CC BY
143
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2012. № 1. С. 116-121.
УДК 930.1 А.В. Хряков
«НЕМЕЦКОЕ ДВИЖЕНИЕ НА ВОСТОК»:
Г. АУБИН О СРЕДНЕВЕКОВОЙ КОЛОНИЗАЦИИ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
Освещается формирование концепции «немецкого движения на Восток» историка Германа Аубина (1885-1969). Рассматриваются причины обращения ученого к данной теме, общественно-политические и научные условия ее существования. Большое внимание уделяется средневековой колонизации и ее месту в немецкой колонизации Восточной Европы.
Ключевые слова: немецкая историография, немецкое движение на Восток, Г. Аубин, средневековая колонизация, остфоршунг.
Поражение в Первой мировой войне, которое привело к политической эмансипации Восточной Европы, оказало на немецкое восприятие Востока гораздо большее воздействие, чем вся имперская пропаганда кайзеровской Германии. Споры о границах, межнациональные конфликты, притеснение национальных меньшинств в соседних государствах стимулировали научное обращение к прошлому Восточной Европы. Но существовавшая с середины XIX в. немецкая славистика и зародившиеся в начале XX в. восточноевропейские исследования не смогли удовлетворить этого возросшего интереса. На первый план в послевоенной Германии вышла так называемая региональная история и связанный с ней остфоршунг. Познавательный интерес остфоршун-га был направлен не на историю восточной части Центральной Европы в ее первозданном виде, не на особую историческую судьбу различных восточноевропейских государств и наций. Остфоршунг вел речь исключительно об истории распространения немецкого народа в восточноевропейском направлении, о политическом, экономическом, социальном и культурном воздействии немцев на соседние восточные народы и мнимом превращении славянско-балтийской Восточной Европы в «немецкий Восток».
Столь стремительный взлет остфоршунга и обретение собственной парадигмы и организационной самостоятельности привел к тому, что целый ряд немецких медиевистов и регионоведов обратились в 20-30-е гг. XX в. к истории Центральной и Восточной Европы. Подобное движение совершил и один из виднейших представителей немецкой исторической науки XX в. Герман Аубин (1885-1969). Он с 1919 г. преподавал в ведущих университетах Германии (Бонн, Гиссен, Бреслау, Геттинген, Гамбург и Фрейбург), т. е. в течение полувека определял персональный и теоретико-методологический состав немецкой историографии [1]. Учитывая выдающуюся академическую карьеру ученого, неудивительно, что Г. Аубин стал одним из тех, чей научный путь сегодня является предметом пристального внимания немецких историков. В отличие от однозначно апологетических суждений, высказанных в мемориальных сборниках коллегами и учениками ученого, с одной стороны, и таких же односторонних обвинений в адрес Аубина историков бывшего социалистического лагеря, с другой стороны, современные авторы предлагают нам более сложный и противоречивый образ знаменитого немецкого историка [2].
© А.В. Хряков, 2012
В первые послевоенные годы Аубин, отталкиваясь от своих довоенных вполне традиционных историко-экономических и историко-конституциональных работ [3], а также привлекая методы К. Лампрехта, почерпнутые им в Рейнском историческом обществе, сформулировал собственный оригинальный научный подход. Его суть заключалась в ориентации исследовательского интереса на единые с точки зрения культуры и быта местного населения ландшафты (области культуры), имевшие большее значение по сравнению с территориями в рамках административных и государственных границ. Ландшафт Аубин определял «не только как природу, но преимущественно как вырастающий исторически культурный ландшафт», т. е. как «культурную провинцию» [4].
В начале 20-х гг. XX в. научный интерес Аубина затрагивал исключительно Рейнскую область (Рейнланд), территорию Германии, оккупированную французскими войсками. Отталкивась от своих наблюдений за «крушением внешних сил государства» в конце Первой мировой войны и «реакции современного рабочего на не-укорененность его суетливой жизни», немецкий историк пришел к выводу, что сегодня необходимо усиленное «припоминание корней нашей народной силы, идеальных ценностей общинного чувства родины и народа» [5]. Ввиду политико-территориальной ситуации, сложившейся вокруг Рейнланда, научные проблемы пространства и культурного ландшафта, интересовавшие Аубина, приобрели гигантскую общественно-политическую актуальность и даже некоторую бризантность. Рассмотрение Рейнланда как единого «культурного ландшафта» (или же «культурной провинции»), накрепко привязанного к окружающей местности и неотделимого от нее, приобрело в рамках «борьбы за Рейн» совершенно иное звучание [6].
