Нижние чины уездной полиции в российской провинции (вторая половина XIX – начало XX в.) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Вестник Томского государственного университета. История. 2024. № 91

Tomsk State University Journal of History. 2024. № 91

Научная статья

УДК 94(47).08

doi: 10.17223/19988613/91/6

Нижние чины уездной полиции в российской провинции (вторая половина XIX - начало XX в.)

Сергей Михайлович Рязанов

Пермский институт ФСИНРоссии, Пермь, Россия, [email protected]

Аннотация. На основании ранее не введенных в научный оборот документов впервые в отечественной историографии рассматривается нижний состав провинциальной полиции в целом. Одним из ключевых методов исследования служит просопография. Делается вывод, что урядники, стражники и городовые в большинстве случаев происходили из «податных сословий», прежде всего крестьян. Средний срок службы был невелик, особенно в среде городовых. В то же время состав урядников отличала стабильность.

Ключевые слова: коллективный портрет, полицейская стража, послужной список, Российская империя, Урал

Благодарности: исследование выполнено при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований в рамках научного проекта № 20-19-50033.

Для цитирования: Рязанов С.М. Нижние чины уездной полиции в российской провинции (вторая половина XIX - начало XX в.) // Вестник Томского государственного университета. История. 2024. № 91. С. 52-65. doi: 10.17223/19988613/91/6

Original article

The Lower Ranks of the District Police in the Russian Province (second half of the 19th - early 20th centuries)

Sergey M. Ryazanov

Perm Institute of the Federal Penitentiary Service of Russia, Perm, Russian Federation, [email protected]

Abstract. In this article, based on documents previously not introduced into scientific circulation, stored in the funds of the GARF, RGIA, OR RSL, NARB, GAKO, GAOO, GAPK, GASO and TsDOOSO, for the first time in domestic historiography, the lower composition of the provincial police is considered. The main support of the research is the surviving service records of the Perm province police guard. Despite the disadvantages of this type of sources, its indisputable advantage is the possibility of processing for a computerized quantitative study. The first part of the article provides a brief historiographic overview of the problem, starting with pre-revolutionary studies. The main emphasis, however, is placed on the latest achievements in this area in the works of A.V. Belyakov, A.V. Borisov, Yu. G. Galai, I. V. Evseev, S. V. Evseev, A. V. Kiros, A. V. Koksharov, V. A. Kolesnikov, A. P. Nakhimov and others. The main part deals with the approaches to the formation of the lower composition of police institutions in the XIX - early XX centuries. The hypothesis about low service efficiency of the elective rural police (sots and ten), military and Cossack units in police activity is analyzed. Then, it analyzes the administrative and legal status and real practices of the professional police: village constable, police guards and policemen. When analyzing the corps of village constable and guards, the prosopo-graphic method of collective biography is actively used. The experience of using police units consisting of Chechens and Ingush in the guards of the Ural provinces is analyzed. It is concluded that the village constables, guards, and policemen belonged to the representatives of the «taxable population» who had served in the army as lower ranks, primarily peasants, less often to the marginalized representatives of the bureaucracy, nobility, and honorary citizens. The average service life was short, especially among the policemen. At the same time, the village constable positions were characterized by the stability of the personnel comparable to the bureaucratic staff. Although the "public opinion" has formed a rather uniform and unattractive image of the "low-level police", it is quite difficult to "average" even within a single area, let alone for the whole of Russia. So, in the central provinces, the nobility initially made up a significant proportion of village constable, while in the Ural, the cases of representatives of the privileged estates entering the police guard were rare. Even demographic characteristics, such as age, varied from province to province. Keywords: collective portrait, police guard, service record, Russian Empire, Ural

Acknowledgements: The research was carried out with the financial support of the Russian Foundation for Basic Research within the framework of scientific project No. 20-19-50033.

© С.М. Рязанов, 2023

For citation: Ryazanov, S.M. (2024) The Lower Ranks of the District Police in the Russian Province (second half of the 19th - early 20th centuries). Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya - Tomsk State University Journal of History. 91. pp. 52-65. doi: 10.17223/19988613/91/6

Историография правоохранительных органов России насчитывает уже не одно столетие и традиционно подразделяется на три периода: дореволюционный, советский и современный. Впервые эволюция нижнего состава полиции была затронута еще в исторической науке XIX в. При этом два основных направления в дореволюционной «исторической полицеистике» дали этому процессу диаметрально противоположные оценки. Либерально-критическое откровенно рассматривало реформирование полиции после 1861 г. как процесс деградации «от плохого к худшему» [1-3], и изменения в нижнем составе полиции не стали здесь каким-то исключением. Так, профессор И.Т. Тарасов называл введенный в 1878 г. институт урядников «дорого стоящим и более вредным, чем полезным», а самих урядников «необразованными и невежественными лицами, вступление которых в полицейскую службу не обусловливается ровно никаким цензом» [3. С. 58-59]. В начале XX столетия свой ответ либеральной профессуре дали представители официальной историографии полиции. Не отрицая отдельных недостатков, они видели развитие полиции в XIX - начале XX в. как постепенный эволюционный процесс улучшения института, упорядочивания его функций, улучшения структуры, повышения эффективности деятельности [4-6]. «...Урядники вскоре завоевали доверие населения, и в их лице деревня впервые получила удовлетворительных полицейских агентов.» [6. С. 134], - писали, например, авторы исторического очерка «Министерство внутренних дел» о раскритикованных либералами «полицейских служителях». В советской историографии полиция в качестве самостоятельной темы долгое время не рассматривалась. Однако в 1960-е гг. Р.С. Мулукаеву удалось представить своеобразный «синтез» двух дореволюционных теорий в рамках марксистско-ленинского подхода к историческому процессу [7]. Он, а в последующем и другие ученые из вузов МООП-МВД показывали в своих работах количественное и качественное улучшение нижнего состава полиции на протяжении второй половины XIX - начала XX в. Однако, по их мнению, учитывая «угнетательскую сущность» института полиции в «буржуазном обществе», это делало ее лишь более совершенным оружием против «трудящихся» в руках «господствующего класса» [7-9].

Тем не менее как дореволюционные, так и советские авторы не посвящали специальных исследований или разделов нижнему составу уездной полиции, представляя его эволюцию в самом общем и схематическом виде, в связи с другими преобразованиями полицейского аппарата. Ситуация изменилась в середине 1990-х гг. В коллективной монографии «Полиция и милиция России: страницы истории», обобщившей предшествующую историографию, А.В. Борисовым впервые была поднята тема профессиональной подготовки нижнего состава уездной полиции в рассматриваемый период. К сожалению, недостаточная изученность к этому времени архивных документов породила

ряд исторических неточностей. Например, авторы полагали, что первая в России школа для полицейских урядников была открыта в г. Перми в 1880 г. [10. С. 8287]. Однако в статье Ч.Н. Ахмедова (2013) на основе архивных материалов было доказано, что первое подобное учебное заведение появилось еще в конце 1879 г. в г. Гродно [11. С. 26-27]. Вообще при анализе новейшей историографии обращает на себя внимание, что именно тема профессиональной подготовки полицейских стражников и урядников разработана в наибольшей степени. Не считая множества специально посвященных ей статей [11-13], авторы монографий по истории полиции отдельных губерний (областей) Российской империи также обязательно освещали этот вопрос на уровне рассматриваемого региона [14. С. 70-71; 15. С. 85-87; 16. С. 50; 17. С. 40-41]. В 2018 г. обширные исследования в этой области были обобщены коллективом авторов из Воронежского института МВД России в монографии «Профессиональная подготовка нижних чинов уездной полиции в Российской империи в конце XIX - начале XX века» [18].

Признавая всю важность данных исследований для изучения профессионального образования в России, приходится констатировать, что на протяжении всего рассматриваемого периода развитие его в провинции было достаточно слабым и неоднородным. Так называемые «школы для полицейских урядников» существовали даже к 1911 г. (через 32 года после создания института) только в 14 губерниях из 46, в том же году преподавание в них было, наконец, упорядочено [11. С. 28-29], обучение же стражников даже в рамках одной единственной губернии - Пермской - было стандартизировано только к концу 1916 г. [19. Ф. 36. Оп. 10. Д. 10]. В этой связи для изучения профессионализации нижнего состава полиции представляется необходимым обратить пристальное внимание и на другие маркеры -прежде всего продолжительность службы, социальное происхождение, причины увольнений.

Активное изучение социально значимых характеристик нижнего состава уездной полиции берет свое начало только в XXI в., как правило, на примере урядников конкретных регионов России [20; 21. С. 157-158; 22; 23. С. 87-90]. Специфика делопроизводства как самого департамента полиции [24. Ф. 102. ДП 1, 3; 25. Ф. 1286. Оп. 39-41], так и губернских правлений [19. Ф. 36. Оп. 6] приводила к тому, что значительная часть сохранившихся исторических источников о личном составе представлена жалобами на них и расследованиями правонарушений. Однако именно эта категория документов о нижних чинах изучена, пожалуй, в наименьшей степени [26; 27. С. 73-74; 28]. Виной тому, прежде всего, «юбилейный» характер публикаций в честь 200-летия МВД (рубеж XX-XXI вв.) [29-31], 150-летия реформы полиции (начало 10-х гг. XXI в.) [14], 300-летия полиции (вторая половина 10-х гг. XXI в.) [32-34], который обязывал авторов смещать акцент на позитивные моменты. В 2010 г. А. В. Борисовым впер-

вые в качестве самостоятельной темы монографического исследования был заявлен анализ общественного мнения о досоветской полиции и милиции [35]. К сожалению, должного развития применительно к «образу» провинциального полицейского чина эта проблематика не получила, и лишь в последние годы стали появляться статьи на эту тему [36, 37]. Впрочем, даже с учетом данных историографических «дефектов» можно констатировать, что накопленного на сегодняшний день «исторической полицеистикой» материала вполне достаточно для изучения эволюции нижних чинов полиции Российской империи в 1862-1917 гг. Для достижения поставленной цели помимо литературы использованы материалы центральных и местных архивов.

После проведения реформы полиции 1862 г. в губерниях Российской империи, по общему учреждению управляемых, городская полиция была подчинена уездной, а самостоятельную городскую полицию, возглавляемую полицмейстерами, сохранили преимущественно губернские центры. Однако, несмотря на реформу органов управления и изменение чиновничьего состава, порядок формирования городских полицейских команд и их численность как в городах, имеющих самостоятельную полицию, так и в подчиненных уездному полицейскому управлению был одинаков и регулировался на протяжении всего периода единой нормативной базой. В этой связи А.С. Масалимов изучил полицейские команды уездных городов в разделе о городской полиции [15. С. 34-47]. А.В. Кокшаров пошел еще дальше и отнес к городской полиции нижних полицейских служителей заводских поселений, не имевших официального городского статуса [14. С. 4654]. А.Ю. Пащенко, наоборот, рассматривал полицию уездных городов вместе с полицией сельской [38. С. 9396]. В целом, не возражая против позиции последнего, приходится констатировать, что небольшой объем статьи не позволит включить нижних чинов городской полиции в предмет настоящего исследования.

