УДК 2-1:165.724
В. В. Мудраков*
НИЦШЕАНСКИЙ «ОБРАЗ РЕЛИГИОЗНОСТИ» В СВЕТЕ СОВРЕМЕННЫХ ДУХОВНО-ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ МЕТАМОРФОЗ УКРАИНЫ
В статье интерпретируется ницшеанская модель философствования как образ формообразующих принципов и коррекционных доминант интеллектуально-духовно-культурного бытия современной Украины в ментально-психологически-философских проявлениях и мыслительных настроениях. Кроме того, через посредство философии Ф. Ницше делается попытка определения потенциала индивидуальной продукции духовности как альтернативы социальному хаосу и интеллектуальному небытию в условиях редуцирования творческой полноты человеческого бытия к товарному сырью потребления и тотальной посредственности. Данное исследование — призыв осуществить то, что не осуществляется само по себе, призыв, требующий индивидуальной расшифровки.
Ключевые слова: духовность, интеллектуальность, религиозность, ментальность, «смерть Бога», «переоценка ценностей», «сверхчеловек».
V. V. Mudrakov
Nietzsche "image of religiosity" in the light of modern sacred and intellectual transformations of Ukraine
Observing our own research interest the Nietzsche's philosophy model as an image of form-making principles and updating dominants of intellectual, spiritual and cultural existence of modern Ukraine in intentional, psychological and philosophical manifestations and thinking dispositions is expounded. Further, Nietzsche's Philosophy is an attempt to determine the potential of individual spiritual production as an alternative to social disorder and intellectual nihilism, by renewing a human creativity which has been reduced to commodity and all its subjective differences ignored, making thus total mediocrity dominant. Such investigation is an appeal to realize what cannot be realized by itself. So, it's an appeal, which needs to be interpreted particularly.
Keywords: spirituality, intellectuality, religiosity, mentality, "God's death", "revaluation of values", "superman".
* Мудраков Виталий Викторович — аспирант кафедры религиоведения и теологии философско-теологический факультета Черновицкого национального университета имени Юрия Федьковича, mudrakowww@mail.ru
Современная украинская рецепция Ф. Ницше находится на стадии утверждения стартовых поисков, поскольку украинцы в данный момент пытаютя идентифицировать себя как философскую нацию. Об этом свидетельствуют единичные исследования, посвященные проблематике нигилизма, смысла жизни, субъекту и развитию Я. Некоторые из них ретранслированы из западных или российских исследований. Довольно удачно характер ситуации определяет современный украинский ницшевед Т. Лютый: «...истоки проблемы... лежат, прежде всего, в текстово-логически-переводческой плоскости» [11, с. 60]. Проблема объективируется и через интерпретативный и феноменологический аспекты, сужая диапазон творчески-мыслительного потенциала и актуальность философии Ф. Ницше в Украине в целом. Речь идет о позиции некоторых излишне ангажированных современных поборников «религиозной духовности», до сих пор позиционирующих немецкого философа как нигилиста-радикала, в то время как альтернатива должна определяться значительно большей чувствительностью к идейным исканиям Ф. Ницше.
Популярность Ф. Ницше сегодня имеет новый оттенок, а украинское интеллектуальное сообщество пытается по-новому открывать философа в качественно новых перспективах. Сформулированная тема в свою очередь, апеллируя к опыту интерпретации украинской философией идейно-мировоззренческих исканий Ф. Ницше, определяет цель нашего исследования, фокусируя внимание на полисемантике основных концептов мыслителя и возможности их интерпретации как формы и способа создания экзистенциально-мотивированных, качественно новых моделей и конструкций в этической, философско-антропологической и философско-религиозной сферах, которые имели бы практическую значимость для духовно-интеллектуального настоящего1 украинцев.
