CC BY
39
БАРЬЕРЫ РЫНКА ТРУДА И ТРАНСНАЦИОНАЛЬНАЯ МИГРАЦИЯ
DOI: Ш.25990/socmstras.pss-Ш.vr3x-2v63
Б. Г. Тукумцев, В. Ю. Бочаров
НИЗКИЙ УРОВЕНЬ ЖИЗНИ КАК СОЦИАЛЬНОЕ ПРЕПЯТСТВИЕ НА ПУТИ МОДЕРНИЗАЦИИ ПРОМЫШЛЕННОГО ПРОИЗВОДСТВА
В статье обосновывается необходимость изменения государственной политики в области оплаты труда и трудовых отношений в обрабатывающем производстве России, включая машиностроение. Достойная оплата труда на этих предприятиях рассматривается как изначальное социальное условие для успешного осуществления процесса модернизации производства и как важный шаг в нормализации трудовых отношений и формировании работника нового типа. Анализируется практика государственного контроля над оплатой труда. В статье используются данные социологических исследований, выполненных с участием авторов в одном из регионов Поволжья в режиме мониторинга в период с 1995 по 2014 г, а также данные региональной статистики.
Ключевые слова: бедность, заработная плата, минимальный размер оплаты труда, включенность в деятельность предприятия, модернизация.
Предисловие
На протяжении длительного времени нам довелось исследовать состояние трудовых отношений на промышленных предприятиях одного из Поволжских регионов страны. Одна из особенностей этого исследования заключалась в том, что на всех его этапах наше внимание, в первую очередь, было направлено на оценку материального положения работающих там людей, а также на анализ государственной практики создания нормативов, определяющих минимальный уровень оплаты труда, и мер по преодоления состояния бедности работников обрабатывающего производства (включающего и машиностроение).
Уровень оплаты труда работников мы рассматривали как важнейшую характеристику складывающихся на предприятиях трудовых отношений, как существенный исходный фактор, оказывающий влияние либо на отчуждения работника от предприятия, либо на формирование социального
партнерства. Складывающийся на предприятиях уровень заработной платы недостаточен для обеспечения достойной жизни работающих, неприемлем для современного индустриального производства. Он не создает условий для стабильной работы участников производства, не способствует появлению у них заинтересованности в успехе предприятия и тем более идентификации с его проблемами, целями и задачами.
Объектами нашего анализа в проводимых исследованиях были предприятия обрабатывающего производства и, в первую очередь, предприятия машиностроения. Уже первое знакомство с ними показало, что оплата труда на них существенно ниже, чем на предприятиях добывающей промышленности. Это изначально делало невозможным обеспечение достойного уровня жизни для большей части работающих. Уже тогда в своих рекомендациях мы обращали внимание руководителей предприятий на серьезные аргументы в пользу существенного улучшения материального положения тех, кто занят у них в производстве (Бочаров, Тукумцев 2015 а: 44-49). В исследованиях мы постоянно сталкивались с последствиями негативного влияния низкого уровня жизни работающих на их отношения к своим обязанностям, к своему рабочему месту, к предприятию в целом. Фиксировали их нестабильность и безразличие к работе (Бочаров, Тукумцев 2015 б: 10-63).
В этой статье мы вновь возвращаемся к проблемам повышения уровня оплаты труда работников обрабатывающего производства страны. Мы хотим обосновать необходимость такого шага сейчас, поскольку в настоящее время предприятия встают на путь модернизации.
В ходе написания этой статьи мы опирались на опыт многолетних социологических исследований, выполненных с нашим участием в одном из регионов Поволжья в режиме мониторинга. Исследования осуществлялись с 1995 по 2014 г. (Авдошина 2007: 144-156; Бочаров 2010; Тукумцев 2014: 415-423). Обращались мы и к трудам других исследователей и, в частности, к материалам исследований, выполненных НИИ социальных технологий Самарского университета (научный руководитель — доцент, к. с. н., Н. В. Авдошина). В анализе использовались данные государственной статистики региона, в котором проводились исследования.
Требования к работникам предприятий, осваивающих технологии новых поколений
Хорошо известно, что начиная со второй половины ХХ столетия создание 1Т-технологий, новых материалов, систем автоматизации и ро-
ботизации в мировом промышленном производстве начали следовать непрерывным потоком. Они опирались на новые научные разработки и открытия, многие из которых составляли научно-технические революции в соответствующих областях знаний. Все это повлекло за собой масштабные перемены в развитии и организации обрабатывающего производства. Наряду с этим произошло кардинальное изменение требований, которые предъявляются к человеку, занятому в этих обновленных производствах. Причем новые требования касались не только повышения уровня знаний этого работника, его профессионализма. В новых условиях речь шла уже о таких не учитываемых ранее качествах работника, как его добросовестность, чувство ответственности, заинтересованность в успехе предприятия, фирменный патриотизм, инновативное поведение и других морально-нравственных качествах.
Новые, не выдвигаемые ранее требования к участникам производства были обусловлены спецификой начинающейся технологической эры, следующего этапа научно-технического прогресса. Можно, ко -нечно, для себя отметить, что эта особенность нового этапа является одновременно и его «ахиллесовой пятой». Как говорится, в этом мире, к сожалению, нет ничего идеального. Обеспечивая немало позитивных результатов за счет существенного роста производительности труда и высокого качества, новые технологии оказались беззащитны перед действиями человека, который их обслуживает. Они сократили, причем в значительной степени, возможность внешнего, неразрушающего контроля над деятельностью этого человека-наблюдателя в процессе работы. Оплошность в его работе (нарушение заданного алгоритма или откровенная небрежность) могут быть в новых условиях обнаружены лишь на заключительной фазе производства — там, где осуществляется контроль над состоянием готового изделия. При этом не исключено, что дефект и там не будет обнаружен и даст о себе знать лишь уже на стадии потребления произведенной продукции. И в такой ситуации предприятие оказывается заложником добросовестности и ответственности каждого своего работника. Стала очевидной жесткая зависимость успеха работы предприятий, фирм от человеческих качеств, от добросовестности и личной заинтересованности каждого из исполнителей в общем успехе (Романов 2000; Мейсон 2016).
Впервые возникшая в странах с развитой экономикой проблема подобного рода получила в годы минувшего столетия название «кризис человеческой активности». Производственные организации, использующие современные технологии и выпускающие продукцию с использованием новых поколений оборудования и технологий,
начали нести убытки от нештатных ситуаций. Проданные заказчикам изделия, в которых остались те или иные дефекты, начали приносить существенные убытки. Эти проблемы коснулись даже космических и других летательных аппаратов, потерпевших аварии из-за небрежности или нарушения алгоритма выполнения своих функций кем-то из работников в производстве.
Все это побудило руководителей компаний в странах с развитой экономикой (не без консультаций с учеными), еще в середине прошлого столетия, к созданию управленческих проектов по формированию у работников предприятий вовлеченности в свою работу на предприятии, развития у них интереса к организации всего производства. Они старались найти вариант содержания индустриальных (трудовых) отношений, который бы способствовал идентификации участников производства с целями и задачами предприятия, на котором они работают. И уже к 50-м гг. прошлого столетия в европейских развитых странах и в Соединенных Штатах Америки такой опыт был накоплен. Произошло коренное изменение содержания традиционных индустриальных (у нас — трудовых) отношений. Основным, определяющим актором этих отношений стало государство. Изменилось и содержание деятельности менеджмента по управлению персоналом.
Известные европейские исследователи Л. Болтански и Э. Кьяпелло, говоря о необходимости «большей вовлеченности человека в работу» и необходимости достижения «самоконтроля и ответственности работника», так пишут о преодолении этой новой, сложившейся на европейских предприятиях социальной ситуации: «Поддержание или введение на рабочих местах новых более гибких, более полифункцио-налъных форм организации труда, которые постепенно вытесняют устаревшие тейлоровские методы, способствовало в те годы достижению большей вовлеченности работников в рабочие ситуации и сокращению критической дистанции в отношении начальства» (Болтански, Кьяпелло 2011: 484).
Становилось все более очевидным, что движение к пятому технологическому укладу производства (электронная промышленность, вычислительная техника и робототехника) и к шестому (нанотехноло-гии, клеточные технологии и т. п.) не может быть обеспечено только на основе обновления производственного потенциала предприятий. «Не во вторую, а в первую очередь, — писал Н. И. Лапин, — необходимо было осуществить коренные преобразования в социально-трудовой сфере промышленности» (Лапин 2014: 11-12).
И здесь необходимо обратить внимание на следующее. Требуемые изменения в сфере трудовых отношений, направленные на достижение идентификации работника с местом его работы, начались в экономически развитых странах с пересмотра величины компенсации за его труд, с установления достойной заработной платы работников промышленности. Это следует подчеркнуть. Инициаторами такого шага в большей части случаев стали органы государственной власти. Почти одновременно с ними с необходимостью этого шага согласились и собственники предприятий.
