CC BY
45
ИЗВЕСТИЯ
ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 23 2011
IZVESTIA
PENZENSKOGO GOSUDARSTVENNOGO PEDAGOGICHESKOGO UNIVERSITETA imeni V. G. BELINSKOGO HUMANITIES № 23 2011
УДК 17.023
НОРМАТИВНАЯ ЭТИКА: СУДЬБА В ПОСТМОДЕРНИСТСКУЮ ЭПОХУ
© о. С. ПУГАЧЕВ Пензенская государственная сельскохозяйственная академия, кафедра философии и истории Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского, кафедра мировой и отечественной культуры Государственный Лермонтовский музей-заповедник «Тарханы» e-mail: oleg_pugachev@mail.ru
Пугачев О. С. - Нормативная этика: судьба в постмодернистскую эпоху // Известия ПГПУ им. В. Г. Белинского. 2011. № 23. С. 49-55. - Статья посвящена утверждению аксиологического смысла нормативной функции этики. Здесь рассматривается значение нормы в процессе моральной регуляции общественных и личных отношений. Норма морали способна противостоять относительному миру постмодернизма.
Ключевые слова: этика, мораль, норма.
Pugachev O. S. - Normative ethics: the fate in postmodernism epoch // Izv. Penz. gos. pedagog. univ. im.i V. G. Belins-kogo. 2011. № 23. P. 49-55. - The theme of this article is assertion axiological sense normalizes function of ethics. There is consideration of the norm in the moral regulation of social and individual relations. The norm of the moral is capacitating to oppose of relativity of postmodernism.
Keywords: ethics, moral, norm.
В линейно прогрессирующем классическом мире норма всегда была точкой, от которой строилась система координат той или иной модели социальной системы, системы взглядов, мировоззрений, идеологий, этических и эстетических установок, юридических законов. Само множество элементов перечисления говорит как будто о противоположном, а именно, о стертости роли и границ стандартов и нормативов в реальном бытии. Мир, расшатывающий собственные устои, похож на застоявшегося жеребца, которому тошно от переизбытка сил, поступающих в его организм с добротным кормом; он рвется на волю, и, очутившись вне тесных стен конюшенного стойла, он бросается с места в карьер и мгновенно меняет векторы движения, пока не истратит энергию сверхизобилия. Так сытая и спокойная цивилизация желает вырваться из состояния стабильности, которое кажется ей путами. Постмодернизм - это еще (кроме всех прочих характеристик) - попытка анархического обновления в виде, пока по преимуществу, смысловой ментальной ревизии наличных устоев бытия. Один из первых ударов новомодной волны, которая имеет и свое зерно истины, принял на себя нормативизм. До этого мы знали, что границы между нормой и аномалией могут быть, в ряде случаев, весьма условными. Теперь же постмодерн выдергивает и элиминирует цент из пространства и времени, из этики и метафизики... Проблемное
описание через синергетические парадигмы вытесняет классические методы научных исследований и их онтологией истинности.
Тем не менее, стоит заметить, что самоорганизация систем в принципе не может фиксироваться разумом вне устойчивых образцов и образов мышления. Одной из таких инвариантных аксиолого-гносеологических опор выступает норма. Релятивизация ценностей не может быть процессом, оправдывающим крушение человеческого в человеке, свержение добра и замещение его злом и гибелью. Любая нома-дология существует только в границах ценностнооценочных гуманитарных полей с разной степенью их напряженности, но с одинаковым стремлением достичь цели и обрести смысл.
В данной статье мы обращаемся к старой теме нормативности в этике, явно актуализировавшейся в эпоху тотального отказа от свободы и ответственности. Этика, по общепризнанному определению, понимается как философская «наука о нравственности», т. е. о той сфере человеческих отношений, эмоций, мыслей, поступков, которая расположена между противоположными понятиями: добром и злом. Нелегко назвать такую область деятельности, которая стояла бы вне добра и зла, не занимала бы некую ступень «посередине», либо в большей или меньшей отдаленности от одного из полюсов сферы морали.