Стоит отметить, что «важным сейчас является не столько адекватность воспроизведения ницшеанских идей, сколько эвентуально-показательные коэффициенты их преломления и восприятия: отрицание, полемика, способы трансляции, уровень дискуссии и осмысления...» [11, с. 60], и, конечно,
1 Рефлексия над мировоззренчески-смысловыми исканиями Ф. Ницше обладает потенциалом нового понимания и развития философской культуры Украины. Подобное исследование может предоставить конструктивные импульсы духовного иммунитета как от фанатичной авторитарной религиозности, что сейчас служит определенным политтех-нологическим рычагом влияния, так и от «бацилл» беспринципного цинизма современной массовой «псевдокультуры». Подобные симбиозы и трансформации духовно-интеллектуального пространства, с одной стороны, стимулируют диалектику псевдорелигиозности, с другой — «предопределили стремительную динамику приобретения украинским этносом его субстанционного "я" и, в частности, той духовно-религиозной удельности, что связывалась с необходимостью себяпознания и самосознания и нашла свое выражение в активизации украинской религиозной духовности» [20, с. 357]. Следует учесть, что такие попытки определения философско-религиозно-культурной идентичности и питаются, и продуцируют религиозно-этическую поливариативность как на индивидуализированных, так и на групповых уровнях. Поэтому идейные искания Ф. Ницше имплицитно учат опосредовать всякий духовный поиск онтологией собственной личностности, что крайне важно для молодых интеллектуалов современной Украины.
жизненно-практическая сторона: актуализация как попытка мировоззренческого самоопределения и ментальных метаморфоз наряду с потенциально духовными преобразованиями украинского континуума.
Мы настаиваем, что всю философию Ф. Ницше нужно исследовать в целостности, ведь «никто не увидит в Ницше единства, кроме тех, кто сам его создаст... Ницше как таковой будет понятен только в том случае, если мы сведем воедино» [21, с. 65-66]. Такой подход способствует не только правильному усвоению философского нерва идей мыслителя, но и выполняет роль объяснения таких вопросов и негативных моментов в украинском интеллектуальном развитии, как «карикатурность, поверхностность и недостаток аналитичности; выборочность, использование расхожих характеристик и понятий; сосредоточенность преимущественно на стилистике, а не идеях; слабое развитие позиций» [11, с. 65]. Причиной этого является поверхностное изучение первоисточников, следовательно, вооружение их «недосмыслами» в себевыгодных контекстах, а последствиями — парадоксальные сочетания социализма, коммунизма, национализма с ницшеанством.
«Философская педагогика» Ф. Ницше — постоянная интеллектуальная провокация как форма и способ трансформации мировоззрения, ментальное™ и духа, но важно понимать, что это движение в двух направлениях (возможно как осуществление, так и неприятие). Феноменологическое событие «смерть Бога» [13, с. 134-135] — это прежде всего радикальное переформатирование многовекторных номинаций и форм человеческого мировоззрения, основ европейской культуры,— провоцирует отстаивание «старой» позиции или импульса к поиску качественно «новой». В условиях демократических, а вместе с ними и ряда других, преобразований в Украине, где особый статус приобретает вопрос не количества, а качества, уже само наличие подобных рефлексий по объявленному этико-религиозному продукту, наряду с другими ницшеанскими философемамы, потенциализирует способность к реализации подобного испытания выносливостью как украинского, так и украинским дискурсом. Ведь «религиозный остов духовности, ядром которого выступает аксиология взаимоотношений «человек-Бог», есть и навсегда останется регулятивом, что обусловливает "все" и "вся" в мире сакрального чина и действий» [20, с. 358],— отмечает украинский философ В. Шевченко. Следовательно, актуализируется философский дискурс посредством выявления своеобразных «преодоленных мест» и возможностей качественно новых экспериментов. Впрочем, какой бы классификационный срез духовно-интеллектуального не проводился, украинское общество, как и любое другое, делится на тех, «кто само понятие духовности базируют на абсолютных ценностях и придает им безусловное значение, и тех, для кого Бог "умер", они склонны видеть в духовности ценностно-смысловой универсум "земного" обусловливания» [20, с. 358]. Так или иначе, разнообразие форм религиозного бытия в Украине, несмотря на его субстанциональную составляющую — христианские Веру, Надежду и Любовь, удивляет количеством и динамикой дезориентирующе-деструктивного фактора, поражая абсурдностью идейно-смысловых устремлений. В то время как современные
коллизии стимулируют призыв XXI века к «новой земле» и «новым небес», то есть к новому пониманию человека в его духовном сопротивлении литургии бездны. Человек уже не исчерпывается определением homo sapiens, поскольку оно абсолютизирует признак владения умом. А это не только ограничивает человечество одной лишь характеристикой интеллектуально развитой личности, но и затмевает необходимость сочетания в определении человека разумного и морального как альтернативы... [7, с. 6].