Они пришли к единому мнению, что не получающий достойной оплаты труда работник никогда не будет стабильным участником производства, удовлетворенным своим предприятием, готовым вести диалог с работодателем. Согласились с тем, что интерес работающих к деятельности предприятия, на котором он трудится, его идентификация с проблемами, целями и задачами этого предприятия начинается с уверенности в том, что его место работы гарантирует ему материальную обеспеченность. Поэтому у него не появляется сомнений в том, что его работа позволит ему успешно решать свои бытовые, семейные, жилищные и культурные проблемы. Что здесь (на этом рабочем месте, на этом предприятии) он сможет не «метаться» в поисках подработок, а работать спокойно, обеспечивая себя и свою семью (Мейсон 2016: 28-30).
Разумеется, улучшение ситуации с оплатой труда само по себе не решает еще проблемы идентификации работника с предприятием. Но оно создаст приверженность человека к своей работе на предприятии, способствует его стабильности и удовлетворенности своей работой, А это является первым и необходимым шагом на пути к состоянию включенности в деятельность предприятия, на котором он работает.
Последующая идентификация такого работника с целями и задачами предприятия будет в дальнейшем зависеть от квалификации и работы менеджмента и руководства предприятия, от тех методов управления, которые они будут использовать (Бочаров, Тукумцев, 2006: 124-125).
Мы считаем, что современные отечественные управленцы, наш менеджмент, допускают непростительную ошибку, игнорируя опыт решения проблем идентификации работающих с целями и задачами предприятия, на котором они трудятся, накопленный на зарубежных предприятиях. К концу ХХ столетия там была создана не только общая концепция формирования новых качеств работника, необходимых для
перехода к пятому и шестому укладу промышленных технологий. Были разработаны и социологические средства контроля над состоянием этих качеств.
В Европейских исследовательских организациях для оценки отношения работника к предприятию используются два показателя. Это, прежде всего, «преданность работника предприятию», которая дает представление о степени стабильности человека (отсутствие желания сменить место работы и оценка им своего места работы). Второй показатель — «идентификация работника с целями и задачами предприятия», на котором он работает. Показатель дает оценку заинтересованного, позитивного отношения работника к своему предприятию и готовности содействовать его успеху. Работнику, у которого этот показатель высок, близки и понятны цели и задачи предприятия, на котором он работает. И он готов, в случае необходимости, проявить личную инициативу в решении возникших проблем (Ван Дик 2006: 26).
Исследования, предусматривающие оценку состояния приведенных выше показателей, осуществляются в Евросоюзе выборочно, но ежегодно, на предприятиях всех стран, которые входят в него. Причем, на правительства тех государств, входящих в Евросоюз, в которых значения этих показателей — «преданности» и «идентификации» — оказываются низкими, Еврокомиссия оказывает воздействие. Там справедливо считают, что низкий уровень оцениваемых показателей создает предпосылки для снижения качества продукции и наносит ущерб экономическому благополучию Евросоюза (Ван Дик 2006: 121-140).
Что касается результатов аналогичных исследований на отечественных предприятиях, то здесь похвастаться нечем. По данным наших исследований, уровень обеих характеристик, о которых говорилось выше, выглядит весьма низким (Бочаров, Тукумцев 2015 б: 10-63).
Показатель «прожиточный минимум (ПМ)» и его использование
Показатель «прожиточный минимум» используется в настоящее время во всех государствах мира для оценки материального положения граждан и размеров получаемой ими величины оплаты труда. Будучи представлен в натуральном и денежном выражении этот показатель включает в себя необходимые затраты на поддержание жизни одного человека в течение какого-то определенного периода (месяца, года).
Как правило, он должен включать в себя затраты на питание, на возобновление одежды, на аренду жилья, лечение и другие расходы, связанные с соблюдением культурных и гигиенических норм, принятых в стране. Величина «прожиточного минимума» представляет собой точку отсчета при оценке материального положения работника или членов его семьи. В тех случаях, когда их доход не превышает в денежном выражении величины «прожиточного минимума», их состояние рассматривается в большей части стран мира как «состояние нищеты» (Гордон 1994: 32-35).
В основу показателя «прожиточный минимум», действующего в настоящее время в нашей стране, заложено содержание так называемых потребительских корзин, включающих в себя набор продуктов питания и набор непродовольственных товаров (одежды, услуг), ко -торые необходимы для обеспечения жизнедеятельности человека, для сохранения его здоровья и работоспособности в течение одного месяца. Эти наборы созданы раздельно для работоспособных людей, для пенсионеров и детей. Именно такое определение дано в Федеральном законе № 134-ФЗ «О прожиточном минимуме в Российской Федерации», вступившем в силу 24 октября 1997 г. и являющимся основным документом, регламентирующим определение величины прожиточного минимума (Прожиточный минимум 2006: 222).
История появления и использования в нашей стране такого значимого для управления экономической системой показателя, как «прожиточный минимум» (ПМ), достаточно необычна. Его создание и необходимые для этого исследования выполнялись в далекие от нас 1918-1919 гг. авторитетными научными и медицинскими организациями и учеными Петрограда. Там же он прошел тщательную экспертизу. Работы выполнялись по указанию первых руководителей Советского правительства. Такой показатель понадобился Правительству в те годы для определения и подсчета расходов на продовольственное и вещевое содержание трудовой армии и лагерей для заключенных, для чего он, собственно, в тот период и создавался.
Как уже говорилось, наборы получили название «продовольственная и вещевая корзины» и могли быть представлены как в натуральном, так и в стоимостном выражении, которое получило название «Бюджет прожиточного минимума» (БПМ). На основе этих двух «корзин» (продовольственной и вещевой) можно было, ориентируясь на рыночные цены, определить величину средств, достаточную для поддержания жизни и трудоспособности человека, правда, изолированного от
общества, в течение месяца (Струмилин 1958: 1-40; Шибаев 2003: 41-47).
В дальнейшем, уже после окончания Великой Отечественной войны, Госпланом СССР была предпринята попытка использовать этот показатель в качестве критерия при разработке систем оплаты труда. Однако с такой функцией в плановой экономике «ПМ» не справился и оказался «на полке». Что же касается мест заключения, то там к тому времени от него также отказались и перешли на более высокий уровень продовольственного обеспечения заключенных (Литвинов 2006: 51). Казалось, что жизнь этого показателя завершена.
Между тем, в начале 1990-х гг., когда уровень жизни населения России начал катастрофически падать, а размеры зарплат и цен на продукты под влиянием стихии рынка постоянно менялись, у руководства страны появилась потребность получать представление об этой динамике. И тогда в качестве критерия оценки уровня жизни, за неимением ничего другого, чиновниками были найдены и с одобрением Президента Б. Ельцина использованы подготовленные еще в 1918 г. методики оценки «Бюджета прожиточного минимума» (Шибаев 2003: 47).
Методики были переданы в субъекты федерации, для подсчетов величины «БМП» с учетом местных цен. Результаты подсчетов начали ежеквартально рассматриваться и утверждаться на заседаниях региональных и общероссийского правительств, и публиковаться в печати. Но наряду с этим, по мнению ученых, в этот период появилась достаточно опасная тенденция корректировок содержания этих «корзин» — этого важнейшего, на тот момент, норматива потребления. В научной литературе это было названо «тенденцией ничем не обоснованного ведомственного произвола» (Иншаков, Фролов 2006: 60-66; Литвинов 2006: 46).
Как пишут исследователи уровня жизни, прежде чем передать методики для расчетов в регионы и в Госдуму, аппарат Правительства 1990-х гг. внес туда исправления, о которых до сегодняшнего дня ученым академических институтов ничего не известно (Ярошенко 1991: 37). В 1998-2000 гг. величина ПМ, так же без каких-либо разъяснений и без участия представителей науки, неожиданно увеличилась на 15-20% (Шибаев 2003: 46).
Необходимо отметить, что с момента возвращения разработок этого показателя, выполненных в 1919 г., из Госплана вокруг него не утихают научные и политические дискуссии, не утихает критика как
в адрес самого показателя, так и в адрес аппарата Правительства, работающего с ним. Директор Института социально-экономических проблем народонаселения РАН А. Ю. Шевяков в 2011 г. по этому поводу писал: «При коррекции потребительских "корзин" работа по определению набора для прожиточного минимума так или иначе была достаточно субъективна. И осуществляется теперь, практически, без консультаций с наукой, общественностью и профсоюзами. И, самое главное, не соответствует современным реалиям. Так, например, в наборах вообще не предусмотрено никаких затрат на аренду и тем более покупку жилья. А нормы по хлебу и мясу в 1,5-3 раза меньше пайка немецкого военнопленного в Ленинграде в 1945 г. Если говорить о приближении уровня прожиточного минимума к современным реалиям, то в него надо включать затраты на жилье, на доступ к телекоммуникационным и информационным ресурсам, пересмотреть нормативы на одежду и пр. Даже грубая оценка всего этого показывает, что он должен быть увеличен минимум в 2,5-3 раза» (Шевяков 2011: 9).
