и сохранения своего социального положения. С одной стороны, это означает, что социальное государство служит стабилизации и даже росту потребительского спроса, необходимых для развития капитализма. Но механизм потребительских кредитов становится однажды предпочтительней и не имеет такого неблагоприятно-
20. Очкина А. В. Указ. соч.
го для буржуазии эффекта, как развитие леводемократических настроений в обществе.
Социальное государство сформировало новую структуру социальных потребностей, естественной частью которой стала потребность в относительно высоком уровне социальной справедливости, понимаемой как наличие определенного набора прав и гарантий для всех членов общества. Эта потребность в развитых и наиболее благополучных буржуазных обществах постепенно оформилась как самостоятельная общественная потребность, детерминированная особой системой ценностей, а не уровнем социально-экономического благополучия тех или иных слоев. Проявление этой особой социальной потребности, обусловившей «союз студентов и рабочих и, что важнее, „среднего класса" и низ-
91
кооплачиваемых трудящихся» , стало неожиданностью для лево-либеральных правительств второй половины 2000-х годов.
Скорее всего, правые надеялись на обратную реакцию. Они думали, что «средний класс» решит: отлично, давайте все приватизируем и будем играть по коммерческим правилам — и тогда мы наконец-то сможем оплачивать качественное обслуживание в индивидуальном порядке. Вполне возможно, что в долгосрочной перспективе так и случится. Но именно сейчас обнаружилось, что идея социальных благ пустила среди «среднего класса» слишком глубокие корни. Идея солидарности (мы платим налоги и взамен получаем социальные блага) — это чрезвычайно важная
часть скандинавского понимания своей истории и национальной
22
идентичности .
Таким образом, социальное государство в своей наиболее развитой форме становится если не школой коммунизма, то как минимум школой солидарности.
Не только для относительно благополучного скандинавского общества неотъемлемость социальных прав (права на социальную защиту и доступ к культуре, права на образование и здоровье) становится социальной нормой. Сопротивление постсоветского общества реформам социальной сферы — также следствие «болезненной привязанности» советских людей к социальному государству. Это сопротивление все постсоветские годы проявлялось в основном в виде глухого саботажа, политически почти ни-
21. Норхой Я. Восстание среднего класса... во имя социальных благ // Левая политика. 2007. № 1. С. 96.
22. Там же. С. 97.
как себя не проявляя. Однако в последнее время поле социального протеста в России, пусть фрагментарное и не слишком насыщенное, формировалось под влиянием недовольства большинства населения состоянием и тенденциями развития социальной сферы23.
Заметим здесь, кстати, что совершенно особым случаем является опыт Советского Союза. Идеологическая мобилизация населения осуществлялась тогда на основе идеи построения нового, лучшего общества. Канализация же народного недовольства, перенаправление его вовне, прочь от правящего здесь и сейчас руководства происходили в СССР более чем активно, особенно в сталинский период. Объектами ее, однако, выступали не представители других народов или рас, а классовые враги, как внутренние, так и внешние. Это дало возможность советскому государству позже, разоблачая репрессии и диктаторские методы Сталина, воспользоваться социальными завоеваниями раннесоветского периода, не подвергая общество, систему образования и культуры глубокой санации.
Заметим, что целенаправленной модернизации в советский период подвергались все сферы жизни, даже такие, казалось бы, частные, как быт и питание. Так, например, развитие пищевой индустрии в СССР можно рассматривать как социальный проект, существенно повлиявший на вкусы и бытовые привычки советских граждан24.
Системы образования и массовой культуры, созданные еще в довоенный период, будучи подвергнуты определенной идеологической коррекции после разоблачения сталинизма, смогли служить и дальше, выполняя функции культурного и экономического воспроизводства общества. Именно система образова-
23. Мониторинг протестных настроений и выступлений на протяжении всего 2011 года убедительно показывал, что главной темой протестов и главным фактором самоорганизации граждан в России являются симптомы не экономического, а социального кризиса. Он имеет два источника: экономическую рецессию и правительственные реформы социальной сферы. Именно последний фактор действует сильнее и вызывает наибольшее раздражение граждан. См. аналитические обзоры, подготовленные в рамках проекта «Формирование эффективных моделей разрешения социально-трудовых конфликтов на основе мониторинга и анализа конфликтогенных и кризисных ситуаций в сфере социально-трудовых отношений путем обучения лидеров и активистов профсоюзных организаций и социальных активистов», на официальном сайте Института глобализации и социальных движений (ИГСО), URL: http://www.igso.ru/articles.php?article_id=338.
