CC BY
80
ют очки: «Вот как мы ударно работаем на благо ваше!» (В. Поляков. ТЕЛЕГА БЕЗ КОЛЁС. Почему в провинции умные и честные не идут во власть // ЛГ, № 16, 2002).
Этот фразеологизм, как правило, указывает на негативно оцениваемое действие. Однако с точки зрения эксперта существующие определения перегружены деталями, не позволяющими чётко указать на суть этого действия.
Давать волю кулакам.
— Драться, бить, избивать кого-л.9;
— Прост. Драться10.
Наш вариант.
Давать волю кулакам. Действ. Этич. Избивать, бить кого-л. Александр начал давать волю кулакам. Впервые он ударил жену, когда их малышке было полгода. С тех пор он постоянно «воспитывал» её, применяя силу (АиФ в Украине, 17.12.13). Действ. Нейтр. Драться. Владимир Кличко прокомментировал слухи о том, что подрался. Боксёр отметил, что он профессиональный боксёр и даёт волю кулакам лишь в ринге (Проспорт, 31.07.13).
Эта словарная статья, как видим, наоборот, нуждалась в некотором расширении. Кроме того, необходимо было отделить действительно негативное толкование оборота от сравнительно нейтрального.
Поливать (обливать) грязью.
— Незаслуженно оскорблять, порочить, обвинять в чём-л. предосудительном11;
— Разг. Экспресс. Незаслуженно оскорблять, поносить12;
— Порочить, незаслуженно позорить (говорится с неодобрением). Подразумевается, что используются клевета, домыслы, сплетни13.
Наш вариант. Поливать грязью.
Действ. Этич. Незаслуженно оскорблять, позорить, клеветать. Они предпочли или высокомерно замолчать митинг на Поклонной горе, или в худших традициях революционной пропаганды облить его грязью и руганью. Что вполне внятно говорит об их «способности и желании» вести честный диалог с согражданами, которые думают не так, как они (Ф. Евгеньев. Возбуждение атмосферы. Злоба дня // ЛГ, №5 (6356) 8 февраля 2012).
Оцен. Давать резко негативную характеристику кому-л. Невзлин поливает грязью Россию. В своём вчерашнем выступлении на заседании комиссии ОБСЕ, Невзлин предложил исключить Россию из «большой восьмёрки» и не принимать её во Всемирную торговую организацию (ВТО). Кроме того, он сравнил «дело Касьянова» с «делом ЮКОСа» (Правда.ру, 14.07.2005).
Практика использования данного фразеологизма противоречит подчас его определению. Зачастую те, кто использует его, вовсе не обвиняют кого-либо в клевете, а указывают на неприемлемо резкий тон используемых оценок.
Вывод. Модернизированные словарные статьи в большей степени отвечают задачам лингвистических экспертиз, как и проектируемый нами словарь в целом.
ЛИТЕРАТУРА
Макаров В. И. 2012: Лингвистическая экспертиза и фразеография // Slowo. Tekst. Czas XI. Frazeologia slowianska w aspekcie onomazjolog-icznym, lingwokulturologicznym i frazeograficznym. Szczecin-Greifswald, 560-567.
СОВ 1995: Словарь образных выражений русского языка / В. Н. Телия (ред.). М.
ФСРЛЯ 2001: Фразеологический словарь русского литературного языка / А. И. Фёдоров (сост.). М.
ФСРЯ 1986: Фразеологический словарь русского языка / А. И. Молотков (ред.). М.
DICTIONARY ENTRY IN THE FORENSIC PHRASEOLOGICAL DICTIONARY
V. I. Makarov
The paper is devoted to the comparison of the phraseological dictionary entries with the ones of the "Forensic linguistics dictionary of idioms" designed by the author. Several solutions to the problem of using dictionaries in linguistic expertise are suggested.
Key words: phraseology, phraseography, forensic linguistics, a dictionary entry
© 2014
В. А. Саляев
«НЕПРИЛИЧНАЯ ФОРМА ВЫРАЖЕНИЯ» КАК ПРОБЛЕМА ЛЕКСИКОГРАФИИ
И ЛИНГВОЭКСПЕРТОЛОГИИ
Автором поднимается вопрос о разработке и использовании в лексикографической практике унифицированной системы нормативных рекомендаций, призванных обеспечить объективность и непротиворечивость экспертных заключений.
