CC BY
20
УДК 39:306.622:115 йО!: 10.14529/взИ220304
НЕЗАМЕЧЕННАЯ ИСТОРИЯ: БЛОШИНЫЙ РЫНОК КАК МЕСТО, ИСТОЧНИК И ПРОБЛЕМА ИСТОРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
И. В. Нарский1, Н. В. Нарекая2
1 Южно-Уральский государственный университет, г. Челябинск, Российская Федерация 2Филиал Военного учебно-научного центра Военно-воздушных сил «Военно-воздушная академия», г. Челябинск, Российская Федерация
Статья посвящена проблемам исследования блошиного рынка как места альтернативного, непрофессионального и неофициального обращения с прошлым. Авторы задаются вопросами о причинах малого интереса историков по сравнению с экономистами, социологами, антропологами и психологами к феномену блошиного рынка. В статье очерчиваются историографические, источниковедческие и методологические ориентиры в изучении блошиного рынка. Статья дает ответы на вопросы о потенциале специального исторического исследования блошиного рынка и о дефиците инструментария социологии для его изучения как объекта, представляющего интерес для историков. Слабость социологического концептуального осмысления блошиного рынка, по мнению авторов, состоит прежде всего в преувеличении компонентов публичности этого института «приватной общественности». Как показано в статье, блошиный рынок достоин интерпретации в качестве важного исторического источника. Он является своеобразным зеркалом общества и недооцененным объектом для изучения коммуникации, одиночества, бедности, ностальгии, культурного трансфера в ХХ в. Одновременно он является полигоном для альтернативного, неофициального обращения с прошлым со стороны «обычных» людей. Кроме того, изучение блошиного рынка может внести важный вклад в решение специальных исторических вопросов, таких как историческая репрезентация. Таким образом, блошиный рынок по определению должен стать объектом изучения специалистами в области истории повседневности, памяти, опыта и публичной истории.
Ключевые слова: блошиный рынок, барахолка, толкучка, Мюнхен, «приватная общественность», обращение с прошлым, ностальгия.
Введение
Прошлое не отгорожено от настоящего непреодолимыми барьерами, как считало большинство историков в Х1Х-ХХ вв. Оно постоянно присутствует среди нас в виде следов - архитектурных сооружений и памятников, государственных институтов и праздничных церемоний, предметов быта и семейных реликвий, канонов составления текстов и традиций повседневного общения [1-3]. Прошлое влияет на современность, поставляя нам материал для объяснения нашей актуальной ситуации, и одновременно изменяется под воздействием сегодняшних перемен. Взаимодействие прошлого и настоящего - одна из самых злободневных и сложных проблем исторической науки.
Блошиный рынок представляет собой место особо высокой концентрации следов прошлого в настоящем - случайной и постоянно меняющейся комбинации старых вещей, выставленных на продажу. Поэтому вызывает удивление, что историки, в отличие от социологов, почти не уделяют внимания блошиному рынку. Этот дефицит интереса позволяет рассматривать блошиный рынок как «незамеченную историю», причем в двояком смысле. Во-первых, сам блошиный рынок - обойденный вниманием историков исторический феномен, который менялся на протяжении конца XIX - ХХ в. Во-вторых, истории вещей, оказавшихся на блошином рынке, а также людей, их продающих и покупа-
ющих, представляют самостоятельный интерес и также являются носителями многочисленных незаметных и незамеченных историй.
Цель данного исследования - выяснить причины дефицита исторических исследований блошиного рынка и показать его потенциал в качестве пространства, источникового комплекса и проблемного поля специального исторического исследования. Объектом исследования выступает один из блошиных рынков Мюнхена, ставший местом систематических посещений и включенного наблюдения со стороны авторов на протяжении 2014-2019 гг. Предмет анализа - блошиный рынок как исторический феномен и источник. Термин «блошиный рынок» используется при этом как понятие, синонимичное понятиям «барахолка», «толкучка» и другим обозначениям рынка под открытым небом или в съемном помещении, в различном сочетании выставляющего на продажу разнообразные предметы, бывшие в употреблении.