С этим трудно не согласиться, поскольку действующий перечень необходимых затрат, во всяком случае, его основа — набор продовольственной и вещевой корзин, используемый в настоящее время, был составлен 100 лет тому назад, в другое время и для совершенно других целей. И с тех пор ни разу не оказывался на столе у ученых.
С 1999 г. по настоящее время размер бюджета прожиточного минимума, в целом по Российской Федерации, рассчитывается на основании все тех же потребительских корзин, но теперь утвержденных законодательно. Действует Федеральный закон «О потребительской корзине в целом по Российской Федерации» от 3 декабря 2012 г. № 227-ФЗ (в ред. от 28.12.2017).
До этого размер прожиточного минимума определялся на основании потребительской корзины, установленной федеральными законами «О потребительской корзине в целом по Российской Федерации» от 20 ноября 1999 г. № 201-ФЗ и от 31 марта 2006 г. № 44-ФЗ, а также Федеральным законом от 8 декабря 2010 г. № 332-ФЗ «О потребительской корзине в целом по Российской Федерации в 2011-2012 годах».
В обоих случаях, на что опять-таки необходимо обратить внимание, — все эти законы принимались на уровне аппарата Правительства, без участия Академии наук и ее научно-исследовательского института «Уровня жизни» (Шибаев 2003: 38).
Обратить внимание следует также на опасную тенденцию при толковании правительственными чиновниками показателя БПМ. Суть ее в том, что величина БПМ начала некоторыми из них использоваться в выступлениях и документах в качестве обозначения верхнего порога бедности (Шибаев 2003; Кадомцева 2005; Белоусова 2006). Это означает, что тех людей, которые имеют доход ниже черты прожиточного минимума, они относят к «состоянию бедности». А тех, кто преодолел этот порог, относят к «обеспеченным» или иным благополучным группам, которые, по мнению этих чиновников, не должны уже рассматриваться как «бедные».
Приходится констатировать, что при этом допускается принципиальная ошибка. Не учитывается то обстоятельство, что прожиточный минимум по своему содержанию гарантирует лишь биологическое выживание. Преодолев этот рубеж, человек не может рассматриваться как обеспеченный всем необходимым. Он преодолевает лишь состояние голода, нищеты, но, преодолев ее, он испытывает нужду еще во многих других вещах и услугах, которые могли бы позволить ему вести нормальную жизнь. Он переходит в состояние, которое именуется исследователями как бедность (Римашевская 2004: 33-43; Тукумцев 2008: 319-338).
Нам представляется, что настало время отказаться от подобных манипуляций с определением границ бедности «на основе интуиции». Настало время для того, чтобы принять правительственное решение о пересмотре содержания набора «прожиточный минимум», обеспечив ему научно обоснованное современное толкование и оценку. Новый показатель должен учитывать современный уровень жизни и не должен быть рассчитан на лагерного обитателя. Должна также на основе серьезного научного анализа определена верхняя границы бедности, чтобы разговоры на эту тему обрели обоснование и способствовали ее реальному сокращению. Пришло время навести порядок в этой чувствительной для судеб государства области законодательства и социальной политики.
Данные наших исследований об уровне оплаты труда
В социологических исследованиях бедности, которые в нашей стране стали осуществляться лишь с начала 1990-х гг., использовались разные подходы для изучения той части населения, которые представляют собой категорию бедных. Несмотря на то, что первые
социологические исследования проводились в стране еще в 60-е гг., тема оплаты труда и оценка ее достаточности деликатно не затрагивались. Первые оценки состояния «нищеты» и «бедности» в стране начались лишь с 90-х гг. Это был прорыв исследователей в закрытую область материального положения граждан «страны победившего социализма». Необходимо было разработать классификацию бедных, обосновать основания для отнесения респондентов к той или иной категории. Одними из первых к этому приступили в своих исследованиях сотрудники института ИМРД (Москва, Академия наук СССР). Мы имеем в виду Л. А. Гордона и его коллег. Нам представляется, что предложенная ими структура и оценка степени бедности не потеряла своей актуальности и в настоящее время (Гордон, Головачев 1996: 25). В соответствии с этим подходом они предложили признать в обществе наличие двух категорий бедных.
Первая категория была названа ими «социальной бедностью». К этой группе они относили нетрудоспособных людей, а также людей трудоспособных, но в ограниченной степени. Это пенсионеры, инвалиды, больные, физически и психологически неустойчивые граждане. Вторая категория граждан, относимых к категории бедных, это «экономически бедные», или «экономическая бедность». К ним относятся жители страны, которые постоянно заняты в сфере труда, но тем не менее не могут обеспечить ни себе, ни своей семье достойный уровень благосостояния за счет получаемой ими заработной платы (компенсации за труд). Они работают по найму полный рабочий день и в полном объеме выполняют требования, предъявляемые к ним их рабочим местом. Но при этом они имеют заработную плату, которая либо меньше установленного в обществе уровня «прожиточного минимума», либо не позволяет среднедушевому доходу в их семьях подняться выше этого «прожиточного минимума».
Именно такое определение «бедности» и было использовано в наших исследованиях в Поволжском регионе. На анализ динамики изменений этой категории работающих бедных, на материальное положение работников обрабатывающих производств и его динамику мы и обратили основное внимание в своих исследованиях.
Разговор об уровне бедности на отечественных промышленных предприятиях в последние десятилетия следует начинать с того, что он имеет место не во всех отраслях отечественной индустрии. Низкий уровень оплаты труда и состояние бедности не коснулись предприятий, относящихся к добывающим отраслям, в том числе
к нефте- и газопереработке. Зато, по ряду причин, он сохраняется на предприятиях обрабатывающих производств региона, в том числе на предприятиях машиностроения. Стоит обратить внимание на то, что это как раз те сферы производства, где в первую очередь необходима модернизация производственных процессов.
Мы располагаем материалами исследований, которые проводились с нашим участием в течение ряда лет в режиме мониторинга на промышленных предприятиях обрабатывающего производства Самарской области. Эта область в Поволжском регионе в последние годы рассматривается статистиками как медианная территория. Здесь многие социально-экономические показатели очень близки к средним величинам по российской экономике в целом. Это придает особое значение анализу полученных здесь данных.
Статистические данные по обрабатывающим предприятиям этого региона, несмотря на жестокие кризисные явления в экономике, за последнее десятилетие показывают хоть и небольшой, но рост как номинальной, так и реальной величины оплаты труда. Впечатляет и средняя оплата труда по предприятиям. В 2017 г. — 35,8 тыс. руб. (см. табл. 1). Для более критичного восприятия приведенных в таблице цифр следует иметь в виду, что эти средние величины рассчитываются статистиками по зарплате не только рабочих предприятий. Учитывается заработная плата всего персонала предприятий, включая управленческий корпус и высшее руководство, а это немалые суммы. Также необходимо иметь в виду, что расчет средней зарплаты выполняется до вычета подоходного налога. Ну и последнее, что нельзя не отметить, это то, что средний уровень зарплаты в добывающих отраслях в 2-3 раза выше того, что сложился в обрабатывающих производствах.
Что же касается наблюдающейся здесь динамики самого роста средней заработной платы по обрабатывающим производствам региона, то это результат внутризаводских маневров администрации. Рост средней величины зарплаты на предприятиях происходил не в результате повышения оплаты всему персоналу или его большей части. Это был результат вынужденного шага администрации, которые существенно увеличили оплату труда на рабочих местах оснащенных уникальным современным оборудованием. Эти места они в течение ряда лет не могли укомплектовать подготовленными работниками (Авдошина 2007: 144-156).
С конца 1990-х гг. в стране обозначился и до настоящего времени сохраняется острый дефицит промышленных рабочих
и специалистов высокой квалификации. В этой ситуации предприятия пытаются переманивать друг у друга, и даже из других регионов, рабочих — специалистов, повышая на этих рабочих местах в разы оплату труда. И эта «охота за кадрами» также внесла свою лепту в существенное повышение средней величины заработной платы на обследованных предприятиях. В таблице 1 показана динамика уровня оплаты труда на основе статистических данных по Самарской области.
