CC BY
73
К. Б. Жучков
«Никифоровский является весьма ценным работником, который вполне оправдал оказанное ему доверие»
Мемориализация усадеб Михайловское и Тригорское, связанных с жизнью и творчеством А. С. Пушкина, насчитывает уже более столетия. Началась она в 1899 г., когда было принято решение о выкупе в казну имения Михайловское у сына поэта Г. А. Пушкина, передача его под опеку Псковского дворянства и последовавшее за этим организация в имении Колонии для престарелых литераторов и учителей. Уже тогда места, где жил и творил великий поэт, привлекали к себе многочисленных паломников, людей, стремившихся вдохнуть воздух Пушкина, желавших поклониться его праху на могиле в Святогор-ском монастыре, осенить себя прикосновением к воспетой Пушкиным природе. Это были и простые люди, и военные, и столичные знаменитости, писатели, публицисты, певцы, актеры.
Тихую, мирную жизнь михайловского «Пушкинского мира» перевернула революция. В начале 1918-го года были сожжены имения Михайловское, Тригорское, Петровское, непосредственно связанные с Пушкиным, как и почти все близлежащие дворянские усадьбы. Колония литераторов, при которой в главном усадебном доме Михайловского был устроен первый музей поэта, перестала существовать, как и сам музей. Окрестные крестьяне разбирали остатки имения на стройматериалы, в садах и парках пасли скот, «рощи» вырубались. Памятник на могиле поэта был расписан надписями и рисунками, бронзовый позолоченный крест с него и калитка из ограды были украдены. Тогда казалось, что память о великом поэте, национальном русском гении, по-крайней мере, овеществленная память, погибла навсегда. Но, как бы там ни было, оставался
Жучков Константин Борисович — кандидат исторических наук, ученый секретарь Музея-заповедника «Михайловское».
воспетый Пушкиным ландшафт, оставалась могила поэта. Оставались парки и «михайловские рощи», которые хранили память о поэте, и которые можно и нужно было сохранить. Нашлись и неравнодушные люди, считавшие своим долгом сберечь то, что уцелело от михайловского пушкинского мира. Это были местные советские и хозяйственные работники, учителя. Уже в 1920 г. они образовали при Вороничском волисполкоме Комиссию по охране Пушкинского уголка. Их поддержал Псковский губмузей, во главе которого стал В. Ф. Соловьев. В том же
1920 г. Домик няни был восстановлен саперной ротой Башкирской бригады комбрига За-гида Ходжеевича Гареева, дислоцированной в 1920 г. в Святых горах1. Его восстановление проходило под руководством П. М. Устимо-вича, «умело, опытно, без вольностей, без отступлений»2. Были вставлены выломанные двери и рамы, в окна — стекла, восстановлена крыша. На ремонт памятника было потрачено 20 тыс. руб., выделенных Опочецким уездным исполкомом, что тогда составляло немаленькую сумму.
Членами Комиссия по охране Пушкинского уголка в 1920-1922 гг. были В. В. Тимофеева (Починковская) — председатель, В. Ф. Соловьев (зав. Губмузем), В. Е. Екшурский (учитель), А. И. Белинский, Т. И. Русина, В. Ф. Волков, А. Ф. Федоров, В. С. Преображенский, П. Д. Дмитриев (зав. Волземотделом), В. Н. Тимофеев (зав. ВолОНО), П. Е. Павлов (учитель), А. Т. Смирнов (зав. библиотекой им. Пушкина)3. Весной
1921 г. Комиссия по охране Пушкинского уголка, совместно с представителями Опо-чецкого исполкома и Губмузея, провели описание границ «заповедных» земель в имениях Михайловское и Тригорское и поставили вопрос об их государственной охране, в связи с чем инициировали идею о ликвидации
местных сельхозартелей, расположившихся на землях, непосредственно соседствующих с усадьбами. 14 июня 1921 г. совместное заседание Опочецких уездных отдела народного образования и земельного отдела приняли постановление об объявлении Михайловского, Тригорского и могилы А. С. Пушкина «заповедными»4. Осенью того же года, когда вопрос о границах земель и охране усадеб был решен на местном уровне, Псковский губисполком принял решение обратиться в Наркомпрос РСФСР «с ходатайством об объявлении Пушкинского уголка заповедным имением с принятием его под охрану, как исторического памятника, имеющего значение для всей Республики»5.
Понимание национального, всенародного значения имени и творчества А. С. Пушкина было присуще не только школьной, музейной или творческой интеллигенции, но и проникало во все слои власти. 17 марта 1922 г. Малый Совнарком РСФСР принял решение «объявить Пушкинский Уголок («Михайловское», «Тригорское», а также место погребения А. С. Пушкина в Свято-горском монастыре) заповедным имением с передачей его под охрану, как исторического памятника, НКПросвещения по Главмузею»6. Решение Совнаркома обязало профильные наркоматы (Наркомпрос, Наркомзем и Нар-комюст) определить и согласовать границы заповедника с тем, чтобы объявить земли, отведенные под него, национализированными. Вместе с тем организация государственного заповедника на месте, его финансирование и кадровая работа была возложена на Отдел по делам музеев (Главмузей) Главного управления по делам научных и художественных учреждений (Главнаука) Народного Комиссариата по Просвещению РСФСР. Непосредственно организация заповедника, или, как его стали именовать в документах, «госзаповедника «Пушкинский уголок», началась после официального получения распоряжений верховной власти Главмузеем.
В то же самое время Особое Совещание РАН 11-12 июня 1923 г. признало необходимым создание в Святых Горах Культурно-Просветительного цента и Народного Пушкинского университета, причем «будущим рассадником просвещения», призванным
реализовать намеченные в решении Особого совещания задачи, названа «находящаяся в Св. Горах советская школа II ступени им. Пушкина», для чего предлагалось взять государством «на свое иждивение» школу и библиотеку-читальню им. Пушкина7. Глав-музей «принципиально» согласился с решением особого Совещания, но просил РАН «детально проработать этот вопрос»8. На заседании Президиума Главмузея 23 июня 1923 г. по докладу Н. Г. Машковцева было принято решение об организации заповедника «Пушкинский уголок», в том числе о выделении финансирования, отводе и оформлении земель, создании экскурсионной станции и выделении 1 тыс. руб. «дензнаками» 1923-го года для командировании в «Пушкинский уголок» уполномоченному Опочецкого уот-наробраза и Особого совещания при РАН «тов. НИКИФОРОВСКОМУ»9. Уже в процессе «командировки» В. М. Никифоровский с 1 июля 1923 г. начинает исполнять должность заведующего «госзаповедником «Пушкинский уголок»10.
Василий Митрофанович Никифоров-ский не случайно стал первым заведующим «Пушкинского уголка». Родился он 16 марта 1891 г. в Санкт-Петербурге в семье священника, в 1915 г. окончил историко-филологическое отделение Петроградского университета, после чего работал в частной школе, а затем был призван на службу в армию. В 1919 г. Никифоровский вместе с семьей, по всей вероятности, спасаясь от голода, переехал в Опочку Псковской губернии, где также продолжил преподавательскую работу в школе. В июне 1921 г. Василий Митрофанович становится учителем русского языка и литературы в школе II ступени в Святых Горах, где 1 июля 1923 г. приступает к обязанностям заведующего госзаповедником «Пушкинский уголок»11. С момента приезда в Святые Горы Никифоровский стал председателем волостной Комиссии по охране Пушкинского уголка и начал активно участвовать в работе по «округлению» (т. е. описанию, демаркации и отводу) земель заповедника, тогда объявленного еще уездным исполкомом. Приступая к обязанностям заведующего заповедником, Василий Митрофанович должен был прежде наладить хозяйственную работу учреждения,
поскольку кредитование из центра отпускалось только на жалование сотрудникам по штату, а на все остальное вновь образованный музей должен был добывать средства самостоятельно. А это «все остальное» — просветительная, экскурсионная, выставочная, природоохранная, музейная работы — и были, собственно, той сферой деятельности, ради которой и создавался заповедник.
