CC BY
77
2014 ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА Сер. 2 Вып. 4
АРХЕОЛОГИЯ, ЭТНОГРАФИЯ, ЭТНОЛОГИЯ И АНТРОПОЛОГИЯ
УДК 94(=161.1) И. И. Верняев
«НЕЗАМЕТНАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ»: КРЕСТЬЯНСКИЕ ПРОИЗВОДЯЩИЕ ПРОМЫСЛЫ РОССИИ В ТЕОРЕТИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЯХ И ЭМПИРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ КОНЦА ХVШ — НАЧАЛА ХХ в. ЧАСТЬ II
В статье проанализирована интерпретация в теоретических и эмпирических исследованиях и описаниях России конца ХVШ — первой половины ХК в. крестьянской мелкой индустрии (производящих промыслов): масштабов этого хозяйственного явления, его места в социально-экономическом строе страны, соотношения с другими хозяйственными формами. Для государственного взгляда, а также в восприятии многих исследователей и интеллектуалов крестьянская мелкая индустрия оставалась по большей части «незаметным» явлением. Причина этого, по мнению автора статьи, заключалась в том, что оно не вписывалось в существующие стереотипные модели хозяйственного строя России, основанные отчасти на сословных представлениях, отчасти на искаженном восприятии «нормальных» форм современной индустрии. В соответствии с этими стереотипными моделями крестьянин воспринимался прежде всего как «пахарь», «земледелец», для которого неземледельческая активность, если она вообще допустима, сугубо вспомогательна, вторична по отношению к сельскохозяйственной деятельности. Индустрия же, в соответствии с этими представлениями, — удел горожан, и она развивается (или «должна» развиваться) прежде всего в крупных формах. В ситуации превалирования этих стереотипов мелкую крестьянскую индустрию было трудно «увидеть», понять, верно оценить перспективы ее развития, сформулировать внятную государственную политику по отношению к ней. Однако в целом ряде исследований подлинные масштабы, роль в хозяйственном строе, социокультурная специфика и перспективы мелкой, рыночно ориентированной крестьянской индустрии, организованной в основном в виде специализированных скоплений (кластеров) промысловых хозяйств, нашли свое более адекватное отражение. Библиогр. 25 назв.
Ключевые слова: крестьянская мелкая индустрия, производящие промыслы, исследования хозяйственного строя России конца ХVШ — первой половины ХХ в., социальные стереотипы и их преодоление.
Верняев Игорь Иванович — кандидат исторических наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9; [email protected]
Vernyaev Igor I. — Candidate of History, Associate Professor, St. Petersburg State University, 7/9, Uni-versitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation; [email protected]
I.I. Vernyaev
"INCONSPICUOUS INDUSTRY":
RUSSIAN PEASANT SMALL INDUSTRY IN THEORETICAL CONCEPTS AND EMPIRICAL STUDIES OF LATE XVIII — EARLY XX CENTURIES. PART II
The paper deals with perception of rural small industry (non-agricultural trades, market-oriented rural crafts), proportions of this economic phenomenon, its place in socio-economic structure of the country, and relations with other forms of economics in theoretical works and empirical descriptions of Russia of late XVIII century — first half of the XIX century. In the views of state and many of intellectuals the rural small industry was a largely "inconspicuous" fact. The reason for this ignoring, according to the author, was that it did not fit into stereotypic models of the Russian economic system, models which are based in part on estate views and in part on a distorted perception of "normal" forms of modern industry. In accordance with these stereotypical models peasant was perceived as primarily as "plowman", "husbandman", for which non-agricultural activity, even if it acceptable in principle, was only auxiliary, secondary in relation to agriculture. Industry, in accordance with these views, was exclusively the lot of the townspeople, and it developed (or "should" develop), primarily in large forms. It the situation of prevalence of these stereotypes small peasant industry was difficult to "see", understand, correctly assess the prospects for its development, formulate coherent state policy in relation to it. However, in several studies true scale, role in the economic structure, socio-cultural specifics and prospects of small market-oriented peasant industry, organized mainly in the form of specialized clusters, received more adequate reflection. Refs 25.
Keywords: peasant small industry, non-agricultural trades, market-oriented rural crafts, studies of the economic system in Russia in late XVIII century — first half of the XIX century, social stereotypes and their overcoming.
После отмены крепостного права интерес к изучению производящих промыслов усилился. Одновременно с накоплением материала происходил процесс его обобщения и осмысления, разрабатывались исторические и функциональные модели мелкой промышленности, производящих промыслов. Публикации так называемой Кустарной комиссии, труды РГО, губернских и земских статистических организаций, правительственных органов и др. давали материал для обобщений, построения теоретических моделей, определения места производящих промыслов в истории и современном развитии России.
При этом в пореформенный период по преимуществу преобладала концепция «подсобности», производящие промыслы рассматривались как «подсобные» при земледелии занятия. Земледелие при этом рассматривалось как «коренное», «исконное», приверженность крестьянина к которому считалась одной из основ стабильности всего общества и государства в целом. В этом отношении мы можем констатировать скорее отступление от достаточно глубоких и взвешенных интерпретаций А. К. Корсака [1, с. 89-96], который рассматривал центры концентрации специализированных производящих промыслов как ключевые точки роста промышленного, индустриального развития страны в целом.
Интерес государства, общественности и исследователей к изучению местных производящих промыслов стимулировался также тем соображением, что в них многие видели альтернативу отхожим промыслам, которые, по распространенному тогда мнению, разрушали бытовые и социальные устои крестьянства. Местные производящие промыслы, напротив, сохраняли «крестьянина-земледельца», «крестьянина-пахаря». Об этом мотиве интереса к кустарной промышленности говорится, в частности, во вводной программной статье к «Трудам Комиссии по исследованию кустарной промышленности» (о самой Комиссии речь подробнее пойдет ниже).
Местные производящие промыслы рассматривались здесь как главное средство противостоять «бродячей и беспорядочной жизни». «Бродячая» жизнь крестьян рассматривалось властью как угроза. Но при этом было ясно, что дополнительный доход и зимняя занятость были абсолютно необходимы. И тут местные промысловые занятия выступали как нельзя кстати, решая сразу много задач. Население получало необходимый дополнительный к земледелию доход, тем самым обеспечивая себя и получая возможность платить подати. При этом оно оставалось оседлым, соответственно подконтрольным, сохраняя консервативные социальные институты — семью и общину. Потому изучение местных производящих промыслов, сбор эмпирических сведений о них, обобщение этих сведений для выработки соответствующей политики возводилось в важную государственную задачу [2, с. 2].
В основе концепций многих авторов лежит идея исконности земледелия и вто-ричности промысловых занятий, возникающих из-за крайней нужды и неблагоприятных условий ведения земледелия. Доходы, получаемые от промысла, «должны» при этом вкладываться в земледелие. Так, один из самых известных исследователей производящих промыслов этого периода А. А. Исаев писал о земледелии как об «исконном» занятии, а о производящих промыслах — как о занятии «инородном»: «Здесь мы снова должны вернуться к этому вопросу, чтобы определить соотношение между промыслами как чем-то несельским, новым, инородным крестьянину, и земледелием, его древним, исконным занятием... Как промышленник, крестьянин производит меновые для него ценности, как земледелец он производит потребительные, а потому, хотя большая часть его расходов покрываются доходами от промысла, но земледелие есть его главное и наиболее прочное занятие. Так как земледелие надежный якорь спасения от безземельного пролетариата, то, с поднятием промыслов, все остатки от доходов должны быть затрачиваемы на улучшение обработки почвы» [3, с. 73, 94-95]. Парадоксальным образом в концепции А. А. Исаева мелкий сельский промышленник должен развивать свой промысел для того, чтобы стать в большей степени земледельцем, причем ведущим сельское хозяйство натурального типа: «Пусть все отдельные лица и учреждения, кому дорого благосостояние русского простолюдина, стремятся к тому, чтобы развитие промыслов прямо вело к образованию из промышленников более сведущих, более предприимчивых и более преданных земле поселян. Пусть, по мере улучшения изготавливаемых ими меновых ценностей, все более расширяется круг производимых ими стоимостей потребительных, продуктов почвы» [3, с. 94]. Исаев выступал против превращения в крестьян «чистых ремесленников»; по его мнению, «такое явление будет в высшей степени прискорбно. оставив земледелие, они откажутся от того блага — земли, — которое отличает их от западноевропейских работников. Забросив поле, забыв владеть косой и сохой, они сделаются пролетариями, которых существование будет исключительно зависеть от товарного рынка» [3, с. 93]. «Таким образом, — резюмирует Исаев, — кустарная промышленность представляется нам формою, охраняющею некоторые хорошие стороны нашего общественного быта» [4, с. 93].