Таблица 1
Изменение уровня средней заработной платы промышленных работников обрабатывающего производства за 2008 и 2012-2017 гг.*
Год Средняя заработная плата по обрабатывающим производствам, руб. Величина прожиточного минимума (ПМ) для трудоспособного населения, руб. Соотношение величины средней заработной платы и величины ПМ
2008 16 634,4 5 414 3,1
2012 22 854,0 7 510 3,0
2013 26 067,0 8 142 3,2
2014 28 044,0 8 666 3,2
2015 29 704,0 9 677 3,1
2016 32 154,0 10 642 3,0
2017 35 832,8 10 333 3,5
Примечания.
1. Данные в 2008 и 2012-2013 гг. представлены за сентябрь.
2. Величина ПМ в 2014-2017 гг дана за IV квартал, а 2008 и 2012-2013 гг. — за III квартал.
* Источник: Территориальный орган Федеральной службы государственной статистики по Самарской области. URL: http://samarastat.gks.ru.
Как уже говорилось, рост средней величины заработной платы был обеспечен в основном за счет наиболее квалифицированной части рабочих мест, где работают специалисты, кого не так легко найти на рынке труда. В то же время у работников средней квалификации и малоквалифицированных работников повышение зарплаты было
очень незначительным, как правило, в размерах компенсации роста инфляции.
Сохранялись до окончания исследований и те работники, чьи заработки не превышали величины прожиточного минимума (ПМ). Мы располагаем данными о доле таких работников за периоды 20032008 гг. и 2012-2014 гг. Доля работников, получающих заработную плату, которая меньше официальной величины (ПМ) в последние годы сокращалась, но не исчезла. Ниже приводится доля работников (на обследованных предприятиях), имеющих величину оплаты труда ниже величины ПМ, по годам (в процентах к общему числу участников опроса):
2003 год — 8,5; 2004 год — 5,3; 2005 год — 9,4; 2006 год — 6,6; 2007 год — 8,0; 2008 год — 6,3; 2012 год — 3,8; 2013 год — 5,6; 2014 год — 2,4.
Во всех отечественных исследованиях, начиная с 90-х гг., материальное положение таких работников обозначается понятием «нищета». Люди с подобной величиной заработка вынуждены, чтобы выжить, искать дополнительные источники дохода.
Между тем доля работников, которые имеют доход ниже ПМ (прожиточного минимума), как показали исследования, значительно больше, чем группа получающих оплату труда ниже прожиточного минимума.
У каждого работника, как правило, есть семья, о его материальном благополучии справедливее судить не столько по величине его заработка, сколько по среднедушевому доходу его семьи. И если сложить все доходы семьи и подсчитать величину среднедушевого дохода, то очень часто выясняется, что она оказывается ниже величины прожиточного минимума (ПМ). И материальное положение этого работника следует так же, как и в случае с предыдущими группами, оценивать как «нищета».
Расчеты среднедушевых доходов семей были предусмотрены программой наших исследований и выполнялись на основе интервью. В результате обработки данных по обследованным предприятиям формировалось две группы респондентов по уровню дохода. В первую группу включались респонденты, чей заработок не превышал величину прожиточного минимума, а также те, у кого среднедушевой доход в семье был ниже величины прожиточного минимума. Материальное положение этой группы обозначалось по сложившейся традиции
как «нищета». Во вторую группу вошли респонденты, в семьях которых среднедушевой доход был в диапазоне от одной до двух величин прожиточного минимума (ПМ). Материальное положение этой группы обозначалось в наших исследованиях как «бедность».
В таблице 2 представлена динамика доли наименее обеспеченных работников предприятий машиностроения, ставших объектом исследования (постоянный объем выборки 1000 чел.).
Таблица 2
Изменение по годам доли работников, среднедушевой доход в семьях которых ниже величины прожиточного минимума и ниже его двойной величины (за 2003-2007 и 2012-2013 гг., в процентах; п = 1000)
Год Ниже 1 ПМ (нищета) От 1 до 2,0 ПМ (бедность) Всего «бедных» первого и второго уровня
2003 44,1 36,8 80,3
2004 32,1 37,7 69,8
2005 35,6 37,3 72,9
2006 25,3 39,1 64,4
2007 22,4 39,2 61,6
2012 16,3 51,6 67,9
2013 14,4 49,0 63,4
Данные таблицы 2 свидетельствуют о постепенном сокращении доли работников, находящихся в группе «нищета», что, безусловно, является позитивным фактом. Но наряду с этим происходит увеличение группы, которая относится к категории «бедность». Размер этой группы составил в 2012-2013 гг. почти 50% опрошенных работников. Можно сказать, что в целом ситуация в последние годы практически не менялась. Таким образом, по нашим данным, не менее 2/3 семей опрошенных нами работников промышленных предприятий по уровню материального благополучия находились, по данным исследования, выполненного всего пять лет назад, в зоне либо абсолютной, либо относительной бедности (Васькина 2015: 256).
Есть основания считать, что материальное положение, сложившееся у них в настоящее время, мало чем отличается от того, что было
в 2013 г. В 2014-2017 гг., как известно, разразился экономический кризис, на протяжении которого заметных изменений в оплате труда на обследованных предприятиях не происходило. В этом можно убедиться и наблюдая динамику такого показателя, как МРОТ (см. последний раздел статьи).
В таблице 2 уровень бедности завершается величиной среднедушевого дохода, соответствующего значению дохода в размере 2 ПМ. Возникает вопрос: а завершается ли этой величиной среднедушевого дохода состояние «бедности»?
По поводу верхней границы бедности сегодня высказываются достаточно противоречивые суждения, и ни одно из них пока что не получило всеобщего признания, потому что в итоге это должно привести к установлению общегосударственного, утвержденного законом «Уровня или черты бедности». А это серьезный политический и экономический шаг.
Правительственные органы в сложившихся условиях не спешат с этим определением. Со своей стороны мы придерживаемся той точки зрения, что в качестве порога преодоления бедности следует рассматривать достижение среднедушевого дохода в семье работника, равного трем величинам «прожиточного минимума» (ПМ).
Наряду с этим вызывает сожаление тот факт, что в некоторых государственных документах, относящихся к оценке бедности в стране, присутствует «железобетонная» убежденность в том, что такого рода границей является величина «прожиточного минимума» (ПМ). А те, кто преодолел этот порог, должны рассматриваться в числе «обеспеченных граждан». И в связи с этим к категории «бедных» предлагается относить только тех, кто имеет доход ниже прожиточного минимума. А категория «нищета» отвергается вообще. Такой подход с одной стороны абсурден, а с другой — тревожен. Тревожен еще и тем, что величину прожиточного минимума, как грань между бедностью и благополучием, стали рассматривать и некоторые государственные политики (Шибаев 2003: 41; Кадомцева 2005: 51; Белоусова 2006: 65).
Становится очевидным, что в государственном аппарате далеко не всем понятно, что собой представляет показатель «прожиточный минимум». Отсутствует понимание того, что получение работником заработка на уровне «прожиточного минимума» — это всего лишь преодоление состояния голода. Или, как называли это состояние исследователи из группы Л. А. Гордона, «состояния нищеты». И что
лишь только после преодоления этого противоестественного состояния появляется основание, чтобы называть материальное положение людей «бедностью» в той или иной степени. Создается впечатление, что чиновники стесняются признать тот факт, что в стране есть бедность (Гордон, Головачев 1996: 28). А чего, собственно, стесняться?
Присутствие в составе населения нашей страны значительного числа людей, живущих в условиях бедности, не является чем-то необъяснимым. Бедность в России, как это не грустно сознавать, тесно связана с ее трагической историей в ХХ столетии и, особенно, в его последнее десятилетие.
В конце ХХ столетия мы пережили развал союзного государства и катастрофическое сокращение отечественного промышленного производства. События 90-х гг., которые привели к экономической катастрофе, сказались, прежде всего, на положении людей труда, породили нищету и бедность. Как печальный результат отечественной «либеральной революции», уровень оплаты труда работающих в России оказался одним из самых низких на планете. Анализируя положение с оплатой труда в начале ХХ1 в., академик Д. С. Львов писал, что аналогичный труд в ряде стран мира в то же самое время оплачивается в разы выше, чем в нашей стране. Часовая ставка в производстве составляла в 2006 г. в России — 1,7 доллара, в Мексике — 4,5, в Канаде — 17,1, в США — 16,4, в Германии — 22,7 доллара (Львов, 2007: 37).
Необъяснимым сегодня является скорее не наличие в стране бедности, а то, почему до сего времени отсутствует понятная всем программа ее преодоления.
