CC BY-NC-ND
203
А.А. Лазарева
Невизуальное в сновидениях: толкование ощущений и чувств
Работа посвящена исследованию народной традиции толкования сновидений. Большая часть снотолкований описывает значение зрительных образов. Однако помимо визуального канала восприятия в сновидениях могут быть задействованы все органы чувств: слух, обоняние, осязание, вкус. На примере записей интервью, сделанных в Полтавской области в 2012-2016 гг., в статье рассматриваются случаи, когда испытанные сновидцем ощущения определяют значение сна.
Ключевые слова: сон, сновидение, символика сновидений, толкование сновидений, интерпретация сновидений, «вещие сны», сонник.
Говоря о сновидениях, мы прежде всего имеем в виду визуальные образы: некие картины, проплывающие перед взором сновидца. Большая часть толкований «народного сонника», записанного исследователями (Е.Р. Романов, Е.А. Ляцкий, Н.Я. Ники-форовский и др.), посвящена расшифровке именно зримых объектов (как отметила С. Небжеговска, «которые можно нарисовать»1). Однако помимо визуального канала восприятия в сновидении задействованы все чувства: сновидец слышит звуки, ощущает вкус, запах, прикосновение, боль.
Поскольку снотолкования устроены так, что объектом интерпретации (как в сонниках, так и в нарративах) обычно выступают предметы и явления, значение ощущений зачастую теряется за их описанием: колокол понимается в первую очередь как объект, а не как звук; сахар, соль, мед - как пища, а не ее вкус; лед, пожар, шипы - как нечто зримое, а не чувства холода, тепла, боли, которыми может сопровождаться их видение. Может сложиться впечат-
© Лазарева А.А., 2017
ление, что испытанные во сне ощущения - это аморфные «приложения» к визуальным образам. В статье сделана попытка доказать обратное - возможность выделить ощущения сновидца как основу толкования сна.
Анализируя записи интервью, сделанные в 2012-2016 гг. в Полтавской области (г. Миргород, с. Любивщина, с. Зубовка), а также сопоставляя их с опубликованными текстами и материалами, хранящимися в архиве кафедры устного народного творчества филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, можно выделить следующие объекты толкования, не относящиеся к визуальному ряду: звуки и речь, запахи и вкус, телесные ощущения. Рассмотрим их с точки зрения стоящих за ними семиотических кодов.
Акустический код
В «устном соннике» любые достаточно громкие и отчетливые шумы (выстрел, гром, музыка, пение птиц и др.) ассоциируются с похожими звуками наяву, в первую очередь - со звучанием человеческой речи. В подавляющем большинстве снотолкований акустические сигналы понимаются как метафора «говорения», вербального взаимодействия (беседа, ссора, укоры, жалобы), и шире - любого сообщения (новости), неважно, устного или письменного (телефонный звонок, телеграмма). Например: «Як музику услишиш шо грае, то якийсь слух почуеш, хтось тобi якийсь секрет розкаже» (ГОП); «Самолет е^ гуде - все равно звкточка якась буде» (КНИ). Рассмотрим, как это реализуется при толковании сна:
Девочке снится ручеек, вода в нем прозрачная, что камешки на дне видать, а как журчит ручей! На следующее утро к ним приехал отец, и так хорошо, весело они с ним поговорили! (курсив мой. - А. Л.)2.
И.А. Разумова объясняет толкование сна, ссылаясь на формулу «ручей - речи». Однако это только одно из возможных значений сна о воде (см. «вода - беда», «чистая вода - слезы», «чистая вода - здоровье, очищение» и др.). Как видится, именно звуковое проявление приснившегося образа («как журчит ручей!») актуализирует такой вариант интерпретации («весело поговорили с отцом»). Вероятно, и сама формула «ручей - речи» основана не только на созвучии слов, но и на сопоставлении журчания льющейся воды с оживленной беседой («речь как реченька журчит»). Рассматривая другие записи «сонника» (например, «сено - к сварке», «снег - смех», «войско
видеть - кашель будет»3), можно предположить, что способность объектов издавать шум (шелест сена, хруст снега, топот марширующих солдат) может определять их значение (брань, смех, кашель).
Интерпретация акустических сигналов зависит также от контекста, в котором сновидец их слышал:
Соб.: А еще говорят, что свадьба если снится - это плохо.
Совсем плохо. Особенно, если еще и музыка играе. Это к похоронам - точно (КНИ).