Следует отметить, что в пореформенный период концепция производящих промыслов, ярко выраженная А. А. Исаевым, хотя и была преобладающей, но не была единственной. Альтернативное понимание было представлено, в частности, в концептуальном докладе «О нуждах мелкой промышленности» секретаря Московского статистического комитета А. М. Саблина, сделанном им 26 апреля 1874 г. на заседа-
нии Комитета ссудо-сберегательных и промышленных товариществ Императорского Московского общества сельского хозяйства [5, с. 37-42]. В докладе была дана оценка масштабов мелкой промышленности (производящих промыслов), их места в хозяйственном строе страны, значения в обеспечении благосостояния и удовлетворении потребностей широких слоев сельского и городского населения. В фабричном производстве Московской губернии, по оценке А. М. Саблина, было занято 200 тыс. человек при примерно 2 млн всего населения, в то время как в мелкой промышленности (производящих промыслах) число занятых оценивалось в 800 тыс. человек. Такой же характер распределения, по его мнению, существовал и в соседних губерниях центра России. При этом докладчик выражал недоумение, что при таком соотношении крупной и мелкой промышленности, начиная со времен Петра Великого, вся экономическая политика государства была направлена на поддержку и поощрение исключительно крупной промышленности — в виде льготных ссуд, предоставления дарового труда на посессионном праве, освобождения от пошлин, покровительственных тарифов. При этом «мелкая промышленность, продолжавшая кормить многие миллионы, оставалась в совершенном пренебрежении». А. М. Саблин констатировал: «для средней полосы России главным источником народного благосостояния служит мелкая промышленность» [5, с. 37-38]. Ни о какой «подсобности» мелкой промышленности здесь речи уже не идет. Это звучало диссонансом по отношению к распространенному стереотипу о «России — земледельческой стране», «русском крестьяне — пахаре». В то же время проблемы развития мелкой промышленности Саблин видел в том, что можно назвать неразвитостью инфраструктурных условий — недостатке капитала, невозможности получить начальное техническое образование, невозможности воспользоваться выгодным кредитом и др. По мнению докладчика, вопрос о мелкой промышленности — это государственный вопрос, поскольку «здесь идет дело ни более, ни менее как о средствах существования десятков миллионов людей» [5, с. 37-38].
Таким образом, вопрос о производящих промыслах (мелкой промышленности, кустарной промышленности), их исследования заняли довольно существенное место в научной и общественной дискуссии 1870-1880-х годов (а также и в последующий период). Как отмечал В. П. Воронцов в середине 1880-х годов, «в течение последних 7-8 лет очень оживилось дело статистико-экономического исследования России. Наряду с другими сторонами народного быта изучение коснулось и мелкого промысла; более того, последний сделался наиболее любимым предметом исследования» [6, с. 1].
По мере роста интереса к промысловой тематике в 1870-е годы стали появляться развернутые монографические исследования отдельных промысловых центров, основанные на полевых материалах их авторов. Они давали бесценный эмпирический материал для осмысления этого хозяйственного и социального феномена. Так, одно из наиболее ранних и обширных монографических исследований осуществлено по поручению Министерства финансов Н. Ф. Лабзиным в 1870 г. Исследование было посвящено одному из самых мощных промысловых ареалов — слесарно-металличе-скому промысловому гнезду, сформировавшемуся вокруг с. Павлово в Горбатовском уезде Нижегородской губернии и Муромском уезде Владимирской губернии. Автор изучил историю возникновения и развития промысла в микрорегионе, проанализировал его технологическую сторону, экономические и социальные отношения, особое внимание уделяется внутренней географии кластера, микроспециализации в пределах этого промыслового ареала [7].
Огромную работу по сбору и публикации материалов по производящим промыслам проводили губернские статистические комитеты. Материалы публиковались в памятных и справочных книжках, трудах и сборниках губернских комитетов, общих очерках по губернии, предваряющих списки населенных мест, отдельных изданиях губернских статистиков, «Губернских ведомостях», центральных периодических изданиях. Многие губернские статистики, другие местные исследователи большое внимание уделяли именно промысловой тематике, описании отдельных промысловых центров, регулярно публикуя статьи в изданиях губернских статистических комитетов и других изданиях, сотрудничая при этом с общероссийскими учеными обществами и Комиссией по изучению кустарной промышленности (о ней подробнее см. ниже).
В ряде губерний в губернских статистических комитетах появились специалисты, которые преимущественно занимались исследованием производящих промыслов. Кроме того, изучением промыслов занимались многие местные корреспонденты, сеть которых сформировалась вокруг губернских статистических комитетов [5, с. 44-64]. Так, во Владимирской губернии промысловую тематику активно разрабатывали секретарь губернского статистического комитета К. Н. Тихонравов, Н. Г. До-брынкин (Муром), И. А. Голышев (Мстера), И. М. Лядов (Шуя), секретарь Юрьевского общества сельского хозяйства Н. С. Стромилов и др.; в Новгородской губернии — секретарь губернского статистического комитета Н. Г. Богословский, в Тверской губернии — секретарь губернского статистического комитета В. И. Покровский, товарищ председателя губернского статистического комитета А. К. Жизневский; в Вятской губернии — секретарь губернского статистического комитета Н. А. Спасский; в Калужской губернии — члены губернского статистического комитета Н. А. Гиль-дебрандт и И. Я. Мирославский, инженер-механик С. Я. Тимохович, в Нижегородской губернии — секретарь губернского статистического комитета А. С. Гацисский, статистики Н. Н. Овсянников, И. Доброзраков, А. Языков, А. Карпов, священники А. И. Борисовский (г. Семенов) и М. М. Поспелов (на Ветлуге) и др. Основным итогом деятельности местных исследователей становились монографии отдельных промыслов и соответствующих промысловых гнезд.
Что касается исследователей-этнографов, то преимущественно «летний» характер полевой этнографии зачастую приводил к тому, что промыслы и их значимость для населения определенного локуса исследователи нередко не замечали. Как констатировал председатель Кустарной комиссии Е. Н. Андреев, исследователю производящих промыслов «приходится работать в самое неблагоприятное время года, так как при наиболее распространенном характере кустарного дела оно спит летом и начинается с конца полевых работ, с 15 сентября» [8, с. 109].
Отставание этнографов в изучении промысловых гнезд приводило к односторонности их характеристик. Это отмечал, в частности, известный исследователь производящих промыслов В. С. Пругавин: «Материал этот знакомит нас почти исключительно с экономическими условиями жизни и деятельности кустарей. Что же касается бытовой, этнографической стороны вопроса, то она обыкновенно игнорируется местными исследователями. Между тем громадная важность названной стороны вопроса не подлежит сомнению» [9, с. 333]. Между тем Е. Н. Андреев констатировал, что «этнографический характер населения кладет свою печать на производство» [8, с. 109].
Исключением в этом отношении были работы Нижегородского губернского статистического комитета. Если в своих разработках большинство комитетов сосредотачивалось в основном на исследовании экономической стороны производящих промыслов, то для статистиков из Нижегородского комитета был характерен большой интерес к бытовой, этнографической стороне жизни промысловых гнезд губернии. На эту специфику нижегородской статистической школы обратил, в частности, внимание В. С. Пругавин [9, с. 333]. Особенностью Нижегородской губернии было то, что в этой, одной из наиболее промышленных губерний России, в промышленном секторе абсолютно преобладала именно мелкая промышленность, т. е. сельские и городские производящие промыслы. В Нижегородской губернии в 1870-х - 1880-х годы насчитывалось до 320 различных видов мелкой промышленности, а сумма ежегодной выработки исчислялась в несколько десятков миллионов рублей [9, с. 333]. Особый — «этнографический» — подход нижегородских статистиков к исследованию производящих промыслов ярко продемонстрирован в выпусках «Нижегородского сборника», издававшегося под редакцией А. С. Гацисского [10], на страницах «Нижегородских губернских ведомостей» и других изданиях.