Никифоровский изначально верно понимал свои задачи в качестве заведующего вновь создаваемым Пушкинским музеем-заповедником. Новый заведующий прежде всего ставил целью «возбудить интерес к себе среди окружающего населения в лице профессиональных, партийных и государственных органов, завязать сношения с центральными научными и общественными организациями, выявить повсюду безко-рыстных друзей заповедника»12. Эта цель осуществлялась Никифоровским на всем протяжении его работы в музее, и ее достижение дало результаты. Именно помощь местных и столичных работников и учреждений, населения волости и уезда, позволили Никифоровскому добиться впечатляющих результатов уже за год его работы. Особую, центральную роль в становлении музея Василий Митрофанович отводил Святогорской школе П-й ступени, которую он считал центром культурной работы на месте и главным научно-методическим помощником в музей-но-просветительной работе.
Финансирования на содержание и развитие Заповедника на первоначальном этапе практически не было. Для того, чтобы начать минимальную просветительную и музейную деятельность, необходимо было прежде всего не просто основать, но и до определенного уровня развить собственное хозяйство, которое могло бы приносить пусть и небольшой, но твердый доход. Но даже обзаведение собственным хозяйством стоило немалых затрат на покупку «живого» и «мертвого» инвентаря, дойного стада, семян, оборудования и т. п. У Заповедника в качестве актива были только 27 дес. пахотной земли и 20 дес. покоса.
Первоначально Главнаука утвердила штаты госзаповедника в числе заведующего, помощника заведующего (заведующего хозяйством), двух лесных сторожей и сторо-
жа по паркам13. В ходе освоения хозяйства заповедника к ним были добавлены два работника по сельскому хозяйству и одна ра-ботница14. Поскольку первоначально в штате не были предусмотрены сельхозрабочие, то работу по хозяйству изначально приходилось выполнять «исполу», т. е. отдавать работы местным крестьянам за долю в урожае. Главную помощь в это, да и в последующее время, оказало наличие у заповедника 200 дес. «заповедных» лесов и парков, санитарную вырубку которых можно было направить на «оборотные» средства, как-то зарплату наемным рабочим, покупку (обмен) оборудования, скота, постройку хозяйственных строений. Так, например, крестьяне д. Зимари И. Семенов и Н. Васильев по расписке № 15 получили за работу 20 бревен15.
Постепенно, с укреплением хозяйства и появлением собственных рабочих, заповедник перешел на самостоятельную обработку земель. Итого по результатам работы в 192324 отчетном году доход от хозяйственной деятельности заповедника (продажа покосов, клеверных семян, молока, хлеба, аренда сада и огорода) составил 1228 руб., из которых на покупку инвентаря было потрачено 180 руб.16 Весь 1923-й год ушел на основание твердого хозяйства Заповедника, которое уже к лету 1924 г. дало возможность высвобождать скромные средства на главную задачу Заповедника: музейную, просветительную и экскурсионную работу.
На первых порах организации хозяйства заповедника активную помощь оказывал Опо-чецкий исполком, считавший заповедник сферой своих полномочий. Так, 27 июня 1923 г. Опочецкий уисполком пытался купить за собственные средства у Святогорской заготконторы Псковского губпродкома двух лошадей17. Его инициативу поддержал Главмузей, ходатайствовавший перед Наркомпродом о разрешении такой покупки. Опочецким УОНО была также передана Заповеднику корова.18 В то же время Главмузей отказал Пушкинскому волостному исполкому в ставке библиотекаря для Пушкинской избы-читальни в Святых Горах19. На 1924-25 плановый год Главнаукой, помимо жалованья, всего было запланировано Пушкинскому уголку на хозяйственные расходы 240 руб. и на научные — 500 руб.20
Собственно, местные органы власти, так или иначе представлявшие Опочецкий уисполком, осуществляли контроль за хозяйственной деятельностью заповедника. Это были Волостной отдел Опочецкого РКП, Волостной исполком, местная ячейка Союза Рабпроса, Уездный Отдел народного образования. Представители этих органов власти входили в Комиссию по охране Пушкинского уголка и непосредственно заслушивали отчеты Никифоровского, проверяли работу на месте, проводили плановые и внеплановые ревизии. Две ревизии были проведены в 1924 г.: одна в феврале — заведующим уездным отделом народного образования, другая в июне — уездной Комиссией по обревизо-ванию волости. В июле 1924 г. Никифоров-ский отчитывался перед Президиумом Опо-чецкого уисполкома. Получая от Опочецкого уисполкома кредиты и ассигновки на хозяйственные нужды, Никифоровский отчитывался перед Общим отделом уисполкома, куда предоставлял и авансовые отчеты21. Из вышесказанного видно, насколько «плотно» Никифоровский был «охвачен» уездными властями, и как трудно было ему обходить их «опеку» в основной, музейно-просветитель-ной деятельности заповедника.
Главной проблемой существования музея-заповедника «Пушкинский уголок», которая грозила его планомерному развитию и осуществлению главных задач, была неопределенность его административно-государственного статуса. Сразу несколько государственных органов и учреждений различного уровня претендовали на руководство работой вновь образованного музея. Во-первых, это был Опочецкий уисполком, документально, на местном уровне, «организовавший» заповедник и оказывавший ему финансовую помощь. Исполком видел в заповеднике простой «совхоз», сельхозучреждение, которое должно было нести плановую «товарную» и «налоговую» нагрузку, и, соответственно, во всех мероприятиях отчитываться и подчиняться местному Совдепу. Во-вторых, это был Псковский Губмузей, непосредственно контролировавший и организационную, и музейную работу заповедника. В-третьих, это был Пушкинский Дом, который в лице Особого Совещания по охране Пушкинского
уголка РАН пытался руководить заповедником в научном и методическом плане и определять его развитие как научного учреждения. И, наконец, в-четвертых, это был собственно Музейный отдел Главнауки Наркомпроса, плативший жалование сотрудникам заповедника и номинально «финансировавший» его. Расхождение в целях всех этих учреждений и органов привело к тому, что каждый из них тянул заповедник в свою сторону и видел в нем просто объект управления. Как ни странно это сейчас звучит, но выиграл в этой борьбе Опочецкий Совдеп, что, в конечно счете, привело к чехарде и неразберихе в жизни заповедника и, в конечном счете, поставило его на грань существования уже менее чем через десять лет, к началу 1930-х гг.
Никифоровский ясно осознавал эту проблему, и она его тревожила. В марте 1924 г. им был подготовлен проект Положения о Заповеднике. Задачей его было определить ведомственную принадлежность учреждения, до сих пор вызывавшую некоторые сомнения. В Проекте четко говорилось, что заведующий заповедником непосредственно подчиняется Музейному отделу Главна-уки, Пушкинский Дом осуществляет только научное руководство, Псковский Губмузей осуществляет контроль над заповедником со стороны Главмузея, а «места» (т. е. местные органы, под которыми подразумевался, конечно, Опочецкий уисполком) «принимают широкое участие в жизни (!) заповедника»22. Таким образом, Никифоровский, предвидя беду, пытался полностью отстранить уездный исполком от вмешательства в работу музея. Примечательно, что Проект Положения Никифоровский не направил на рассмотрение Опочецкого уисполкома, хотя все остальные органы, вплоть до волостной Комиссии по охране, в его обсуждении участвовали.
