CC BY
232
Низами Гянджеви: на вершине мудрости
А. А. Гаджиева*
Аннотация. В статье анализируется философия гениального азербайджанского поэта-мыслителя Низами Гянджеви, которая раскрывается в его свободомыслии и гуманистичности идей, пронизанных духом учения о единстве бытия как единстве Бога, мира, природы и человека. Силой воображения он создал мир как целое и поставил человека в центр своего мироздания. Притяжение мудрости Низами, неподвластной временным и пространственным границам, укоренено, как считает автор, в любви и уважении к человеку, бескорыстном служении ему.
Ключевые слова: гуманизм; любовь как философская категория; народный дух; средневековой Восток; учение о единстве бытия, философия.
Nizami Ganjevi: on the Top of the Wisdom
A. A. Hajiyeva
Abstract. Philosophy of poetic language, style and method of the genius Azerbaijanian poet-thinker Nizami Ganjevi is analysed in the article. It reveals in his free-thinking and humanism of ideas, pierced by the spirit of the doctrine of unity of being, i.e. unity of God and the world, nature, man. His poetic genius created by the force of imagination the world as unit, putting a man in the center of his universe. Attraction of Nizami’s wisdom, independent of temporal and spatial borders have engrained, as the author considers, in love and respect to a man, in unselfish service to him.
Keywords: humanism; love as a philosophical category; medieval East; national spirit; philosophy; unity of being.
Низами Гянджеви, подаривший сокровищнице мировой культуры такой грандиозный памятник, как «Хамсе» («Пятерица»), — воплощение единства великого гения, благородной души и могущественного пера мастера — является одним из уникальных феноменов художественнофилософской мысли человечества, мудрости которого неведомы границы времени и пространства. Мирза Фатали Ахундов справедливо отметил, что Низами и подобных ему «обладателей поэзии можно равнять с пророками, ибо стоя выше человеческого рода, они суть обладатели философических мечтаний и вдохновения. В прославлении таких поэтов сказано: «Когда на небесах выстраиваются ряды, впереди стоят пророки, а за ними поэты»1.
Творчество Низами, являясь вершиной средневековой культуры Ближневосточного Ренессанса со своим идейным содержанием и художественными качествами, оказав большое влияние на преемников, направило восточную литературу в новое русло. Написанные поэтами на персидском и турецком языках многочисленные подражания «Хамсе» и его отдельным поэмам в действительности на протяжении веков были своего рода средствами демонстрации ими таланта и мастерства.
Научный интерес к произведениям Низами появляется в Европе с XVII века. Позже благодаря исследованиям выдающихся ученых-ориенталистов, таких как Е. Хаммер, А. Руссо, Г. Аузли, А. Шпренгер, В. Бахер,
* Арзу Ашраф кызы Гаджиева — доктор философских наук, заведующая отделом истории философии и общественной мысли Института философии, социологии и права НАН Азербайджана. E-mail: arzuhaciyeva@mail.ru
1 Ахундов М. Ф. Сочинения: В 3 т. Т. 2. Бакы, Азерб. ССР ЕА нешр., 1961. С. 221.
Ш. Рье, Г. Эте, Пиззи, Хорн, Э. Браун, Вильсон, А. Крымский, Е. Бертельс, а также благодаря переводам его поэм на европейские языки, имя поэта обретает широкую известность на Западе и в России. В одном из своих каси-де (жанр лирической поэзии мусульманского Востока) Низами писал: «Если языковую оболочку всех наук заменить другой языковой оболочкой, то от этого ничего не изменится, ибо суть содержания лишь облечется в одежду другого покроя. Но если языковую оболочку стиха заменить другой, то он не годится ни для записи, ни для передачи мыслей автора»2, иными словами, по его мнению, если научный труд не теряет ничего при переводе с одного языка на другие, сохраняя свое адекватное содержание, то истинная поэзия, в принципе, непереводима. Вместе с тем мощь гения Низами устояла и перед этим испытанием, как тонко подметил А. Крымский. Великий И. Гете, ознакомившись с его поэмами через грубоватые, а порою даже неверные или неточные переводы фон Хаммера, все-таки смог почувствовать его «нежный, высокоодаренный дух», zarter, hochbegabter Geist, высоко оценить его беспредельный талант3. И сегодня произведения поэта читаются с большим интересом во всем мире, вдохновляют писателей, поэтов, художников, волнуют простых читателей, доставляя им наслаждение. Однако их ныне привлекают не только его поэтический гений, но и «сокровищница мыслей», провидческий дар и точность определений.