Хотя «Временные правила» от 25 декабря 1862 г. и предусматривали постепенное формирование в отдельных регионах «профессиональной» полицейской стражи [39. Т. 37, ч. 2. C. 590], на практике нижний состав сельской и «подзаводской» полиции в губерниях, на которые распространялось действие «Общего учреждения губернского», как до, так и после реформы формировался из двух основных источников: 1) выборных от крестьянства или мастеровых сотских и десятских; 2) командированных для обеспечения правопорядка нижних чинов регулярных и иррегулярных воинских подразделений. Первая категория даже после повсеместного введения уездной полицейской стражи в начале XX в. оставалась если и не основной, то самой многочисленной группой полицейских служителей в сельской местности, а потому стоит остановиться на ней более подробно. Сотские и десятские избирались сельским обществом сроком на 1 год, первые от 100200 дворов, вторые - от 10-30. До 1878 г. их «непосредственным начальником» был сам становой пристав, с 1878 г. - урядник [21. С. 56]. Согласно изначальному плану реформы по введению полицейской стражи (1900), выборная сельская полиция должна

была быть полностью ликвидирована и заменена «профессиональными» стражами порядка [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 56. Л. 1 об.]. На практике же законодатель ограничился упразднением сотских, сокращением числа десятских и переподчинением последних выборной сельской и волостной администрации [40. Т. 23, ч. 1. С. 480]. Практически все современные исследователи солидарны в своем представлении о неэффективности данного института. «Не получая никакого жалования за свою службу... рискуя... серьезно запустить свое хозяйство, эти "полицейские поневоле", безусловно, относились к выполнению своих обязанностей равнодушно», - полагал С.А. Трушков [16. С. 48]. «Большинство сотских и десятских принимали все зависящие меры к тому, чтобы своей бездеятельностью достигнуть исключения из службы» [16. С. 34], - еще более критично воспринимал данный институт Д.А. Ялтаев. Позиция ученых целиком созвучна с мнением полицейской администрации второй половины XIX в. «.Сотские и десятские. мало надежды, так как они утверждаются по назначению общества, служба их ничем не вознаграждается, выбираются люди преимущественно бедные, поэтому они заботятся более о насущном хлебе для себя и семейства своего и об уплате податей, ... чем о службе» [19. Ф. 36. Оп. 10. Д. 56. Л. 9 об.-10], - сообщал пермскому губернатору в 1878 г. екатеринбургский уездный исправник. По сообщениям уездных исправников Нижегородской губернии, «ближайшими блюстителями закона и порядка» крестьянские общества выбирали людей, за которыми числились рекрутские или денежные недоимки, «неспособных ни к какой общественной деятельности» стариков и даже лиц «дурной нравственности» [41. С. 139].

Почему же, несмотря на эти недостатки, царское правительство так и не ликвидировало институт? Очевидный ответ кроется в фактической «бесплатности» выборной сельской полиции для государства, позволяющей компенсировать недостаток «качества» - «количеством». Общая ее численность в 46 губерниях Российской империи составляла на 1872 г. 46 398 сотских и 224 497 десятских [42. С. 107], тогда как введение в дополнение к ним в 1878 г. даже 5 000 вольнонаемных урядников обернулось казне расходом в 2 260 350 руб. ежегодно [39. Т. 53, ч. 1. С. 399]. По данным на 1887 г., в одном только не самом большом Орловском уезде Вятской губернии насчитывалось 293 сотских и 931 десятский, т.е. один выборный полицейский чин на 189 жителей [43. Ф. 582. Оп. 197. Д. 8. Л. 2 об., 3 об.], а после введения полицейской стражи государство смогло содержать «на счет казны» на той же территории всего 35 конных и 45 пеших стражников, т.е. один стражник на 3 261 жителя [24. Ф. 110. Оп. 11. Д. 662. Л. 9; 44. С. 102], другими словами, -в 15-17 раз меньше полицейских. В дальнейшем и советское руководство страны, испытывая кадровый дефицит, не раз возвращалось к идее «общественных помощников» милиции. Главная опасность заключалась здесь, по мнению Е.П. Сичинского, в том, что подобная система создавала для государства «иллюзию», будто полицейской деятельностью могут заниматься «непрофессионалы», что являлось очевидным

тормозом в процессе модернизации данного института [42. С. 106, 108].

Вторым, также характерным для традиционного общества, источником нижних полицейских чинов служили воинские подразделения, прежде всего казачьи. Так, на окраинах Российской империи правоохранительные практики продолжали осуществляться иррегулярными воинскими подразделениями вплоть до 1917 г. [30. С. 78]. Широкое применение в середине XIX в. имели казачьи отряды и в губерниях, на которые распространялось «Общее губернское учреждение». Например, в 1860 г. в Пермскую губернию для поимки бродяг и беглых было направлено 100 казаков Оренбургского казачьего войска, а спустя год - еще 200 казаков того же войска «для усиления полицейских средств» [24. Ф. 102. ДП 2. 1887 г. Д. 32, ч. 34. Л. 2]. Причем казаки зарекомендовали себя в глазах власти настолько хорошо, что в 1864 г. при обсуждении проекта введения полицейской стражи в Пермской губернии большинство исправников и даже сам губернатор настаивали на использовании казачьих подразделений вместо вольного найма полицейских из местного населения [25. Ф. 1286. Оп. 53. Д. 115. Л. 80, 80 об., 92 об.]. Однако в дальнейшем ситуация переменилась, и даже там, где процессы модернизации затронули общество в наименьшей степени, деятельность «казачьих команд» стала вызывать нарекания. Так губернатор Камчатской области Н.В. Мономахов в отчете за 1915 г. отмечал, что работа подобных подразделений «малопродуктивна, так как казаки, не получая специальной подготовки, не имеют никакого представления о проявлении преступной жизни в России и, будучи доверчивыми, теряются при общении с пришлым элементом...» [45. С. 19].

Последний путь формирования нижних чинов сельской полиции - вольнонаемный - до начала «Великих реформ» был распространен только на Западных окраинах Российской империи. В 1862 г. «земская стража» из вольнонаемных лиц была учреждена в Закавказье, а в 1866 г. - в губерниях Царства Польского [46]. Из 46 губерний Европейской России вольнонаемная полиция в виде «полицейской стражи» была создана в XIX в. только в двух - Казанской и Пермской -6 апреля 1870 г. [39. Т. 45, ч. 1. С 381]. Спустя 8 лет все исправники и полицмейстеры единогласно признавали большую эффективность стражников в сравнении с выборной сельской полицией. «...Набираемые по вольному найму, они дорожат службой и во многих случаях выказывают большую энергию, сметливость, находчивость и расторопность» [19. Ф. 36. Оп. 10. Д. 56. Л. 17 об.-18], - сообщал, например, осинский уездный исправник пермскому губернатору. Необходимость в подобной полицейской силе ощущали местные власти и других регионов Европейской России. В частности, вятский губернатор еще в ноябре 1863 г. утверждал, что в губернии необходима конная стража в размере 80 человек, сосредоточенная преимущественно в Мал-мыжском, Елабужском и Сарапульском уездах для раскрытия «по горячим следам» дел о конокрадстве и патрулирования Сибирского тракта [25. Ф. 1286. Оп. 53. Д. 95. Л. 26-27 об.]. Тем не менее стражники появились здесь лишь спустя 40 лет - 1 января 1904 г. [16.

С. 51]. Большинство руководителей полиции отмечали недостаточность материального обеспечения стражи образца 1870 г. За свою службу полицейские получали, как правило, 120 руб. в год - пеший, 216 руб. - конный, хотя эта цифра и могла несколько варьировать в зависимости от уровня цен в конкретном уезде. Пермский уездный исправник сообщал 31 июля 1878 г. губернатору, что «при существующей дороговизне на все жизненные предметы» конные стражники просят увеличения жалования до 25 руб. в месяц, а «на получаемое пешими стражниками жалованье. трудно существовать и одному человеку с наймом в городе квартиры, не говоря уже о семейном. а, с другой стороны, потребность в прислуге. быстро увеличивается. и потому в настоящее время проявляется уже безнадежность приискать нравственных и способных людей на должность пеших стражников за прежнюю плату» [19. Ф. 36. Оп. 10. Д. 56. Л. 7-7 об.].

В 1878 г. в 46 губерниях, по общему учреждению управляемых, были введены полицейские урядники [39. Т. 53, ч. 1. С. 398]. По данным «Краткого очерка деятельности МВД» (1880) в Западных губерниях на одну волость приходился один урядник и более, а в остальных - один урядник на 1-2 волости [47. С. 80-81]. Однако если отвлечься от «средних цифр», то можно заметить, что даже в пределах одной губернии нагрузка на одного урядника могла сильно различаться. Так, в Уфимской губернии уряднический участок включал 1-3 волости, при этом его протяженность варьировала от 15 до 160 верст, число населенных пунктов от 2 до 67, а количество жителей от 921 до 17 767 человек [25. Ф. 1286. Оп. 39. Д. 58. Л. 455-487]. В центральной Тверской губернии участок состоял из 1-4 волостей с числом жителей от 4 630 до 28 930, от 22 до 72 верст [20. С. 7]. Хорошо себя зарекомендовав, институт полицейских урядников был распространен на другие губернии и области империи. Например, уже в 1880 г. полицейские урядники появились в Области войска Донского [30. С. 58], в 1887 г. - в Сибири [48. С. 193].

Очевидной причиной учреждения должностей полицейских урядников на государственном уровне стала борьба с «хождением в народ» [49. С. 211]. Однако местные власти рассматривали новый институт прежде всего как инструмент для реализации административных и общеполицейских функций. Так, в 1892 г. при проведении экзамена на должность урядника в Уфимской губернии умение бороться с «противоправительственным элементом» у кандидатов даже не проверялось [50. Ф. И-9. Оп. 1. Д. 533]. Сообщения о «выдающихся» успехах урядников в Департамент полиции начала 80-х гг. XIX в. также не содержат сведений о какой-либо деятельности по борьбе с политическими правонарушениями [25. Ф. 1286. Оп. 41. Д. 4, 6].

Урядники и полицейские (земские) стражники не являлись чиновниками губернского правления и не могли «расти» в чинах. В то же время им делегировался от станового пристава ряд важных функций, в числе которых было ведение полицейского дознания. За казенный счет урядники вооружались только шашкой, а огнестрельное оружие должны были приобретать на собственные средства. Зато, согласно закону, жалова-

ние урядника было выше стражнического и составляло до 200 руб. в год, не считая 50 руб. на обмундирование, 100 руб. «фуражных» и квартиры с отоплением и освещением за счет населения [39. Т. 53, ч. 1. С. 399]. На практике вместо предоставления квартир «натурою» население в большинстве случаев выплачивало урядникам квартирные деньги. Летом 1890 г. верхотурский уездный исправник доносил пермскому губернатору, что такой способ «квартирного обеспечения» урядников более удобен, чем указанный в законе [19. Ф. 36. Оп. 2. Д. 476. Л. 8 об.]. Однако необходимый размер квартирных денег сильно разнился от уезда к уезду и от губернии к губернии и далеко не везде, по мнению полицейского руководства, был удовлетворительным [19. Ф. 36. Оп. 2. Д. 476].