В данном случае музыка осмысляется как атрибут праздника и веселья, традиционно трактуемых как предвестники беды. В соответствии с этой логикой смех во сне истолковывается как предсказание «плача» наяву, а пение может осмысляться как метафора голошения по покойнику4 (стоит заметить, что и в том и другом случае акустическое сходство более конкретизировано, нежели «звук - речь»). Кроме того, музыка на свадьбе (символизирующей погребальный обряд в снотолкованиях) может усиливать ее «сходство» с похоронами, ассоциируясь как с церковным отпеванием, так и с бытовавшей в советское время традицией провожать покойника с духовым оркестром.
Вербальный код
Среди звуков особое место занимает речь: высказывания и мысли сновидца, его диалоги с персонажами сна. Запомнившиеся фрагменты разговоров могут подвергаться расшифровке, при которой звучащие слова осмысляются так же, как называемые ими объекты. Пример этому мы находим в статье Н.Ю. Трушкиной, где упоминание прилагательного «земельный» в разговоре интерпретируется так же, как непосредственно сам образ земли5. В некоторых рассказах услышанные во сне слова истолковываются буквально:
У нас дядя Мша жив i заболiв, стало йому плохо, одвезли у боль-ницю. I меш сниться (та я маленька ще була), що приходить соевдка й каже: «Дядя Мша вмер». Во сне. Утром приходить ця соевдка i каже: «Дядя Мша вмер». Точно, слово в слово (ШЕН).
Особое место занимают слова приснившихся покойников, любая реплика которых семиотизируется: «Если снится человек из мертвых и говорит - то это предсказание стопроцентное» (Л)6.
Ольфакторный и вкусовой код
Ощущения запаха и вкуса связаны с определенным набором зрительных образов (пища, цветы). Как правило, вкусы и запахи, вызывающие отвращение и дискомфорт, интерпретируются отрицательно: «Допустим, ты кушаешь капусту, вона скисла, погана - то плохо» (ГОП); «Мне снилось испорченное мясо, которое воняет» [утром рассказчица заболела] (ЖГН). И наоборот - приятные вкусовые и обонятельные ощущения связываются с положительным прогнозом: «Если торт ты сладкий ешь - то хорошо» (ГОП). Рассмотрим запись снотолкования из работы Г.И. Берестнева:
У меня так: если я вижу мучное, печеное, и оно такое пышное, аппетитное, от него запах вкусный идет, а я его беру, откусываю... Это точно к добру7.
Хотя автор объясняет эту личную примету созвучием «сдоба -добро», здесь можно выделить и другие фонетические подобия, с прямо противоположным смыслом: мучное - мучение, печеное -печаль (показательно, что сама респондентка не употребляет слова «сдоба»). Как видится, при понимании данного толкования было бы логичнее апеллировать к ощущениям, которые сновидица испытывает во время таких снов: аппетитный запах и вкус выпечки.
Ощущаемый запах цветов (помимо того, что он приятный) актуализирует еще одно их важное при толковании сна свойство -цветы «живые» (т. е. противопоставлены искусственным, ассоциирующимся с похоронами):
Мэни жыви цветы - вообще прелесть. Особенно як пахнуть воны ще, я чую запах - вообще прелесть (КНИ).
Соматический код
Надо сказать, что спектр физических ощущений, которые могут быть испытаны человеком во сне, довольно широк: это чувствование температуры и фактуры предметов, вестибулярные ощущения (чувство невесомости или тяжести), ощущение необычной затрудненности или легкости движений, желание удовлетворить физиологические потребности: голод, жажда, позывы к испражнению и т. д.
Наиболее интенсивным и значимым для толкования сна чувством является боль. Ощущение боли сопутствует сюжетам,
в которых сновидец получает какие-то телесные повреждения: выпадение зуба, рана, укус животного. Подобные сны обычно интерпретируются как предвестники негативных событий, а ощущение боли усиливает (актуализирует) их отрицательное значение. Например, выпавший с болью зуб предвещает смерть близкого человека, в то время как зуб, потерянный без боли, ассоциируется со смертью кого-то второстепенного для сновидца: дальнего родственника, соседа, знакомого8; «Як сниться, що собаки рвуть, не можеш втекти - то погано <...> А як кусае, а воно не болить - то нормально, то не страшно» (ПЕА). Испытанная во сне боль может ассоциироваться со страданием наяву:
Видит во сне: идёт она. Идёт и на ходу ей вскочила в рот пчела и ее больно ужалила. Она расстроиласи и проснулась за этым, с этой боли. Прошло три года - вот, порвало девочку на минах. А... вот ей (матери. - М. Л.) было больно (тверск.)9.