В чем философия притяжения его мудрости? Рациональное и иррациональное, реальное и мистическое, социальное и бытовое, мудрость и обыкновенное здравомыслие, сознательное и подсознательное, описательное и символическое, история и выдумка, истина и небылица, внешняя красота и внутренняя глубина, слившиеся друг другом, дают его поэмам многослойный, многоуровневый, многосмысленный характер. Кто-то получает удовольствие от интересного сюжета, прослеживая ход многочисленных непредсказуемых событий, кого-то умиляет чувства, страсти, переживания героев, кто-то восхищает-
ся текучей поэтичностью, любит цитировать строфы, ставшие афоризмами, кто-то надеется сдернуть мистическое покрывало, кому-то доставляет наслаждение понимание смысла слов поэта, а кое-кто трудится над старыми рукописями, сличая их, изучает текст произведений поэта, помогая исследователям.
Ни один бейт — двустишие, ни одно слово у Низами не говорится просто так или ради рифмы, они носят содержательную и смысловую нагрузку, как правило, в союзе с художественностью, эстетичностью. Вплетенный в единство фабулы поэмы, каждый бейт в отдельности создает целостную картину, не нарушая общего единства текста. Но эту глубину еще нужно раскрыть, исследовать, осмыслить.
В XV веке Абдаррахман Джами в конце своих комментариев к произведениям Низами должен был признаться, что более 600 мест в них остались непонятными ему, и утешил себя тем, что «придется схватить Низами в день воскресения мертвых на том свете и попросить его, чтобы он разъяснил эти темные места». Для того чтобы понять Низами, нужно знать и об исторических событиях того далекого XII века, вникнуть в их логику и философию, обладать знаниями об идеях, заблуждениях, быте, обычаях той эпохи, а для этого надо не только исследовать разноязычные средневековые источники, но и понять суть средневекового Востока.
Мудрость поэта и мыслителя, мудреца таится в таланте, зиждится на его человечности, гуманизме. В смутное время разложившейся Сельджукской империи, несмотря на бесконечные междоусобные войны, сеющие разрушения, несмотря на деспотические порядки, угнетающие, обездоливавшие народы, причиняя им бесчисленные страдания, мысль Ближнего Востока, старающаяся по-своему ознать все эти противоречия эпохи, несомненно, была высокого уровня. Интеллектуальная и духовная атмосфера мусульманского универсума отражались в литературе разных идейных течений: широко распространились, с одной стороны, панегирики дворцо-
2 Низами Г. Лирика. Прозаический перевод / Пер., вст. статья и комментарии проф. Рустама Алиева. Баку: Язычы, 1981. С. 37.
3 См. Низами Г. Сборник статей. Баку: Изд-во АН Азерб. ССР, 1947. С. 150.
вых поэтов, в совершенстве владевших техникой одописательства, восхваляющих отдельных государей — своих «благодетелей» чрезмерными метафорами, а также скептические произведения явно пессимистического содержания, наполненные сомнениями по отношению к религии или отрицавшие всякие нормы, безудержно призывавшие к наслаждению жизнью в этом мире, сегодня и сейчас; с другой стороны — героические эпосы, рассказывающие о былых подвигах рыцарей, богословские труды религиозно-назидательного содержания, дающие человеку утешение, сектантская мистико-философская литература, призывающая человека не поддаваться соблазнам суетного мира, отдалиться от него, встать на путь мистика-аскета, убив в себе себя — свое «Я», соединившись с Богом.
Каждое из этих литературно-идейных течений имело своих ярких, талантливых, оригинальных представителей. Философская поэзия Низами являясь, если выразиться словам Гегеля, «самосознанием эпохи», отражала ее общий дух, вместе с тем глубоко отличалась от них. Он не только опередил свой век, а может, века, подняв важнейшие проблемы, связанные с жизнью и бытом не только мусульманского средневековья, но создал некий мыслительный вселенский универсум, касающийся всех времен и народов, поставив человека с его судьбой, внутренним духовным миром, психологией, мыслями и чаяниями, чувствами, страданиями и радостями в центр своих размышлений.