Важнейшим этапом в осознании масштабов мелкой промышленности, ее географии и специфики стало исследование промыслов, предпринятое в 1871 г. Центральным статистическим комитетом МВД в связи с подготовкой Московской политехнической выставки 1872 г., на которой был создан так называемый «Отдел кустарной промышленности и ручного труда». Разработанная сотрудниками этого отдела выставки и утвержденная ЦСК программа сбора материала по промысловой деятельности была довольно подробной и включала вопросы о происхождении промысла, его сырьевой базе, соотношении с земледелием, о семейной, артельной и с использованием найма организации промысла, технологиях промыслов, направлениях и организации сбыта, соотношении промысла с фабричной промышленностью, численности промысловых хозяйств и промысловиков определенной специализации в описываемой местности. В качестве приложения к программе был составлен примерный список промыслов.
В соответствии с разработанной ЦСК программой губернские статистические комитеты собрали значительный материал. Материалы по 17 губерниям были обработаны и опубликованы в 1872 г. под редакцией сотрудника Центрального статистического комитета, председателя Этнографического отделения Русского географического общества Л. Н. Майкова [11]. Кроме данных, предоставленных в качестве ответов на пункты программы, при подготовке публикации использовались сведения из прежних статистических изданий губернских комитетов, публикации в губернских ведомостях и других местных описаний. Материалы включали сведения как по сельским промыслам, так и по городским. По некоторым промысловым местностям в сборнике опубликованы полноценные монографические обследования. В издании, особенно в разделах по Центральной промышленной области, хорошо показаны география мелкой промышленности и специфика отдельных территорий [11, с. I]. Особая ценность издания состоит в том, что в нем было выявлено множество прежде мало известных специализированных промысловых центров в различных губерниях России, дана их характеристика. Особенно информативным являются статьи (фактически — мини-монографии) по крупным промысловым гнездам Тверской губернии, подготовленные секретарем Тверского губернского статистического
комитета В. А. Плетневым. Качественный анализ дан в разделе по Нижегородской и Владимирской губерниям [11, с. III].
В этом издании довольно существенное место было уделено вопросам сбыта промысловых изделий. Возможность сбыта и наличие коммуникаций рассматривались как важнейший фактор возникновения и развития в том или ином локусе того или иного промысла. В исследовании В. А. Плетнева по кожевенно-обувным кластерам Тверской губернии показаны связи кластеров той или иной узкой специализации с рынком, потребностями, спросом. В связи с этими ключевыми факторами изучена внутренняя организация кластеров, промысловые технологии, многоуровневая торговая система. Автор продемонстрировал хорошее понимание двух принципиально разных типов мелкой промышленности. Так, автор дал описание разных видов кузнечного промысла в Тверской губернии. С одной стороны, описано обычное для российской губернии «рассеянное» кузнечество, когда одиночные кузнецы обслуживают жителей своей или нескольких соседних деревень («они служат только для изготовления и починки вещей, составляющих необходимые принадлежности крестьянского хозяйства, и то лишь в пределах местностей, в которых кузницы находятся» [11, с. 186]), что можно квалифицировать как деревенское ремесло. С другой стороны, описано концентрированное гнездо кузнечного промысла, сосредоточенное в четырех смежных волостях северной части Тверского уезда, где более 500 кузниц с более чем 3000 мастерами производят в совокупности металлические изделия в массовом масштабе на широкий рынок [11, с. 186-188]. Здесь, по данным автора исследования, «гвоздарное производство издавна составляет почти исключительное занятие жителей» [11, с. 187]. Это уже можно квалифицировать как собственно промысел, массовую концентрированную мелкую промышленность, или, по выражению А. К. Корсака, «оптовое ремесло».
В 1870-х годах исследованиями производящих промыслов, хотя и в незначительных масштабах, занималось Общество для развития художественной промышленности в России. В частности, здесь наибольшую активность проявлял А. М. Воро-нецкий, который по поручению общества исследовал сельские производящие промыслы Новгородской, Тверской и Московской губерний [12, с. 8].
В 1871 г. в обсуждение промысловой тематики активно включилось Русское географическое общество. Первоначально этим занялось Отделение статистики, а затем была создана специальная комиссия под руководством председателя Отделения статистики А. Б. Бушена. Основная задача, решением которой занялась комиссия, стал обзор всех имеющихся на тот момент материалов по производящим промыслам («кустарной промышленности»). Члены комиссии А. А. Мещерский и К. Н. Мод-залевский подготовили и опубликовали в 1874 г. «Свод материалов по кустарной промышленности в России», представляющий собой аннотированную библиографию с обширными извлечениями из опубликованных, но малодоступных работ и архивных материалов Русского географического и Вольного Экономического обществ. Авторы свода осуществили двухуровневую классификацию производящих промыслов. Был выделен 41 род и более чем 400 видов промыслов [11, с. ГУ-УГГ]. Этот перечень впервые четко показал, сколь широкие сферы народной материальной культуры, массовых потребностей обеспечивались главным образом специализированными производящими промыслами. Материал собирался по 65 губерниям и областям. Авторы «Свода» ставили задачу разработки географии производящих
промыслов. С этой целью осуществлено как можно более точное определение района распространения каждого рода и вида кустарной промышленности (губерния, уезд, волость, поселения). При извлечении сведений по конкретному виду промыслов обращалось, в частности, внимание на то, где находился центр промысла, на географию рынка сбыта изделий, на обстоятельства возникновения промысла в данной местности, факторы и условия, способствовавшие его развитию (новые потребности, рынки сбыта, пути сообщения, влияние фабрик и др.), связь местных промыслов с отхожими, этнографические, бытовые особенности промыслового населения, технические и экономические характеристики промысла, связь промысловой активности с земледелием и др. В «Своде...» учтены монографическая литература, журнальные публикации, публикации в губернских ведомостях, памятных книжках, статистических сборниках, описаниях выставок, архивные материалы РГО. До сих пор эта работа остается важным путеводителем в историко-этнографических исследованиях производящих промыслов России.
В обобщающей части своего труда, говоря о причинах развития мелкой промышленности в России, А. А. Мещерский и К. Н. Модзалевский, в соответствии с уже давно утвердившейся, стереотипной трактовкой делают упор на скудости почв и плохих климатических условиях, а также свободном зимнем времени: «Везде, где почва в России не дает достаточных средств на прокормление крестьянской семьи на уплату лежащих на крестьянах платежей и повинностей, посторонний промысел является неизбежным условием крестьянского хозяйства». Таким «посторонним промыслом» может быть промысел отхожий или местный. «Свободное от сельских работ время, длинные зимы, а чаще всего непроизводительность труда, затрачиваемого на тощий надел и неблагодарную почву, заставляет его (крестьянское хозяйство. — И.В.) искать постоянного заработка, специализировать свой труд» [13, с. 1].