Большую часть полицейских урядников Российской империи «первого призыва» составили отставные и бессрочно отпускные нижние чины из податных сословий (42%). К неподатным сословиям принадлежали 27% урядников: дворяне - 8%, чиновничество - 9%, духовенство - 10%. 16% урядников составляли крестьяне, 10% - мещане [47. С. 81-82]. В разных губерниях, впрочем, сословный состав не был однороден. Например, в двух уральских губерниях (Пермской и Уфимской) среди урядников «первого призыва» случаи поступления на службу представителей первого и второго сословий были единичными: дворяне - 2,3%, «дети духовенства» - 1,4%. Кроме того, в обеих губерниях состояли на службе по одному обер-офицерскому сыну (1%), в Пермской - один личный почетный гражданин (0,5%). Из неподатных сословий заметную долю имели лишь представители чиновничества, от «неимеющих чина» - до коллежских секретарей - 10,7%. Сословный «котстяк» штата полицейских урядников Урала, как и России в целом, состоял из унтер-офицеров, преимущественно отставных, от различных родов войск (вахмистры, «писари унтер-офицерского звания», унтер-офицеры, фельдфебели, фейервейкеры) -36,7%, в целом строевые и нестроевые нижние чины армии составили 41,1% полицейских. Все они, как правило, имели лишь опыт военной службы. Крестьяне и сельские обыватели составили 22,2% урядников. В Пермской губернии большинство крестьян не имели никакого опыта государственной службы, в Уфимской более половины крестьян и «обывателей» служили волостными писарями, старшинами, занимали должности по горному ведомству. Мастеровые составили 8,7%, мещане - 6,8% полицейских урядников [25. Ф. 1286. Оп. 39. Д. 58. Л. 85-119, 455-487]. В центральной Тверской губернии доля личных и потомственных дворян на уряднической службе в первое десятилетие существования института составляла 19,1% (в 8 раз больше), обер-офицерских детей - 4,3% (в 4 раза). Более того, в 1879-1881 гг. на должностях урядников трудились князья В.И. Шаховской и К.К. Вадбольский. Доля духовенства равнялась 18,1% (в 13 раз), личных и потомственных почетных граждан - 20,3% (в 40 раз). Доля крестьян и мещан - 25,5 и 10,4% соответственно. Однако в дальнейшем процент привилегированных сословий даже в центральных губерниях Российской империи на уряднических должностях стремительно

снижался. Так, уже в 1889-1899 гг. доля дворян в Тверской губернии на должностях урядников сократилась до 7,4% (в 2,5 раза), духовенства - до 8,7% (в 2 раза), обер-офицерских детей - до 1,3% (в 3,3 раза), почетных граждан - до 10,1% (в 2 раза). Доля крестьян и мещан, напротив, возросла в 2 раза и составила 54,3 и 17,4% соответственно [20. С. 9, 11-12]. Причины, вероятно, следует искать в падении реальной заработной платы урядника вследствие инфляции, а вместе с этим и престижа данных полицейских должностей.

Возраст поступления на службу урядником был достаточно высок. Например, в Пермской губернии самый старый «новобранец» имел от роду 65 лет. Лица старше 40 лет составляли в Пермской губернии 39,1% всех урядников, а моложе 30 лет - всего 22,7%. В Уфимской губернии - 32,7 и 34,6% соответственно. Средний возраст урядников «первого призыва» составил в Пермской губернии - 37,1, а в Уфимской - 35,1 года [25. Ф. 1286. Оп. 39. Д. 58. Л. 85-119, 455-487]. Аналогичная ситуация прослеживалась и в других частях России. Чиновники особых поручений, командированные на места для инспектирования новоучрежденных должностей, вполне обоснованно полагали, что в этом возрасте «уже нельзя рассчитывать на значительный прогресс в полицейских делах» [11. С. 24].

Подавляющее большинство урядников «первого призыва» исповедовали православие [47. С. 82]. Однако в районах, где значительную долю населения составляли представители нетитульной национальности, религиозный состав мог варьировать. Если в Пермской губернии все полицейские урядники принадлежали к православию [25. Ф. 1286. Оп. 39. Д. 58. Л. 85-119], то в Уфимской помимо представителей основной конфессии состояли 15% мусульман (чуть менее половины из них были обозначены как «башкирцы»). В Беле-беевском уезде на службу были даже приняты 2 старообрядца (1,8%). Большинство мусульман служили в Белебеевском (37,5%), Бисерском (25%) и Мензе-линском (25%) уездах. В Уфимском уезде мусульман на уряднических должностях не было [25. Ф. 1286. Оп. 39. Д. 58. Л. 455-487]. Эти данные частично коррелируют с религиозной «картой» губернии, вырисовывающейся по результатам переписи 1897 г. Так, в Белебеевском уезде проживали более 3,5 тыс. мужчин-старообрядцев, что ставило его на второе место по числу «раскольников» после Уфимского. Белебеевский, Бисерский и Мензелинский уезды лидировали по числу «магометан», тогда как менее всего мусульман приходилось на Уфимский уезд. В то же время неправославное население к 1897 г. по результатам переписи составляло более половины всех жителей Уфимской губернии [51. С. 38-39], тогда как среди полицейских урядников представителей государственной конфессии было 83,2% [25. Ф. 1286. Оп. 39. Д. 58. Л. 455-487].

Несмотря на обширный житейский опыт, по сведениям «Краткого очерка деятельности МВД», только 37% урядников «первого призыва» были хоть как-то подготовлены к службе в полиции: 6% урядников располагали опытом строевой армейской службы, по столько же среди них составляли доли бывших тысяцких Западного края и волостных писарей, 8% - быв-

шие писари казенных и общественных учреждений, 5% - бывшие чиновники, по 3% - бывшие жандармы и чины городской полиции [47. С. 82]. По данным двух уральских губерний доля урядников, ранее служивших в полиции и жандармерии, была даже выше общероссийской - 8,2% [25. Ф. 1286. Оп. 39. Д. 58. Л. 85-119, 455-487] (возможно, при анализе данных Департамент полиции объединил чиновников полиции и других ведомств).

Образование полицейских урядников «первого призыва» явно не соответствовало ответственной должности. В Пермской губернии 61,8% полицейских были грамотны, но учебных заведений не оканчивали. В батальоне военных кантонистов образование получили 6,4%. Учебные заведения 4-го разряда (горные училища, заводские школы, народные училища и пр.) окончили 14,6%. Учебные заведения по 3-му разряду (уездные, духовные училища, неполный курс гимназии) -15,5%. Артиллерийское училище - один урядник. Не смог окончить уездного училища также один урядник [25. Ф. 1286. Оп. 39. Д. 58. Л. 85-119]. В уфимской губернии дела обстояли чуть лучше. 45,8% обозначены как грамотные или имеющие «домашнее воспитание». Учебные заведения по 4-му разряду окончили 6,5%. Учебные заведения по 3-му разряду - 15%. Образование 2-го разряда (кадетский корпус) имел один урядник. Двое окончили фельдшерские школы. Значительная часть вышла из образовательных учреждений, не окончив курса - 10,3% [25. Ф. 1286. Оп. 39. Д. 58. Л. 455-487].

Однако, анализируя эти и другие данные, нужно понимать, что экстраполировать их на последующий период существования института урядников можно лишь со значительной долей условности. Дело в том, что на протяжении всего исследуемого периода состав урядников не отличался стабильностью [41. С. 141]. Очень скоро многие нижние чины «первого призыва» ушли со своих постов, в том числе «за несоответствие своему назначению» [19. Ф. 36. Оп. 10. Д. 57].

Параллельно с усилением «сельской полиции» после реформы 1862 г. в Российской империи происходило формирование полиции «подзаводской». Речь идет о подчиненных уездным исправникам крупных индустриальных поселениях, не имеющих при этом статуса уездного или даже заштатного города. В последних число городовых еще в 1853 г. было поставлено в прямую зависимость от количества жителей [39. Т. 28, ч. 2. С 58] и увеличивалось на основе единых законов 1887 и 1906 гг. (исключение составляли города, имеющие особые штаты полиции) [40. Т. 7. С 171; Т. 26, ч. 1. С. 64-65].

Вплоть до 1914 г. финансовое обеспечение городовых по общему правилу лежало на плечах органов местного самоуправления [39. Т. 28, ч. 1. С. 313; 40. Т. 7. С 171, Т. 26, ч. 1. С. 64-65]. Впрочем, уже закон 1906 г. предусматривал временную субсидию «от казны» на усиление полиции [40. Т. 26, ч. 1. С. 64-65]. В годы Первой мировой войны правительство и вовсе «взяло на свой счет» половину всей суммы, полагавшейся на содержание городских полицейских управлений [52. С. 81-82]. Иначе обстояло дело в заводах, где органов

городского самоуправления просто не существовало, следовательно, и содержать полицию было с самого начала возможно лишь «за счет казны». Однако вплоть до октября 1916 г. [53] какого-либо единого нормативного акта, который бы определял полицейские команды и их оклады в данных населенных пунктах, не существовало. Для каждого они устанавливались отдельно. В связи с этим именно здесь усиление полиции осуществлялось максимально непоследовательно. Разобрать все не являвшиеся городами населенные пункты, в которых по тем или иным причинам существовали особые штаты полиции, в рамках небольшой статьи не представляется возможным, поэтому будет рассмотрен лишь один показательный пример.

В Ижевском заводе (Вятская губерния) увеличение военных заказов в связи с перевооружением армии в начале 1890-х гг. спровоцировало рост числа рабочих. Утвержденный в 1873 г. штат (12 городовых и 13 выборных сотских) [39. Т. 48, ч. 1. С. 236], по мнению вятского губернатора, стал «совершенно недостаточным». В начале 1892 г. он просил увеличить число казенных полицейских служителей [24. Ф. 102. ДП 2.

1892 г. Д. 22, ч. 7. Л. 1-1 об.]. Из-за отсутствия средств у МВД оно запросило помощи у военного министерства. Главное артиллерийское управление, однако, ответило, что расходы на полицию не могут покрываться за счет кредита на перевооружение армии [24. Ф. 102. ДП 2. 1892 г. Д. 22, ч. 7. Л. 5 об.-7]. Бездействие властей привело к тому, что существующий штат городовых не смог справится с беспорядками во время эпидемии холеры [24. Ф. 102. ДП 2. 1892 г. Д. 22, ч. 7. Л. 12-14]. Лишь после того, как в завод были введены войска после покушения на жизнь начальника мастерских [24. Ф. 102. ДП 2. 1892 г. Д. 22, ч. 7. Л. 31], военное ведомство решило, что содержать в заводе добавочных городовых обойдется дешевле, и 24 мая

1893 г. в заводе появились дополнительные 10 городовых с окладом 100 руб. в год [40. Т. 13. С. 343].