Любовь как философская категория, заключающая в себе Вселенную, — основа человеколюбия Низами: «Небеса не имеют алтаря кроме любви»; «Мир — это любовь, все остальное игра»; «Во Вселенной все связано с притяжением, философы называют это любовью»; «Любовь - душа мира» («Хосров и Ширин»). Поэт приглашает всех любить всех, ради любви наставляя царей, показывает им путь справедливости, выступает против угнетения, бичует недостатки, присущие природе человека. Он протестует против войн, принесших людям только горе, слезы и абсолютное зло — смерть. «Нет ничего прекраснее жизни» («Хосров и Ширин»), — вдохновенно провозглашает мыслитель.
Жизнь прекрасна во всех ее проявлениях, даже своими невзгодами, страданиями, заботами. Он с удивлением задается риторическим вопросом: «Мир создан каким прекрасным и цветущим, почему же вечная жизнь перенесена в рай?» («Игбал-наме». Низами призывает всех к любви жизни, наслаждению, радости, веселью, бодрости, активности. Хотя и встречаются в отдельных эпизодах его поэм аскетические, отшельнические мотивы как протест против несправедливости мира, хотя и чувствуется глубокая печаль поэта от бессилия перед смертью, его взгляды, устремленные в грядущее, в основном оптимистичны. Этот оптимизм, страсть к жизни, любовь и уважение к человеку, забота о нем, желание видеть его счастливым. В последней поэме «Игбал-наме» поэт на крыльях грез приводит своего героя в самый север мира, в справедливый город — идеальное общество, построенное на высоких духовно-моральных устоях.
Мудрость великого гуманизма Низами пронизана идеей вахдат ал-вуджуд — единства бытия с пантеистической тенденцией. Эта идея о причастности мира, природы, человека к Богу, о единстве с Ним, зачастую речь идет о субстанциональном единстве Бога и мира. У Низами эта иногда особенно сильно звучит, например, когда он обращается к Аллаху со словами: «Если хочешь искать буквы Вселенной, то они у Тебя и Ты — ее скрижаль», или «Вселенная не существует потому, что все — Сам Ты»; или когда он рассуждает о том, что душа человека — не огонь, не вода, не земля, иначе она — не материальна, а «священный, чистый свет, свет Аллаха».
Божественное единство открывает путь к идее единства человечества. По глубокому убеждению поэта, разум и дух всех людей един, независимо от того, к какому народу, какой расе они принадлежат, какого они вероисповедания, каков цвет их кожи («Эфиоп — черный, как железо, у него черна кожа, но чиста душа!»), исторические цели, идеалы у всех народов общие. Он одинаково с уважением относится к их обычаям и традициям, выступает против пережитков варварства и невежества, против нетерпения, нетолерант-ности, присущей народам, призывая их к сотрудничеству. Характерно, что эти идеи Низа-
ми особенно ярко проявляются в образе, созданном им как художественное воплощение совершенного человека — Александра Македонского, государя, мудреца, пророка, который поставил перед собой цель объединить Восток и Запад.
Но Низами не был бы Низами, великим мудрецом, если бы не любил свою землю, родину, свой народ. Парадоксально то, что поэт, никогда не покидавший горячо любимую Гянджу, где он родился, вырос и творил до конца своей жизни, даже не осуществив свою самую заветную мечту о совершении паломничества в священный город Мекку к святилищу Каабе (об этом двустишие из его лирики: «Сколько же ты будешь говорить Каабе: «я скоро прибуду к твоим услугам!» Пока не пригласили тебя туда, служи ему издалека»), огромной силой, вдохновения, воображения и пера смог обойти весь мир, рассказать удивительные истории о Греции, Иране, Аравии, Руси, Китае, Египте, Хорезме, Индии.
В его поэмах, написанных на персидском языке — на языке поэзии мусульманского Востока, (как арабский был единым для Востока языком религии и науки), на образах, представляющих разные народы, на описаниях разных стран, земель, их природы, разных времен истории лежит проекция родной его Гянджи. Его связь с историей и культурой, фольклором, обычаями и традициями Азербайджана проявляется во многих моментах его творчества: в выборе тем, в характере героев и их отношений, его патриотизме, воспевании своего народа, природы, особенностях языка и средствах выражения, употребляемых им народных идиомах, пословицах, поговорках.