Одна из функций этики - нормативная, что означает не только теоретическое установление должного и недолжного, запрещенного и разрешенного, одобряемого общественной нравственностью или порицаемого ею, но и перевод этих теоретических положений в практическую область, в жизнь. Собственно говоря, большинство людей живут и действуют, не думая ни о какой этике в смысле теоретической дисциплины, оно, это большинство, руководствуется теми неписанными законами морали, которые выработало общество в своем социальном бытии в течение более-менее длительного исторического развития. Тогда какой смысл изучать этику как теорию, если и без нее все ясно? Вот тут нас и поджидает трудность, с которой столкнулось человечество еще в эпоху античности и которая на современном языке получила название нравственного релятивизма. Оказывается, не все так просто относительно возможности четкого разграничения добра и зла. доброе в одном отношении становится своей противоположностью в другом; то, что считалось нравственно недопустимым в прошлые эпохи, вдруг оказывается нормой современности и т. п. Еще больше дело запутывается, когда мы попадаем в ситуацию нравственного конфликта, в котором конфликтующие стороны стараются доказать правду и не какую-нибудь «общую», абстрактную или абсолютную, но каждая - свою! При этом спорящие интуитивно опираются на представление о том, что вот-де должна же существовать истина, есть же какой-то образец, норма. Но как и откуда его извлечь? Конечно, можно рассудить по совести, но ведь и совесть-то в значительной мере величина непостоянная и субъективная, хотя и понятно, что без нее не было бы никакой нравственности и закона в его юридическом смысле. Здесь встает необходимость, опираясь на разум, доводы логики и практики, найти критерий, согласно которому мы могли бы знать, что в мире морали является нормой, а что, напротив, является аномалией и недопустимым, предосудительным.
Древнегреческий мыслитель Аристотель (384322 до н. э.) полагал, что каждому человеку естественно стремиться к счастью. Но в этом стремлении он не один, а выступает как социальное существо, то есть живет в обществе, зависит от общества и, как человек, реализует себя только в обществе. Счастливая и блаженная жизнь, по мнению мыслителей Древней Греции - это жизнь свободного человека, способного к созерцанию и достигшего совершенства душевных, телесных и духовных сил, позволяющего ему подняться над миром суеты и обыденности, ощутив свою независимость и отрешенность от сферы чувственного бытия. конечно, это богоподобное состояние, и прежде, чем достичь созерцательного уровня, надо что-то делать, как-то жить, соотносясь с другими людьми. Так как же жить правильно? Ответ Аристотеля: «добродетельно». Добродетель - это норма, способность найти середину между максимумом (излишеством) и минимумом (недостатком). Это и есть знаменитая «золотая середина», с точки зрения которой добродетель мужества находится «посередине» между такими
крайностями как трусость (недостаток) и безрассудство (излишек).
Создавая этику как науку, мысля ее как «практическую философию», Аристотель должен был решить, по крайней мере, две важнейших задачи. Во-первых, указать на реальную, жизненную опору добродетелей, во-вторых, выяснить цель, идеал, к которому человек должен стремиться. По точному суждению исследователя творчества Аристотеля, Ф. Х. Кессиди, «философу удалось создать, с одной стороны, реалистическую этику, основанную на сущем, т.е. на нормах и принципах, взятых из самой жизни, какова она есть в действительности, а с другой - этику, не лишенную идеала, т. е. принципа, призывающего человека к должному интеллектуальному и нравственному совершенствованию и в этом смысле - к возвышению над сущим, к обретению власти над действительным положением вещей» [8].
Слово «норма» пришло в русский язык через заимствование посредством немецкого или французского языков из латинского. В переводе с латыни norma (в современном смысле) - руководящее начало, правило; образец. «Современный словарь иностранных слов» (1994) указывает в главной позиции следующее: узаконенное установление, признанный обязательным порядок, строй чего-либо. Таким образом, норма - это то, что призвано в области морали регулировать нравственные отношения, разделив их на допустимые и недопустимые, нормальные и аномальные, т. е. отклоняющиеся (девиантные), выходящие за пределы допустимых, установленных, узаконенных позиций.
Необходимо уточнить и следующее положение: этике в целом, как и ее разделам, специальным направлениям, течениям (этика бизнеса, профессиональная этика, этика науки и т. д.) присуща нормативность, т. е. стремление выработать определенные правила, образцы нравственного поведения и отношений в той или иной области человеческой деятельности. В то же время мы говорим об особой этической дисциплине, «нормативной этике». нет ли здесь очевидного противоречия? Вопрос снимается тем, что, по словам видного современного отечественного философа-этика, академика А. А. Гусейнова, «Всякая развитая этическая система включает в себя более или менее детализированную нормативную программу достойного поведения, задающую перспективу синтеза добродетели и счастья» [7].