Первоначально Проект был принят местной Комиссией по охране Пушкинского уголка, затем передан в Псковский Губмузей, который с благоприятным отзывом направил его на заключение Особого Совещания по охране Пушкинского уголка при РАН. Принятый Особым Совещанием, Проект был направлен на утверждение Главмузея, последний рекомендовал его расширить. Пока Положение не было принято окончательно,
Главмузей обещал Никифоровскому прислать временную инструкцию заведующему, однако к концу 1924 г. ее не было. В результате Василий Митрофанович позже с огорчением писал: «Отсутствие до сих пор хотя бы руководящих указаний об административных взаимоотношениях заповедника с другими государственными органами несомненно должно осложнить дальнейшую деятельность заповедника, как учреждения всероссийского значения»23. Никифоровский позднее указывал причины напора местных властей: «беспомощность Центра низводит «Пушкинский уголок», как государственный заповедник, на степень учреждения уездного учреждения. А это приводит к путанице во взглядах на заповедник со стороны местных органов власти, и даже при безкорыстных их усилиях создает пагубные заблуждения»24. Он предвидел реальные последствия этой неразберихи, допуская в 1925 г, уже после своего увольнения, «для заповедника возможность превращения в обычное советское или трудовое хозяйство, от чего четыре года тому назад он был спасен чрезвычайными усилиями местных работников»25.
Тем не менее, Никифоровский, создав на месте заповедника развивающееся хозяйство, активно принялся за разработку и реализацию музейно-просветительных проектов. 7 июня 1924 г. в библиотеке-читальне, существовавшей в Святых горах с 1895 г., им был открыт Пушкинский музей. Небольшая выставка, посвященная А. С. Пушкину, существовала в библиотеке и раньше. Ники-форовский произвел ремонт и переделку помещения читальни: вырубил дополнительно два проема для дверей, вставил в них двери, установил дощатую переборку (стену), сделал наружное крыльцо, снял купол над часовней, перекрыл заново крышу, с заменой стропил, обрешетки и кровли, повесил на окнах ставни, вставил стекла, оштукатурил и покрасил стены, поставил новый туалет26. Всего Никифоровским в библиотеке-читальне, таким образом, были сделаны две комнаты для Пушкинского музея27. Пушкинский музей освещал «жизнь и творчество Пушкина», без михайловского периода. В его состав вошли предметы предыдущего музея библи-отеки28.
30 июня 1924 г. Никифоровский просил 100 руб. на оборудование Пушкинского музея, который был открыт в день празднования 125-летия со дня рождения А. С. Пушкина, и ремонт библиотеки-читальни, которые уже были «позаимствованы частным образом», т. е. потрачены29. В числе произведенных трат было приобретение самовара, принадлежавшего П. А. Осиповой, что обошлось в 15 руб. Деньги Главнаука, согласившись с произведенными расходами, внесла в финансирование на 3-й квартал 1924 г. Однако позднее, 19 июля 1924 г. Главнаука перенесла финансирование уже произведенных по ремонту библиотеки-читальни работ на 1924-25 финансовый год30.
После праздников Пушкинский музей остался под «охраной» заведующего библиотекой-читальней, члена Комиссии по охране Пушкинского уголка А. Т. Смирнова, а затем перенесен (по соображениям противопожарной безопасности, из деревянного в каменное помещение) 30 октября 1924 г. в Покровской (северный) придел Успенского собора Свято-горского монастыря.
В этом же Покровском приделе собора был утроен музей, называвшийся «Губ-музеем», в котором экспонировались вещи бывшего Святогорского монастыря, находившиеся теперь в ведении Псковского художественного музея. Открыть музей Никифоров-скому помог сотрудник Псковского Губмузея И. Н. Ларионов. Музей для посещения был открыт 12 сентября 1924 г. В нем находились, в том числе, Евангелие Московского издания второй половины XVIII в., актименс того же времени, цветные платки середины XIX в. Всего в музее находилось 44 предмета31. Хотя музей, а точнее выставка, был открыт всего три дня, ее посетило 286 чел.32
Оборудовав Пушкинский музей в Святых Горах, Василий Митрофанович планирует одновременно открыть отделение Пушкинского музея в Михайловском. Для этого он предполагает использовать две комнаты Дома Колонии литераторов, в которых собирается устроить экспозицию «со специальной задачей» — посвятить ее пребыванию А. С. Пушкина в Михайловском. Никифоровский усложнял себе задачу, а именно, он планировал в новой экспозиции поместить портреты
знакомых и друзей А. С. Пушкина, «снимки» рукописей поэта, написанных в Михайловском произведений, прижизненные издания произведений, написанных А. С. Пушкиным в ссылке, отдельные книги из михайловской библиотеки Пушкина, литературу о Михайловском и Тригорском33. Как видно, замысел его был не просто грандиозный, но, по тем временам, просто отважный34.
В музее, постоянно пополнявшемся усилиями друзей Пушкинского уголка, к осени 1924 г. состояли: «а) книги о Пушкине и сочинения Пушкина — всего 390 названий;
б) воспроизведения с портретов, рукописей Пушкина, снимки местности — всего 153;
в) предметы, характеризующие быт эпохи —44; г) экспонаты учащихся Ленинградских и Святогорской школ — 26»35. В число перечисленных музейных экспонатов не входят 2000 томов пушкинских произведений, преданных Ленинградским Губполитпросветом для бесплатной раздачи посетителям, и книги (неизвестное число), переданные Пушкинским Домом в библиотеку-читальню36.
Среди «доброхотов», оказавших помощь в организации и наполнении Пушкинского музея, были Пушкинский Дом, Российская книжная палата, Ленинградское отделение Госиздата, Госиздательство в Москве, Ленинградский книжный фонд, Государственный музейный фонд в Ленинграде, Общество популяризации художественных изданий, Ленинградский ГубОНО, Ленинградский Губпрофсовет, Ленинградская районная библиотека им. Пушкина, Пушкинская библиотека при Доме Коммунистического воспитания молодежи им. Глерона, Библиотечный фонд, Ленинградского Губполит-просвета, Ленинградский Экскурсионный институт, Псковский Губмузей, многочисленные частные издательства (Academia, Сабашниковых, Брокгауза, Атеней, Аквилон и др.)37. Среди дарителей портретов, воспроизведений рукописей, фотографических снимков были Ленинградская комиссия по устройству чествования (А. С. Пушкина) при Пушкинском Доме, В. Д. Княжевич (подарившая «фотографические снимки Михайловского и Тригорского» из «коллекции Краусского»), С. А. Цвылев. Особо надо отметить С. А. Княжевич, которая подарила
Грамоту имп. Елизаветы Абраму Петровичу Ганнибалу о пожаловании Михайловской губы («Грамота написана золотом на белом пергаменте и обрамлена расписанными акварелью виньетками. Документ отлично со-хранился»)38.
Как видно, Василию Митрофановичу в помощь Пушкинскому уголку удалось мобилизовать большое количество представительных научных и культурных учреждений. Это стало возможным благодаря личным связям Никифоровского в столицах, его личному авторитету, неуемной энергии и, конечно, имени А. С. Пушкина, уже в это время воспринимавшегося не только просвещенными кругами, но и советскими властями как народный феномен. За «исключительную помощь» в создании и оснащении Пушкинского музея Никифоровский персонально благодарил «действительного члена» Экскурсионного Института Т. И. Черепнину, «члена» того же Института Л. И. Пескову, сотрудницу Пушкинской библиотеки в Ленинграде Е. И. Корвич-Каменскую и фотографа Пушкинского Дома В. М. Федорова.39
По окончании праздников, 1 октября 1924 г. отделение Пушкинского музея в Михайловском было «свернуто», все вещи были уложены в ящики. Никифоровский планировал весной 1925 г. отремонтировать второй, парный дом Колонии литераторов (правый, если смотреть от въездной аллеи), чтобы уже там разместить Отделение Пушкинского музея в Михайловском на постоянной ос-нове.40 В смете на 1924/25 финансовый год, составленной Никифоровским еще 18 июля 1924 г., он просил деньги на ремонт парных флигелей бывшей Колонии литераторов, в которых предполагал разместить: в «доме № 1» (т. е. правом) — квартиру заведующего хозяйством Заповедника, кабинет заведующего Заповедником (т. е. свой) и канцелярию, а в доме № 2 (т. е. левом) — читальню Заповедника, постоянную выставку (музей), 2 комнаты для отдыха экскурсантов и склад41. Из необходимых работ до 1 ноября 1924 г. во флигеле № 1 былиотремонтированы 2 комнаты, утроены 2 (голландских?) стояка и общая печная труба, во флигеле № 2 были сделаны русская печь, печная труба, встроены оконные рамы42.
