CC BY
15
УДК: 8П.161.Г373
Тюменский государственный университет д. филол. наук,
проф. кафедры общего языкознания Белякова С.М.
Россия, г. Тюмень, тел. +7(3452) 26-03-70; e-mail: [email protected]
Tyumen State University The chair of General Linguistics, Doctor ofPhilology, full professor Belyakova S.M.
Russia, Tyumen, tel. +7(3452) 26-03-70; e-mail: [email protected]
С.М. Белякова
НОМИНАЦИЯ ТЕРМИНАЛЬНЫХ ОТРЕЗКОВ ВРЕМЕНИ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ: ЭТНОКУЛЬТУРНАЯ СЕМАНТИКА
В статье рассматривается развитие коннотативной семантики у наименований отрезков времени, характеризующихся латентной терминальностью. В годовом цикле таким отрезком является август, в недельном - пятница. Их восприятие современным языковым сознанием характеризуется мифологично-стью, которая частично отражает традиционные представления, а частично развивает новые сакральные смыслы.
Ключевые слова: терминальные отрезки времени, коннотации, русское языковое сознание
Б.М. Бе1уакоуа
NOMINATION TERMINAL LENGTHS OF TIME IN RUSSIAN: ETHNO-CULTURAL SEMANTICS
The article discusses the development of connotative semantics of the words meaning time segment, characterized by latent terminal node. In the annual cycle this segment is August, in the week it is Friday. Their perception by modern linguistic consciousness characterized by mythology, which partly reflects the traditional view, partially develops new sacred meaning.
Key words: terminal periods of time, connotations, Russian linguistic consciousness.
Время не дано нам в непосредственном восприятии, но постоянно присутствует в нашей жизни. Эта категория обладает культурно-интегрирующей функцией, так как разным типам культуры соответствуют различные типы ее концептуализации. Время представлено в любом естественном языке в виде многочисленных номинаций, связанных с его характеристиками, модусами, единицами измерения. Наименования отрезков времени способны нести весьма существенную коннотативную семантику в силу самых разных обстоятельств. Среди них субъективность отражения феномена времени, эмоциональное отношение человека к нему, бытовое восприятие темпоральных отрезков, связанное с практической деятельностью, повседневной жизнью, а также неизбежная их мифологизация. При этом особую роль играют терминальные, конечные элементы в рамках какой-либо системы, так как «наиболее значимы в оценке времени границы» [4; с. 65]. Их усиливает, по нашему мнению, то обстоятельство, что терминальность может иметь латентный характер. К числу таких отрезков, особенности номинации и функционирования которых будут рассмотрены в рамках данной статьи, отнесем наименования одного из месяцев - августа и одного из дней недели - пятницы. Их сближает целый ряд языковых и этнокультурных особенностей. Прежде всего, это та самая латентная терминальность, о которой было заявлено выше. В современной системе го-
© Белякова С.М., 2015
дового круга август не является конечным месяцем, а лишь завершает один из сезонов года. Однако хорошо известно, что до петровской реформы календаря год заканчивался августом, кроме того, в церковном календаре он по-прежнему остается последним месяцем года. Таким образом, это период двойного завершения. Что касается пятницы, то опять-таки в современном недельном цикле, принятом в России и многих европейских странах, она не завершает его, но в то же время является концом рабочей недели, что придает ей очевидный терминальный характер в восприятии многих людей.
Сходство лексем август и пятница в русском языке заключается, кроме того, в их моносемантичности, что представляет собой скорее отклонение от нормы, нежели языковую норму. Кроме того, каждое из этих слов входит в замкнутое лексическое объединение с ограниченным набором элементов. Наконец, на языковые феномены накладывает отпечаток и определенная сакральность календаря, до конца не изжитая и поныне: «календарь по самой своей сути есть выражение того, что можно определить понятием «ритмической памяти человечества» [3; с. 62]. По мнению С.М. Толстой, месячный и недельный счет времени «усвоены народными славянскими традициями, но в определенной степени продолжают ощущаться как чуждые, привнесенные «сверху» [4; с. 63]. Насколько это утверждение верно по отношению к современной языковой ситуации, покажет анализ материала.