24. Глущенко И. В. Общепит. Микоян и советская кухня. М.: Высшая школа экономики, 2010. С. 74.
ния, как общего, так и профессионального, среднего и высшего, стала в СССР одним из ведущих социообразующих факторов. Основные результаты советского периода — социальная структура и культурная среда, необходимые для оптимизации процессов модернизации общества (прежде всего индустриализации и урбанизации),— были достигнуты при помощи масштабных и целенаправленных социальных преобразований, которые в целом были адекватны потребностям экономической модернизации и развития.
То, что происходит в России сегодня,— это не просто сокращение социальных прав и коммерциализация целых секторов общественной сферы, «освобождение» государства от значительной части своих обязательств. И дефицит бюджета не является здесь полноценным оправданием потому, что социальные расходы сворачиваются при росте государственных расходов. Те обязательства, что государство сегодня объявляет социальными, по словам Бориса Кагарлицкого, «не являются таковыми по отношению к населению, это дорогостоящие программы, связанные с реструктурированием бюрократии, то есть это социальные обязательства государства перед самим собой»25. Гибель социального государства в сегодняшней России — это вызов российскому обществу, на который у него нет адекватного ответа в сложившихся общественных отношениях и при наличном соотношении сил.
Сегодня в России советское социальное государство, не ценимое в полной мере советскими гражданами и разрушаемое реформами правительства, переживает второе рождение уже в качестве феномена общественного сознания, элемента системы ценностей и мотиваций российских граждан. Этот факт проявляется не в осознанном стремлении вернуть советский строй, не в сколько-нибудь продуманной политической или социальной программе, выдвигаемой теми или иными движениями. Он выступает пока только в виде некоего полубессознательного стремления найти подтверждение тому, что то, что сейчас реформами правительства превращается в услуги разной степени доступности, существовало ранее как социальные права. Именно восприятие образования, здравоохранения, культуры, социальных гарантий как социальных прав есть наследие советского прошлого. Это наследие становится сейчас неким идеальным
25. Социальный кризис и будущее левых сил. Стенографический отчет о конференции // Левая политика. 2011. № 16. С. 21.
образом, заставляющим и позволяющим анализировать все агрессивнее осуществляемые правительством России социальные реформы.
Вспомним, что резкое снижение уровня жизни значительной части населения в начале 1990-х годов не вызвало такой общественной реакции, как реформы социальной сферы и особенно реформы образования. Обсуждение проектов закона об образовании и образовательных стандартов высшей школы стало чуть ли не самой заметной и массовой общественной дискуссией «новой» России. И это очень показательно: не знающие особенного материального благополучия и политической свободы граждане готовы были в той или иной степени обойтись без всего этого до окончательного успеха рыночных реформ, затянув пояса и проявляя снисходительность к власти. Долгое время социальные реформы не встречали сколько-нибудь заметного сопротивления, поскольку были разрозненными и бессистемными. Исключение составляют протесты против монетизации льгот в 2005 году. Это то самое исключение, которое подтверждает правило: эффект данного закона был заметен и болезненно ощутим для людей. И—что немаловажно — это было наступление на то, что люди считали своим неотъемлемым правом.
По мере того как различные последствия реформ аккумулировались, их разрушительный эффект становился все более понятен населению. Недовольство, не принимая сколько-нибудь конструктивной и направленной формы, обратилось против самого факта реформ, что послужило поводом для правительственных аналитиков обвинять российских граждан в консерватизме и неприятии перемен. Именно негативизм в оценке социальных реформ в современной России большинством населения, нежелание перемен в социальной сфере вообще и восприятие реформ как наступления на права, а не просто удорожание или снижение качества услуг позволяют нам говорить об образе советского социального государства как доминирующем элементе протестной мотивации в современной Росси^6.
26. Опять укажем на доклады ИГСО по материалам мониторингов социальных протестов с 01.11.2010 по 01.11.2011. Необходимо обратить внимание также и на то, что вопреки расхожим комментариям политологов, интеллектуалов и политиков митинги протеста в провинции проходили под социальными лозунгами. Отметим и интенсификацию профсоюзного строительства в социальной сфере (кроме докладов ИГСО, см. сайт Института «Коллективное действие», URL: http://www.ikd.ru/).
* * *
Итак, сегодня социальное государство во всей совокупности своих институтов подвергается активной атаке со стороны буржуазных правительств. Агрессивно разрушаются секторы, привлекательные с точки зрения коммерциализации. Заявляют о себе доктрины предоставления общественных услуг на основе выбора и конкуренции, концепции повышения эффективности образования и здравоохранения за счет усиления конкурентной и рыночной составляющей, модели предпринимательских универси-
97
тетов и т. п.
