Научная статья на тему 'Ницшеанские мотивы в романе А. Н. Толстого «Аэлита»'

Ницшеанские мотивы в романе А. Н. Толстого «Аэлита» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
454
108
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
НИЦШЕАНСКИЕ МОТИВЫ / РОМАН / РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА / NOVEL "AELITA" / NIETZCHE MOTIFS / RUSSIAN LITERATURE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Исмаил Калил Хадал

Статья посвящена ницшеанским мотивам в романе А. Н. Толстого «Аэлита». Ницшеанская образность анализируется в контексте характерной для романа атмосферы скрытой идейной полемики, пародичных романных структур и откровенной пародийности и самоиронии

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Nietzche Motifs in A. Tolstoy's Novel "Aelita"

This article is devoted to Nietzche motifs in A. Tolstoy's novel "Aelita". Nietzche imagery is immersed in the atmosphere of hidden ideological controversy, parody novel structures and outright self-irony. The article is based on the analysis of the novel itself; it reveals Nietzche motifs present in the text. The article is intended for specialists in the history of Russian literature and mostly students of A. Tolstoy' works.

Текст научной работы на тему «Ницшеанские мотивы в романе А. Н. Толстого «Аэлита»»

Халил Хадил Исмаил

НИЦШЕАНСКИЕ МОТИВЫ В РОМАНЕ А. Н. ТОЛСТОГО «АЭЛИТА»

Роман А. Н. Толстого «Аэлита» носит своеобразный «лабораторный» характер: замысел автора реализуется дважды. На поверхности — как аналог позитивистской научной фантастики в духе жюля Верна, и этому уровню соответствуют депсихологи-зированность и неразработанность персонажей, простой и грубый ход традиционного авантюрно-приключенческого сюжета, акцент на экзотическом инопланетном антураже и некоторый футурологический научно-технический и социальный элемент; второй же раз роман может быть прочитан иначе. И под этим вторым углом зрения сюжет и персонажи, спрятанные под поверхностью готового жанра, образуют глубоко личную и лирическую разработку актуальных для автора в начале 1920-х гг. проблем в широком спектре: от судеб России и Европы до интимных любовных переживаний, причем особое место занимает также весьма лично переживаемая литературно-эстетическая полемика.

Именно к ней следует отнести сеть пародийных отсылок к философским пристрастиям Серебряного века1.

Вчитываясь в текст, можно увидеть, как Толстой преодолевает свои переживания смеховыми и квази-смеховыми пародийными формами, создавая своеобразную атмосферу игры, делающей эстетически оправданными самые интимные переживания любви и потерь, обнаженные в книге2.

Лично пережитая проблематика контакта своего и чужого, сосуществования цивилизаций, проблематика власти, войны, революции, моральная философия справедливости и милосердия, эстетико-философская проблематика любви и спасения разворачиваются в романе в форме обращений к актуальным философским учениям. Среди влиятельных идей важнейшее место занимает ницшеанство.

Ницшеанский претекст «Аэлиты» существует лишь в ряде образов и ассоциаций, не выходя на поверхность эксплицитного слоя текста. Ницшеанская образность погружена в характерную для романа атмосферу скрытой идейной полемики, пародичных романных структур и откровенной пародийности и самоиронии.

«Аэлите» есть сквозной для «Так говорил Заратустра» набор мотивов: черной ночи и звезд; духа тяжести как антагониста движения вверх3; танца-полета в соединении с образом орла4 и солярная образность, воплощенная в огне, солнце, грозе, наконец, нисхождении вниз к смертным по достижении мудрости5.

Так, портрет Лося, предстающего читателю, дан как сила и полет: у него «светлые, казалось, летящие впереди лица немигающие глаза»6, широкий вырез ноздрей, длинные, темные ресницы. Лось окружен огнями — спичкой, осветившей снизу его «крепкое, со складками у рта» лицо, огнем горна в углу мастерской, багровым огнем заката. Когда он поднялся, — «засунул руки в карманы штанов, голова его тонула в тени, в дыму, — освещены были только раскрытая грудь и волосатые руки»7. Связь центрального персонажа с огнем имеет многочисленные аналогии — так, немного далее глаза его будут описаны как «согретые жаром углей»8. Главный герой представляет собой связь

© халил хадил Исмаил, 2008

огня и полета, противопоставленных экзистенциальной черной ночи и далеким звездам, и поэтому за ним — сила, по ницшеанской поэтической связности идей9. Сила таинственная, пугающая, из неведомого источника — именно для ее осознания и появляется такой персонаж, как Скайлс, одновременно умный и заурядный, идеальный свидетель. Западный человек Арчибальд Скайлс не без трепета слышит, что в Сибири, среди вечных льдов, Лось откапывал мамонтов: он и сам почти мамонт, «лось», за ним чудовищная Сибирь и первозданность, мощь непонятных Скайлсу сил. Лось говорит с деловой трезвой простотой о крушении материков и сдвиге земной оси и вырастает перед Скайлсом в некоего гиганта, голова которого теряется в дыму, как в облаках, и видны лишь «открытая грудь и волосатые руки»10. В названии главы «в мастерской Лося» подчеркнут смысл созидания, мастерства. Лось — Мастер, делатель, творец.