Вероятно, толкование следующего сновидения также объясняется сходством переживаний: «Я чула, шо снился жшщ то лi огонь, то лi пожар - И током ударило, i вона померла» (ЕВС). Конечно, нам неизвестно, испытывала ли сновидица боль во сне, поскольку рассказ значительно редуцирован и ведется от третьего лица. Однако можно предположить, что сон про пожар был чем-то примечателен (возможно, наполнен ощущениями и эмоциями), иначе вряд ли он был бы рассказан, выделен и впоследствии связан (близкими сновидицы?) с произошедшим несчастным случаем, а тем более вышел бы за пределы семейного круга.
На основе подобия ощущений построен и другой вариант интерпретации пожара во сне: «пожар - летом к жаре, зимой - к морозу» (витеб.)10. Хотя вторая часть формулы (пожар - к морозу), на первый взгляд, сводима к принципу обратного толкования, тут скорее имеет место ассоциация по сходству (и жар, и мороз - интенсивные и дискомфортные для человека температурные ощущения), связанная с контекстом (зимой не бывает жары).
При этом чувство тепла, соотносимое с ощущением комфорта, понимается как хороший знак, противоположный ощущению холода:
[Респондентка, жительница с. Зубовки, закончила педагогический университет и хотела работать в своем родном селе. Но в местной школе не было мест, и рассказчица устроилась учителем в соседнее село -Малые Сорочинцы, которое находится на другом берегу реки. Зимой
респондентка добиралась до работы, переходя через замерзшую реку. И вот, в последних числах августа, перед началом учебного года, ей приснился сон.] Сниться меш вже ранком [утром], шо йду я на роботу сюди [в село Малые Сорочинцы], а зимовий перюд, я ходила сюди через. рiчка Хорол замерзала, i я прямо через лвд ходила. А сниться меш в кшщ августа (тридцятого чи тридцять першого августа), шо я йду через рiчку, доходжу до середини. Льод такий, льод, холодно i все. Доходжу серед рiчки i в рiчку провалююся. I така у мене мисль, шо: «Куди ж меш близче доплисти: чи до того села, де я працюю, Малi Сорочинщ, чи до Зубiвки, де я хочу робити (я тут живу)?» I я, вроде, розвертаюсь, i така якась вода [нрзб.] приятна така, хороша. I я до цьо-го берега прибиваюся [до берега села Зубовки]. Ну, шшла я на роботу, по!хала. Десь там [на работе] така стара була женщина, яка там працю-вала [работала]. Я прийшла i кажу: «Галина Васильевна [нрзб.], такий сон приснився меш, - я кажу, - що шла по льду i пройшлась отак». Вона каже: «Света, ти радш! Такий сон приснився: ти до берега прибилась до того, шо треба!» «I така вода, - кажу, - була приятна: тепла i св^ла». Вона каже: «Ось подивишся, шо буде». I третього (оце меш було десь тридцятого, тридцять першого серпня [августа]), а третього вересня [сентября] я вже сюди [в село Зубовку] прийшла на роботу. Внезапно: отак, тшьки - раз! (КСИ).
В данном рассказе важно противопоставление: берег своего села - Зубовки и берег другого села - Малые Сорочинцы, куда сновидице приходится добираться на работу. Во сне женщина переходит покрытую льдом реку, что повторяет ее маршрут в реальности. Находясь на середине реки, сновидица проваливается под лед. После чего появляется мотив выбора («Куди ж мет близче доплисти: чи до того села, де я працюю, Малi Сорочинщ, чи до Зубiвки?»), актуализирующий противоречие между желаемым и действительным. В итоге она плывет в направлении своего села и достигает берега («до берега прибилась до того, шо треба»), что связывается с появившейся возможностью устроиться там на работу. Таяние льда (твердого, неизменного), его превращение в текучую воду символизирует перемены в жизни рассказчицы. А то, что лед провалился внезапно, ассоциируется с быстротой и неожиданностью этих изменений: сон приснился в конце августа, а в первых числах сентября женщине предложили место в Зубовке («Внезапно: отак, т1льки - раз!»).
Надо отметить, что такой способ толкования увиденных образов весьма оригинален. Проваливаться под лед во сне считается плохим знаком11. Кроме того, треснувший лед напоминает сюжет сна о разрушающемся мосте, который интерпретировался всеми
опрошенными как предвестник неудач: «Шов, шов, а míct поломав-ся - це тоже к несчастью» (ПЕА). Чем же тогда обусловлено такое оптимистическое толкование?
