CC BY
220
УДК 81
Э.Э. Паремузашвили
НЕПРЯМАЯ КОММУНИКАЦИЯ В СТРУКТУРЕ АГРЕССИВНОГО РЕЧЕВОГО АКТА (на примере иронии и насмешки)
В данной статье мы рассматриваем феномен непрямой коммуникации, реализующийся в таких речевых актах, как ирония и насмешка. В процессе исследования данных актов мы обращаемся к дискурс-анализу, с помощью которого выявляем скрытый латентный потенциал, хранящийся в этих фигурах непрямой коммуникации. Исследуемый материал взят нами из Фразеологического словаря русского языка и помещен в конкретную коммуникативную ситуацию общения, в которой взаимодействуют говорящий и слушающий.
Ключевые слова: непрямая коммуникация, антропоцентризм, когнитивно-коммуникативная парадигма, ирония, насмешка.
Вслед за В.В. Дементьевым, мы считаем, что «категория непрямой коммуникации является не только одной из важнейших коммуникативно-речевых категорий, но и важнейшей языковой категорией» [Дементьев 2006: 5], так как любые формы речевого общения содержат элементы непрямой коммуникации. Подтверждение данной позиции можно найти в работах Ш. Балли, Е.В. Падучевой, в коллективном сборнике «Новое в зарубежной лингвистике. Логика и лингвистика (Проблемы референции)» и в других источниках.
Однако в современном лингвистическом знании данная категория не получила до сих пор всестороннего описания. В качестве основных имен, с опорой на авторитет которых мы рассуждаем о непрямой коммуникации, необходимо назвать следующие: В.В. Дементьев, А.П. Марюхин, И.И. Прибыток, Т.В. Федорова, М.М. Филиппова. Почему же в течение долгого времени феномен непрямой коммуникации являлся своего рода «terra incognita» в лингвистике?
В свое время Ф. де Соссюр заложил в структурной лингвистике кантовское положение о том, что язык - это «вещь в себе» и «вещь для себя». В связи с этим на протяжении достаточно долгого времени взгляды ученых-лингвистов были направлены вглубь языка в аспекте изучения значения и значимости, из рассмотрения исключались смыслы и интерпретация, а также социальный контекст. Язык исследовался с точки зрения языковой системы, включающей в себя ряд структурообразующих элементов, идущих от фонемы к тексту. Речь и коммуникация воспринимались как вторичные, не столько как лингвистические, сколько как психологические понятия. Важно отметить, что редукционизм классической лингвистики заключался в том, что «объект ис-
следования ограничивался, редуцировался до речевых текстов, изолированных от условий их порождения, от человеческой деятельности, в которой и ради целей которой они были продуцированы» [Сорокин и др. 1979: 6].
Со второй половины XX в. на место структурной лингвистики приходит лингвистика функциональная, направленная на изучение не статики языка, а динамики речи; приобретая тем самым многоплановый междисциплинарный характер. Еще в начале прошлого века И.А. Бодуэн де Кур-тенэ предсказывал этот путь развития лингвистики: «... языковые обобщения будут охватывать все более широкие круги и все более соединять языкознание с другими науками: с психологией, с антропологией, с социологией, с биологией» [Боду-эн де Куртенэ 1963].
В центре лингвистических исследований оказывается «человек говорящий» с его особенными коммуникативными представлениями, намерениями, навыками и действиями. Ю.Д. Апресян пишет: «Язык, как известно, в высокой степени антропоцентричен. Громадная часть его словаря посвящена человеку - его внутреннему миру, восприятию внешнего мира, физической и интеллектуальной деятельности, его целям, отношениям с другими людьми, общению с ними, оценкам событий, положений и обстоятельств» [Апресян 1995: 18].
