CC BY
133
щество, принадлежащее вечности, осуществляет связь времен.
Тема вечности и связи времен очень важна и для Стругацких. Например, рассказ о событиях Евангелия, написанный в форме шутливой беседы с привлечением современных реалий, не является опошлением Священного писания. Скорее он позволяет современному человеку взглянуть на произошедшие события по-новому, не безучастно. Сегодня как никогда существует необходимость переосмысления тех человеческих смыслов Священного писания, которые не должны быть потеряны для будущих поколений.
Таким образом, структурная цитация последнего романа Булгакова позволяет Стругацким расширить и углубить ряд тем и мотивов, обозначившихся в романе «Мастер и Маргарита». Среди них мотив вечной любви, способной совершать чудо; тема амбивалентности добра и зла; новый взгляд на Священное писание. Структурная цитация в романе Стругацких позволяет создать сложную временную организацию повествования, обогащая тем самым булгаковскую традицию в современной русской прозе.
1. Стругацкий А., Стругацкий Б. Отягощенные злом: фантастические произведения. М.,
2006.
2. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. С. 10.
3. Руднев В.П. Энциклопедический словарь культуры XX в. М., 2001. С. 174.
4. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита: роман. Рассказы. М., 1999.
5. Снегирев Ф. Время учителей // Сов. библиография. 1990. № 1. С. 124.
Поступила в редакцию 28.04.2008 г.
Kharitonova Z.G. M.A. Bulgakov and Strugatskie brothers: structural citation principle in the novel «Burdened by evil». The article is dedicated to structural citation from M. Bulgakov’s novel «Master and Margarita» in the novel «Burdened by evil» by Strugatskie brothers. Structural parallels and correlating story lines with different narrators are examined in the research. Borders of a carnival element in Bulgakov’s and Strugatskie’s novels are compared on this basis.
Key words: structural citation, carnivalization,
tradition.
РОЛЬ «НОВОЙ КРИТИКИ» В ПРОЦЕССЕ ФОРМИРОВАНИЯ ТЕОРИИ РУССКОГО ПОСТМОДЕРНИЗМА
Ф.Б. Бешукова
В статье анализируется монография М. Липовецкого «Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики)», представляющая интерес для исследователей с точки зрения периодизации русского постмодернизма, классификации его художественно-эстетической системы и ярких примеров анализа художественных текстов при помощи нового критического аппарата, разработанного автором книги.
Ключевые слова: постмодернизм, модернизм, метапроза, текст, поэтика, синкретизм, авангардная парадигма.
В современной литературной критике начиная с конца 1980-х гг. обозначилась новая для отечественного литературоведения тема, несомненно, актуальная и вызванная объективными процессами мирового литературного движения - феномен постмодернизма.
Так как теория и практика постмодернистской литературы сформировались на Западе, то первые критические статьи и книги о
постмодернизме были направлены на осмысление иностранного опыта: на русском языке вышли в свет многие классические работы западных теоретиков структурализма / постструктурализма, появились солидные отечественные обзоры по западным теориям постмодернизма [1-3] и словари, включившие в себя статьи по основным терминам и именам [4-9].
Как отмечает критик журнала «Новое литературное обозрение» Т. Дашкова: «Исследования отечественного материала носят более скромный характер - это либо само-описания художников / режиссеров-постмо-дернистов, либо малоотличимые от постмодернистских артефактов тексты постмодернистских критиков, - в общем, рефлексия исходит от самих участников «процесса», что, как правило, не способствует прояснению ситуации» [10].
В конце 1990-х гг. появились почти одновременно три книги о русском постмодернизме, основанные на литературном материале, авторами которых являются М. Липо-вецкий, В. Курицын и И. Скоропанова.
Т. Дашкова подчеркивает, что это «работы ... не только или, точнее, не столько о литературе, сколько о культурной ситуации (отечественного) постмодернизма в ее философском и литературоведческом осмыслении. Из этого посыла вытекают две разнонаправленные интенции, скрыто присутствующие во всех трех книгах: желание вписать русский постмодернизм в общемировой «по-стмодерный» контекст. и показать его безусловное своеобразие.» [10].