Ключевые слова: лексикография, юрислингвистика, ненормативная лексика, обсценная лексика, инвективная лексика, стилистическая помета
9 ФСРЯ 1986, 123.
10 ФСРЛЯ 2001, 153.
11 ФСРЯ 1986, 290-291.
12 ФСРЛЯ 2001, 468.
13 СОВ 1995, 220.
«Неприличная форма выражения» как проблема лексикографии и лингвоэкспертологии 387
Новые социально-политические реалии, с одной стороны, и развитие научно-гуманитарных представлений об обществе, с другой стороны, ставят перед лексикографами новые задачи, требуют совершенствования словарей и обусловливают расширение их функций. Подтверждением этого положения может служить активное развитие в России нового научного направления — юрислингвистики.
Важнейшим направлением юрислингвистики стало исследование существующих языковых фактов и зафиксированных рече-коммуникативных актов с точки зрения их соответствия действующим правовым нормам. Собственно, подобный анализ представляется основным содержанием одной из основных отраслей юридической лингвистики, называемой лингвоэкспер-тологией1. Результатом работы лингвиста-эксперта является объективное и непротиворечивое заключение о смысловом содержании представленного для анализа текста, о модальности представленных в нём пропозиций, о семантической и иногда грамматической структуре составляющих его языковых единиц, их эмоционально-оценочной направленности в характеристике какого-либо явления, события или лица.
Необходимым инструментом объективной характеристики языковой единицы является нормативный словарь национального языка. Общий филологический словарь выполняет в обществе две важнейшие функции — толково-справочную и нормативно-регулирующую. В связи с целями и задачами лингвоэкспертологии регулятивная функция словаря требует расширения, а содержание нормативных рекомендаций — предельной конкретизации. В частности, общий словарь призван кодифицировать языковую единицу и тем самым вооружить эксперта-лингвиста непротиворечивой информацией о её положении в нормативной системе национального языка, о возможности её употребления в различных коммуникативных сферах. Однако достичь определённости в лингвистической интерпретации языкового факта лингвисту-эксперту удаётся не всегда, что затрудняет принятие объективного судебного решения по делу.
Особенно показательна недопустимая противоречивость в заключениях экспертов по делам, связанным с оскорблением. В УК РФ (ст. 130) оскорбление рассматривалось как «унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме»2. В данном определении можно выделить три момента, на которые нужно обратить внимание при квалификации речевого акта как оскорбительного: во-первых, на наличие в высказывании адресата негативной оценки, направленной на унижение чести и достоинства; во-вторых, на направленность этой информации в адрес конкретного лица; в-третьих, на маркированность высказывания как имеющего неприличную форму выражения. Только единство трёх указанных аспектов рече- коммуникативного акта позволяет признать последний оскорбительным.
В связи с заявленной проблемой вспоминаются трудности в принятии судебного решения по делу, связанному с оскорблением. Суть дела состояла в том, что гражданка К. употребила слово тварь в адрес гражданки Н.; последняя посчитала подобную характеристику своей персоны унижающей её честь и достоинство и подала иск с просьбой наказать гражданку К. за оскорбление. Суд вынес постановление о назначении лингвистической экспертизы с требованием к эксперту дать разъяснение о наличии в слове тварь признаков, позволяющих признать его оскорбительным. Со своей стороны процессуальный защитник также назначил лингвистическую экспертизу с аналогичными вопросами. Обе экспертные стороны, заочно согласившись друг с другом в том, что слово тварь содержит негативную оценку, адресованную гражданке Н, разошлись в вопросе о наличии в данной лексеме неприличной формы выражения этой оценки. Естественно, оба эксперта строили свои выводы на основании нормативных рекомендаций словарей современного русского литературного языка, однако пришли к разным выводам.
Что же стало причиной подобного разночтения и каковы пути достижении объективности и непротиворечивости к квалификации подобных языковых фактов? Думается, решение проблемы лежит в унификации лексикографической базы экспертной деятельности, приведении её к единым требованиям как со стороны юриспруденции, так и со стороны лингвистики. Эта проблема, на наш взгляд, должна решаться на разных уровнях, начиная с определения корпуса словарей, рекомендуемых для осуществления экспертной деятельности, и заканчивая разработкой системы единых нормативно-регулятивных рекомендаций.