Главная заслуга в культурном освоении ландшафтов, согласно Аубину, принадлежит народной колонизации, в ходе которой народ, располагая своим специфическим национальным сознанием, материализуется в конкретном культурном и хозяйственном достоянии. Осознание такого общего культурного достояния связывает народ и делает его единым, несмотря на государственные границы. В методологическом отношении Аубин все ближе сходился с таким новым в немецкой исторической науке направлением, как «история народа» (УоШ^еБсЫсЫе), сделавшим народ решающим субъектом исторического развития [7]. Начиная с
середины 1920-х гг. он все чаще обращается к истории немецких поселений, а в сферу его интересов попадает «немецкий Восток»; и одно с другим связано совершенно не случайно, ведь восточная часть Центральной Европы дает поразительные примеры массовой колонизации и возникновения новых поселений.
Несмотря на разнообразие научных интересов Г. Аубина, «немецкое движение на Восток», рассматриваемое историком с момента зарождения и вплоть до современности, являлось центральной линией его творчества. К данной теме примыкают и работы историка по средневековой колонизация восточной части Центральной Европы, а также история Силезии. Необходимо отметить удивительное постоянство в трактовке основных вопросов, которое продемонстрировал Аубин на протяжении своей почти полувековой научной карьеры. Зародившись в эпоху Веймарской республики, концепция «немецкого движения на Восток» практически не изменилась в условиях господства национал-социализма, и лишь крушение Третьего рейха привело к смягчению наиболее одиозных ее положений.
Первая публикация Аубина, посвященная истории «немецкого Востока», относится к 1925 г., когда немецкий историк в своем докладе по случаю празднования тысячелетия Рейнланда в юбилейном сборнике «Союза рейнландцев в Данциге» попытался исторически связать западную часть Германии с восточной [8]. Он установил связь между снижением политического веса Рейнланда в XIII в. и общим ослаблением имперской власти, с одной стороны, и стремительным проникновением немцев на Восток - с другой. Вместе с «удвоением» немецкой территории и расширением «жизненного пространства» Рейн потерял свое значение географической оси империи. Но вместе с тем именно Рейнланд благодаря своей богатой культуре и более развитой цивилизации внес решающий вклад в «колонизацию Востока» [9]. В этой работе уже можно обнаружить в сжатом виде все элементы его будущей концепции «немецкого движения на Восток». Во-первых, это понимание Востока как широкого, открытого для колонизации пространства. Во-вторых, рассмотрение «движения на Восток» как постоянного беспрерывного процесса. В-третьих, «движение на Восток» непременно вело к расширению немецкого «жизненного пространства» и, соответственно, удвоению немецкой территории. Наконец, проникновение немцев
на Восток вело и к распространению сюда «превосходящей цивилизации», а значит, и к приобщению населения восточной части Центральной Европы к выдающимся достижениям немцев.
Для Г. Аубина «немецкое движение на Восток» - это «хроническое состояние» немецкой истории, которое определяет чуть ли не все сферы национального бытия и одновременно является «беспрерывной борьбой», постоянным «противостоянием с соседними восточными народами». Несмотря на длительность этого процесса и его постоянную изменчивость, Аубин сделал «движение немцев на Восток» центральной линией своего повествования, всей истории немецкого Востока, т. е. всего восточного пространства. Этапы этого движения, его взлеты и падения определили периодизацию, движущие силы, форма и содержание указали направление для отдельных интерпретаций, последствия и результаты, а также географическая широта определили пространство познавательных интересов историка. Возникшее в ходе беспрерывной колонизации «восточное германство» должно вне зависимости от актуальных государственных границ преподноситься как неразрывное единство [10]. Это потребовало целостного рассмотрения «немецкого движения на Восток» в единстве трех составляющих: пространства, времени и
содержания [11]. Данное методологическое требование исходило из внутринауч-ных стремлений объединить разнообразные подходы и методы, а также из национально-политических соображений.