В Воткинском заводе (Вятская губерния) в начале 1890-х гг. вольнонаемных нижних чинов не было вообще. Правопорядок в населенном пункте с 25 тыс. населения поддерживали 16 выборных сотских и 7 десятских. Сотские, получая всего 16 руб. в год, вызывались только для сопровождения арестантов, а десятские за 120 руб. дежурили попеременно. «Все эти лица... выбираются из среды местного населения и притом из лиц самых худших, так как лучшие, - при усиленном развитии ныне заводской производительности, имеют больший заработок на заводе и от этих должностей откупаются» [24. Ф. 102. ДП 2. 1892 г. Д. 22, ч. 17. Л. 1-2], - сообщал местный губернатор в МВД в декабре 1892 г. Губернатор предлагал упразднить выборную сельскую полицию в заводе, а на волостные и государственные средства организовать вместо нее штат из 2 старших и 13 младших городовых. За образец окладов нижних чинов было взято городское узаконение 1887 г., согласно которому жалование старшего городового составляло 180 руб. в год, а младшего - 150 руб. [24. Ф. 102. ДП 2. 1892 г. Д. 22, ч. 17. Л. 3-3 об.]. Уже 1 июня 1893 г. на основе проекта губернатора был принят соответствующий закон [40. Т. 13. С. 394-395].

Таким образом, в схожих заводских поселениях, в одной и той же губернии с разницей всего в неделю были реализованы две принципиально разные системы оплаты службы нижних чинов полиции. Одна основывалась на устаревшем локальном нормативном правовом акте, утвержденном в 1873 г., а другая - на узаконении для городов 1887 г. Городовые в Ижевском заводе получали из-за этого на 60-80% меньше, чем нижние чины полиции Воткинского завода. «При дороговизне квартир и вообще содержания в заводе, сказанный размер вознаграждения полицейским служителям является совершенно недостаточным и не может никоим образом привлечь в команду людей благонадежных и способных... - сообщал губернатор министру внутренних дел уже осенью 1893 г. - Кроме того, ныне. всякий сколько-нибудь сносный работник вместо трудной, скудно оплачиваемой службы полицейского служителя, легко находит. работу в заводе.» [24. Ф. 102. ДП 2. 1892 г. Д. 22, ч. 7. Л. 43-43 об.]. После долгих согласований с военным и другими министерствами повышение окладов городовых до 150-180 руб. было осуществлено в Ижевске лишь в 1895 г. [40. Т. 15. С. 25-26].

Низкие оклады приводили к громадной «текучке кадров» среди «подзаводских» городовых. Так, из полиции Мотовилихинского завода (Пермская губерния) за 1906 г. были уволены 129 нижних чинов, что составляло 179% от ее штатной численности. Таким образом, к 1 января 1907 г. ее личный состав обновился почти на 100% [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 627]. В 1907 г. ситуация значительных изменений не претерпела. 1 августа 1907 г., в день зарплаты, пожелали уволиться сразу 12 младших городовых. Даже после «увещеваний» полицейской администрации, что им будет дано добавочное содержание, 10 из 12 городовых все равно пожелали уйти со службы. Пристав завода С.М. Ва-кульский квалифицировал в своем протоколе подобный поступок в условиях настоящей «войны» с революционным террором «запрещенной стачкой и заговором». Однако сам уездный исправник А.Л. Правохенский не находил в этом ничего особенного. «.Подобные отказы по несколько человек сразу наблюдались неоднократно и преимущественно в дни получения жалованья... Мне положительно известно, что явления отказа от службы имеют место исключительно вследствие крайне тяжелых условий службы и дороговизны жизни в Мотовилихе при небольшом сравнительно содержании» [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 69. Л. 32-32 об., 44-44 об.], -доносил он в губернское правление.

К сожалению, формулярные списки заводских городовых сохранились лишь фрагментарно, а потому создать какое-либо целостное представление об их социальном облике не представляется возможным. Тем не менее на основе анализа приказов по личному составу челябинского уездного исправника (Оренбургская губерния) за 1909-1911 гг., проведенного Е.П. Си-чинским, можно предположить, что к концу исследуемого периода состав городовых не сильно отличался от стражнического и уряднического, о котором пойдет речь ниже. Можно также предположить по косвенным данным, что определенную часть городовых в заводах,

как и в городах, могли составлять крестьяне-отходники, которые, прослужив в полиции в зимнее время, летом возвращались к сельскому хозяйству [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 68, 69; 54. С. 193-194].

5 мая 1903 г. было высочайше утверждено мнение Государственного Совета «Об учреждении в 46 губерниях Европейской России уездной полицейской стражи». Реформу планировалось осуществлять постепенно с 1903 по 1908 г. - сначала в одних губерниях, затем в следующих. Однако революционные события 1905 г. вскоре заставили правительство ввести полицейскую стражу в 50 губерниях в кротчайшие сроки. Стража состояла из стражников и урядников. Последние учреждались теперь в каждой волости. На урядническую или стражническую вакансию мог поступить российский подданный от 25 лет с хорошими физическими данными, не имеющий судимости и не состоящий под следствием. Кроме того, от урядников требовались знания составления протоколов, полицейской службы и ведения дознаний. Урядники вооружались теперь за казенный счет не только шашками, но и револьверами, а стражники первоначально только шашками. По закону стражники должны были быть грамотными [40. Т. 23, ч. 1. С. 477-479], однако на практике это требование порой нарушалось [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79-620]. Ранее существовавшая в Казанской и Пермской губерниях полицейская стража была формально расформирована, а в действительности влилась в состав новой, более многочисленной, полицейской силы. За пределами губерний, по общему учреждению управляемых, полицейская стража из-за своей «дороговизны» широкого распространения не получила. Так только 1 июля 1912 г. полицейская стража была учреждена в некоторых местностях области Войска Донского [30. С. 77]. В Сибири в начале XX в. полицейская стража была введена лишь в Акмолинской области и нескольких уездах Иркутской губернии [48. С. 238].

Революция 1905-1907 гг. наложила свой отпечаток на военизацию полицейской стражи. В тех губерниях Европейской России, где к началу социальных потрясений полицейская стража была уже введена, она не сумела совладать с беспорядками. Рассеянные по волостям стражники оказались «легкой мишенью» для террористов и восставших. Для того чтобы превратить стражу в силу, способную подавлять беспорядки, с конца 1905 г. она объединялась в каждой губернии в несколько крупных отрядов, увеличивалось число конных стражников, помимо шашки вооружение стражников дополнялось винтовками. Распределялись отряды стражи в губерниях таким образом, чтобы их можно было оперативно направить на подавление аграрных или городских беспорядков, а в случае крупного восстания -объединить в единый отряд. Руководство строевой частью и обучение верховой езде возлагались теперь на офицеров отдельного корпуса жандармов. Начальник губернского жандармского управления занимал должность губернского инспектора полицейской стражи [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 56. Л. 19-21].

Если в советские годы было принято преувеличивать финансовое содержание «царских сатрапов», то в постсоветской историографии, напротив, - преумень-

шать. Однако нельзя не признать, что жалование нижних чинов уездной полиции, введенное в губерниях Европейской России в 1906 г., было сравнительно высоким вплоть до усиления инфляции в годы Первой мировой войны: 300 руб. в год - стражников, 360 руб. -старших стражников, 420 руб. - урядников, 480 руб. -урядников на высшем окладе [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 56. Л. 15 об.-16, 19-21]. Так, доход стражника без дополнительных выплат на 5-29% превышал среднюю годовую заработную плату уральских рабочих даже по данным 1913 г., а жалование полицейских урядников превышало ее на 47-71%. Стоит добавить, что конные стражники и конные урядники получали дополнительное «фуражное довольствие» для лошади. Оплата труда рабочих менялась также в зависимости от уровня подготовки. Например, в цензовой промышленности рабочий низкой квалификации получал от 178,8 до 216 руб. в год, средней - 249,6-468 руб., а высшей - 540-600 руб. [55. С. 158] Таким образом, даже содержание простого стражника было в 1,6 раза выше заработной платы «чернорабочего», а оклад урядника не уступал заработку рабочего средней квалификации.

На основе отложившихся в Государственном архиве Пермского края уникальной коллекции послужных списков стражников и урядников Пермского уезда, служивших по закону от 5 мая 1903 г. [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79-620], совместно с Д.М. Софьиным была составлена база данных, включающая 522 персоналии. Ее просопографический анализ позволил построить коллективный потрет полицейского стражника и урядника Пермского уезда в 1906-1917 гг. Всего из 88 человек, закончивших службу урядниками (16,9% от представленных в базе полицейских), 64,8% сразу поступили на эту должность. 34,1% урядников начинали с должностей пеших и конных стражников. Хотя факты понижения в должности изредка имели место, ни один полицейский, начинавший службу урядником, не остался в должности стражника или городового. Однако «подняться по карьерной лестнице» даже до урядника полицейскому стражнику было непросто. Только 6,5% представленных в базе стражников сумели стать урядниками, а учитывая низкий процент сохранившихся послужных списков стражников, в действительности этот показатель был еще в несколько раз ниже. Перейти же из урядников на должности, дающие право на классные чины, было несколько проще. Это удалось 9,1% урядников. Большинство бывших урядников начали свою карьеру в губернском правлении с должности околоточных надзирателей. Путь от должности урядников до более высокой занял у них в среднем всего 3,5 года [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79-620].

По своему сословному происхождению подавляющее большинство как урядников, так и стражников составляли крестьяне [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79-620]. Это неудивительно, учитывая, что по переписи 1897 г. различные «сельские состояния» составляли 96,6% мужского населения уезда (без г. Перми), и даже среди жителей губернского центра «сельских обывателей» было более половины (55,7% мужчин) [56. С. 43-44]. Обращает на себя внимание, что среди урядников крестьян было почти на 10% меньше, чем среди стражни-

ков (82,5 и 92,4% соответственно), а мещан, напротив, -в 2 раза больше (8,8 и 4,5%). Кроме того, лица «неподатных» сословий совокупно составляли 8,9% «уряд-ничества» (3,8% - чиновники, 1,3% - личные почетные граждане, 3,8% - дворяне), в то время как на 423 стражника приходился всего один дворянин (0,2%) [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79-620]. В центральной Тверской губернии среди урядников, служивших в 1911-1917 гг., потомственные дворяне составляли 2,8%, обер-офицерские дети - 0,6%, духовенство - 2,2%, личные и потомственные почетные граждане - 2,2%, мещанство - 15,5%, крестьянство - 75,7% [20. С. 11-12]. Таким образом, к концу имперского периода можно констатировать нивелирование сословных различий в социальном составе урядников в центре и на окраинах Российской империи, а также еще большую, чем в конце XIX в., «демократизацию» их состава.

Несмотря на то, что в отличие от стражников к урядникам не предъявлялось требование «пришлого» происхождения, лица, имеющие приписку не в Пермской губернии, составляли 42% урядников Пермского уезда. 35,3% урядников-мигрантов происходили из Вятской, по 8,8% - из Самарской и Уфимской, по 5,9% -из Костромской и Симбирской, по одному - из Варшавской, Вологодской, Волынской, Екатеринославской, Ковинской, Минской, Могилевской, Оренбургской, Пензинской, Рязанской, Томской и Харьковской губерний [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79-620]. Несмотря на широкую географию, можно отметить значительную долю урядников из сопредельных губерний, а также полное отсутствие уроженцев столичного региона, что отличало их от классного состава полицейских-мигрантов [19. Ф. 36. Оп. 10. Д. 429-1032]. Среди полицейских урядников - уроженцев Пермской губернии жители Пермского уезда составляли всего 34%, еще 4,3% происходили из губернского центра [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79620]. Согласно циркулярам МВД не менее 2/3 стражников должны были происходить из других регионов [57. С. 343]. Однако далеко не во всех губерниях удавалось достигнуть данного показателя. В Оренбургской на 1906 г. численность стражников из других губерний не достигала и 15% [24. Ф. 110. Оп. 11. Д. 251. Л. 46]. В Вятской губернии в 1907 г. стражники и вовсе преимущественно происходили из тех же уездов, в которых служили [24. Ф. 110. Оп. 11. Д. 378. Л. 2]. В дальнейшем число желающих служить из иных губерний не прибавилось. По сведениям на декабрь 1909 г., стражников из пришлого населения было в Вятской губернии всего 7,5% [24. Ф. 110. Оп. 11. Д. 662. Л. 7].