Обзор литературы
Научная литература о блошиных рынках обширна [4-11]. Этнологические, социологические, экономические исследования этого феномена ставят и отчасти решают вопросы об организации и функциях блошиного рынка в жизни современного человека. Однако большинство из них недооценивает обращение с прошлым как важную функцию рынка старых вещей и серьезный мотив его посети-
телей. Симптоматично, что немецкий социолог Г. Винтер отнес рынок подержанных вещей к такой сфере досуга и «частной общественности», как народные увеселения, поместив барахолки в один растер с цирком и ярмарочными аттракционами [10, 17].
Роль блошиного рынка в обращении человека с прошлым, как ни странно, почти не рассматривается историками в качестве самостоятельной проблемы. Некоторые из них прибегают к проблематике блошиного рынка, как правило, в качестве вспомогательного сюжета для исследования состояния экономики и общества в кризисных ситуациях, например, истории советской и постсоветской повседневности, девиантного поведения советских граждан, рынка в эпоху сталинизма [1214]. Специальные исторические исследования блошиных рынков остаются делом будущего.
Методы исследования
В этом исследовании мы опираемся на несколько концептов теоретического свойства. Во-первых, используется концепт «лирической историографии». Отличительной особенностью этого антропологического по происхождению подхода видится наличие в тексте фигуры активного автора, который использует свой личный опыт в контролируемом исследовательском процессе и изложении его результатов [15]. Идея сознательного, целенаправленного и открытого использования собственного опыта исходит прежде всего из представления о центральном значении донаучного знания, или «предубеждений» (Х.-Г. Гадамер), в авторском исследовательском процессе [16].
Во-вторых, мы интерпретируем вещи в качестве «следов» историй и людей, участвовавших в этих историях. «Следов» в том смысле, в каком этот термин использовал К. Гинзбург, отнеся историческую науку к области индивидуализирующего качественного знания, основанного, наподобие палеонтологии или криминологии, на распутывании следов [1].
В-третьих, здесь используются теоретические посылы «онтологического поворота» в социальных и гуманитарных науках, исходящего из равноправия людей и вещей в духе Б. Латура [17] и нацеленного на целостное изучение вещи как материального и культурного, природного и рукотворного феномена.
В связи с двойственной природой вещей мы посчитали полезным, в-четвертых, ориентироваться на представления о новой культуре памяти, заявившей о себе в Европе - прежде всего в Германии -в течение последних четырех десятилетий. Согласно ей, ныне прошлое не отделено непреодолимой стеной от настоящего и будущего и не является сферой интересов исключительно профессиональных историков [2]. Будучи местом перманентного альтернативного толкования изменчивого прошлого, блошиный рынок рассматривается нами как по-
рождение нового ощущения времени, как часть этого ощущения и реакция на него.
В-пятых, используется конструктивистский подход к пространству экономиста Дитера Лэппле [18]. Согласно «пространственному повороту», пространство не сводится к территории как нейтральному «контейнеру», а включает в себя все, что его создает, поддерживает и трансформирует: властные отношения, правила и нормы, человеческую практику, символическое кодирование пространства, его репрезентацию и восприятие.
Сбор информации о блошином рынке как месте особого обращения с прошлым осуществлялся нами методами включенного наблюдения и интервью. Авторы сами выступали в качестве рядовых посетителей, а иногда - покупателей, продавцов и консультантов на мюнхенском блошином рынке. Источниковое ядро для исследования образуют рассказы наших собеседников с блошиного рынка в Мюнхене. В качестве основных вопросов авторов интересовали причины и обстоятельства, приведшие наших респондентов на блошиный рынок, то, каким рынок был раньше и каким он стал теперь, какую роль он играл и играет в жизни наших информантов. Ничтожно малую часть интервью удалось с согласия наших визави записать на диктофон. Это происходило, как правило, если беседа состоялась за пределами блошиного рынка. Однако встречи вне рынка были редким исключением из правила. Чаще всего беседа проходила во время совместной прогулки по блошиному рынку или в кафе, расположенном на его территории. Диалог осуществлялся «безоружно», даже без возможности по ходу разговора внести пометки в блокнот. На блошином рынке, где появление полицейского или налогового чиновника не сулит ничего хорошего, беседа с блокнотом или диктофоном в руке воспринимается как потенциальная угроза для окружающих. Приходилось полагаться на собственную память и по завершении разговора идти в ближайшее кафе или домой, чтобы зафиксировать услышанное. Такие записи сложно назвать интервью в строгом смысле этого слова. Но и полученные неполноценные интервью, вернее, их конспекты, стенограммы и протоколы воспринимались нами как маленькие победы, потому что порой люди относились к нашим намерениям настолько недоверчиво, что отказывались беседовать, несмотря на то, что с просьбой об информации к ним обращался посредник из числа их добрых знакомых, которым они безусловно доверяли.