Концепция «национальной и культурной почвы» предоставляла вполне приемлемый в научном плане инструментарий для выполнения задачи «осознать собственное достояние и собрать обломки» [12].
Несмотря на присутствующую в работах Аубина расовую терминологию и рассуждения о значении «немецкой крови», в своих основных выводах он остался не затронут угаром гитлеровского расизма. При этом постоянство немецкого «Дранг нах Остен» он рассматривал ни как биологически или расово детерминированное, но исторически обусловленное. Ввиду постоянства географии европейского пространства, национальной и культурной дифференцированности, проникновение немцев за пределы Центральной Европы, конечно же, обладало серьезным постоянством, но все же не обнаруживало антиисторической статичности. Динамика и изменчивость этого процесса произрастали из основополагающих геополити-
ческих и культурно-географических фактов цивилизационной разницы между Западом и Востоком.
Периодизация «немецкого движения на Восток», предложенная Аубином, исходит из довольно эксплицитной логики и строится по принципу действия и противодействия, действия германцев-немцев и противодействия со стороны соседних восточных народов или, как выразился сам историк, «взлетов и падений» [13]. Он выделяет всего семь эпох «немецкого движения на Восток» [14]. Первой эпохой в формировании «Востока» является тысячелетний период до нашей эры, когда «непосредственные предки» немецкого народа освоили практически все пространство к востоку от Одера вплоть до Черного моря и Дуная. Оно фактически не было занято, и поэтому германцы были объявлены его первыми покорителями. Это также объясняет, почему позднейшее движение на Восток Аубин нередко называет «возвращением» на «родину германских племен» или «повторным заселением»
[15]. Но уже в 1У-У1 вв. наступает «глубокая цезура», связанная с уходом германских племен с этих территорий и заполнением образовавшегося вакуума славянами и аварами. Именно с этого момента в основном и начинается противостояние немцев со своими соседями, а значит, исходя из логики Аубина, были заложены основы разделения народов Центральной и Восточной Европы, определилась главная движущая сила, сформировавшая Восток, - противостояние. С этого, собственно, начинается не только «движение на Восток», но и вся немецкая история.
С деятельностью на исходе VIII столетия Карла Великого связано начало нового этапа, когда восточная часть Центральной Европы была включена в культурное сообщество западноевропейской цивилизации. Но в это же время начинают зарождаться и первые попытки сопротивления местного населения укоренению здесь немецких форм государственного и церковного устройства и, напротив, проявляется политическая самостоятельность венгров, поляков и чехов.
Третья эпоха взаимоотношения немцев и Востока, а значит, и истории самого восточного пространства связана с немецкими средневековыми поселениями ХП-Х^ вв. в этом регионе. К концу этого периода проникновение немцев сюда достигло наивысшего уровня, а их политические силы здесь были сильны как никогда [16].
XV столетие является отдельной эпохой выделяемого Аубином движения, именно
тогда в результате действий поляков и литовцев произошло падение орденского государства и «ярость гуситов» в Богемии. Впервые существовавшая еще в классическое Средневековье реакция восточного населения приобрела явные контуры и достигла политических успехов [17].
XVI в. и Реформация связаны с пятой эпохой «немецкого движения на Восток», когда немецкие крестьяне несли с собой более высокую агрокультуру, а религиозные переселенцы многократно усилили этот поток.
Шестая эпоха приходится на эпоху Нового времени и деятельность династий Го-генцоллернов и Габсбургов, «вернувших
германство в восточные территории... под знак централизованного абсолютизма» [18].
Последняя эпоха, по мнению Аубина, приходилась на XIX - начало XX в. и была связана с формированием современного национализма, стремлением малых народов к политическому самоопределению и возникновением национальных государств в Восточной Европе. Государственная эмансипация бывших немецких и австрийских владений, по мнению Аубина, являлись не чем иным, как неблагодарностью, враждебным «ударом восточных народностей», направленным против
немцев [19].