Статья подготовлена на материале Национального корпуса русского языка (основной корпус), поэтому считаем целесообразным привести некоторые цифровые данные, которые могут быть интерпретированы содержательно. При сопоставлении частотности наименований месяцев по данным этого авторитетного источника обнаруживается, что названный показатель колеблется в пределах от 17220 употреблений (ноябрь) до 23615 (август) / 23618 (май). В аутсайдерах также февраль с показателем 17524. Поскольку различие данных по маю и августу можно считать пренебрежимо малым, очевидно, что оба эти месяца уверенно лидируют на фоне остальных. Та же закономерность в целом сохраняется и в материалах поэтического корпуса. Что касается пятницы, то частотность контекстов употребления этого слова на фоне наименований других дней недели также близка к лидирующей: второе место после субботы (пятница - 6118 употреблений, суббота - 7930). Ср. с данными по вторнику (4145) и четвергу (4556). Таким образом, для анализируемых слов характерен высокий показатель частотности употребления в русских текстах.
Однако коннотативная семантика, отчетливо наслаивающаяся на денотативную, в этих двух словах во многом различается (хотя есть и совпадения). Для августа выделяются следующие типы: 1) фенологическая (частично отражающая денотативный компонент или базирующаяся на нем), 2) индивидуально-образная (поэтическая), 3) социально-историческая (социально-политическая), 4) религиозная (христианская). Некоторые нюансы может добавить и внутриязыковая коннотация: фонетическая благозвучность, ассоциации, своеобразие внутренней формы слова. Для пятницы на первый план выступают современные бытовые коннотации, но при этом остается очень сильной и сакральная семантика (языческая, христианская, народно-христианская). Немалую лепту вносят и современные западные (европейская, американская) и религиозные восточные (иудейская, мусульманская) традиции, частично порождаемые распространением массовой культуры.
Рассмотрим эти типы, попутно обращая внимание на современные тенденции. Начнем с августа. Так, во многих контекстах фиксируются непосредственно типичные его фенологические приметы: грозы, звездопады, созревание плодов, постепенный переход от лета к ранней осени; может описываться погода августа какого-то определенного года, типичная или отклоняющаяся от некоего стандарта: в июле - августе крупные реки мелеют, а мелкие и вовсе пересыхают (Ю. Карпун, 1997); наиболее часты грозы в авгу-
сте - до 27 за месяц (Ю. Карпун, 1997); тот август 1972 года запомнился многим москвичам страшной жарой (И. Архипова, 1996); август, незаметно оборачивающийся сентябрем. Мое любимое время (Т. Соломатина, 2011). При этом в целом месяц с этой точки зрения, как правило, оценивается положительно. Социально-историческая семантика, напротив, характеризуется преимущественно отрицательной оценкой. Это выражено в расхожем утверждении о том, что август является месяцем катастроф. Действительно, многие исторические и даже трагические события ХХ века происходили именно в этом месяце. Приведем некоторые контексты, подтверждающие это: дотянули до августа 14-го года, когда ... началась первая мировая война (А. Рыбаков, 1977); первую советскую атомную бомбу испытали в августе 1949 года (В. Губарев, 2009); 20 августа, в самый тревожный день путча (Г. Горин, 1998); в августе 1996-го, когда боевики захватили Грозный (А. Чуйков, 2001); панихида по морякам, погибшим на подводной лодке в Баренцевом море. Август 2000 г. (2000) и другие. Однако отсутствие какой-либо статистики на этот счет позволяет говорить только лишь о «мнении», «коллективном впечатлении», то есть фактически о создании новой мифологии. Религиозная (христианская) семантика имеет под собой достаточно оснований по отношению к августу. Как известно, на этот месяц приходится довольно много христианских праздников: Ильин день, три Спаса, Успение Богородицы, а также Успенский пост. «Все времена держатся на закрепках литургических» (П. Флоренский) - в какой-то мере это актуально и для нашего секуляризованного общества. Кроме того, в августе отмечается много не только религиозных, но и светских праздников. Следовательно, можно говорить о некоем «праздничном ореоле» этого месяца. Наконец, в современном языковом сознании это, как правило, месяц отпусков, что кардинально отличается от восприятия, характерного для традиционной культуры и отраженного, например, в словаре В. Даля. См.: Мужику в августе три заботы: и косить, и пахать, и сеять. Август - каторга, да после будет мятовка. Сочетание праздничного и трагического в восприятии этого месяца можно если не объяснить, то соотнести с тем фактом, что в традиционной культуре праздник является опасным днем, и чем он крупнее, тем опаснее [5; с. 238].