В связи со спецификой сбора информации незаменимым источником оказались полевые дневники, которые, помимо прочего, включают составленные по горячим следам стенограммы незаписанных бесед. Они перемежаются с заметками о событиях, впечатлениях и покупках блошиного рынка. Покупки и изредка некоторые из некупленных вещей -
с разрешения продавцов - визуально документировались с помощью фотографирования.
Результаты и дискуссия
Как уже отмечалось, блошиный рынок до сих пор не стал самостоятельным объектом изучения историков и прежде всего поборников публичной истории, исследователей коллективной памяти, повседневности и культурных практик. А ведь рынок бывших в употреблении вещей можно рассматривать как своеобразный барометр состояния общества. Он может, подобно барахолке для бедных XIX - первой половины ХХ в., выступать инструментом пополнения или экономии скудного семейного бюджета. Толкучка может также служить «санации» домашнего интерьера от вещей, устаревших, вышедших из моды. Она помогает избавиться от предметов интерьера и утвари, осложняющих переезд на новое место жительства, тормозящих продажу унаследованной недвижимости, мешающих расстаться с обременительными воспоминаниями. Современный блошиный рынок (с 1970-х гг.) может в большей степени быть местом коммуникации, ставшей затруднительной в мегаполисах в связи с сегментацией повседневной жизни и герметичным отделением друг от друга пространств жилья, работы, потребления и транспорта. Рынок старых вещей является местом циркуляции предметов старины и удовлетворяет интересы профильных коллекционеров и «безыдейных», в терминологии Владимира Солоухина [19], собирателей. В последние десятилетия ХХ века вторичный рынок стал местом креативных практик в области моды, превратившись из рынка для бедных в модное место для представителей среднего класса.
Следовательно, изучение блошиного рынка связано с широким комплексом тем, значимых не только для экономистов, социологов, антропологов и психологов, но и для историков. К таким темам относятся, например, потребление и бедность, коммуникация и одиночество, вкусы и мода, поколенческие разрывы, ностальгия и непрофессиональное, приватное обращение с прошлым из близкой, тактильной и эмоционально окрашенной перспективы в современном обществе в целом и в мегаполисе в особенности. Исследование рынка подержанных вещей позволяет соединить проблемы, рассматриваемые обычно порознь, и тем самым продвинуться в их решении.
Синхронный сравнительный анализ развития блошиных рынков в разных странах и их диахрон-ное изучение в одной стране позволяют с нового ракурса увидеть известные проблемы или открыть новые сюжеты для исторического исследования. Блошиный рынок в Германии может, например, стать объектом изучения сложностей в обращении с нацистским прошлым. Изучая блошиный рынок, можно выйти на проблему динамики уровня жизни и развития международного трансфера предме-
тов старины. Так, немецкие блошиные рынки в 1990-е гг. выиграли от крушения социалистической системы и открытия внутренних границ Евросоюза. Тогда антиквариат различного, в том числе сомнительного происхождения, ранее запрещенный к вывозу из стран Восточной Европы, а отчасти и от соседей с Запада (например, беспошлинный вывоз антикварной бронзы из Франции), беспрепятственно хлынул через границу, встретившись с ростом интереса к старине среди западных немцев с крепкой покупательной способностью.
Блошиный рынок в Германии второго десятилетия XXI в. также изменился под влиянием внутренних проблем и международных отношений. Понижение уровня жизни западных немцев после введения евро, насыщение коллекций или уход из жизни поколения собирателей 1970-1990-х гг., наводнение рынка антиквариата подделками с востока, приход на рынок новых торговцев и покупателей из Азии и Африки сделали свое дело. Сегодня старожилы блошиных рынков мечтательно вспоминают о прежних временах и снисходительно называют нынешний товарный ассортимент блошиных рынков «мусором».
Проблематика, связанная с деятельностью блошиного рынка, в первую очередь стала привлекать экономистов и социологов. И не удивительно: необходимость рассматривать движение товаров и человеческую коммуникацию с помощью инструментария политэкономии и социологии лежит на поверхности. Даже антропологи не сразу заметили потенциал изучения традиции и культуры на материале блошиного рынка, который воспринимался в 1980-е как явление очень молодое [20].
