CC BY
50
УДК 82.091 М. В. Харыбина
аспирант кафедры отечественной и зарубежной литературы переводческого факультета МГЛУ; e-maiL: m.kharyb@gmaiL.com
НЕПОСРЕДСТВЕННЫЙ УРОВЕНЬ ДИАЛОГИЧЕСКОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ТВОРЧЕСТВА Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО И ХУДОЖЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ ВАН ГОГА
Диалог культур способствует структурированию и выявлению новых смыслов, которые, по образному выражению Ю. М. Лотмана, можно назвать «нетривиальными» культурными изменениями. При этом тексты культуры, находясь во взаимодействии, не просто транслируют информацию, а порождают новые смыслы. В нашем исследовании речь идет о специфике взаимодействия межвидовых культурных текстов - литературы и живописи.
Мы считаем, что в рамках данной статьи уместно рассмотреть тексты (вербальные и невербальные), созданные Ф. М. Достоевским и В. Ван Гогом, так как в них шла выработка не только нового языка искусства, но и в целом нового культурного сознания эпохи, опирающегося на экзистенциальные основания. Находясь под прямым влиянием фактов биографии Достоевского, Ван Гог не только переосмысливает значение некоторых свои полотен, созвучных мотивам творчества русского писателя, но и создает подлинный шедевр - картину «Прогулка заключенных», единственную в своем роде во всем его творчестве, где цикличность бытия разомкнута тоской по подлинному предназначению человека.
Ключевые слова: диалог культур; тексты культуры; культура; литература; семиотика; живопись; вербальные тексты; невербальные тексты.
M. V. Kharybina
PhD student, Department of Russian and foreign Literature, Translation facuLty, MSLU, e-maiL; e-maiL: m.kharyb@gmaiL.com
DIRECT LEVEL OF DIALOGICAL INTERACTION
OF F.M. DOSTOEVSKY'S CREATIVITY AND ARTISTIC PERCEPTION OF V. VAN GOGH
DiaLogue of cuLtures promotes structuring and reveaLing of new concepts, in the figurative expression of Y. M. Lotman they can be caLLed "non-triviaL" cuLturaL changes. At the same time, cuLturaL texts, in their interaction, do not just transfer information, but generate new meanings. Our research focuses on the specific features of interaction between various types of cuLturaL texts - Literature and fine arts.
As a ruLe, these types of texts are referred to the verbaL (Literature) and the nonverbaL (art) by characterizing them according to the basic principLe of creating images: in Literature this is a verbaL principLe, and in the art - the creation of a visuaL
image. Within the framework of semantic generation in the process of "diaLogue of cuLtures" this difference between texts of cuLture comes to the background, and the Latent intentionaLity of texts of cuLtures, which is reveaLed onLy in their interaction, comes to the fore.
This articLe considers the texts (verbaL and non-verbaL) created by F. M. Dostoevsky and V. Van Gogh, because they were deveLoping not onLy a new Language of art, but aLso a new cuLturaL consciousness of the era, based on existentiaL foundations. Under the direct infLuence of the facts of Dostoevsky's biography, Van Gogh not onLy rethinks the meaning of severaL of his works, which resonate with the motifs of the Russian writer, but aLso creates a true masterpiece - the painting "Prisoners' WaLk", the onLy one of its kind in aLL his work, where the cycLicaLity of Life is unbroken by yearning for the true purpose of peopLe.
Key words: diaLogue of cuLtures; cuLturaL texts; cuLture; Literature; semiotics; art; verbaL texts; non-verbaL texts.
Введение
Следует начать с того, что многие исследователи творчества Достоевского и Ван Гога считают, что авторы не знали о существовании друг друга [Гашева 2006; Мурина 1978]. Однако благодаря письмам Ван Гога, которые являются одним из источников данного исследования, мы можем предположить, что непосредственный диалог представителей разных культур всё же существовал и был весьма плодотворным.