О развитии индустриальных отношений в странах с развитой экономикой
В 2001 г. в России был подготовлен и утвержден Государственной Думой новый Трудовой кодекс. Он стал основой трудового законодательства в условиях воссозданной рыночной экономики. Временной интервал между переходом страны «к рынку» и появлением Трудового кодекса составил около десяти лет. На протяжении этого десятилетия, ставшего десятилетием «правовой вольницы», трудовые отношения в стране строились «по понятиям» и «по наитию». И в этом была первая особенность этого законодательного акта. Он появился, ког -да между работодателями и наемными работниками стихийно уже
сложились «правила игры», устраивающие, главным образом, работодателя, которые надо было как-то менять. Но это оказалось непросто. С некоторыми из них государственная власть не может справиться до сих пор. Например, с нерегулярной выплатой заработной платы или с нежеланием собственника обсуждать с персоналом вопросы оплаты труда и заключать по установленным правилам трудовой договор.
Второй особенностью стало то, что, создавая Трудовой кодекс, его составители повели себя так, как будто рыночной экономики и наемного труда, кроме России, нигде в мире не существует. Разработчики кодекса не нашли нужным использовать опыт зарубежных стран по формированию бесконфликтных трудовых отношений, не способствовали созданию аналогичных систем контроля над их состоянием. В сложившихся условиях ничто не мешало использовать опыт стран Европы и Америки. Там создано в течение десятилетий, в том числе в рамках законодательства, немало норм и социальных институтов, обеспечивающих успешность функционирования трудовых отношений. Это позволило им успешно перевооружить свое индустриальное производство, не встречая проблем, связанных с неготовностью персонала к такому изменению содержания труда.
Следует признать, что в отечественном трудовом кодексе упоминаются некоторые идеи из зарубежного законодательства (идея социального партнерства, приглашение работников к управлению производством, обсуждение и подписание коллективных договоров, встречи работников с руководством и т. п.). Но эти идеи в итоге остаются лозунгами, потому что контроль над их соблюдением в кодексе не прописан. Здесь не обозначена правовая ответственность работодателей, чиновников государственной системы управления и прокуратуры за контролем над соблюдением требований трудового законодательства. И никто из них сегодня и в принципе не несет ответственности за свое бездействие при нарушении трудовых прав. И поэтому когда, например, внезапно, с нарушением договорных отношений собственник закрывает предприятие, а рабочих оставляет «за воротами» (как это было с цементным заводом в Пикалево), устранением этого произвола занимается не прокурор, а почему-то лично премьер-министр. Это говорит о том, что система защиты труда со стороны государства либо несовершенна, либо не действует. Также не действует в стране система контроля за уровнем и своевременной выплатой заработной платы. Отсутствует программа преодоления бедности.
Зарубежный мир, использующий рыночную экономику, накопил значительный опыт решения подобных проблем. А если так, то какой смысл этот опыт игнорировать.
Коренная перестройка индустриальных отношений в странах развитой экономики началась с изменения государственной политики в этой сфере. Причем еще до начала Второй мировой войны и, прежде всего, с изменения оплаты наемных работников. Правительствами этих стран, заметно «полевевшими» к тому времени под влиянием революционных и военных событий того времени, было инициировано создание международной научной организации, изучающей состояние индустриальных (трудовых) отношений — Международной организации труда (МОТ). Она разместилась на территории Швейцарии и продолжает действовать там и в настоящее время. Одним из соучредителей этой организации стала и Россия (СССР), которая была принята туда в 1928 г. Опираясь на исследования экспертов этой организации, правительствами ряда промышленно развитых стран Европы были внесены существенные коррективы в государственное трудовое законодательство этих стран, в том числе и в практику заключения коллективных договоров и формирования социального партнерства.
Не останавливаясь подробно на этом довоенном периоде развития практики индустриальных отношений в европейских странах, мы считаем целесообразным обратить внимание на послевоенный период развития там индустриальных отношений.
Восстанавливая и модернизируя после Второй мировой войны свою промышленность, страны Европы и Америки приступили к широкому использованию достижений научно-технического прогресса. В те годы ими осваивалось пятое поколение оборудования с высокой степенью автоматизации и компьютеризации. И здесь фирмы сразу же столкнулись с препятствием социального характера, порождаемым новым типом промышленного производства. Столкнулись с «кризисом трудовой активности», о чем мы ранее говорили.
Несмотря на всю сложность, эта проблема в Европейских странах была последовательно решена. В соответствии с рекомендациями МОТ, а также используя опыт, ушедшего за время Второй мировой войны далеко вперед менеджмента США, они кардинально изменили положение наемных работников на предприятиях. Произошло значительное повышение минимального уровня оплаты труда. Был заимствован новый подход к его определению, использованный в США. Об этом подходе подробно пишет А. А. Никифорова в своей статье
«Минимальная заработная плата в странах с рыночной экономикой». Говоря о практике определения минимального уровня оплаты труда в Штатах, она пишет: «Минимальная заработная плата работника, работающего полное рабочее время круглогодично, должна обеспечивать уровень жизни для трех членов семьи работника выше порога бедности, который разработан Администрацией по социальному обеспечению в 1964 г.» (Никифорова 1997: 90).
Повышение минимальной оплаты труда в странах Европейского союза оказало влияние на всю сетку заработной платы. И существенно повлияло на материальное положение и настроение персонала. Работники наемного труда стали все больше ценить предприятие, на котором они трудятся, интересоваться его перспективами. Большую роль в развитии сотрудничества между администрацией предприятий и работниками наемного труда сыграла также реализация правительственных программ «Социальное партнерство» и «Рабочие советы предприятий». Все это создало условия для постепенной идентификации персонала с деятельностью их фирм (Бочаров, Тукумцев 2015 б: 16-20).
Приведенное выше описание нового этапа формирования индустриальных отношений в экономически развитых странах, создавшего новый уровень материального и статусного положения работников наемного труда на предприятиях, свидетельствует о реальности решения сложных социальных проблем, способствующего развитию производства.
Возвращаясь к социальной обстановке и особенно к сложившейся норме оплаты на обследованных нами отечественных предприятиях машиностроения, следует признать, что ее изменение в сторону увеличения во всех отношениях весьма актуальны для отечественного производства и не только производства. При этом следовало бы иметь в виду, что последствия низкого материального уровня жизни работников предприятий являются не только существенным препятствием на пути промышленной модернизации.
Складывающийся у определенной части работающих синдром бедности оказывает неизбежное влияние не только на характер их трудового поведения. Он сказывается и на их внепроизводственной жизни, на жизни их семей, их детей. Последствия этого становятся проблемой российского общества в целом. Бедность становится не только тормозом для технологического развития страны, но и препятствием для социально-экономического развития российского общества в целом.
Работники предприятий, которые относятся исследователями к категории «бедных» или «нищих», это не просто люди, у которых доход на какую-то сумму меньше, чем у других граждан. Это носители иной, особой субкультуры. Субкультуры, которая существенно отличается от культуры развивающегося в целом Российского общества. Адаптируясь к жизни в рамках имеющихся у них материальных ограничений, эти люди создают свои правила и нормы жизни. И действуют в этих рамках. Сложившиеся в их среде социальные институты можно назвать субкультурой нищеты или субкультурой бедности.
Носители этой субкультуры своею деятельностью, а еще более своей бездеятельностью создают не ожидаемые и внешне невидимые препятствия в деятельности предприятия. Как пишет об этом Л. А. Беляева: « "Обесцененный " труд снижает мотивацию работников к повышению качества продукции и услуг, не содействует предприятию, на котором он трудится, выступать конкурентом на мировом рынке» (Беляева 2006: 54).
Субкультура бедности, а тем более нищеты становится источником девиантного поведения и на производстве, и вне его. В литературе можно встретить несколько определений, даваемых этим субкультурам. Мы предлагаем для них такое толкование.
Субкультура бедности — это способ жизнедеятельности людей, которые из-за низкого уровня дохода не имеют возможности следовать принятым в обществе ценностям и нормам повседневного поведения. Они не в состоянии обеспечить развитие и воспитание своих детей на уровне сложившихся в обществе требований, не в состоянии заботиться о своем здоровье, повышать профессиональный статус, создавать нормальные условия быта. В среде бедных складывается свой ценностный мир, своя культура, свои нормы потребления и отношения к окружающему их обществу. Здесь действуют свои представления о жизненных целях, справедливости и нравственности.
Субкультура нищеты представляет собой образ жизни людей, которые по уровню душевого дохода находятся в диапазоне ниже ступени бедности. Душевой доход этих людей не достигает величины «прожиточного минимума» или едва ее достигает. Этот уровень дохода не гарантирует им даже биологического выживания в полном объеме и требует постоянного поиска дополнительных источников жизни. Недоедание и невозможность удовлетворить свои элементарные социальные потребности побуждают эту категорию людей использовать морально неприемлемые источники дохода.