За период с 1 июля по 1 октября 1924 г. Пушкинский музей в Святых горах посетило 1000 чел, а за время празднования 100-летней годовщины приезда А. С. Пушкина в Михайловское Отделение Пушкинского музея, открытое для посетителей 13, 21 и 29 сентября 1924 г., посетило 300 чел. (официально зарегистрировано было 237 чел.)43.
С 1 июня 1924 г. Никифоровский за счет приобретений заповедника, помощи Свято-горской школы, Ленинградского музейного фонда и Псковского Губмузея открыл экскурсионную станцию на 20 мест при Свято-горской школе I-ой ступени44, причем лично стал ее заведующим до своего ухода с должности заведующего Пушкинским уголком45. Для организации станции была произведена побелка помещения школы46. Экскурсионная станция предлагала посетителям Уголка не только ночлег, но и горячее питание. Кровать с питанием в сутки стоили 35 коп., кровать с кипятком — 10 коп., мат (матрац с соломой?) с кипятком — 5 коп. На обед и ужин одному человеку в день отпускалось 1,5 фунта мяса, т. е. 0,63 кг.47 Сопровождение экскурсантов и экскурсии были бесплатными.48 Поскольку в госзаповеднике еще не существовало научно-методической части, экскурсии ограничивались «элементарными объяснениями», которые делали старшие учащиеся Святогор-ской школы, сопровождавшие посетителей госзаповедника. Это была своевременная мера Никифоровского ввиду предстоящих в июне и сентябре 1924 г. праздников. Во время празднования 125-го дня рождения А. С. Пушкина станция обслужила 413 чел., а во время 100-летней годовщины приезда А. С. Пушкина в ссылку — 125 чел. Всего с 1 июня по 15 сентября 1924 г. экскурсионная станция приняла 589 чел.49 Никифоровский планировал весной 1925 г. расширить экскурсионную станцию и перенести ее из помещения школы в бывшую Святогорскую богадельню, для чего необходимо было ее от-ремонтировать50.
18 июля 1924 г., подводя итоги своей недолгой работы в качестве заведующего, Василий Митрофанович с гордостью отмечал: «Дело уже заложено без особых на то, до настоящего дня, кредитов. Музей основан и открыт, экскурсионная станция функционирует,
книжный фонд добыт. Все, конечно, скромно, но отклик и сочувствие у приезжающих экскурсантов встречает определенное»51.
Помимо музейно-просветительской работы, в задачи заповедника входила также охрана заповедных лесов и парков. В 1923-24 гг. количество самовольных порубок существенно сократилось и не выходило за уровень среднего числа «общей нормы». Так, за период с 1 октября 1923 г. по 24 июня 1924 г. было обнаружено «всего» 390 «самовольных свежесрубленных пней»52. Однако сил на настоящий уход за таким количеством леса (200 дес.) не было, поэтому уход за лесом ограничивался только уборкой валежника и мусора. В 1924 г. из парка и «рощ» было вывезено 350 возов «лесного мусора», в парках устроены дорожки на протяжении 72 саж., вычищено 3 пруда, через один пруд устроен мостик, устроены мостки через речку, построено 50 саж. забора53. За все время работы Никифоровского было проведено четыре воскресника местными партийной ячейкой и профорганизациями по восстановлению старых дорожек в Михайловском парке. Поскольку специалистов по паркам в заповеднике не было, работы по устройству парков откладывались. Василий Митрофа-нович рассчитывал, что уже в следующем, 1925-м, году заповедник весь доход будет тратить на развитие хозяйства, а прибыль от него позволит в 1926 г. обратить средства на «работы по парку»54. Время до 1926-го года, когда появятся средства на восстановление парков, Никифоровский планировал на разработку научного плана «этих работ».
Активная организационно-музейная деятельность Никифоровского была вызвана, конечно, и необходимостью торжественно отметить два юбилея, которые намечались в 1924 г. В начале июня исполнялось 125-летие со дня рождения А. С. Пушкина, а в конце августа — 100-летняя годовщина приезда поэта в ссылку в Михайловское. Первый юбилей отмечался 6-8 июня 1924 г. и собрал 200 чел. «местного населения и представителей Опоч-ки, Новоржева, Острова и Пскова»55. 6 июня состоялись торжественный митинг на могиле А. С. Пушкина, шествие в Михайловское и посещение Домика няни, в котором Никифо-ровский рассказал «о исторической судьбе
Михайловского». Вечером того же дня в Народном доме56 в Святых Горах состоялись литературный вечер и спектакль, организованный местными любителями и школьниками. 8 июня в Народном доме было проведен Кооперативный съезд крестьянства, после которого состоялось торжественное собрание, на котором Никифоровский выступил с докладом «Пушкин и современность», а затем были сыграны сцены из «Бориса Годунова» и «Русалки».
Для празднования второго юбилея Никифоровский обратился в Главмузей с просьбой выделить средства на празднование 100-летия михайловской ссылки поэта, юбилей которой первоначально предполагался 21 августа 1924 г. Никифоровский писал, что «желательно придать празднованию самый широкий характер с привлечением крестьянских масс и приглашением представителей центра, работников науки и театра»57. Главмузей выделил на празднование юбилея 100 (сто) руб.58 Тем не менее, при Пушкинском Доме была создана Комиссия по чествованию (А. С. Пушкина). Ею был разработан план торжеств. Для привлечения внимания населения широко публиковались заметки и статьи в газетах, сам Никифоровский ездил в Псков, Ленинград и Москву с целью «личных обращений к полезным для заповедника организациям и лицам». В итоге свыше ста представителей из Москвы, Ленинграда и Пскова приняли участие в торжествах, в том числе и Президент РАН А. П. Карпинский. Среди участников торжеств были знаменитые революционеры, ученые, пушкинисты, писатели, поэты, театральные деятели: Н. П. Анциферов, А. С. Искоз-До-линин, Н. В. Измайлов, Д. И. Абрамович, Е. Е. Колосов, В. П. Семенов-Тян-Шанский, Б. В. Томашевский, Л. П. Гроссман, Гин-сбург59, М. А. Цявловский, А. И. Пиотровский, В. Я. Шишков, Н. Н. Никитин, С. А. Семенов60, И. А. Новиков, И. И. Садофьев61. На празднование съехалось большое количество уездных работников, окрестных крестьян, молодежи. Из Опочки, например, пришли пешком все учащиеся старших классов школы П-ступени во главе с учителями62. Всего чествование А. С. Пушкина в сентябре 1924 г. собрало свыше 2000 чел.
12 сентября в четыре часа дня состоялось общее собрание делегаций, на котором почетными председателями собрания были выбраны М. И. Калинин, А. В. Луначарский и Н. К. Крупская. После собрания в сопровождении оркестра участники торжеств возложили венки к могиле А. С. Пушкина63. Вечером состоялось торжественное собрание, в котором приняли участие «свыше полутора тысяч участников». На заседании прозвучало 28 торжественных речей. Выступавшие единодушно отмечали «общенародное значение» Пушкинского праздника, исключительную «драгоценность» «Михайловских рощ», как «замечательного нерукотворного памятника» великому поэту. Особо отмечалась «поучительность Михайловских рощ, как живого музея природы»64. «Ораторов оказалось так много, что число их пришлось ограничить»65.
