А. П. Шилов
НОВОЕ ЛИЦО ВОЗРОЖДАЮЩЕГОСЯ КОНФУЦИАНСТВА
(О дискуссии вокруг открытого письма конфуцианцев в связи со строительством христианского храма в Цюйфу)
Конец 2010 г. в Китае ознаменовался событием, имеющим все основания считаться чрезвычайно важным для культурной и духовной жизни страны. 23 декабря на 10 конфуцианских сайтах одновременно было опубликовано открытое письмо, подписанное 10 известными конфуцианскими деятелями, в котором они выразили свое возмущение строительством христианского храма в Цюйфу (см. Приложение). Письмо называлось так: «Уважать китайскую культурную святыню, остановить строительство христианского храма в Цюйфу — наши возражения по поводу возведения в Цюйфу большого христианского храма»1. Письмо вызвало широкий отклик со стороны прежде всего конфуцианских кругов и сторонников традиционной культуры. К нему стали присоединяться все, кто поддерживал идею остановки строительства храма. Списки публиковались на конфуцианских сайтах. Среди подписантов были не только отдельные лица, но и целые организации, сайты и т.д. Кампания обрела поистине всекитайский размах. Но дело не ограничилось лишь сбором подписей — завязалась дискуссия, в которой приняли участие как сторонники
письма, так и противники. Среди конфуцианцев выявилось почти полное единодушие относительно главной идеи письма — об остановке строительства храма, но обнаружилось различие в деталях, поэтому не все видные конфуцианские деятели его подписали. Христиане неохотно вступали в дискуссию, не были активны, а из тех, кто высказался, многие если и не поддержали авторов письма, то соглашались все-таки с тем, что христианам в Цюйфу надо было как следует подумать о последствиях строительства храма в таком знаковом для китайской культуры месте.
По мере развития дискуссии стали затрагиваться принципиальные вопросы, выходящие за рамки первоначальной темы. Выявились многие проблемы, которые в последнее время или обходились стороной, или не выпячивались, что позволяло создавать видимость того, чего на самом деле не было, или что дела обстоят лучше, чем это есть в реальности. Прежде всего это касается вопроса о «возрождении конфуцианства» и межкультурного и межконфессионального диалога.
Особую пикантность событию придает тот факт, что оно произошло вскоре после «Нишаньской конференции по межкультурному диалогу» («Нишаньская дискуссионная трибуна»), которая проходила именно в Цюйфу и завершилась «чрезвычайно успешно».
Еще один интересный факт, касающийся письма, заключается в том, что один из потомков Конфуция в 75-м поколении — Кун Сянлин - поддержал сторонников строительства храма, а другой- Кун Циндун — противников.
Предыстория события такова: 27 июля 2010 г. был заложен фундамент строительства первого в Цюйфу христианского храма - храма Святой Троицы (точнее, он возводится на месте построенного еще в начале XX в., но разрушенного впоследствии храма). Срок строительства — 2 года. Высота — 41,7 м, вместимость- 3 тыс. человек. Глава христианской церкви г. Цюйфу преподобный Фэн Цзунцзе говорил, что проект предусматривает не только строительство храма для улучшения условий религиозной жизни местных христиан, но и строительство Центра для ведения христианско-конфуцианского диалога, создания платформы для ведения культурного диалога между Западом и Востоком.
В сентябре в Цюйфу состоялась Нишаньская конференция.
Идея проведения форума по проблемам диалога между различными мировыми цивилизациями была выдвинута в 2008 г. бывшим заместителем председателя ПК ВСНП Сюй Цзялу, который ныне является главой «консультативной комиссии экспертов строительства знакового города китайской культуры» (в Цюйфу), и должна была стать частью концепции «города». Нишань - место, где родился Конфуций. В 2010 г. идея получила одобрение властей. Предполагалось, что форум будет проводиться регулярно под девизом: «Принцип "гармоничное, но неодинаковое" (хэ эр бу тун) и гармоничный мир». Первый должен был быть посвящен диалогу с христианской цивилизацией, последующие - с иудаизмом, мусульманством, индуизмом и т.д.
Для участия в 1-й конференции были приглашены около 80 известных ученых Запада и Востока. Состоялось 15 дискуссий, подчеркивавших необходимость признания мультикультурности современного мира и неизбежность диалога между различными цивилизациями. Говорилось о том, что «конфуцианская и христианская культуры могут быть полезными для строительства общечеловеческой цивилизации, ведут к гармонии, несмотря на то что одна делает акцент на отношения между людьми, а другая на отношения между Богом и человеком». По итогам работы форума была принята «Нишаньская декларация о гармонии» (Нишань хэсе сюанъянъ).
Однако эта благостная атмосфера была нарушена, когда в конце декабря появилось вышеупомянутое письмо (обращение). Что же вызвало такое недовольство конфуцианцев? Инициаторы письма достаточно ясно выразили свои претензии и сформулировали предложения. Содержание письма таково (приводится с небольшими сокращениями):
«Узнав недавно, что недалеко от храма Конфуция ведется строительство христианского храма в готическом стиле высотой более 40 м и вместимостью более 3 тыс. человек, мы испытали крайнее удивление и глубокую озабоченность. Мы со всей серьезностью призываем заинтересованные стороны уважать священное для китайской культуры место и немедленно остановить строительство данного храма.