Голландский художник оставил большое эпистолярное наследие на разных европейских языках - голландском, французском и английском. К сожалению, долгое время в распоряжении исследователей находилась только часть этого наследия, поскольку архив писем Ван Гога не был не то что не оцифрован, а даже не расшифрован полностью. Настоящим прорывом в вангоговедении стала публикация в 2009 г. полного архива писем с переводом их на английский язык, примечаниями и комментариями, осуществленная Музеем Ван Гога в Амстердаме и Институтом истории и культуры Хаухенс, подготовка к которой заняла 15 лет [Van Gogh 2010]. Благодаря этому огромнейшему архиву стало возможным открытие ранее неизвестных фактов из жизни Винсента Ван Гога, в частности - о его интересе к русской культуре в разных ее проявлениях. Одним из результов этого интереса стало знакомство голландского художника с биографиями и произведениями трех великих русских писателей - Ф. М. Достоевского,
Л. Н. Толстого и И. С. Тургенева. Здесь необходимо сразу оговориться, что влияние последних двух из упомянутых отечественных писателей в рамках данной статьи рассмотрено не будет, поскольку объем работы не позволяет сделать это.
«Арена встречи»: письма Ван Гога о Ф. М. Достоевском
Благодаря наличию цифрового архива стало возможно точно установить количество упоминаний авторов различных произведений в письмах Ван Гога. Так, Федор Михайлович упоминается в двух письмах - брату Тео [Van Gogh 2010, L 680] и сестре Вильгельмине [Van Gogh 2010, L 812].
Второе письмо не было переведено на русский, первое же из писем давно известно в отечественной историографии благородя переводу, выполненному П. В. Мелковой в 1966 г. В рамках нашего исследования оно представляет особый интерес, поскольку в тексте мы находим упоминание о небольшой статье о Достоевском, которая чрезвычайно взволновала Ван Гога.
Благодаря онлайн-архиву Национальной библиотеки Франции «Галлика» оказалось возможным найти именно тот номер «Le Figaro» от 8 сентября 1888 г., который и читал Винсент Ван Гог. Нам представляется, что сама статья до этого момента не была переведена на русский язык и только в рамках данного исследования вводится в научный оборот.
Статья «Фигаро» сообщала читателям, что театр «Одеон» открывает новый сезон спектаклем «Преступление и наказание». Далее шло описание самой постановки, которая опиралась на теорию модернизации современного театра. В соответствии с ней режиссер г-н Порель представил публике 7 картин, а не актов, как было принято в традиционном театре: «Трактир у Сенного рынка», «Комната старушки-процентщицы», «У Родиона», «Полицейский участок», «Мансарда Алёны», «У Сони», «На берегах Невы». Далее автор заметки кратко рассказывает историю невероятного успеха романа в России и его очень краткий сюжет. Заметим, что все эти значимые для русской культуры детали, вплетенные в контекст парижской театральной жизни, не нашли никакого отклика в письмах Ван Гога, более того, они там никогда даже не упоминались.
Ван Гог проявляет гораздо больший интерес к личности писателя, чья биография в кратком и своеобразном изложении представлена журналистом «Фигаро» со слов Эжена де Вогюэ, автора статьи «Ф.М. Достоевский как психолог», опубликованной в русском переводе в 1886 г. в журнале «Эпоха». В ней сообщалось, что Достоевский умер в 1881 г. в возрасте 60 лет, что полностью соответствует действительности. В статье отмечалось, что похороны были торжественными, каких Россия не знала со времен героя Русско-турецких войн генерала М. Д. Скобелева. Важной деталью для журнала являлось то, что за гробом шли наследники царской семьи. Но и эта информация не нашла своего отражения в эпистолярном наследии художника.
Далее в заметке подробно описывается внешность Достоевского: «Лицо Достоевского - это лицо русского крестьянина: приплюснутый нос, маленькие бегающие глазки, высокий лоб, весь в бугорках и шрамах, вдавленные, будто по ним стучали молотком, виски. "Никогда еще, - говорит господин Вогюэ, - я не видел человеческого лица, которое бы выражало столько страдания"» (Le Figaro. 8 сентября 1888, с. 4).