Так есть ли «на блошином рынке» у историка самостоятельное место, на котором ему не нужно «отнимать хлеб» у других наук об обществе и культуре? Может ли рынок подержанных вещей претендовать на статус самостоятельного объекта исторического исследования, а не проходного сюжета при исследовании повседневности? На оба вопроса можно с известной долей осторожности ответить утвердительно. Блошиный рынок второй половины ХХ столетия мобилизовал домодерный пафос критики капитализма в собственную идеологию, сделав его знаменем консервативной тоски и постмодерной ностальгии по «доброму старому времени». Это ностальгия по ремесленному, штучному производству вручную из качественных материалов, по торгу и коммуникации лицом к лицу [21, 22], по спонтанному и открытому общению, по близости к «первозданной» природе. В этом смысле сама концепция современного блошиного рынка является идеологией альтернативного обращения с прошлым.
Но не только институциональная история блошиного рынка, но и коммуникация людей друг с другом и со старыми предметами дают пищу для изучения обращения с прошлым из перспекти-
вы историка. Общение на блошином рынке позволительно описать в категориях не только политэкономии и социологии, но и антропологии и истории. Ведь оно воспроизводит трехзвенный механизм функционирования традиции: «наследование от предшественников - сохранение в настоящем - передача по наследству более молодым людям» [20, s. 200]. Современный интерес и уважение к старым вещам «с атмосферой», воплощая тенденцию не к обеднению, а к благосостоянию, наделяет повседневные предметы из прошлого особым статусом. Они превращаются в украшения интерьера, сувенир, места памяти о семейном прошлом, в исторические документы и коллекционные раритеты [20, s. 204-205]. Вещь как повод для ностальгии становится важным источником для изучения другого, неофициального и непрофессионального обращения «обычных» людей с прошлым.
Казалось бы, блошиный рынок неизбежно должен стать одним из канонических объектов публичной истории, изучающей обращение к прошлому со стороны непрофессионалов или для аудитории непрофессионалов. Однако этого до сих пор не случилось. Блошиный рынок, как правило, не только не превратился в специальный объект Public History, но и не упоминается в программных и обзорных работах о публичной истории [23-25].
Причина такого невнимания в историческом цехе к барахолке коренится, видимо, не столько в ее недооценке как объекта исследования, сколько в дефиците публичного компонента на блошином рынке. Настаивание на публичности барахолки чревато искажением взгляда на нее сквозь оптику публичной истории. Социологический концепт толкучки как «приватной общественности» наглядно иллюстрирует это утверждение [10].
Тезис о том, что на блошином рынке размывается граница между частным и общественным, между отдыхом и работой, между хобби и профессией не подлежит сомнению. Блошиный рынок позволительно рассматривать как однодневную, случайную и непрерывно меняющуюся музейную экспозицию, позволяющую публике заглянуть в быт и даже интимную сферу прошедших эпох. Но характерный для социологического подхода перекос в сторону публичных и внеисторических компонентов этого феномена неоправданно уравнивает его с такими явлениями «приватной общественности», как работа на огороде, выращивание аквариумных рыбок или посещение цирка [10, s. 17]. Концепт «приватной общественности» недооценивает частную составляющую в поведении акторов на блошином рынке и специфику недоступного в музее тактильного и эмоционально выраженного обращения с прошлым. Особость этого прошлого в том, что оно может взволновать, к нему можно прикоснуться, его можно присвоить в буквальном, рыночном смысле слова.
Действительно, само публичное пространство блошиного рынка является лишь видимой «сценой» большого и сложно организованного «театра». На этой «сцене» разворачивается лишь краткая, сиюминутная фаза в активности человека на толкучке. Товары прибывают на барахолку из приватных, закрытых для публики пространств - частных интерьеров, подвалов и чердаков. А покупатели, будь то профессиональные коллекционеры или любители, желающие украсить свой домашний интерьер, чаще всего посещают блошиный рынок, чтобы вновь приватизировать приобретения и прекратить краткосрочное выставление вещи на всеобщее обозрение.