Общеизвестно, что Конфуций — это символ китайской культуры, Цюйфу — это священное место конфуцианской цивилизации, «три конфуцианские святыни» — это символ китайской цивилизации, насчитывающей 5-тысячелетнюю непрерывную историю, с ними духовно и эмоционально связаны миллионы китайцев как внутри Китая, так и проживающих за его рубежами. Строительство христианского храма на этой священной земле является оскорблением китайской культуры, ранит чувства последователей конфуцианства, не согласуется с намерениями построить здесь "знаковый город китайской культуры" и "духовный очаг китайской нации".
В пределах г. Цюйфу никогда не было даосских храмов, было несколько небольших буддистских, но вдалеке от города. Что же касается других некитайских религий, то они никогда не имели в Цюйфу никаких культовых сооружений, поскольку, во-первых, имели уважение к конфуцианским ценностям, во-вторых, в отличие от сегодняшнего дня, не имели большого влияния, в-третьих, власти всех уровней считали конфуцианство главной культурной традицией и поэтому могли препятствовать другим религиям строить здесь свои храмы и обеспечивать надежную охрану конфуцианских святынь.
Давайте представим, что конфуцианцы построили огромный конфуцианский храм в Иерусалиме, Мекке или Ватикане, подавляющий своим величием местные религиозные сооружения. Что чувствовали бы местные верующие? Могли бы правительства и народы тех стран позволить такое? Мы опасаемся также, что и другие религии, вдохновленные примером строительства в Цюйфу христианского храма, захотят здесь строить свои культовые сооружения. Однако история и современность полны примеров того, что строительство таких сооружений на ограниченном пространстве зачастую приводит к религиозному противостоянию и меж-цивилизационным конфликтам.
Конечно, мы надеемся и верим, что конфуцианская терпимость поможет избежать конфликтов с другими религиями, но нельзя ручаться, что не будет конфликтов между другими религиями. И не получится ли тогда, что место гармоничной китайской
культуры превратится в место межконфессиональной распри? Мы особенно выступаем против того, чтобы намеренно использовать строительство христианского храма в Цюйфу для того, чтобы продемонстрировать терпимость конфуцианской культуры и показать наделе, как осуществляется идея "гармоничного мира". Это не что иное, как искажение конфуцианства и использование его для приукрашивания истинного положения и создания видимости мира и согласия.
Мы считаем, что главный смысл принципа "гармоничное, но неодинаковое" заключается во взаимном уважении разных цивилизаций, и особенно это касается пришлых религий. Они должны уважать местные традиции, а не стремиться стать хозяевами, диктовать свою волю. Это вопрос вежливости, хозяева (местные религии) очень чувствительны к соблюдению правил вежливости гостями (пришлыми религиями).
Итак, принимая во внимание всю сложность, деликатность вопроса о строительстве христианского храма в Цюйфу, а также вероятность острых споров по этому поводу, мы обращаемся к правительствам г. Цюйфу, г. Цзинин, пров. Шаньдун, Центральному правительству, а также ко всем тем христианам, которые любят и уважают китайскую культуру, со следующими предложениями:
Прежде всего немедленно остановить строительство храма или перенести его в другое место. Причина: даже если строительство храма ведется в полном соответствии с законом, нельзя игнорировать тот факт, что задеваются чувства конфуцианцев, всех китайцев во всем мире.
Если все же продолжать строительство рядом с Цюйфу или в границах г. Цзинин, то в таком случае необходимо соблюсти следующие пять условий:
■ храм должен находиться вне пределов видимости от мест расположения храма Конфуция, храма Мэн-цзы и храма Чжоу-гуна, не менее чем в 25 км от них;
■ высота храма не должна превышать высоту храма Конфуция (24,8 м);
■ храм не должен вмещать 3 тыс. человек. Это число вызывает
ассоциации с количеством учеников Конфуция, что выглядит оскорбительным;
■ данный храм не должен быть самым большим китайским христианским храмом, иначе это может быть истолковано как стремление к сравнению с самым большим конфуцианским храмом и будет выглядеть как противостояние религий;
■ храм должен быть построен в китайском традиционном или хотя бы современном стиле, но не готическом. Иначе он не будет гармонировать не только с архитектурой строений в Цюйфу, но даже и в Цзинине.
Мы полагаем, что причиной строительства храма в Цюйфу является не бурное развитие христианства в Китае, а кризис китайской культурной идентичности. Нашей первоочередной задачей является возрождение китайской культуры, сохранение национального духа, решение вопроса духовного кризиса в современном Китае. Тогда у китайцев не будет стремления становиться последователями чужых религий и странных желаний строить храмы этих религий в священных для китайской культуры местах.
Дня возрождения китайской культуры главным является построение заново конфуцианства как религии, для этого в обществе уже имеется определенная основа. Мы считаем, что правительство должно максимально быстро признать законный статус конфуцианства как религии, поставить его в равные условия с буддизмом, даосизмом, исламом и христианством, создавать атмосферу гармоничного сосуществования различных религий, включая конфуцианство. Первоочередной задачей является оживление религиозной деятельности конфуцианских храмов и других традиционных конфуцианских институтов, устранение присущего им сейчас коммерческо-туристического уклона.