Далее обратимся к пятнице, дню, который, как уже отмечалось, также характеризуется терминальной отмеченностью. Современная бытовая семантика связана именно с тем обстоятельством, что это конец рабочей недели. Отсюда вытекают ассоциации, связанные с выпивкой, возможностью «расслабиться». См., например, следующие контексты: пятница удобна для пива и для водки, чувствую себя свободным человеком (форум, 2011); носят на себе по пятницам своих алкоголиков (В. Солдатенко, 2010); те, кто наклюкивался раз в неделю - с вечера пятницы до утра понедельника, искренне считали себя трезвенниками (Д. Донцова, 2003); он меня спросил, чё за праздник, что такие все пьяные? Я сказала, что пятница (форум, 2007); под ворчание жены его любезной, рифмующей с удовольствием «пятницу» с «пьяницей» (А. Иличевский, 2009). Особенно показателен последний пример, где отражены внутриязыковые коннотации -рифма. Ср. также: думать неохота - пятница (2009); все эти люди жили пятницей -последним днем бесконечной недели (К. Сурикова, 2003). Укажем и на наименование одного из развлекательных телеканалов нашей страны: он так и называется - «Пятница!» (обратим внимание на восклицательный знак).
Рассматриваемый нами день недели обладает существенным сакральным потенциалом, причем как традиционно-культурным (в какой-то мере сохраняющимся и поныне), так и новым, возникшим в результате разнородных влияний и распространения массовой культуры и формирования новой мифологии.
В контексте христианской религии особым статусом обладает Великая (Страстная) пятница. Подобные примеры нечасто, но встречаются в современных материалах:
Со Страстной Пятницы и до Пасхи жители могут делать всё, что угодно, так как верят, что в это время Бог мёртв и не видит их (Л. Пашкова, 2010); 14 апреля, в страстную пятницу, - судьбе почему-то угодны трагические совпадения - заговорщик-южанин на торжестве в театре застрелил президента Линкольна (Ю. Носов, 2007); он умер в Великую пятницу, прямо во время выноса Плащаницы (Д. Соколов-Митрич, 2007); он отошёл ко Господу 2 мая 2003 года, в пятницу Светлой седмицы (М. Оболенский, 2004). Показательно, что в большинстве контекстов речь идёт о чьей-либо смерти, т.е. очевидна ассоциация с земной жизнью и смертью Христа.
Традиционные представления связаны, прежде всего, с персонификацией этого дня в образе Параскевы Пятницы (уникальный в этом плане день недели, по крайней мере, в русской культуре) и обусловленными этим различными запретами. «Несчастный день» в народных верованиях, пятница в современном языковом сознании зачастую - «тяжелый день». Например: пригласил приехать во вторник. Пятница, гово-рит,тяжелый день (И. Грекова, 1962); нырнул с разбега в бесцветное, трудное начало мутной московской пятницы (А. Рубанов, 2005). Среди эпитетов, сопровождающих наименование этого дня, не только тяжёлая, но и чёрная, чумовая, грязная: трудовой подъем рабочей недели нейтрализует великой «грязной пятницей» (растрата, гудёж, гульба в «правильном» месте)... (Е. Пищикова, 2008).
Интересно и стремление людей объединять дни недели в своеобразные пары, находить в них сходство. В христианской традиции (в том числе народно-христианской) это, прежде всего, среда и пятница как дни поста и воздержания от женских работ. Однако в настоящее время чаще всего объединяют понедельник и пятницу именно как «тяжелые», неблагоприятные дни: вечер пятницы - это всё равно, что утро понедельника (А. Волос, 2000); особенно легко навредить себе в понедельник и пятницу (2005); не такая страшненькая, как понедельник, но и не такая симпатичная, как пятница (А. Геласимов, 2003). См. также некоторое научное обоснование этого феномена: известно, что в начале недели (понедельник) и в конце ее (пятница - суббота) работоспособность самая низкая и, соответственно, суммарная нагрузка наименьшая (Советы врача, 2004).