Говоря о наступлении рынка на университеты, канадский ученый Билл Ридингс рассматривает эволюцию «идеи университета» и, соответственно, те организационные принципы, которые были положены в его основу в разные периоды истории. Это «университет разума» по модели И. Канта, «университет культуры» (Шиллер, Гумбольдт, Шлегель, Арнольд и др.) и, наконец, современный «университет совершенства». Совершенство, ставшее объединяющим принципом современного университета, понимается как система разнородных показателей, призванных отражать соответствие университета неким стандартам эффективности и качества. Призыв к качеству, по мнению Ридингса, способствует трансформации университета в корпорацию, для которой существует единый критерий эффективности — прибыль. Совершенство становится основной единицей ранжирования, по его шкале оцениваются «столь разные категории, как состав студентов, размер учебных групп, финансы и библиотечные фонды...» В России вместо термина «совершенство» применяются термины «оптимизация» и «управление качеством», суть и происхождение которых, однако, полностью соответствуют сути и происхождению понятия совершенства, используемого Б. Ридингсом. С точки зрения новейшей российской истории чрезвычайно интересно и актуально сделанное еще восемнадцать лет назад замечание Ридингса
27. См., напр.: Ле Гранд Д. Другая невидимая рука: предоставление общественных услуг на основе выбора и конкуренции / Пер. с англ. И. Кушнаревой. М.: Изд. Института Гайдара, 2011; Кларк Б. Р. Система высшего образования: академическая организация в кросс-национальной перспективе / Пер. с англ. А. Смирнова. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2011; Он же. Создание предпринимательских университетов: организационные направления трансформации / Пер. с англ. А. Смирнова. М.: Изд. дом Высшей школы экономки, 2011; Challenges and Perspectives for the European Welfare State / B. Creve (ed.). Chichester, West Sussex, UK: Wiley-Blackwell: John Wiley & Sons. Ltd. Publication, 2010.
о том, что «совершенство отдает традиции университета, сохранившиеся от предыдущей эпохи, на откуп рыночному капитализму. Преграды на пути свободной торговли рушатся», «... единственным критерием совершенства является свободная деятельность на рыночных просторах»^8.
И, как в случае с социальной помощью, атака со стороны буржуазного порядка подрывает способность системы образования выполнять свои функции: обеспечивать интеллектуальное, культурное и профессиональное развитие граждан, способствуя таким образом воспроизводству и развитию общества. Решая тактическую задачу захвата новых сфер для получения прибыли и сокращения социальных расходов, буржуазное государство уничтожает свой собственный потенциал роста, лишая себя стратегической перспективы.
Однако нельзя полностью понять трагичность современной ситуации, если не рассматривать внутренние трансформации институтов социального государства. Оно переживает сегодня свой собственный кризис, содержание которого не исчерпывается ограничениями финансирования и коммерциализацией. Политика подчинения институтов социального государства капиталу спровоцировала целый ряд их внутренних кризисов. Это, прежде всего, организационный кризис, связанный с бюрократизацией.
Бюрократизация социальной сферы неизбежно сопровождает ее коммерциализацию и отказ государства от ряда социальных расходов. Государство стремится четко зафиксировать объем своих финансовых обязательств перед социальной сферой, а для этого ей необходимы отчетные показатели. Возникают структуры, призванные эти показатели конструировать и проверять. Новая система оплаты труда признает только факты, например публикацию статей и монографий, защиту диссертаций, получение грантов и отчеты по ним. Учет данных фактов не имеет никакого отношения к анализу качества и результата работы. Бюрократическая система содержанием всего этого не интересуется. За однажды написанную диссертацию все оставшееся время вы будете получать надбавку к заработной плате, даже если больше не сделаете в науке ничего. Даже если ваши изыскания, изложенные в диссертации, не имели или уже не имеют научной ценности, даже если вы преподаете совсем другие курсы, а ваша работа посвящена узкой проблеме, которой вы уделяете пару часов
28. Ридингс Б. Университет в руинах / Пер. с англ. А. М. Корбута. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2010. С. 66.
в учебном плане или не уделяете ни минуты. Если же вы написали статью, в которой сделали научное открытие, получите несколько баллов в рейтинг — один раз.