Мы надеемся, что наша позиция получит поддержку и уважение китайцев внутри страны и за рубежом, правительств всех уровней, а также христиан».
При практически единодушном отношении конфуцианцев к центральному тезису письма об остановке строительства храма последовавшая затем дискуссия обнаружила значительное расхождение в оценке многих насущных проблем развития и возрож-
дения конфуцианства, его нынешнего состояния, межкультурного диалога, перспектив развития страны, методов решения проблем духовного строительства т.д. Фактически она показала, что конфуцианцы сильно разобщены и что задача достижения единства в конфуцианских рядах также трудна и актуальна, как проблема межкультурного и межконфессионального диалога.
Конечно, далеко не все участники дискуссии ставили перед собой задачу глубоко проанализировать ситуацию, но некоторые сделали такую попытку. Одним из них является ЦюФэн, имеющий репутацию либерального конфуцианца. В статье «Конфуцианство, христианство, либерализм: взаимная терпимость или конфликт?— Попытка анализа политического и доктринального значения событий вокруг Цюйфу»2 он пишет: «Ситуация является крайне запутанной: строить храм разрешено официально местной властью, официальные конфуцианские организации решение одобрили, против выступили "народные конфуцианцы", которых раскритиковали либералы. В то же время значение этого события настолько велико, что потребуется, возможно, много лет и даже десятилетий, чтобы оценить его в полной мере».
При поверхностном взгляде событие предстает как межрелигиозный конфликт, поскольку инициаторы протеста относят себя к последователям конфуцианства как религии. И в этом суть проблемы. Для того чтобы разобраться, Цю Фэн предлагает оценить религиозную ситуацию в современном Китае. Ее характерные черты, по его мнению, таковы: последние 30 лет являются временем великого религиозного возрождения, его масштаб является крупнейшим за всю историю человечества. Возрождались все мировые религии, возникали мелкие религиозные и псевдорелигиозные течения.
При этом внутри религий произошел раскол: христианство разделилось на официальную и неофициальную церкви; конфуцианство — на официальное, объединенное в организации, и неофициальное (университетское и народное), не имеющее организационной структуры. Университетские конфуцианцы — это ученые, рассматривающие конфуцианство как философию, историю мысли; «народные» конфуцианцы в большинстве своем видят
в конфуцианстве религию, называют себя конфуцианскими верующими. Но и среди них есть разделение: кто-то из них рассматривает конфуцианство как инструмент сохранения существующего строя и сетует, что правительство не признает их законного статуса; кто-то имеет на этот счет другое мнение.
Если смотреть в глубь проблемы религиозного раскола, то он, конечно, в разном понимании истин, догматов. Но самая очевидная, непосредственная причина — это политика, считает Цю Фэн.
Начиная с 1990-х годов, власть в поисках конкурентной в мире «мягкой силы», а также опоры для своей националистической политики стала использовать знаковые национальные, традиционные понятия и явления. Поэтому в ее отношении к конфуцианству произошли изменения. Но суть ее идеологии не изменилась, поэтому и отношение к конфуцианству не изменилось кардинально, оно инструментально. Власть использует его в своих целях. Например, как средство культурного обмена в условиях глобализации, делегируя представителей официальных конфуцианских организаций для участия в так называемом «диалоге цивилизаций». При этом правительство оказывает значительную поддержку официальному конфуцианству и ученым, занимающимся исследованием конфуцианства в университетах, понимая, что все эти исследования не способны как-то повлиять на политическую ситуацию в стране.
Что же касается «народных» конфуцианцев, то к ним власть относится настороженно, поскольку они являются настоящими верующими, т.е. не нуждающимися в официальном одобрении, а, значит, с точки зрения власти, опасными.
Институты Конфуция являются классическим примером противоречивого отношения правительства к конфуцианству. Оно поддерживает открытие их по всему миру. Весьма странно, но эти институты являются чисто языковыми заведениями, не имеющими к конфуцианскому учению никакого отношения. Но еще более странным является то, что в Китае никаких институтов Конфуция не существует. Это говорит о том, что для властей Конфуций — это просто национальный культурный знак.
В отношении к христианству власть проводит аналогичную политику: официальную церковь поддерживает на определенных условиях, неофициальную - всячески ограничивает. Причем делает это более явно и строго, чем по отношению к неофициальному конфуцианству.
Короче говоря, для власти настоящее христианство, равно как и конфуцианство, представляются опасными. Но конфуцианство, по ее мнению, можно использовать в большей мере. И именно поэтому другая крупнейшая сила современного Китая — либерализм— враждебно относится к конфуцианству.
Между вышеуказанными тремя силами в Китае сложились очень сложные отношения. Под китайским либерализмом следует понимать современный либерализм, главным принципом которого является борьба с традиционализмом, религиями и особенно конфуцианством. После того, как конфуцианство стало возрождаться, нападки либералов на конфуцианцев стали еще яростнее. Конфуцианцы, особенно те, кто считает себя верующими, платят им той же монетой.