Неоднозначность экспертных заключений может быть связана с противоречивостью нормативно-стилистических характеристик слов в разных словарях. Так, например, в словарях петербургской лексикографической школы3 достаточно редко используется помета прост. (просторечное), чрезвычайно важная, на наш взгляд, для нормативно-стилистической характеристики слов, стоящих за гранью нормативного употребления. В то же время в словарях, принадлежащих московской школе лексикографии4, указанная помета регулярно употребляется и помогает эксперту системно отграничить массив просторечной лексики от слов, маркированных пометой разг. (разговорное), указывающей на их употребление в разговорном стиле литературного языка. Следовательно, необходима унификация всей системы стилистических помет, существующая в словарях русского языка.
Возвращаясь к описанной выше ситуации в суде, связанной с квалификацией слова тварь, мы сделаем попытку проанализировать нормативные словарные пометы применительно к их способности маркировать слово с точки зрения неприличности формы выражения и выстроить определённую систему нормативно-стилистических характеристик лексем, связанных с негативной характеристикой лица.
Традиционно слова с неприличной формой выражения характеризуются понятиями «обсценная лексика», «табуиро-ванная лексика» и «нецензурная лексика». В современном русском словоупотреблении к обсценной лексике традиционно относится «мат». Лексическую основу русского мата составляют четыре (другие учёные выделяют пять-шесть) корнеслова и множество их производных, употребление которых в речи категорически противоречит этическим, а зачастую и юридическим нормам. Отнесение же иных единиц, чаще всего служащих для выражения негативных эмоций или для отрицательной характеристики, к обсценной лексике не столь очевидно; ср. напр.: сволочь, мразь, подонок, скотина, гадина, козёл, баран, гнида и др. Думается, к этой группе относится и слово тварь, ставшее камнем преткновения для экспертов.
Саляев Владимир Александрович — кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (Орловский филиал). E-mail: salve@list.ru
1 См. об этом: Бринёв 2009, 32; Баранов 2007, 12-13.
2 УК РФ 2011.
3 Напр.: БТС 2002.
4 Напр.: Ожегов, Шведова, 1999.
Интересующая нас группа слов, балансирующих на грани приличности-неприличности, цензурности-нецензурности, табуированности-нетабуированности, в словарной практике сопровождается пометами двух видов, каждая из которых представляет определенный аспект характеристики лексемы:
1) словарные пометы, указывающие на негативную эмоционально-экспрессивную оценку:
— неодобр. (неодобрительное) — для слов, содержащих негативную оценку, неприятие чего-л.;
— пренебр. (пренебрежительное) — для слов, содержащих оценку снисходительного порицания с оттенком высокомерия;
— уничиж. (уничижительное) — для слов, передающих оттенок крайней пренебрежительности, уязвляющих адресата высокомерной презрительностью;
— презрит. (презрительное) — для слов, содержащих резкое порицание, презрение;
2) пометы, указывающие на сферу функционирования слова и на отношение слова к литературной и этической нормам употребления:
— разг. сниж. (разговорно-сниженное) — для слов, имеющих оттенок сниженности и употребляемых преимущественно в устной разговорной речи;
— прост. (просторечное) — для слов, характеризующихся грубостью содержания или резкостью выражаемой оценки и употребляемых в сниженном стиле, в обиходной, бытовой речи; стоящих на границе литературного языка;
— груб. прост. (грубо-просторечное) — для слов, находящихся за пределами литературного языка и характеризующихся грубостью языкового выражения, часто направленных на оскорбление адресата;
— груб. (грубое) — для слов, содержащих неадекватно грубую, часто оскорбительную оценку;
— бран. (бранное) — для слов, употребляемых с целью обидеть адресата, оскорбить его;
— вульг. (вульгарное) — для слов, находящихся вне сферы литературного языка, передающих экспрессию циничной оскорбительности и используемых в художественных произведениях как средство шокового воздействия.
Нас интересует прежде всего 2-я группа помет, определяющих степень приличности-неприличности слова, табуиро-ванности слова, а также его отношение к литературной и этической нормам.
Мы расположили пометы 2-й группы (разг. сниж. — прост. — груб., груб. прост. — бран. — вульг.) в иерархической последовательности, начиная с самой «слабой», некатегоричной пометы — разг. сниж. и заканчивая наиболее «сильной», запретительной пометой — вульг.