В то же время обильный материал, сконцентрированный в «Своде.» А. А. Мещерского и К. Н. Модзалевского, стимулировал развитие новых теоретических моделей и обобщений. Так, статистик Р. Попов в своей рецензии на «Свод.», опираясь на его материалы, отрицал распространенный тезис о преимущественно сырьевой нише России в мировой системе разделения труда. Он обращал внимание на огромную в совокупности по количеству занятых и объему производимой продукции мелкую промышленность, производящие промыслы. Именно этот сектор в первую очередь удовлетворяет потребностям в предметах быта и материальной культуры крестьянского и, в значительной степени, городского населения. Автор указывает на гигантский и почти не обслуживаемый крупными формами промышленности рынок сбыта: «Правда, у нас почти не существует таких громадных промышленных центров, как это мы видим на западе; правда, что наши фабрики и мануфактуры далеко уступают по количеству производимых продуктов западноевропейским; правда, наконец, что наш фабрично-рабочий класс народонаселения по числу своих представителей ничтожен сравнительно с существующим на западе. Но взамен этого, мы тем не менее имеем обрабатывающую промышленность, но только разбросанную по всему лицу русской земли. Вместо западноевропейских крупных производителей, фабрикантов и мануфактуристов и громадных фабрик и мануфактур наша обрабатывающая промышленность практикуется миллионами мелких производителей и совершается в сотнях тысяч неприметных для глаза промышленных заведений; вместо западноевропейского фабрично-рабочего класса у нас существуют милли-
оны полуземледельцев, полуремесленников, полуфабрикантов и полузаводчиков. Иначе и быть не может. Иначе было бы непонятно, откуда получают свои предметы потребления эти десятки миллионов потребителей, если размеры нашего крупного производства ограничены, городская ремесленность ничтожна и ввозы иностранных фабрикатов незначителен. Именно эти-то упомянутые миллионы мелких производителей-земледельцев и снабжают русский народ всеми возможными продуктами обрабатывающей промышленности, удовлетворяют не только почти все незатейливые потребности одежды, обуви, удобств жизни и украшений всех русских сел и деревень и большинства городов, но их произведения имеют даже и внешний сбыт и играют, таким образом, хотя и не особенно заметную роль в международном обмене ценностями» [14, с. 3-4]. Р. Попов отмечает, что «потребностей у простолюдинов много», потому промыслы имеют верный сбыт. «Малые и почти незаметные в отдельности, они в общей массе тем не менее имеют свое довольно большое экономическое значение, занимая десятки тысяч рук и приготовляя продуктов на миллионы рублей» [14, с. 25]. В концепции Р. Попова мы можем видеть отход от модели «подсобности» промыслов, его вторичности по отношению к земледелию. Он делает упор на той роли, которую мелкая промышленность играет в создании значительной сферы массовой материальной культуры, удовлетворении массовых потребностей жителей деревень, сел и городов.
Работа, проделанная комиссией РГО и завершившаяся публикацией «Свода.», послужила надежной базой для следующего важного этапа в исследовании производящих промыслов, ознаменованного масштабными работами Комиссии по исследованию кустарной промышленности (известной также как «Кустарная комиссия»). О создании подобной комиссии ходатайствовал состоявшийся еще в 1870 г. Первый Всероссийский съезд фабрикантов, заводчиков и лиц, интересующихся отечественной промышленностью [15, с. 399]. Сама Комиссия была образована в декабре 1872 г. при Совете торговли и мануфактур Министерства финансов России. В ее состав вошли чиновники Министерства финансов, внутренних дел и государственных имуществ, члены обществ — Русского географического, Вольно-Экономического, Московского сельского хозяйства, Содействия промышленности, которые и прежде уже занимались проблемами кустарной промышленности (Е. Н. Андреев, Н. А. Ермаков, Н. Ф. Лабзин, А. Г., Небольсин, Л. Н. Майков, А. Б. фон Бушен, Д. А. Тимирязев, В. И. Вешняков, И. А. Вышнеградский, Н. А. Ермаков, Ю. Э. Янсон, П. А. Васильчиков, П. А. Мясоедов, С. В. Максимов и др.). Первое заседание состоялось 25 января 1874 г. К этому времени отдел статистики РГО уже проделал определенную работу по выработке программы действий комиссии, а также по вопросу определения самого предмета исследования — «кустарной промышленности». Однако по этим вопросам на первых заседаниях Комиссии развернулась дискуссия, выявившая расхождения взглядов ее членов в понимании «кустарной промышленности» и соответственно плана ее исследования.
Формируя программу работы Комиссии, представители Отдела статистики РГО предложили следующее определение: «Кустарная промышленность есть тот вид обрабатывающей промышленности, который, в противоположность чисто ремесленным занятиям городских мещан и фабрик, поставленных в законодательные формы, является занятием преимущественно сельских поселений и более или менее дополнительным при сельскохозяйственных занятиях» [16, с. 8]. Тем самым в этом опреде-
лении проводились следующие линии раздела: во-первых, в отличие от ремесленной и фабричной промышленности кустарная промышленность не находится в поле государственной юрисдикции; во-вторых, кустарная промышленность — это сельское занятие, но не городское; в-третьих, это не основное сельское занятие, а подсобное к земледелию.
С таким определением, с предложенными границами, ряд членов Комиссии не согласился. Были высказаны аргументы в пользу более расширительного толкования. Первое возражение касалось того, что мелкие производящие промыслы, не являющиеся ни юридически, ни по факту ни ремеслом, ни фабричным производством, распространены не только в сельской местности, но и во многих городах. Часто один локальный промысел является единым для жителей городского поселения и окружающих его сельских поселений. Второе возражение: во многих промысловых центрах промысел — ведущее или даже единственное занятие и с точки зрения дохода, и с точки зрения затрачиваемого времени, а сельское хозяйство сведено к минимуму или вообще отсутствует. Третье возражение: если подходить не юридически, а фактически, то во многих случаях невозможно провести четкую границу и однозначно отделить фабричное и ремесленное производство на заказ от «кустарной промышленности» [16, с. 8-9]. В итоге дискуссий предложенное представителями РГО определение, хотя и признанное несовершенным, было принято как рабочее и дающее обоснование последующим конкретным исследованиям [16, с. 10]. Фактически же в созданных под эгидой Комиссии конкретных исследованиях тех или иных промысловых центров имеются описания и сельских, и городских производящих промыслов, описания крупной промышленности, если она была связана с окружающими промыслами, описания промысловых местностей, полностью оставивших сельское хозяйство или сочетающих промысел с земледелием [16, с. 10, 29-30].
Отчасти из-за затянувшихся дискуссий к реальной организационной и исследовательской работе Комиссия приступила только в 1876 г., когда ее председателем стал известный исследователь производящих промыслов Е. Н. Андреев. К этому времени удалось составить программу исследований, установить рабочие отношения со многими местными учреждениями и отдельными исследователями в части содействия работе комиссии [8, с. 105-106]. Программа была направлена на описание конкретного промысла, локализованного в определенной местности, и включала 10 разделов: 1) местоположение и количество населения; 2) общая характеристика промысла; 3) история промысла; 4) экономические условия; 5) внешняя обстановка и производство промысла (помещения, орудия, приспособления, орудия и инструменты, материал, склады орудий и материалов, производство работ, готовые изделия); 6) представители личного труда (рабочие, ученики, артели, потребности кустарей); 7) капитал; 8) сбыт изделий; 9) санитарные и культурные условия; 10) общие выводы [17]. В целом, можно сказать, что, несмотря на значительный уклон в сторону технико-экономических вопросов, программа была достаточно подробной и касалась не только узко промысла, но рассматривала его в более широком хозяйственном, инфраструктурном, социальном и культурном контекстах. В качестве недостатка программы можно указать на неполную проработанность вопросов, касающихся бытовых и обрядовых сторон жизни промысловиков, а также отсутствие вопросов относительно самого промыслового мастерства, промысловых навыков, различий в мастерстве, вопросов, связанных с идентичностью промысловиков.
По программе, разработанной Комиссией, на местах проводили исследования и присылали в Комиссию свои материалы губернские и земские статистики, инженеры, чиновники, учителя, священники, землевладельцы, фабриканты, иногда — сами мастера-промысловики и др. Самой комиссией в наиболее промысловые местности направлялись техники для исследования преимущественно технической стороны промыслов [16, с. 14]. Земства финансово поддерживали проведение исследований на местах [5, с. 44].
При классификации промыслов Кустарная комиссия отчасти использовала систему, разработанную при подготовке «Свода.» Мещерского и Модзалевского. Всего выделено 8 групп промыслов по производимым изделиям: 1) кожевенные изделия и обувь; 2) волокнистые вещества; 3) готовая одежда, вышивание и т. д.; 4) деревянные изделия, мебель и т. д.; 5) гончарное и стеклянное производство и обделка камня; 6) химические изделия (свечи, мыло, воск, патока и пр.); 7) металлические изделия; 8) смешанные изделия (игрушки, музыкальные инструменты, иконопись и пр.). По отдельным группам промыслов также были составлены особые программы [16, с. 16-17]. Был составлен погубернский список селений, где, по данным Комиссии, существовали те или иные промыслы.