Средний возраст поступления на службу урядников Пермского уезда составлял 32,1 года, а полицейских, оставшихся стражниками, - 29,6. В отличие от урядников Пермской губернии 1878 г. полицейских-новобранцев в возрасте старше 40 лет среди нижних чинов было значительно меньше: 18,8% - урядников, 4,4% -стражников. Напротив, лица, поступившие в полицейскую стражу в возрасте до 30 лет, составляли 52,5% урядников и 62,9% стражников [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79620]. Вятские «стражи порядка» в 1906 г. были значительно старше своих пермских «коллег». Жандармская ревизия 1906 г. отмечала, что большинство стражни-

ков - лица «многосемейные», в возрасте 30-45 лет [24. Ф. 110. Оп. 11. Д. 182. Л. 29]. По своему семейному положению 63,6% урядников Пермского уезда на момент поступления на службу были женаты, 34,1% -холосты, 2,3% - вдовы. 6,3% холостых и вдовых урядников вступили в брак, находясь на службе. Показатели «брачности» стражников чуть выше - 67,8%. Еще 2,5% стражников женились, находясь на службе. Отсутствие вдовцов при поступлении объясняется сравнительно более молодым возрастом стражников, нежели урядников [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79-620]. Таким образом, несмотря на более высокий средний возраст поступления на службу, доля урядников, состоящих в официальном браке, была на 14,7% ниже, чем у «исполнительных чиновников». Препятствием мог служить сравнительно низкий доход, что косвенно подтверждается значительным числом холостых околоточных надзирателей и канцелярских служащих полиции, чье денежное содержание могло быть даже ниже урядни-ческого [19. Ф. 36. Оп. 10. Д. 429-1032].

Подавляющее большинство урядников Пермского уезда закономерно исповедовало православие (97,7%). Кроме представителей государственной конфессии выявлены один единоверец и один католик. Среди полицейских стражников доля православных была несколько ниже - 94,1%. Еще 2,6% составляли старообрядцы, 2,1% - мусульмане, 0,7% - католики, 0,5% - единоверцы [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79-620]. При этом среди полицейских чиновников Урала благодаря высокой доле выходцев из Западных губерний доля православных была еще ниже [19. Ф. 36. Оп. 10. Д. 429-1032].

К 1903 г. воинский призыв существовал в Российской империи уже 30 лет, а потому полицейская стража формировалась, в отличие от корпуса урядников «первого набора», из нижних воинских чинов. Число унтер-офицеров среди них в разных регионах отличалось. В Оренбургской губернии, согласно данным ревизии 1906 г., «лица унтер-офицерского звания» составляли чуть более половины стражи - 50,9% [24. Ф. 110. Оп. 11. Д. 251. Л. 46]. Из полицейских урядников Пермской губернии закончили воинскую службу в статусе унтер-офицеров 36,8%, еще 6,6% - ефрейторами. Отставные писари составили 22,4% урядников. Для полицейских, оставшихся стражниками, удельный вес унтер-офицеров был ниже - 23,4% (ефрейторов - 19%). Еще менее значительной среди стражников была доля отставных писарей - 3% (в 7,5 раз меньше) [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79-620]. Это явно говорит о значительно более высоком уровне образования урядников. В войнах, преимущественно Китайской (1900-1901) и Русско-Японской (1904-1905), принимали участие 9,1% урядников. Стражников - участников войн в два раза больше - 19,7%. Знаки отличия (воинские ордена, медали, знаки за отличную стрельбу и пр.) имели 22,7% урядников. Среди стражников знаки отличия были у 15,5%. Поощрений по службе (благодарностей губернатора, медалей «За беспорочную службу в полиции» и пр.) были удостоены 26,1% урядников и всего 1,9% полицейских, оставшихся стражниками (в 14 раз меньше) [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79-620]. Обгоняя более чем на порядок стражников, полицейские урядники в то же

время значительно отставали по поощрениям от «исполнительных чиновников» [19. Ф. 36. Оп. 10. Д. 429-1032].

Наиболее показательны для изучения личного состава полиции средний срок службы и анализ причин увольнения. К сожалению, и то и другое поддается подсчету лишь условно. Прежде всего, из-за некорректного ведения делопроизводства в годы революции. Приказа об увольнении из полиции в связи с ее ликвидацией нет ни в одном личном деле полицейского стражника или урядника Пермского уезда, а росписи в получении документов, которые и служили основанием датировки прекращения службы в революционные годы, обнаружены далеко не во всех незакрытых личных делах.

Средний срок службы полицейских урядников составил 4 года, а стражников - только 14 месяцев (в 3,3 раза меньше), что говорит об огромной текучке кадров именно среди последних [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79-620]. Тем не менее ее не стоит переоценивать. Так, оренбургский уездный исправник 31 июля 1907 г. доносил губернатору, что большая часть личного состава стражи служит с самого ее основания, т.е. более двух лет [58. Ф. 11. Оп. 15. Д. 48а. Л. 3 об.; 59. С. 68]. 33% урядников и только 12,9% стражников Пермского уезда увольнялись со службы более 1 раза. Это явно говорит о том, что для большинства стражников служба в полиции была скорее временным заработком, нежели «отхожим промыслом». В качестве повода для окончательного увольнения урядников преобладают прошения по собственному желанию (34,6%) и ликвидация полицейских учреждений в связи с революцией (34,6%). Так как большинство дел стражников относится к периоду до начала Первой мировой войны, то они окончательно увольнялись «согласно ходатайству» еще чаще - более чем в половине случаев (52,8%). Все остальные причины увольнений урядников намного менее распространены: перевод на более высокую должность - 14,8%, в другой уезд - 3,7%, смерть -5,6%, болезнь - 1,9%. За пьянство были уволены всего 5,6% урядников. Для стражников этот показатель намного выше: 25,8 % - одна из основных причин увольнения. Таким образом, алкоголизм в гораздо большей степени был распространен среди стражников, чем среди урядников. Это подтверждается и другим количественным показателем. Сведения о чрезмерном употреблении спиртного содержатся в личных делах 14,8% урядников и 32,1% стражников (в 2,2 раза больше). Для стражников на третьем месте среди поводов к увольнению (после «ходатайства» и «пьянства») фигурирует несоответствие занимаемой должности (8,6%). Смерть в качестве причины увольнения указана в 2%, болезнь -в 1%, перевод на другую должность - в 0,8% случаях. Даже если не брать в расчет «домашние обстоятельства», за которыми также могли скрываться проступки полицейских, которые начальство решило не придавать огласке, по откровенно «неблаговидным» поводам были уволены 43,7% стражников и всего 7,5% урядников (в 5,8 раза меньше) [19. Ф. 132. Оп. 3. Д. 79-620].

В годы Революции 1905-1907 гг. в полиции начинается широкое применение для подавления революционного движения национальных подразделений.

Например, в августе 1907 г. в вятские конные стражники были наняты 118 чеченцев [59. С. 69]. Летом 1907 г. три отряда из ингушей были созданы пермским губернатором А.В. Болотовым в зауральской части губернии на деньги, взятые из кредита на содержание полицейской стражи [60. С. 88]. В ноябре

1907 г. «для обуздания чрезмерного хулиганства, уличных разбойников и грабителей, от которых мирным обывателям за последнее время положительно житья не стало» один из отрядов ингушей был переведен в Пермь [61]. В отношении к общему числу полицейской стражи число чеченцев и ингушей на службе было небольшим. Например, в 1909 г. на службе в полицейской страже Вятской губернии чеченцы, даже вместе с казаками, составляли всего 1,5%, тогда как в Пермской доля ингушей была 5,2% [24. Ф. 110. Оп. 11. Д. 662. Л. 17 об.-18, 32 об.-33]. В делопроизводственной документации можно найти немало положительных отзывов о деятельности «полицейских ингушей». Так, утром 25 августа 1908 г. преследовать скрывавшихся в лесах Пермского уезда опасных преступников был командирован околоточный надзиратель Струков во главе отряда из 6 ингушей. Трое злоумышленников при виде полиции стали отступать в лес, отстреливаясь из бывших при них винтовок и пистолета. В результате преследования все трое были застрелены ингушами [24. Ф. 102. ДП 3. 1908 г. Д. 20, ч. 33. Л. 133133 об.]. Как ни странно, положительную оценку получили ингуши и «с другой стороны баррикад»: в жалобе политического арестанта А.Д. Вылежнева на его жестокие пытки чинами полиции в ночь с 20 на 21 февраля 1908 г. После того как вышеупомянутый Струков позвал двух дежуривших при полиции ингушей и приказал бить связанного задержанного, последние исполнять это требование отказались [24. Ф. 102. ДП 1.

1908 г. Д. 1, ч. 30 л. «А». Л. 30-31]. Однако из-за частых конфликтов местного населения и выходцев с Кавказа, вызванных разницей в культуре и менталитете, вице-директор Департамента полиции МВД С.В. Белецкий летом 1910 г. вынужден был запретить прием на службу «горцев» [62. С. 369]. Имели место в Российской империи и «обратные» конфликты на национальной почве - между местным нетитульным населением и русскими полицейскими [17. С. 148].

Впрочем, «натянутые отношения» населения и полиции, установившиеся в начале XX в., далеко не всегда были связаны с ее национальным составом. При этом основной мишенью для «народного гнева» становились именно нижние чины. Так, во время восстания в д. Первое Семеново (Казанская губерния) в ноябре 1906 г. крестьяне напали на земского начальника и стражников, но присутствующего в деревне уездного исправника В.И. Ефимова не осмелились оскорбить даже словом [17. С. 132]. Последний оренбургский губернатор М.С. Тюлин, вспоминая в 1920-е гг. неприкрытую неприязнь крестьян к полиции и администрации в годы Первой мировой войны, связывал ее исключительно с «пропагандой революционных идей» [63. Ф. 307. К. 2. Ед. хр. 3. Л. 13-13 об.]. Отчасти это было действительно так. Либеральная и социалистическая печать Российской империи, в том числе легальная,

еще со второй половины XIX в. неустанно наделяла полицейского такими качествами, как коррупционное поведение, грубость, низкий образовательный уровень [35. С. 61]. В достижении поставленной цели либеральные «корреспонденты» не останавливались даже перед откровенным вымыслом. Так, столичные «Биржевые ведомости» сообщали 18 июля 1910 г., что урядник Мехонской волости (Пермская губерния) зверски избил местного жителя. «Расправившись со своей жертвой, урядник сказал сбежавшимся крестьянам: "Уберите несчастный труп. Знайте, как расправляются с вашим братом"» [24. Ф. 102. ДП 3. 1910 г. Д. 25. Л. 55] - заканчивал заметку анонимный корреспондент. Однако даже по словам жалобщицы, супруги потерпевшего, на улице никого не было. Несмотря на то, что расследование Пермского губернского правления доказало непричастность урядника к избиению, он был приговорен за употребление алкоголя при исполнении к 7 суткам ареста и, как скомпрометировавший себя в глазах местных жителей, переведен в другую волость [24. Ф. 102. ДП 3. 1910 г. Д. 25. Л. 50-53].