В соответствии с главной установкой композиция всех трех книг построена по сходному принципу: первая половина каждой из книг посвящена характеристике отличительных признаков западного постмодернизма, вторая представляет собой попытки анализа отечественного постмодернизма приемами постструктуралистско / деконст-руктивистской теории, при этом все авторы акцентируют внимание на национальном своеобразии русской постмодернистской литературы и ищут адекватные способы его отражения. Несомненно, что в самом начале формирования нового культурного феномена в русской литературе было очень сложно выявить его художественно-эстетические и национальные особенности, и заслуга всех трех исследований - в постановке для новой критики крайне серьезной и актуальной проблемы теоретизирования русского постмодернизма в социокультурном и национальном контекстах.
М. Липовецкий в своей книге «Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики)» [11] одним из первых предпринял попытку целостного описания русского по-
стмодернизма как художественного явления. Для этой цели он сконструировал методологическую и аналитическую базу на основе существующих традиционных и постмодернистских теорий: подзаголовок работы
«Очерки исторический поэтики» является аллюзитивным ходом, выводящим на ассоциации с «Исторической поэтикой» А.Н. Веселовского - автор позиционирует опору на общепризнанные концепции русского литературоведения; второй методологической базой исследования являются влиятельные западные постструктуралистские теории.
В рамках избранной методологической стратегии М. Липовецкий применяет для анализа текстов термины различных отечественных литературоведческих школ и направлений - от «мотива», «персонажа», «авторской позиции», «внутреннего мира», «художественной целостности» (традиционная литературоведческая школа) до «игры», «смехо-вого антимира», «хронотопа», «карнавализа-ции», «диалогизма» (формальная школа, в частности теории М.М. Бахтина). Новой тенденцией литературоведческого анализа является применение теорий отечественных структуралистов / постструктуралистов (Лот-ман, Жолковский, Гройс, Вайль, Генис, И.П. Смирнов) и западных структуралистских и деконструктивистских методик текстового анализа.
На наш взгляд, автор монографии достаточно тонко и мотивированно сочетает принципы исторической типологии с пост-структуралистской методикой анализа художественно текста, т. к. не вызывает сомнений, что научный аппарат традиционного литературоведения не в состоянии описать постмодернистские тексты. Если взять за основу типологии русского постмодернизма идею его преемственности с классической литературой, то обращение к терминологии и методам анализа традиционной поэтики представляется вполне обоснованным.
Для выделения структурных элементов парадигмы художественности литературного направления Липовецкий берет за основу классификацию отечественного литературоведения, в которой традиционно выделяют: принцип эстетического претворения, определяющий логику «переработки» внетекстовой реальности в художественный мир; принцип художественного обобщения эстетически
«переработанной» реальности; принцип эстетической оценки» [12].
М. Липовецкий, следуя установке на теоретическое обоснование феномена постмодернизма, проводит сопоставительный анализ наиболее значительных мировоззренческих, художественно-эстетических систем (романтизм, натурализм, футуризм, модернизм и т. д.) с постмодернизмом, определяя его своеобразие в синкретичности и диалогизме. В связи с этим, он говорит, что «постмодернизм отказывается даже от перевернутой антитезы «поэзия-реальность», заменяя ее картиной мира, в которой демонстративно, даже с какой-то нарочитостью, на первый план вынесен полилог культурных языков, в равной мере выражающих себя в высокой поэзии и грубой прозе жизни, в идеальном и низменном, в порывах духа и судорогах плоти» [11, с. 11].
Любая художественная структура включает в себя определенный комплекс индивидуальных средств. Исследуя постмодернистские приемы, Липовецкий прежде всего обращается к терминам «интертекстуальность», «игра», «диалогизм». Он отмечает, что
«осуществление философско-эстетического принципа «мир как текст» в постмодернизме приводит к своеобразной инверсии традиционной логики художественного миромодели-рования» [11, с. 16].