На следующий день состоялись посещение Святогорского монастыря, кладбища Тимофеевой горки и Пушкинского музея. Днем была совершена поездка в Михайлов-ское. Вечером в Народном доме был устроен вечер поэтов и писателей, на котором читали и «мелодекламировали» произведения А. С. Пушкина и свои собственные стихи, посвященные великому поэту. В. В. Тимофеева (Починковская) читала отрывки из своих воспоминаний о Михайловском, певица Мазуренко исполнила романсы на стихи А. С. Пушкина.
Утром 14-го сентября «виднейший специалист по музейно-экскурсионному делу» Н. П. Анциферов прочитал для местных учителей доклад о поэме «Медный всадник». В этот же день была проведена экскурсия в Тригорское. На следующее утро были посещены окрестности Михайловского и имение Петровское. Днем в Михайловском состоялся митинг, а затем был торжественно открыто отделение Пушкинского музея. Вечером того же дня в Народном доме в Святых Горах состоялся прощальный вечер, на котором выступали гости праздника, а ночью местные учителя дали делегатам банкет. На банкете была выдвинута идея создания «Общества друзей Заповедника», в состав которого «единодушно вступили все присутствующие»66. 16-го сентября 1924 г. днем гости празднеств разъехались67.
Празднование 100-летней годовщины приезда А. С. Пушкина в Михайловское приняло массовый, общенародный характер и прошло с большим энтузиазмом, на грандиозном духовном подъеме. Впервые, может быть, имя А. С. Пушкина прославлялось столь массово, столь единодушно и столь искренне, впервые его стихи звучали лейтмотивом целого общества, и впервые А. С. Пушкин выступил объединяющим символом, и даже не символом, а реальным человеком, для людей самых разных профессий, взглядов, образования, общественного положения.
Поставленные Никифоровским при подготовке юбилейных торжеств в Михайловском цели были полностью выполнены. Заповедник пополнился ощутимым книжным фондом, получил экспонаты для музейной работы, качественно пополнилась библиотека-читальня им. Пушкина. Были завязаны научные и деловые связи со столичными научными, литературными и просветительными учреждениями, деятельность заповедника привлекла внимание многих ученых, писателей, общественных деятелей, просветителей, которые желали и могли оказать помощь музею. И все это было сделано практически без государственных финансовых вливаний, на одном энтузиазме и энергии Никифоровско-го, местной интеллигенции и неподдельного интереса к заповеднику и Пушкину губернской и столичной общественности.
Между тем, в самый разгар праздника, 15 сентября 1924 г., новый заведующий хозяйством «Пушкинского уголка» А. И. Ще-голев написал в Опочецкий уездный комитет РКП(б) «заявление», в котором обвинял В. М. Никифоровского и бывшего заведующего хозяйством Г. Ф. Богданова в злоупотреблениях, бесхозяйственности, хищении средств и имущества заповедника. Одним из главных обвинений в «заявлении» была «пропажа» строительного леса, отпущенного заповеднику на строительные нужды в количестве 600 бревен, который, по утверждению А. И. Щеголева, был продан окрестным крестьянам или пережжен на уголь для про-дажи68. 29 сентября Комиссия Опочецкого уисполкома провела ревизию хозяйственной работы заповедника и выявила финансовые «нарушения», как-то, отсутствие приходно-
расходных книг, неправильно оформленные расписки наемных рабочих на получение за работу денег, хлеба и леса, неправильно оформленные ордера и сметы на выполненные работы, отсутствие оправдательных документов (кассовых и приходных ордеров, расписок, счетов) на часть ассигнований, выдаваемых Опочецким уисполкомом. Комиссией в вину заведующему ставилось даже то, что на части расписок кресты неграмотных крестьян и крестьянок заверялись подписями рабочих заповедника69. По представлению Президиума Опочецкого уисполкома 9 декабря 1924 г.70 против Никифоровского и бывшего заведующего хозяйством заповедника Г. Ф. Богданова «через прокурорский надзор» было возбуждено уголовное дело по п. 1 статьи 128 УК РСФСР по обвинению в халатности и бесхозяйственности.
В этом, собственно, и проявилась позиция Опочецкого уисполкома, которому кипучая деятельность Никифоровского на посту заведующего Пушкинским уголком показалась слишком самостоятельной, не учитывающей местные нужды, слишком оторванной от хозяйственной жизни волости и уезда. С точки зрения Опочецкого Совдепа, заведующий заповедником должен был являться не просто уездной креатурой, но непосредственно «частью» уездной власти, ее органичной оставляющей, т. е. простым проводником уездных распоряжений. Ни-кифоровский предчувствовал «развязку», недаром он высказывал опасения по поводу неясности своего (т. е. заповедника) административного положения. 18 сентября 1924 г., видимо, узнав о «заявлении» А. И. Щеголева, т. е. через день после окончания торжеств, Василий Митрофанович запросил у Главму-зея месячный отпуск. Не получив вовремя ответа, Никифоровский еще раз, 24 сентября телеграммой с оплаченным ответом просит отпуск, уже с 1 октября 1924 г.71 18 октября 1924 г. Главмузей разрешил Никифоровскому месячный отпуск, запрошенный им72.
Но еще до этого, не получив вовремя ответа, Никифоровский 2 октября 1924 г. подает прошение об «отводе» его с должности заведующего, в котором указал причины своего решения: «В последних числах сентября до меня дошли сведения, что Уездный Ис-
полком считает целесообразным отвод меня с занимаемой должности. 30-го сентября я в личном объяснении с зам. Председателя Исполкома т. Ивановым, секретарем Исполкома и членом Исполкома б. завед. Уоно т. Васильевым я получил подтверждение этим сведениям. Мотивы, указанные означенными лицами свелись к следующему: необходимости передвижки работников вообще и в частности замещение ответственных постов партийными кандидатами. Мне ставилась на вид непосредственная связь с центром в ущерб контакту с местами и работа с б. за-вед. хоз. Богдановым73, признанными неподходящими к своей должности. Официального письменного уведомления я еще не получил. Тем не менее, при сложившихся обстоятельствах вынужден снять с себя обязанности за-вед. Заповедником, о чем довожу до Вашего сведения»74.
Пушкинский Дом, узнав об увольнении Никифоровского, выразил «по этому поводу крайнюю нежелательность подобного вмешательства местных органов в управление заповедником без предварительного согласования соответствующих вопросов с подлежащими центральными учреждениями»75. Он особо отмечал, что «В. М. Никифоровский является весьма ценным работником, который вполне оправдал оказанное ему доверие своей энергией и правильным пониманием задач заповедника как культурного уголка, призванного хранить память великого поэта и обслуживать культурные нужды окрестного населения»76. Тем не менее, попытки уговорить Василия Митрофановича остаться на работе в заповеднике оказались тщетны, поскольку он «категорически отказался от должности»77. Уже вдогонку,после указанных событий, 26 ноября 1924 г. Главмузей запросил Опочецкий уисполком о причинах «отстранения» Никифоровского, однако ответа не получил78. Задним числом Главнаука освободила Никифоровского от должности с 15 ноября 1924 г.79
Сам Никифоровский 1 октября уехал в Ленинград. Василий Митрофанович, будучи в Ленинграде, называл выводы комиссии «основанными на недоразумении» и считал, что его личные объяснения по поводу предъявляемых ему обвинений внесут в дело должную
ясность. В январе 1925 г. Никифоровский лично приезжал в Святые Горы и давал показания судебному следователю «об обнаруженных непорядках и незакономерностях в хозяйстве и делопроизводстве заповедни-ка»80. При этом Никифоровский просил следователя дождаться приезда представителя Главмузея, чтобы «проверить данные акта» в своем присутствии. 25 июля 1925 г. следствием была проведена новая ревизия хозяйства и делопроизводства заповедника, причем следствие «неожиданно» обнаружило «наличие приходно-расходных книг» заповедника. При их сверке оказалось, что записанный в этих книгах на 1 октября 1924 г. остаток сумм составлял 18,29 руб., а при пересчете документации фактический остаток сумм на 1 октября составил 43,89 руб.81 Кроме того, были выявлены материалы неоднократных ревизий делопроизводства и хозяйства заповедника, проводившиеся Комиссией по охране Пушкинского уголка и Комиссией Опо-чецкого УОНО, которые не выявили никаких нарушений в ведении хозяйства заповедника. Больше того, «детальный опрос» работников заповедника и крестьян соседних деревень не подтвердил ни одно из обвинений, предъявляемых руководству заповедника. Так, например, все опрошенные показали, что полученный заповедником лес был израсходован на собственные нужды и, главным образом, на оплату труда наемных рабочих. Поводом же для слухов, будто руководство продает лес, была продажа бревен одним крестьянином, получившим его за работу. Из материалов дела видно, что при производстве ревизии Комиссией Опочецкого уисполкома, приходно-расходные книги и другие «оправдательные» документы, находившиеся подшитыми в отдельных тетрадях, были скрыты от ревизоров. Фактически, «заявление» против Никифоровского, а также «результаты» ревизии были сфальсифицированы. В итоге, старший следователь Псковского Губсуда по Опочецко-Новоржевскому участку Н. В. Сэ-нис 28 сентября 1925 г. вынес постановление о прекращении уголовного дела82.