Помимо собственно исследовательской и публикационной работы Комиссия вела и практическую деятельность — организовывала отправку мастеров в те местности, где крестьяне желали ознакомится с той или иной промысловой техникой; помогала составить артельный устав, организовать промысловые артели, ходатайствовала о выдаче им кредитов и субсидий, распространяла брошюры по технике того или иного промысла, помогала, привлекая инженеров, улучшить технологию того или иного промысла, организовать поставки того или иного сырья (например, Комиссия способствовала созданию ивовой плантации под Петербургом в казенной Охтенской лесной даче для обеспечения качественным сырьем промысловиков-кор-зиночников), ходатайствовала о снижении цен на него, помогала найти новые рынки сбыта и крупных заказчиков — государственные ведомства, земства, казенные и частные заводы — на промысловые изделия, содействовала открытию складов и магазинов промысловых изделий, организовывала отделы кустарных изделий на выставках разного уровня, ходатайствовала об открытии ремесленных школ и помогала их организовывать и др. Комиссия инициировала создание в Санкт-Петербурге в Соляном городке музея кустарных изделий, первые экспонаты которого поступили с выставок в Москве и Филадельфии [18, с. 60].
Собранные Комиссией материалы публиковались с 1879 по 1887 г., всего вышло 16 выпусков. Материалы исследований Комиссии и местных корреспондентов публиковались также в изданиях Вольного экономического, Русского географического и Русского технического обществ [18, с. 60]. Часть материалов осталась неопубликованной. Каждый выпуск «Трудов Комиссии.» включал следующие «отделы»: 1) отдел, посвященный обзору «действий Комиссии»; 2) отдел, включающий исследования производящих промыслов в различных губерниях России; 3) отдел, включающий исследования кустарной промышленности в других странах; 4) отдел «Смесь» с разными сведениями по кустарной промышленности.
«Труды Комиссии.», помимо протоколов ее заседаний, дающих развернутую картину деятельности Комиссии, включают множество подробных монографий отдельных промыслов и промысловых центров, а также погубернские обзоры раз-
личных промыслов. В первую очередь Комиссия направила свои усилия на исследование «наиболее промысловых» губерний — Московской, Владимирской, Тверской, Ярославской, Костромской, Нижегородской, Тульской. Можно, в частности, отметить такие тщательные исследования, опубликованные в «Трудах Комиссии.», как работа инженера-механика С. Я. Тимоховича о промыслах Медынского уезда Калужской губернии [19]. Тимоховичем осуществлено подробное описание промысловых центров Медынского уезда Калужской губернии, основанное на собственных полевых исследованиях. Во введении к своему описанию он подробно охарактеризовал свою методику полевого сбора материала, встретившиеся ему трудности в получении информации и то, как он их преодолевал. Описанию каждого отдельного промыслового центра предшествуют исторические сведения о его возникновении и истории развитии. Далее следуют данные собственно полевого исследования. Проведя тщательное полевое изучение производящих промыслов Медынского уезда Калужской губернии, исследователь выделил два типа пространственной организации промыслов — концентрированный и рассеянный: «. Различные виды промышленности иногда сгруппированы в одной или нескольких соседних волостях, иногда же разбросаны по всему уезду на значительных расстояниях» [19, с. 6-7].
Наибольшее внимание автор уделяет описанию концентрированных промыслов, промысловых гнезд. Свое описание промыслов Тимохович строит именно как описание конкретных локусов. Своего рода коммуникационно-торговым центром всего исследуемого ареала, состоящего, в свою очередь, из множества промысловых микроареалов, являлось село Полотняный завод: «В нем каждое воскресенье бывает рынок, на который съезжается пол-уезда для покупки и продажи всевозможных предметов.». Используя этот центр как базу для начала исследования того или иного конкретного промысла в ареале, Тимохович получал первичные в волостной администрации села Полотняный завод данные о ключевых промысловиках-производителях того или иного промыслового гнезда. Далее исследователь избирал в качестве своей базы центр этого гнезда, ключевое, наиболее специализированное на данном промысле селение. Он отмечал, что «по изучении какого-либо промысла в главном его центре, исследование его в другом месте становится менее затруднительным и менее продолжительным». Опросив того или иного промысловика, исследователь расспрашивал его о других производителях в том же промысле, а у следующего, в свою очередь, расспрашивал о предыдущем: «Подобная проверка сведений необходима — в противном случае можно не только составить неправильное понятие о каком-либо промысле, но и пропустить целую промышленную местность» [19, с. 6-7]. Мастера одной специализации хорошо знали друг друга, особенности производства, сбыта, бытовые условия. Соответственно исследователь продвигался последовательно по всей локальной сети того или иного промысла, постоянно перепроверяя информацию, полученную от разных информантов. При этом, конечно, не все в данном локусе сплошь, двор за двором, были промысловиками, специализирующимися на каком-либо одном промысле. Соответственно Тимохович отмечал, что «кроме расспроса у производителей для полного и успешного исследования я обращался за сведениями и к непромышленникам: священникам, помещикам, купцам, волостным писарям и к крестьянам-непромышленникам» [19, с. 6-7].
В «Трудах комиссии.» опубликованы несколько подробных монографических исследований промысловых центров весьма развитой в промысловом отношении
Нижегородской губернии — ложкарного промысла в Семеновском уезде, сапожного в Арзамасском, рогожного в Макарьевском, скорняжного в Арзамасском и др. К. А. Докучаев представил подробное историческое, социально-экономическое и этнографическое исследование мехового (беличьего) обрабатывающего промысла в Каргапольском уезде. Исследователь А. Тилло опубликовал несколько исследований промысловых центров в Костромской губернии. С. А. Давыдова опубликовала в «Трудах Комиссии.» описания различных центров женского кружевного промысла. Подробное поуездное описание промыслов Вятской губернии осуществлено П. А. Казаченко. На страницах «Трудов Комиссии.» были представлены также результаты исследования множества других промысловых центров.
Ряд авторов описывали в своих монографиях на страницах «Трудов Комиссии.» не только узко экономические и технологические стороны того или иного промысла, а рассматривали их в более широком, социокультурном и даже конфессиональном контексте. Так, исследователь ложкарного промысла в Семеновском уезде Нижегородской губернии А. Борисовский не только описал технологию и экономику промысла, но рассмотрел также связь промысла с очень развитым в этой местности старообрядчеством [20, с. 7-28].
Особо можно отметить также работы А. Карпова — автора ряда блестящих микромонографий о промысловых центрах Нижегородской губернии, опубликованных на страницах «Трудов Комиссии.». Его работы отличает комплексный подход, он описывает промысловый центр как особую локальную группу, отличающуюся специализированным мастерством, особой промысловой и социально-бытовой культурой, внутренне пронизанной множеством разнообразных экономических и социальных связей. Так, в работе о сапожном промысле в Выездной слободе Арзамасского уезда Нижегородской губернии Карпов дает свое описание промысла в широком культурно-бытовом контексте жизни этого села [21, с. 29-44]. Таким же подходом отличаются его работы об арзамасском скорняжном и об арзамасском (Елховско-Рахмановский) кузнечном промысловых центрах. Автор в своих монографиях большое внимание уделяет происхождению и истории описываемых им специализированных промысловых гнезд. При этом А. Карпов рассматривал их как целое, не ограничиваясь так называемым собственно кустарным (семейным) промыслом. Он изучал и более крупные мастерские и фабрики, их связи с семейными мастерскими промысловиков. Он давал сравнительную характеристику специализированных промысловых гнезд.