Опираясь на общепризнанность положения о том, что этика является «нормативной наукой», мы можем рассматривать нормативную этику как такую разновидность практической философии, которая делает своим предметом собственные нормы, иными словами, осуществляет рефлексию над ними. Под рефлексией мы договоримся понимать способность человеческого сознания направлять мышление на самое себя, это «мысль о мысли».
Вот какое определение нормативной этики содержится в «Словаре по этике» под редакцией И.С. Кона: «Нормативная этика - составная часть этики, в которой ставятся и разрешаются проблемы смысла жизни, назначения человека, содержания нрав-
ственного долга человека, обосновываются определенные моральные принципы и нормы, которая тем самым выступает, в сущности, как теоретическое развитие и дополнение морального сознания общества или класса. В нормативной этике предпринимается попытка философски и научно решить те же самые проблемы, которые стихийно решаются обыденным сознанием в тех или иных исторических условиях» [4, 212].
Далее в словарной статье говорится о различии марксистского и неопозитивистского подходов к пониманию предмета, задач и возможностей нормативной этики. Статья написана именно с марксистских позиций, поскольку создавалась во времена идеологического господства революционной теории коммунизма, считавшейся единственно научной и истинной. Остановим внимание на сходстве и различии нормы и закона. Более всего моральные нормы имеют сходство с юридическими законами, однако, в отличие от последних, они редко бывают кодифицированными. Нравственное сознание функционирует как на уровне социальном, так и на индивидуальном, личностном, и поэтому не существует единого универсального свода моральных правил, как только в религиозной этике или в идеологиях, претендующих на то, чтобы подчинить себе абсолютное большинство общества. Одним из результатов господствовавшей в нашей стране марксистско-ленинской идеологии стал знаменитый «Моральный кодекс строителя коммунизма».
Философия морали полагает, что «Норма моральная - одна из наиболее простых форм нравственного требования; выступает в двояком виде как элемент моральных отношений и как форма морального сознания» [4, 211]. Словарная статья далее раскрывает поведенческий аспект нормы, то, что складывается как обычай и выступает затем «как нравственный закон, обязательный для каждого человека в отдельности». Частая повторяемость ситуаций порождает однотипность поведения и потребность социума, общества в целом в такой однотипности. Здесь мы можем подчеркнуть тот важный статус морали, нравственности, что она выступает как общественный институт. Мораль занимает прочное место в социальной структуре, где она, с другой стороны, сама выступает как элемент. Социологи определяют социальный институт как «приспособительное устройство общества, созданное для удовлетворения его важнейших потребностей и регулируемое сводом социальных норм» [1].
Современная этика различает в моральной норме как объективную, так и субъективную стороны. Объективное в ней то, что она формируется в стихии массового сознания, выступая затем в виде общественного мнения, откладываясь в социальной памяти как коллективная привычка, оформляясь в качестве дисциплинарных требований как одного из видов практически выраженной социальной воли. Можно ли сказать, что общественная воля, мнение, дисциплина, традиции - это воля и мнение большинства общества? Нет, такой ответ привел бы нас к ложному представлению о том, что общественное сознание есть простая сумма сознаний индивидов, составляющих данное об-
щество. Дело обстоит гораздо сложнее, поскольку все мы имеем зачастую весьма отличающиеся одни от других взгляды, различную степень компетентности в том или ином вопросе и доходящие до противоположности способы их понимания, объяснения и реализации. Тогда выходит, что все, что покрывается прилагательным «общественное» представляет собой фикцию или мистический феномен? Что касается тайн и загадок, то их, действительно, немало обнаруживается при попытке решить проблему зарождения, бытия, развития и простого определения общества.
Общественное мнение действительно существует, но механизм его образования и действия не лежит на поверхности. В целом же можно сказать, что оно -одна из форм проявления общественного сознания, которое само заявляет себя в таких типах мировоззрения как религия, мифология, политика, наука, философия, право, искусство и, наконец, мораль.