Пометой разг. сниж. помечаются слова, употребление которых чаще всего не противоречит литературной и этической нормам, они вполне цензурны и нетабуированны, однако используются преимущественно в разговорном стиле литературного языка и привносят в устную речь сниженный фамильярный характер; это такие слова, как бабуля, ненароком, кувырком, прохвост, прохиндей и др.
Пометой прост. отмечается слова, употребление которых может противоречить литературной норме, но не всегда противоречит этической норме; их использование в устной речи придаёт ей не только сниженный, но и грубоватый оттенок, однако неприличными, табуированными и нецензурными такие слова назвать нельзя. К числу просторечных слов относятся такие слова, как жрать, позариться, задница, мерзавец, подлец и др.
Пометы груб. прост. и груб. выводят просторечные слова за границы этической нормы, становясь ограничительными: они предостерегают от употребления того иного слова в определённых сферах общения. Однако и в этом случае они не указывают на безусловную табуированность слова. В частности, подобными пометами отмечается лексика, пришедшая из низовых асоциальных сфер общения, например, из воровского арго (из блатной фени), а также некоторые грубые слова. Этими пометами характеризуются такие слова, как кранты, фуфло, бухать, жопа, ублюдок и др.
Помета бран. близка пометам груб. и груб. прост., но обладает большей категоричностью и императивностью в запрещении слова. Тем самым предполагается, что зачастую просторечная и грубая лексика становится бранной, если служит средством экспрессивного выражения негативного эмоционального состояния или отрицательной оценки какого-л. явления, события или лица (например, сволочь, гнида, мразь, козёл, сука). Становясь бранными, эти слова приобретают более строгие ограничения в употреблении; их следует использовать с изрядной осторожностью из боязни оскорбить адресата. Хотя, как показывают данные словарей, бранная лексика иногда используется и в художественной литературе со стилистическими целями.
Наивысшей императивностью и категоричностью обладает помета вульг. Ею снабжается действительно неприличная, непристойная, нецензурная лексика, использование которой в любой сфере общения категорически запрещено. Употребление вульгарной лексики носит цинично оскорбительный характер и способно оказать даже шоковое воздействие на адресата речи. В частности, к вульгаризмам относятся охарактеризованные выше «матизмы», грубые наименования некоторых частей человеческого тела или физиологических актов, упоминание которых табуировано в приличном обществе.
Противоречивость экспертных оценок слова тварь и затруднения в принятии судебного решения были обусловлены тем, что специалисты обращались к разным словарям. Так, в словаре Ефремовой5 и МАС6 анализируемое слово маркируется как бранное; соответственно, экспертом делается вывод о том, что слово обладает неприличной формой выражения. А в словаре Ожегова и Шведовой7, как и в словаре БТС8 «бранная» маркированность лексемы отсутствует, что приводит эксперта к противоположным выводам.
Решением проблемы противоречивости экспертных оценок может стать подготовка большого нормативного словаря, содержащего единую стандартную систему нормативных рекомендаций, обязательных для всех экспертов.
ЛИТЕРАТУРА
Баранов А. Н. 2007: Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика: учеб. пособие. М.
Бринёв К И. 2009: Теоретическая лингвистика и судебная лингвистическая экспертиза: монография / Н. Д. Голев (ред.). Барнаул.
БТС 2002: Большой толковый словарь русского языка / С. А. Кузнецов (ред.). СПб.
5 Ефремова 2000, 753.
6 МАС 4, 1999, 343.
7 Ожегов, Шведова 1999, 1308.
8 БТС 2002, 790.
Филологические аспекты русской правовой культуры (на материале речевого акта оскорбления) 389
Ефремова Т. Ф. 2000: Новый толково-словообразовательный словарь русского языка. М. МАС 1999: Словарь русского языка: в 4 т. / А. П. Евгеньева (ред.). Т. 4. М. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. 1999: Толковый словарь русского языка. М.
УК РФ 2011: Уголовный кодекс Российской Федерации. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://base.consultant.ru/cons/cgi/ online.cgi?req=doc; base=LAW;n=158613.