Даже тогда, когда коллекционер с гордостью показывает свою находку членам клубного сообщества, а домохозяйка, сияя, демонстрирует гостям получивший вторую жизнь предмет интерьера, речь идет о допущении избранных в приватную сферу. Публичная сцена блошиного рынка начинается и заканчивается приватно. Она хронологически и пространственно обрамлена частными кулисами.
Блошиный рынок кажется публичным феноменом до тех пор, пока он рассматривается как нейтральная территория, по которой свободно перемещаются люди, вещи, деньги. Если же посмотреть на него сквозь оптику «пространственного поворота» и анализировать не как топографически ограниченную территорию, а как конструируемое пространство, то картина принципиально изменится. В таком случае блошиный рынок охватит не только социальные объекты, материальные артефакты и самих людей. Пространство рынка подержанных вещей включает все, что его конституирует - от политического устройства до человеческого восприятия [18]. В таком случае очень многое в феномене блошиного рынка окажется в «серой», потаенной, приватной сфере.
Выводы
Таким образом, блошиный рынок оказался для историков незаметной и незамеченной историей по ряду причин научного и вненаучного характера. В состоянии исследования блошиных рынков, вероятно, немалую роль сыграл бытовой стереотип. Блошиный рынок - это место, вызывающее у многих законное чувство брезгливости как место нечистое. Ведь на нем циркулируют вышедшие из употребления вещи, которые зачастую принадлежали умершим людям. А сама деятельность блошиного рынка лежит в «серой зоне» не вполне прозрачных торговых операций. Вопросы о происхождении товаров, о наличии лицензий на торговую деятельность и об аккуратности в уплате торговцами налогов посетитель рынка оставляет за его территорией, на совести его обитателей и полицейских и налоговых чиновников, появление которых вызывает среди продавцов нездоровую суету.
В качестве собственно научной причины невнимания историков к барахолке следует назвать
слабость концептуального осмысления, прежде всего преувеличение компонентов публичности этого института «приватной общественности». Тем не менее блошиный рынок достоин интерпретации в качестве важного исторического источника. Он является своеобразным зеркалом общества и недооцененным объектом для изучения коммуникации, одиночества, бедности, культурного трансфера в ХХ в. Одновременно он является полигоном для альтернативного, неофициального, эмоционально окрашенного, ностальгического обращения с прошлым со стороны «обычных» людей. Наконец, блошиный рынок при выборе адекватной оптики может содействовать постановке вопросов, важных для профессиональных историков. Каким образом и в какой степени, например, «маленькие люди» могут влиять на властный дискурс о прошлом? Как меняется соотношение понятий «описание», «интерпретация», «репрезентация», когда предметом анализа является не текст о прошлом, а рассказ о конкретной вещи, которую можно потрогать и повертеть в руках? Как старинная вещь становится репрезентацией прошлого не в музее, а на прилавке старьевщика и антиквара? Как предметы из прошлого задают правила обращения с ними и сопротивляются интерпретации их владельцем? Эти и другие вопросы могут апробироваться историком на основе полевого исследования на блошином рынке.
Литература
1. Гинзбург, К. Приметы: Уликовая парадигма и ее корни / К. Гинзбург // Мифы - эмблемы - приметы: морфология и история / К. Гинзбург. - М. : Новое издательство, 2004. С. 189-241.
2. Ассман, А. Новое недовольство мемориальной культурой / А. Ассман. - М. : НЛО, 2016. -232 с.
3. Sellin, V. Einführung in die Geschichtswissenschaft / V. Sellin. - Göttingen : Vandenhoeck & Reprecht, 1995. - 224 s.
4. Бредникова, О. Старая вещь как персонаж блошиного рынка / О. Бредникова, З. Кутафьева // Неприкосновенный запас. - 2004. - № 34. - С. 91-96.
5. Воронкова, Л. В. «Это не рынок»: игра с форматами / Л. В. Воронкова, Е. В. Сотникова, О. В. Паченков // Практики и интерпретации: журнал филологических, образовательных и культурных исследований. - 2016. - Т. 1, № 4. - С. 142-184.
6. Паченков, О. В. Блошиный рынок как «городская сцена» / О. В. Паченков, Л. В. Воронкова // Микроурбанизм. Город в деталях : сб. ст. - М. : НЛО, 2014. - С. 132-169.