Поскольку ни одна из форм общественного сознания не является в действительности абстрактным, лишенным динамики и жизни образованием, то и сама эта деятельностная природа уводит нас в многообразие конкретики реальной жизни, где эти формы еще и институциональны, а, значит, вырабатывают в ходе своего исторического бытования определенные нормы: оценочные, регулятивные, запретительные, разрешительные и т. п. Вот такие, социально, коллективно выработанные нормы, в данном контексте - нормы морали - и можно характеризовать как объективные, т. е. существующие независимо от воли и сознания индивида и чаще всего возникшие задолго до его появления на свет и с этой точки зрения представляющие для отдельного человека и целых поколений не только данность, но и заданность. И вот тут мы попадаем в весьма непростую ситуацию, возникающую в связи с вопросом о том, каким образом нормы морали в нас и через нас становятся действенными, а, значит, и действительными? Самое простое решение, которое напрашивается по аналогии с юридическими законами, это признать нравственные законы внешними, принудительно навязанными личности, индивиду обществом. Однако далеко не для всякого человека совершение нравственного поступка основывается на само-принуждении или самопожертвовании.
Такие нормы, которые мы называли «идеалом» в области морали, могут быть чем-то естественным, т. е. внутренним побуждением, или, как говорят в философии, они «имманентны» человеку, т. е. внутренне ему присущи. Это относится, например, к идеалу справедливости, свободы, человеческого достоинства: разве нет у людей внутреннего побуждения к ним, а не только социального, в виде моральных санкций, негласного принуждения? конечно, далеко не каждый человек может заявить о гармонии своей личной совести и моральных идеалов. Обратимся к опыту этического исследования, автором которого является выдающийся русский философ С. Л. Франк (1877-1950). В работе «Фр. Ницше и этика “любви к дальнему”» философ акцентирует внимание ни том, что обыденное нравственное сознание разделяет моральное добро и зло на осно-
вании двух этических позиций: альтруизма и эгоизма. Альтруизм требует от личности самопожертвования ради «других», ради блага и счастья «ближних», тех, кто рядом, кто близок нам по родству, духу, симпатиям, привязанностям. Самоотречение возможно только путем подавления всего того, что входило бы в круг желаний, стремлений и интересов личности, приносило бы счастье ей в отрыве от других. Противоположная позиция - эгоизм. Здесь личность замкнута на себя, она игнорирует все, что противоречит ее собственным материальным и духовным запросам.
Ницше, по мнению Франка, указывает на третий путь, давно известный практически, но не осознанный этически. Этот путь заключается в любви «к дальнему», то есть к тем моральным идеалам, которые не зависят ни от максимы наибольшего счастья для наибольшего количества людей (утилитаризм), ни от альтруистических, ни от эгоистических соображений. Сущность открытия Ницше состоит в учении «... о нравственном величии объективных, бескорыстныхх... человеческих побуждений» [6, 44]. Эти объективные ценности могут владеть не только отдельными людьми, но и обществом и целыми историческими эпохами (например, понятие чести). В виде нравственного чувства любовь и стремление к чести, свободе, достоинству и другим «призракам» (так переводит Франк на русский язык термины Ницше, обозначающие идеалы) известны в морали давно, но, рассуждает русский мыслитель, «.одно дело - нравственное чувство, а другое - моральная доктрина и воспитанное ею моральное сознание. Последние всегда отстают от первого, всегда не вполне соответствуют ему и не выражают его точно и полно. Задачей этики как нормативной дисциплины и является установление согласия между моральными убеждениями и нравственными чувствами, пересмотр и углубление морального сознания, путем сопоставления его с прирожденными или бессознательно привитыми человечеству нравственными инстинктами».
из этой цитаты видно, сколь велико значение этики в формировании шкалы норм, ценностей, их иерархии. Но если есть нормы, то, значит, есть и моральные законы, т. е. то, что стоит над всем и имеет предписывающую, императивную силу. Франк подчеркивает именно предписывающую функцию морального закона: «самый моральный закон предписывает защищать известные права - право на господство истины и справедливости в человеческих отношениях, на сохранение человеческого достоинства, на духовную свободу человека.» [6, 64].
Здесь можно сделать небольшое отступление и перевести речь в следующий план: противоположность между «реалистами» и «идеалистами». Для первых важнее всего сущее, реальность, как она есть. В ней нужно адекватно ориентироваться, учитывая ее социальность, т. е. опираясь на нормы, ведь вне норм нет и общества. Ясно, что это правовые нормы. Иное дело - взгляд «идеалистов», осуществляющийся с точки зрения должного, идеалов и, значит, выходящий далеко за пределы жизни как она есть. Но с какой же це-
лью? Видимо с тою, чтобы и настоящее бытие людей, и будущее не потеряло своей человечности.