Сегодня антропоцентрическая парадигма входит составной частью в когнитивно-коммуникативное направление в исследовании языка. Е.С. Кубрякова, называет когнитивно-коммуникативную парадигму знаний новаторской, как мы считаем, благодаря тому, что данный подход является универсальным, объединяющим в своей структуре все антропоцентрические направления:
функционализм, коммуникативизм, деятельност-ный подход к языку, психолингвистику, лингвистику текста, социолингвистику. Антропоцентризм середины XX в. не только интегрировал эти подходы во времени, он их и локализовал, размыв границы между направлениями, создав тем самым «космополитичную» лингвистику. Дискурс, под которым мы, вслед за Н.Д. Арутюновой, понимаем «речь, погруженную в жизнь», т.е. такую живую коммуникативную ситуацию, основными субъектами которой являются говорящий и слушающий, стали полноправными объектами лингвистического исследования, анализируемые в контексте речевой деятельности. В основе когнитивно-коммуникативной парадигмы находится понимание языка как когнитивного процесса, осуществляемого в коммуникативной деятельности, в которой любое высказывание воспринимается со своей функциональной стороны. Эта парадигма вобрала в себя теорию речевой деятельности А.А. Леонтьева, которая, в свою очередь, была дополнена теорией речевых жанров М.М. Бахтина, А. Вежбицка и теорией речевых актов Дж. Остина, Д. Серля, Г.П. Грайса. Из теории речевых актов, а именно из теории косвенных речевых актов, вышла школа непрямой коммуникации и теория пер-суазивности (термин Дж. Лакоффа). Исследователям представилась возможность описывать любое речевое действие с точки зрения дискурс-анализа в полифоническом исполнении говорящего и слушающего, так как высказывание в речевой коммуникации является действием, которое можно опознать и назвать. Дискурс-анализ своим появлением предложил новые возможности эмпирических исследований, которые сформировались в рамках лингвистического поворота в социальных и гуманитарных науках. Важность использования методологии дискурс-анализа заключается в рефлексивных и интепретативных практиках, а также в синтезе таких понятий, как «дискурс», «текст» и «контекст». Этот подход нашел отражение в исследованиях непосредственно посвященных невербальным средствам общения, так как «в процессе формирования высказывания вербальная часть сообщения накладывается на предварительно выраженную невербальную систему коммуникации» [Горелов 1980: 81]. В контексте данной работы с помощью методологии дискурс-анализа мы интерпретируем так называемые «продукты речевой деятельности» в условиях конкретной коммуникативной ситуации.
Важно отметить, что оппозиция «прямая коммуникация - непрямая коммуникация» не яв-
ляется только прагматическим феноменом, данная дихотомия прослеживается на всех уровнях языка, начиная с фонетики и заканчивая синтаксисом. В лексике противопоставляются прямые и косвенные значения, в морфологии - прямые и косвенные падежи, в синтаксисе - прямые и косвенные дополнения, в прагматике - прямые и косвенные речевые акты. В связи с этим, в лингвистических исследованиях данное противопоставление описывалось со ссылкой на разный терминологический аппарат: «конвенциональная коммуникация - неконвенциональная коммуникация», «риторическая коммуникация - нериторическая коммуникация», «тексты - не-тексты» (по Ю.М. Лотману), «книжная речь - разговорная речь», «кодифицированная речь - узуальная речь» (см. работы В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, Б. Гавранек). В качестве примера, иллюстрирующего непрямую коммуникацию, обратимся к отрывку из рассказа С. Довлатова «Жизнь коротка»: «О его высокомерии ходили легенды... Так же, как и о его недоступности. Что, по существу, одно и то же. Знаменитому швейцарскому писателю, добивавшемуся встречи, Левицкий сказал по телефону: «Заходите после двух - лет через шесть...». В данном высказывании завуалирован отказ, так как ироничность самой формулировки наталкивает адресата на мысль о том, что его не хотят видеть. Невозможность встречи также подтверждается тем, что нарушаются временные рамки, необходимые при деловой встрече, происходит наложение реального времени (после двух) на «сказочное» (лет через шесть). Если данное высказывание «перевести» из непрямой в прямую коммуникацию, то оно может приобрести следующий вид: «К сожалению, я не могу с вами встретиться, так как очень занят» или «У меня нет желания вас видеть» и т.д.
Описывая непрямую коммуникацию в оппозиционном контексте с прямой коммуникацией, важно помнить, что «прямая коммуникация имеет место тогда, когда в содержательной структуре высказывания смысл = значению, то есть план содержания высказывания <...> совпадает с итоговым коммуникативным смыслом» [Дементьев 2006: 7]. Это кодовая модель общения, поэтому для ее описания оказывается достаточной информационно-кодовой модели коммуникации. «Это кибернетическая точка зрения на языковую коммуникацию как на одну лишь передачу информации посредством кодирования и декодирования сообщений» [Дементьев 2006: 55]. Данный тип коммуникации исключает процесс интерпретации
высказывания, что, безусловно, является признаком определенного коммуникативного редукционизма. Изучение информационно-кодовой модели коммуникации в отечественной лингвистике привело к созданию в 70-х гг. XX в. теории речевой коммуникации. На место акта речи она поставила более широкое понятие акта коммуникации, учитывающее как достижения психологии, так и теории информации.
