CC BY
44
УДК 821.S12.141.09
НЕСОБСТВЕННО-ПРЯМАЯ РЕЧЬ И ФОРМЫ ЕЕ ВЫРАЖЕНИЯ В БАШКИРСКОЙ ПРОЗЕ
© Г. Н. Г ареева
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г.Уфа, ул. ЗакиВалиди, 32.
Тел.: +7 (347) 273 66 43.
E-mail: [email protected]
В статье исследуются приемы и средства, посредством которых достигается неразрывное, пластичное переплетение событийного сюжета в произведениях М. Карима,
А. Хакимова, Р. Султангареева с изображением чувств и размышлений героев, органическое слияние внутренней речи персонажа с систематизированным, логизированным авторским повествованием.
Ключевые слова: внутренняя речь субъекта, душевное движение, драматизм переживаний.
На современном этапе развития литературы широко применяются внутренние монологи в форме несобственно-прямой речи. При этой форме повествование о событиях и эмоциональное восприятие их персонажами даются вперемешку, одновременно достигается неразрывное, пластичное переплетение событийного сюжета с изображением чувств и размышлений. Внутренняя речь персонажа получает органичное слияние с систематизированным авторским повествованием. Сочетание внутреннего монолога с авторской характеристикой используется для изображения итогов размышлений, противоречивых состояний, повторяющихся чувств, мыслей, переживаний, желаний и т. д. персонажей, а не самого психологического процесса в его сложном течении. Монологи в форме несобственно-прямой речи отличаются стилистической и синтаксической упорядоченностью; различающиеся по содержанию, они близки по своему строению. В них в некоторой степени сохраняется и эмоционально-экспрессивные свойства внутренней речи персонажа. Эти характерологические признаки несобственно-прямой речи исследованы в трудах В. В. Виноградова [1], Г. Н. Поспелова [2], А. Н. Веселовского [3], Г. С. Бояринцевой [4], Д. С. Лихачева [5], Г. О. Винокур [6], в ряде коллективных исследований [7] и др.
В башкирской прозе внутренние монологи в форме несобственно-прямой речи были успешно применены еще в начале ХХ века М. Гафури [8], И. Насыри [9], С. Агишем [10]. Применение внутренних монологов открывало перед писателями возможность проникнуть в сокровенные тайны человеческой души, высветить психологический процесс в момент его протекания. Использование гибкой формы внутреннего монолога - несобственнопрямой речи позволяло художникам экспрессивно, психологически емко передавать мысли и чувства персонажей, служило для раскрытия души угнетенного, обездоленного человека в условиях капиталистического строя. Анализируя повесть «Бедняки» М. Гафури [11], С. Сафуанов причину частого использования несобственно-прямой речи усматривает в следующем: «Частое обращение М. Гафури к
несобственно-прямой речи, обострение внимания к раздумьям героев в одиночестве, внутренним переживаниям объясняется тем, что эти герои были отчуждены от жизни, из-за этого они вынуждены были «замкнуться в себе»: они не могли кому-то рассказать о своем положении и найти сочувствие, их переживания не могли просочиться наружу» [12]. В последующий период к этой форме внутреннего монолога чаще всего обращаются М. Карим [13], Р. Султангареев [14], А. Хакимов [15]. Круг функций этой формы все расширяется, усложняется, повышается и техническое мастерство писателей в ее применении.
В повести «Помилование» М. Карима [16] лейтенант Байназаров испытывает душевные муки от того, что его взводу приказано привести в исполнение смертный приговор, что он должен отдать приказ расстрелять не фашиста, а совсем молодого солдата, не успевшего вступить и в первый бой с врагом. После разговора с Любомиром в душе Янтимира пробуждаются сложные, повторяющиеся противоречивые мысли и чувства, переданные в упорядоченном виде: «Только когда Ян-тимир выбрался на знакомую лесную тропу, до него дошли последние слова Зуха: «Еще встретимся...»,- и он понял, какую ужасную ошибку совершил, что пришел сюда. Зачем? Какой шайтан занес его в эту землянку? Лишь затем, видно, чтобы еще сильней растравить его душевные муки. Зачем? А ведь это «зачем» повторил дважды. Ладно, еще, глазами не встретились, ладно еще, он о тебе самом не спросил, имя твое, откуда ты, ладно еще... нашел, чем утешаться, нашел, чем оправдываться. А утром?... Куда он, Янтимир Байназаров, куда ут-ром-то глаза свои денет? А ведь на лице Зуха и тени смертной не заметил. Не было этой тени. И опять надежда шевельнулась в душе лейтенанта». В приведенном отрывке внутренний монолог в составе объективного авторского повествования способствует передаче содержания напряженной внутренней жизни Янтимира, особенностей переживаемых чувств и драматического хода мыслей. При этом несобственно-прямая речь, непосредственно передавая внутреннюю речь персонажа
«с необходимостью переключается в иной модально-субъективный план. В силу этого формы третьего лица в несобственно-прямой речи, там, где они служат для обозначения субъекта речи, то есть персонажа, получают значение лица говорящего, то есть функциональное значение первого лица» [17].