Даная контекст-ситуация в очередной раз подчеркивает значимость определенной выше провокационной методики Ф. Ницше. Поскольку, несмотря на религиозно-формотворческую доминанту, которая всегда составляла аксиологическую матрицу бытия украинцев, где Бог — абсолютный принцип-горизонт общих значений, в данный момент, как нам кажется, праксиологи-чески-жизненно необходимо сигнифицирует и человекомерную заданность природы духовности, что, при всей панораме ее культурно-идеологической, а также общеисторической обусловленности, объективируется в двух фило-софско-антропологических парадигмах. Согласно первой, человек предстает как tabula rasa, чистая доска, на которой артикулы добра и зла пишет сама жизнь, а следовательно, в принципиальном смысле открывается плоскость для ницшеанских визий. Антропологический концепт другой основы определяется постмодерным модусом человека, экзистенциальная сущность которого не подлежит определению, и в не-субстанциальном бытии может проявляться любым образом, потенциализируя философию Ф. Ницше как способ «самопоиска» и «самооберега». Понятно, что становление и развитие интеллектуально-духовной сферы пребывает в зависимости от средств различной важности, детерминируя как отличные механизмы ее реализации, так и ожидания. Впрочем, подобная конфигурация, актуализируя ницшеанскую философско-мировоззренческую ориентацию сегодня, указывает на практическую значимость ее этических коннотаций в человекосозидании1.
Поэтому подобные человекомерные проекции духовности с их антропоцентрически-просветительскими вехами, активизируя вопрос места и роли «Абсолютной гарантии» в мировоззренческом самоопределении, философ-ско-культурной жизни и интеллектуально-духовном развитии, предлагают утверждение человекомерного принципа как исходного в построении и реализации жизненных задач. По нашему убеждению, предложенная этико-про-вокационная программа Ф. Ницше является методологическим механизмом своей теоретической безукоризненности, а также указателем в решении проблемы выбора личностных философских исканий. Религия, в нашем случае «христианство, на самом деле имеет новый контекст — это контекст выбора персонального поиска того, что вселенная сама по себе не отвечает на твои вопросы», что будет срабатывать особенно показательно у нас, поскольку «Украина уже родилась с потенциалом разделения» [17],— сообщает в интервью украинскому телеканалу TBi канадский философ Ч. Тейлор. Указанная данность еще и по-новому актуализирует вопрос, что такое религия как
1 Подобная динамика в украинском ментальном пространстве всегда происходила под воздействием антропоцентрического мышления и кордоцентричности миропереживания.
фактор духовности именно для нынешнего украинца, следовательно, что такое современная эпоха, украинская современность и, самое главное, как нам жить вместе в этой эпохе, во времена религиозного плюрализма и выборочное™, поддерживая толерантные формы сосуществования. Поэтому ключом к осознанию такой комплексной проблемы и формуле ее существования мы предлагай сделать основные концепты философии Ф. Ницше. Последняя, в свою очередь, продуцирует ницшеанскую «концепцию религиозности»1, идейный базис и детерминанты которой стоит рассмотреть подробнее.
Замысел Ф. Ницше определяется позицией реакционно-революционного характера относительно специфики бытийствования традиционной (христианской) религиозности. Однако тонкости философской семантики и тональность рефлексии отличают Ф. Ницше, в первую очередь, от толпы атеистов, поскольку он свидетельствует о смерти Бога в душах и сознании, а не акцентирует самоценность его отсутствия как таковую. М. Хайдеггер заметил, что слова «Бог мертв» — это не тезис атеизма, а по существу событийный опыт западной истории [18, с. 69-70]. А. Камю обращает наше внимание и на то, что, «вопреки мыслям его христианских критиков, Ницше не вынашивал замысла убийства Бога. Он нашел его мертвым в душе своей эпохи» [5, с. 170]. Понятно, что «Ницше подразумевает смерть христианского Бога... в его мысли, слова "Бог" и "христианский Бог" служат для обозначения сверхчувственного мира вообще. Бог — наименование сферы идеи, идеалов» [19, с. 147]. А. Бро-децкий характеризует ситуацию так: «"смерть Бога": сакрально-религиозное влияние христианства на сознание как общественности, так и интеллектуалов истощилось» [2, с. 22]. Украинец указывает на это явление как на весомый духовный результат. Обозначенная сентенция мыслится нами как следствие, перерастающее в причину для подготовки и осуществления ницшеанского проекта — стратегии ментальных трансформаций — развертывания фило-софско-антропологически ориентированной модели этико-построения миросозерцания, духовной и ноосферной плоскостей.
