CC BY
54
УДК 811 + 002. 703.0 ББК 80 + 76.120.8
И. В. Ерофеева
г. Чита, Россия
Новизна и Смысл как когнитивная оппозиция в структуре медиатекста (проблема языкового миромоделирования)
В статье представлен концептуальный анализ когнитивной модели «новизна», объективированной в пространстве современного медиатекста. Выделены и даны характеристики лексическим ресурсам текстового развертывания модели: вдруг, неожиданно, внезапно. На основе проведённого контент-анализа разнопорядковых печатных изданий, а также функционального анализа автор формулирует проблему трансформации - активного переосмысления, наполнения новым содержанием - ядерных конструктов национального мировидения: концептуализированная сфера новизны игнорирует смысл как ключевой компонент национальной модели мира. В пространстве современного медиатекста культивируется исключительно факт, что значительно усугубляет негативные эффекты воздействия на духовный мир аудитории.
Ключевые слова: медиатекст, когнитивная модель, новизна, смысл медиатекста, национальная модель мира, трансформация.
I. V. Erofeeva
Chita, Russia
Novelty and Meaning as a Cognitive Opposition in the Mediatext Structure (The Problem of Language World Modelling)
The article is devoted to a conceptual analysis of the cognitive model of «novelty», objectified in the space of modern mediatext. The paper identifies and characterizes some lexical resources of the model text development: «suddenly», «unexpectedly» and «all at once». On the basis of the content analysis of printed publications of different levels and with the help of the functional analysis the author formulates the problem of transformation - active reinterpretation, acquiring a new meaning - of the core constructs of national world vision: conceptualized sphere of «novelty», which ignores meaning as a key component of the national model of the world. In the space of modern mediatext only the fact is cultivated, thus significantly increasing negative effects on the spiritual sphere of the audience.
Keywords: mediatext, cognitive model, novelty, mediatext meaning, national model of the world, transformation.
Жизнедеятельность социума протекает согласно неким понятным и логично выстроенным представлениям о ситуации в стране и мире. В информационном обществе именно СМИ формируют национальную модель мира, под которой мы понимаем целостный глобальный образ мира, являющийся результатом всей духовной деятельности человека в ходе его контакта с окружающей действительностью. Данный психический гештальт есть реализация картины мира человека в конкретных семиотических системах.
В последнее время в лингвистике наблюдается интерес к исследованию взаимодействия языкового потенциала, семантики текста с «фоновыми знаниями», формулируется глобальная проблема соотношения языка и сознания в процессах текстопостроения и текстовосприятия. Активно развивается когнитивная (антропологическая) лингвистика, категориальный аппарат которой составляют понятия: «языковая личность», «наивная
картина мира», «языковая картина мира». Учёные выделяют особую роль языка в жизни человека и социальной общности, язык воспринимается как когнитивный инструмент осознания мира, хранения и репрезентации культурного опыта и ценностей народа: Н. Д. Арутюнова, Ю. Д. Апресян, А. Вежбицкая, С. Г. Воркачев, В. И. Карасик, Е. С. Кубрякова, В. А. Маслова, М. В. Пименова, Ю. С. Степанов, В. Н. Телия, Т. В. Цивьян, А. Д. Шмелев и др. В дискурсе когнитивной лингвистики текст интерпретируется как источник культурологической информации, необходимой для реконструкции цельной картины мира по данным языка.
Объектом нашего исследования является медиатекст - основная коммуникативная единица информационного пространства. Функционирование медиатекста далеко не однозначно: с одной стороны, он репрезентирует ключевые приоритеты ментальных представлений российской ауди-
72
© И. В. Ерофеева, 2011
тории, с другой стороны, конструирует виртуальные представления, активно делая публичными псевдонарративы. Смысловое пространство разрыва между «своим» и «чужим» становится всё более очевидным.
В процессе нашего исследования мы опирались на функциональный анализ (нацеленный на раскрытие сущности когнитивных моделей в процессе текстопостроения и текстовосприятия в определённых социальных условиях), контент-анализ, метод лингвокультурологического анализа, основанный на неразрывном единстве языка и культуры, а также концептуальный анализ, подразумевающий реконструкцию когнитивных моделей, представленных в медиатексте.