В «Трудах Комиссии.» опубликована довольно объемная монография о скорняжном беличьем промысле, распространенном в Каргополе и окрестных селениях, которую написал один из мастеров этого промысла крестьянин, а впоследствии сельский учитель Карп Андреевич Докучаев. Это уникальный текст, описание «изнутри» самого сообщества, тщательно представляющее во всех подробностях все нюансы промысловой технологии обработки беличьих шкурок. Кроме того, в тексте представлено множество этнографических, бытовых и обрядовых деталей жизни, внутренних взаимоотношений различных категорий беличьих мастеров [22, с. 210-317].
В «Трудах Комиссии.», кроме исследований по промыслам России, публиковались также сведения о промысловых центрах Западной Европы. Об этом писали А. А. Исаев (описание промыслов и мелкой промышленности Германии, Швейцарии, Франции), А. М. Тун (обзор мелкой промысловой промышленности, представлен-
ной на Парижской выставке 1878 г.; обзоры центров мелких промыслов различных местностей Германии и Швейцарии), П. А. Мясоедов (промыслы и профессиональные школы во Франции и Бельгии), С. А. Давыдова (обзор кружевного промысла в различных регионах Европы) и др. Сбор западноевропейских материалов позволил поставить вопрос о сравнении российских производящих промыслов и соответствующей западноевропейской практики [23, с. 64-59].
Уже в начале 1880-х годов собранные Комиссией материалы позволили сделать ряд важных обобщений. Так, в лекции о кустарной промышленности 1882 г. председатель Комиссии Е. Н. Андреев дал оценку числа лиц, занятых производящими промыслами в Европейской России. Он полагал, что они составляют 15% населения, в абсолютном выражении — 7,5 млн человек [15, с. 467]. Позже, в 1886 г., он определил численность кустарей в 7-9 млн. При этом Андреев отмечал, что «число оседлых кустарных производителей. значительно превосходит число всех фабричных и заводских (кроме горнозаводских) рабочих во всей Империи». При этом он настаивал, что сведения о кустарях крайне неполны [24, с. 533].
Особое внимание Е. Н. Андреев уделил, в частности, феномену «кустования» специализированных промыслов как ключевой черте их пространственной организации: промыслы, «которые развиваются так, что дают значительный избыток для вывоза за пределы местного района и для отправки за границу. приобретают характер более постоянного занятия, иногда доставляющего главный заработок мастерам и их семьям; работа достигает значительного совершенства и замечательной дешевизны; образуются промышленные центры и округа.» [15, с. 441-442]. Автор представил список ряда ключевых промысловых «центров и округов»: токарный промысловый округ (производство посуды) в смежных поселениях северной части Нижегородской губернии и южной части Костромской; ложкарный округ в 60 деревнях двух северных волостей Семеновского уезда; ложкарный округ в 80 деревнях Балахнинского уезда, валяльный округ в смежных пяти волостях Семеновского уезда и трех волостях Балахнинского уезда (всего 285 деревень); судостроительный округ в 9 деревнях Чернорецкой волости Балахнинского уезда; Арзамасский скорняжный район в г. Арзамасе и 5 ближайших поселениях Арзамасского уезда; кузнеч-но-гвоздарный район в смежных волостях Арзамасского и Нижегородского уездов Нижегородской губернии; рогожный округ на р. Ветлуге в 65 деревнях 8 волостей Макарьевского уезда Костромской губернии, Павловский сталеслесарный округ в смежных 80 деревнях Горбатовского уезда и 66 деревнях Муромского уезда с центром в селе Павлово; кожевенный округ с центром в селе Богородское и веревочно-прядильный округ в трех волостях Горбатовского уезда; Красносельский ювелирно-металлический округ в 50 смежных населенных пунктах с центром в селах Красное и Сидоровское Костромского и Нерехотского уездов; Великосельский полотняно-ткаческий район с центром в селе Великое Ярославского уезда; кузнечно-слесарный округ в 70 деревнях Бурмакинской волости Ярославского уезда; Кимрский сапожно-обувной район в нескольких смежных волостях Корчевского уезда с центром в селе Кимры; Осташковский сапожный округ в Осташковском уезде; Краснохолмский сапожный округ в Весьегонском уезде; мебельный округ в 87 смежных селениях Звенигородского и Московского уездов; кузнечно-металлический (медный) район в 14 селениях так называемого Загарья в Богородском уезде, гончарный округ Гжель в Бронницком и Богородском уездах Московской губернии, щеточный рай-
он в 27 смежных поселениях Подольского, Звенигородского и Московского уездов, шляпный округ в Подольском уезде и др. [15, с. 442-443]. Можно отметить, что для территорий концентрации специализированного промысла Е. Н. Андреев использует как равнозначные термины «округ», «район», «центр».
Один из важных общих вопросов, обсуждавшихся в «Трудах Комиссии.», — вопрос о соотношении крупной и мелкой промышленности и, в частности, их разнотипных симбиозах. Тема о симбиозах была очень важной темой, по сути во многом альтернативной идеологически мотивированному исследованию «кустарных промыслов», «мелкой промышленности» как своего рода «особом пути», как способе сохранения мелкого полуземледельца-полуремесленника/промысловика, оседлого и устойчивого, как способ избежать этих «современных язв» городов, «крупных промышленных монстров» и соответственно пролетаризации. Модель симбиоза — более сложное представление, смещающее объект интереса от кустарного хозяйства к индустриальным кластерам.
В «Трудах Комиссии.» представлено несколько подобных эмпирических описаний такого рода крупно-мелких симбиозов. Например, А. Карпов описывал сочетание более крупных «фабрик» и мелких семейных мастерских, что было характерно для арзамасского специализированного промыслового куста [21, с. 82]. На возможность и фактическое развитие симбиоза указывал Е. Н. Андреев на примере металлических производств: «Прекрасно связывается кустарное производство с фабричным по некоторым отраслям металлических производств, а металлическими кустарными производствами, по имеющимся уже сведениям, занято у нас 51 500 чел. с производством в 28 247 000 руб. И здесь приготовление материала — дело завода (железо, сталь, медь, латунь); затем ковка клинков оружейных и ножевых, ножниц и вилок, — их дальнейшая обработка, — дело одиночных мастеров, которые могут работать или на фабрике, или у себя на дому. На фабрике часто только проводят сборку, окончательную отделку или даже только браковку» [15, с. 474]. Отмечается роль крупного контрагента или на начальных стадиях производственного цикла в виде производства полуфабриката, или на конечных — в виде окончательной сборки, сортировки, продвижении, продажи.
При этом Андреев как на причину устойчивости, конкурентоспособности мелких промыслов указывает на то, что они в отличие от крупных производств более гибкие, быстрее реагируют на изменение спроса: «Видоизменяются и требования жизни при развивающемся благосостоянии и образовании; — когда удовлетворены насущные надобности — выступают требования изящного: глаз требует цветов, красок, красивых форм. Фабричное однообразие, казарменная постройка надоедают, требование более изящных, более разнообразных продуктов распространяется — увеличивается запрос на ручной труд» [15, с. 474]. И это дополнительный фактор, продвигающий к симбиозу: крупные предприятия выпускают стандартизированный полуфабрикат, мелкие промыслы — большой ассортимент приспособленных к различному и постоянно меняющемуся спросу изделия.
Из различных описаний видно, что промысловики умели динамично приспосабливаться под локальные, этнические, этнотерриториальные, этноконфессиональ-ные, сезонные и иные особенности и колебания спроса. Такой гибкости у крупносерийного масштабного производства не было. Промысловое производство, будучи, как и фабричное, масштабным производством, благодаря своему внутреннему
устройству — в виде сети мелких единиц — умело быстро перенастраиваться, создавать внутреннюю спецификацию, гибко реагировать на спрос. Модель крупно-мелкого симбиоза и его значение ярко описал в своем докладе в Комиссию В. Д. Белов, практик и исследователь уральского горнозаводского дела и уральских мелких промыслов. Применив яркий образ, он следующим образом выразил эту связь: «Настоящие уральские заводы суть только главные артерии уральского горнозаводского промысла в том виде, как он силою вещей создается в настоящее время. Эти артерии не могут действовать сами собой без обмена крови с целой системой разветвлений до ничтожных волосных сосудов включительно; чем сильнее будет этот обмен, тем более живучести и здоровья будет иметь и самый организм. Крепостной труд подготовил эту систему волосных сосудов; не только нужно, но и нельзя этим не воспользоваться. Развитие мелкой промышленности повлияет, в свою очередь, обратно на развитие крупного горнозаводского дела, которое, таким образом, само собой, без всякого насилования извне, сойдет к выделке одних сырых произведений. Тогда между крупными заводчиками, как центрами, и мелкими промышленниками, как расположенными по радиусам силами, образуется та живая связь, отсутствие которой так чувствуется теперь, и которая на Урале одна только в состоянии творить грандиозные размеры промышленности» [25, с. 32].