Ориентируясь на эти рассуждения, нужно отметить, что причиной «проблемных мест» нынешнего верующего являются не только религиозный плюрализм или прагматическая ориентированность украинской философской мысли. Христианская этика сегодня позиционирует свою универсальность и объективную предопределенность при фактическом сущностном релятивизме. В связи с этим ряд псевдо(...) будет только умножатся, что, в свою очередь, обнажает и проблемы интеллектуализма. У Ф. Ницше есть слова, иллюстрирующие нынешнюю украинскую ситуацию:
...все идет к близкому концу, все вокруг портится и портит, ничто не сохранится до послезавтрашнего дня, кроме одной разновидности людей — неизлечимо посредственных. Они, посредственные, только и имеют шансы на продолжение — они люди будущего, единственные, которые переживут настоящее, «будьте такими, как они! станьте посредственными»,— вот что приказывает единственная мораль... Но как трудно проповедовать эту мораль посредственности! Она ведь
1 Конечно, религиозности не догматической, но все же его философия во многом по-своему есть сакрализованной.
никогда не осмелится осознать, что она такое и чего она хочет! Она должна говорить о рассудительности и достоинстве, об обязанностях к ближнему,— ей будет трудно скрыть иронию» [14, с. 727].
А вот как пишет о ситуации Л. Костенко:
наш интеллектуально-духовный (курсив наш. — В. М.) телескоп давно устарел, никогда не модернизировался, его обслуживание не очень грамотное, а порой и недобросовестное и предвзятое, так что нация отражается не в системе разумно установленных зеркал, фокусируется не в главном зеркале, а в осколках некорректно поставленных линз и призм, преломляющих ее до неузнаваемости. Имеем не эффект, а дефект... [6, с. 20].
Из-за этого в Украине все сильнее проявляется такое социальное явление, как антиукраинизм, углубляющий духовный кризис дальнейшим ингибированием украинского языка, культуры, науки, традиции. Можно конечно списать все на ту ментальную примету, которую И. Лысый именует «нестабильностью» [8, с. 19], потому что «из нее выводят инертность, апатию, пессимизм, тревожность как настроения-демоны сообщества, а также склонность к формализму и бюрократизму» [8, с. 19]. Однако причиной этого Л. Костенко называет «адаптированный ум» [6, с. 32], что перекликается с понятием Ф. Ницше «порабощенный разум». Касаемо украинской ситуации, это скорее ум адаптированный, что возможно, даже хуже, чем заключенный, поскольку порабощенный еще имеет шанс встрепенуться, а вот адаптированный уже привык, потерял свою энергетику. И действительно, наша действенность определялась наблюдением молча. Поэтому вполне оправдано делать выводы, что у нас, к сожалению, не только плохо формировалось соответствующее идейно-культурно обоснованное общественное мнение, но и во многом отсутствует интеллектуально-духовная совесть. Зато распространяется явление «поучительного морализаторства», при этом в действие должен вступить методологический механизм Ф. Ницше — «переоценка ценностей». «Для него традиционная мораль — это лишь особый случай имморализма» [5, с. 170], «потому мораль,— пишет Э. Макинтайр,— стала общедоступной совершенно по иному» [12, с. 166]. А «морализаторство — только личина, идеал, который в реальном воплощении совсем не соответствует тому содержанию, которое в него вкладывают» [9, с. 167], поскольку «форма морального выражения приобрела способность обеспечивать приличной маской почти любое лицо» [12, с. 166]. Более того, потеря «Абсолютной гарантии» декларирует изменение акцентов в смысложизненных ориентациях и мировосприятии, а «понятие смысла несет в себе потустороннюю объективность; смысл, который создается, оказывается фикцией, он двойная фикция, если представлен коллективным субъектом и обманывает о том, что, якобы, должен подтверждать и обосновывать» [1, с. 335]. Наш контекст — особенно декларативный, поскольку
критика метафизических систем предусматривала поиск свободы или подлинного существования личности, не является исходящим из всеобщего. Происходит поиск такой идеи человека, который самостоятельно осуществляет собственное отношение к смыслам и ценностям [9, с. 165].