Среди черт, определяющих доминантные черты журналистского творчества, приоритетное положение занимает оперативность, обусловливающая, в свою очередь, такую ключевую черту медиатекста, как новизна. Субъекты информационного пространства находятся в постоянном поиске новых, необычных фактов, создают новые передачи, рубрики, продумывают асимметричные ходы. Хорошая новость - всегда асимметрична ожиданиям аудитории (она неожиданна, а потому интересна).
Специфика темпоральной картины мира российской аудитории [см.: 1, с. 126-123] аккумулируется в концептуальной сфере новизны, которая представляет собой не только характеристику событийной канвы, но и способ видения мира, один из многочисленных вариантов его восприятия. Ключевыми конструктами текстового развёртывания данной модели в метатексте СМИ являются лексемы вдруг, внезапно, неожиданно1.
Вдруг выступает способом представить происшедшее в рамках какой-либо ситуации, одновременно вдруг - всегда некий знак, маркёр, демонстрирующий, что всё случившееся не вытекает непосредственно из самой ситуации. Лексема подчёркивает нарушение естественного хода вещей, обнажает нелогичность и иррациональность в соединении двух обычных событий, что позволяет активизировать дополнительные эмотивные коннотации и создавать определенный эмоциональный фон, привлекательный для потребителя: «Я загорал на пляже, вдруг что-то хлопнуло, и все закричали...» (Известия RU. 2011. 28 августа); «Но накануне приезда премьера новокузнецкие сугробы вдруг побелели впервые за много лет» (Аргументы недели. 2010. 28 декабря); «Михаил Саакашвили вдруг заявил, что маржа прибыли страховых компаний недопустимо высока» (Гру-
1 Выводы, представленные в статье, сделаны на основе контент-анализа более 300 медиатекстов (Выборка 2010-2011 гг.: «Аргументы недели», «Аргументы и Факты», «Известия», «Известия^ш>).
зинские страховщики наживались на неимущих. Известия. 2011. 16 февраля) и т. д.
А. Д. Шмелёв отмечает, что вдруг как позиционирование идеи «в жизни всегда может случиться нечто непредвиденное» является сквозным мотивом русской языковой картины мира [10, с. 17], и иногда употребление данной лексической единицы доходит до грамматической обязательности. Русская классическая литература использовала лексему как «обязательный классификатор ситуации» (В. Н. Топоров). В романе «Преступление и наказание» двуприродность, призрачность и одновременная неожиданность событийной канвы создаётся благодаря обилию ситуаций с маркёром вдруг. «Поразительная частотность слова вытекает из некоторых особенностей его семантики, непосредственным образом соотносящихся с определёнными установками, характерными для русской языковой картины мира», - пишет А. Д. Шмелёв [10, с. 149].
В структуре отечественной модели мира особое место занимают представления об отсутствии в жизни закономерностей, закреплённые в такой единице коллективного знания, как судьба. Переплетение православных и языческих воззрений, популярных на Руси, способствует формированию пассивно-созерцательного отношения к миру. Высшая сила и непредсказуемая природа резкоконтинентального климата организовывают жизнь русича (завтра узнаем: снег или солнце, на печи лежать или сено собирать). Данная идеологическая модальность имеет в русском языке высокую номинативную плотность и представлена объёмным паремиологическим комплексом: «Чему быть - того не миновать», «Бог даст день, даст и пищу», «Человек предполагает, а бог располагает», «Утро вечера мудренее», «Наперёд не загадывай», «Такова моя судьба», «От судьбы не уйдешь», «Не светило, не горело, да вдруг припекло», «Не было ни гроша, да вдруг алтын» и др.