В то же время отношение либералов к христианам в последние десятилетия значительно улучшилось. Многие из них стали христианами. Повлияло на них и то, что христианство является основной религией уважаемых ими западных демократических государств. Они даже стали думать, что Китай, чтобы стать демократической страной, должен пройти через христианизацию. В результате сейчас в Китае сформировался союз либералов и христиан, противостоящий конфуцианству.
Некоторые же либералы за последние годы отказались от принципов либерализма и превратились в сторонников конституционной демократии, приблизившись, таким образом, к конфуцианству или даже приняв его. Таких, правда, значительно меньше, чем тех, кто принял христианство.
Итак, религиозное возрождение в Китае, продолжает Цю Фэн,— это прежде всего рост церкви, находящейся вне системы, и поэтому оно приводит к нарастанию напряжения между церковью и властью, а также и внутри церкви. Религиозное возрождение, вызвав к жизни «более чистую веру», естественным образом
привело к возрастанию напряжения между различными религиями. Когда религии находятся под контролем государства, они частично обмирщаются и власть может эффективно регулировать их трения между собой. По мере возрождения конфуцианства как религии напряжение между ним и либералами не только не уменьшается, но напротив даже нарастает, что может привести к конфликтам между ними.
У верующих конфуцианцев есть ощущение, что на них нападают со всех сторон: власти, официальное конфуцианство, христианство, либералы. Но, с другой стороны, у конфуцианских верующих есть сильное чувство своей ответственности перед страной (чувство миссии), поэтому оказываемое на них давление может обернуться усилением их сплоченности, желанием более активно организовываться для сопротивления другим религиям и либерализму.
Событие со строительством храма в Цюйфу сыграло мобилизующую роль. Кроме того, оно показало, кто есть кто на самом деле: на протяжении 20 лет многие активно рассуждали на тему о конфуцианстве, но среди них было немало тех, кто просто зарабатывал на этом свой хлеб. И теперь стало ясно, кому конфуцианство дорого по-настоящему.
Вдруг также обнаружилось, что в стране уже появились конфуцианские организации, о которых никто не знал, и они не знали друг о друге, и поэтому чувствовали себя одинокими. Теперь они узнали друг о друге и смогут работать вместе. Исчезло чувство бессилия и страха, которое они испытывали прежде. Они смогут действовать смелее.
Но в то же время это событие усилило у конфуцианцев ощущение кризисности: никогда еще не было такого, чтобы христиане осмеливались строить свои храмы таким образом и в таком месте. Учитывая серьезность кризиса, они поняли, что нельзя больше молчать и отступать. Теперь они готовы действовать.
Цю Фэн утверждает, что события вокруг Цюйфу явятся поворотным моментом в истории развития современного конфуцианства. Оно станет значительно активней, будет обретать наступательный дух. Хотя это, в свою очередь, может послужить еще
большему обострению отношений между религиями, усилению напряжения между ними, властью и либералами.
То есть здесь есть как положительное, так и отрицательное. Надо быть осторожными, проявлять мудрость и терпение всем сторонам. И тогда Китай сможет, наконец, покончить с долгим периодом доминирования тех сил, которые привели страну к духовной нищете. Это возможно только на основе возрождения религий, в том числе конфуцианства, которое способно сыграть в этом ключевую роль.
Но самое главное — это консенсус между всеми религиями относительно взаимной терпимости. Она должна обеспечиваться не только на уровне закона, но и путем самоограничений всех религий и церквей. У конфуцианства имеются давние традиции религиозной толерантности. Многие конфуцианцы в прошлом были приверженцами буддизма, народных религий. Это вытекает из его идеологии. Современные конфуцианцы должны продолжать эти традиции. По мнению Цю Фэна, этого легче достичь, если считать конфуцианство не религией, а духовным учением, главная цель которого — совершенствование личности и создание такого общества, в котором все могли бы жить и мире и согласии, включая последователей разных религий.
Ряд участников дискуссии высказал мнение, что обострение конфликта между конфуцианцами и либералами практически неизбежно. Если даже либералы проявят сдержанность сейчас и не будут отвечать на критику конфуцианцев, спровоцированную событиями вокруг Цюйфу, то это лишь может отодвинуть конфликт на какое-то время, но он все же неизбежен.
Один из инициаторов письма - Кан Сяогуан - уверен, что в ближайшие 20—50 лет будет происходить ожесточенная борьба в политической и культурной сферах. Если победит Запад, Китай пойдет в сторону демократии, если возродится конфуцианство, китайская политическая система будет перестроена на конфуцианский лад (жэнъ чжэн). Борьба между конфуцианцами и западниками будет вестись не на жизнь, а на смерть, ибо от ее исхода будет зависеть будущее Китая. Демократия погубит Китай, уверен Кан Сяогуан.