Да, это, несомненно, производство — производство ложного интеллектуального продукта, который может быть очень похож на настоящий, и бесконечное производство отчетов, отчетов в том или ином виде. Отчетов, у которых нет иного смысла, кроме выполнения приказа вышестоящей инстанции, отчетов, которые зачастую не являются закономерным итоговым документом, венчающим содержательную деятельность и повторяющим его логику. О, нет! Отчеты становятся отдельным видом творчества, поскольку либо ничего общего с реальностью не имеют, либо должны преобразовать эту реальность в соответствии с бюрократическими правилами. Неважно, что ты сделал, важно правильно отчитаться .
Одновременно происходит выдавливание из врачебной, преподавательской, научной деятельности содержательных целей, переориентация соответствующих секторов на производство формальных показателей. Это становится питательной базой коррупции: раз нет содержательных критериев оценки деятельности того или иного проекта или учреждения, их заменяют коррупционные критерии.
То, что коррупция естественным образом, неотъемлемо связана с принципами функционирования социальной сферы, закладываемыми нынешними реформами, не делает ее оправданной и безобидной. И самое тяжелое и долговременное ее последствие — эрозия трудовой и профессиональной мотивации, деградация личности работников в областях, где ответственность и порядочность являются необходимыми элементами профессио-
29. Подробно о реформах и их последствиях в российском здравоохранении, в том числе о коммерциализации, коррупции и бюрократизации, см., напр.: Васильев М. Рынок в России как попечитель богоугодных заведений. Бюджетная реформа здравоохранения // Левая политика. 2011. № 15. С. 49-61. Мы подробно рассматриваем российскую ситуацию в социальной сфере, особенно в образовании, однако похожие тенденции наблюдаются и в других странах. О последствиях болонской системы для западных университетов см.: Маяцкий М. От Болоньи до Болоньи или тупиковый процесс // Пушкин. 2009. № 2; Бикбов А. Рассекреченный план Болонской реформы: Кошмар Гумбольта. Реформы европейского высшего образования // Пушкин. 2009. № 2; Зарецкий Ю. Высшее образование сегодня: Шпаковская Л. Политика высшего образования в Европе и России // Пушкин. 2009. № 2. С. 23-48. О формализации системы грантов в США см., напр.: Гуревич Е. В. Российскую науку надо выводить из комы // Левая политика. 2011. № 15. С. 30-42.
нализма. Включение в разнообразные «серые» схемы вкупе с необходимостью выдавать на-гора отчеты о деятельности, которая часто не может быть аутентична своей сущности по объективным причинам, наносят урон трудовому потенциалу в российской науке, образовании и медицине. И это есть проявление второго и третьего кризисов социальной сферы, значительно сокращающих возможности осуществления ею социальных функций, подрывающих саму ее жизнеспособность.
Это — кадровый кризис, связанный с тем, что доминанта материальных стимулов и формальных критериев эффективности, затруднение реализации содержательных целей способствуют изменению профессиональной мотивации значительной части занятых в социальной сфере, вынуждают их жертвовать сутью во имя формы. И это — моральный кризис. Возникает ситуация внутреннего конфликта между стремлением расти профессионально и необходимостью расти в должностном отношении, между потребностью сделать что-то действительно значимое и потребностью обеспечить себе средства к существованию, «правильно» отчитываясь и выполняя бесчисленные, часто совершенно бессмысленные и даже невыполнимые требования. Эксплуатация работника превращается в драму личности. Масштаб социальной сферы в современном обществе превращает эту драму из личной проблемы в такую, которая угрожает моральному и культурному потенциалу общества.
Примечательно, что и стратегии, например, «возрождения науки», пропагандируемые сегодня в России, опираются на незыблемую веру правительственных идеологов и чиновников в силу материального стимулирования. Тем временем «ни один настоящий ученый не примет ни одного серьезного решения на основании того, сколько ему будут платить. Он (или она) будет принимать решения, исходя из перспектив для его науки, а не из денег. Те, кто думает в первую очередь о деньгах, либо в науку не идут, либо ничего хорошего там не создают. Привлекая деньгами, Россия обязательно привлечет не того, кого нужно. Учитывая, в каком состоянии наука в России, дело ее возрождения требует подвижников, а его упорно пытаются поручить наемникам»30 (курсив мой.—А. О.). Прогрессирующий кадровый кризис в значительной степени подорвал квалификацию занятых в социальной сфере, а ситуация в образовании угрожает и трудовому потенциалу, обусловливая снижение качества подготовки будущих специалистов.
30. Гуревич Е. В. Указ. соч. С. 32.