На основании этого описания мы можем предположить, что у Ван Гога сформировался образ русского человека, к которому он обращается в другом письме к брату [Van Gogh 2010, L 723]. В нем Винсент Ван Гог описывает серию портретов семьи почтальона Рулена, характеризуя всё семейство следующим образом: « All character sand very French, although theyh ave a Russian look». В связи с этим фрагментом возникает поддержанный М. Гайфордом миф о том, что образ самого почтальона Рулена заимствует многие черты из образа Ф. М. Достоевского [Gayford 2006]. Однако сравнив описание внешности Федора Михайловича, с которым был знаком Ван Гог, с портретом почтальона Рулена из Кунстмузеум (1888 г., Арль), мы пришли к выводу о том, что это предположение не имеет под собой оснований: ни вербальных, ни визуальных.
Возвращаясь к анализу статьи из «Фигаро», мы можем сказать, что краткая и весьма неполная биография Достоевского привлекла внимание художника. Эта биографическая справка содержала в себе довольно подробное описание сцены казни и помилования писателя, информацию о сибирской каторге и болезни эпилепсией. Сообщалось также, что годы ссылки в Сибири Достоевский описал в своей повести
«Записки из Мертвого дома». В финале заметки речь шла и о женитьбе Достоевского в Сибири, его бедности и лишениях на протяжении долгих лет, прежде чем он написал свои знаменитые романы «Идиот» (1868), «Бесы» (1871-1872) и «Братья Карамазовы» (1879-1880).
Мы делаем вывод о том, что именно факты из биографии русского писателя наиболее взволновали Ван Гога, подтверждением чему является упоминание о Достоевском как авторе «Записок из мертвого дома» в письме № 812.
Обращаясь к диалоговому пространству, порожденному прочтением Ван Гогом заметки «Фигаро» о Достоевском, хотелось бы остановиться на следующей фразе художника: «Мысль о "Сеятеле" по-прежнему не выходит у меня из головы. Такие утрированные этюды, как "Сеятель", а теперь "Ночное кафе", обычно кажутся мне дрянными и жутко уродливыми, но когда я чем-нибудь взволнован, например, статейкой о Достоевском, которую прочел здесь, они начинают мне представляться единственными моими работами, имеющими серьезное значение»1 [Van Gogh 2010, L 555].
Перед нами прямая ситуация смыслопорождения на арене встречи двух культур: голландский художник переосмысляет значение двух собственных произведений, считая, что только они имеют смысл. Трагическая биография Достоевского, сама выглядевшая как «утрированный этюд», породила новую авторскую интерпретацию двух полотен Ван Гога, впоследствии ставших культовыми. Эмоционально окрашенное впечатление от биографии русского писателя привело к своеобразному изменению оценки художником масштаба собственных работ арльского периода - «Сеятеля» и «Ночного кафе». Фактически, изложение биографии Достоевского стало тем контекстом, который позволил Ван Гогу приблизиться к пониманию собственного творчества и его значения.
Визуальные тексты Ван Гога и взаимосвязь с биографией Ф. М. Достоевского
Теперь обратимся к культурологическому анализу картины «Ночное кафе» (Арль, сентябрь 1888). Д. Азио считает, что именно это полотно стало первым в серии работ, построенных на контрасте
1 Зд. и далее перевод наш. - М. Х.
дополнительных цветов - пронзительных красного и зеленого [Азио 2011]. Сам же Ван Гог так писал об этом: «Я пытался выразить красным и зеленым опасные человеческие страсти. <...> Здесь повсюду схватка и противостояние самых разнообразных зеленых и красных» [Van Gogh 2010, L 533]. Со спецификой творчества и биографии Достоевского это полотно сближает и высказывание в следующем письме: «В картине «Ночное кафе» я хотел выразить ту мысль, что кафе - это место, где можно разориться, сойти с ума, совершить преступление. Еще я хотел через контрасты нежно-розового и кроваво-красного, цвета винного осадка, мягкого зеленого Людовика XV и Ве-ронезе и грубого сине-зеленого, и всё это - в атмосфере адского пекла, бледного серного - выразить что-то вроде темной силы кабака» [Van Gogh 2010, L 534].