В значительной степени в неприязни со стороны населения были виноваты сами полицейские. В «Очерке истории рабочего движения в Лысьвенском заводе», составленном 14 декабря 1929 г., «старые большевики» дают весьма нелестную оценку поведению пермских полицейских чинов во время мартовской стачки 1914 г.: «Пьяные разъезжали по улицам. избивали первого встречного рабочего, не жалея женщин.» [64. Ф. 41. Оп. 2. Д. 252. Л. 112]. Представляется, что этому высказыванию стоит верить, так как в этом случае «глумление» над мертвыми телами полицейских в ходе Лысьвенского восстания в июле 1914 г., в котором активное участие принимали жительницы завода, становится объяснимым. С 1914 по 1916 г. в одной Томской губернии к судебной ответственности были привлечены 159 нижних полицейских чинов [28. С. 27]. И это не считая огромного числа дел, которые губернскому правлению удалось не довести до суда. Вообще в годы Первой мировой войны реальный доход полицейского значительно сократился из-за инфляции, некомплект полицейских стражников и канцелярских служителей был огромен [19. Ф. 36. Оп. 10. Д. 11. Л. 189-189 об.], отчего губернские власти старались держаться буквально за каждого. Так, пеший стражник А.М. Анфилатов, охранявший австрийских военнопленных в Баранчинском заводе (Пермская губерния), 3 декабря 1916 г. играл с ними в карты на деньги. Воспользовавшись отсутствием надзора, 6 военнопленных бежали. За этот проступок стражник не только не был предан суду, но даже не уволен со службы, лишь приговорен к 7 суткам ареста и переведен на должность городового [65. Ф. 621. Оп. 2. Д. 3. Л. 9-9 об.].

Таким образом, в 1862-1917 гг. существовало три способа набора нижних чинов уездной полиции: выбор от сельских обществ, использование военнослужащих, прежде всего иррегулярных частей, вольный найм. Хотя процесс профессионализации полиции к моменту ее ликвидации в марте 1917 г. был далек от своего завершения даже на территории Европейской России, тенденция к постепенному снижению роли

выборной полиции и повышению числа вольнонаемных полицейских служителей прослеживается на протяжении всего рассмотренного периода достаточно явно. Важной вехой в этом процессе стала Революция 1905-1907 гг., которая вынудила власти за счет казны учредить во многих индустриальных поселениях городовых, а на остальном пространстве 50 губерний Европейской России ввести казенную полицейскую стражу из стражников и урядников. Однако вольнонаемный путь формирования отнюдь не означал превращения нижних чинов в самостоятельную профессиональную группу, о чем можно судить по отдельным социально-служебным характеристикам. Урядники, стражники и городовые принадлежали к отслужившим в армии в качестве нижних чинов представителям «податного населения», прежде всего крестьян, реже -из маргинализированной части чиновничества, дворянства и почетных граждан. Как правило, стражники и урядники были женаты и имели детей, некоторые

обзавелись семьей, уже находясь в должности. Средний срок службы был невелик, особенно в среде городовых, где полицейский мог, уволившись на лето для сельскохозяйственных работ, осенью вновь вернуться к «полицейскому промыслу». В то же время урядниче-ские должности отличала стабильность кадров, сопоставимая с чиновничьим составом. Хотя в «общественном мнении» сформировался достаточно единообразный и неприглядный образ «нижнего полицейского чина», в действительности усреднить его даже в рамках отдельной губернии, не говоря уже обо всей России, достаточно сложно. Так, в центральных губерниях в первое десятилетие после учреждения дворянство составляло значительную долю полицейских урядников, тогда как на Урале случаи поступления представителей привилегированных сословий в нижние полицейские чины с самого начала были единичными. Даже демографические характеристики, такие как возраст, разнились от губернии к губернии.

Список источников

1. Андриевский И.Е. Реформа исполнительной полиции в России. СПб. : Тип. В. Безобразова и К°, 1878. 16 с.

2. Градовский А.Д. Начала русского государственного права. СПб. : Тип. М.М. Стасюлевича, 1883. Т. 3, ч. 1. 384 с.

3. Тарасов И.Т. Полиция в эпоху реформ. М. : Тип. А. П. Мамонтова и К°, 1885. 160 с.

4. Белецкий С.П., Руткевич П. Исторический очерк образования и развития полицейских учреждений в России. СПб. : Тип. М-ва внутр. дел,

1913. 42 с.

5. Высоцкий И.П. С.-Петербургская столичная полиция и градоначальство [1703-1903] : краткий исторический очерк. СПб. : Т-во Р. Голике и

А. Вильборг, 1903. 326 с.

6. Министерство внутренних дел [1802-1902] : исторический очерк. СПб. : Тип. М-ва внутр. дел, 1901. Кн. 1. 335 с.

7. Мулукаев Р.С. Полиция и тюремные учреждения в дореволюционной России. М., 1964. 28 с.

8. Воробейкова Т.У., Дубровина А.Б. Преобразование административно-полицейского аппарата, суда и тюремной системы России во второй

половине XIX века. Киев, 1973. 68 с.

9. Желудкова Т.И. Основные направления деятельности полиции дореволюционной России по охране феодального и буржуазного обществен-

ного порядка. М. : Акад. МВД СССР, 1977. 39 с.

10. Борисов А.В., Дугин А.Н., Малыгин А.Я. и др. Полиция и милиция России: страницы истории. М. : Наука, 1995. 316 с.

11. Ахмедов Ч.Н. Исторический опыт профессиональной подготовки полицейских урядников в Российской империи // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2013. № 4. С. 23-30.

12. Кирнос А.В. Формирование школ полицейской стражи в Российской империи: трудности начального этапа // Российская полиция: три века служения Отечеству. СПб. : С.-Петерб. ун-т МВД России, 2018. С. 1459-1463.

13. Нахимов А.П., Кирнос А.В., Колесников В.А. Становление профессиональной подготовки нижних чинов уездной полиции в регионах Российской империи в конце XIX - начале XX в.: Воронежские экзаменационная комиссия и школа урядников // Вестник Воронежского института МВД России. 2017. № 2. С. 7-27.

14. Кокшаров А.В. Полиция Владимирской губернии во второй половине XIX - начале XX вв. Иваново : Спринт, 2012. 141 с.

15. Масалимов А.С. Реформа полиции Российской империи XIX-XX веков: достижения, просчеты, влияние на развитие государственного аппарата. Уфа : УЮИ МВД России, 2011. 152 с.

16. Трушков С.А. Администрация и полиция Вятской губернии второй половины XIX - начала XX в. Киров : ВСЭИ, 2003. 171 с.

17. Ялтаев Д.А. Правоохранительная деятельность полиции в чувашских уездах Казанской губернии в 1862-1917 годах. Чебоксары : Изд-во Чуваш. ун-та, 2012. 156 с.

18. Нахимов А.П., Кирнос А.В., Колесников В.А. Профессиональная подготовка нижних чинов уездной полиции в Российской империи в конце XIX - начале XX века. Воронеж : Воронеж. ин-т МВД России, 2018. 685 с.

19. Государственный архив Пермского края (ГАПК).

20. Евсеев С.В. Полицейские урядники Тверской губернии 1878-1917 гг. Тверь : Изд. А.Н. Кондратьев, 2014. 257 с.

21. Романова А.В. Городская и уездная полиция Симбирской губернии во второй половине XIX - начале XX в.: эволюция института и деятельность : дис. ... канд. ист. наук. Ульяновск, 2017. 298 с.

22. Рязанов С.М. Урядники Пермского уезда в 1878-1917 гг.: институциональный, социальный и личностный аспекты // Вестник Пермского университета. Сер. История. 2012. Вып. 3. С. 68-77.

23. Ялтаев Д.А. Уездная полиция в Казанской губернии в 1862-1917 годах: по материалам Чувашских уездов : дис. ... канд. ист. наук. Чебоксары, 2004. 289 с.

24. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ).

25. Российский государственный исторический архив (РГИА).

26. Козлов А.С. «...А урядник Пантюшев стал требовать от меня, чтобы я под гармонию плясал с медвежатами» (12 дел Екатеринбургского окружного суда начала XX в. о преступлениях нижних полицейских чинов) // Проблемы истории России. Екатеринбург : Волот, 2008. Вып. 7: Источник и его интерпретации. С. 375-479.

27. Петров А.В. Полиция и милиция Урала и Западной Сибири в начале XX в. (историко-правовое исследование) : дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2007. 428 с.

28. Храмцов А.Б. Привлечение чинов полиции Томской губернии за противоправные действия к ответственности в 1914-1916 гг. // Вестник Томского государственного университета. История. 2015. № 2. С. 26-29.

29. Алексеев П.М., Карпов И.Е., Тумшис М.А. Полиция и милиция Самарской губернии: имена события, факты (1802-1967 гг.). Самара, 2003. 151 с.

30. Макеев В.В., Небратенко Г.Г. Организационно-правовое становление и развитие общей полиции на территории Донского казачьего войска, середина XVIII - начало XX вв. Ростов н/Д : Ростов. юрид. ин-т, 2002. 240 с.

31. Перов И.Ф., Кузнецов М.В. Полиция Рязанской губернии. Рязань : Узорочье, 2002. 259 с.

32. Беляков А.В., Галай Ю.Г., Лушин А.Н. Нижегородская полиция Российской империи. Н. Новгород : Нижегород. акад. МВД России, 2017. 500 с.

33. Евсеев И.В., Евсеев Т.И., Сумкин С.В., Алексеева А.Р. Полиция и общество Урала. 300 лет взаимодействия. Екатеринбург : А.В. Пиджаков, 2018. 220 с.

34. Кузнецов М.В. Рязанская полиция. 300 лет на страже порядка. Рязань : Рязан. гос. ун-т им. С.А. Есенина, 2018. 143 с.

35. Борисов А.В. Полиция и милиция России в общественном мнении (начало XVIII в. - октябрь 1917 г.). М. : Акад. управления МВД России, 2010. 112 с.

36. Ахмедов Ч.Н. Политика государства и общественное мнение по формированию института полицейских урядников // Вестник С.-Петерб. ун-та МВД России. 2020. № 2. С. 10-18.

37. Рязанов С.М. Образ провинциального полицейского в либеральной публицистике 1905-1907 годов (по материалам Урала) // Вестник Удмуртского государственного университета. 2019. № 1. С. 117-124.

38. Пащенко А.П. Организационно-правовые основы деятельности полицейских органов, действовавших на территории Самарской губернии в 1865-1905 гг. : дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2012. 153 с.