Одним из основных факторов, определивших постоянство процессов «движения на Восток», явилось географическое положение немцев в центре Европы между Западом и Востоком. Положение в «центре Европы» обусловило постоянное «двойное давление», которому подвергались немцы в своей истории. Исходя из такой «оборонительной» перспективы, историческое противостояние немецкого народа со своими западными и восточными соседями расценивалось как «жизненная борьба» на два фронта.
Самым выдающимся и успешным примером немецкого формирования Востока Аубин считал «заэльбскую колонизацию XII-XIV вв.». Предметом внимательного исследования немецкой историографии она стала еще в XIX в., очень скоро получила статус «колонизаторского подвига немецкого народа в средневековье» [20] и в годы кайзеровской антипольской политики и вильгельмовского империализма была пропагандистски инструментализи-рованна [21]. Аубин представлял средневековую немецкую колонизацию «одним из величайших достижений немцев», как составную часть «немецкого движения на Восток», создавшую само понятие о «немецком Востоке».
В вопросе причин и движущих сил средневековой колонизации Аубин исходил из сочетания различных факторов и нередко заявлял, что в данном вопросе нельзя обращаться лишь к историческим условиям колоний или, напротив, метрополии. Но, как и в других вопросах, на передний план у него повсеместно выходила история «немецкой мутерланд». Средневековая «немецкая колонизация Востока» являлась, по мнению Аубина, непосредственным продолжением внут-ринемецкого территориального развития, прежде всего роста населения [22]. Вторую движущую силу Аубин видел в «стремлении к улучшению социальноправового положения». Распространение денежных отношений, а также процессы урбанизации привели к росту напряжения между новыми хозяйственными возможностями и старыми феодальными социально-правовыми условиями. В этой ситуации миграция обещала народу не только новые земли, но совершенно иное общественное положение, освобождение от личной зависимости [23]. Еще одним фактором, предопределившим успех немецкой колонизации, стала для Аубина незначительная географическая разница между Восточной Европой и собственно Германией. Сходство природно-климатических условий облегчило процесс перемещения и сделало возможной очень быструю акклиматизацию населения [24]. Таким образом, делает вывод историк, «немецкий народ для восточной задачи был подготовлен уже на родине» [25].
К внутренней истории славянских государств Аубин обращался лишь в той мере, в какой это позволяло показать объективную необходимость присутствия немцев в восточной части Центральной Европы и тот прогресс, который они принесли с собой в эти края. В отличие от современных ему немецких славистов и историков, бреславльский профессор крайне редко обращался к истории самих восточноевропейских народов и стран, предпочитая направлять на эти темы своих учеников. Он характеризовал славянские зоны поселений как «tabula rasa», миссия заполнить которые была возложена на немецкий народ. Но «восточная территория» - это не колония в ее нововременном значении, скорее, это расширение немецкой территории, т. е. составная часть Германии - «мутерланд» [26].
Несмотря на активное использование «милитаристской» фразеологии таких слов, как «нападение», «атака», «клещи», «восточный фронт», «командование» и
другие, восточную колонизацию Аубин представлял как процесс стихийный, никем не координируемый и большей частью мирный. Это был результат деятельности бесчисленного множества людей и групп, и поэтому колонизация является «достижением всего народа». Если абстрагироваться от деятельности Немецкого ордена, то в восточной колонизации сложно найти примеры единодушной государственно-военной политики в отношении Востока, так же как и проявления «расовой борьбы». Последняя, по мнению Аубина, была невозможна в силу малой этнической дистанции между немцами и славянами. Немецкие поселенцы, как правило, не встречали враждебного отношения автохтонного населения, напротив, их нередко приглашали местные правители в качестве гостей и помощников, понимая неизбежность приобщения к более высокой земледельческой и политической культуре немцев. Устанавливая разницу между романскими, славянскими народами и собственно немцами, Аубин отталкивался не от биологической природы. Культурное превосходство германцев и немцев он объяснял не природно-биологической составляющей, а историческими обстоятельствами, прежде всего причастностью немцев к жизни ранних цивилизаций, т. е., к Античности [27].