Усиление внимания к внутренним конфликтам, исканиям, борениям личности, к процессу интенсивной работы сознания, к раскрытию скрытых «пружин» поступков персонажей, к выявлению глубинных духовно-нравственных качеств современника обусловливает обновление традиционных художественных средств.
В произведениях А. Хакимова, который стремится глубоко философски осмыслить взаимосвязь личности и общества, детерминированность чувств и мыслей человека социальными условиями действительности, причинно-следственные связи душевной жизни героев, воплощаются в так называемом упорядоченном потоке сознания в форме несобственно-прямой речи. В повестях «Байга» [18], «Радуга» [19], в романе «Млечный путь» [20] герои, оставшись наедине со своими мыслями, пропускают через сознание крутые повороты прожитой ими честно жизни, анализируют свои поступки в прошлом, дают оценку им с позиций сегодняшнего дня. Эпическая широта в произведениях достигается не столько путем описания внешних событий, действий, поступков Ягафара, Ислама, Мансура, сколько через воссоздание картин духовной жизни путем использования возможностей несобственнопрямой речи. Внешнее бездействие героев компенсируется напряженной работой сознания. Внутренний монолог в форме несобственно-прямой речи служит всестороннему раскрытию проявлений характера современника в суровых испытаниях времени, требующих от него социально-определенной линии поведения, четкой общественной позиции, устоявшихся нравственных принципов.
В повести «Байга» сознание Ягафара отбирает и анализирует только те периоды жизни, которые оставили в его душе неизгладимый след. Перед читателями рисуется нездоровая атмосфера, порожденная культом личности, соприкасающаяся и с судьбой героя, тогда еще подростка. Ягафару, как и Мансуру, пришлось пройти через испытания войной, тяжелые послевоенные годы, которые сопровождались огромными переживаниями.
Между Ягафаром и Сатаевым постоянно шел спор о смысле жизни. Это своего рода противоборство двух начал, добра и зла, утверждение гуманистических законов жизни. В повести прослеживается сложный процесс нравственного взросления героя в резких столкновениях с сильным противником. Внутренний монолог-спор Ягафара с Сатае-вым отражает самое существенное, важное для героя. В нем выражается основное идейное содержание произведения. Спор о том, для чего живет человек на земле, что ценного, важного остается по-
сле него, раскрывает нравственные установки личности, его жизненные позиции, идеалы о гуманистической миссии человека. Подробный показ взаимоотношений Ягафара с Сатаевым претендует на широкое социально-нравственное обобщение.
В монологах-размышлениях в форме несобственно-прямой речи осмысливаются жизнь, людские судьбы, место человека на земле, его дело, передающееся из поколения в поколение, огромная ответственность каждого за все происходящее на земле. Монологическая форма становится действенным средством социального анализа.
Таким образом, в повести «Байга» внутренний монолог в форме несобственно-прямой речи, служащий всестороннему анализу духовного мира героя, выявлению социально-нравственной его сущности, раскрытию многосторонних связей личности с действительностью, представляет собой сочетание авторского рассказа с косвенными монологами и с самоанализом и характеризуется, в основном, логической и синтаксической упорядоченностью. Стремление философски осмыслить процесс формирования героя как личности в потоке исторического движения общества, ретроспективно раскрыть его идейно-нравственное созревание диктовало частое применение вербальных (пересказанных автором) внутренних монологов, психологического авторского описания состояния души посредством речевых характеристик. Поток мыслей и чувств, переживаний не приобретает характерных ему естественных «прыжков», повторов, несвязности, ассоциативной сцепленности, эмоциональности, не достигает свойственной ему психологической глубины. Позиция автора остается отчетливо выраженной, не заглушенной потоком мыслей, а вернее, полностью совпадает с позицией героя. Тем не менее, хотя в произведении и преобладает авторский пересказ, приводящий к однообразию, сужающий рамки яркого, выразительного изображения психологического процесса, благодаря применению несобственно-прямой речи, субъективность повествования выдерживается посредством выразительных лексико-синтаксических средств, эмоциональной окрашенности, экспрессивности: «Направо пойдешь - счастье найдешь, налево пойдешь - погибель найдешь. Посмотрел из-под ладони и, как тот сказочный батыр, повернул налево... Время - ветер, время - птица, говорят. Справедливо. Время, говорят, лучший исцелитель. Тоже, наверное, правильные слова. Только вот как быть с этим - с тем, что без сна, без устали саднит и ноет? С памятью?.. Дни проходят, месяцы, годы; стираются, смываются, ветром выдуваются следы на пройденном пути. Даже лица людей, что с тобой судьбу делили, порой забываются. А забываются ли? А может, лежит все пережитое в сундучке души, придавленное сегодняшним, лежит и только случая ждет? Иначе что же Ягафара на то место гонит? Ведь тридцать пять лет прошло... Как не
подгоняли Ягафара заботы, до времени его из больничной койки поднявшие, он свернул с тропы, и пошел к Чертову Капищу». Исходя из экспрессивной структуры внутренней речи, ее стилистической окрашенности, можно заключить, что это высказывание: «Время-ветер, время-птица, говорят... Ведь тридцать пять лет прошло... » принадлежит самому персонажу - Ягафару.
