CC BY
112
ПОЛИТОЛОГИЯ
О. Б. Подвинцев* НЕРАВНОМЕРНОСТИ ПОСТИМПЕРСКОГО РАЗВИТИЯ И «КАЧЕСТВО ДЕМОКРАТИИ»
Крушение империи фактически всегда означает триумф и поражение демократии. С одной стороны, любое имперское образование, недемократично по своей сути в том, что касается отношений между «центром» и периферией (иначе империя не была бы империей, а представляла собой подлинное содружество стран и народов). С нашей точки зрения, суждения о том, что империя может быть «гарантом свободы разнообразия» (В. Кантор) или что «фундаментальный принцип империи - принцип многообразия или полное отсутствие какой-либо административно-политической, правовой, национальной, культурной или конфессиональной унификации» (Н.И. Цимбаев), являются любопытным показателем пределов процесса «реабилитации» термина «империя» в сознании части российского общества после распада Советского Союза. Но не более того. Поэтому распад данной системы означает освобождение составлявших ее компонентов. Отношения между ставшими независимыми частями постимперского пространства становятся более равными, каждая из этих частей получает значительно большие возможности для самостоятельного выбора путей развития и способов решения своих проблем. Именно с этой точки зрения распад каждой империи (если речь идет именно о распаде, а не о замене одной имперской системы на другую, возможно еще более жесткую) является продвижением демократии.
Но распад империи неизбежно приводит к кризису и прежнюю систему связей между государством и личностью, а следовательно, делает возможной ее замену на менее демократическую. Одна из причин в данном случае кроется в том, что в рамках империи, как правило, отсутствуют прочные политические структуры, которые по своей сути были бы альтернативны имперским институтам. В результате в новых независимых государствах вертикаль-
* Подвинцев Олег Борисович - директор Пермского филиала ИФиП УрО РАН, доктор политических наук.
власти может оказаться не менее, а даже более жесткой, чем в империи. К тому же при этом она будет «короче», а следовательно менее способной «амортизировать» произвол. Сразу после распада Советского Союза об этом предупреждал, например, социолог А.Ф. Филиппов: «При становлении государств, вынужденных противоборствовать универсальным силам империи, оформляется абсолютизм, в конструкции которого поначалу переносится слишком много от имперского полновластия»1.
Кроме того, с распадом имперской системы приходит конец объективно выполняемой «цивилизаторской миссии» более развитых (в т. ч. и в политическом смысле) регионов империи по отношению к более отсталым. Обретя независимость, те могут замкнуться в панцире своих далеко не демократических традиций. Этому способствует то обстоятельство, что неизбежно происходит размежевание участвовавших в освободительном движении либеральных и националистических сил, и перевес, как правило, оказывается на стороне последних. Опять-таки сразу после распада СССР об этом писал, например, А. Кива: «Надо иметь в виду, что когда “сходятся вместе” задачи демократической и национально-демократической (национально-освободительной) революции, “национальное”, как правило, теснит “демократическое”»2. В пользу такого вывода мог свидетельствовать как опыт распада «континентальных» Австро-Венгерской, Российской, Германской и Турецкой империй после первой мировой войны, так и опыт распада колониальных держав после второй. «Кто помнит крушение английской, французской и португальской колониальных империй и образование на их месте множества молодых государств, тот без труда может усмотреть сходство между теми процессами, которые происходили тогда, и теми, что происходят ныне у нас, - писал А. Кива - ... Заменив слово “метрополия” на “центр” я как бы снова очутился в молодых государствах где-то в начале и даже середине 60-х гг.»3.
1 Филиппов А. Ф. Наблюдатель империи. (Империя как понятие социологии и политическая проблема) // Вопросы социологии, 1992. Т. 1. № 1. С. 112.
2 Кива А. Сверхдержава разорившая сама себя // Международная жизнь, 1992. № 1. С. 21.
3 Там же. С. 20.
Следует вспомнить, что в 60-е гг. социально-политические реалии стран, добившихся своей независимости в результате крушения колониальных империй зачастую рассматривались как свидетельство полного провала «цивилизаторской миссии» как таковой. Американский социолог Э. Шилз полагал, например, что «культура центра в колониальных странах не способна пропитать периферию», и исходя из этого констатировал, что «ни одному из бывших колониальных обществ не удалось преобразоваться после получения независимости в современное массовое общество, гражданское в своей политической жизни»1. Этот вывод, безусловно, содержал в себе не только зерно истины, но и большую долю преувеличения. Цивилизаторская миссия, безусловно, не была «пустой выдумкой», и обретение независимости вовсе не перечеркивало полностью ее результатов. Однако на первоначальном этапе при становлении молодых государств местные националисты и традиционалисты, как правило, оказываются в более благоприятном положении, чем демократы и сторонники прогресса. Сама парадигма процесса имперского распада, а также сопутствующие ему неурядицы, неустойчивость, раздоры способствуют такому изменению соотношения сил между бывшими союзниками по борьбе с имперским центром. Опыт развития многих бывших советских республик вновь подтвердил это.