В лингвистике одна из известных схем речевого акта предложена Р.О. Якобсоном. Она включает в себя следующие основные функциональные компоненты:
контекст
4
отправитель (адресант)^сообщение^получатель (адресат)
т т
код контакт (язык)
В модели коммуникации по Р. О. Якобсону участвуют адресант и адресат; от первого ко второму направляется сообщение, которое написано с помощью кода (язык, на котором производится высказывание); контекст в модели Р. О. Якобсона связан с содержанием сообщения, с информацией, им передаваемой; понятие контакта предполагает возможность не только устной, но и письменной коммуникации.
В этом же контексте интересна модель коммуникации, основанная на схеме Г. Лассвела, включающая в себя следующие элементы: коммуникатор - субъект - канал - получатель - последствия.
Структурно близкой к модели Г. Лассвела является коммуникативная модель К. Шеннона и У. Уивера, которую, в свою очередь, можно соотнести с многоуровневой моделью, разработанной У. Эко: источник информации - кодирующее устройство - сообщение - канал - декодирующее устройство - приемник.
Дифференциальной особенностью коммуникативного процесса у У. Эко является отнесенность коммуникативного акта либо к участникам (людям), либо к механизмам.
Невыводимость «скрытых» смыслов высказывания, а также отсутствие интерпретационной базы стала причиной разработки инференционной модели коммуникации, у истоков которой стоял Г.П. Грайс. Данная модель «в качестве функционального основания использует принцип выводимости знания» [Дементьев 2006: 56], т.е. говорящий в коммуникации стремится к тому, чтобы через высказывание передать свои намерения. Во-первых, это ответная реакция от слушающего;
во-вторых, опознание слушающим высказывания; и, в третьих, именно это опознание должно стать основанием для реакции.
В непосредственной близости к инференци-онной модели коммуникации, на наш взгляд, находится теория лакунизации, разрабатываемая в отечественной лингвистике учениками Ю.А. Сорокина. В межкультурной коммуникации под языковыми лакунами понимается безэквивалентная лексика, национальные концепты; в нашей работе под лакунами мы понимаем скрытые смыслы в языке, так как «представления, содержащиеся в языке в неявном, «недискурсивном» виде, оказываются наиболее «явными» носителями его антропоцентрического характера» [Рябце-ва 2005: 217].
Итак, что же понимается под непрямой коммуникацией?
Солидаризируясь с В.В. Дементьевым, «непрямой коммуникацией мы предлагаем называть содержательно осложненную коммуникацию, в которой понимание высказывания включает смыслы, не содержащиеся собственно в высказывании, и требует дополнительных интерпретативных усилий со стороны адресата» [Дементьев 2006: 5]. Это интеракционная модель коммуникации, «в качестве главного принципа которой выдвигается взаимодействие, помещенное в социально-культурные условия конкретной ситуации» [Дементьев 2006: 57]. Вместо формулы, заложенной еще У. Эко: «Я говорю - ты понимаешь» используется другая: «мы сообща стараемся понять друг друга». В данном случае «коммуникация осуществляется не в виде трансляции или манифестации намерения, а как демонстрация смыслов, необязательно предназначенных для распознавания и интерпретации реципиентом. Любая форма поведения - действие и бездействие, речь и молчание в определенной ситуации может оказаться коммуникативно значимой» [Дементьев 2006: 57].
Непрямая коммуникация как междисциплинарное и многоплановое явление рассматривалась в ряде научных дисциплин под разными названиями: имплицитность, импликаты, речевые импликатуры (по терминологии Г.П. Грайса), эвфемизмы, косвенные речевые акты, тропы, иронические высказывания, «игры» (по Э. Берну), окказиональные образования, речетворчество, неявное говорение (по М.М. Бахтину), речевое отгораживание (hedging, по Дж. Лакоффу) и т.д.
На наш взгляд, основными элементами непрямой коммуникации являются наличие смысловых лакун, косвенный способ передаваемой
информации, непредсказуемость реакций, неопределенность коммуникативных намерений говорящих.
Итак, что же мы относим к ситуациям непрямой коммуникации, типологизирующихся в зависимости от ситуации общения.