Внешнее давление со стороны государства и рынка, таким образом, спровоцировало внутренний кризис социальной сферы. И этот кризис также носит системный характер, поскольку неразрешим в рамках сложившихся социально-экономических и политических отношений. В противостоянии социально и коммерчески ориентированных структур получило институциональное воплощение противоречие общественного характера производства и частнокапиталистического характера присвоения, трансформировавшись в подчинение общественного воспроизводства и развития целям накопления капитала.
Этот кризис выявляется на трех уровнях социально-философского и социологического анализа. С социально-философской точки зрения, на уровне всеобщего — как крушение самой идеи социального компромисса, с помощью которого пытались примирить антагонистические по сути интересы. С социально-исторической точки зрения кризис проявляет себя как саморазрушение капиталистической системы, уничтожающей в силу своей перманентной логики единственный в настоящее время механизм воспроизводства и развития общества — социальное государство.
Кризис социального государства сегодня развивается в тесном взаимодействии с кризисом демократии. Развитие социального государства и соответствующие экономические и культурные изменения в обществе обусловили формирование и укрепление демократических институтов, вовлечение относительно больших масс людей в политическую жизнь. При всех противоречиях и отступлениях процесса демократизации общественное мнение и демократические институты в развитых странах стали заметным фактором политической жизни. Но необходимо отметить, что в точном смысле слова современная западная демократия как система устойчивых открытых институтов, опирающихся на всеобщее избирательное право, есть продукт социального государства. Исторически всеобщее избирательное право возникло раньше появления и оформления Welfare State, однако именно социальное государство сделало возможным относительно стабильное функционирование этой системы. Такая возможность была обеспечена прежде всего тем, что социальное государство стало основой формирования субъектной и субъективной основы демократии — «нового среднего класса». А точнее — появления массы образованных, квалифицированных и занятых социально значимым трудом людей, органически включенных в процесс воспроизводства и развития общества. Повторим, что без этих людей, за-
нятых в управлении, образовании, здравоохранении, системе социальной защиты и в производстве культурных услуг, общество уже не могло сохранять свою целостность, не могло воспроизводиться без потрясений. Неолиберальная атака на социальное государство повсеместно приводит к разрушению демократических институтов. Достаточно вспомнить план Ангелы Меркель и Ни-коля Саркози по интеграции Европы за счет отмены права парламентов (включая Европейский парламент) формировать бюджеты. Это есть, по сути, отмена парламентаризма, так как право распоряжаться государственными финансами — основа парламентской демократии. Разрушение социального государства выбивает опору из-под демократии, ограничение которой, в свою очередь, развязывает руки правительствам, позволяет им интенсифицировать антисоциальные реформы.
Современный кризис—это не просто глубокий экономический кризис, усугубленный политикой «качественного смягчения», популярной у большинства буржуазных правительств31. Это даже не просто кризис национальных государств и глобальных экономических и политических институтов. Можно рискнуть назвать современную ситуацию кризисом модели использования человеческого потенциала. Даже больше — кризисом отношения человека к самому себе. И воплощается этот кризис, прежде всего, в системном кризисе социального государства и в связанных с ним «страданиях среднего класса».
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЧЕЛОВЕКУ: стратегия социальной модернизации
Сегодня буржуазные общества достигли предела возможностей реформирования капитализма в рамках его субстанциальной логики. Выход за пределы этой логики предполагает решение задач социальной модернизации, радикального преобразования экономических и политических институтов общества. Характеризуя общее содержание стратегии социальной модернизации, необходимо еще раз критически осмыслить принципиальные основы сегодняшних взаимоотношений буржуазного государства и социальной сферы.
Концепция рыночных реформ социальной сферы исходит прежде всего из понимания результатов деятельности этой сферы
31. Социальный кризис и будущее левых сил. С. 19-25, 57-60.
как услуг, предоставляемых населению на определенных условиях. Потребление этих услуг отождествляется с процессом потребления товаров в «лучших» традициях economics. Потребление есть удовлетворение потребности, потребность, в свою очередь, есть стимул потребления—вот и основание для развития. Социальное содержание того, что потребляется и что на самом деле является в данном случае результатом процесса потребления, полностью игнорируется. В любом случае и книга, и велосипед, и гамбургер, и образование ценны для человека с точки зрения удовлетворения потребности, которая может выступить в виде платежеспособного спроса. Структура такого спроса будет отражать структуру потребностей, что и обусловит полноту их удовлетворения, а заодно и эффективность экономики.