Обратим внимание на противопоставление воды («приятна, хороша, тепла») и холодного льда. В ходе сюжета чувство холода сменяется ощущением комфорта - таким образом, таяние льда во сне соотносится с переменами к лучшему в жизни:
За лщ запомнила дуже, що лщ розтаяв у мене. Йшла по льоду, про-валилася, а тодi вода - то до перемш, до кращого, до удачь <...>
Соб.: Ну, а вообще, это хорошо или плохо - видеть во сне лед?
Погано. Як розтае вже вш - тодi ото на краще. А то - холодне, хо-лодний же вш. Ыдчуття (курсив мой. - А. Л.).
Соб.: То есть что-то холодное - это плохо всегда?
Да, да, да. Плохо.
Важно добавить, что упоминание об ощущениях холода и тепла свидетельствует о яркости и реалистичности сна: ведь сновидец может созерцать лед и снег, но не чувствовать холода, так же как не чувствовать тепла, видя, например, огонь. Неудивительно, что рассказчица выделила этот сон как знаковый в своей жизни и несколько раз возвращалась к нему в ходе интервью. Аналогичное толкование холодной и теплой воды мы встречаем в другом нарративе:
А когда во сне вода, теплая, чистая течет - это неплохо. Перед тем, как ехать мне у Крым, вижу я - речка, широкая, тихая речка. И я плыву по этой речке - так легко на тот край переплыла <...> И вдруг через некоторое время приезжаю у Крым, мене деверь подвез на море. Когда вода холодная - это уже плохо (орловск.) (ЕМЕ) [АКФ МГУ].
Здесь также важно, что сновидице легко плыть, этот процесс доставляет ей удовольствие - такое же, как купаться в море (событие, которое, с точки зрения рассказчицы, предвещал сон). Сравним этот сюжет с другим нарративом:
Вода - всегда, это твердо знаю, это проблемы. Мне часто снится, что я карабкаюсь в воде, пытаюсь выплыть. И все такими бурными событиями. Обязательно по работе потом много мне сваливается проблем (ЛВ).
В обоих рассказах присутствует один и тот же зрительный образ - вода, в которой сновидец плывет. Однако ощущения сновидца
в обоих случаях разные: если в прошлых сюжетах говорилось о том, что плыть легко, приятно, то в сновидениях последней респондент-ки, наоборот, указывается на трудность плавания: «я карабкаюсь в воде, пытаюсь выплыть».
В связи с этим вспоминается другой мотив, в котором главным компонентом толкования, вероятно, служит чувство затрудненности движения. В славянской традиции существует формула «горА - гОре», объяснение которой обычно исчерпывается указанием на звуковое сходство этих слов. Но в контексте рассмотренных примеров можно предположить, что связь по созвучию здесь не единственная (и, вероятно, не главная). Актуализация фонетического сходства коррелирует с другого рода связью: «тяжелый подъем на гору - трудности в жизни», где гора понимается как препятствие, которое сложно преодолеть. Этим может объясняться инверсия: хотя подъем наверх обычно осмысляется как позитивный знак, противоположный спуску («В мене, якщо меш присниться лестница, i я вверх щу - в мене хороша торговля. Тыьки вниз шду - все, нема торговли», ГОП), подниматься на гору считается более негативным знаком, чем спускаться с горы или просто ее видеть во сне: «Вверх подтматься - це неплохо. Желательно там удержаться, не скатиться вниз. Но еси це гора. гора - горе, еси ти л1зеш на те горе, то спустися уже лучше вниз» (КНИ), «Висока гора - це горе. Якщо ти дрався на ту гору» (ПЕА). Подобная логика отражена в следующем нарративе:
А то было - у нас одна жэнщчина утопылася. Пошла она замуж, но ево не любила <...> она устала утром, вышла с хаты и пошла. А он проснулса, видит - нету, и нету, и нету ее <...> Тут схватылыся усе люди, стали искать. И нашлы ее в рэчкы <... > А он говорит: «Я спал, и сница мне гара. И никак я не магу забраца - так тяжко, так тяжко» (курсив мой. - А. Л.) (брест.)12.
Рассматривая эти примеры, мы видим, что во многих случаях ощущения могут определять оценку визуальных образов (толкование воды в зависимости от того, теплая она или холодная; толкование пищи исходя из ее вкуса); актуализировать один из вариантов их интерпретации (шум текущей воды может свести ее значение к формуле «река - речи»; ощущение запаха цветов - к толкованию «живые цветы - к счастью»), и даже выступать как отдельный, самостоятельный символ (неожиданный громкий звук - предвестник новости; услышанные или произнесенные слова - иносказательное или буквальное предсказание грядущих событий).