7. Fischer, V. Nostalgie, Geschichte und Kultur als Trödelmarkt / V. Fischer. - Luzern ; Frankfurt / M. : H. Koltz, 1980. - 303 s.
8. Anderegg, U. Flohmarkt. Spaziergängen durch den Alltag / U. Anderegg. - Zürich : Schweizer Verlagshaus, 1981. - 143 s.
9. Jüngst, P. Zu den Einkaufs-, Freizeit- und Kommunikationsstrukturen auf öffentlichen und privaten Flohmärkten - vorläufige Ergebnisse anhand zweier Fallstudien in Kassel und Marburg / P. Jüngst // Urbs et Regio. - 1984. - № 32. - S. 97-120.
10. Winter, G. Trödelmärkte: eine empirische Untersuchung zur sozialen und ökonomischen Struktur einer Institution privater Öffentlichkeit / G. Winter. - Göttingen : Cuvillier, 1996. - 267 s.
11. Damsar. «Fleamarket» in a German town: a study in economic sociology / Damsar. - Bielefeld : Cuvillier, 1998. - 183 p.
12. Лебина, Н. Б. Энциклопедия банальностей: Советская повседневность: Контуры, символы, знаки / Н. Б. Лебина. - СПб. : Дмитрий Була-нин, 2006. - 444 с.
13. Осокина, Е. А. За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 2-е изд. / Е. А. Осокина. - М. : РОССПЭН, 2008. - 351 с.
14. Schlögel, K. Das sowjetische Jahrhundert: Archäologie einer untergangenen Welt / K. Schlögel. -München : Verlag C.H. Beck, 2017. - 912 s.
15. Нарский, И. В. Антропологизация авторства: приглашение к лирической историографии / И. В. Нарский // Новое литературное обозрение. -2012. - № 115. - С. 56-70.
16. Gadamer, H.-G. Wahrheit und Methode. Grundzüge einer philosophischen Hermeneutik / H.-G. Gadamer. - 5. Aufl. Berlin : Mohr Siebeck, 1993. - 533 s.
17. Латур, Б. Об интеробъективности / Б. Ла-тур, // Социологическое обозрение. - 2007. - Т. 6, № 2. - C. 79-96.
18. Läpple, D. Essay über den Raum, in: Hartmut Häußermann u.a. (Hg.) Stadt und Raum. Soziologische Analysen / D. Läpple. - Pfaffenweiler, 1991. -S. 157-207.
19. Солоухин, В. А. Черные доски (Записки начинающего коллекционера) / В. А. Солоухин // Зимний день. - М. : Советский писатель, 1969. -С. 121-287.
20. Heller, H. Über den Umgang mit Tradition auf Trödelmärkten. Otto Koenig 70 Jahre. Kulturwissenschaftliche Beitrage zur Verhaltensforschung. Matreier Gespräche / H. Heller. - Wien : Heidelberg, 1984. - S. 199-204.
21. Hard, G. u.a. Ein Flohmarkt im Bonner Hofgarten - Zur Wirklichkeit und zum Alltagsmythos eines Flohmarktes / G. Hard u.a. // Urbs et Regio. -1984. - № 32. - S. 121-176.
22. Porath, Y. u. a. Ein Flohmarkt für Kassel / Y. Porath u. a. // Urbs et Regio. - 1984. - № 32. -S. 177-208.
23. Аккерманн, Ф. Прикладная история, или Публичное измерение прошлого / Ф. Аккерманн, Я. Аккерманн, А. Литтке, Ж. Ниссер, Ю. Томанн // Неприкосновенный запас. - 2012. - № 3 (83). - URL: https://magazines.gorky.media/nz/2012/3/prikladnaya-isto riya-ili-publichnoe-izmerenie-proshlogo.html.
24. Все в прошлом: Теория и практика пуб- 25. De Groot, J. Consuming History. Historians
личной истории / под ред. А. Завадского и В. Ду- and Heritage in Contemporary Popular Culture. 2nd Ed. / биной. - М. : Новое издательство, 2021. - 440 с. J. De Groot. - London : Routledge, 2016. - 332 p.
Нарский Игорь Владимирович - доктор исторических наук, профессор, старший научный сотрудник, НОЦ «Культурно-исторические исследования», Южно-Уральский государственный университет (Челябинск), e-mail: inarsky@mail.ru
Нарекая Наталья Васильевна - кандидат социологических наук, доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин, Филиал Военного учебно-научного центра Военно-воздушных сил «Военно-воздушная академия» (Челябинск), e-mail: bredihina_natalya@mail.ru
Поступила в редакцию 30 мая 2022 г.