Субкультуры, о которых идет речь, не только отличаются от правил и норм, принятых в обществе, но и находятся в состоянии культурного конфликта с ними. А как же в данных условиях поступать тем семьям, которые оказались в ситуации бедности и нищеты? Они поставлены перед необходимостью формировать свой, отличный от большей части общества, способ жизни. Иначе им не выжить (Тукумцев 2008: 319-338; Ярошенко 2006: 36).
Показатель минимального размера оплаты труда (МРОТ) и его использование в интересах преодоления бедности
В мировой практике развития трудовых (индустриальных) отношений с середины минувшего столетия началось широкое использование такого показателя, как «минимальный размер оплаты труда». Социально-экономическое обоснование величины этого показателя позволила обеспечить ему доверие каждой из сторон индустриальных отношений и превратило его в главное средство государственного регулирования и контроля над уровнем оплаты труда и материальным благополучием работников наемного труда. Если величина «бюджета прожиточного минимума» (БМП), о котором мы говорили выше в этой статье, призвана сегодня определять объем средств, необходимых для поддержки напряженного труда и достойной жизни одного человека на протяжении месяца, то показатель МРОТ устанавливает минимальный размер заработной платы работника, которая должна обеспечить жизнь его семьи и некоторые иные, например, транспортные расходы, расходы на укрепление здоровья и т. п.
Сама идея предоставления государственным органам власти права и одновременно обязанности определять минимально допустимую величину оплаты наемного труда родилась в начале ХХ столетия в экономически развитых странах Европы. И, прежде всего, она была вызвана к жизни как мера по снижению социальной напряженности. По мере укрепления демократических норм жизни левыми партиями и профсоюзами все более настойчиво предпринимались попытки побудить государственную законодательную власть пресечь произвол владельцев предприятий и их администраций в сфере оплаты труда. Появление МРОТ был воспринят сторонами трудовых (индустриальных) отношений положительно. Благодаря установлению института «минимальной заработной платы» и договору о его величине, государствам Европы удалось добиться сни-
жения напряженности в индустриальных (трудовых) отношениях и существенно увеличить уровень материального благосостояния работником наемного труда, что, в свою очередь и очень кстати, создало необходимые социальные предпосылки для технологического переоснащения производства.
Разумеется, необходимость подобного шага «осенила» власти и собственников капитала Европейских государств не сразу. Исследователи отмечают, что политические структуры Европейских государств и государств Америки длительное время не решались изменить свою традиционную позицию по отношению к владельцам производственных предприятий и к состоянию установленных ими трудовых отношений. В течение столетий власть была ориентирована на их поддержку как основных налогоплательщиков и гарантов развития государства. И лишь ХХ век, с его революционными выступлениями, достижениями научно-технического прогресса и изменением роли и места человека в современном производстве и мире, побудил их внести существенные коррективы в свою социальную политику. Государственные лидеры и политические партии начали осознавать, что в справедливой оценке результатов труда, в установлении достойного уровня его оплаты таится не только благо для работников. Пришло понимание того, что справедливая материальная обеспеченность работников предприятий гарантирует политическую стабильность. Этим, кстати, объясняется и поддержка такой политики собственниками предприятий (Мейсон 2016).
Защиту прав работника наемного труда постепенно начало во все больших масштабах осуществлять государство с его структурами инспекций труда, судов и прокуратуры (Эдуардов 2005).
Введение в практику показателя МРОТ как социального стандарта и нижнего уровня, ниже которого не может быть величина заработной платы работников наемного труда, было осуществлено не без поддержки Международной организация труда. Эта организация, созданная в Европе сразу же после окончания Первой мировой войны, приняла в 1928 г. Конвенцию по обоснованию минимальной величины оплаты труда во всех странах — участницах этой организации (Конвенция № 26 от 1928 г.). Содержание Конвенции требовало, чтобы установленный размер МРОТ был обязательным для всех групп, работающих по найму. Рекомендовался дифференцированный подход к увеличению минимальной оплаты труда для разных категорий работников наемного труда. Но во всех случаях он должен был быть не меньше
трех минимальных размеров прожиточного минимума (Никифорова 1997: 86). Благодаря этой конвенции, законодательное установление минимального уровня заработной платы получило широкое распространение во всех экономически развитых странах мира.
Сегодня «минимальный размер оплаты труда» известен в мировой практике как инструмент государственной власти, с помощью которого оказывается влияние на улучшение благосостояния людей, работающих по найму, повышается их покупательная способность, снижается социальная напряженность на предприятиях и в масштабах стран.
Выше уже говорилось о том, что еще в двадцатые годы прошлого века наша страна вошла в число «участников» этой Международной организации труда и стала пользоваться ее рекомендациями. В частности, были сделаны попытки использовать рекомендации конвенции МОТ о введении показателя «минимальный размер оплаты труда». В соответствие с этим в Советском Союзе минимальная величина оплаты труда была признана как показатель оплаты труда. После его распада он был признан в России (Литвинов 2006: 54). В те годы Правительство СССР стремилось использовать рекомендации МОТ, чтобы не отставать в социальном плане от стран Европы. Но экономические возможности были тогда несопоставимыми. Поэтому в практику на начальном этапе — в 1932 г. — было введено Кодексом законов о труде лишь понятие «обязательный минимум оплаты». Однако сама величина минимальной оплаты в СССР до 1940-х гг. так и не была установлена.
К определению МРОТ вернулись в 1970-х гг. В соответствии с п. 2 Постановления ЦК КПСС, СМ СССР, ВЦСПС № 842 от 12.12.1972 г. был установлен минимальный размер оплаты труда рабочих и служащих, в размере 70 рублей. Он не менялся вплоть до 1991 г.
19 апреля 1991 г. Верховный совет РСФСР принял Закон «О повышении социальных гарантий для трудящихся», который установил МРОТ в размере 180 руб. в месяц с 1 октября 1991 г. С 1 января 1992 г. его повысили до 195 руб.
Эти годы были наполнены событиями, связанными с развалом Советского Союза, с девальвацией денежной массы. Тем не менее 15 ноября 1991 г. Правительство РСФСР приняло постановление, в котором с 1 декабря 1991 г. был установлен МРОТ в размере 200 руб.
С началом нового тысячелетия ситуация с минимальным размером оплаты труда оказалась вообще на «обочине» социальной политики. Ежегодно устанавливаемый Государственной Думой минимальный раз-
мер оплаты труда позволяет утверждать, что эта мера защиты интересов работников наемного труда не имеет никакого отношения к реалиям жизни. На величину денежных средств, утверждаемых Государственной Думой ежегодно, начиная с 2000 г. и именуемых МРОТ, невозможно не только прожить, но просто выжить (см. табл. 3). До 2018 г. она не достигала даже величины бюджета прожиточного минимума.
Таблица 3
Соотношение минимального размера оплаты труда и прожиточного минимума в России за период 2000-2018 гг.
Год Величина МРОТ (руб.), установленная согласно Федеральному закону от 19.06.2000 № 82-ФЗ и его дальнейшим изменениям Величина БПМ для всего населения в IV кв. (в руб.)* Доля МРОТ от величины БПМ
2000 132,0 1285 10,3
2002 450,0 1893 23,8
2003 600,0 2143 28,0
2006 1100,0 3437 32,0
2008 2300,0 4693 49,0
2010 4330,0 5902 73,4
2014 5554,0 8234 67,5
2017 7800,0 9786 79,7
2018 (с 01.07) 11 163,0 10038** 111,2
* Данные взяты из: Справка о величине прожиточного минимума (подготовлено экспертами компании «Гарант») [Электронный ресурс] // Система ГАРАНТ. URL: http://base.garant.ru/3921257/#ixzz5NbCvxyh2 (дата обращения: 21.07.2018).
** Правительством РФ принято решение, что с 1 мая 2018 г. в России прожиточный минимум временно изменяться не будет, так как для анализа экономических показателей и потребительской корзины первого квартала этого года потребуется время.
Только в 2018 г. по широко озвученному указанию Президента РФ величина минимального размера оплаты труда сравнялась с уровнем бюджета прожиточного минимума. При этом в законе говорится: «Начиная
с 1 января 2019 года и далее ежегодно с 1 января соответствующего года минимальный размер оплаты труда устанавливается федеральным законом в размере величины прожиточного минимума трудоспособного населения в целом по Российской Федерации за второй квартал предыдущего года» (в ред. Федерального закона от 28 декабря 2017 г. № 421-ФЗ). Иными словами — улучшение благосостояния людей, работающих по найму, в ближайшее время не обещается.
Такое решение, к сожалению, не ориентировано на преодоление в стране состояния бедности. Оно ее закрепляет. Соответственно, оно позволяет бизнесу не заботиться ни о повышении производительности труда, ни о достойном уровне оплаты труда. Не исключено, что низкий уровень оплаты рабочей силы в нашей стране рассматривается в качестве ее преимущества на мировом рынке капиталов.