Многие авторы отмечали, что Аубин придал новый облик исследованиям восточных поселений, применив выработанные им в историческом регионоведении методы и подходы. Чаще всего называют такие «новации», предложенные немецким историком, как интерес к культурноэтническому взаимодействию, междисциплинарный подход и сравнительноисторическую методологию [28]. С этой оценкой можно согласиться только наполовину. Исходя из перспективы «истории народа», ориентированной на изучение народа, а не деятельности государства и политической элиты, работа Аубина действительно дала серьезный тематический и методологический толчок. Но если исходить из общего тогдашнего состояния ме-диевистических исследований Восточной Европы, то вклад Аубина не выглядят таким уж инновационным и способствующим будущему развитию медиевистики.
Надо отметить, что если Аубин и ставил процессы этнической и культурной ассимиляции в центр историко-культурных исследований Востока, то делал он это не для того, чтобы познать комплексные исторические результаты этого процесса и прежде всего специфический славяно-гер-
манский характер региона, многослой-ность существующих здесь идентичностей, а также смешанный характер местных этносоциальных отношений. В его работах речь шла о ранжировании вклада соответствующих национальных групп в формировании Востока, т. е. об оценке участия немцев и славян в освоении данной территории. Для него все без исключения проявления местной культуры должны быть описаны либо как однозначно немецкие, либо как славянские, причем на стороне немцев оказывалась также деятельность всех германских племен.
Именно для решения этой задачи необходимо использование всего имеющегося арсенала исторической науки с привлечением самых разнообразных научных методов. Но его требование междисциплинарности, очень часто некритически воспринимаемое как инновационный методологический характер не только концепции Аубина, но и всей немецкой исторической науки нацистского периода, серьезно ограничивалось изначально заданной концепцией. Г. Аубин совсем не использовал весь интегративный познавательный потенциал своей методологии, его конкретно-исторические работы серьезно противоречили задуманному. В его интерпретации нет всеобъемлющего анализа всех исторических факторов, участвовавших в формировании исследуемого культурного ландшафта, а есть попытки этнокультурного ранжирования. Подобное стремление меньше всего было мотивировано научными соображениями, но прежде всего национально-политическими. Такая искусственная сепарация должна была служить доказательством того, что различные этнические группы внесли больший или меньший вклад в формирование спорной территории, а следовательно, установление того, что различные группы обладают большим или меньшим правом владеть данной землей и, значит, рассматривать ее как собственное «жизненное пространство».
Ограниченное методологическое и содержательное воздействие работ Аубина коренилось в его односторонних познавательных интересах. Если в 1920-е гг. Аубин и придавал серьезное значение социально-экономическим факторам миграционных процессов, то в 1930-1940-е гг. он концентрировался исключительно на причинах немецкого присутствия в Восточной Европе. В центре его внимания оказывались лишь вопросы пространственного распространения немцев в Средневековье, т. е. прежде всего география
колонизации. Если социально-экономические или культурные факторы и оказывались востребованы немецким историком, то лишь как влияющие на площадь территориального расселения немцев, как факторы, которые или способствуют, или, напротив, тормозят это распространение.
Использование сравнительного метода и междисциплинарного подхода, о которых Аубин говорил очень много и призывал использовать при изучении «немецкого движения на Восток» [29] в теории, конечно же, обладали новизной, но в практической плоскости наталкивались на серьезные препятствия. Служить они должны были одной цели: способствовать научному познанию немецкого участия в политическом, экономическом, демографическом, социальном и культурном формировании восточного пространства. Политический потенциал этой историографической интерпретации «Востока» и истории немецко-славянских взаимоотношений лежит на поверхности - легитимация немецких претензий на спорные пограничные территории.
ЛИТЕРАТУРА
[1] См. об этом подробнее: Савчук В. С. Герман Аубин и его место в исторической науке Германии ХХ века // Человек второго плана в истории. Ростов н/Д, 2004. Вып. 1. С. 136-160.