Диссонанс красного и зеленого из «Ночного кафе» стал значимым элементом художественной концепции художника и средством выразить дисгармонию и опасность окружающего мира. Эти дополнительные цвета также появляются в «Кресле Гогена», в тот период творчества обоих художников, когда стало очевидно, что они не смогут работать вместе, и в «Хлебном поле с воронами», одной из последних работ Ван Гога, написанной незадолго до самоубийства.
Говоря о том, как Ван Гог выстраивает пространство данной картины, необходимо в первую очередь обратить внимание на место, которое отводится зрителю. Как правило, Ван Гог выстраивает пространство таким образом, что зритель находится на некоей высоте по отношению к происходящему на картине. В качестве примера такого композиционного строя можно привести работы разных периодов: «Ресторан Риспаль» (1887) в пригороде Парижа, «Сбор урожая» (1888) в Арле и «Поле пшеницы со жнецом и солнцем» в Сент-Реми (1889). Здесь же пространство кафе опрокидывается на зрителя, вовлекая его в пространство картины фактически без какой-либо дистанции. При этом перспективное построение данной композиции можно назвать неклассическим, но характерным для Ван Гога - точка схода расположена не по центру, а в левой части картины, визуально ее можно совместить с открытой дверью. Данный прием позволяет создать ощущение искореженного, свернутого пространства, которое отказывается подчиняться очевидным законам человеческой оптики. Именно в таких пространствах, как мы уже писали выше, у героев Достоевского рождались
самые бесчеловечные теории, толкающие их либо на преступления, либо на чудовищные поступки вплоть до попытки самоубийства.
Характеризуя полотно Ван Гога «Сеятель», значение которого также переосмысляется под воздействием биографических деталей жизни Ф. М. Достоевского, мы бы хотели отметить, что сюжет картины отсылает нас к одноименной евангельской притче: «Выйдя же в день тот из дома, Иисус сел у моря. И собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сел; а весь народ стоял на берегу. И поучал их много притчами, говоря: вот, вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его; иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать» (Мф. 13: 1-8).
Нам представляется, что рассказ о полной трагических событий жизни Федора Михайловича стал еще одним подтверждением значимости этой идеи в рамках творчества Ван Гога.
Второе упоминание о Достоевском встречается в письме Ван Гога к брату из лечебницы в Сен-Реми: «Я прочитал статью о Достоевском, написавшем книгу "Записки из Мертвого дома", и это побудило меня снова начать работу над большой картиной, которую я начал, еще будучи в лихорадке в Арле. Но это раздражает, как будто я рисую фигуры без моделей» [Van Gogh 2010, L 812]. На сегодняшний день установлено и задокументировано в каталоге Пушкинского музея от 2001 года, что речь идет о хранящейся в этом музее картине «Прогулка заключенных» (Сен-Реми, 1890). Для нашего исследования крайне важно, что это единственная картина Ван Гога, смыслово и композиционно напрямую связанная с образами тюрьмы и заключения.
Общеизвестно, что находясь в лечебнице для душевнобольных в Сен-Реми, Винсент просил брата Тео прислать ему гравюру «Каторга» авторства Регоме, однако Тео не смог ее найти и в качестве замены выслал гравюру «Острог» Гюстава Доре. На гравюре изображен «парад заключенных» - практика, широко распространенная в Великобритании, когда узников множество раз проводили перед следователями (их фигуры мы видим в правом углу), чтобы они могли
запомнить их лица. Композиционно картина Ван Гога близка к гравюре Доре и фактически является перенесением сюжета офорта на живописное полотно, т. е. она становится творчески переосмысленной копией гравюры Доре - частью знаменитой серии «псевдокопий» известных мастеров (от Рембрандта до Курбе), которую Ван Гог создает на протяжении всего своего творчества.