Такого рода связки рассматривались также как способ преодоления кризиса путем изменения преимущественно сырьевой стратегии уральского горного дела. Уральские заводы на рынке металлического сырья испытывали все возрастающую конкуренцию иностранного металла и продукции металлургических заводов Европейской части империи. Выход из кризиса В. Д. Белов видел в формировании местного потребителя сырья путем развития вокруг уральских заводов сети мелких производств, перерабатывающих металлическое сырье и специализирующихся на изготовлении разнообразных готовых металлических изделий — проволочных, гвоздарных, сундучных, по изготовлению сельскохозяйственных орудий и машин, инструментов, подносов, сит и пр. При всей склонности местного населения к ме-таллобрабатывающим промыслам они в то время были развиты недостаточно. Основная причина — недоступность топливных ресурсов и законодательный запрет на создание крестьянами и мастеровыми самостоятельных «огнедействующих заведений». Развитие сети мелких промысловых заведений рассматривалось В. Д. Беловым как действенная антикризисная мера, способ удержать сокращаемых с заводов из-за кризиса мастеровых в поле влияния крупного предприятия, сохранить их в рамках мастерства.
По мнению В. Д. Белова, современная на тот момент сила уральских заводов по сравнению с теснящими их конкурентами уже не в наличии сырья — руды и топлива: «Центр тяжести этой силы совсем в другом факторе, на который, к сожалению, до сих пор слишком мало обращали внимания. Этот фактор — рабочая сила Урала, в обширном смысле этого слова, вспоенная и вскормленная двухвековым тяжелым крепостным трудом» [25, с. 32]. Неучет и неиспользование этой силы, по мнению автора, не дает шанса уральским заводам сохраниться и преодолеть кризис сбыта. По сути, этот ключевой фактор, о котором говорит В. Д. Белов, — давно сформировавшаяся особая субкультура уральского населения, основанная на горном, металлургическом и металлообрабатывающем мастерстве. К этому добавлялись совершенно особые социальные условия и обособленность. «Уральский мастеровой образовался
под влиянием целого ряда разнородных и два века действовавших на него экономических условий: замкнутость, отдаленность Урала от остального мира, заставившая его все брать из себя, во всем обходится своими средствами, сильная централизация власти крепостного права, которая (только на Урале) вмещала в себя, кроме хозяйственной и административной, и судебную часть и таким образом влияла самобытно на развитие его роста, постоянное и вековое тяготение целой громадной массы рабочих к одному и тому же техническому делу, самое свойство металлургических и рудных работ, характер отношения самой заводской власти к населению, охранявшей его от влияния бюрократического и административного произвола и, наконец, экономическая обеспеченность, которой пользовалась большая часть заводов, — все это вместе выработало того мастерового, подобного которому не может представить и Америка. Весь продолжительный дореформенный период представлял для Урала самобытную оригинальную школу, воспитавшую того рабочего, который нередко удивлял своей смышленостью и способностью к выполнению специальной технической работы» [25, с. 7-8].
В. Д. Белов настаивает, что главный ресурс горнозаводских округов Урала — именно обученная, квалифицированная рабочая сила. Этот ресурс необходимо использовать для развития вокруг заводов специализированных мелких производств, промысловых/промышленных заведений [25, с. 32]. «Таким образом, между уральскими рабочими и заводами неразрывная связь; отношения их те же, что и были прежде, до их освобождения от крепостной зависимости. Принцип прежней крепости сменился великим принципом взаимной пользы» [25, с. 9]. Белов предполагает, что заводы могут обеспечить промысловиков необходимой инфраструктурой, дешевым сырьем, кредитом, оборудованием, консультационной помощью заводских инженеров и техников, помогать со сбытом продукции. Это выгодно и второй стороне симбиоза — крупным предприятиям. Крупному заводчику, по мнению В. Д. Белова, было бы выгодно передать все вспомогательные цеха мелким окружающим производствам — кузнечные, столярные, механические, литейные цеха. На стороне это будет и дешевле, и лучше. В противном случае возникнут лишние накладные расходы. «А для заводчика не лучше ли продавать изделия из железа с хорошим барышом, чем самое железо с убытком», — констатирует автор [25, с. 10-11]. В дальнейшем, по его мнению, следует отказаться и передать мелким предприятиям также выработку мелких партий разнообразных сортов металла, сосредоточившись на чугуне, стали, черновом железе [25, с. 30]. То есть Белов предполагает взаимный интерес в этом симбиозе.
Автор обращает также внимание, что с технологической точки зрения такой симбиоз становится все более обеспеченным — уже появилось небольшое оборудование, которое можно использовать самостоятельно на небольших производствах. Так, станок для выделки гвоздей стоит не более 3 тыс. руб. И он вполне может использоваться одним промысловиком [25, с. 11].
Таким образом, Белов предлагал модель промышленных ассоциаций, состоящих из небольших мастерских, концентрирующихся вокруг большого предприятия, выполняющего функцию инфраструктурного обеспечения ассоциации. По сути В. Д. Белову принадлежала идея превращения крупных, сложно организованных, с большим количеством администрации и большими накладными расходами заводов в кластеры, сети взаимосвязанных мелких предприятий, концентрирующих-
ся вокруг одного более крупного, берущего на себя первичное производство сырья и обеспечивающего инфраструктуру сети мелких специализированных предприятий [25, с. 30-31].
Находил ли автор в реальной жизни заводских округов Урала хотя бы некоторые соответствия его модели? Такие примеры были. Один из них — Нижнетагильский заводской округ. Белов констатирует, что нижнетагильское мелко-промысловое дело обязано своим развитием вниманию заводской администрации «еще в старые годы», в крепостное время. Заводская администрация стремилась направлять избыток рабочей силы именно в мелко-промысловое дело, оказывала ему «всякое содействие и следила за успехами так, как бы это было ее собственное дело» [25, с. 13]. Белов констатирует: «Кустарный промысел буквально процветал и, что не всегда встречается в кустарном деле, изделия нижнетагильского кустарного промысла по своему качеству пользовались отличной репутацией» [25, с. 13]. Здесь мелкими промысловиками изготавливались сундуки, ковши, подносы — все это отличалось «прочностью, оригинальностью форм и рисунка». На рынках этот товар пользовался хорошей репутацией, что обеспечивало устойчивый сбыт [25, с. 13]. Белов отмечает, что, как всегда бывает в кустарных промыслах, при главных производствах возникли вспомогательные: приготовление жести, мороженого железа с оригинальным сибирским рисунком, красок и лаков; лаки славились своей прочностью, «многие из кустарей имели свои секреты для их приготовления». «Некоторые производства делались фамильными и переходили из рода в род; так, лаком и красками занимались Перезоло-вы, имевшие значительные дела и частые сношения с Москвой, главным образом, кажется, по подносному товару. Подносное дело переходило от отца к сыну в фамилии Морозовых. Нередко представителями таких маленьких фирм были и женщины» [25, с. 13]. Промысловая субкультура развивалась отчасти под воздействием завода, отчасти самостоятельно: «Равным образом, без всякого стороннего содействия развилась и художественная сторона дела, именно живопись на железе, начало которой, может быть, положили бежавшие в старое время на Урал староверы. В 40-х годах эта живопись дошла до большого совершенства, не теряя в то же время своей оригинальности. Это искусство точно также передавалось из рода в род. Здешний довольно известный портретист г. Худояров вышел из такого именно рода, издавна занимавшегося живописью на ящиках и подносах» [25, с. 13-14]. «Все такие кустари жили на заводе хорошо, имели лучшие в заводе дома, обширные хозяйства, а некоторые из них и довольно большие мастерские, на которых вместе с ними работали и наемные рабочие. Они пользовались почетом среди местного населения, составляя как бы особый класс местного торгового сословия и вели знакомство с местными официальными и заводскими властями» [25, с. 14]. «Все значительные кустари обложены были за освобождение от заводских работ повинностью поставлять для заводов по 100 коробов угля бесплатно, а впоследствии — прямо денежным оброком» [25, с. 14]. Кустари вели хорошую торговлю с Троицком, Ирбитской и Нижегородской ярмарками, где имели собственные лавки, занимавшие так называемый сундучный, или сибирский, ряд. Сибирские изделия доходили до Томска, Семипалатинска, Бухары и Перми [25, с. 14]. О мощи этих промыслов и их связи с заводом как поставщиком металлического сырья говорит тот факт, что в начале 1830-х годов оборот от местной продажи металлов составлял почти 200 тыс. руб. в год, а в середине 1840-х годов — до 500 тыс. руб. [25, с. 14]. Такое процветание промысла продолжалось до 1840-х годов.