[2] Burleigh M. Germany Turns Eastwards. A Study of Ostforschung in the Third Reich. Cambridge, 1988; Volkmann H.-E. Historiker aus politischer Leidenschaft. Hermann Aubin als Volksgeschichts-, Kulturboden- und Ostforscher // Zeitschrift fQr Geschichtswissenschaft. Jg. 49. 2001. S. 32-49; Muhle E. FQr Volk und deutschen Osten. Der Historiker Hermann Aubin und die deutsche Ostforschung. DQsseldorf, 2005.
[3] Aubin H. Die Verwaltungsorganisation des FQrstbistums Paderborn im Mittelalter. Berlin ; Leipzig, 1911; Aubin H. Die Entstehung der Landeshoheit nach niderrheinischen Quellen. Studien Qber Grafschaft, Immunitat und Vogtei. Berlin, 1920.
[4] Aubin H. Aufgaben und Wege der geschichtlichen Landeskunde // Aubin H. Geschichtliche Landeskunde der Rheinlande. Anregungen in vier Vortragen. Bonn, 1925. S. 28-45.
[5] Aubin H. Heimat und Volksbildung // Ibid. S. 93.
[6] Wein Fr. Deutschlands Strom - Frankreichs Grenze. Geschichte und Propaganda am Rhein 1919-1930. Essen, 1992. S. 114-130; Schottler P. Der Rhein als Konfliktthema zwischen deutschen und franzosischen Historikern in der Zwischenkriegszeit // 1999. Zeitschrift fQr Sozialgeschichte des 20./21. Jahrhunderts. Bd. 9. Heft. 2. 1994. S. 52-54.
[7] Hettling M. Volk und Volksgeschichte in Europa // Volksgeschichten im Europa der Zwischen-kriegszeit / Hrsg. von M. Hettling. Gottingen, 2003. S. 7-38.
[8] Aubin H. Die Jahrtausendfeier der Rheinlande und die Ostmark // Festschrift zur Jahrtausendfeier der Rheinlander in Danzig / Hrsg. vom Verein der Reinlaender in Danzig. Danzig, 1925. S. 9-15.
[9] Ibid. S. 12.
[10] Aubin H. Zur Erforschung der deutschen Ostbewegung. Leipzig, 1939. S. 13, 33-34.
[11] Ibid. S. 10, 12.
[12] Ibid. S. 6-8.
[13] Aubin H. Der deutsche Osten und das deutsche Volk // Aubin H. Von Raum und Grenzen des deutschen Volkes. Studien zur Volksgeschichte. Breslau, 1938. S. 93.
[14] Aubin H. Geschichtlicher AufriU des Ostraumes. Berlin, 1940.
[15] Aubin H. Der deutsche Osten... S. 93.
[16] Aubin H. Geschichtlicher AufrilJ. S. 29.
[17] Ibid. S. 30.
[18] Ibid. S. 36.
[19] Ibid. S. 39.
[20] Hampe K. Der Zug nach dem Osten. Die kolonisatorische GroUtat des deutschen Volkes im Mittelalter. Leipzig, 1921.
[21] Wippermann W. Der «deutsche Drang nach Osten». Ideologie und Wirklichkeit eines politischen Schlagwortes. Darmstadt, 1981. S. 85194.
[22] Aubin H. Der deutsche Osten. S. 96.
[23] Ibid.
[24] Aubin H. Das Gesamtbild der mittelalterlichen deutschen Ostsiedlung // Deutsche Ostforschung. Ergebnisse und Aufgaben seit dem 1. Weltkrieg / Hrsg. von H. Aubin, W. Kohte, I. Papritz. Leipzig, 1942. Bd. 1. S. 343.
[25] Aubin H. Der deutsche Osten. S. 96.
[26] Aubin H. Das Gesamtbild der mittelalterlichen deutschen Ostsiedlung. S. 343.
[27] Aubin H. Zur Erforschung. S. 89; см. также: Aubin H. Zur Frage der Historischen Kontinuitat im Allgemeinen // Historische Zeitschrift. 1943. Bd. 168. S. 239-250.
[28] Oberkrome W. Volksgeschichte: methodische Inovation und volkische Ideologisierung in der deutschen Geschichtswissenschaft 1918-1945. Gottingen, 1993.
[29] Aubin H. Zur Erforschung. S. 53-81.