Итак, в самом процессе распада империи заложены тенденции, ведущие как к расширению, так и к ограничению демократии. Однако их конкретное сочетание и результативность в каждом случае могут быть совершенно различными.
При сохранении в течение иногда весьма длительного исторического периода определенной целостности постимперского пространства (прежде всего с точки зрения неких общих черт сознания и культуры) дифференциация составляющих его стран и народов неизбежно усиливается. Это касается и состояния дел с демократией. Например, по результатам современного рейтинга государств мира, составленного авторитетной международной неправительственной организацией «Фридом хауз», в отношении таких
1 Цит. по: Шилз Э. Общество и общества: макросоциологический подход // Американская социология. Перспективы, проблемы, методы. М., 1972. С. 355.
значимых для состояния демократии показателей, как реализация на практике политических и гражданских прав и свобод населения, бывшие республики Советского Союза оказались разбросанными по всему списку, от одного его полюса до другого (при показателе 1 -наибольшее приближение к свободе, а 7 - максимальное удаление, рейтинг стран Балтии составляет 1 - в отношении политических и прав и 2 - в отношении гражданских, в то время как рейтинг Туркменистана - 7 и 7)1. Примерно такая же дифференциация происходила и среди регионов Российской Федерации, рыхлость политического пространства которой в конце 1990-х - начале 2000-х гг. сделала столь востребованным термин «региональный политический режим».
Какие части империи от ее распада выиграют, а какие проиграют (в т.ч. и с точки зрения развития демократии) далеко не всегда можно предсказать заранее. Насколько предсказуемо было, например, в период распада державы Габсбургов, что на ее чешских и словацких землях будет установлен внутренне вполне устойчивый демократический режим, а венгерское территориальное ядро окажется под властью сменяющих друг друга авторитарных диктатур? Или, когда настала очередь Британской империи, то, что после ухода колонизаторов в Индии укрепится вестминстерская форма правления, будут проходить свободные выборы и открытая партийная борьба, а в Уганде вскоре придет к власти кровавый деспот?
Можно констатировать, в частности, что различия в развитии демократии не зависят напрямую от скорости распада империи. Плавный переход Австралии к независимости нисколько не сказлся на степени развития демократии в этой стране. Столь же плавный переход к независимости Южной Африки означал постепенное сползание к диктатуре.
Безусловно, значим для определения «шансов», которые имеет демократия на той или иной территории, уровень и характер экономического развития. Последний во многом определяет соотношение потерь и выгод для данной страны или региона в результате распада империи. Однако диктатура может быть установлена и
1 См.: http://www.freedomhouse.org/research/freeworld/2000/table1 .Ыт (Октябрь. 2000).
в условиях экономического кризиса, и при достаточном экономическом благополучии.
Важную роль, несомненно, играют различия в доимперском историческом опыте населения тех или иных территорий постим-перского пространства, восходящие к тому времени традиции, а также тяготение различных участков постимперского пространства к тем или иным внешним «центрам притяжения».
И все же при этом, с нашей точки зрения, различия в состоянии дел с демократией в рамках постимперского пространства во многом обусловлены местом и особенностями развития той или иной страны в прежней политической имперской системе, а также общей ситуацией и расстановкой политических сил, сложившейся в этой стране в период распада данной системы. Это те основные внутренние условия, в которых происходит заполнение образующегося вакуума власти.
На основании этого представляется возможным выделить определенные типы постимперских стран и регионов.
1. «Гнилые местечки» постимперского пространства - территории слабые с точки зрения экономики и этнических притязаний населения, где, соответственно, отсутствуют значимые местные акторы. Их появление в качестве самостоятельных или автономных политических систем во многом обусловлено причудами административного деления, существовавшего внутри распавшейся империи. Такие территории легко могут быть «куплены» или «завоеваны» извне. Примерами в данном случае могут служить малые страны Центральной Америки после завоевания независимости от Испании. Немало таких стран было и среди государств, освободившихся от колониальной зависимости во второй половине XX столетия. Достаточно вспомнить, например, историю с вооруженным захватом Коморских островов отрядом международных авантюристов и наемников. Среди республик бывшего Советского Союза образований подобного типа нет. Но их довольно много на региональном уровне внутри РФ. Примерами могут служить Чукотка, Корякский, Коми-Пермяцкий округа, некоторые небольшие области. Если термин «не-состоявшиеся государства» вообще имеет право на употребление, то он подходит, пожалуй, именно к данному типу.