При этом конфуцианцы утверждают, что они не выступают против других религий в принципе, они лишь хотят, чтобы гости (христиане) уважали хозяев. На это многие замечали: решение о строительстве принимали не какие-то иностранные организации, иностранные верующие, а китайские граждане, китайская официальная церковь, местное правительство. На церемонии по поводу начала строительства присутствовали известные и уважаемые лица. Поэтому нет необходимости переживать за правительство и государство, они уже сделали свой выбор в пользу культурного и религиозного плюрализма, признания христианства. Что же касается народа, то он безмолвствует, с его стороны нет и не было никаких действий в поддержку и сохранение традиционной китайской культуры. Вопроса об агрессии чужеземной культуры и подавлении ею традиционной в реальности не существует. Если уж искать виноватых, то среди местной власти и конкретных религиозных организаций, устроивших «культурную провокацию», если это действительно была провокация, а не списывать все на счет каких-то мифических, загадочных зарубежных сил, говорят сторонники этой точки зрения.
Один из участников дискуссии выразил удивление: разве не вместе конфуцианцы и христиане так долго подвергались преследованиям со стороны тоталитарной власти, почему они так быстро забыли о хунвэйбинах, разрушавших конфуцианские памятники? Почему они не выступают с открытыми письмами о том, чтобы перенести мавзолей Мао Цзэдуна из центра столицы? Их покорность власти удивляет и заставляет усомниться в их намерениях.
Он продолжает: верующих христиан в Цюйфу достаточно много, они уже давно говорили о том, что им нужен храм. Их желание понятно и законно. Другое дело - размер, но это вряд ли их требование. Скорее всего, причина здесь в желании местного правительства развивать туризм, отличиться в том, как они реализуют курс партии на строительство гармоничного общества. Большая же часть христиан в Китае по-прежнему испытывает давление со стороны властей, ведет нелегкую жизнь. И странным выглядят действия конфуцианцев, которые решили воспользоваться этим отдельным случаем, чтобы обратиться за защитой к власти. Это
вполне соответствует тезису широкоизвестного «народного» конфуцианца Цзян Цина: «проводить курс сверху» (на конфуциана-лизацию). Но в современном обществе религия отделена от государства. Нельзя навязывать религию, делать ее государственной. Общество должно делать выбор самостоятельно, какую религию оно хочет иметь как доминирующую. Соответственно этому определяется и политическая доминанта. Государство должно принимать свободный выбор своих граждан. Поэтому конфуцианцам не следует злоупотреблять национал-патриотической риторикой для достижения своих целей. Прежде чем выражать свое возмущение, надо решить, против чего они выступают: против строительства одного храма, против одной культуры или против угрожающей свободе власти? Такая постановка вопроса поддерживалась многими участниками дискуссии.
Вопрос о свободе является водоразделом между конфуцианцами и либералами, но он также оказывается принципиальным и для самих конфуцианцев. Как бы ни пытались сторонники письма доказывать, что они выступают против конкретного проекта, а не против христианства или других религий, многие верят в это с трудом или не верят вообще. Ведь письмо прежде всего обращено к власти, к «правительствам четырех уровней», как они сами определили. Если они за свободу совести, почему они просят о помощи власть? Это стало причиной того, что часть видных конфуцианцев не поставила своих подписей под Обращением. Среди них профессор Хуан Юйшунь. Свою позицию он объяснил в статье: «Пенять надо на себя»3. Он считает, что широкое распространение христианства в Китае стало возможным только потому, что этому распространению ничто не мешало, место было незанято. Чэнь сюй эр жуу или «войти, воспользовавшись пустотой». Этот афоризм отлично объясняет происходящее в Китае. И не только в Новое время. Так было и полторы тысячи лет тому назад, когда из-за упадка конфуцианства Китай стал практически буддистским государством (однако китайцы не превратились в индусов, и Китай остался Китаем). Сейчас история повторяется. В последние годы было много шума по поводу того, что «конфуцианство бурно возрождается», но есть ли реальные результаты? Это большой вопрос.
События в Цюйфу символичны, они показывают, что конфуцианское возрождение - это, скорее, блеф. Надо признать, что в наше время ничто не способно принуждать людей к вере или заставлять их во что-то не верить. Нельзя прибегать ни к каким средствам давления, включая правительство, для привлечения людей на свою сторону в вопросе веры. И следует признать, что распространение христианства в Китае не было принудительным. Но масштабы его популярности ошеломляющи: по тиражу издания Библии (70 млн экз.) Китай вышел на одно из первых мест в мире. Судя по всему, тенденция роста популярности христианства в будущем сохранится. И нет никакой силы, способной его остановить.
Поэтому задача конфуцианства заключается в реальном возрождении его силы и влияния в обществе, в том, чтобы сделать его привлекательным для народа. Тогда он, естественно, и не будет так увлекаться иностранными религиями. Но авторы письма почему-то решили свои надежды возложить как раз на принуждающую силу - правительство. Оно «должно оживить религиозную активность конфуцианских храмов». С этим невозможно согласиться, говорит Хуан Юйшунь. Он приводит поучение 1Мэн-цзы о том, что стрелок должен сначала привести себя в порядок, затем стрелять. Если его побеждает соперник, он не должен в этом обвинять его, а должен искать причину в себе самом. «Если христиане стали победителями, то значит с нами не все в порядке. Проблем у нас много. Способны ли мы отвечать на запросы людей, живущих по правилам современности? Способны ли предложить людям ценности, которые они захотели бы принять? Христиане это делают, они меняются в соответствии с духом нового времени. То есть вопрос в следующем: стало ли конфуцианство таким, чтобы современные граждане Китая добровольно, с радостью его приняли? К сожалению, некоторые конфуцианцы забыли одну основополагающую истину: не люди живут ради конфуцианства, а конфуцианство существует для людей», - говорит Хуан.