Тем временем, Никифоровский уже с 3 октября 1924 г. начал преподавательскую работу в школах Ленинграда, с 1931 г. — в вузах, 1 октября 1932 г. был назначен на долж-
ность доцента Института Советского строительства им. М. И. Калинина, на которой поощрялся денежной премией и почетными грамотами «как хороший производственник и общественник», «за лучшую ударную работу», «за добросовестное отношение к общественной работе»83. Одновременно с преподавательской работой Никифоровский в 1926-1930 гг. состоит казначеем, секретарем, а затем и заместителем Председателя Общества друзей Пушкинского Заповедника при Пушкинском Доме. Но судьба еще раз привела его в Михайловское.
Весной 1934 г., после окончательной передачи Пушкинского заповедника в ведение Академии Наук, заместитель директора Пушкинского Дома Ю. Г. Оксман предложил В. М. Никифоровскому принять на себя заведование Пушкинским уголком. В это время Василий Митрофанович уже был доцентом ленинградского института, где ожидал назначения заведующим кафедрой, и полностью отказаться от преподавательской работы не решился. Он сообщил Оксману, что для выполнения минимума обязанностей по институту (чтобы остаться штатным преподавателем) ему необходимо находиться в Ленинграде с сентября по декабрь. Кроме того, он пояснил в своем письме Оксману 4 апреля 1934 г., что свою работу в заповеднике он «рассматривает не как технически-оперативную, а как руководящую, организатор-скую»84. Несмотря на поставленные условия, 17 июня 1934 г. Никифоровский приказом ИРЛИ был назначен директором Пушкинского заповедника, а 23 июня приступил к своим обязанностям. О своем назначении и задачах заповедника Никифоровский дал интервью газете «Пушкинский колхозник»85.
Между тем положение заповедника весной 1934 г. было попросту плачевным. Еще в 1932 г. заповедник вышел из подчинения Главнауки, и 7 апреля 1932 г. вместе с усадьбами и сельскохозяйственными угодьями был передан Ленинградскому музею социалистической реконструкции сельского хозяйства, который, в свою очередь, 14 февраля 1933 г. передал его в аренду землячеству общества «Красный партизан», а в июле 1933 г. «продал» Отделу рабочего снабжения Ленинградской типографии им. М. И. Лохан-
кова, организовавшему в Заповеднике совхоз им. А. Б. Халатова.
Никифоровский принялся за дело, конечно, осторожно, поскольку для организации музейно-просветительской работы ресурсов у заповедника (если на тот момент можно так назвать пушкинские михайловские места), не было, не имелось, ни какой организационной базы музея, да, собственно, не существовало и хозяйства, способного поднять и развернуть музейную работу. Верный своим принципам и памятуя о том, как начиналась и на чем базировалась его музейная работа в 1923/24 гг., Никифоровский составил план культурно-массовой работы в школе и в районе, которую (работу) считал главным стержнем возрождения заповедника. В то же время, Никифоров-ский считал реанимацию музея-заповедника невозможной без решения «земельного» вопроса и ликвидации «хозяйствующих субъектов» на территории заповедника.
Василий Митрофанович обратился к вопросу о границах Заповедника в докладной записке директору ИРЛИ 28 августа — 9 сен-тября86, в которой писал, что впервые границы Заповедника были намечены актами 25 и 31 мая 1922 г.87 местной Комиссией по охране. Тогда в состав Заповедника не вошел участок земли за озером Маленец из-за споров с соседними деревнями, хотя он представлял собой единое «художественное» целое с Заповедником. 21 июня 1923 г. Главнаука, обращаясь в Наркомзем с просьбой утвердить «округление» заповедных земель Михайловского, просила включить в границы Заповедника 7 дес. земли вместе с озером Маленец, не вошедшие в его границы.88 Об этом же 5 августа 1925 г. постановила и Комиссия по научно-художественной охране Пушкинского уголка, а именно «о присоединении к территории Заповедника «Савкиной Горки», Лесистого Холма, озера Маленец с берегами и с другой стороны (от Кириллова) земли с лесом»89. По земельной описи Опочецкой земельной комиссии 9 марта 1927 г. часть этого участка вошла в границы Заповедника. По плану же 1928 г. уже весь участок за озером Маленец вместе с Савкиной горкой вошел в границы заповедника, кроме того, была увеличена береговая линия вдоль озера Петровское в направлении Петровского, в заповед-
ник вошло городище Воронич, весь холм и кладбище. Однако комиссия по приему и сдаче Заповедника 17 января 1934 г. в отношении участка за озером Маленец ограничилась «лесистым холмом», а в отношении Ворони-ча — только кладбищем. Никифоровский в записке указывает, что при утверждении границ Заповедника необходимо включить в его состав весь участок земли за Маленцом, весь холм на городище Воронич, а также не только могилу Пушкина и могильный холм, но и собор. Речь у Никифоровского шла именно о научном определении границ «заповедных» территорий, необходимых и для того, чтобы ликвидировать на территории заповедника все немузейные организации, учреждения и всевозможные артели.
В этот раз Василий Митрофанович не взял на себя бремя нового подъема музея, видя его удручающее состояние и памятуя о силе местных властей, перед лицом которых в 1924 г. спасовали и Пушкинский Дом, и сама Главнаука. К началу занятий в Институте Никифоровский вернулся в Ленинград, где 25 сентября 1934 г. в Институте получил за-ведывание кафедрой языков и литературы90. К тому же он готовил кандидатскую диссер-
тацию по творчеству К. Аксакова, изучением которого занимался практически всю свою жизнь. Собственно, Василий Митрофанович предпочел журавля в руках — должность доцента и заведывание кафедрой в столичном институте — синице в небе — сомнительной должности в разваленном музее в глухой провинции посреди своих «классовых» врагов, без какой-либо поддержки, моральной и финансовой, «сверху». Может быть, это и спасло его в печально памятном 1937 году.
Василий Митрофанович продолжил преподавательскую работу в Ленинграде, где его застала Великая Отечественная война и блокада. Он успел отправить из города в Тихвин семью, которая благополучно пережила эвакуацию. Сам Василий Митрофанович умер в блокадном Ленинграде от истощения 2 февраля 1942 г. и похоронен на Пискарев-ском мемориальном кладбище. Несмотря на свою небольшую по времени работу в Псковской губернии, Василий Митрофано-вич Никифоровский по праву занял место в когорте выдающихся псковских просветителей самой драматической, противоречивой и плодотворной эпохи — советского периода российской истории.