Часто употребление в речи слова «должно» происходит автоматически, независимо от воли автора. Он, автор, при этом не задается вопросом, откуда берется это долженствование, на чем оно основано: «должно» и все, и, кажется, ясно. Но подобная ясность чисто интуитивная; чтобы стать всеобщей, ей нужно обрести разумные основания. Однако, такое направление, как интуитивизм, ограничивается только утверждением «самоочевидности» таких этических категорий, как долг, добро, счастье и т. п. и отказывается от познания их сущности.
Много философских и богословских рассуждений вызвал к жизни вопрос о том, кто (или что?) обеспечивает саму нормативность и законность моральных предписаний, законов и норм, их императивный или рекомендательный характер. Ответы на этот вопрос можно классифицировать по следующим определяющим признакам:
а) источник норм - сама природа - она, как заботливая мать, а порою и как суровая мачеха, учит человечество уживаться с тем, что его окружает, а также устраивать и собственное, социальное бытие;
б) другая точка зрения отделяет социальное от природного и акцентирует именно (и только) общественный характер нравственной нормативности, именно общество является источником, причиной и высшим «судьей» в области моральных отношений;
в) сходную позицию занимают те, кто утверждает, что мораль автономна, самозаконна и индивид поступает так в области нравственных отношений, как велит ему собственная совесть и утверждает собственный разум;
г) ничего подобного не признают люди верующие, в их убеждении моральные нормы имеют божественное происхождение и санкцию. Нормативность, законность моральных норм имеет сверхъестественный и сверхиндивидуальный источник. «Если бы человек был безусловно автономен, сам себе давал закон, то, очевидно, он дал бы себе такой закон, который соответствовал бы данному состоянию его природы, был бы исполнимым для него законом, которому бы он подчинялся вполне свободно и охотно. Но таков ли закон нравственный? В своей идеальной форме он предлагает такие требования, которые, по сознанию каждого, никогда не могут быть исполнены» [3];
д) промежуточная между (а) и (г) позиция заключается в утверждении идеи о внеземном, космическом происхождении нравственных предписаний. Источник морали выносится далеко за пределы нашей планеты, без обозначения точной его локализации во Вселенной. Тогда нормативность приобретает сверхприродный (по отношению к природе Земли), а, точнее, - сверхпланетарный характер. Стало быть, космосу нужно приписать особый разум, ум, чтобы объяснить то, что имеет для нас нравственно обязывающую силу.
Оговоримся, что существует множество других, более сложных и подробных классификаций. Остано-
вимся в этой связи на таком примере, который стал в истории этической мысли наиболее устойчивым, образцовым, классическим. В основе данного подхода лежит представление об автономии и гетерономии. Гетерономными И. Кант (1724-1804) называл те нормы морального поведения, которые наша воля производит не из себя, собственного разума, а заимствует из какого-либо иного по отношению к ней источника. Гетерономия по существу своему, согласно Канту, нравственной быть не может. Человеческое достоинство зиждется на принципе автономии, суть которого в том, что моральным законодателем для каждого человека выступает его собственный разум, но при этом такой разум мыслит себя как всеобщий, присущий всему человечеству, человеческому разуму в целом. Поэтому такой всеобщий разум, представителем которого является каждый отдельный человек, мыслится Кантом как объективный.
Отсюда вытекает следующее положение: моральный «чистый» разум и есть источник моральных норм, нормотворчества. Только такая «автономия», когда не объект (или «материя») нашего желания предписывает нам моральные нормы поведения, но подчинение воли собственному разуму и совести как законодателям происходит по принципу всеобщности, - и есть, согласно Канту, единственно моральное в истинном смысле слова. Любая же гетерономия хотя и может порождать нормы, но они нравственными не являются, поскольку ставят волю в зависимость от чего-то случайного, либо от субъективного, корыстного интереса. Опираясь на принципы свободы, объективности, всеобщности человеческой разумности, Кант сформулировал свой знаменитый «категорический императив»: «Категорический императив, - пишет современный исследователь, - в этике И. Канта синоним морального императива, обозначение для нравственной нормы как формально независимой в своих основаниях от каких бы то ни было фактических условий человеческого воления, и потому безусловно-обязательной при любом наборе наших фактических целей [5].
«Чистый», или теоретический, разум способен к моральному нормотворчеству только при соблюдении следующих «формальных» условий: а) он должен опираться на то в субъекте, в человеке, что свойственно всякому человеческому существу и, таким образом, является объективным, поскольку общечеловечен. Иными словами, по мысли Канта, мы должны думать и поступать так, как если бы наше собственное моральное желание (воление) могло бы стать общим принципом, или законом, нормой для всякого разумного существа, т. е. выражением человеческого в человеке, человечности вообще.