В заключение своих рассуждений автор выражает надежду, что христианство повторит судьбу буддизма в Китае.
Не случайно Хуан Юйшунь оказался лишь одним из немногих авторитетных конфуцианцев, не поставивших свою под-
пись под Обращением. И не случайно одним из инициаторов его является уже упоминавшийся Цзян Цин, лидер нового течения в современном конфуцианстве - «политического конфуцианства»4.
Его позиция состоит в том, чтобы сделать конфуцианство элементом государства, политической системы в виде одной из палат парламента. И хотя он не предлагает установить теократию, он все же за то, чтобы превратить конфуцианство в государственную идеологию, государственную религию, чтобы государство в своей политике исходило из конфуцианских религиозных догматов. Несмотря на то что он предлагает создать механизм принятия решений путем консенсуса с демократически выбранной палатой парламента, он, тем не менее, выступает за то, чтобы активно сверху внедрять конфуцианство в сознание народа, воспитывать его. «Сверху мудрость, внизу глупость. Этого не изменишь» (Шан нжи ся юй, букэ и). По сути Цзян Цин предлагает некий новый путь: не теократия и не демократия. Это средний путь, соответствующий духу традиционной китайской культуры, но все-таки предполагающий обеспечение доминирующего положения конфуцианства и исключение возможности для чуждых китайской культуре религий занимать лидирующие позиции в обществе. Требования этой группы конфуцианцев как будто ограничиваются лишь признанием властью законного статуса конфуцианства как религии наравне с другими религиями (о чем говорится в письме). И все же «политическое конфуцианство» Цзян Цина строится на аксиоме о том, что на время переходного периода, который может растянуться на целый исторический этап, основу политической системы Китая может образовывать только конфуцианство как исконно китайская религия, наилучшим образом отвечающая на духовные запросы китайцев, неотделимая от народной культуры, традиций, ставшая ее душой. Представление же о том, что ценности христианства являются универсальными, что это наднациональная религия, Цзян Цин не разделяет. Он считает, что современное христианство — продукт западной культуры, образовавшийся на определенном этапе ее развития. Поэтому нельзя его переносить на китайскую почву, это неестественно, негармонично.
Возникает ощущение противоречивости позиции конфуцианцев: с одной стороны, они заявляют о том, что не против других религий, с другой - что конфуцианство - это единственная религия, имеющая право и основания быть ведущей в Китае. Очевидно, эта двойственность и вызывает негативное отношение к ним со стороны либералов. Они им не доверяют. Но также очевидно и то, что и среди самих конфуцианцев (даже тех, кто относится к нему как к религии) нет единства мнений. Одни действительно считают, что конфуцианство должно быть лишь равноправным среди других признаваемых государством религий, другие же - что ему должна принадлежать ведущая роль. Нет единства и по такому вопросу: должно ли конфуцианство играть роль «государственной религии» и встраиваться в политическую систему? Цзян Цин и его сторонники предлагают именно это, считая, что в противном случае власть не будет обладать легитимностью. А отсутствие легитимности у нынешней власти и есть главная проблема современного Китая. Власть, не опирающаяся в своей политике на религию, не имеющая связи с Небом, не может считаться законной в высшем смысле этого слова: у нее нет мандата Неба. Поэтому такая власть не может обеспечить истинное благоденствие народа, процветание государства. Она неизбежно приведет общество к краху, считает Цзян.
Дискуссия высветила и некоторые другие стороны межкультурного диалога. Например, довольно распространено мнение, что диалог этот бесперспективен, формален. Большая часть верующих консервативна, с ними практически невозможно вести настоящий диалог. Если на официальных мероприятиях и принимаются хорошие решения, то они остаются лишь словами, повисающими в воздухе. Но чаще всего эти мероприятия используются для пропаганды своих взглядов каждой из сторон. В Китае известно, как обстоят дела с межкультурным диалогом в Европе, где растет напряжение между христианами и мусульманами. Известно о том, что некоторые видные европейские политики признали, что их курс последних десятилетий на гармоничное сосуществование представителей разных культур потерпел провал. Гармоничного сосуществования не получается, напротив, растут напряжение и
взаимная антипатия. Взаимопонимания достичь не удается, растут взаимное недоверие и подозрительность, все большей популярностью пользуются политики, стоящие на националистических позициях.
Фактически диалог ведется не между реальными носителями определенных ценностей, а между учеными, изучающими их, а также между узким слоем действительно открытых для диалога верующих, которые, однако, не отражают настроений широких групп своих единоверцев. Или между чиновниками, выполняющими поставленную перед ними политическим руководством задачу.