"INDECENT FORM OF EXPRESSION" AS AN ISSUE OF LEXICOGRAPHY AND LINGUISTIC EXPERTOLOGY
V. A. Salyaev
The article analyzes the normative characteristics of words which possess indecent form of expression. The author raises the question of regulatory guidelines development and implementation in the unified system to ensure the objectivity and consistency of expert opinions.
Key words: lexicography, judicial linguisticts, indecent vocabulary, obscene words, offensive vocabulary, invective vocabulary, stylistic marking
© 2014
Т. В. Чернышова
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ РУССКОЙ ПРАВОВОЙ КУЛЬТУРЫ (на материале речевого акта оскорбления)
В статье рассмотрен один из филологических аспектов правовой культуры, связанный с нарушений речевого поведения в социуме и трактуемый специалистами как умаление чести и достоинства лица, выраженное в неприличной форме (оскорбление). В ходе исследования сделан вывод о необходимости при квалификации неприличной формы высказывания опираться не только на данные словарей, но и на глубокий анализ коммуникативно-речевой ситуации в целом.
Ключевые слова: оскорбление, бранные слова, неприличная форма, словарные материалы, ситуация общения
Понятие «правовая культура» по-разному определяется современными исследователями. По мнению учёных, можно выделить, «как минимум, пять методологических подходов к определению природы правовой культуры, исходя из критерия включённости тех или иных компонентов в систему данного феномена правовой жизни общества и выделения среди них доминирующих составляющих»1: ценностно-качественный подход, деятельностный, социологический, информационно-семиотический и системный.
Представляется, что филологический аспект правовой культуры лучше всего высвечивается в русле деятельностного подхода, рассматривающего правовую культуру как результат и способ правовой деятельности, как образ мышления, нормы и стандарты поведения, ментальные аспекты проявления личности2, а также системного, в рамках которого в структуре правовой культуры выделяются такие компоненты, как «право, правоотношения, правосознание, правовое поведение, деятельность, правовые учреждения и институты»3.
Обсуждению теоретических и практических проблем, возникающих на стыке языка и права, посвящены труды исследователей, опубликованные в сборниках «Юрислингвистика — 1: проблемы и перспективы» (Барнаул, 1999) и «Юрислингви-стика — 2: русский язык в его естественном и юридическом бытии» (Барнаул, 2000). В данной статье нас будет интересовать лишь один аспект такого взаимодействия, вытекающий их тех составляющих правовой культуры, которые были обозначены ранее: это право, правоотношения, правосознание, правовое поведение, деятельность. А точнее — те составляющие правовой культуры, незнание или нарушение которых приводит к речевому конфликту, влекущему за собой необходимость судебного разбирательства, в рамках которого для интерпретации нормативности/ненормативности речевого поведения субъекта в той или иной ситуации нередко требуется помощь лингвиста-эксперта.
По мнению Н. Д. Голева, «... использование языка в социальной жизни человека всегда содержит определённый потенциал "естественной" конфликтности, который нередко выходит за пределы возможностей саморегулирования, заложенного в языке, и предполагает необходимость её рациональной юридизации. Её успешное осуществление возможно только с учётом особенностей как самого естественного языка, так и особенностей правового регулирования социальных процессов»4. Очевидно, что для успешного функционирования текстов лингвистической экспертизы в рамках судебного дискурса они должны быть юридизированы. Далее автор приводит пример, который как нельзя лучше иллюстрирует изучаемую проблему: «Например, употребление сниженной лексики заключает в себе возможность использования её для достижения не только инвек-тивной, но и других разнообразных целей. Потенциал функционально-семантического расширения границ слова внутренне присущ любым их типам <...> Но реализация потенциала прямого и расширенного функционирования сниженной лексики связана с определённой ответственностью по отношению к адресату, особенно если он (адресат) одновременно и "объект" снижения, ибо в этом случае такое инвективное функционирование лексики приближается к сфере действия закона о защите чести и достоинства личности и испытывает его воздействие»5.
Чернышова Татьяна Владимировна — доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой русского языка, литературы и речевой коммуникации Алтайского государственного университета. Е-шаП: labrlexis@mail.ru
1 Гуляихин 2013, 135-136.
2 Гуляихин 2013, 136.
3 Гуляихин 2013, 136-137.
4 Голев 2000, 5.
5 Голев 2000, 11-12.