Впрочем, для достижения качественно нового содержательного наполнения психологии мышления и ментальности недостаточно ограничиваться лишь констатацией факта девальвации или трансформации традиционных аксиологем. «Смерть Бога» в Ф. Ницше, по нашему убеждению, является первоочередным и необходимым условием для старта полноценной верификации ценностей и формирования качественно других приоритетов этики «самосозидания».
...Он хорошо понимал, что только в обезбоженном мире возможна переоценка всех ценностей, где после свержения всех ценностей появится самая высокая, последняя ценность, которая не будет поддаваться пересмотру, ценность, данная на все будущее — воля к власти [3, с. 162].
Важно отметить, что концепт «Der Wille zur Macht», где Macht1 — и воплощение мощи, то есть желание самопознания как самосовершенствование через естественную борьбу, и, как власть,— умение балансировать и контролировать свое могущество,— для нашего контекста становится утверждающим способом «самосозидания», поскольку, «украинская экзекутивность (женственность), которая определяет характер и степень развития волевого первня» формирует нас «миролюбивыми к беззащитности, способной провоцировать агрессию» [8, с. 17]. Такой процесс осуществляется не только на основе дискурса, но и под действием эмоционально-стихийных факторов, а по логике Ф. Ницше — человек всегда должен стремиться осознавать бессознательные желания и порывы свободы. Однако «не для того, чтобы обуздать и погасить их, а для того, чтобы направить их мощную энергию в нужное русло — в русло, нужное для жизни» [16, с. 121],— отмечает известный ницшевед А. Перцев. Именно «Der Wille zur Macht», воля к власти, которая по своим сущностным определениям является субъективностью и выступает как принцип утверждения ценностей. Субъективность, направленная против онтологических оснований мира и сущего с сущих — Бога. Универсум без Бога — единственная возможность реализовать божественное в человеке. Вывод философа знаменуется чрезвычайной этикой нигилизма: если нет Бога, то мы сами должны предстать создателями в добре и зле [14, с. 384]. При таких условиях человек получает возможность подняться над собой, тем самым становясь на путь утверждения себя — становления — «сверхчеловека», следовательно, и нового типа религиозности, поскольку Ф. Ницше, по существу, ставит вопрос не только о том, что следует после такой феноменологической и исторической перемены, как «смерть Бога», но и каким образом жить в такой ситуации. В любом случае, формы религиозности, которые ориентируют человека на практическое совершенствование, воодушевляют его верой в собственные творческие силы, способствуют взаимопониманию и солидарности между людьми, их эстетиче-
1 С немецкого языка — могущество, прочность, мощь, власть (однако слово «власть» используется скорее в смысле обращения к первому лицу единственного числа, для обозначения внутреннего состояния, а не является понятием политико-идеологического
скому развитию,— бесспорно, представляют собой конструктивный элемент культуры.
Ф. Ницше предлагает проект, с помощью, которого возможна реализация творческого начала в человеке. Становится возможным «создание» человека самим себя, раскрытия своей потенциальной бесконечности. Призывая к человекоизмеримости духовности будущего, украинский философ С. Крымский замечает:
Первоочередность роли человеческих качеств в понимании духовности XXI века определяется требованием утверждения так называемой монадной личности, то есть личности, способной представлять свою нацию, свою культуру, свою эпоху и тем самым манифестировать индивидуальную ипостась универсального опыта [7, с. 9].