Трудно представить себе, чтобы в реальной каждодневной жизни мы руководствовались бы полными формулировками категорического императива Канта и каждый поступок вымеряли бы со скрупулезной рациональностью. Конечно, нет: эмоции, чувства, душевные состояния играют огромную роль в нравственном бытии личности. С этой стороны можно было бы упрекнуть великого немца за «формализм» его этического
требования, игнорирующего все постороннее ради чистоты волевого морального изъявления, но ведь дело в том, что Кант стремился увидеть разумные, а, значит, собственно человеческие основания нашей воли. Человек - разумное, мыслящее (по-человечески!) существо - вот на чем основывает свои построения философ. И это нельзя считать только «пафосом» рационализма или идеологии Просвещения. Чтобы придти к простому положению - «человек существо разумное»,
а, значит, и нравственное, совестливое, - потребовался долгий исторический путь разворачивания человеческого в человеке, роста сознания и самосознания, пришедших к заповедям «Не убий», «Не укради» и другим формулам, законам, нормам запретительного характера, призванным отделить человека от окружающего мира, поставив его дух в вертикаль всеобщего бытия. Отсюда великая ценность нравственной нормы, как запретительной, так и творческой, созидательной, ибо, родившись из хаоса «зверочеловеческих» отношений, она одна способна была установить человечески-должный порядок. Потому в богословски ориентированных программах этики (теономная этика) нормотворчество легко и естественно отдается Высшему Существу, Богу, а человек, как известно - «образ и подобие» Божие, способен исказить, неверно истолковать божественное предписание, заповеди, или вообще через них переступить..
Кант же преследовал задачу понять религию «в пределах только разума», определить те пределы, границы, до которых простирается наша рациональная компетенция. И действительно, если человечество желает оставаться самим собой, оно не может жить бессмысленно и бездумно, а жить «по совести» - это долженствование, выступающее как благо. Ведь еще античность в лице стоиков явила великую утешительную мысль о том, что добродетель не нуждается в награде, она есть цель и ценность в самой себе, в их единстве. И в быке Фалариса стоический философ счастлив, если он наказывается за добродетель. Таким образом, субъективное в нравственности - это то, что привносит в нормативность личность, индивид; оно может пониматься как субъектное, проявление общего через особенное.
Освобождение духа от захватов материи (Вл. С. Соловьев) - одна из исторических заслуг и целей нравственного нормотворчества. Когда запретительные законы становятся нормами, их «гиперсмысл» и потрясающее воздействие на сознание утрачиваются. Входя в порядок обыденной жизни, привычным становится и то, что ранее выступало в виде идеала.
Законом же в самом общем, т. е. философском, виде называется «существенная, необходимая, устойчивая, повторяющаяся связь (отношение) между явлениями. Категория закона выражает в своем содержании тот факт, что предметы и явления окружающего мира функционируют и развиваются в соответствии с присущими им существенными, необходимыми, повторяющимися, устойчивыми отношениями (связями). Важнейшие черты закона - необходимость, всеобщность, повторяемость и инвариантность» [2].
Известно, что законы различаются в зависимости от того, отношения какого рода они выражают. Отсюда рождаются глубочайшие противоречия между законами и «нормами» природы и фундаментальными установлениями человеческого мира. Так, например, человечество ничего не может поделать с необходимостью убивать животных для своего пропитания, однако нравственное осуждение всякого убийства является законом и нормой гуманного бытия. Собственно, вся метафизика человеческого бытия, т. е. наличие духовных, в том числе, нравственных вопросов, вытекает из несовпадения морального и природного миров. Кстати, попытки «снятия» противоречия предпринимались уже в древности. Так, киники полагали, что жизнь в соответствии с природой, естеством и есть моральная, добродетельная.
Однако, несмотря на эстетическую привлекательность многих природных форм, нельзя не заметить за ними того, что Вл. С. Соловьев назвал «дурным путем» природы. В основе жизни естественных существ лежит закон гибели индивида во имя сохранения рода. Смерть, по словам философа, «.знает, что красота природы - только пестрый, яркий покров на непрерывно разлагающемся трупе. Но разве природа не бессмертна? Всегдашний обман! Она кажется бессмертной для внешнего взгляда, со стороны, - для наблюдателя, принимающего новую мгновенную жизнь за продолжение прежней <...> Жизнь природы есть сделка между смертью и бессмертием. Смерть берет себе всех живущих, все индивидуальности и уступает бессмертию общие формы жизни.», - заключает русский мыслитель.