Структура потребности в образовании и его содержании, например, будет определяться структурой спроса на рынке труда. Медицинские услуги — вообще готовые товары, а их качество и добросовестность предоставления обеспечит конкуренция. С ЖКХ все абсолютно понятно — за жилье и его содержание нужно платить, а эффективность деятельности управляющих компаний и ТСЖ опять-таки подстегнет конкуренция.
Однако необходимо обратиться к объективной логике взаимодействия общества в его сущности и социальной сферы. Понимая сферы здравоохранения, образования, культуры и т. п. как поставщиков социальных услуг, а граждан — как потребителей этих услуг, мы принуждены отдельно анализировать эффективность производства этих услуг и рациональность спроса на них. Влияние отдельных секторов социальной сферы на общество в целом остается за бортом анализа.
Можно посмотреть, например, какую реальную роль играет образование в сегодняшнем российском обществе. Попадая даже в несовершенную систему образования, человек вынужден предъявлять спрос на интеллектуальную продукцию, книги, информационные технологии и т. п. Уже одно это дает нам преображенного социального субъекта (хотя бы с точки зрения потребительского поведения) и преображенное общество (с точки зрения хотя бы структуры предложения на рынке, а следовательно, и структуры рынка труда). Кроме того, в системе образования, пусть не поголовно, но все же часто, цели и поведенческие установки людей корректируются в сторону социально более позитивных. Если этот тезис представляется не очевидным, давайте попробуем представить, что того роста, например, вузовской системы, который произошел в 1990-е годы вопреки
и экономике, и политике государства, просто не было бы. Куда делись бы и что делали бы эти молодые люди, которые сегодня учатся пусть и не в лучших вузах, но тем не менее учатся? На что они предъявляли бы спрос в экономике? Каков был бы их трудовой потенциал? Как пережили бы то катастрофическое снижение уровня жизни и социального статуса их родители, если бы их дети не смогли по их примеру получить высшее образование и если бы школьное образование дифференцировалось бы сильнее, чем сейчас? Что представляло бы собой в социальном и политическом смысле поколение, отлученное даже от возможности творить свою жизнь?
Сфера культуры не просто предлагает те или иные культурные блага, она отвечает за формирование спроса на них (вместе, кстати, с системой образования и информационной средой), является мощным каналом формирования ценностей, целевых установок, интересов и т. п., то есть всего социального поведения. В целом все секторы социальной сферы формируют систему целей, ценностей и потребностей, представлений о качестве жизни, а также модели реализации этих представлений, что непосредственно отражается на социальном самочувствии, самооценке и поведении людей. А следовательно, обусловливает качественное состояние общества.
Таким образом, можно предположить, что критерии эффективности социальной сферы не сводятся к непосредственной оценке эффективности функционирования каждого из ее секторов. Напротив, такая оценка является подчиненной, второстепенной с точки зрения главных критериев — характера влияния различных секторов социальной сферы, вместе и по отдельности, на общество. Структурируется это влияние по следующим направлениям, отражающим взаимосвязь социальной сферы общественного производства и определенного типа общественных отношений:
• содержание представлений о качестве жизни и связанной с ними системе целей, ценностей и потребностей;
• характеристика моделей социального поведения (экономического, гражданского, профессионального, витального и т. д.);
• структура и характеристика трудового потенциала;
• структура и характеристика гражданского потенциала (степень и содержание социальной и политической активности граждан);
• роль социальной сферы как «выпрямителя», корректора неравенства, прежде всего неравенства стартовых возможно-
стей, влияние состояния этой сферы общественного производства на уровень социальной дифференциации как индивидов, так и регионов.
Таким образом, исходя из всего сказанного, мы можем выработать более объективный подход к определению содержания социальной модернизации. Социальная модернизация — это формирование механизмов функционирования социальной сферы, обеспечивающих оптимальные (или близкие к таковым) характеристики трудового и гражданского потенциала и моделей социального поведения, а также гарантирующих равенство социальных возможностей. Безусловно, что и такой подход не избавляет нас от необходимости иметь представления о целях общественного развития и о субъектах, объективно способных эти цели реализовать. Однако теперь эту цель можно структурировать и повысить степень методологической ценности концепции, одновременно снизив ее идеологизированность, так как, рассматривая развитие общества по выделенным направлениям, легче операционализовать понимание такой общей цели и найти объективные и убедительные критерии социальной позитивности.
Если мы признаем современный кризис прежде всего кризисом социального государства и соглашаемся с тем, что для преодоления этого кризиса недостаточно простого устранения бюрократического и рыночного давления на социальную сферу, мы должны признать, что сегодня необходимы системные преобразования социального государства. Преобразования, радикально меняющие как внутренние принципы функционирования и развития социальной сферы общественного производства, так и принципиальные механизмы ее взаимоотношений с обществом. Ядром таких преобразований должно стать переосмысление роли социальной сферы и социального государства. Необходимо организационно-институциональное, политическое и социальное оформление подчинения всего общественного производства задачам развития человеческого потенциала.