Для нашего исследования это определяется особой когерентностью намеренного, основу которого следует искать в плоскости иррациональности, поскольку
доминирование чувственно-эмоциональной стихии, тесно соединенной с этической компонентой духовности, способствует приоритету коллективных табу и тем самым сужает выбор, осуществляемый личностью, ограничивает лич-
Принцип монадности С. Крымского идейно перекликается со структурным элементом «концепции религиозности» Ф. Ницше — «путем к сверхчеловеку» и предстает настоящей заявкой на детерминацию духовности будущего через добродетели личности, ее способность представлять целый мир в пределах индивидуальности, однако не просто представлять, а продуцировать образцы поступков, интеллекта и растущей совести. То есть духовности как ценностного строительства личности, если под ней понимать не только неповторимость внутреннего мира индивида, но и индивидуальную неповторимость нации, потому что она сама является исторической личностью. Условия реализации «новой религиозности» раскрыты, однако
человек ... чтобы выйти за пределы бинарных оппозиций, провозгласил попытку мыслить «по ту сторону добра и зла», не мог не согласиться с допустимостью определенных конфигураций зла. Ведь если их окончательно элиминировать — функцию зла будут выполнять ... его выхолощенные заместители. Например, место побежденного зла может занять некая «превращенная форма» добра, под вывеской которого могут создаваться не менее ужасные вещи. Однако некоторые формы зла не только допустимы, но и нужны [10].
Так, Ф. Ницше говорил о трагическом хаосе дионисийского, благодаря которому человек приобщается к Праединому, а также о страданиях, которые необходимо преодолеть, для того, чтобы превзойти себя, то есть стать на путь к «сверхчеловеку» — реализации «ницшеанского образа религиозности». Последний в теоретических цензах способен к заданности параметральной канвы качественно другого украинства, хотя бы в его варьирующей перспективе, поскольку присущая нам «интровертированность... делает наше
общество закрытым, направляет внимание общественности на себя, делает приоритетными собственные проблемы», и, кроме того, «в украинской этно-этике, в действительно проукраинской политике и т. д. отсутствует принцип автаркии, наоборот, присуща готовность заимствовать образцы извне, воспользоваться достижениями других» [8, с. 16],— пишет И. Лысый.
Алгоритмический старт теоретического каркаса «новой религиозности» Ф. Ницше находим уже в «Рождении трагедии...» [15], в ключевом противопоставлении Диониса и Аполлона.
Мир Аполлона... — это мир зрения, что ставит перед собой вещи на осмотр, мир внешнего вида, меры, индивидуального, живописи, зрительной иллюзии и сна. Тогда как мир Диониса и свободы — это мир слуха, а не зрения; несоизмеримости, а не меры; коллективного, а не индивидуального; опьянения, а не
Первое в нашем контексте следует интерпретировать как данность нашей реальности, второе же — как возможность реальных изменений и преобразований. Данная дихотомия является только показательным моментом «модели ницшеанской религиозности», сущность которой не в традиционных бинарных оппозициях, а в том, что все существо «стремится вернуться к первичному утверждению, когда человек говорит свое первое "Да" жизни, принимая ее без оговорок..., поскольку Ницше не продолжает палингенеси-ческую веру XIX века, а завершает ее» [4, с. 93-94]. Необходимо отметить, что для философа говорить «Да» жизни не значит надеяться на завершение страданий, на гибель смерти. Наоборот, это значит определять свою жизнь и «желать, чтобы любой его момент, даже момент боли и отчаяния, длился вечно и вечно возвращался» [4, с. 94].
Если же человек,— эксплицирует В. Ермоленко,— надеется, что его ненастоящая жизнь когда-то завершится, что на место «смерти» придет «новое рождение», то этого «рождения» никогда по-настоящему не произойдет — ведь этим человеком руководит ненависть к жизни, бессознательное влечение к смер-
То есть «дело каждого — поступки и ответственность за них. Философия рождается из жизни каждого, кто осмелился мыслить самостоятельно» [10]. Поэтому философия Ф. Ницше для нас предстает не как справочник с законченной формой мышления, а как отклик на приглашение к философствованию: колоритному и неудобному.