С точки зрения моральных норм и законов, в рассуждении Соловьева важно выделить то, на что он опирается как на центральный нравственный принцип. Этим принципом, с точки зрения которого законы природы не являются законами нравственности, оказывается идея бессмертия. Человек обязан победить смерть, этого, по словам апостола, «последнего врага», причем такая победа должна осуществиться и в духовном и в физическом мирах. Идеалом бессмертия нравственного и физического является для Соловьева, как и для каждого христианина, Христос. Его нравственная сила оказалась беспредельной и смерть не могла одолеть ее. Христос воскрес всецело, как единство духовных и телесных качеств, именно такое бессмертие философ считал истинным, в отличие от только духовного, не способного под тяжестью грехов и страстей преобразовать и просветить темную материю тела, одухотворить и преобразовать телесность природы. Бессмертие развоплощенной души является только «половинным».
Конечно, далеко не каждый человек разделяет позицию, согласно которой именно на пути духовнонравственного совершенствования человечество способно сделать свою жизнь бессмертной и полной. Под тяжестью неодолимого факта конечности всего живущего мы принимаем смерть за «естественный закон», который однако противоречит простой моральной норме разума: более совершенное и высшее не должно
стать жертвой бездушных, слепых и низших сил. Однако такие природные явления, как торнадо, наводнение или землетрясение несут в себе не нравственное, но физическое зло, которое, в конечном счете, вторгаясь в мир людей, порождает и моральную оценку как зло последствия: потеря близких, уничтожение духовных и материальных ценностей. Получается, что в мире наличествуют по крайней мере два ряда законов и норм: физический (природный) и моральный (человеческий). Очевидно, между ними нет непроходимой пропасти, и там, где наши телесные силы подчиняются законам природы, мы четко осознаем эту связь.
Тем не менее, весьма показателен тот факт, что человек постоянно выходит за свои природные границы, вступая с природой в конфликт, либо превосходя ее посредством своих духовных, разумных преимуществ; либо погибая, не имея сил противостоять сокрушительным стихиям. Желанная гармония между природой и человеческим обществом до сих пор остается недосягаемым идеалом и мечтой. Религиозное же отношение к природе, выработанное, например, в христианстве, рассматривает ее как пассивную, но изначально прекрасную и совершенную, лишенную смерти, раздора и ненависти стихию, которую именно грехопадение первых людей ввергло в пучину бед и страданий. В результате, по словам апостола, «всякая тварь страждет» и нуждается в спасении, грядущем от человека, спасающего себя, возвращающегося к единству с Богом на пути преодоления греха.
Этика, которая свои законы и нормы возводит к Богу, видит в них сверхъестественное, а не природное или социально-историческое происхождение, называется, как уже говорилось выше, теономной, или в буквальном переводе, «богозаконной». Верующему человеку ясна и очевидна божественная суть таких заповедей, норм поведения, как: «любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас. Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку. Всякому, просящему у тебя, давай, и от взявшего твое не требуй назад. И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и поступайте с ними» [Лк, 6:27-6:31]. Однако для атеиста, или человека, индифферентного в религиозном отношении, все эти «нормы» могут выступать как невыполнимые, идеальные и даже - «ненормальные». Как видим, эти христианские нормы включают в себя и заповедь, получившую название «золотого правила». Возникает непростой вопрос о том, можно ли от человека требовать любви к врагам или благословения тех, кто его проклинает? Здравый смысл, как кажется на первый взгляд, здесь на стороне тех, кто считает эти требования невыполнимыми для «нормального» человека. Следовательно, христиане, следующие этим заповедям, люди «ненормальные»? Согласно логике обыденного существования так оно и есть, ведь в обычае подавляющего большинства людей любить тех, кто нас любит, и ненавидит врагов.