Выше нами было отмечено, что в современной лингвистике происходит так называемое «размывание границ», которое приводит к становлению многофункционально гуманитарного знания в структуре самого языкознания. Какие же функции языка и речи доминируют в лингвистике? Безусловно, фундамент составляют функции, заложенные Р. О. Якобсоном: экспрессивная, коммуникативная, поэтическая, метаязыковая, кона-тивная, фатическая, связанные с коммуникативной моделью автора. Впоследствии функции Р.О. Якобсона были критически переосмыслены и дополнены следующими категориями: ритмизирующая или комическая (Иога1ек); функция «пароля» (И.И. Ревзик); магическая (Б. Малиновский); функция «воображения» (М.М. Халлидей); функция «престижа» (Т.Г. Винокур) и т.д. Вслед за В.В. Виноградовым, мы считаем, что язык выполняет «три важнейшие общественные функции: общение, сообщение и воздействие» [Виноградов 1963: 5-6]. Для реализации этих функций могут использоваться как прямые, так и косвенные языковые средства, поэтому мы можем говорить о трех разновидностях непрямой коммуникации: непрямое общение, непрямое сообщение, непрямое воздействие.
Важно отметить, что человеческая коммуникация заключается не только во взаимодействии языковых личностей с целью передачи, получения, обмена информации, но и в той или иной форме воздействия на эмоции и поведение собеседника, т. е. вербального доминирования, направленного на «захват» интеллектуального, эмоционального и поведенческого поля деятельности оппонента.
Для определения типов взаимодействия речевых партнеров Дж. Линч выделял сотрудничающие речевые действия и конфликтные. Вслед за В.И. Шляховым, мы выделяем три концептуальные стратегии: кооперации или сотрудничества, словесного доминирования (перзуасивности) и противостояния словесному воздействию [Шляхов 2010].
В данной работе мы рассматриваем вербальную агрессию, так как она противопоставлена стратегии сотрудничества, реализуется в конкретной речевой ситуации доминирования и мо-
жет быть представлена различными агрессивными речевыми актами. В качестве иллюстративных примеров у нас выступили фразеологизированные выражения, соответствующей тематики, помещенные в конкретную коммуникативную ситуацию, под которой, вслед за Н.И. Формановской, будем понимать «сложный комплекс внешних условий и внутренних состояний общающихся, представленных в речевом произведении, направляемом адресату» [Фомановская 2007: 56].
В данной работе мы проанализируем два агрессивных речевых акта, функционирующих в структуре непрямой коммуникации, и наиболее часто встречающиеся в русских идиомах. Это, на наш взгляд, ирония и насмешка.
Насмешка - форма вербального давления. В обычной коммуникации она воспринимается как «обидная шутка, издевка» [Ожегов 2009: 593]. Насмешка - это «обидная шутка, язвительное замечание, продиктованное стремлением говорящего сказать собеседнику неприятное, подвергнуть осмеянию» [Щербинина 2006: 179]. Скрытая насмешка является имплицитной формой выражения данного коммуникативного явления.
Ирония (с греч. «притворство») - «троп, состоящий в употреблении слова или выражения в смысле обратном буквальному с целью насмешки» [Розенталь 2008: 155]. Ирония также может содержать в себе агрессивный потенциал, выраженный в скрытой форме агрессии или злой шутки.
В процессе дискурс-анализа мы будем, в первую очередь, использовать такую его часть, как языковая рефлексия, которая прослеживается в интерпретации того или иного речевого акта, так как «для интерпретации смысла сказанного слушатель опирается не только на правила этикета, знания о говорящем и обстановке общения, но также на правила понимания метасмысла, дополнительной информации, не выраженной в словах» [Шляхов 2010: 18]. В свою очередь, под языковой рефлексией мы понимаем лингвистическое самонаблюдение, направленное на такую трансформацию высказывания, благодаря которой происходит переход от поверхностной структуры высказывания к глубинной, т.е. раскрываются его «скрытые смыслы».
Работая над материалом, мы будем обращаться к «Фразеологическому словарю русского языка», выявляя в нем идиомы, содержащие в себе речевые акты иронии и насмешки. Бесспорно, примеры иронии и насмешки, отобранные из словаря, не являются полными вне коммуникативной ситуации, поэтому мы их помещаем в соответствующий контекст, в котором проявляется их ил-
локутивная сила. Данные примеры были разработаны на основе записи живых разговоров.
В современной прагмалингвистической литературе встречаются разнообразные компоненты коммуникативной ситуации (см. работы Р. Якобсона, В.Г. Гака, И.П. Сусова, Т.А. ван Дейка, К.А. Долинина, Ю.А. Левицкого и др.). Познако-
мившись с концепцией каждого автора, в качестве основных переменных мы избрали следующие:
1. Ситуация общения;
2. Цель, которая преследуется в коммуникации;
3. Интенция (намерение);
4. Метасмысл (раскрытие языковых лакун).