Ниже приводится соотношение устанавливаемой Государственной Думой минимальной величины оплаты труда (с 2000 г. по настоящее время) и величины прожиточного минимума, рассчитываемого в этот же период на основе реальных цен по России (величина ПМ приводится здесь по последнему кварталу каждого года) (см. табл. 3).
Приведенные в таблице 3 величины МРОТ неизбежно вызывают недоумение. Каков смысл установления минимального рубежа оплаты труда, который не имеет отношения ни к улучшению жизни работающего населения страны, ни к формированию социального сотрудничества сторон в области трудовых отношений? В 2018 г. узаконенная величина минимальной заработной платы (МРОТ) повысила минимальный уровень выплаты работнику зарплаты, которая едва-едва превышает (на 11%) величину прожиточного минимума, хотя ни для кого не секрет, что работник, получая такую узаконенную оплату труда, заведомо оказывается на грани нищеты. Зато работодатель получает право выплачивать ему зарплату, не заботясь о том, что на нее может прожить только сам работник. Про то, что у него может быть семья и дети, в соответствии с принятым законом он, работодатель, в расчет может не принимать.
Заключение
Рассмотренная нами ситуация в сфере оплаты труда на предприятиях промышленного, обрабатывающего производства вызывает немало размышлений. Не меньше вопросов вызывает и государствен-
ная социальная политика в области состояния трудовых отношений и установления минимального размера оплаты труда. В сложившейся ситуации не создается условий для преодоления состояния бедности в семьях работников на этих предприятиях. Социально-экономическая ситуация в обрабатывающем производстве, которая сформировалась там к настоящему времени, создает труднопреодолимые преграды на пути предстоящего внедрения в производство новых, современных технологий. Очень нелегко, ничего не меняя в сфере трудовых отношений, изменить культуру труда на предприятиях обрабатывающего производства и добиться приверженности людей к работе на них, к идентификации с их целями и задачами. А ведь это является важнейшим социальным условием предстоящей модернизации. Очень сложно в таких условиях привлечь на работу в уникальные производства молодых выпускников учебных заведений и специалистов. Пришло время серьезно разобраться со сложившейся ситуацией.
Источники
Авдошина Н. В. Социально-трудовая сфера как объект социологического анализа // Проблемы труда, трудовых отношений и качества жизни: сб. науч. материалов Всероссийской научно-практической конференции, Самара, 11-12 октября 2007 г. Самара: Изд-во «Универс групп», 2007. С. 144-156.
Белоусова С. Анализ уровня бедности // Экономист. 2006. № 10. С. 64-71.
Беляева Л. А. Социальная стратификация и бедность в регионах России // Социологические исследования. 2006. № 9. С. 52-62.
Блинов А., Сидорова А. Проблемы бедности в России и на Украине // Экономист. 2006. № 6. С. 62-67.
Болтански Л., Кьяпелло Э. Новый дух капитализма / Пер. с фр., под общ. ред. С. Фокина. М.: Новое литературное обозрение, 2011. 976 с.
Бочаров В. Ю. Социальный институт наемного труда в современной России. Самара: Изд-во «Самарский университет», 2010. 640 с.
Бочаров В. Ю., Тукумцев Б. Г. Кризис трудовой активности // Социология труда. Теоретико-прикладной толковый словарь. СПб.: Наука, 2006. С. 124-125.
Бочаров В. Ю., Тукумцев Б. Г. Новые требования к работнику промышленного производства в условиях современной модернизации (социологический анализ) // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2015 а. № 3 (111). С. 44-49.
Бочаров В. Ю., Тукумцев Б. Г. Социальное партнерство на промышленных предприятиях // Петербургская социология сегодня. 2015 б. Вып. 6. С. 10-63.
Ван Дик Р. Преданность и идентификация с организацией: Пер. с нем. Харьков: Изд-во «Гуманитарный Центр», 2006. 140 с.
Васькина Ю. В. Заработная плата и уровень жизни работников промышленности Поволжья // Петербургская социология сегодня. 2015. Вып. 6. С. 236-265.
Гордон Л. А. Четыре рода бедности в современной России // Социологические исследования. 1994. № 4. С. 18-35.
Гордон Л. А., Головачев Б. В. Критерии бедности в современной России // ВЦИОМ. 1996. № 6 (194). С. 23-46.
Иншаков О., Фролов Д. «Простые люди» и индикаторы развития // Экономист. 2006. № 11. С. 60-66.
Кадомцева С. Социальная политика и население // Экономист. 2006. № 7. С. 48-58.
Конвенция № 26 Международной организации труда «О создании процедуры установления минимальной заработной платы». Принята в Женеве 16.06.1928 на 11-й сессии Генеральной конференции МОТ [Электронный ресурс]. иЯЬ: http://www.conventions.ru/view_base.php?id=21613 (дата обращения: 21.07.2018).
Лапин Н. И. Проблема формирования концепции человеческих измерений стратегии поэтапной модернизации России и ее регионов // Социологические исследования. 2014. № 12. С. 11-12.
Литвинов В. А. Правда о вкусной и здоровой пище (показатели потребления в России за 100 лет) // Человек. 2006. № 2. С. 46-57.
Львов С. В. Образы бедности и богатства в Российском общественном сознании // Мониторинг общественного мнения, экономические и социальные перемены. 2007. № 1 (81). С. 34-43.
Минимальный размер оплаты труда. Досье [Электронный ресурс] // ТАСС. Информационное агентство России. ЦЯЬ: http://tass.ru/info/4851457 (дата обращения: 21.07.2018).
Мейсон П. Посткапитализм: путеводитель по нашему будущему. М.: Ад Маргинем Пресс, 2016. 416 с.
Никифорова А. А. Минимальная заработная плата в странах с рыночной экономикой // Труд за рубежом. 1997. № 4. С. 86-99.
Прожиточный минимум // Социология труда. Теоретико-прикладной толковый словарь / Отв. ред. В. А. Ядов. СПб.: Наука, 2006. С. 222.
Римашевская Н. М. Бедность и маргинализация населения // Социологические исследования. 2004. № 4. С. 33-43.
Романов П. В. Социологические интерпретации менеджмента: иссле-
дования управления, контроля и организаций в современном обществе. Саратов: СГТУ 2000. 216 с.
Справка о минимальном размере оплаты труда (подготовлена экспертами компании «Гарант») [Электронный ресурс] // Система ГАРАНТ. URL: http://base.garant.ru/10180093/ (дата обращения: 21.07.2018).
Струмилин С. На плановом фронте (1920-1930). М.: Госполитиздат, 1958. 626 с.
Тукумцев Б. Г. Бедность и нищета работников промышленного производства // Журнал исследований социальной политики. 2008. Т. 6, № 3. С. 319-338.
Тукумцев Б. Г. Самарский мониторинг социально-трудовой сферы // Социологические исследования. 2001. № 7. С. 41-50.
Шевяков А. Ю. Неравенство доходов как фактор экономического и демографического роста // Инновации. 2011. № 01 (147). С. 7-18.
Шибаев А. А. Как определяли прожиточный минимум в России // Вестник государственного страхования. 2003. № 2. С. 74-80.
Эдуардов С. Внутренний враг американской экономики слабеет [Электронный ресурс] // Утро. 2005. № 8 (август). URL: http://www.utro. ru/articles/2005/08/08/465776.shtml (дата обращения: 21.07.2018).
Ярошенко С. С. Теоретические модели бедности // Рубеж. 1991. № 8-9. С. 31-44.
Ярошенко С. С. Четыре социологических объяснения бедности (опыт анализа зарубежной литературы) // Социологические исследования. 2006. № 7. С. 34-42.