В народном сознании пятница связывается также с тёмными, нечистыми силами [7]. Так, в романе М. Булгакова Маргарита становится ведьмой «в эту пятницу», «вещие сны» снятся, как правило, с четверга на пятницу. На эту традицию хорошо легла современная западная мифология, в соответствии с которой особенно тяжёлым и мистическим днём является пятница, если на неё выпадает 13-ое число месяца (особенно после появления фильма с соответствующим названием - «Пятница, тринадцатое»). См. контексты: так кто же вам мешает ждать всего желанного и с первого понедельника второго квартала и с пятницы тринадцатого? (2004); итак, пятница. Но не тринадцатое (Е. Белкина, 2002).
Ср. также следующий диалог:
- Хорошо, в пятницу. - Это что у нас за число?
- Хорошо ли, - хмыкает трубка, - правильно ли будет встречаться в пятницу, да ещё 13-го? (С. Гандлевский, 2002).
Среди паремий, связанных с этим днем, актуальной остается, прежде всего, поговорка семь пятниц на неделе со значением «о том, кто часто меняет свои решения» (и некоторые ее модификации). Например: за свою необязательность получивший прозвище Семь Пятниц (Г. Садулаев, 2008); у тебя сто пятниц на неделе, - пробурчал Ио-нис (В. Запашный, 2004); У Сашеньки семь пятниц нанеделе (Ю. Азаров, 2002). Первый пример интересен использованием фрагмента паремии в функции вокатива.В современных художественных и публицистических текстах встречаем также использование различных вариантов паремии из-под пятницы среда (суббота) для наименования не-
брежной, неаккуратной одежды (или - шире - неаккуратности вообще): за каждым забором - огородники в одежонке из-под пятницы суббота (С. Гандлевский, 2002); из-под субботы вечно вылезала пятница, из-под крышки новенького чемодана высовывались краешки каких-то неприглядных тряпок (А. Волос, 2000). Ср. с диалектными контекстами: Середа доле пятницы. // Ты чё это, платье одела, ли чё ли? Из-под пятницы субботу видно. (Примеры из омских говоров.) В словаре А.К. Бириха, В.М. Мокиенко, Л.И. Степановой приводятся также фразеологизмы (с пометой «устар.») косится как середа на пятницу и полюбил как середа пятницусо значением «беспрестанно сердится, выражает недовольство» [2; с. 633-634]. Все эти паремии объединяет отрицательная, неодобрительная оценочность, но в то же время они отражают, скорее, легкую иронию по отношению к объекту номинации. Полногласный вариант середа, устаревшая форма на неделе, а также параллели с диалектным материалом указывают на народное происхождение этих выражений.
Несколько неожиданным, но понятным в контексте уже советской мифологии выглядит пример, в котором понедельник и пятница объединены в результате парафраза названия известной повести А. и Б. Стругацких «Понедельник начинается в субботу»: ступайте на эту стезю (...), где понедельник начинается в пятницу, идите на эту добровольную, бесконечную каторгу без выходных, отпусков, с неопределенным результатом, полную стрессов и унижений, затяжных провалов и коротких взлётов (К. Глинка, 2003). Речь идёт о научном труде, об увлеченных своей работой людях, «которые терпеть не могли всякого рода воскресений, потому что в воскресенье им было скучно».
Наконец, некоторое влияние на восприятие данного дня недели и соответственно его наименования современным русским языковым сознанием оказывают иудейская и мусульманская религиозные традиции. Известно, что во многих исламских странах неделя начинается в субботу, а заканчивается в пятницу, которая и является выходным днем, в этот день проходят службы в мечетях. В иудаизме пятница - это день подготовки к Шаббату, сопровождаемый определенными ритуалами. Это также отражено в имеющемся в нашем распоряжении материале. Например: в еврейских общинах издревле существовал обычай по пятницам раздавать молоко бедным (форум, 2007); я по пятницам не подаю (форум, 2007); представители мусульманской и иудейской общин были весьма кратки в своих выступлениях, сославшись на то, что пятница не самый удачный день для участия вработе форума в связи с особенностями отправления религиозных обрядов (С. Николаев, 2003).