DOI: 10.14529/ssh220304
UNNOTICED HISTORY: THE FLEA MARKET AS A PLACE, SOURCE, AND PROBLEM OF HISTORICAL RESEARCH
I. V. Narskii1, N. V. Narskaia2
1South Ural State University, Chelyabinsk, Russian Federation
2Branch of the Military Training and Research Center of the Air Force «Air Force Academy», Chelyabinsk, Russian Federation
This article is devoted to the problems of studying the flea market as a place of alternative, unprofessional and unofficial treatment of the past. The authors question the reasons historians, in comparison with economists, sociologists, anthropologists and psychologists, have little interest in the phenomenon of the flea market. The article outlines historiographical, source, and methodological guidelines for studying the flea market. It address questions about the potential for its special historical study and about the scarcity of sociological tools for studying it as a historical object. The weakness of the sociological conceptualization of the flea market is, according to the authors, primarily in exaggerating the public components of this «private-public» institution. As the article shows, the flea market is worthy of interpretation as an important historical source. It is a kind of mirror of society and an underestimated object for studying communication, loneliness, poverty, and cultural transfer. It is also a testing ground for an alternative, unofficial treatment of the past by ordinary people. Finally, studying the flea market can make an important contribution to the solution of special historical questions, such as historical representation. Thus, by definition, the flea market should be an object of study by specialists in the history of everyday life, memory, experience, and public history.
Keywords: flea market, Munich, «private-public» institutions, handling the past, nostalgia.
References
1. Ginzburg C. Primety: Ulikovaya peredigma I eyo korni [Odds: The Ulitch Paradigm and Its Roots] // Mify - emblem - primety: morfologiya i istoriya. M.: Novoye izdatelstvo. 2004. S. 189-241.
2. Assmann A. Novoe nedovol'stvo memorial'noj kul'turoj [The New Discontent of Memorial Culture]. M. : NLO, 2016. 232 s.
3. Sellin V. Einführung in die Geschichtswissenschaft. Göttingen: Vandenhoeck & Reprecht, 1995. 224 p.
4. Brednikova O., Kutaf'eva Z. Staraya veshh kak personazh bloshinogo rynka [Old Things as a Character of the Flea Market] // Neprikosnovennyj zapas. 2004. № 34. S. 91-96.
5. Voronkova L.V., Sotnikova E.V., Pachenkov O.V. Eto ne rynok: igra s formatami [«This is not a market»: a game with formats] // Praktiki i interpretatsii: zhurnal filologicheskikh, obrazovatelnykh i kulturnykh issledovanij. 2016. № 1 (4). S. 142-184.
6. Pachenkov O.V., Voronkova L.V. Bloshinyj rynok kak «gorodskaya stsena» [The Flea Market as an «Urban Scene»] //Mikrourbanizm. Gorod v detalyakh. M.: NLO, 2014. S. 132-169.
7. Fischer V. Nostalgie, Geschichte und Kultur als Trödelmarkt. M.: H. Koltz, 1980. 303 p.
8. Anderegg U. Flohmarkt. Spaziergängen durch den Alltag. Zürich: Schweizer Verlagshaus, 1981. 143 p.
9. Jüngst P. Zu den Einkaufs-, Freizeit- und Kommunikationsstrukturen auf öffentlichen und privaten Flohmärkten - vorläufige Ergebnisse anhand zweier Fallstudien in Kassel und Marburg // Urbs et Regio. 1984. Vol . 32. P. 97-120.
10. Winter G. Trödelmärkte: eine empirische Untersuchung zur sozialen und ökonomischen Struktur einer Institution privater Öffentlichkeit. Göttingen: Cuvillier. 1996. 267 p.
11. Damsar. «Fleamarket» in a German Town: A Study in Economic Sociology. Bielefeld: Cuvillier, 1998. 183 p.
12. Lebina N.B. Entsiklopediya banal'nostej: Sovetskaya povsednevnost': Kontury, simvoly, znaki [Encyclopedia of Banalities: Soviet Everyday Life: Contours, Symbols, Signs]. SPb.: Dmitriy Bulanin, 2006. 444 p.