Приведем несколько концептуальных установок, выдвинутых исследователем, чтобы уточнить его подходы к анализу художественного текста: «Книга, представляющая собой в постмодернистском понимании рекомбинацию разных типов письма, адекватна миру-интертексту, жизни-языковой игре»; «постмодернистская интертекстуальность
нацелена как раз на разрушение единства и целостности каждой из культурных логик, взятых в отдельности»; ««смерть автора», превращение автора в функцию текста, строящегося в свою очередь на постоянном пересечении и соответствующем преображении различных культурных языков, лишающихся своего абсолютного значения, - все это выбивает основу у понятий «авторская позиция», «авторская точка зрения»» [11].
Автор монографии подчеркивает близость понятий диалогизм / полифонизм (Бахтин) и постмодернистской эстетики, но в то же время отмечает их разницу как явлений
разных культурологических систем - эпох модерна и постмодерна. В контексте этого сопоставления исследователь формулирует основополагающий для постмодернистской парадигмы вывод о том, что модернизм и постмодернизм являются разными художественными системами, хотя определенная преемственность присутствует, в частности в том, что элементы модернистской поэтики в постмодернизме выдвинулись на роли принципов «художественного миромоделирова-ния» (интертекстуальность, игра, диалогизм).
«Специфика постмодернизма в сравнении с полифонизмом, который был описан М. Бахтиным и который присущ в большей мере интеллектуальной модернистской прозе XX в. (от Пруста и Томаса Манна до Фолкнера и Камю), скорее видится в том, что амбивалентная постмодернистская мозаика складывается в свою очередь из миров уже «второго порядка», представляющих собой художественное обобщение целых культурных систем, органических культурных языков - так сказать, образующих образную культурологическую формулу» [11, с. 25].
Наряду с полифонизмом Липовецкий выделяет следующие основные «стилевые категории» постмодернизма: постмодернистская ирония (А. Уайльд, М. Роуз), специфическая пародийность (Л. Хатчин), «двойное кодирование» (Ч. Дженкс), «пастиш» (Ф. Джеймсон), карнавализация (И. Хассан, М. Калинеску); вводит категорию «хаосмос», маркирующую пребывание в художественно оформленном хаосе, характерное для постмодернистских текстов (термин введен в «Эстетике хаосмо-са» У. Эко).
Исследование истории отечественного постмодернизма Липовецкий начинает с русской «метапрозы». Этот термин наиболее полно определяет признаки, по которым можно считать тексты различных эпох и направлений предтечей постмодернистской литературы. Линда Хатчин определяет метапрозу как особого рода «литературный нарциссизм», поскольку это «проза о прозе, то есть проза, которая включает в себя комментарий по поводу собственной повествовательной и/или лингвистической идентичности» [11, с. 45].
Вопрос о русской метапрозе XX в. впервые всерьез был поставлен Д.М. Сегалом, хотя в его работе «Литература как охранная
грамота» [13] само слово «метапроза» не встречается ни разу. Он выстраивает ряд весьма неоднородных произведений русской прозы: «Уединенное» и «Опавшие листья» В. Розанова, «Египетская марка» О. Мандельштама, роман К. Вагинова «Труды и дни Свистонова», «Мастер и Маргарита» М. Булгакова, «Дар» и «Бледное пламя» В. Набокова, «Доктор Живаго» Б. Пастернака - и, определяя, что их объединяет, формулирует основные принципы метапоэтики.
Сегал отмечает, что «все указанные вещи трактуют тему создания литературных произведений, они посвящены творческому процессу, понимаемому как часть жизни, иногда как ее заместитель, иногда как ее творец, а иногда - как ее устранитель. Равным образом все вышеперечисленные вещи трактуют тему писателя и писания, некоторые из них включают в себя - цитатно или путем описания - тексты, о создании которых повествуется» [13].