ИДИОМА СООТВЕТСТВУЮЩИЙ РЕЧЕВОЙ АКТ ПРИМЕРЫ
1. Разбирается [смыслит, понимает] как свинья в апельсинах (413) Насмешка - Ура, я с первого раза сдала зачет по математике! - Наташ, да ты в высшей математике разбираешься как свинья в апельсинах. Ситуация: разговор двух студенток. Цель: установление контакта. Интенция: поделиться радостью, хвастовство. Метасмысл: «Слушающий считает, что знания говорящего в этой области знаний равны нулю, поэтому любые предположения, касающиеся этой отрасли науки со стороны адресанта, a priori ошибочны. В связи с этим, адресат высказывает сомнение в искренности положений говорящего, и воспринимает их с насмешкой».
2. Дубовая башка // Мякинная башка // Пустая башка (33) - Друзья, по-моему, я, наконец-то, понял, в чем заключается третий закон Ньютона! - Петров, да ты - гений, как бы за такой прорыв на твою мякинную башку не упала бы преподавательская гильотина. Ситуация: разговор студентов. Цель: вхождение в разговор. Интенция: поделиться успехами. Метасмысл: «Пафосность рассуждений говорящего кажется слушающим несерьезной, так как то, о чем заявляет адресант, для адресатов не является новостью, поэтому им не понятен задор говорящего. Данную информацию они воспринимают с насмешкой».
3. Как курица лапой (218) - Люсь, посмотри, как аккуратно я подписала открытку. - Да, о таком почерке можно только мечтать, пишешь как курица лапой. Ситуация: разговор школьниц. Цель: установление контакта. Интенция: поделиться радостью, хвастовство. Метасмысл: «Слушающий считает, что у говорящего такой плохой почерк, что его можно сравнить с куриным. Поэтому стремление адресанта получить одобрение со стороны адресата остается не реализованным».
4. Ума палата (308) - Лен, представляешь, я на рынке сегодня купил помидоры за сущие копейки, всего 150 руб. за кило. - Сергей, да твоей прозорливости нет предела, точно говорят, у тебя ума палата. Ситуация: разговор мужа с женой. Цель: вхождение в разговор. Интенция: поделиться радостью, хвастовство. Метасмысл: «Слушающий считает, что радость говорящего не обоснована, так как затраты адресанта не соответствуют реальной стоимости овощей. Поэтому, по мнению адресата, говорящий не проявил никакой смекалки, так как его просто обманули на рынке».
5. Кисейная барышня (33) Ирония - Ой, какая девушка, просто кисейная барышня. - Да уж, точно кисейная, я вчера ее в такой драке видел, не поверишь... Ситуация: разговор двух приятелей о третьем лице. Цель: вхождение в разговор. Интенция: обсуждение третьего лица. Метасмысл: «Девушка, которая считается слишком изнеженной и женственной, проявила себя с несвойственной стороны: участвовала в драке. В связи с этим, у коммуникантов возникают иронические подозрения в естественности ее поведения». В данном случае ирония приобретает форму насмешки.
ИДИОМА СООТВЕТСТВУЮЩИЙ РЕЧЕВОЙ АКТ ПРИМЕРЫ
6. Как сонная муха (256) // Сонная тетеря (475) - Иван Петрович, ну, какой в этот раз длинный забег был. - Да ладно, Сидоров, неужели ты - наша сонная муха, наконец-то, долетел до финиша. Ситуация: разговор между преподавателем и студентом. Цель: установление контакта. Интенция: стремление студента нивелировать свои невысокие результаты. Метасмысл: «Говорящий настолько медленно бегает, что его достижения в спорте можно сравнить, по мнению слушающего, с полетом сонной мухи. Поэтому адресат воспринимает сетования адресанта на длину кросса с иронией».
7. Маменькина дочка (145) // Маменькин сынок (468) - Друзья, посмотрите, какой стол к моему празднику приготовила нам мама. - Ой-ой-ой, наша именинница, оказывается, не только спортсменка, комсомолка, она еще и ... маменькина дочка. Ситуация: разговор друзей. Цель: вхождение в разговор. Интенция: поделиться радостью, хвастовство. Метасмысл: «Говорящий, по мнению слушающих, настолько не приспособлен к жизни, и полностью зависит от родителей, что даже самостоятельно не смог приготовиться к празднику. Такое поведение адресанта вызывает у адресатов ироничное отношение к его словам».