Внутренний монолог в форме несобственнопрямой речи С. Заводовская называет речью автора в роли персонажа, то есть неидентифицированным внутренним монологом: «Его высказывание вводится в повествование непосредственно, без каких либо вводящих слов и оборотов. Автор заставляет читателя определить, исходя из ситуативного контекста, кому данное высказывание принадлежит: персонажу или самому автору-персонажу. Образуется сложный комплекс мыслительных процессов, с одной стороны, в виде невысказанного «подтек-стного» диалога между автором и персонажами, с другой - в виде косвенного вовлечения читателя в творческий процесс восприятия такого рода речи. Игровой момент, основанный на некотором замешательстве читателя в определении принадлежности высказывания, широко используется современными авторами, создавая дополнительные экспрессивные возможности» [21].
Об усложнении данной формы внутренней речи можно убедиться при сравнении произведений разных лет. Если в произведениях М. Гафури, например, в «Бедняках» легко было обнаружить, кому именно принадлежит данная внутренняя речь, то в произведениях современного периода в силу совершенствования техники повествования, усложнения лексико-семантической, синтаксической структуры несобственно-прямой речи, философской насыщенности конструкций, возникает определенная трудность в выявлении принадлежности высказанного слова конкретному лицу.
Исследование особенностей применения несобственно-прямой речи показывает, что при этой форме повествование о событиях и эмоциональное восприятие их персонажами даются вперемешку, одновременно, достигается неразрывное, пластичное переплетение событийного сюжета с изображением чувств и размышлений. Внутренняя речь персонажа получает органическое слияние с систематизированным, логизированным авторским повествованием. Сочетание внутреннего монолога с авторской характеристикой используется для изображения итогов размышлений, противоречивых состояний, повторяющихся чувств, мыслей, переживаний, желаний и т. д., а не самого психологического процесса в его сложном течении. Монологи в форме несобственно-прямой речи отличаются стилистической и синтаксической упорядоченностью; различающиеся по содержанию, они близки по своему строению.
В повести «Гора» Р. Султангареева [22], в которой повествуется о начале трудовой биографии
молодого парня, прослеживается характер в его внутреннем и внешнем движении, показываются изменения в духовном мире под влиянием внешних импульсов, внутренний монолог актуализируется в наиболее напряженные моменты жизни героя. В критических ситуациях: во время устранения аварий, в конфликтных ситуациях со старшими товарищами по работе, в момент душевного потрясения, нравственного взросления героя - подключается поток сознания. Но переданный через вербальные внутренние монологи и несобственнопрямую речь в сочетании с авторским психологическим описанием поток сознания, как и в «Байге» А. Хакимова, не характеризуется свойственными ему «прыжками» мысли. В передаче течения мыслей, чувств сохраняется логическая стройность.
Во время работы грубое отношение Кирама (он чуть не ударил Ильгиза за его неосторожность) больно ранит душу парня, и без того с трудом привыкающего к коллективу. Внезапно для Ильгиза все вокруг становится чуждым и он решает навсегда уехать отсюда. Поток мыслей, оскорбленные чувства, гамма переживаний - внутренний процесс не находит непосредственного изображения, течение душевной жизни со всеми ей присущими особенностями детально не восстанавливается, а находит отражение в косвенных внутренних монологах в сочетании с несобственно-прямой речью, в описании эмоционального восприятия субъектом окружающей среды.
После приезда домой у парня не хватает духа признаться родителям, односельчанам в том, что он навсегда ушел с работы. Мать с отцом гордятся, что их сын работает нефтяником, товарищи-ровесники уважительно относятся, услышав о его работе на буровой. Ильгиз, и сам того не замечая, тоже гордится, что он нефтяник. И в то же время ему стыдно за свой поступок. Таким образом, рисуется ситуация, которая порождает коллизию между словом и чувством, между внешним высокомернонадменным видом и внутренними переживаниями. Возникает конфликт, внутренняя борьба с самим собой. Желание убедить себя, что он ничего плохого не сделал, что поступил правильно, честно, для него самого оборачивается неожиданностью: Ильгиз за считанные минуты собирает вещи и уезжает обратно к нефтяникам.