Примечания
1 Гареев З. Х. Как мы спасли домик няни // Смена. 1936. № 9. С. 31.
2 Гладкий А. Пушкинский уголок в Псковской губернии. Псков. 1922. С. 14.
3 Российский государственный архив литературы и искусства (далее — РГАЛИ). Ф. 2591. Оп. 1. Д. 406. Лл. 1-2, 3-3об.; Прозорова Н. А. В. М. Никифоровский — первый директор Пушкинского заповедника // Русская литература. 2003. № 2. С. 151; Устимович П. М. Михайловское, Тригорское и могила Пушкина. Л. 1927. С. 8.
4 Пушкинский Заповедник. Книга поступлений (ПЗ-КП). 4678/16. Д. 20. Лл. 1-1об. (Опубликовано: Жучков К. Б. Основание Пушкинского Заповедника по документам Государственного архива Российской федерации // Михайловская пушкиниана. Вып. 60. 2013. С. 104-105).
5 Официальный бюллетень Псковского губисполкома. 26 ноября 1921 г. № 6. С. 1.
6 Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф. А-2306. Оп. 1. Д. 800. Л. 11.
7 ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 3. Д. 168. Л. 72.
8 Там же. Л. 73.
9 Там же. Д. 23. Л. 3об.-4. ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 9. Д. 151. Л. 64. Эту дату Никифоровский указывает в просьбе о двухнедельном отпуске в июле 1924 г. Н. А. Прозорова ошибочно пишет о принятии на работу Никифоровского 1 апреля 1924 г. (Прозорова Н. А. В. М. Никифоровский — первый директор Пушкинского заповедника // Русская литература. 2003. № 2. С. 153). Е. А. Зонтова называет и 1922, и 1923 гг. (Зонто-ва Е. А. Пушкинские места Псковской земли в 1837-1945 гг. : от дворянской усадьбы к государственному заповеднику. Дисс. ... канд. истор. наук. СПб. 2015. С. 117, 211) Кроме собственноручного указания В. М. Никифоровского, о приеме его на работу в качестве заведующего «госзаповедником «Пушкинский уголок» с 1 июля 1923 г. свидетельствует запись в Трудовом списке Никифоровского,
10
заверенная удостоверением Главнауки за № 3333 от 1 апреля 1924 г. (Рукописный отдел Института русской литературы РАН (Пушкинский Дом) (далее — РО ИРЛИ (ПД)). Ф. 857. Оп. 1. Д. 1. Л. 1об.-2). Н. А. Прозорова спутала дату удостоверения Главнауки с записью даты о приеме на работу. РО ИРЛИ (ПД). Ф. 857. Оп. 1. Д. 1. Лл. 1-2. Советское правительство в 1918 г. провело школьную реформу, в ходе которой были ликвидированы старорежимные частные, ведомственные, общественные, церковные школьные учреждения и создана государственная, т. н. Единая трудовая, школа которая разделялась на две ступени: I-ю (низшую, 5 лет обучения с 7 до 12 лет) и II-ю (высшую, 4 года обучения с 13 до 17 лет). Обучение в Единой трудовой школе было обязательным для всех граждан «школьного возраста».
ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Л. 59. Выделено мной — Авт.
Там же. Л. 5.
Там же. Л. 64.
Там же. Л. 33.
Там же. Л. 64.
Там же. Оп. 3. Д. 168. Лл. 152-152 об. Там же. Оп. 10. Д. 185. Л. 33. Там же. Л. 1.
ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Л. 2. Планово-отчетный период начинался 1 октября текущего
календарного года и заканчивался 1 октября последующего календарного года.
Там же. Л. 65.
Там же.
Там же.
Там же. Л. 137.
Там же. Л. 68.
Там же. Оп. 9. Д. 151. Лл. 17-18. Там же. Оп. 10. Д. 185. Л. 63.
В. М. Никифоровский устроил Пушкинский музей в библиотеке-читальне, бывшей богадельней и избой-читальней им. Пушкина, открытой в Святых Горах еще в 1895-96 гг. Здание находилось «направо по выходе св. ворот» (Пятницких), и было, по описанию крестьянского приговора 1895 г., «двухэтажным полукаменным» и, по описанию В. П. Острогорского, «полукаменным» (Острогорский В. П. Пушкинский уголок земли // Мир Божий. 1898. Сентябрь. С. 215-217). Об этом свидетельствуют и записи работ в смете Никифоровского: «для пробивки 1 двери в кирпичной стене», «сделать гладкой штукатурки стен», «огрунтовать и обелить штукатурки» (ГАРФ. Ф. А. — 2307. Оп. 9. Д. 151. Л. 17, 18.). «Направо от них (Пятницких ворот), сразу за углом находится читальня и библиотека имени Пушкина» (Васильев-Ушкуйник Ф. А. Пушкинские уголки Псковской губернии. М. 1924. С. 31-32). «Если войти в ворота, напротив избы-читальни» (Устимович П. М. Михайловское, Тригорское и могила Пушкина. Л. 1927. С. 26). На фотографии хорошо виден, с фасада, каменный полуподвальный этаж (Святогорский Успенский монастырь /Автор-составитель М. Е. Васильев. Псков; с. Михайловское. 1997). Ввиду того, что в этом месте сразу начинается крутой спуск, можно предположить, что задняя часть первого, каменного, этажа, была нормальной высоты. Судя по смете, Никифоровский сделал Пушкинский музей в нижнем, каменном, этаже, где раньше находилась богадельня, закрытая в 1922 г.
ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 9. Д. 151. Л. 16. Ф. А. Васильев-Ушкуйник называет в числе предметов, находившихся в библиотеке, портрет Е. Н. Вульф и рояль из Тригорского, которые были туда переданы со склада милиции, а также венки юбилея 1899 г, бюсты и портреты поэта. (Васильев-Ушкуйник Ф. А. Пушкинские уголки Псковской губернии. М. 1924. С. 46, 70). Рояль осенью 1924 г. перенесен с остальными вещами Пушкинского музея из библиотеки в Покровский придел Успенского собора. ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 9. Д. 151. Л. 15.
Ф. А. Васильев-Ушкуйник перечисляет «старинные исторические ценности монастыря», которые можно осмотреть, «обратившись к настоятелю, или, как он говорит, «к лицу, кому поручено охранять памятники старины» и указывает на В. В. Тимофееву (Починковскую). Далее он перечисляет эти «памятники»: «евангелие 1625-26 годов, времен Михаила Федоровича ... евангелие времен царя Федора Алексеевича печати 1682 г., вышитые золотом и серебром предметы культа. старинные иконы, старинные резные из дерева ризы на иконах и др.» (Васильев-Ушкуйник Ф. А. Пушкинские уголки Псковской губернии. М. 1924. С. 31). Ф. А. Васильев-Ушкуйник не локализует местонахождение этих предметов, не приводит подробностей их расположения внутри помещения, не сообщает
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
о наличии какого-либо «выставочного» оборудования. Как соотносятся указанные им вещи с тем, которые составили в 1924 г. «Губмузей», неизвестно. Вся ли церковная утварь, облачение, книги, иконы остались на месте в Успенском соборе (в каком-либо отдельном помещении), или их часть была вывезена в Псков, а, возможно, и утрачена, неизвестно. ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Л. 61. Там же. Оп. 9. Д. 151. Лл. 26-26 об.