Выявление агрессивного потенциала в непрямых речевых актах иронии и насмешки является практикой достаточно сложной, так как требует от интерпретатора не только чисто лингвистических знаний, но и «экстралингвистического чутья», с помощью которого в речевом потоке адресат сможет распознать и вывести все скрытые смыслы говорящего на поверхность. В процессе работы с данными речевыми актами мы обращались к дискурс-анализу, с помощью которого латентный потенциал, хранящийся в иронии и насмешке, поднимался «на поверхность». Непосредственный материал нами был взят из Фразеологического словаря русского языка, и помещен в конкретную коммуникативную ситуацию с целью выявления всего агрессивного потенциала, содержащегося в акте иронии и насмешки. При этом основными переменными мы избрали коммуникативную ситуацию, цель коммуникации, интенцию (намерение) и метасмысл. Данные переменные не являются закрытым перечнем, их можно варьировать в зависимости от целей, преследуемых исследователем при анализе того или иного акта.
Список литературы
Апресян Ю.Д. Хотеть и его синонимы: заметки о словах // Филологический сборник. М., 1995.
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.,
1983.
Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. 2. М., 1963.
Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963.
Горелов И.Н. Невербальные компоненты коммуникации. М., 1980.
Дементьев В.В. Непрямая коммуникация. М.: Гнозис, 2006.
Кубрякова Е. С. Понятие «парадигма» в лингвистике: Введение // Парадигма научного знания в современной лингвистике: сб. науч. трудов / редкол.: Е.С. Кубрякова, Л.Г. Лузина (отв. ред.) и др. М., 2008.
Марюхин А.П. Активные семантические процессы в коммуникации общения: непрямое говорение // Критика и семиотика. М., 2008. Вып. 12. С. 117-125.
Паремузашвили Э.Э. Стратегия доминирования в структуре непрямого речевого акта // Международ. аспирантский вестн.: Русский язык за рубежом. М., 2010. С. 71-77.
Прибыток И.И. Дискуссионные моменты теории непрямой коммуникации // Прямая и непрямая коммуникация. Саратов, 2003.
Рябцева Н.К. Язык и естественный интеллект. М.: Academia, 2005.
Саакян Л.Н. Эвфемия как прагмалингви-стическая категория в дискурсивной практике непрямого речевого убеждения: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2010.
Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф., Шахнаро-вич А.М. Теоретические и прикладные проблемы речевого общения. М.: Наука, 1979.
Филиппова М. М. Непрямая коммуникация и средства создания двусмысленного дискурса // Язык. Сознание. Коммуникация: сб. статей / отв. ред. ВВ. Красных, А.И. Изотов. М.: МАКС Пресс, 2004. Вып. 28. С. 75-90.
Формановская Н.И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика. М.: Изд-во «ИКАР», 2007.
Шляхов В.И. Речевая деятельность: Феномен сценарности в общении. М.: КРАСАНД, 2010.
Щербинина Ю.В. Вербальная агрессия. М.: КомКнига, 2006.
Якобсон Р.О. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1975.
Якобсон П.М. Общение людей как психологическая проблема. М., 1998.
Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Сов. энцикл., 1990.
Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка / под ред. проф. Л.И. Скворцова. 26 изд., испр. и доп. М., 2009.
Розенталь Д.Э. Справочник по русскому языку. Словарь лингвистических терминов. М., 2008.
Фразеологический словарь русского языка / под ред. А. И. Молоткова. М.: Русский язык, 1978.
Phillips N. & Hardy C. What Is Discourse Analysis? N. Phillips and C. Hardy. Discourse Analysis: Investigating Processes of Social Construction. Thousand Oaks, CA: Sage, 2002. P. 1-18.
Источники
Довлатов С. Третий поворот налево: Повесть, рассказы. СПб.: Азбука-классика, 2008.
E.E. Paremuzashvili
INDIRECT COMMUNICATION IN AGGRESSIVE SPEECH BEHAVIOR (on examples of irony and mockery)
In the given article we consider the phenomena of indirect communication found in speech acts of irony and mockery. In the course of research of the given indirect figures of speech we applied the research tools of discourse analysis to reveal the latent potential stored in them. The material to be investigated was taken from the Phraseology dictionary of Russian and placed in concrete communicative situations of dialogues involving both speaking and listening.
Key words: indirect communication, anthropocentrism, cognitive-communicative paradigm, irony, mockery.