Основные принципы интерпретации испытанных во сне ощущений совпадают с логикой толкования визуальных образов, с той лишь разницей, что визуальный образ обычно ассоциируется с другим зримым (внешне похожим на него) объектом (например, «жемчуг - слезы», «полотно - дорога»), тогда как ощущение во сне связывается с чувством того же рода наяву: подобие звучания (шум - речь, смех - плач, плач - смех, пение - голошение, музыка -отпевание), сходство переживаний (боль во сне - страдания наяву; ощущение тяжести, затрудненности движения - препятствия, горе). Поскольку почти любое достаточно выраженное телесное, вкусовое и обонятельное ощущение можно определить как «приятное» или «неприятное», в основе их интерпретации лежит принцип оценки: противопоставление удовольствия и дискомфорта (тепло - холод, сладкое - горькое и т. д.). Отдельного внимания и более обширного исследования заслуживает проблема толкования высказываний сновидца и персонажей сна, которые, с одной стороны, могут подвергаться «расшифровке» (выступая в той же роли, что и обозначаемые ими визуальные объекты), с другой - интерпретироваться в рамках определенных клише (например, разговор с покойником).
Хотя информация, поступающая через зрительный канал восприятия, значительно преобладает над аудиальной, обонятельной, осязательной и кинестетической, нельзя сказать, что увиденный во сне образ важнее для толкователя, чем вербальный образ, акустический сигнал или телесное ощущение. И даже наоборот, будучи более редкими (и реже запоминаемыми), интенсивными (связанными с повышенной реалистичностью сновидения), «невизуальные» ощущения могут привлекать к себе особое внимание при толковании сна.
Список сокращений ПМА - полевые материалы автора.
АКФ МГУ - архив кафедры устного народного творчества филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
Список информантов
ГОП - Гончар Ольга Петровна, 1939 г. р., г. Ивано-Франковск, г. Миргород, 2012 г.
КНИ - Ксенз Нина Ильинична, 1948 г. р., Полтавская обл., г. Миргород, 2013 г.
ШЕН - Шимко Екатерина Николаевна, 1957 г. р., Полтавская обл., г. Миргород, 2013 г.
Л - Людмила, 1969 г. р., Полтавская обл., г. Миргород, 2013 г.
ЖГН - Жижка Галина Николаевна, 1952 г. р., Полтавская обл., г. Миргород, 2012 г.
ПЕА - Пронька Екатерина Александровна, 1953 г. р., Полтавская обл., г. Миргород, 2012 г.
ЕВС - Едчик Валентина Станиславовна, 1960 г. р., Полтавская обл., г. Миргород, 2015 г.
КСИ - Купка Светлана Ивановна, 1959 г. р., с. Зубовка Миргородского р-на Полтавской области, 2015 г.
ЛВ - Людмила Викторовна, 1961 г. р., г. Луганск, г. Миргород, 2013 г.
ЕМЕ - Егорова Мария Егоровна, 1929 г. р., с. Льгов Хотынецкого р-на Орловской обл., 1999 г. [АКФ МГУ т. 2. № 193].
Примечания
10 11 12
Niebzegowska S. Polski sennik ludowy. Lublin, 1996. С. 26.
Разумова И.А. Потаенное знание современной русской семьи: Быт. Фольклор. История. М., 2001. С. 97.
Романов Е.Р. Опыт белорусского народного снотолкователя // Этнографическое обозрение. 1889. № 3. С. 56-59.
Лазарева А.А. Эмоции как объект толкования в славянских народных рассказах о вещих снах // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2016. № 2. С. 40-43.
Трушкина Н.Ю. Рассказы о снах // Сны и видения в народной культуре. М., 2002. С. 146.
См.: Сафронов Е.В. Сновидения в традиционной культуре. М., 2016. Берестнев Г.И. Лингвистика и толкование сновидений у К.Г. Юнга: открытие метода // Слово.ру: Балтийский акцент. 2015. № 1. С. 24.
Лазарева А.А. Выпавший зуб, упавший потолок и другие онирические сюжеты в рамках традиционных моделей толкования сновидений // Этнографическое обозрение. 2016. № 1. С. 90.
Лурье М.Л. Вещие сны и их толкование: На материале современной русской крестьянской традиции // Сны и видения в народной культуре. М., 2002. С. 35. Романов Е.Р. Указ. соч. С. 57. Там же.
Народная демонология Полесья: Публикации текстов в записях 80-90-х годов XX века. Т. 2: Демонологизация умерших людей / Сост. Л.Н. Виноградова, Е.Е. Левкиевская. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2012. С. 405.
3
4
5
8
9