Отделение Пушкинского музея в Михайловском было открыто в правом, если смотреть со стороны Еловой аллеи, флигеле Колонии литераторов, том самом, который сохранился до сегодняшнего дня. Об этом свидетельствует Акт осмотра флигелей П. М. Устимовичем 1 июля 1925 г., в котором он говорит, что «в правом флигеле в окнах имеются разбитые стекла; некоторые из окон не могут быть открываемы, ввиду отсутствия крючков или шпингалетов; две комнаты заняты Завхозом Щеголевым и его семьей; одна — Э. И. Яндаловым и четвертая служит хранилищем для экспонатов свернутого музея сложенных в ящики и для занятий» (ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Л. 103). П. М. Устимо-вич считал расположение флигелей «по обе стороны въезда в Михайловское», т. е. не со стороны усадьбы, а со стороны въездной аллеи. Об этом же свидетельствуют его запись и карта-схема в путеводителе (Устимович П. М. Михайловское, Тригорское и могила Пушкина. Л. 1927. С. 28. План усадьбы Михайловское С. 40/41). В левом флигеле, т. е. в том, который не сохранился, на момент осмотра его Устимовичем в трех комнатах располагались «дачники». Никифоровский планировал ремонт левого флигеля в 1925 г. с тем, чтобы в нем в разместить весь Пушкинский музей, включая экспозиции и Пушкинского музея в Святых Горах, и Отделения в Михайловском (ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Л. 135). ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Лл. 59-60. Там же. Л. 60, 61. Там же. Л. 60. Там же.
Там же. Оп. 9. Д. 151. Л. 66. Там же. Оп. 10. Д. 185. Л. 68. Там же. Оп. 9. Д. 151. Л. 21 об. Там же. Оп. 10. Д. 185. Л. 10. Там же. Л. 61.
Никифоровский говорит о том, что экскурсионная станция была устроена в школе Ей ступени, причем слово «первой» он дважды пишет прописью, а не цифрой, так что описка или опечатка в этом случае исключается (ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Лл. 63, 130). По нашему мнению, эта школа была учреждена в бывшей монастырской школе. Описание монастыря называет эту школу одноэтажной, деревянной, на три помещения, но не локализует ее местоположение (Игумен Иоанн. Святоуспенский Святогорский мужской монастырь Псковской епархии. М. 2003. С. 74, 76). Ф. А. Васильев-Ушкуйник указывает местонахождение школы, в которой была открыта экскурсионная станция, около Пятницких ворот вне монастыря: «У ворот монастыря школа, в которой обычно останавливаются экскурсии: есть постели, самовар, прислуга» (Васильев-Ушкуйник Ф. А. Пушкинские уголки Псковской губернии. М. 1924. С. 17). Вероятнее всего, эта школа находилась у Св. ворот (Пятницких), рядом с богадельней. Около Пятницких ворот потому, что около Анастасьевских ворот никаких построек не существовало, что хорошо видно на фотографиях монастыря, сделанных с этой стороны. Возможно, именно она (монастырская школа) изображена рядом с читальней-богадельней на снимке Святых Гор с птичьего полета. Школа П-й ступени изначально была организована в двухэтажном полукаменном настоятельском корпусе на территории монастыря. В 1925 г Никифоров-ский планировал перенести экскурсионную станцию в полностью отремонтированную богадельню (ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Л. 135). ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Лл. 13-17 об. Там же. Л. 63. Там же. Л. 17 об. Там же. Л. 15. Там же. Л. 62. Там же. Л. 68.
Там же. Оп. 9. Д. 151. Л. 26. Там же. Оп. 10. Д. 185. Л. 62. Там же. Л. 10.
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
Там же. Л. 68. Там же. Л. 66.
Вероятно, торжественные собрания в июне и сентябре 1924 г. проходили в театральном зале Свято-горского пожарного депо. (Устимович П. М. Михайловское, Тригорское и могила Пушкина. Л. 1927. С. 24).
ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 9. Д. 151. Лл. 11-11 об. Там же. Оп. 10. Д. 185. Л. 66. Неясно, какой именно Гинзбург.
Семенов С. А. (1893-1942), директор Пушкинского Заповедника в 1934-1935 гг. Известный писатель, орденоносец, участник полярных экспедиций, челюскинец. Автор нашумевших рассказа «Тиф», романов «Голод» (девять изданий), «Наталья Тарпова» и пьесы «Не сдадимся», ныне незаслуженно забытых. РГАЛИ. Ф. 2833. Оп. 1. Д. 337. Там же. Там же.
ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Л. 67. РГАЛИ. Ф. 2833. Оп. 1. Д. 337.
«Общество друзей государственного заповедника «Пушкинский уголок» было образовано в 1926 г. и просуществовало до 1930 г. Главной задачей «Общества» было оказание научно-методической и материальной помощи заповеднику. «Общество» в т. ч. организовывало просветительные мероприятия, сбор средств от которых шел в пользу «Пушкинского уголка». Председателем Правления «Общества» стал Президент РАН А. П. Карпинский. Его заместителями стали В. В. Вересаев, Б. Л. Модзалевский и Н. В. Балаев, секретарем В. М. Никифоровский, членами Правления К. К. Романов, Т. Н. Черепнина, Н. П. Черепнин, В. Е. Евгеньев-Максимов, С. Ф. Платонов, В. Ф. Соловьев. К 1930 г. «действительных членов» «Общества» насчитывалось 800 чел. (Пушкинский Дом: Материалы к истории. 1905-2005. СПб., 2005. С. 189). РГАЛИ. Ф. 2833. Оп. 1. Д. 337. РО ИРЛИ (ПД). Ф. 244. Оп. 30. Д. Л. 15. ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Лл. 32-33 об. Там же. Л. 31.
Там же. Оп. 9. Д. 151. Л. 63.
Там же. Л. 56.
Г. Ф. Богданов был назначен заведующим хозяйством Пушкинского уголка Опочецким уисполкомом 27 сентября 1921 г. (Бурченкова Р. В. Рождение Заповедника // Псков. 1998. № 9. С. 202) и сменен А. И. Щеголевым по распоряжению того же уисполкома 1 августа 1924 г. (ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Л. 32). По косвенным сведениям, Г. Ф. Богданов был управляющим Колонии престарелых литераторов до революции.
ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Л. 123. Выделено мной.
Там же. Оп. 9. Д. 151. Л. 77.
Там же.
Там же. Л. 78.
Там же. Л. 76.
ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Л. 12. Опочецкий уисполком «уволил» Никифоровского с 1 ноября
1924 г. Вероятно, существует еще и дата его «увольнения» Пушкинским Домом.
ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 10. Д. 185. Л. 124-125.
РО ИРЛИ (ПД). Ф. 244. Оп. 30. Д. Л. 15.
Там же.
РО ИРЛИ (ПД). Ф. 857. Оп. 1. Д. 1. Лл. 3 об. — 4 об.
Санкт-Петербургский филиал Архива РАН (далее — СПбФ АРАН). Ф. 150. Оп. 1(1933). № 24. Л. 297.
Пушкинский колхозник. 1934. 28 июля. С. 4. СПбФ АРАН. Ф. 150. Оп. 1 (1933). № 24. Л. 181. РГАЛИ. Ф. 2591. Оп. 1. Д. 406. Лл. 1-2, 3-3 об. ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 3. Д. 168. Л. 284. Там же. Оп. 10. Д. 185. Л. 94. РО ИРЛИ (ПД). Ф. 857. Оп. 1. Д. 1. Л. 4 об.
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
ОБЩГЙ ВЯДЪ СВЯГЫХЪ ГОРЪ. ПРОТИВЪ ЦЕРКВИ ПУШКИНСКАЯ БОГЛДМЬНЯ И ЧИТАЛЬНЯ, ПОСТРОЕННЫЙ
НА СРЕДСТВА НРЕСТЬЛНЪ.
Вид Святых Гор. Фото сайта «sobory.ru»
Библиотека-читальня и богадельня. Из фондов Пушкинского заповедника. ПЗ-КП-5460
Святыя Горы, Пек. губ.
Общи! видъ сь птичьяго полета
Вид Святых Гор с колокольни Успенского собора. Из фондов Пушкинского заповедника. ПЗ-КП-3826
В. М. Никифоровский. Фото 1930-х гг. Из фондов Пушкинского заповедника. ПЗ-КП-2296