Это почувствовал еще младший современник Низами, Мухаммад Ауфи из Пенджаба (северная Индия). Включив в свою тезкире — историко-литературную антологию «Лубаб ал-албаб» («Сердцевина талантов») статью о Низами Гянджеви, назвав его «ал-хаким ал-камил», то есть совершенным мудрецом, он, витиевато восхваляя творчество поэта, про одной из его поэм писал: «...изящно-узкоокие красавицы идей, заключенных в стихот-
4 Крымский А. Е. Низами и его современники. Баку: Элм, 1981. С. 27.
ворной туркестанщине (курсив наш— А. Г.) «Меджнун и Лейли», способны, отдернувши фаты со своих лиц, свихнуть умы всех умных людей мира»4. Когда он говорил о «туркестан-щине», намекал на то, что, в сущности, в поэме по характеру, по образу мышления, мироощущению отражены не арабские, а тюркские романтические образы, изображен быт тюркских кочевников.
Эта особенность некоторым современни-кам-землякам поэта не была по душе. Например, Ширваншах Ахситан кичившейся своей «высокой родословной», «тюркообразные», то есть простецкие слова не считал себя достойным. Задетый таким его заявлением, Низами в «Хафт пейкар» («Семь красавиц») опять возвращается к этой теме, сетуя на соотечественников: «Моего тюркства в этой Абиссинии не покупают, поэтому не едят мою вкусную довгу (довга — азербайджанское блюдо типа окрошки. — А. Г.)».
В этом двустишии своя символика: поэт сравнивает Гянджу, наверное в минуту досады, с Абиссинией, которая олицетворяла невежество и мракобесие в литературе тех времен, а свои прекрасные произведения, пропитанные тюркском национальным духом, с вкусной пищей тюркской кухни. Отголоски отчаяния, порожденного непониманием, слышны и в лирике поэта, где он жалуется, что его в Гяндже не ценят, меж тем как в других, даже далеких, странах его чтят, преклоняются перед ним. Воистину нет пророков в своем отечестве. Удивительно, что в своих произведениях, написанных на персидском языке, слова тюрок, тюркство, Туркестан он использует не в буквальном смысле, а исключительно как синонимы всех добродетелей: красивого и красоты, нежности и благородства, чистоты и совершенства, справедливости и величия, гениальности и силы, такого мы не встречаем больше ни у кого. Один из источников силы поэзии Низами, ее волшебства и притяжения именно в оригинальности, вдохнувшей народный дух и питавшейся народной мудростью.
Азербайджанский народ понимает, что гении принадлежат всему миру, разным пространствам и культурам. Но он чтит Низами,
воздвигая ему памятники, ученые нашей страны исследуют и пропагандируют его гуманистическое наследие. Недавние торжества, мероприятия, проводимые в связи 870-летнем юбилеем Низами Гянджеви по Распоряжению Президента Азербайджанской Республики Ильхама Алиева от 23 декабря 2011 года, дают стимул новым исследованиям, открывают новые перспективы перед низамиведением.
***
Одно из лирических стихотворений Низами начинает со слов:
«Благодаря глубине мыслей, я — царь царей страны Мудрости,
И (поэтому) по воле небес я господствую над временем и пространством»5.
Хотя в конце стихотворения он, будто застыдившись славословий самому себе, раскаивается и завершает его последним бейтом: «Закрой двери этой сокровищницы (то есть хвалу о себе — А. Г.) и открой ты сундук жемчужин слов,
Чтобы просвещенные люди разносили по всем краям их, как подарки»6.
Да, господство и служение — это нерасторжимое единство для Низами. И его поэзия наполненная мудростью, господствует над временем и пространством, ибо она служила, служит и будет служить человечеству, пока стоит мир.
Литература
1. Ахундов М. Ф. Есерлери. 3 жилдде. II жилд : Сочинения в 3 т. Т. 2. - Баку: Азерб. ССР ЕА нешр., - 1961. (На азерб. яз.)
2. Крымский А. Е. Низами и его современники. - Баку: Элм, 1981.
3. Низами Г. Лирика. Прозаический перевод / Пер., вст. статья и комментарии проф. Р. Алиева - Баку: Язычы, 1981.
4. Низами Г. Сборник статей. - Баку: Изд-во АН Азерб. ССР, 1947.