Лось вводит в сюжет полет и, в сущности, равен полету — даже внешне. Он говорит

о своем марсианском проекте как инженер и как хореограф: «.. .Полет птицы, падающего листа, аэроплана. Но это не полет, а плавание в воздухе. Чистый полет — это падение, когда тело двигается под действием толкающей его силы. Пример — ракета. В безвоздушном пространстве, где нет сопротивления, где ничто не мешает полету, — ракета будет двигаться со все увеличивающейся скоростью, очевидно, там я могу достичь скорости света.»11. Перед нами человек летающий, чья голова касается неба, который как дома в космических пространствах, который прекрасен и который желает полета, кончающегося светом. Автор дает в своей манере, неукоснительно подчиненной общепародийной эстетике романа, и смеховое отражение знаменитого ренессансного образа в «Первом рассказа Аэлиты»: «Многие тогда видели призрак: на закате солнца поднималась из-за края Тумы тень человека, — ноги его были расставлены, руки раскинуты, волосы на голове, как пламя. Наставал конец мира»12.

Весь этот ряд образов в художественном мире «Аэлиты» глубоко погружен в низменную атмосферу какого-то сарая на Крестовском острове и не прочитывается иначе, чем под специально настроенным углом зрения. Но от этого только ярче становятся ницшеанские по происхождению образы полета-танца, человека-орла, взмывания вверх против силы тяжести, — и одновременно, виднее нищий быт петроградской окраины. Материальная неказистость подчеркивает высоту свершения; но несомненная затаенная горькая насмешка появляется на ином контрасте с возвышенностью ницшеанской поэзии. Это контраст Лося не с материальной низостью жизни, а его величия с его же слабостью, ограниченностью его существа. Улетая, Лось говорит: «.В эту минуту победы — я лишь с новой силой чувствую свою нищету. Не мне — первому нужно лететь, — это преступно. Не я первый должен проникнуть в небесную тайну. Что я найду там? — ужас самого себя»13. Лось начинает тосковать и страшиться. Не смерти — ее как раз Лось почти хочет — но ужаса самого себя, что приводит к развитой в романе экзистенциальной теме. Таким образом, происходит своего рода нисхождение божества в материю, «боговоплощение» героя, причем полет на Марс служит своего рода Гефсиманской ночью, ужасом и сладостью самопознания и самопожертвования. Если принять такую трактовку, мы, несомненно, имеем дело с тонкой интеллектуальной иронией — Ницше подвержен проверке христианством.

Ницшеанский ряд в «Аэлите» поддерживается несколько раз легкими акцентами. Таков, прежде всего, знаменитый образ солнца и моря во время бури. Уже приведенное выше описание солнца сильно напоминает движение облаков в грозу, затем похожая образность возникает еще несколько раз, например: «Темно-синее, как море в грозу, ослепительное, бездонное небо увидели Гусев и Лось, вылезая из аппарата. Пылающее,

косматое солнце стояло высоко над Марсом»14. Сравним у Ницше: «.С молчаливых гор и грозовых туч страдания с шумом спускается моя душа в долины. оттуда приближается к людям тяжелая туча! Поистине, я знаю толк в приметах грозы!»; «Ибо, да будет человек избавлен от мести — вот для меня мост, ведущий к высшей надежде, и радужное небо после долгих гроз» и другие подобные образы, постоянно присутствующие в «Так говорил Заратустра»15.

Образы солнца и огня, столь любимые Ницше, даны в «Аэлите» именно в тех же коннотациях мечты, силы, стихийной мощи16. «Четким очертанием, огромным, косматым клубком солнце висело в пустой темноте. С боков его, как крылья, были раскинуты две световые туманности. От плотного ядра отделился фонтан и расплылся грибом: это было, как раз, время, когда начали распадаться солнечные пятна. В отдалении от светлого ядра располагались, еще более бледные, чем зодиакальные крылья, — световые спирали: океаны огня, отброшенные от солнца и вращающиеся вокруг него, как спутники. Лось с трудом оторвался от этого зрелища, — живоносного огня вселенной»17. Движение человека сквозь черную ночь со звездами (Ницше использует, правда, не космическую даль, а образ неба над высокими горами) к огню мечты, и этот огонь есть Солнце — в таком решении есть и поэтическое соучастие, и - отстраняющий жест — яйцеобразный аппарат в металлических заклепках, «жироскопы», Гусев в обмороке, — вот чем оборачивается в сюжете реализация метафоры Ницше. Снижение пережитой с восторгом идеи — но снижение с пониманием и, одновременно, с беспощадностью; именно так мы познаем, и особенно, — познаем себя. Ироничность и пародийность еще раз демонстрируют свой гносеологический потенциал в романном жанре.