Так, в основном, и строятся общественные отношения издревле и до наших дней. Но нормальны ли они
с точки зрения высших требований к человеку? Прекратится ли когда-нибудь вражда, если в мире будет царствовать только ненависть к врагам? Ответ очевиден - никогда не прекратится. утихомирится ли месть и обида, если мы не научимся прощать? Вряд ли стоит на это надеяться.. Но ведь и всепрощение и любовь к врагам тоже до сих пор мало что сделали для обуздания мирового зла, прежде всего - его моральных проявлений. Значит, и христианские каноны бессильны? Ведь и самого Христа, принесшего людям столь высокое учение, они распяли. Это так, но, если взглянуть на историю человечества, мир стал иным после проповеди Иисуса. В чем же эта инаковость? К людям пришли живые носители нового душевно-духовного настроя, внутреннего мира, заключающего в себе возможность совершенствования и преображения всего человека. Новые заповеди, провозглашенные в новозаветном каноне, задают принявшим их совсем иной уровень, план человеческого бытия: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» - вот основной призыв, позволяющий человеку преобразовать свою ограниченную природу до ее божественного просветления. Необходимо сбросить с себя коросту тупой ненависти, эгоизма и злобы и тогда откроется истинно человеческий облик. Трудная задача. Несомненно! Ведь чего стоит «любить врагов» в качестве нормы! Сразу явно, что это «ненормальная» норма. Но ведь она все же с ходу не отбрасывается даже теми, кто впервые слышит о ней. Почему? Потому, что в ней мы находим уровень должного, т. е. того, чего в жизни нет, но, в общем-то и неплохо, если бы было. Следовательно - это то, что представляет нечто желаемое, но труднодостижимое или недостижимое в принципе, а именно - моральный идеал.
Каково же соотношение между нормой и моральным идеалом? В русской этике в конце XIX в. была высказана мысль о том, что если идеал неосуществим, то в нем, следовательно, и нет никакого смысла. Но тогда он перестает быть идеалом и становится нормой. Другая точка зрения на идеал как в принципе недостижимое совершенство рассматривает его, в первую очередь, в качестве некоего образца, к которому и нужно по мере сил стремиться, приближаясь, но, тем не менее, никогда не достигая полного ему (образцу) соответствия. Функция идеала в морали в таком аспекте сводится к своеобразному маяку, вехе, вершине, ориентиру. В любом случае, как бы мы не представляли себе идеал - в виде нормы или недостижимого абсолюта - функция его в моральном мире достаточ-
но значительна. Утрата или падение идеалов означает разрушение и всей, основывавшейся на них, системы нравственных ценностей.
Этические коллизии, в отличие от собственно моральных, характеризуются большей долей присутствия в них рационального, более глубокой рефлексией. В плане этического дискурса важно использование самого стандартного набора понятий и категорий этики как дисциплины, строящейся по типу науки. Следовательно, речь идет об определенном знании и образовании в области этики. Теоретически можно полагать, что такой дискурс должен бы обладать некоторой выраженной степенью эмоционально-психологической устойчивости, как в случае, например, с реакцией на оскорбление, моральное унижение личности. однако если субъектом овладевает состояние гнева, то этическое patio чаще всего не выдерживает напора обыденности и его логическая структура ломается под натиском «сущего», т. е. тех переживаний, эмоций, аффектов, что должны были бы, напротив, быть упорядоченными, приведенными к стереотипу в способе рассуждения. Саму по себе такую ситуацию можно было бы рассматривать с психологической точки зрения, выявляя в ней рамки рационального и иррационального. однако в ней латентно или явно присутствует и собственно морально-этический аспект, суть которого выявляется посредством обнажения пределов допустимости, которые и замыкают в себе оправданность или предосудительность той или иной реакции.
список ЛИТЕРАТУРЫ
1. Добреньков В. И., Кравченко А. И. Социология. Краткий курс. М.: Инфра, 2002. С. 91.
2. Закон // Новейший философский словарь. Мн.: Изд.
B. М. Скакун, 1998. С. 243.
3. Кудрявцев-Платонов В. Д. Начальные основания философии. Сергиев Посад, 1915. С. 186-187.
4. Словарь по этике / Под ред. И. С. Кона. 4-изд. М.: Политиздат, 1981. С. 211-212.
5. Судаков А. К. Категорический императив // Этика: Энциклопедический словарь. М.: Гардарики, 2001.
C. 207.
6. Франк С. Л. Сочинения. Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2000. С. 44, 64.
7. Этика. Энциклопедический словарь. М.: Гардарики, 2001. С. 580.
8. Этические сочинения Аристотеля // Аристотель. Сочинения: в 4-х т. Т. 4. М.: Мысль, 1984. С. 34-35.