Насущный вопрос сегодня в том, какие общественные слои могут стать субъектами социальной модернизации и какую форму примет их активность по осуществлению этой задачи. Потрясения последних лет, арабские революции, протесты в США, Греции, Испании, Португалии, России и т. д. наглядно свидетельствуют о том, что перемены назрели, их необходимость остро ощущается людьми. События разворачиваются так, что надеяться на вы-
работку нового компромисса не приходится, да и возможности прежних механизмов реализации социальных компромиссов исчерпаны, а новые даже не предложены в явном виде. Между тем самая радикальная и масштабная революция не остановит разворачивающийся глобальный кризис и не принесет облегчения страданий, если не сможет выработать и реализовать стратегию социальной модернизации.
REFERENCES
Bello W. The Global Economy in 2011: Recovery Recedes, Convulsion Looms. Focus on the Global South, January 3, 2011. Available at: http://www.tni.org/article/ global-economy-2011-recovery-recedes-convulsion-looms.
Bikbov A. Rassekrechennyj plan Bolonskoj reformy: Koshmar Gumbol'ta. Reformy ev-ropejskogo vysshego obrazovanija [The secret of Bologna reform revealed. Humboldts horror. Reforms of higher education]. Pushkin, 2009, no. 2.
Brenner R. Razoritelniy krisis na marshe [Devastating Crisis Unfold]. Prognosis, 2008, no. 3 (15).
Brenner R. What is Good for Goldman Sachs is Good for America: The Origins of the Present Crisis, Center for Social Theory and Comparative History, UCLA, April 18, 2009. Available at: http://www.sscnet.ucla.edu/issr/cstch/papers/BrennerCrisis-TodayOctober2009.pdf.
Brooks C., Manza J. Why Welfare States persist? Chicago, London, The Unversity of Chicago Press, 2007.
Clark B. R. Sistema vysshego obrazovanija: akademicheskaja organizacija v kross-nacionalnojperspektive [Academic Organization in Cross-National Perspective] (trans. A. Smirnov), Moscow, Izdatel'skii domGU-VShE, 2011.
Clark R. B. Sozdanie predprinimatelskih universitetov: organizacionnye napravlenija transformacii [Creating entrepreneurial universities: Organizational Pathways of Transformation] (trans. A. Smirnov), Moscow, Izdatel'skii dom GU-VShE, 2011.
Creve B., ed. Challenges and Perspectives for the European Welfare State, Wiley-Black-well, John Wiley & Sons, Ltd. Publication, Chichester, West Sussex, UK, 2011.
Engels F. Polozhenie rabochego klassa v Anglii [The condition of the working class in England]. Marx K., Engels F. Sochineniia [Works], 2nd ed., Moscow, Gosudarst-vennoe izdatel'stvo politicheskoi literatury, 1955, vol. 2.
Glushchenko I. Obshchepit. Mikoian i sovetskaia kukhnia [Obshchepit (public catering). Mikoian and Soviet cuisine], Moscow, Izdatel'skii dom GU-VShE, 2010.
Gurevich E. Rossiiskuiu nauku nado vyvodit' iz komy [Russian science must be derived from a coma]. Levaiapolitika [Left-wing politics], 2011, no. 15.
Hartmann T. Screwed: The Undeclared War against Middle Class and What We Can Do about It, Berett-Koehler Publishers, Inc. San Francisco, CA, 2006.
Kagarlitsky B. Vosstanie srednego klassa [The Revolt of the Middle Class], Moscow, Ul'tra-Kul'tura, 2003.
Kagarlitsky B. Yu. Krizis i my. Kak jeto proishodit [Crisis and us. How it happens]. Russkaja zhizn [Russian life], August 12, 2008. Available at: http://www.rulife. ru/old/mode/article/849/.
Kagarlitsky B. Yu. Politologiia revoliutsii [Politology of revolution], Moscow, Algoritm, 2007.
Keynes J. M. Obshhaja teorija zanjatosti, procenta i deneg [The General Theory of Employment, Interest and Money], Moscow, Gelios AVR, 2002.
Koltashov V., Kagarlitsky B., Romanenko Iu., Gerasimov I. Ekspertnaia gruppa IGSO: Krizis global'noi ekonomiki i Rossiia [Expert Group of IGSO: The Crisis of Global Economy and Russia]. Levaiapolitika [Left-wing politics], 2008, no. 5.