С этого времени заводская администрация изменила политику в отношении промыслов, перестала заниматься местной продажей металла, поддерживать промысловиков. И процветавшее прежде дело сворачивалось. Изделия из промысловых центров Европейской России начали вытеснять нижнетагильские. Упало качество, снизилась художественность изделий [25, с. 14].
Вокруг Невьянского завода прежде развился промысел по производству пожарных машин [25, с. 17]. Вокруг Ревдинских заводов — гвоздарный промысел [25, с. 17]. Однако эти производства во второй половине XIX в. постепенно приходили в упадок — отчасти, по мнению В. Д. Белова, из-за непонимания заводской администрацией выгодности поддержания развития мелких промысловых хозяйств вокруг завода [25, с. 17]. «Мастеровые казенных заводов. оказывают явную наклонность к кустарному и артельному труду» [25, с. 18]. Там, где администрация не шла на развитие вокруг заводов сети промысловых заведений, они могли возникать тайно, несмотря на то, что это запрещалось ст. 394 VII тома свода законов — эта статья «как Дамоклов меч ежеминутно висит над такими кустарями» [25, с. 18].
Промысловые концентрации, по наблюдению Белова, сами порождают крупные формы: «Кустарное дело, как форма труда, есть дело живое, обладающее при том громадной силой роста. Сегодняшний кустарь завтра член артели или хозяин самостоятельного промышленного предприятия; такие предприятия не сильны капиталами, но зато это здоровые организмы со всеми задатками к жизни и быстрому росту. Ведь и Демидовы, основатели всего уральского дела, вначале были не более как кустари. Морозовы, развившие в таких громадных размерах ткацкое дело, вышли из тех же кустарей» [25, с. 29]. Многие крупные предприятия, созданные промышленной политикой государства сверху, Белов называет «мертворожденными детищами», остающимися на шее казны. В них вкачивается много средств, но результата мало. Для поддержки же «народной промышленности», которая способна порождать масштабные и при этом жизнеспособные предприятия, государством почти ничего не сделано. И это при том, что антикризисные возможности кустовых мелкой промышленности особенно значительны [25, с. 29-30].
Таким образом, в результате эмпирических описаний и теоретических разработок Комиссии по исследованию кустарной промышленности был создан ряд новых моделей в осмыслении мелкой промышленности / производящих промыслов России. Дальнейшее развитие исследований и общие выводы будут представлены в третьей части настоящей работы.
Источники и литература
1. Верняев И. И. «Незаметная промышленность»: крестьянские производящие промыслы России в теоретических концепциях и эмпирических исследованиях конца XVIII — начала XX в. Часть I // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 2. 2014. № 2. С. 75-98.
2. Краткий очерк истории вопроса об исследовании кустарной промышленности в России и образование при Совете Торговли и Мануфактур особой для этого комиссии // Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 1. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1879. С. 1-7.
3. Исаев А. А. Промыслы Московской губернии / изд. Московской губернской земской управы. Т. 2. Металлические промыслы. Гончарные промыслы. М.: Типогр. и литография С. В. Гурьянова, 1876. 200 с.
4. Исаев А. А. К вопросу о кустарной промышленности в России // Русская мысль. 1880. № 11. С. 73-125.
5. Xод местных исследований // Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 1. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1879. С. 36-64.
6. В. В. (Воронцов В. П.) Очерки кустарной промышленности в России. СПб.: Типогр. В. Киршба-ума, 1886. 1У+233 с.
7. Лабзин Н. Ф. Исследование промышленности ножевой, замочной и других изделий в Горба-товском уезде Нижегородской и Муромском уезде Владимирской губернии. СПб.: Типогр. Майкова, 1870. 177 с.
8. Андреев Е. Н. Обзор исследований кустарной промышленности в России. Сообщение председателя Комиссии Е. Н. Андреева в Императорском Русском Техническом Обществе, в ноябре 1879 г. // Труды Комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 4. СПб.: Типогр.
B. Киршбаума, 1880. С. 105-119.
9. Пругавин B. C. Кустарная промышленность, ее судьба и значение // Вестник Европы. 1891. Т. 3, № 5. С. 324-348.
10. Нижегородский сборник, издаваемый Нижегородским губернским статистическим комитетом под редакцией действительного члена и секретаря Комитета А. С. Гациского. Т. 1. Нижний Новгород: Типогр. Нижегородского губернского правления, 1867. 212 с.
11. Материалы для изучения кустарной промышленности и ручного труда в России. Ч. 1 / сост. Л. Майков. СПб.: ЦСК МВД, 1872. 361 с. (Статистический временник. Издание Центрального статистического комитета Министерства внутренних дел. Т. II, вып. 3).
12. Действия комиссии // Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 2. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1879. С. 1-14.
13. Мещерский А. А. Модзалевский К. Н. Свод материалов по кустарной промышленности в России / сост. по поручению отделения статистики Императорского Русского географического общества действительными членами кн. А. А. Мещерским и К. Н. Модзалевским. СПб.: Типогр. бр. Пантелеевых, 1874. 345 с.
14. Попов Р. Кустарная промышленность в России. (Свод материалов по кустарной промышленности в России / сост. по поручению отделения статистики Императорского Русского географического общества действительными членами кн. А. А. Мещерским и К. Н. Модзолевским. Санкт-Петербург. 1874 года) // Отечественные записки. 1875. Т. 219. С. 1-32.
15. Андреев Е. Н. Обзор действий комиссии по исследованию кустарной промышленности в России // Труды Комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 14. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1885. С. 399-494.
16. Очерк деятельности комиссии по кустарной промышленности // Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 1. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1879. С. 7-36.
17. Программа исследования кустарной промышленности в России // Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 1. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1879. С. 1-18.
18. Слобожанин М. Кустарная промышленность в России и условия ее развития // Ежегодник кустарной промышленности: 1912 год. Т. 1, вып. 1. СПб.: Типо-литография «Энергия», 1912. ХУШ+326 с.
19. Тимохович С. Я. Кустарная промышленность в Медынском уезде // Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 2. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1879. С. 6-108.
20. Борисовский Л. Ложкарство в Семеновском уезде // Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 2. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1879. С. 7-28.
21. Карпов А. Сапожный промысел в Выездной слободе Арзамасского уезда // Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 3. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1880.
C. 29-44.
22. Докучаев К. А. Кустарная промышленность Олонецкой губернии. 2. Беличий промысел в Каргополе и окрестных селениях // Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 4. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1880. С. 210-317.
23. Исследование кустарной промышленности за границей // Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 1. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1879. С. 64-95.
24. Протоколы заседаний Комиссии по исследованию кустарной промышленности // Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 15. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1886. С. 515-538.
25. Белов В. Д. Кустарная промышленность в связи с Уральским горнозаводским делом // Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности в России. Вып. 16. СПб.: Типогр. В. Киршбаума, 1887. С. 1-35.
Статья поступила в редакцию 2 июня 2014 г.