1 См. об этом: Кондаков И. Наше советское «все» (Русская литература как единый текст) // Вопросы литературы. 2001. № 4; Нефедьев Г. Русский символизм и розенкрейцерство // НЛО. 2001-2002. № 51-56; Петровский М. Книги нашего детства. М., 1986; Толстая Е. О лазоревых цветах, пыльных лучах и золотых ключах // Мирпослеконца. Работы о русской литературе XX века. М., 2002; ЛиповецкийМ. Утопия свободной марионетки, или как сделан архетип // НЛО. 2003. № 60. О личных и творческих отношениях Толстого и Блока см.: Баранов В. Загадка одного прототипа. Бессонов — Блок // Звезда. 1980. № 10; Григорьева Л. П. О пародийном подтексте романа А. Н. Толстого «Аэлита» // ВБУ Филология. Сер. 6. Вып. 9. Улан-Удэ. 2005.

2 См. яркую характеристику этого «кричащего противоречия», свойственного широко понимаемой «советской литературе» как крупнейшему явлению XX в., в работе: Кондаков И. Наше советское «все» (Русская литература как единый текст) // Вопросы литературы. 2001. № 4.

3Ницше Ф. Так говорил Заратустра / Пер. Ю. М. Антоновский / Под ред. К. А. Свасьяна: Собр. соч.: В 2-х т. М., 1990. Т. 2. Ч. 3. Гл. «О духе тяжести» С. 295.

4 Ср.: «На дереве будущего вьем мы свое гнездо; орлы должны в своих клювах приносить пищу вам, одиноким! <. > И подобно могучим ветрам, хотим мы жить над ними, соседи орлам, соседи снегу, соседи солнцу: так живут могучие ветры». Ницше Ф. Ессе Ното // По ту сторону добра и зла: Избр. произв. М., 1994. Т. 2. С. 344.

5 Ср. обращение Заратустры к Солнцу в первой главе: «Взгляни! Я пресытился своей мудростью, как пчела, собравшая слишком много меду; мне нужны руки, простертые ко мне. <.> Я должен, подобно тебе, закатиться, как называют это люди, к которым хочу я спуститься». Ницше Ф. Предисловие Заратустры / Пер. Ю. М. Антоновский / Под ред. К. А. Свасьяна: Собр. соч.: В 2-х т. М., 1990. Т. 2. С. 5.

6 Толстой А. Аэлита (Закат Марса) // Красная новь. М., 1922. № 6. С. 106.

7 Толстой А. Аэлита (Закат Марса) // Красная новь. М., 1922. № 6. С. 106.

8 Толстой А. Аэлита (Закат Марса) // Красная новь. М., 1922. № 6. С. 111.

9 Ср. «Так говорил Заратустра»: «Много солнц вращается в пустом пространстве; всему, что темно, говорят они своим светом — для меня молчат они. <...> Как буря, несутся солнца своими путями, в этом — движение их. Своей неумолимой воле следуют они, в этом — холод их» (Ницше Ф. Ессе Ното // По ту сторону добра и зла: Избр. произв. М., 1994. Т. 2. С. 344).

10 Толстой А. Аэлита (Закат Марса) // Красная новь. М., 1922. № 6. С. 106.

11 Толстой А. Аэлита (Закат Марса) // Красная новь. М., 1922. № 6. С. 106.

12 Толстой А. Аэлита (Закат Марса) // Красная новь. М., 1922. № 1. С. 55.

13 Толстой А. Аэлита (Закат Марса) // Красная новь. М., 1922. № 6. С. 119.

14 Толстой А. Аэлита (Закат Марса) // Красная новь. М., 1922. № 6. С. 125.

15 См. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Ч. 3. Гл. «О духе тяжести» / Пер. Ю. М. Антоновского под ред. К. А. Свасьяна. Собр. соч.: В 2-х т. М., 1990.

16 Солярный мотив является одним из ведущих в книге «Так говорил Заратустра». Показательно, что само слово «солнце» встречается в ней 65 раз — чуть меньше, чем 3 раза на страницу.

17 Толстой А. Аэлита (Закат Марса) // Красная новь. М., 1922. № 6. С. 121.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.