М. Липовецкий, в свою очередь, выводит парадигму метапрозы, выделяя ряд ее устойчивых признаков:
- тематизация процесса творчества через мотивы сочинительства, жизнестроительст-ва, литературного быта и т. д.;
- высокая степень репрезентативности «вненаходимого» автора-творца, находящего своего текстового двойника в образе персо-нажа-писателя;
- зеркальность повествования, позволяющая постоянно соотносить героя-писа-теля и автора-творца, «текст в тексте» и «рамочный текст»;
- «обнажение приема», переносящее акцент с целостного образа мира, создаваемого текстом, на сам процесс конструирования и реконструирования этого еще не завершенного образа. Как следствие этого качества может быть рассмотрена специфическая активизация читателя, поставленного в положение соучастника творческой игры (отсюда исключительная роль пародий, самопародий, разного рода загадок, ребусов, анаграмм и т. п.);
- пространственно-временная свобода, возникающая в результате ослабления миметических мотивировок в свою очередь связана с усилением «творческого хронотопа» (М. Бахтин), который приобретает положение, равноправное по отношению к окружающим его «реальным» хронотопам [11, с. 46].
Несомненно, что эти художественные приемы активно используются постмодернистской поэтикой, и М. Липовецкий акцентирует на них внимание при анализе постмодернистских текстов, следовательно, предположение исследователя о месте метапрозы в постмодернистской парадигме имеет научные обоснования.
Наиболее ярким образцом метапрозы в русской литературе, по мнению Липовецко-го, являются тексты В. Набокова, творчество которого он считает переходной ступенью от метапрозы к постмодернизму. В контексте проблемы национального своеобразия русского постмодернизма отметим, что русская метапроза сложилась как стилевое течение в мейнстриме модернистской и реалистической литературы первой половины XX в. до появления западных постмодернистских теоретических концепций и художественных текстов, следовательно, можно предположить, что истоки русского литературного постмодернизма берут начало в отечественной литературе.
В современном литературоведении одним из проблемных является вопрос идентификации первого этапа русского постмодернизма. Это связано, прежде всего, с тем, что в идеологической обстановке 1960-х гг. литература, оппозиционная соцреализму, искала свой путь к читателю через неофициальные источники, чаще всего, через самиздат и представляла собой весьма неоднородный поток концептуальных и художественноэстетических установок.
Существует ряд предположений, по которым первым этапом русского постмодернизма считают неоавангардизм 1950-1960-х гг. (группа Л. Черткова, лианозовская школа, СМОГ и др. [14]), андеграунд (Д. Кузьмин [15]), концептуализм, соц-арт (В. Курицын [16]).
В целом нам представляется возможным говорить о постмодернистском потенциале данных художественных течений, ориентированных на разрыв с модернизмом и соцреализмом и обратившихся к поискам нового языка и художественных средств.
М. Липовецкиий, отмечая несомненную значимость всех этих направлений в процессе формирования постмодернистской парадигмы, первым этапом русского постмодернизма считает русскую метапрозу.
Классикой русского постмодернизма («вторая волна», по классификации И. Ско-ропановой, в которой автор выделяет модификации постмодернизма: лирический постмодернизм, шизоаналитический и меланхолический) М. Липовецкий обозначает период 60-80-х гг. XX в. Самые яркие и значительные произведения - «Москва-Петушки» (1969) Вен. Ерофеева, «Пушкинский дом» (1971) Андрея Битова, «Школа для дураков» (1975) Саши Соколова.
Следующий этап развития отечественной постмодернистской литературы, «новая волна» по Липовецкому, продолжает и развивает традиции метапрозы и «классического постмодернизма» 1960-1980-х гг. Отличительной чертой прозы «новой волны» стало то, что центральным персонажем здесь становится сам автор, т. е. на первое место выходит не социальная, а художественная характеристика, главным персонажем произведения становится рефлексирующий писатель.
Это смещение «ценностного центра» большинством критиков объяснялось «скепсисом по отношению к самой возможности общественного идеала» конца 1980-х - начала 1990-х гг. и расценивалось как кризис постмодернизма или даже как его гибель. Ли-повецкий приходит к однозначному выводу, что русский постмодернизм не только существует, но и находится в стадии развития, и задачи его еще не выполнены: «Русский литературный постмодернизм, с его горьким скепсисом по поводу всех попыток культуры упорядочить мир, с его попытками расковать хаос, расслышав в его шуме многоголосье культуры, смоделировал обряд перехода, ценой временной смерти переводящий культуру из парадигмы, основанной на постоянной борьбе идеалов порядка, гармонии и свободы, - в парадигму хаоса. И то, что происходит сегодня в нашей и в мировой культуре, видится как попытка заново строить здание гуманизма в пространстве хаоса» [11].