Устремлённость в неизведанное будущее поддерживается также «верой в чудо». Есть основание полагать, что это один из древних и основных национальных архетипов. А. Лосев утверждал, что в отличие от рационального мышления Западной Европы, в российском сознании миф реальнее, чем действительность [4], в русской душе всегда присутствует «особая мифологическая истинность», которая и питает сильную веру в нечто необыкновенное, поразительное, удивляющее своей необычностью, но, несомненно, возможное в твоей судьбе и сопрягаемое со словом вдруг.
Иную интерпретацию массовидности лексемы вдруг (что, впрочем, естественно для отечественного дихотомического мышления) предлагает автор словаря «Русская языковая модель мира»
А. Д. Шмелёв: обилие лексемы выражает «острое желание видеть не игру случая, а совокупность причинно обусловленных цепочек» [10, с. 164].
Достаточно широкое семантическое поле лексемы вдруг позволяет идентифицировать её и как самостоятельную когнитивную модель, обогащённую двумя когнитивными слоями, верба-лизированными наречиями неожиданно, внезапно. В пространстве медиатекста данные лексемы сопровождают характеристику события, которое никак не предвещалось предыдущей ситуацией. Несмотря на этимологическое сходство данных сем (древнерус. «запа» - надежда, ожидание), А. Д. Шмелёв их разделяет [10, с. 149-157].
Внезапно актуализирует сему «вдруг, неожиданно наступивший» [6, с. 84], лексема имеет непосредственное отношение к характеристике события, демонстрирует его свойства, динамику изменения ситуации. Она конкретна и, как правило, требует датировки или какой-либо другой временной организации события: «Новая метла. Подмосковных прокуроров решили внезапно проверить...» (АиФ. 2011. 26 мая).
Внезапно предполагает моментальность и поэтому сочетается с энергичными событийными глаголами: «Ещё час назад ярко светило солнце, но внезапно небо заволокли тучи - начался снежный ураган» (В степях Монголии дан старт поискам Атлантиды. Аргументы недели. 2011. 18 мая); « В пятницу во дворе усадьбы на Тверском бульваре, 17, внезапно начался снос доходного дома, построенного знаменитым архитектором Семеном Эйбушитцем» (Покушение на тверском бульваре. Известия. 2010. 31 августа).
Напротив, неожиданно позиционирует сему «не предвидели, не ожидали». Лексема характеризует объект, мысль, идею и т. д., делает акцент не столько на событийности, сколько на качестве, на содержании факта, на определённом изменении ментального состояния: «Отношения Лукашенко и Медведева неожиданно нормализовались» (Аргументы Недели. 2010. 10 декабря); «Барак Обама неожиданно оказался в Афганистане» (АиФ.
2010. 3 декабря); «Три месяца назад революция в Тунисе смела президента бен Али. От этого события, как от камня, брошенного в воду, пошли неожиданно большие волны, причём совершенно весьма замысловатой конфигурации и по всей планете» (Есть у революции начало. Известия.
2011. 21 апреля).
Взаимоотношения двух когнитивных слоев, репрезентированных дилеммой внезапно - неожиданно есть сочетание суждений относительно конкретики, детализации события и его содержания. Правда, в свободном пространстве медиатекста данная закономерность вариативна. Наречие внезапно характеризует ментальные состояния:
«Как внезапно выяснили в Европе, новые лампы опасны для окружающей среды и могут нанести вред здоровью человека» (Аргументы Недели. 2011. 12 января); «Что-то неуловимое меняется, и внезапно приходит осознание того, что в жизни не стоит ждать какого-то особенного момента для радости» (АиФ. 2011. 15 июня). Лексема неожиданно развивает событие во времени: «Афганский полицейский неожиданно открыл огонь по группе солдат НАТО в южной провинции Гильменд» (Известия. 2011. 13 мая).
Указанная лексическая макроструктура новизны, в силу своих эмоциональных (чувственная оценка объектов) и экспрессивных (впечатляющая, выразительная сила целенаправленного воздействия на аудиторию) свойств, активизирует преимущественно отрицательный коннотативный фон: «Голливудский актер внезапно скончался на улице на глазах у сына» (Аргументы недели.
2011. 8 августа); «... Из воды внезапно вынырнул аллигатор длиной около 2, 5 метра» (Во Флориде 90-летняя старушка осталась жива. АиФ. 2011. 1 сентября); «Так могла выглядеть моя смерть. Я пробирался по узкой тропинке в пойменной чаще, вдруг неожиданно на меня бросился медведь» (Правила жизни с медведями. 2011. 22 марта).
Названные структуры, репрезентирующие новизну, в метатексте современных СМИ встроены в один из популярных приёмов влияния на массовое сознание - «привнесение элементов драматизма в материал, клипмейрекство» [подробнее см.: 1, с. 139-148]. Тексты, созданные в подобной стилистике, по принципу «максимум эмоций и минимум сознания», лишены смысловой целостности фактуры, под которой мы подразумеваем мнимое или реальное предназначение, целевую оправданность, идеальное содержание субъектов, вещей, действий, заложенные личностью автора в когнитивное поле текста.
Клипмейкерство, как частная техника, имеет непосредственное отношение к методу внушения, в материале акцент делается не на идее и смысле, а на вырисовывании драматической ситуации. Соответственно, в медиатексте, скрипт, динамично концептуализирующий «страх», разворачивается с помощью активного использования глаголов: «Двое детей и четверо взрослых стали жертвами очередного сумасшедшего. Сегодня в городе Гунъи провинции Хэнань вооруженный топором мужчина внезапно напал на группу людей и зарубил двух маленьких девочек и четверых взрослых.. Погибли на месте.. Скончались в больнице...» (В Китае произошло очередное массовое убийство, жертвы - двое детей. Аргументы недели. 2011. 14 сентября); «В Прикамье мужчина убил своего знакомого, а чтобы скрыть улики поджег его дом. кровавая бойня развернулась.
внезапно возникла ссора. схватился за холодное оружие. сначала в ход пошел топор, а потом и нож. несчастный скончался.» (Комсомольская Правда. 2011. 9 августа).
К обилию негативной фактуры, искусственно встроенной в контекст новизны, и лишённой оценки и должной рефлексии со стороны автора, аудитория привыкает. Снижается порог чувствительности к событию, которое ранее воспринималось как ассиметричное и неожиданное. В результате аксиологическая Ненорма, которая сопутствует регулярно потребляемой фактуре, с течением времени становится естественным актом и сублимирует в Норму. Закон новизны и асимметрии текста напоминает снежный ком, он требует от автора творить по нарастающей: апеллировать к всё более откровенным и экспрессивным фактам. В середине 80-х прошлого века новостью было лишь упоминание в СМИ, например, о криминальном мире или о том, что «секс в Советском Союзе все-таки есть», сегодня новостная канва подобной медиатопики требует гиперактивной детализации.
Обилие в пространстве СМИ повествований о террористических актах, убийствах, насилии, сексуальной жизни, судьбе звёзд и ассиметрич-ных персонажей (маньяки, целители и др.) создаёт ощущение виртуальной новизны, события повторяются, не позволяя информационным потокам стать действительно ценной информацией для потребителя. Постепенно из концептуализированной сферы новизны исчезает смысловой контекст.
Все нарастающая динамика жизни не оставляет временной дистанции для осмысления происходящих фактов. Из информационного пространства уходят чистые аналитические жанры журналистики. Доминирование эмоционального фона текста, позволяющего привлечь непроизвольное внимание потребителя, способствует популярности такой разновидности аналитики, как комментарий (например, «Однако с Михаилом Леонтьевым»). В нормативной базе данного жанра позволена игра со смыслом, автор является носителем определённого образа, он, как правило, категоричен и импульсивен, предпочитает «заострять углы», сталкивать позиции и точки зрения. В стилистически насыщенном, эмотивном пространстве текста смысл теряет свои очертания и становится инструментом игры.
Тем не менее, смысловой контекст фактуры призван оправдывать её существование в канве медиапроизведения, смысл позволяет связывать факты с более широким пространством реальности, тем самым расширяя границы познания человека в отношениях часть-целое. В традициях российской журналистики и публицистики в целом смысл выступал в качестве корневой /
ядерной системы текста. Начиная с публицистики XVI в. (Максим Грек, митрополит Даниил, Иван Пересветов и др.), актуальный текст был ориентирован на глубокую рефлексию, на постановку смыслопорождающих вопросов. Дискурс российской журналистики был соткан из искреннего разговора о нравственных координатах бытия в эпоху войны или в период мирной жизни [подробнее см.: 1, с. 182-184].
Результаты нашего исследования демонстрируют двухуровневую специфику деятельности СМИ начала XXI в. С одной стороны, они используют ресурсы ментального мировидения, с другой стороны, они подвергают трансформации национальную модель новизны, заполняя концептуализированную схему новым содержанием. Изменённый конструкт значительно обедняет профессиональное поле журналистики и низводит её до уровня «тинейджерской».
Очевидно, что сегодня необходимо сформулировать качественные показатели новизны в журналистике. Привлекать человека «биологической тематикой», апеллируя к агрессивному и сексуальному инстинктам, значительно легче, нежели насыщать текст действительно новыми знаниями. Медиатопика первого порядка не нуждается в кропотливой работе над архитектоникой и композицией текста, подобная фактура привлекательна сама по себе - своей натуралистичностью. Её реализация не требует профессиональных познаний: например, человек воспринимает новое только в определённых дозах, нужно постепенно показывать новые грани, расширяя картину мира аудитории; сопротивление защитной оболочки новому неравномерно, в зоне собственных интересов человек оказывает новшеству меньшее сопротивление; усвоение нового меняется с возрастом, самая тонкая оболочка защиты у детей и т. д.
В информационном обществе медиатекст является эффективным проводником социальнокультурных знаний, в жёстких условиях рынка насыщенный многочисленными технологиями, ориентированными на активизацию внимания отечественного потребителя, он тотально воздействует на общественное сознание и картину мира аудитории. В подобных реалиях насыщение текста смыслом демонстрирует ответственность автора, его профессиональную культуру и богатство творческого потенциала. Ведь именно формальный креатив способствовал тому, что технологический уровень развития современных СМИ значительно опережает формирование ценностного (смыслового уровня) информационного пространства. А вакуум последнего - плодотворный источник многочисленных духовно-нравственных проблем российского общества.
Список литературы
1. Ерофеева И. В. Аксиология медиатекста в российской культуре (репрезентация ценностей в журналистике начала XXI века). Изд. 2-е, измен. и дораб. Новосибирск : Изд-во СО РАН, 2009. 340 с.
2. Жирков Г. В. Союз теории и истории журналистики - основное условие качественного знания // Теория журналистики: статус научных и учебных дисциплин / ред.-сост. М. Н. Ким. СПб.: СПбГУ, 2010. С. 56-74.
3. Камедина Л. В. Феномен духовного смысла в русской культуре (на материале художественной словесности). М.: Русаки, 2011. 199 с.
4. Лосев А. Ф. Миф. Число. Сущность. М.: Мысль, 1994. 919 с.
5. Маслова В. А. Введение в когнитивную лингвистику. Изд. 3-е. М.: Флинта: Наука, 2007. 296 с.
6. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка / Российская АН.; Российский фонд культуры. Изд. 3-е. М.: АЗЪ, 1996. 928 с.
7. Пётткер X. От новостной функции к ориентирующей // СМИ в современном мире. Петербургские чтения: материалы 50-й междунар. науч. конф. / отв. ред. С. Г. Корконосенко. СПб.: СПбГУ, 2011. С. 10-13.
8. Сергеева А. В. Русские: стереотипы поведения, традиции, ментальность. Изд. 6-е. М.: Флинта: Наука, 2008. 320 с.
9. Флоровский Г. В. Пути русского богословия. Вильнюс: Вильтис, 1991. 600 с.
10. Шмелёв А. Д. Русская языковая картина мира: материалы к словарю. М.: Языки славянской культуры. 2002. 224 с.
Рукопись поступила в редакцию 11. 02. 2011.