References
Avdoshina N. V. Sotsial'no-trudovaya sfera kak ob"ekt sotsiologicheskogo analiza [Socio-Labor Sphere as an Object of Sociological Analysis]. Problemy truda, trudovyh otnoshenij i kachestva zhizni: sb. nauch. materialov Vserossijskoj nauchno-prakticheskoj konferentsii, Samara, 11-12 oktyabrya 2007 g. [Problems of Labor, Labor Relations, and Quality of Life: Collection of Articles. The All-Russian .scientific-practical conference, Samara, October 11-12, 2007] Samara, Universe Group, 2007, рр. 144-156. (In Russian)
Belousova S. Analiz urovnya bednosti [Analysis of poverty level]. Ekonomist [The Economist], 2006, no. 10, pp. 64-71. (In Russian)
Belyaeva L. A. Sotsial'naya stratifikatsiya i bednost' v regionah Rossii [Social stratification and poverty in the regions of Russia]. Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological studies], 2006, no. 9, pp. 52-62. (In Russian)
Blinov A., Sidorova A. Problemy bednosti v Rossii i na Ukraine [Poverty problems in Russia and Ukraine]. Ekonomist [The Economist], 2006, no. 6, pp. 62-67. (In Russian)
Bocharov V. Yu. Sotsial'nyj institut naemnogo truda v sovremennoj Rossii [Social Institute of Wage Labor in Modern Russia]. Samara, Samara University Publishing House, 2010. 640 p. (In Russian)
E. r. TyKyMqeB, B. №. EouapoB
Bocharov V. Yu., Tukumtsev B. G. Krizis trudovoj aktivnosti [The crisis of labor activity]. Sotsiologiya truda. Teoretiko-prikladnoj tolkovyj slovar' [Sociology of labor. Theoretical applied dictionary]. St. Petersburg, Nauka, 2006, pp. 124-125. (In Russian)
Bocharov V. Yu., Tukumtsev B. G. Novye trebovaniya k rabotniku promyshlennogo proizvodstva v usloviyah sovremennoj modernizatsii (sotsiologicheskij analiz) [New Requirements for Industrial Production Workers in the Conditions of Modern Modernization (Sociological Analysis)]. Teleskop: zhurnal sotsiologicheskih i marketingovyh issledovanij [The Telescope. Journal of Sociological and Marketing Research], 2015 a, no. 3 (111), pp. 44-49. (In Russian)
Bocharov V. Yu., Tukumtsev B. G. Sotsial'noe partnerstvo na promyshlennyh predpri-yatiyah [Social partnership at industrial enterprises]. Peterburgskaya sotsiologiya segodnya [Petersburg sociology today], 2015 b, iss. 6, pp. 10-63. (In Russian)
Boltanski L., Kyapello E. Novyj duh kapitalizma. [New spirit of capitalism]. Transl. from French under general ed. of S. Fokin. Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie, 2011. 976 p. (In Russian)
Eduardov S. Vnutrennij vrag amerikanskoj ekonomiki slabeet [The internal enemy of the American economy weakens]. Utro [TheMorning], 2005, no. 8, August, URL: http://www. utro.ru/articles/2005/08/08/465776.shtml (access date: 21.07.2018). (In Russian)
Gordon L. A. Chetyre roda bednosti v sovremennoj Rossii [Four types of poverty in modern Russia]. Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological studies], 1994, no. 4, pp. 18-35. (In Russian)
Gordon L. A., Golovachev B. V. Kriterii bednosti v sovremennoj Rossii [Poverty criteria in modern Russia]. VTSIOM, 1996, no. 6 (194), pp. 23-46. (In Russian)
Inshakov O., Frolov D. «Prostye lyudi» i indikatory razvitiya ["Ordinary People" and Development Indicators]. Ekonomist [TheEconomist], 2006, no. 11, pp. 60-66. (In Russian) Kadomtseva S. Sotsial'naya politika i naselenie [Social Policy and Population]. Ekonomist [The Economist], 2006, no. 7, pp. 48-58. (In Russian)
Konventsiya № 26 Mezhdunarodnoj organizatsii truda «O sozdanii protsedury ustanovleni-ya minimal'nojzarabotnojplaty» [Convention No. 26 of the International Labor Organization "On the establishment of a procedure for establishing the minimum wage"]. Enacted in Geneva on 06/16/1928 by the 11th session of the General Conference of the ILO. URL: http://www.conventions.ru/view_base.php?id=21613 (access date: 21.07.2018). (In Russian) Lapin N. I. Problema formirovaniya kontseptsii chelovecheskih izmerenij strategii po-etapnoj modernizatsii Rossii i ee regionov [The Problem of Forming the Concept of Human Dimensions of the Strategy for the Phased Modernization of Russia and its Regions]. Sotsiologicheskie issledovaniya [SociologicalStudies], 2014, no. 12, pp. 11-12. (In Russian)
Litvinov V. A. Pravda o vkusnoj i zdorovoj pishche (pokazateli potrebleniya v Rossii za 100 let) [Truth about tasty and healthy food (consumption indicators in Russia for 100 years)]. Chelovek [TheMan], 2006, no. 2, pp. 46-57. (In Russian)
Lvov S. V. Obrazy bednosti i bogatstva v Rossijskom obshchestvennom soznanii [The images of poverty and wealth in the Russian public consciousness]. Monitoring obshchest-vennogo mneniya, ekonomicheskie i sotsial'nye peremeny [Monitoring of public opinion, economic and social changes], 2007, no. 1 (81), pp. 34-43. (In Russian)
Mason P. Postkapitalizm: putevoditel' po nashemu budushchemu [Postcapitalism: a guide to our future]. Moscow, Ad Marginem Press, 2016, 416 p. (In Russian)
Minimal'nyj razmer oplaty truda. Dos'e [The minimum wage. Dossier]. TASS. Infor-matsionnoe agentstvo Rossii [TASS. Information Agency of Russia], URL: http://tass.ru/ info/4851457 (access date: 21.07.2018). (In Russian)
Nikiforova A. A. Minimal'naya zarabotnaya plata v stranah s rynochnoj ekonomikoj [Minimum wages in market economies]. Trudza rubezhom [Labor abroad], 1997, no. 4, pp. 86-99. (In Russian)
Prozhitochnyj minimum [The Living wage]. Sotsiologiya truda. Teoretiko-prikladnoj tolkovyj slovar' [Sociology of labor. Applied & Theoretical Dictionary]. Ed. by V. A. Yadov. St. Petersburg, Nauka, 2006, p. 222. (In Russian)
Rimashevskaya N. M. Bednost' i marginalizatsiya naseleniya [Poverty and marginaliza-tion of the population]. Sotsiologicheskie issledovaniya [SociologicalStudies], 2004, no. 4, pp. 33-43. (In Russian)
Romanov P. V. Sotsiologicheskie interpretatsii menedzhmenta: issledovaniya upravleniya, kontrolya i organizatsij v sovremennom obshchestve [Sociological Interpretations of Management: Research in Management, Control, and Organizations in Modern Society]. Saratov, SSTU, 2000, 216 p. (In Russian)
Shevyakov A. Yu. Neravenstvo dohodov kak faktor ekonomicheskogo i demografichesk-ogo rosta [Income inequality as a factor of economic and demographic growth]. Innovatsii [The Innovations], 2011, № 01 (147), pp. 7-18. (In Russian)
Shibaev A. A. Kak opredelyali prozhitochnyj minimum v Rossii [How to determined the cost of living in Russia]. Vestnikgosudarstvennogo strahovaniya [Bulletin of state insurance]. 2003, no. 2, pp. 74-80. (In Russian)
Spravka o minimal'nom razmere oplaty truda (podgotovlena ekspertami kompanii «Garant») [Information about the minimum wage (prepared by experts of the Garant Company)]. Sistema GARANT [GARANTSystem], URL: http://base.garant.ru/10180093/ (access date: 21.07.2018). (In Russian)
Strumilin S. Na planovom fronte (1920-1930) [On the planned front (1920-1930)]. Moscow, Gospolitizdat, 1958, 626 p. (In Russian)
Tukumtsev B. G. Bednost' i nishcheta rabotnikov promyshlennogo proizvodstva [Poverty and poverty of industrial workers]. Zhurnal issledovanij sotsial'nojpolitiki [Journal of Social Policy Studies], 2008, vol. 6, no. 3, pp. 319-338. (In Russian)
Tukumtsev B. G. Samarskij monitoring sotsial'no-trudovoj sfery [Samara monitoring of the social and labor sphere]. Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological studies], 2001, no. 7, pp. 41-50. (In Russian)
Van Dick R. Predannost' i identifikatsiya s organizatsiej [Fidelity and identification with the organization]. Transl. from German. Kharkiv, Gumanitarnyj Tsentr, 2006. 140 p. (In Russian)
Vaskina Yu. V. Zarabotnaya plata i uroven' zhizni rabotnikov promyshlennosti Povolzh'ya [Salary and living standards of workers in the Volga industry]. Peterburgskaya sotsiologiya segodnya [Petersburg sociology today], 2015, iss. 6, pp. 236-265. (In Russian)
Yaroshenko S. S. Chetyre sotsiologicheskih ob''yasneniya bednosti (opyt analiza zarubezhnoj literatury) [Four Sociological Explanations of Poverty (Experience in the Analysis of Foreign Literature)]. Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological Studies], 2006, № 7, pp. 34-42. (In Russian)
Yaroshenko S. S. Teoreticheskie modeli bednosti [Theoretical Models of Poverty]. Rubezh [TheMilestone], 1991, № 8-9, pp. 31-44. (In Russian)