М. Липовецкий, анализируя ситуацию «новой волны» постмодернизма, отмечает: «Совершенно очевидно, что метапроза 80-х не могла не быть иной, чем метапроза 30-х или даже конца 60-х годов (Битов, Катаев). Все те культурологические факторы (делегитимация идеологического и, шире, утопического дискурса; кризис иерархической системы миропонимания; осознание симулятив-
ности «общественного бытия» в целом), которые дали толчок для рождения русского постмодернизма, в 80-е годы достигают своего апогея», - и выделяет самые яркие имена в прозе - Т. Толстая и В. Пьецух, Е. Попов и
В. Ерофеев, В. Нарбикова и А. Иванченко; позднее - В. Сорокин, А. Гаврилов, М. Берг,
З. Гареев, Д. Галковский, В. Шаров, И. Полянская, Т. Щербина, В. Пелевин, А. Слапов-ский, А. Королев и др.
Липовецкий расширил границы постмодернистского мироописания в отечественной литературе и одним из первых наметил определенные этапы развития русского постмодернизма: истоки - в метапрозе, классика постмодернизма - постмодернистская литература 1960-1980-х гг., «новая волна» постмодернизма - с 1990-х г. - по настоящее время.
Значительный вклад исследователя в теорию русского постмодернизма заключается в его попытке создания системы и методологического аппарата анализа постмодернистских текстов русских писателей. Эта необходимость обусловлена также и своеобразием национального литературного процесса, не сводящегося только к структуралистско-деконструктивистскому анализу.
На сегодняшний день книга М. Липовец-кого остается одним из значительных исследований русского постмодернизма, и даже ее спорные моменты наметили линии для дальнейшего исследования данного направления.
1. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996.
2. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998.
3. Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма. СПб., 2000.
4. Современная западная философия: словарь. М., 1991.
5. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы термины: энциклопедический справочник. М., 1996.
6. Руднев В.П. Словарь культуры ХХ века. Ключевые понятия и тексты. М., 1997.
7. Культурология. ХХ в.: словарь. СПб., 1997.
8. Культурология. ХХ в.: энциклопедия: в 2 т. СПб., 1998.
9. Ильин И.П. Постмодернизм: словарь терминов. М., 2001.
10. Дашкова Т. Три истории: забавные игры русского постмодернизма. (Обзор книг о русском литературном постмодернизме) // Новое литературное обозрение. № 51.
11. Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики): монография. Екатеринбург, 1997.
12. Лейдерман Н.Л., Барковская Н.В. Введение в литературоведение. Екатеринбург, 1992.
С. 42-46.
13. Сегал Д.М. Литература как охранная грамота. М., 2006. С. 151.
14. Скоропанова И. С. Первая волна постмодернизма // Русская постмодернистская литература. Режим доступа: http://cultur.niv.ru/doc/ poetik/rus-postmodern-literature/index.htm. Загл. с экрана.
15. Кузьмин Д. Литературный периодический самиздат рубежа 80-90-х гг. Режим доступа:
http://www.ivanovo.ac.ru/win1251/az/lit/coll/ont о^^23_ки7Ш.Ы:т. Загл. с экрана.
16. Курицын В. Русский литературный постмодернизм. Режим доступа: http://www.
guelman.ru/slava/postmod/ Загл. с экрана.
Поступила в редакцию 17.04.2008 г.
Beshukova F.B. Role of “new criticism” in forming Russian Postmodernism theory. The monograph of M. Lipovetsky “Russian Postmodernism. (Essays on Historical Poetics)” is analyzed in the article. The monograph is interesting for researchers from the point of view of Russian Postmodernism periodization, classification of its artistic and esthetic system and vivid examples of literary analysis by means of new criticism methods developed by the author of the book.
Key words: Postmodernism, Modernism, metaprose, text, poetics, syncretism, avant-garde paradigm.