Krugman P. Islandiia: put', kotoryi ne byl vybran [Iceland: way not chosen]. Rab-kor.ru, November 4, 2011. Available at: http://rabkor.ru/analysis/2011/11/04/ islandiya-put-kotoryj-ne-byl-vybran.
Le Grand D. Drugaja nevidimaja ruka: predostavlenie obshhestvennyh uslug na osnove vy-bora i konkurencii [The Other Invisible Hand: Delivering Public Services through Choice and Competition] (trans. I. Kuznetsova), Moscow, Izdatel'stvo Instituta Gaidara, 2011.
Maiatsky M. Ot Bolon'i do Bolon'i, ili tupikovyj process [From Bologna to Bologna. Dead-end process]. Pushkin, 2009, no. 2.
Norkhoi Ia. Vosstanie srednego klassa... vo imia sotsial'nykh blag [The Revolt of the Middle Class for the Public Goods]. Levaia politika [Left-wing politics], 2007, no. 1.
Ochkina A. V. Kognitivnyj dissonans ili slepota zrjachih. K voprosu o sovremennyh re-formah social'noj sfery v Rossii [Cognitive dissonance or the blidness of those who can see. On the welfare reforms in Russia]. Mezhvuzovskij sbornik nauchnyh trudov [Interuniversity collection of scientific papers]. Penza, PGPU im. V. G. Be-linskogo, 2011.
Ornstein F. C. Class counts: Education, inequality, and the shrinking middle class, Lan-ham, Maryland, Rowan & Littelfield Publishers, Inc., 2007.
Patico J. Consumption and Social Change in a Post-Soviet Middle Class, Washington, D. C., Woodrow Wilson Center Press, 2008.
Readings B. Universitet v ruinah [The university in ruins] (trans. A. M. Korbut), Moscow, Izdatel'skii dom GU-VShE, 2010.
Social'nyj krizis i budushhee levyh sil. Stenograficheskij otchet o konferencii [Social crisis and the future of the left. Report on the conference]. Levaia politika [Left-wing politics], 2011, no. 16.
Stiglitz J. The Ideological Crisis of Western Capitalism. Project Syndicate, July 6, 2011. Available at: http://www.project-syndicate.org/commentary/stiglitz140/English.
Stiglitz J., Ocampo J., Spiegel S., Ffrench-Davis R., Nayyar D. Stability with Growth: Macroeconomics, Liberalization, and Development. Oxford, New York, Oxford University Press, 2006.
Stiglitz J. Regulation and Failure. New Perspectives on Regulation (eds D. Moss, J. Cis-ternino), Cambridge, The Tobin Project, 2009, pp. 11-23.
Strebkov A. I. Social'naja politika gosudarstva: ponjatijnyj fragment [State Social Policy: conceptual fragment]. Homo philosophans. Sbornik k 60-letiiu professora K. A. Sergeeva. Seriia "Mysliteli", vypusk 12 [Homo philosophans. Festschrift in honor of 60th anniversary of Professor K. A. Sergeev. Series "Thinkers", iss. 12], Saint Petersburg, Sankt-Peterburgskoe filosofskoe obshhestvo, 2002.
Tarasov A. N. Bunt kastratov [Riot of Neuter]. Russkii zhurnal [Russian Journal], December 22, 2011. Available at: http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/ Bunt-kastratov.
Vasil'ev M. Rynok v Rossii kak popechitel' bogougodnyh zavedenij. Bjudzhetnaja reforma zdravoohranenija [Market in Russia as a trustee of charitable institutions. State health care reform]. Levaia politika [Left-wing politics], 2011, no. 15.
Yakobson L. I. Jekonomika obshhestvennogo sektora: osnovy teorii gosudarstvennyh fi-nansov. Uchebnik dlja vuzov [Public Economics: foundations of the theory of public finance. Textbook for universities], Moscow, Aspekt Press, 1996.
Yakovlev N. N. Franklin Ruzvel't: chelovek i politik. Novoe prochtenie [Franklin D. Roosevelt: the man and the politician. New reading], Moscow, Mezhdunarodnye ot-noshenija, 1981.
Zaretskii Iu. Vysshee obrazovanie segodnja: Shpakovskaja L. Politika vysshego obra-zovanija v Evrope i Rossii [Higher education today. Shpakovskaya L. Politics of Higher Education in Europe and Russia]. Pushkin, 2009, no. 2.