Предлагаемая концепция ориентирована в большей степени на ее своевременное использование и коррекцию мировоззренчески-формообразующих процессов, нежели на то, чтобы стать крайне необходимой догмой парадигмального строя. Такой подход, безусловно, будет вызывать массу критики и может классифицироваться как «стремительность и избыточность суждений», обосновываясь на неполной готовности украинцев к таким трансформациям, в первую очередь тех, которые консервативно отстаивают церковную религиозность. Однако, выражаясь языком С. Крымского, он может быть назван принципом «третьей правды» в ситуации интеллектуального
роста и духовных требований XXI века, принципом, предполагающим вектор вертикали, восхождение к панорамному видению единого в многообразии социальных ситуаций и псевдореальностей. С высоты требований ценностного восхождения декретируется в наше время и принцип толерантности, а его духовная суть, отвечающая задачам эпохи, сводится скорее к требованиям понимания другого, чем к лозунгу терпимости, а также развития человека как проявления уникальности каждой личности и высвобождения ее бесконечной творческой энергии. Именно «ницшеанская концепция религиозности» — при ее подобной интерпретации — могла бы стать предохранителем против взрыва нигилизма в формах фашизма и тоталитаризма, предотвратить идеологическое инфицирование и саботировать «религиозный гламур», а самое главное в нашем контексте — содействовать реализации «новой религиозности». Поскольку этимологическое значение слова «ге^еге» — «перечитывать заново» (свое бытие) — способствует таким перспективам. Такая нестандартность этимологической семантики «религиозности» открывает новые горизонты ее сути и для современного украинца — без повиновения и поклонения, как участника процесса углубления себя в динамике собственной бытийности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Адорно Т. Негативная диалектика/Пер. с нем. Петренко Е. Л. — М.: Научный
2. Бродецький О. 6. Етичний i сотерюлопчний елементи у релтйному та ате!стичному екзистенщал1зм1//Релтя та Сощум. М1жнародний часопис. — Чершвщ:
3. Геворкян А. Р. Ницше и метафизический песимизм//Вопросы философии. —
4. брмоленко В. Орфей, Дюшс та мри про регенерацш: фшософсько-лиературт
5. Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство/Пер. с фр. —
6. Костенко Л. Гумаштарна аура нацц, або Дефект головного дзеркала/Вступ. слово Б. Якимовича. — Льв1в: Видавничий центр ЛНУ iM. I. Франка, 2001. — 52 с.
7. Кримський С. Б. Заклики духовносп XXI стол1ття: (з циклу щор1чних пам'ятних лекцш iMeHi А. Оленсько1-Петришин, 2002 р.) — К.: Академ1я, 2003. — 32 с.
8. Лисий I. Фшософська i мистецька культура. — К.: Вид. д1м «КМ Академ1я»,
9. Лютий Т. ШгЪпзм: анатом1я Нщо. — К.: Вид. ПАРАПАН, 2002. — 296 с.
10. Лютий Т. Мислення Нщше це д1алог. Д1алог з Богом. — URL: http://tureligious. com.ua/taras-lyutyj-myslennya-nitsshe-tse-dialoh-dialoh-z-bohom/
11. Лютий Т. В. Украшське нщшеанство//Науков1 записки. — Т. 115. Фшософ1я та релшезнавство/Нацюнальний ушверситет «Киево-Могилянська академ1я». — К.:
12. Макштайр Е. Шсля чесноти: Дослщження з теори морал1/Пер. з англ. — К.: Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2014. Том 15. Выпуск 3 263
13. Ницше Ф. Веселая наука: Философская проза/Пер. с немецкого А. Никола-
14. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла: Сочинения. — М.: Эксмо; Харьков:
15. Ницше Ф. Рождение трагедии: Или: еллинство и пессимизм/Пер. с нем. Г. А. Рачинского. — М.: Академический проект, 2007. — 166 с. (Философские
16. Перцев А. В. Фридрих Ницше у себя дома (Опыт реконструкции жизненного
17. Тейлор Ч. Украша вже народилася з потенщалом роздшення. — URL: http:// tvi.ua/program/2013/06/26/homo_sapiens_vid_26062013
18. Хайдеггер M. Ницше/Пер. с нем. А. П. Шурбелева. — СПб.: Владимир Даль,
19. Хайдеггер М. Слова Ницше «Бог мертв»//Вопросы философии. —1990. —
20. Шевченко В. В. Украша духовна: постай, поди, явигца. — К.: Свп- Знань,
21. Ясперс К. Ницше. Введение в понимание его философствование. — СПб.: