CC BY
355
«НОВАЯ» ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА И ПАРАДИГМА РУССКОГО ПОСТМОДЕРНИЗМА В КНИГЕ В. КУРИЦЫНА «РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПОСТМОДЕРНИЗМ»
Ф.Б. Бешукова
В статье рассматривается процесс формирования отечественной постмодернистской критики. Объектом исследования являются взгляды и теоретические построения В. Курицына в аспекте периодизации русского постмодернизма и создания аналитической базы литературоведческого анализа постмодернистских текстов. В результате выделены основные концептуальные установки критика, продуктивные для дальнейшего формирования парадигмы русского постмодернизма.
Ключевые слова: постмодернизм, модернизм, авангардная парадигма, «многоуровневое письмо», «двойное кодирование», текст, эклектизм, ризома, деконструкция, контекст.
Литературный процесс является одной из форм отражения действительности. Сегодняшняя культурная ситуация характеризуется понятием «постмодерн», приставка пост- трактуется критиками неоднозначно: в одном случае подразумевается преемственность традиций модернизма, во втором -прямое отрицание, рождение нового культурного феномена. Литература конца XX в. в России представляет собой весьма неоднородный поток различных в мировоззренческом, жанровом, стилевом планах направлений. Некоторые литературные критики пытаются подогнать российский литературный процесс под западный образец, непосредственно перенося поструктуралистскую и де-конструктивистскую методики критики на русскую литературу. В данном случае необходимо учитывать следующее: несомненно, что западноевропейская / американская постмодернистская парадигма повлияла на отечественную литературу постсоветского периода, но отправной точкой критического осмысления литературного процесса должно стать своеобразие русской литературы новейшего времени, продиктованное национальными и социокультурными чертами российского культурного пространства.
Ситуация постмодерна не может быть объективно оценена и приведена в форму научной парадигмы на современном этапе, так как она не завершена и находится в стадии осмысления и теоретизирования. Самый простой способ - объединить все литературные явления современности под одним названием - постмодернистская литература. Нам представляется такой подход не только поверхностным, но и не соответствующим
действительности. По какому признаку происходит объединение этих различных художественных направлений в понятие «постмодернистская литература»? Для ответа на этот вопрос необходимо исходить из того, что само понятие постмодернизм включает много смыслов: в одном случае оно означает социально-временную характеристику, то есть постмодернистскими называют явления, сформированные в эпоху постмодерна - в конце XX - начале XXI вв. (здесь влияют факторы, позволившие этот период определить также как постиндустриальное время, период глобализации, информационная эпоха и др.). Рассмотренные в данном ракурсе художественно-литературные направления
не обязательно пользуются постмодернистским методом. Второе значение постмодернизма имеет более конкретный характер -набор художественных и языковых средств литературы и искусства, выработанный под влиянием поструктуралистско-деконструкти-вистской эстетики и философии. В данном случае направления, творчество художников, критиков являются постмодернистскими в плане художественно-эстетической принадлежности.
Книга В. Курицына «Русский литературный постмодернизм» писалась с 1992 по 1997 гг. и появилась почти одновременно с монографиями М. Липовецкого «Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики» (1997) и И. Скоропановой «Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык» (2001). Эти три исследования на сегодняшний день являются наиболее фундаментальными и стали отправной точкой развития новой критики. Главная за-
дача исследования В. Курицына - «показать степень и формы отношения конкретных русскоязычных литературных текстов к «ситуации постмодернизма».
В теоретической части книги автор определяет основные западные теории, на которых, по его мнению, базируется литературный постмодернизм: тексты Фидлера, Дженкса, Лиотара, Делеза и Гваттари, Фуко, Деррида. Примечательно, что автор работы сразу оговаривает, что сама сущность постмодернизма не дает возможности его четкой идентификации, но пытается добиться терминологической определенности. В частности, В. Курицын замечает: «Корректнее говорить не о «постмодернизме», а о «ситуации постмодернизма», которая так или иначе отыгрывается-отражается в самых разных областях человеческой жестикуляции. В лингвистике (постструктурализм), в философии (деконструктивизм), в изобразительном искусстве (концептуализм), в литературе и кинематографе, в религии, в экономике...» [1]. И, собственно, логика структуры и содержания книги соответствует основным составляющим постмодернистской парадигмы -философия постмодернизма (западные, американские и русские истоки), язык постмодернистских текстов, социальные и культурологические предпосылки возникновения постмодернизма. Нужно отметить, что исследователь отбирает те концепты постмодернистской западной модели, которые, по его представлению, приемлемы для формирования модели русского посмодернизма. Концептуальным определением постмодернистской эстетики, на взгляд исследователя, представляется высказывание одного из лидеров философии постмодернизма Ж.Ф. Лиотара в широко известной книге «Ситуация постмодернизма»: «постмодернизм ничего не отвергает, он, напротив, утверждает пребывание как-бы-ушедшего в неиерархическом контексте постсовременности. Приставка «пост» в слове «постмодернизм». обозначает. некий «анапроцесс», процесс анализа, анамнеза, аналогии и аноморфозы, который перерабатывает нечто «первозабытое» [2].
В концепции Лесли Фидлера, изложенной в его знаменитой работе «Пересекайте рвы, засыпайте границы», В. Курицын выделяет три знаменательных для постмодернизма позиции: «стирание границ» между «мас-
совостью» и «элитарностью»; «многоуровневое» письмо; теория художника - «двойного агента». Уничтожение рвов и границ, по Фидлеру, происходит не только между массовым и элитарным, но и между чудесным и вероятным. Сказочное не менее реально, чем то, что мы привыкли считать реальным, говорит Фидлер («сказочные короли» не менее реальны, чем «бухгалтерские книги»). Здесь, отмечает В. Курицын, «мы отметим шаг к важному для нас тезису о множественности миров, о виртуальности реальности; шаг от «эстетического» рассуждения к «метафизическому»; показательное для постмодернистского сознания неразличение «эстетического» и «метафизического» [1].
Многоуровневое письмо - это тексты, заключающие в себе несколько историй, как бы предназначенных для разного типа читателей (один слой может быть бульварным детективом, другой - философским трактатом). А сам художник, по Фидлеру, становится «двойным агентом». В «массовом» художник представляет «элитарное», а в «элитарном» - «массовое», в «вероятном» он заложник «чудесного», и наоборот. Постмодернистский художник всегда находится в нескольких «плоскостях», у него нет четкого топоса, нет «точки опоры» и не может быть «точки зрения», сознание его всегда в какой-то мере раздвоено (бумеранг темы шизофрении) [3]. В теории Чарльза Дженкса, автора статьи «Взлет архитектуры постмодернизма» (1975) и книги «Язык архитектуры постмодернизма» (1977), Курицын выделяет концепт «двойное кодирование», по Дженксу, - это апелляция одновременно к массе и к профессионалам [4]. В данном случае налицо совпадение между «двойным кодированием» и «двойным агентом». В самом общем виде феномен «двойного присутствия» можно определить так: художник в каждой ситуации выступает в качестве субъекта и объекта, является сразу и автором текста, и его героем, и сторонним наблюдателем, то есть - критиком.
Концептуальными для постмодернистской парадигмы стали идеи французских фи-лософов/семиологов М. Фуко и Р. Барта: «смерть Автора»; теория письма («ныне текст являет собой многомерное пространство, составленное из цитат, отсылающих ко многим культурным источникам; нет такого элемента текста, который мог бы быть поро-
жден «лично» и непосредственно Автором: скриптор лишь черпает буквы из безразмерного словаря Культуры»); мысли о роли читателя («...источник текста располагается не в письме, а в чтении. Вся множественность значений и сущностей текста фокусируется в читателе») [5].
Следующий ряд понятий выстраивается в аналитической части работы: требование говорить «на разных языках»; выделение «метафорических» образов, претендующих на многослойность, многовариантность прочтения; «радикальный эклектизм» в выборе стилей.
Западная философия постмодернизма представлена «шизоанализом» Ж. Делеза и Ф. Гваттари, в частности, концепцией «ризо-мы», в которой на место древесной модели мира (вертикальная связь между небом и землей, линейная однонаправленность развития) выдвигается модель «ризоматическая» (ризома - особая грибница, являющаяся как бы корнем самой себя). Ризому авторы уподобляют «карте» с ее разомкнутостью, принципиальной незавершенностью, продолжен-ностью, отсутствием краев, в которой всегда остается обширная зона для различения подробностей, для бесконечных знаковых игр. «Ризоматическое» мышление - акт достаточно сложный, не только рациональный, но и подсознательный. Авторы цитируют фразу из дневников Кафки: «Все вещи, возникающие у меня в голове, растут не из корней своих, а откуда-то с середины. Попробуй-ка удержать их, попробуй-ка держать траву и самому держаться за нее, если она начинает расти лишь с середины стебля» [6].
Шизоанализ, как творческая манера, появляется в русле теории постфрейдизма. Курицын отмечает, что «.радикальные сомнения в категории «субъектности» и, шире, в линейностях и бинарностях вообще оборачиваются в постмодернизме крайней размытостью понятия «пола». Привычная оппозиция «мужское - женское» становится неудовлетворительной, как всякая жесткая оппозиция». В данном случае критик апеллирует к идеям Ж. Бодрийяра, который утверждал: «Сегодня нет ничего менее надежного, чем пол. принцип неопределенности распространился на половые отношения, как и на отношения политические и экономические» [7].
В философии Ж. Деррида Курицын анализирует технологию деконструкции, понятия «археписьмо» и «метафизика присутствия», при этом отмечая: «Предпринятая Деррида глобальная критика языка, связанная с тем, что речь полна неповоротливых клише, застывших смыслов и условностей. оборачивается сначала противопоставлением устной речи. и письма, а потом - в качестве «второго хода» деконструкции - эта оппозиция снимается за счет появления категории «археписьма» [1]. Постмодернизм, по сути, ориентирует на разрушение структуры как закрытого иерархизированного знакового образования. Деконструкция традиционной модели литературного произведения нацелена на выявление новых принципов его организации. Децентрирование, связанное с пристальным вниманием к контексту, направлено на основные элементы художественного произведения: жанр, стиль, хронотоп, сюжет, систему образов и т. д.
В результате подробного анализа ведущих западноевропейских постмодернистских теорий В. Курицын выделяет набор признаков, характеризующих «ситуацию постмодернизма»: замена вертикальных и иерархических связей горизонтальными и ризомати-ческими, отказ от идеи линейности, отказ от идеи метадискурсивности, от убежденности в возможности метакода, универсального языка, отказ от мышления, основанного на бинарных оппозициях.
В контексте исследования В. Курицына представляют интерес размышления Михаила Эпштейна об изменениях в социокультурной ситуации, давших толчок к изменению культурной парадигмы: «авангард, модернизм, структурализм были последними по времени возникновения школами, вырабатывающими некий обособленный художественный и философский язык, «иной» и «более истинный» по отношению к предыдущим. Теперь ситуация изменилась. Никакой моноязык, никакой метод уже не могут всерьез претендовать на полное овладение реальностью, на вытеснение других методов, им предшествовавших. Все языки и все коды. все философские школы и художественные направления теперь становятся знаками культурного сверхъязыка, своего рода клавишами, на которых разыгрываются но-
вые полифонические произведения человеческого духа» [8].
Потребность метадискурсивности, характерная для модернистского мышления, по
В. Курицыну, «есть потребность в культе, мифе, целостном мировоззрении, оправданная и обеспеченная веками соответствующих культурных практик. Складывается прелюбопытная и в некотором смысле парадоксальная ситуация: постмодернистская эпоха дистанцируется от возможности мифа, но населяющие ее люди не перестают испытывать потребность в мифе (в нашем отечестве, увы, часты болезненно-агрессивные проявления этой потребности) или, по крайней мере, в симуляции мифа... И культура, чуткая к социальному заказу, действительно начинает производить такие... постмодернистские мифы...» [1].
Следующая проблема, обозначенная в исследованиях постструктуралистов, - значение и роль контекста в постмодернистских текстах. В. Курицын отмечает: «Постмодернистский текст практически не имеет границ: его интерес к контексту настолько велик, что очень трудно понять, где заканчивается «произведение» и начинается «ситуация». «Центр тяжести» текста, если можно так выразиться, все чаще находится за пределами текста». «Производятся» образ автора, отношения автора и публики, автора и художественного пространства, публики и другой публики, а не собственно «вещь». В сочетании с «кризисом авторства» это хорошо объясняет пристрастия постмодернистских художников к ролям и маскам» [12].
Размышляя о возможных пределах кон-текстуальности, Фуко задавался вопросом: почему не включать в собрание сочинений список вещей, сданных в прачечную? Джон Кейдж говорил, что для него кряхтение публики и стук дверей во время выступления становится частью музыки. Эти высказывания подчеркивают главное в постмодернистской системе - постмодернистский текст является открытой структурой, с готовностью принимающей в себя голоса контекстов. В результате периферийные явления приобретают статус центральных, и происходит децентрализация смысла текста.
Именно «расширение контекста» обострило интерес художников-постмодернистов к проблемам процесса художественного
творчества. Ю.М. Лотман отметил: «Нормальное» (т. е. нейтральное) построение (текста. - Ф. Б.) основано, в частности, на том, что обрамление текста (рама картины, переплет книги или рекламное объявление издательства в ее конце, откашливание актера перед арией, настройка инструментов оркестра...) в текст не вводится. Стоит ввести рамку в текст, как центр внимания аудитории перемещается с сообщения на код» [9]. Вот почему в XX в. так много «искусства об искусстве», ни «искусство», ни «жизнь» не могут находиться друг относительно друга в метапозиции, Д. Фаулз в романе «Волхв» писал: «вселенная существует потому, что длится рассказ, а не наоборот» [10]. В этом же романе показывается, как пропадает способность отличать «реальность» от «нереальности» не только у писателя, но и у читателя.
Симулятивная практика постмодерна распространяется шире художественных текстов, «постмодерн последователен: он запутывает не публику и критику, он запутывает повседневность... начав с утверждения необходимости стирания границ между реальностью и чудом «на письме», (постмодернизм. -Ф. Б.) пришел к тому, что уничтожает эти границы «в жизни»... [1]. Такую ситуацию Курицын называет «состоянием стабилизированного хаоса» и ищет корни такого мироощущения в философии конца XIX - начала XX вв. Здесь необходимо отметить, что представление о мире как о хаосе стало ведущим в западноевропейском экзистенциализме и имело трагический оттенок. Для начала эпохи постмодернизма также характерно трагическое восприятие происходящего, например, Ихаб Хассан провозгласил наступление века глобального познавательного и ориентационного хаоса. В современную эпоху отношение к хаосу изменилось, сейчас он служит объектом изучения, появилась наука «хаология», ее основатель Баландье, как и многие ученые новейшей генерации постмодернистов, прежде всего, ищет закономерности наличного хаоса как уже едва ли не неизбежного состояния вещей. Подобное восприятие хаоса характерно для русских постмодернистов, что отмечают и В. Курицын, и М. Липовецкий, включивший в свою теорию русского постмодернизма более широкое понятие «хаосмос».
Одной из основных проблем постмодернистского литературоведения является вопрос о связях постмодернизма и модернизма. Курицын в своей книге проводит фундаментальное исследование мировоззренческих, эстетических художественных установок большинства культурологических проектов XX в. (футуризм, модернизм, соцреализм и др.) и приходит к важному предположению, что общей для этих художественных течений была авангардная парадигма. Этот тезис подтверждается мыслью отечественного философа Валерия Тюпы, который считает, что «все эти столь чуждые друг другу явления растут из одного корня - из обострившегося внимания к идеологическому воздействию искусства на общественное сознание...», «важнейшим критерием художественности выступает эффективность воздействия искусства на общественное сознание..» [11].
Курицын вносит в смысл определения «русский авангард» не обозначение конкретного короткого периода в отечественном искусстве (как было принято в советском литературоведении), а расширяет это понятие в культурологическом плане, подразумевая «некое сочетание культурных интенций, характерное для большинства проектов первой половины столетия», то есть говорит о целостности авангардного мировоззрения первой половины XX в. В данном случае исследователь сопоставляет западноевропейский американский модернизм и русский авангард, как близкие по концептуальным установкам, но различные по ментальности художественно-эстетические парадигмы, выдвигая предположение, что русский авангард основывался, прежде всего, на русской философии (В. Соловьев, А. Белый).
В. Курицын сопоставляет, казалось бы, далекие мировоззренческие системы - Малевича, Мережковского, Бальмонта, Блока, Вяч. Иванова, Северянина - художественные и социологические, находя в символизме, авангарде и социалистической утопии схожее устремление - в будущее, таким образом, «авангардная парадигма» рассматривается критиком как предтеча постмодернизма в плане художественно-эстетических
средств: теория символов, непознаваемого, бездны, выступление против универсальных теорий, пытающихся объяснить мир. Необходимо отметить, что Курицын одним из
первых определил национальные философские и эстетические корни русского постмодернизма. В целом, критик констатирует, что постмодернизм и модернизм являются различными художественно-эстетическими парадигмами по основным типообразующим признакам (по мировоззренческим и художественным установкам).
Исходя из обзора основных положений литературно-критического исследования В. Курицына, можно заключить, что автор работы заложил основы формирования парадигмы русского постмодернизма в литературной критике. Его заслуга в определении философской и эстетической основ русского постмодернизма, выведенных в результате осмысления опыта западноевропейской постмодернистской теории и русской философии начала XX в. Исследователь анализирует самые яркие и значительные постмодернистские прозаические и поэтические тексты, применяя новую методологию анализа художественных текстов, сочетающую традиционные отечественные литературоведческие и структуралистско / деконструктивист-ские приемы. Также В. Курицын делает попытку систематизации и классификации всего разнообразия художественных направлений второй половины XX в. в контексте их взаимосвязей с постмодернизмом.
1. Курицын В. Русский литературный постмодернизм. Режим доступа: http //www.guelman. ru/slava/postmod. Загл. с экрана.
2. Лиотар Ж.-Ф. Заметка о смысле «пост» // Иностранная лит. 1994. № 1.
3. Фидлер Л. Пересекайте рвы, засыпайте границы // Современная западная культурология: самоубийство дискурса. М., 1993.
4. Дженкс Ч. Язык архитектуры постмодернизма. М., 1985.
5. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994. С. 390.
6. Кафка Ф. Америка. Процесс. Из дневников. М., 1991. С. 431.
7. Бодрийяр Жан. Фрагмент из книги «О соблазне» // Иностранная лит. 1994. № 1. С. 60.
8. Эпштейн М. Парадоксы новизны. М., 1988. С. 385.
9. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992.
С. 120.
10. ФаулзДж. Волхв. М., 1993. С. 162.
11. Тюпа В. Альтернативный реализм // Избавление от миражей. Соцреализм сегодня. М., 1990.
Поступила в редакцию 15.01.2008 г.
Beshukova F.B. «New» literary criticism and the paradigm of the Russian postmodernism in V. Kuritzyn’s book «Russian Literary Postmodernism». The process of
forming of the native postmodern criticism is analyzed in the article. The object of that research are the views and the theoretic concepts of V. Kuritzyn in the aspect of periodization of the Russian postmodernism and the creation the analytic basis of literary criticism of the postmodernism texts. As a result the main conceptual critic’s arrangements productive for forming the paradigm of Russian postmodernism are revealed.
Key words: Postmodernism, modernism, avant-garde paradigm, «multilevel writing», «double coding», text, eclecticism, rhizome, deconstruction, context.
К ВОПРОСУ О РОЛИ ДЖОНАТАНА ЭДВАРДСА В СТАНОВЛЕНИИ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
К.М. Баранова
Статья посвящена анализу работ известного американского богослова Джонатана Эдвардса. В ней раскрывается эволюция автора как мыслителя и философа, в частности, в вопросе суверенитета божественного начала и свободы выбора человека, а также затрагиваются проблемы, связанные со стилистическими особенностями его произведений.
Ключевые слова: богослов, эволюция, ривавелизм, свобода, выбор.
Литература XVIII в. на американском континенте, по мнению большинства исследователей, может быть поделена на два примерно равных периода, и, таким образом, представляется возможным говорить о литературе первой половины XVIII в., которая по сути своей является литературой колониального периода, и литературе, появившейся в начале 60-х гг. и до конца столетия, связанной с наиболее интенсивным процессом формирования нации и становлением национального американского самосознания накануне войны за независимость.
Собственно говоря, в XVIII в. создаются основные условия успешного завершения борьбы американцев за свою свободу. На протяжении первого из названных периодов продолжается заселение колонистами территорий вдоль Атлантического побережья. Растут и расширяются города, в особенности, портовые, развивается рыболовство и торговля.
Все эти явления находят свое отражение в литературе первой половины XVIII в., которая по-своему уникальна, неповторима и, безусловно, базируется преимущественно на религиозной основе. Уникальность данного периода, который можно рассматривать как важнейший период становления американ-
ской литературы, заключается в том, что, с одной стороны, это литература, колониальная, вобравшая в себя все, что было ею освоено в течение XVII в. на американском континенте; с другой стороны - это литература, связанная своими историческими корнями с литературой Англии, поскольку американские колонисты восточных штатов - это прежде всего выходцы из Великобритании.
Кроме того, уникальность колониального периода можно усмотреть в том, что красной нитью через всю литературу этого времени проходят религиозные постулаты, что вполне объяснимо, т. к. первыми писателями в Америке были пуританские священники, и на протяжении долгого времени книжное слово было доступно, главным образом, только им. Но, пожалуй, основной момент, отличающий литературу этого периода, заключается в тех формах, в которых возникают первые американские литературные произведения, появившиеся в колониях. В большинстве своем это дневники богословов, их религиозно-философские трактаты, проповеди, исторические очерки, берущие начало от сочинений первых поселенцев XVII в.
Безусловно, одной из самых ярких и значительных фигур в американской литературе