39. Полное собрание законов Российской империи. Собрание Второе. СПб. : Тип. 2 отд-ния собств. Е.И.В. канцелярии, 1830-1884.

40. Полное собрание законов Российской империи. Собрание Третье. СПб. : Гос. тип., 1885-1916.

41. Галай Ю.Г., Беляков А.В. Нижегородская полиция в XVIII- начале XX века. Н. Новгород : Нижегород. прав. акад., 2012. 247 с.

42. Сичинский Е.П. Полицейская повинность населения дореволюционной России: альтернатива или тупик // Полицейское право. 2005. № 1. С. 106-108.

43. Государственный архив Кировской области (ГАКО).

44. Памятная книжка Вятской губернии и календарь на 1911 год. Вятка : Губ. тип., 1911. 550 с.

45. Пирагис А.П. От нагана до компьютера: история камчатской полиции и милиции (XVIII-XX). Петропавловск-Камчатский : Нов. книга, 2005. 272 с.

46. Яновский А.Я. Земская стража // Энциклопедический словарь. СПб. : Тип.-литогр. И.А. Ефрона, 1894. Т. 12а. С. 499.

47. Краткий очерк деятельности Министерства внутренних дел за двадцатипятилетие, 1855-1880. СПб. : Тип. Мин-ва внутр. дел, 1880. 183 с.

48. Коновалов И.А. Роль и место общей полиции в системе местного управления Сибири (XVIII - начало XX века). М. : Инфра-М, 2020. 311 с.

49. Тюрин В.А. Должность полицейского урядника в России конца XIX - начала XX вв. (на материале среднего Поволжья) // Вестник Самарского государственного университета. Сер. История. 2011. Вып. 1. C. 211-215.

50. Национальный архив Республики Башкортостан (НАРБ).

51. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. СПб. : Изд. Центр. стат. ком. Мин-ва внутр. дел, 1904. Вып. 45. 189 с.

52. Касьянов А.В. Особенности организационно-правового обеспечения деятельности полиции Российской империи в годы Первой мировой войны (1914-1917 гг.) : дис. ... канд. юрид. наук. М., 2015. 177 с.

53. Об усилении полиции в 50 губерниях Империи и об улучшении служебного и материального положения полицейских чинов: Высочайше утв. положение Совета Министров от 23 окт. 1916 г. // Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правительствующем Сенате. СПб. : Сенат. тип., 1916. Отд. 1. № 307. Ст. 2426.

54. Сичинский Е.П. Полиция Южного Урала в период кризиса самодержавия. М. : Майор, 2005. 266 с.

55. Фельдман М.А. К вопросу о материальном положении рабочих Урала к 1914 г. // Документ. Архив. История. Современность : сб. науч. тр. Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2002. Вып. 2. С. 157-175.

56. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. СПб. : Изд. Центр. стат. ком. Мин-ва внутр. дел, 1904. Вып. 31. 301 с.

57. Невский С.А., Сычев Е.А., Можаев С.Ю. Уездная полицейская стража в России в начале XX века // Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № 4. С. 342-346.

58. Государственный архив Оренбургской области (ГАОО).

59. Петров А.В. Общая полиция Урала и Западной Сибири в начале XX века: проблемы правового регулирования // Научный вестник Омской академии МВД. 2015. № 2. С. 67-70.

60. Кудрин А.В. Метаморфозы исторической реальности в повести А. Гайдара «Жизнь ни во что» // Вещь. 2013. № 8. С. 79-94.

61. Ингуши // Пермские губернские ведомости. 1907. 23 нояб. C. 2.

62. Гарбуз Г.В. Полицейская стража в России в начале XX в. // Известия Пензенского государственного педагогического университета им. В.Г. Белинского. 2011. № 23. С. 368-372.

63. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ).

64. Центр документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО).

65. Государственный архив Свердловской области (ГАСО).

References

1. Andrievskiy, I.E. (1878) Reforma ispolnitel'noypolitsii vRossii [The Executive Police Reform in Russia]. St. Petersburg: V. Bezobrazov i K°.

2. Gradovskiy, A.D. (1883) Nachala russkogo gosudarstvennogoprava [Principles of Russian State Law]. Vol. 3. St. Petersburg: M.M. Stasyulevich.

3. Tarasov, I. T. (1885) Politsiya v epokhu reform [Police in the Era of Reforms]. Moscow: A.P. Mamontov i Ko.

4. Beletskiy, S.P. & Rutkevich, P. (1913) Istoricheskiy ocherk obrazovaniya i razvitiya politseiskikh uchrezhdeniy v Rossii [A Historical Sketch of the

Formation and Development of Police Institutions in Russia]. St. Petersburg: Ministry of Internal Affairs.

5. Vysotskiy, I.P. (1903) S.-Peterburgskaya stolichnaya politsiya i gradonachal'stvo [1703—1903]: kratkiy istoricheskiy ocherk [St. Petersburg Metro-

politan Police and City Administration [1703-1903]: A Brief Historical Sketch]. St. Petersburg: R. Golike & A. Vilborg.

6. Adrianov, S.A. et al. (1901) Ministerstvo vnutrennikh del [1802-1902]: istoricheskiy ocherk [Ministry of Internal Affairs [1802-1902]: A Historical

Essay]. Vol. 1. St. Petersburg: Ministry of Internal Affairs.

7. Mulukaev, R.S. (1964) Politsiya i tyuremnye uchrezhdeniya v dorevolyutsionnoy Rossii [Police and Prison Institutions in Pre-Revolutionary Russia].

Moscow: [s.n.].

8. Vorobeykova, T.U. & Dubrovina, A.B. (1973) Preobrazovanie administrativno-politseyskogo apparata, suda i tyuremnoy sistemy Rossii vo vtoroy

polovine XIX veka [Transformation of the Administrative and Police Apparatus, Court and Prison System in Russia in the Second Half of the 19th Century]. Kiev: [s.n.].

9. Zheludkova, T.I. (1977) Osnovnye napravleniya deyatel'nosti politsii dorevolyutsionnoy Rossii po okhrane feodal'nogo i burzhuaznogo obshchestven-

nogoporyadka [The Main Directions of the Police Activity in Pre-Revolutionary Russia to Protect the Feudal and Bourgeois Social Order]. Moscow: Academy of the Ministry of Internal Affairs of the USSR.

10. Borisov, A.V., Dugin, A.N., Malygin, A.Ya. et al. (1995) Politsiya i militsiyaRossii: stranitsy istorii [Police and Militia of Russia: Pages of History]. Moscow: Nauka.

11. Akhmedov, Ch.N. (2013) Istoricheskiy opyt professional'noy podgotovki politseyskikh uryadnikov v Rossiyskoy imperii [Historical Experience of Professional Training of Police Officers in the Russian Empire]. VestnikSankt-Peterburgskogo universitetaMVDRossii. 4. pp. 23-30.

12. Kirnos, A.V. (2018) Formirovanie shkol politseyskoy strazhi v Rossiyskoy imperii: trudnosti nachal'nogo etapa [The formation of police guard schools in the Russian Empire: Difficulties of the initial stage]. In: Nizhnik, N.S. (ed.) Rossiyskayapolitsiya: tri veka sluzheniya Otechestvu [Russian Police: Three Centuries of Serving the Fatherland]. St. Petersburg: St. Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. pp. 14591463.

13. Nakhimov, A.P., Kirnos, A.V. & Kolesnikov, V.A. (2017) Stanovlenie professional'noy podgotovki nizhnikh chinov uezdnoy politsii v regionakh Ros-siyskoy imperii v kontse XIX - nachale XX v.: Voronezhskie ekzamenatsionnaya komissiya i shkola uryadnikov [Formation of professional training of lower ranks of district police in the regions of the Russian Empire in the late 19th - early 20th centuries: The Voronezh examination commission and school of non-commissioned officers]. Vestnik Voronezhskogo institutaMVDRossii. 2. pp. 7-27.

14. Koksharov, A.V. (2012) Politsiya Vladimirskoy gubernii vo vtoroy polovine XIX — nachale XX vv. [The Police of the Vladimir Province in the Second half of the 19th - Early 20th Centuries]. Ivanovo: Sprint.

15. Masalimov, A.S. (2011) Reforma politsii Rossiyskoy imperii XIX—XX vekov: dostizheniya, proschety, vliyanie na razvitie gosudarstvennogo appa-rata [The Police Reform of the Russian Empire in the 19th - 20th Centuries: Achievements, Miscalculations, Impact on the Development of the State Apparatus]. Ufa: Ministry of Internal Affairs of Russia.

16. Trushkov, S.A. (2003) Administratsiya i politsiya Vyatskoy gubernii vtoroy poloviny XIX — nachala XX v. [Administration and Police of the Vyatka Province of the Second Half of the 19th - Early 20th Century]. Kirov: VSEI.

17. Yaltaev, D.A. (2012) Pravookhranitel'naya deyatel'nost' politsii v chuvashskikh uezdakh Kazanskoy gubernii v 1862—1917 godakh [Law Enforcement Activity of the Police in the Chuvash Districts of the Kazan Province in 1862-1917]. Cheboksary: Chuvashiya State University.

18. Nakhimov, A.P., Kirnos, A.V. & Kolesnikov, V.A. (2018) Professional'naya podgotovka nizhnikh chinov uezdnoy politsii v Rossiiskoy imperii v kontse XIX — nachale XX veka [Professional Training of the Lower Ranks of the District Police in the Russian Empire in the Late 19th - Early 20th Centuries]. Voronezh: Voronezh Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia.

19. The State Archives of the Perm Territory (GAPK).

20. Evseev, S.V. (2014) Politseyskie uryadniki Tverskoy gubernii 1878-1917 gg. [Village Constables of the Tver Province, 1878-1917]. Tver: A.N. Kondratiev.

21. Romanova, A.V. (2017) Gorodskaya i uezdnaya politsiya Simbirskoy gubernii vo vtoroy polovine XIX — nachale XX v.: evolyutsiya instituta i deyatel'nost' [City and District Police of the Simbirsk Province in the Second Half of the 19th - Early 20th Century: Evolution of the Institute and Activities]. History Cand. Diss. Ulyanovsk.

22. Ryazanov, S.M. (2012) Uryadniki Permskogo uezda v 1878-1917 gg.: institutsional'nyy, sotsial'nyy i lichnostnyy aspekty [Village Constables of the Perm District in 1878-1917: Institutional, Social and Personal Aspects]. Vestnik Permskogo universiteta. Ser. Istoriya. 3. pp. 68-77.

23. Yaltaev, D.A. (2004) Uezdnaya politsiya v Kazanskoy gubernii v 1862—1917 godakh: po materialam Chuvashskikh uezdov [District Police in the Kazan Province in 1862-1917: Based on the Materials of the Chuvash Districts]. History Cand. Diss. Cheboksary.

24. The State Archives of the Russian Federation (GARF).

25. The Russian State Historical Archive (RGIA).

26. Kozlov, A.S. (2008) "...A uryadnik Pantyushev stal trebovat' ot menya, chtoby ya pod garmoniyu plyasal s medvezhatami" (12 del Ekaterin-

burgskogo okruzhnogo suda nachala XX v. o prestupleniyakh nizhnikh politseyskikh chinov) ["......And the policeman Pantyushev began to demand

that I dance with the bear cubs to the tune of harmony" (12 cases of the Yekaterinburg District Court at the beginning of the 20th century on crimes committed by lower police ranks)]. In: Problemy istorii Rossii [Problems of Russian History]. Vol. 7. Ekaterinburg: Volot. pp. 375-479.