2. «Вотчины режимов личной власти». В этих государствах и регионах уже должен наличествовать ресурс - экономический
или/и этнический - достаточный для обеспечения независимого или автономного существования. Однако, как правило, это территории, большинство населения которых в период распада империи не стремилось активно к независимости или самостоятельности и не было готово к ней. В условиях крушения прежней политической системы возникает вакуум власти и бонапартистская ситуация, в которой достаточно сильный руководитель, дистанцируясь от идеологий или навязывая свою, становится ключевым фактором формирования политического режима. Жесткость этого режима будет зависеть уже в основном от особенностей существующих традиций и конфигурации внешних полей воздействия. Крайним случаем в этом отношении, наверное, следует считать пресловутого императора Центральноафриканской империи Ж.-П. Бокассу. Но во главе режима в таких странах оказывались и значительно менее одиозные лидеры, в том числе те, кто с той или иной степенью успеха проводил политику модернизации. Под этот тип, безусловно подпадают государства Центральной Азии. Среди субъектов РФ к нему можно отнести не только многие республики - Татарстан, Башкортостан, Калмыкию, но и мегаполис Москву и ряд других регионов. В какой-то степени к этому типу сейчас можно отнести и Россию в целом.
3. «Территории доминирования идеологии». Это территории, где велась наиболее активная борьба в период распада империи. Идеологический фактор, игравший большую роль в этот период, сохраняет свое значение и в дальнейшем. Любая идеология в той или иной мере обладает тоталитарным потенциалом. В данных условиях речь идет, как правило, о той или иной разновидности национализма - либо разросшегося на волне борьбы за национальное освобождение, оттесняя после победы либеральных и прочих попутчиков, либо питаемого ущемленным достоинством и ностальгией по утраченному величию прежде господствовавшей нации. И то, и другое в случае экономических неурядиц и угрозы социальных потрясений чревато возможным установлением тоталитарного режима (классический германский пример). В других случаях ситуация может находить выражение в реальном ограничении прав и свобод отдельных категорий населения, преимущественно по национальному признаку (под данный тип подпадают постсоветские Латвия и Эстония). Однако здесь тоже очень мно-
гое зависит от предшествующего исторического опыта, традиций и внешних полей воздействия.
4. «Территории наличия институциональных конфликтов» (например между президентом и парламентом, губернатором и мэром). Расстановка сил, благоприятствующая возникновению таких конфликтов, также часто уходит своими корнями в ситуацию, связанную с распадом империи. Часто при этом речь идет о сложносоставных образованиях, конфигурация которых вызрела в теле империи, путем объединения различных территориальных или/и этнических элементов, и которым удалось сохранить ее, полностью или в большей степени, в условиях имперского распада. Эти образования могут быть как гигантскими (Индия, Украина), так и небольшими (Ливан, Дагестан). В то же время такой конфликт может иметь и другую основу. Демократия в случае наличия подобных конфликтов возникает стихийно, как следствие определенной расстановки сил и не имеет под собой достаточной базы, а соответственно, может легко прекратить свое существование, когда конфликт будет исчерпан. В то же время, если ситуация конфликта длится достаточно долго, может возникнуть «привыкание» к демократии. Можно согласиться с составителем рейтинга «демократичности» российских регионов Н.В. Петровым в том, что «для рейтинга электоральной демократичности и, хочется верить, для демократичности вообще, конфликты-противостояния, в том числе приводящие к смене власти на выборах, важнее, чем наличие “губернатора-демократа”»1 .
5. «Территории существующей или формирующейся системной демократии». Это территории, где в силу каких-либо причин, демократическая составляющая в антиимперском движении оказалась значительно сильнее консервативно-националистической, а позитивные последствия распада оказались сопоставимы с негативными. Этнический фактор на этих территориях не должен быть ярко выражен, а экономический потенциал, напротив, должен быть значителен. Развитию по этому пути должно способствовать выполнение данной территорией в рамках распавшейся имперской
1 Петров Е.В. Пермская область оказалась демократичнее Москвы и Санкт-Петербурга // Панорама исследований политики Прикамья: Альманах. Вып. 2. Пермь, 2004. С. 123.
системы таких специфических, но разноплановых функций, как «торговый перевалочный пункт», «образовательный и научнотехнологический центр», как ни парадоксально, «каторга» и др. В данном случае, помимо соперничества между собой сильных акторов, происходит процесс развития институтов гражданского общества и формирования политической культуры гражданского типа. При этом отсутствует доминирующая идеология. Такие общества в принципе могут сохранить свои характеристики, пережив приход к власти правителя, склонного к авторитаризму, и даже «перевоспитать» его.
Конечно, не каждый фрагмент постимперского пространства может быть отнесен к одному из данных типов в чистом виде. Естественно также, что с течением времени различные постимперские регионы и государства могут переходить из одного типа в другой. Рассмотренный критерий вообще не является абсолютным. Как следует из сказанного выше, речь идет лишь об одном факторе, влияющем на степень демократичности в рамках постимперского пространства. Но факторе, который представляется очень важным.