13. Osokina E.A. Za fasadom «stalinskogo izobiliya»: Raspredelenie i rynok v snabzhenii naseleniya v gody industrializatsii [Behind the Facade of Stalin's Abundance: Distribution and Market in the Supply of Population in the Years of Industrialization]. 2nd ed. M.: ROSSPEN, 2008. 351 p.
14. Schlögel K. Das sowjetische Jahrhundert: Archäologie einer untergangenen Welt. München: Verlag C.H. Beck, 2017. 912 p.
15. Narskii I.V. Antropologizatsiya avtorstva: priglashenie k liricheskoj istoriografii [The Anthropologiza-tion of Authorship: An Invitation to Lyrical Historiography] // Novoye literaturnoye obozreniye. 2012. № 115. S. 56-70.
16. Gadamer H.-G. Wahrheit und Methode. Grundzüge einer philosophischen Hermeneutik. Aufl. Berlin: Mohr Siebeck, 1993. 533 p.
17. Latour B. Ob interobyektivnosti [On Interobjectivity] // Sotsiologicheskoye obozreniye. 2007. № 6 (2). S. 79-96.
18. Läpple D. Essay über den Raum, in: Hartmut Häußermann u.a. (Hg.) Stadt und Raum. Soziologische Analysen. Pfaffenweiler, 1991. S. 157-207.
19. Soloukhin V.A. Chyornye doski (Zapiski nachinayushhego kollektsionera) [Blackboards (Notes of a Beginning Collector)] // Zimnij den'. M.: Sovetskij pisatel', 1969. S. 121-287.
20. Heller H. Über den Umgang mit Tradition auf Trödelmärkten. Otto Koenig 70 Jahre. Kulturwissenschaftliche Beitrage zur Verhaltensforschung. Matreier Gespräche. Wien: Heidelberg, 1984. P. 199-204.
21. Hard G. u.a. Ein Flohmarkt im Bonner Hofgarten - Zur Wirklichkeit und zum Alltagsmythos eines Flohmarktes // Urbs et Regio. 1984. Vol. 32. P. 121-176.
22. Porath Y. u. a. Ein Flohmarkt für Kassel // Urbs et Regio. 1984. Vol. 32. P. 177-208.
23. Ackermann F., Ackermann J., Littke A., Nisser J., Thomann J. Prikladnaya istoriya, ili Publichnoe iz-merenie proshlogo [Applied History, or the Public Dimension of the Past] // Neprikosnovennyy zapas. 2012. № 3 (83). URL: https://magazines.gorky.media/nz/2012/3/prikladnaya-istoriya-ili-publichnoe-izmerenie-prosh-logo.html.
24. Vsyo v proshlom: Teoriya I praktika publichnoj istorii [All in the Past: The Theory and Practice of Public History] / edited by A. Zavadsky and V. Dubina. M.: Novoe izdatelstvo, 2021. 440 s.
25. De Groot J. Consuming History. Historians and Heritage in Contemporary Popular Culture. 2nd Ed. London: Routledge, 2016. 332 p.
Igor V. Narskii - D. Sc. (History), Professor, Senior Researcher, REC «Cultural and Historical Research», South Ural State University (Chelyabinsk), e-mail: inarsky@mail.ru
Natalya V. Narskaia - Cand. Sc. (Sociology), Associate Professor of the Department of Humanities and socio-economic disciplines, Branch of the Military Training and Research Center of the Air Force «Air Force Academy» (Chelyabinsk), e-mail: bredihina_natalya@mail.ru
ОБРАЗЕЦ ЦИТИРОВАНИЯ
Нарский, И. В. Незамеченная история: блошиный рынок как место, источник и проблема исторического исследования / И. В. Нарский, Н. В. Нарская // Вестник ЮУрГУ. Серия «Социально-гуманитарные науки». -2022. - Т. 22, № 3. - С. 29-35. Б01: 10.14529^^20304
Received May 30, 2022
FOR CITATION
Narskii I. V., Narskaia N. V. Unnoticed History: the Flea Market as a Place, Source, and Problem of Historical Research. Bulletin of the South Ural State University. Ser. Social Sciences and the Humanities, 2022, vol. 22, no. 3, pp. 29-35. (in Russ.). DOI: 10.14529/ssh220304