27. Petrov, A.V. (2007) Politsiya i militsiya Urala i Zapadnoy Sibiri v nachale XX v. (istoriko-pravovoe issledovanie) [Police and Militia of the Ural and Western Siberia in the Early 20th Century (Historical and Legal Research)]. Law Dr, Diss. Moscow.

28. Khramtsov, A.B. (2015) Bringing the Police Officers of the Tomsk Province to Justice for Unlawful Acts in 1914-1916. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya — Tomsk State University Journal of History. 2. pp. 26-29. (In Russian).

29. Alekseev, P.M., Karpov, I.E. & Tumshis, M.A. (2003) Politsiya i militsiya Samarskoy gubernii: imena sobytiya, fakty (1802—1967 gg.) [Police and militia of the Samara province: Names of events, facts (1802-1967)]. Samara: [s.n.].

30. Makeev, V.V. & Nebratenko, G.G. (2002) Organizatsionno-pravovoe stanovlenie i razvitie obshchey politsii na territorii Donskogo kazach'ego voyska, seredina XVIII — nachalo XX vv. [Organizational and Legal Formation and Development of the General Police on the Territory of the Don Cossack Army, the mid-18th - early 20th centuries]. Rostov: Rostov Law Institute.

31. Perov, I.F. & Kuznetsov, M.V. (2002) PolitsiyaRyazanskoy gubernii [The police of the Ryazan Province]. Ryazan: Uzoroch'e.

32. Belyakov, A.V., Galay, Yu.G. & Lushin, A.N. (2017) Nizhegorodskaya politsiya Rossiyskoy imperii [The Nizhny Novgorod Police of the Russian Empire]. N. Novgorod: N. Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia.

33. Evseev, I.V., Evseev, T.I., Sumkin, S.V. & Alekseeva, A.R. (2018) Politsiya i obshchestvo Urala. 300 let vzaimodeystviya [Police and Society of the Ural. 300 Years of Interaction]. Ekaterinburg: A.V. Pidzhakov.

34. Kuznetsov, M.V. (2018) Ryazanskaya politsiya. 300 let na strazhe poryadka [The Ryazan Police. 300 years on Guard of Order]. Ryazan: Ryazan State University.

35. Borisov, A.V. (2010) Politsiya i militsiya Rossii v obshchestvennom mnenii (nachalo XVIII v. — oktyabr' 1917 g.) [Police and Militia of Russia in the Public Opinion (Early 18th Century - October 1917)]. Moscow: Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of Russia.

36. Akhmedov, Ch.N. (2020) Politika gosudarstva i obshchestvennoe mnenie po formirovaniyu instituta politseyskikh uryadnikov [State Policy and Public Opinion about the Formation of the Institution of Village Constables]. Vestnik S.-Peterb. un-ta MVD Rossii. 2. pp. 10-18.

37. Ryazanov, S.M. (2019) Obraz provintsial'nogo politseyskogo v liberal'noy publitsistike 1905-1907 godov (po materialam Urala) [The Image of a Provincial Policeman in Liberal Journalism of 1905-1907 (Based on Materials from the Urals)]. Vestnik Udmurtskogo gosudarstvennogo universiteta. 1. pp. 117-124.

38. Pashchenko, A.P. (2012) Organizatsionno-pravovye osnovy deyatel'nosti politseyskikh organov, deystvovavshikh na territorii Samarskoy gubernii v 1865—1905 gg. [Organizational and Legal Foundations of the Activities of the Police Agencies Operating on the Territory of the Samara Province in 1865-1905]. Law Cand. Diss. Kazan.

39. Russia. (1830-1884) Polnoe sobranie zakonov Rossiyskoy imperii. Sobranie Vtoroe [Complete Laws of the Russian Empire. Collection 2]. St. Petersburg: Second Section of His Imperial Majesty's Chancery.

40. Russia. (1885-1916) Polnoe sobranie zakonov Rossiyskoy imperii [Complete Laws of the Russian Empire]. Coll. 3. St. Petersburg: Gosudarstvenna-ya tipografiya.

41. Galay, Yu.G. & Belyakov, A.V. (2012) Nizhegorodskaya politsiya v XVIII— nachale XX veka [The Nizhny Novgorod Police in the 18th - Early 20th Century]. Nizhny Novgorod: Nizhny Novgorod Law Academy.

42. Sichinskiy, E.P. (2005) Politseyskaya povinnost' naseleniya dorevolyutsionnoy Rossii: al'ternativa ili tupik [Police Service of the Population of Pre-Revolutionary Russia: An Alternative or a Dead End]. Politseyskoe pravo. 1. pp. 106-108.

43. The State Archive of the Kirov Region (GAKO).

44. Russia. (1911) Pamyatnaya knizhka Vyatskoy gubernii i kalendar' na 1911 god [Commemorative Book of the Vyatka Province and the Calendar for 1911]. Vyatka: Gubernskaya tipografiya.

45. Piragis, A.P. (2005) Ot nagana do komp'yutera: istoriya kamchatskoy politsii i militsii (XVIII—XX) [From Revolver to Computer: History of the Kamchatka Police and Militia (18th-20th)]. Petropavlovsk-Kamchatsky: Novaya kniga.

46. Yanovskiy, A.Ya. (1894) Zemskaya strazha [Country Guard]. In: Entsiklopedicheskiy slovar' [Encyclopedic Dictionary]. Vol. 12a. St. Petersburg: I.A. Efron. p. 499.

47. Ministry of Internal Affairs of Russia. (1880) Kratkiy ocherk deyatel'nosti Ministerstva vnutrennikh del za dvadtsatipyatiletie, 1855—1880 [A Brief Outline of the Activities of the Ministry of Internal Affairs for the Twenty Five Years, 1855-1880]. St. Petersburg: Ministry of Internal Affairs of Russia.

48. Konovalov, I.A. (2020) RoV i mesto obshchey politsii v sisteme mestnogo upravleniya Sibiri (XVIII — nachalo XX veka) [The Role and the Place of the General Police in the System of Local Government in Siberia (18th - Early 20th Century)]. Moscow: Infra-M.

49. Tyurin, V.A. (2011) Dolzhnost' politseyskogo uryadnika v Rossii kontsa XIX - nachala XX vv. (na materiale srednego Povolzh'ya) [The Position of a Police Sergeant in Russia in the Late 19th - Early 20th Centuries (Based on the Middle Volga Region)]. Vestnik Samarskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. Istoriya. 1. pp. 211-215.

50. The National Archives of the Republic of Bashkortostan (NARB).

51. Central Statistical Committee of the Ministry of Internal Affairs. (1904) Pervaya vseobshchaya perepis' naseleniya Rossiyskoy imperii 1897 g. [The First General Census of the Population of the Russian Empire in 1897]. Vol. 45. St. Petersburg: Central Statistical Committee of the Ministry of Internal Affairs.

52. Kasyanov, A.V. (2015) Osobennosti organizatsionno-pravovogo obespecheniya deyatel'nosti politsii Rossiyskoy imperii v gody Pervoy mirovoy voyny (1914—1917 gg.) [Organizational and Legal Support of the Police Activities of the Russian Empire during the First World War (1914-1917)]. Law Cand. Diss. Moscow.

53. Russia. (1916) Ob usilenii politsii v 50 guberniyakh Imperii i ob uluchshenii sluzhebnogo i material'nogo polozheniya politseyskikh chinov: Vysochayshe utv. polozhenie Soveta Ministrov ot 23 okt. 1916 g. [On Strengthening the Police in 50 Provinces of the Empire and on Improving the Service and Material Status of Police Officials: Supremely Approved Regulation of the Council of Ministers of October 23, 1916]. In: Sobranie uza-koneniy i rasporyazheniy pravitel'stva, izdavaemoe pri Pravitel'stvuyushchem Senate [Collection of Laws and Orders of the Government, Published under the Governing Senate]. No. 307. Art. 2426.

54. Sichinskiy, E.P. (2005) Politsiya Yuzhnogo Urala v period krizisa samoderzhaviya [Police of the Southern Ural during the Crisis of Autocracy]. Moscow: Mayor.

55. Feldman, M.A. (2002) K voprosu o material'nom polozhenii rabochikh Urala k 1914 g. [On the Material Situation of the Workers of the Ural by 1914] In: Dokument. Arkhiv. Istoriya. Sovremennost' [Document. Archive. History. Modernity]. Vol. 2. Ekaterinburg: Ural State University. pp. 157-175.

56. The Central Statistical Committee of the Ministry of Internal Affairs of Russia. (1904) Pervaya vseobshchaya perepis' naseleniya Rossiyskoy imperii 1897 g. [The First General Census of the Population of the Russian Empire in 1897]. Vol. 31. St. Petersburg: Central Statistical Committee of the Ministry of Internal Affairs of Russia.

57. Nevskiy, S.A., Sychev, E.A. & Mozhaev, S.Yu. (2014) Uezdnaya politseyskaya strazha v Rossii v nachale XX veka [District Police Guard in Russia in the Early 20th Century]. Istoricheskaya i sotsial'no-obrazovatel'naya mysl'. 4. pp. 342-346.

58. The State Archives of the Orenburg Region (GAOO).

59. Petrov, A.V. (2015) Obshchaya politsiya Urala i Zapadnoy Sibiri v nachale XX veka: problemy pravovogo regulirovaniya [General Police of the Ural and Western Siberia in the early 20th Century: Problems of Legal Regulation]. Nauchnyy vestnik Omskoy akademiiMVD. 2. pp. 67-70.

60. Kudrin, A.V. (2013) Metamorfozy istoricheskoy real'nosti v povesti A. Gaydara "Zhizn' ni vo chto" [Metamorphoses of Historical Reality in the Story of A. Gaydar "Life for Nothing"]. Veshch'. 8, pp. 79-94.

61. Permskie gubernskie vedomosti. (1907) Ingushi [The Ingush]. 23rd November. p. 2.

62. Garbuz, G.V. (2011) Politseyskaya strazha v Rossii v nachale XX v. [Police guard in Russia in the early 20th century]. Izvestiya Penzenskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta im. V.G. Belinskogo. 23. pp. 368-372.

63. The Manuscripts Department of the Russian State Library (MD RSL).

64. The Documentation Center of Public Organizations of the Sverdlovsk Region (TsDOOSO).

65. The State Archives of the Sverdlovsk Region (GASO).

Сведения об авторе:

Рязанов Сергей Михайлович - кандидат исторических наук, доцент Пермского института ФСИН России (Пермь, Россия). Е-

mail: [email protected]

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.

Information about the author:

Ryazanov Sergey M. - Candidate of Historical Sciences, Associate Professor at the Perm Institute of the Federal Penitentiary Service

of Russia (Perm, Russian Federation). E-mail: [email protected]

The author declares no conflicts of interests.

Статья поступила в редакцию 21.01.2021; принята к публикации 12.09.2024 The article was submitted 21.01.2021; accepted for publication 12.09.2024