Композиция картины, как и гравюры Доре, строится в замкнутом пространстве, смысловым и визуальным центром которого является круг, созданный из ритмически повторяющихся фигур заключенных. В картине Ван Гога - это рваная ритмика неровных силуэтов, которая нарушает представление о круге в композиции как о геометрической фигуре, выражающей гармонию - здесь мы видим нечто прямо ей противоположное. Обостряет это ощущение дисгармоничности пространства и то, что Ван Гог смещает стены тюрьмы - у Доре они строго симметричны, в то время как на полотне из Пушкинского музея пространство сужается в левой части.
Нам важны те новшества, которые Ван Гог вносит в композицию своей «копии» гравюры Доре, помимо очевидного изменения живописной манеры. В первую очередь - это нарушение ровного круга заключенных, даже его размыкание за счет того, что фигура ближайшего к зрителям узника оказывается развернута к нам лицом. Есть даже версия, что этот заключенный - один из автопортретов художника. Еще одно практически незаметное новшество, разрушающее циклическую замкнутость композиции Доре - две едва заметные светлые бабочки, которых можно найти наверху центральной стены. Два этих изменения в сюжете гравюры приводят к изменению восприятия пространства зрителями - хоть мрачное и гнетущее, оно всё же перестает быть циклически замкнутым и безвыходным. Ведь речь идет уже не только о преступниках, а во многом - о самом авторе и его попытке вырваться из круга обыденной реальности, которая в лечебнице для душевнобольных конца XIX в. была крайне нерадостной. И вместе с тем перед нами, безусловно, впечатление от «Записок из Мертвого дома» Достоевского, переведенных на французский в 1886 г.
Экзистенциальные интенции творчества Ван Гога выражены в этой картине с предельной силой: человек, являясь своеобразным узником, участником всеобщего и подневольного круговорота повседневности, оказывается способным найти выход или хотя бы надежду на него.
Заключение
Подводя итог данной статьи, хотелось бы отметить, что ареной встречи русской и европейской культуры неожиданно становится небольшая заметка в газете «Фигаро» (J. Prével, 8.09.1888), которая позволяет говорить о самом факте диалога художественной концепции Ван Гога с творчеством и биографией Ф. М. Достоевского, даже о прямом влиянии последнего на творчество самого известного голландского художника конца XIX в.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Азио Д. Ван Гог. М. : Молодая гвардия, 2011. 304 с.
Гашева Н. Н. Взаимодействие художественных концепций Ф. М. Достоевского и В. Ван Гога // Вестник НовГУ 2006. № 36. URL : cyberleninka.ru/ article/n/vzaimodeystvie-hudozhestvennyh-kontseptsiy-f-m-dostoevskogo-i-v-van-goga
Мурина Е. Б. Ван Гог. М. : Искусство, 1978. 440 с.
Gayford M. The Yellow House: Van Gogh, Gauguin, and Nine Turbulent Weeks in
Provence. Mariner Books, 2006. 339 p. Prével J. Courrier des théâtres // Figaro: journal non politique. 1888. № 252. P. 4
URL : gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k280511k Van Gogh V. The Letters / Leo Jansen, Hans Luijten, Nienke Bakker (eds.). Version: December 2010. Amsterdam & The Hague : Van Gogh Museum & Huygens ING. URL : vangoghletters.org
REFERENCES Azio D. Van Gog. M. : Molodaja gvardija, 2011. 304 s.
Gasheva N. N. Vzaimodejstvie hudozhestvennyh koncepcij F. M. Dostoevskogo i V. Van Goga // Vestnik NovGU. 2006. № 36. URL : cyberleninka.ru/article/n/ vzaimodeystvie-hudozhestvennyh-kontseptsiy-f-m-dostoevskogo-i-v-van-goga
Murina E. B. Van Gog. M. : Iskusstvo, 1978. 440 s.
Gayford M. The Yellow House: Van Gogh, Gauguin, and Nine Turbulent Weeks in
Provence. Mariner Books, 2006. 339 p. Prével J. Courrier des théâtres // Figaro: journal non politique. 1888. № 252. P. 4
URL : gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k280511k Van Gogh V. The Letters / Leo Jansen, Hans Luijten, Nienke Bakker (eds.). Version: December 2010. Amsterdam & The Hague : Van Gogh Museum & Huygens ING. URL : vangoghletters.org