Таким образом, мы должны констатировать, что современное языковое сознание русских, разумеется, вполне освоило месячный и недельный календарный счёт, что элементы такого календаря активно существуют в нём и своеобразно развиваются, наращивая коннотативный потенциал. Они сопровождаются хорошо ощутимой мифоло-гичностью, причем как старой, традиционной, так и новой, формирующейся в результате разнородных влияний. Внутриязыковые особенности лексем август и пятница (моносемантичность, вхождение в замкнутую ЛСГ, наличие коннотативной семантики, высокая частотность в русских текстах), несомненно, демонстрируют их близость. Ее усиливает и латентная терминальность обозначаемых отрезков времени. В то же время они различаются спецификой образного и мифологического потенциала, а также направлениями его развития. Для лексемы август наиболее существенной оказывается связь с сезонами года, пограничность (завершение лета и начало осени), что обусловливает и мощный поэтический потенциал слова. Значительным является и ассоциативный ряд, связанный с христианством, а также общий «праздничный ореол». Но самый-большой объем мифологических коннотаций заключается в коллективном мнении, что
это «месяц катастроф». Это, скорее, сугубо национальные представления, которые, однако, сформировались сравнительно недавно.
Что касается пятницы, то здесь коннотативная семантика имеет либо бытовую направленность (конец рабочей недели и связанные с этим обстоятельства), либо сакральную. Сакральная семантика является очень мощной, имеющей директивную направленность, она во многом сохраняет представления традиционные, т. е. языческие и народно-христианские, но при этом, впитывая самые различные влияния, порождает новые (мифология советская, западноевропейская, иудейская, мусульманская). Можно сказать, что эта мифология также носит в большей степени бытовой характер. Так ритмы природной и трудовой жизни продолжают существовать в нашем этноязыковом сознании, развиваясь и обогащаясь новыми оттенками и смыслами.
Библиографический список
1. Август, ХХ век: Трансформация жизни частного человека в эпоху социальных катаклизмов / Колл. монография. Т. 1-2. М., 2014.
2. Бирих А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Русская фразеология: Историко-этимологический словарь. - 3-е изд., испр. и доп. М.: Астрель: АСТ: Люкс, 2005.
3. Зелинский А.Н. Конструктивные принципы древнерусского календаря // Кон-текст-1978. Литературно-теоретические исследования. М.: Наука, 1978. С. 62-135.
4. Толстая С.М. Мифология и аксиология времени в славянской народной культуре // Культура и история. Славянский мир. М.: Индрик, 1997. С. 62-79.
5. Толстая С.М. Праздник // Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5-ти томах. Т. 4. М.: Международные отношения, 2009. С. 237-240.
6. Толстая С.М. Пятница // Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5-ти томах. Т. 4. М.: Международные отношения, 2009. С. 382-385.
7. Успенский Б. А. К символике времени у славян: «чистые» и «нечистые» дни недели // Finitisduodecimlustris. Сб. статей к 60-летию проф. Ю.М. Лотмана. Таллинн, 1982. С. 70-75.
References
1. August, the twentieth century: Transformation of life of a private person in the age of social cataclysms. Vol. 1-2. M., 2014.
2. Birih A.K., Mokienko V.M., Stepanova L.I. Russian phraseology: a Historical and etymological dictionary. - 3d ed. Moscow, 2005.
3. Zelinsky A.N. Design principles of ancient Russian calendar // Context-1978. Literary and theoretical study. Moscow, 1978. P. 62-135.
4. Tolstaya S.M. Mythology and axiology time in Slavic folk culture // Culture and history. The Slavic world. Moscow, 1997. P. 62-79.
5. Tolstaya S.M. Holiday // Slavic antiquities: Ethnolinguistic dictionary in 5 volumes. Vol. 4. Moscow, 2009. P. 237-240.
6. Tolstaya S.M. Friday // Slavic antiquities: Ethnolinguistic dictionary in 5 volumes. Vol. 4. Moscow, 2009. P. 382-385.
7. Uspensky B.A. To the symbolism of time the Slavs: "clean" and "unclean" days of the week // Finitisduodecimlustris. Sat. articles for the 60th anniversary of Professor J.M. Lotman. Tallinn, 1982. P. 70-75.