Характерной чертой диалога между Китаем и другими странами является то, что китайская сторона в нем представляется конфуцианством. Например, прошедшая «Нишаньская трибуна» обсуждала проблемы конфуцианско-христианского диалога. При этом китайское правительство не признает религиозного статуса конфуцианства. Возникает ситуация неравного диалога. С одной стороны - мировая религия, а с другой? Кто же тогда мог бы представлять Китай? Буддисты или даосы? Мусульмане или, может быть, китайские христиане? Все они имеют статус религий, признаваемый китайским правительством. Если все они одновременно будут представлять Китай в диалоге с Западом, то такой диалог превратится в многоголосую какофонию. Диалога не получится. Поэтому и на будущих Нишаньских форумах китайская сторона вновь будет представлена не «нелигитимным» конфуцианством как религией, а конфуцианством как наукой, как символом всей китайской культуры.
Существует точка зрения, что конфуцианство как наука (жу-сюэ) выше, чем конфуцианство как религия (жуцзяо), поскольку оно имеет статус «культурной веры». Именно как «культурная вера» оно вошло в сознание китайцев, независимо от их религиозной принадлежности. Обладая таким статусом, оно может вести равный диалог с другими мировыми цивилизациями от имени всей китайской культуры. Требования же авторов письма предоставить конфуцианству легитимный статус религии, по мнению сторонников данной позиции, совершенно безосновательны:
100 лет назад такие претензии уже были отвергнуты китайским обществом. В современном обществе, построенном на западный манер, слишком узко пространство для конфуцианской религии.
Очевидно, что китайской стороне для ведения межцивилиза-ционного диалога прежде следует выработать свою консолидированную позицию. И если раньше считалось, что в Китае гармонично сосуществуют конфуцианство, даосизм, буддизм и мусульманство, то сейчас с широким распространением христианства ситуация изменилась. О чем и свидетельствует дискуссия вокруг строительства христианского храма в Цюйфу.
Гармонично сосуществовать с христианством сложнее по целому ряду причин. Христианство в Китае бурно развивается. Многие полагают, что в недалеком будущем оно превратится в самую влиятельную силу в китайском обществе, что Китай даже станет центром мирового христианства.
Если же не заглядывать далеко, то и сейчас много проблем. Например, конфуцианцы полагают, что христианству присущ прозелитизм, с чем им трудно мириться. Христианские миссионеры развернули по всему Китаю чрезвычайно активную деятельность по обращению населения в христианство. В бедных районах страны они для этой цели используют различные формы материальной и финансовой поддержки. Особенно активны южнокорейские миссионеры.
Дискуссия также показала, что многие конфуцианцы имеют о христианстве весьма странные представления. Заметна тенденция судить о нем не столько по Новому, сколько по Ветхому Завету. Поэтому христианский Бог выглядит для них жестоким, карающим, пугающим. Христианство представляется как учение, в котором вера в Иисуса Христа способна оправдать любое поведение верующих, в котором человек — это жалкое, беспомощное существо, не способное к самостоятельному развитию. Это резко контрастирует с конфуцианством, где каждый человек с помощью собственных усилий способен стать совершенным, как это сделал Конфуций. Конфуцианцам не нужен Бог, все в руках человека, желающего учиться и опирающегося на Истину, скрытую в нем самом (аяннжи). Это является принципиальным моментом, де-
лающим невозможным, как считали и считают многие известные деятели китайской культуры, совместить эти два учения.
Достижению взаимопониманию между конфуцианцами и христианами внутри Китая может помешать и тот факт, что не только нет единства внутри конфуцианства, его нет и внутри китайского христианства. Последнее также разделено на официальную церковь «Сань цзы» и неофициальную — «домашнюю». Последняя, не поддерживаемая правительством, имеет весьма нечеткую идейную базу. Она представляет собой отдельные никак между собой не связанные группы верующих, возглавляемые людьми, не имеющими зачастую никакого специального богословского образования. Официальная церковь, являющаяся в большинстве своем протестантской, относится к «домашней» негативно, считая многие из ее течений ересями. Между тем именно эта внесистемная церковь особенно популярна сейчас в Китае. Именно она получила наибольшее развитие в последние годы. Разрешение на строительство храма в Цюйфу получила официальная церковь, «домашняя» же пока ни о чем подобном не может даже и мечтать.
Учитывая вышесказанное, трудно согласиться с тем, что конфуцианство имеет основания участвовать в диалоге цивилизаций от имени всей современной, находящейся в процессе формирования, поиска самоидентичности китайской культуры.
В действительности на официальных форумах китайскую сторону представляют деятели тех религиозно-культурных направлений, которые не выходят за рамки отведенного им властью пространства и которые являются подконтрольными со стороны правительства, а также чиновники, выражающие позицию правящей партии, идеологией которой по-прежнему является марксизм-ленинизм и которая ищет пути приспособления к требованиям нового времени. Поэтому такой диалог не является полноценным. Он не может по-настоящему представлять сложную плюралистическую конфуцианскую культуру.
Если оставить в стороне все теоретические споры и попробовать подойти к событию в Цюйфу так, как и предлагали, собственно, авторы письма: является ли строительство храма такого
масштаба и вблизи от «священного места» проявлением неуважения к традиционной китайской культуре, конфуцианцам и всем патриотам Китая, то как это можно оценить? Соответствует ли это конфуцианскому принципу «не делай другому того, чего не желаешь себе», являющемуся «серебряным правилом» универсальной этики?