Писатель умело показывает момент возникновения этого решения посредством внутреннего монолога в форме несобственно-прямой речи в сочетании с авторским интроспективным анализом, рисует тот миг, когда резкое изменение в сознании, душе появляется без видимой причины, связи, внешнего толчка, вызревая лишь в недрах подсознания. Ильгиз лежит в шалаше и анализирует прошлое. Представляет начало трудового дня на буровой, чувствует себя виноватым перед нефтяниками за то, что он подвел их. Перебирает в мыслях слова своих ровесников, представляет отношение людей
к нему, когда те узнают, что он совсем ушел с работы. Течение мыслей приводит его к желанию лежать в этом уединенном шалаше, никого не видя и не слыша. Вот эта мысль и служит толчком к внутреннему движению. Мысль о себе как о беглеце приводит его к действию. Картина окружающей среды: играющие дети, мирно беседующие старухи, гул трактора, мимо пробегающие собаки - в своем равнодушии к нему, к его состоянию усиливают переживания Ильгиза. Появление машины неожиданно и для самого героя решает его судьбу. Отъезд Ильгиза обратно к нефтяникам воспринимается психологически мотивированным, незаметно подготовленным всем ходом событий, высказанными словами, оживающими снова и снова в его памяти, отношением окружающих людей к нему, логическим исходом предшествующего духовного процесса. Разрешение внутреннего конфликта, таким образом, обусловило использование новых эстетических возможностей художественных средств для передачи душевного движения, в частности, внутренних монологов в форме несобственно-прямой речи.
ЛИТЕРАТУРА
1. Виноградов В. В. Язык и стиль русских писателей: От Карамзина до Гоголя: Избр. труды. М.: Наука, 1990. 386 с.
2. Поспелов Н. С. Мысли о русской грамматике: Избранные труды. М.: Наука, 1990. 180 с.
3. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. Л.: Худож. лит., 1990. 647 с.
4. Бояринцева Г. С. Специфика образных средств в художественной речи: Уч. пособие. Саранск: МГУ, 1982. 96 с.
5. Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы.
СПб: Алатея, 2001. 566 с.
6. Винокур Г. О. О языке художественной литературы: Уч. пособие. М.: Высшая школа, 1991. 448 с.
7. Язык и речь: проблема и решения: Сб. науч. трудов к юбилею проф. Л. В. Златоустовой / Под ред. Г. Е. Кедровой,
В. В. Потапова. М.: МАКСПресс, 2004. 436 с.
8. Гафури М. Сочинения в 6-ти томах. Т. 2. Рассказы и повести (дореволюционный период). Уфа: Башгосиздат, 1954. 386 с.
9. Насыри И. Сочинения в 2-х томах. Уфа: Башгосиздат, 1957. Т. 1. 424 с. Т. 2. 456 с.
10. Агиш С. Сочинения в 4-х томах. Уфа: Башкнигоиздат. Т. 1: Рассказы. 1979. 448 с. Т. 2: Повести. 1979. 496 с.
11. Гафури М. Бедняки. Казань. 1909. 112 с.
12. Сафуанов С. Психологизм в прозе // Вопросы метода и стиля в башкирской прозе. Уфа: ред. изд. совет БФ АН СССР, 1982. С. 14-15.
13. Карим М. Долгое-долгое детство: Повесть и рассказы. М.: Современник, 1977. 223 с.
14. Султангареев Р. Возвращение на родину: Повести, рассказы. Уфа: Башкнигоиздат, 1985. 372 с.
15. Хакимов А. Перелетные птицы: Повести. Уфа: Башкниго-издат, 1974. 192 с.
16. Карим М. Помилование: Повесть. Уфа: Башкнигоиздат, 1986. 224 с.
17. Поспелов Н. С. Несобственно-прямая речь и формы ее выражения в художественной прозе Гончарова 30-40-х годов // Материалы и исследования по истории русского литературного языка. М., 1957. Т. 4. С. 221.
18. Хакимов А. Байга: Повесть. М.: Советский писатель, 1981. 367 с.
19. Хакимов А. Сполохи: Повести. М.: Советский писатель, 1978. 368 с.
20. Хакимов А. Не поле перейти: Романы, повести. М.: Советский писатель, 1984. 479 с.
21. Заводовская С. Ю. О внутреннем монологе // Стилистические проблемы французской литературы. Л., 1974. С. 27.
22. Султангареев Р. Гора: Повесть и рассказы. Уфа: Башкни-гоиздат, 1981. 190 с.
Поступила в редакцию 13.03.2009 г.