Похоже, что ответить на этот вопрос сложнее, чем это могло бы показаться. Каждая из сторон толкует общепринятые нравственные принципы в свою пользу.
Должен ли гость уважать права хозяина? Да. Но есть ли в данной ситуации гость?
Не должны ли христиане, исходя из принципа христианской любви, пойти навстречу конфуцианцам и скорректировать свои планы так, чтобы сохранить мир и согласие?
Не должны ли конфуцианцы опереться на исповедуемый ими принцип «уступи» и не настаивать на своей позиции?
Ответить на эти вопросы действительно нелегко. Но совершенно ясно одно: провозглашать высокие принципы гораздо легче, чем реализовывать их наделе. Конференции, на которых произносятся красивые слова о мире, гармонии, взаимоуважении и взаимопонимании, проводятся в мире регулярно не один десяток лет. Но умения руководствоваться ими в реальной жизни, в реальной политике по-прежнему остро не хватает. Почему соблюдение принципа янь сын и чжи («слова не должны расходиться с делами») по-прежнему является главной проблемой на пути к гармоничному сосуществованию как народов, так и отдельных людей между собой? Не потому ли, что в этом случае надо на деле заняться не другими, а самим собой, менять себя, преодолевать свой собственный эгоизм, как и учил Конфуций?
Ход дискуссии показал, что все заинтересованные стороны легко поддаются эмоциям и теряют объективность. Спадают маски, и обнажается истинная суть. И оказывается, что до реального взаимопонимания и взаимного уважения еще далеко.
События вокруг строительства храма являются хорошей иллюстрацией того, что проблемы взаимодействия различных цивилизаций, культур заключаются не столько в их разности, сколько
в том, что их представители на самом деле не являются истинными носителями ценностей этих культур, если понимать культуру как явление, опирающееся на духовные (религиозные) ценности. Истинная духовность (религиозность) универсальна, она не может приводить к конфликтам. Если возникает конфликт цивилизаций, религий, значит, они отклонились от понимания своих истинных ценностей.
Между тем, стало известно, что жаркие споры вокруг строительства храма не остались не замеченными властью. Представители местного правительства в беседах с журналистами заявили, что планы еще окончательно не утверждены. Глава христианской церкви Цюйфу Фэн Цзунцзе подтвердил эти слова, сказав, что все пока лишь на бумаге. Еще не определены ни высота храма, ни его вместимость.
Как отмечают журналисты, прибывшие в Цюйфу для уяснения ситуации, местное население с удивлением узнало о баталиях вокруг строительства. Оно давно привыкло к тому, что в Цюйфу в последнее время строилось много самых разных сооружений в целях развития его как туристической зоны. Поэтому им безразлично, построят ли здесь еще и христианский или конфуцианский храм. В то же время, по мнению местных жителей, конфуцианский храм — это достопримечательность для туристов. А христианская церковь — все в большей мере становится для людей насущной, жизненной необходимостью, духовной потребностью.
Проблема веры становится в Китае все более актуальной. И выбор простых людей никак не связан ни с научными спорами, ни с политикой властей.
В начале 2011 г. произошло еще одно важное культурное событие в жизни китайского общества: в центре Пекина, перед Историческим музеем появилась статуя Конфуция высотой 9,5 м. Многие сразу расценили это не просто как культурное, но и важное политическое событие. Очевидно, что китайское руководство таким образом подтверждает свое намерение использовать конфуцианство как символ китайской цивилизации, как один из главных элементов национального культурного кода, призван-
ный играть важную роль в строительстве гармоничного общества в Китае и гармоничного мира будущего.
Приложение
Инициаторы письма: Го Циюн — Уханьский университет, профессор; Чжан Сянлун - Пекинский университет, профессор; Чжан Синьминь - Гуйчжоуский университет, профессор; Цзян Цин - «народный» конфуцианец;
Линь Аньу - Тайваньский педагогический университет, профессор;
Янь Биньчжэн - Шаньдунский университет, профессор; Хань Син - педагогический университет пров. Шэньси, профессор;
Чэнь Мин - главный редактор журнала (сайта) «Юаньдао», директор Исследовательского центра конфуцианской религии; Кан Сяогуан — Пекинский народный университет, профессор; Чжао Цзунлай — Цзинаньский университет, доцент.
1 www.rifx.net/dispbbs.asp?boardID=4&ID= 12188&page= 1
2 Цю Фэн. Жуцзя, цзидуцзяо, цзыючжуи: сянху куаньжун хочжэ чунту? Ши си цюйфу цзяотан шицзянь дэ гуаньнянь хэ чжэнчжи ии (Конфуцианство, христианство, либерализм: взаимная терпимость или конфликт? — Попытка анализа политического и доктринального значения событий вокруг Цюйфу) // Жуцзя юбао. 01.03.2011. www.rujiazg.com/detail.asp?nid= 1729
3Хуан Юйшунь. Фань цю чжу цзи: жучжэ хэвэй (Пенять надо на себя) // Чжун-гожусюэ ван. 01.08.2011
4Подробнее о нем см.: ШиловА.П. Духовное и идеологическое состояние китайского общества // Экспресс-информация ИДВ РАН. 2010. № 2. С. 53-62.