CC BY
29
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ Принадлежность к организации Гамидова Салимат Хизриевна, аспирант, кафедра литературы филологического факультета, Дагестанский государственный педагогический университет (ДГПУ), Махачкала, Россия; e-mail: salimat1990 @mail.ru Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор кафедры ро-мано-германских и восточных языков ФИЯ ДГПУ И. А. Халипаева.
Принята в печать 25.10.2016 г.
AUTHOR INFORMATION Affiliation
Salimat Kh. Gamidova, postgraduate, the chair of literature, Philological faculty, Dagestan State Pedagogical University (DSPU), Makhachkala, Russia; e-mail: salimat1990 @mail.ru
Supervisor: I. A. Khalipaeva, Doctor of Philology, professor, the chair of Romano-Germanic and Oriental Languages, FFL, DSPU.
Received 25.10.2016.
Филологические науки / Philological Sciences Оригинальная статья / Original Article УДК 821 (470.67) / UDC 821 (470.67)
Некрасовский мотив дороги и жандарма в дагестанской поэзии XIX-XX вв
®2016 Гасанов И. А.
Большеарешевская средняя общеобразовательная школа, Кизлярского района Республики Дагестан, Россия;
e-mail: [email protected]
РЕЗЮМЕ. Цель статьи - анализ влияния некрасовского мотива дороги и жандарма на лирику дагестанских поэтов XIX-XX вв. Особо отмечается социальное содержание художественной связки «дорога-жандарм» в лирике Н. А. Некрасова и дагестанских поэтов. Методы: сравнительно-исторический анализ, метод сопоставления. Заключение. Эти понятия становятся ключевыми образами-символами как для Некрасова, так и для дагестанских поэтов, воспринимаемые как цепочка насилия и зла.
Ключевые слова: дорога, жандарм, скорбь, Сибирь, традиции, повествование.
Формат цитирования: Гасанов И. А. Некрасовский мотив дороги и жандарма в дагестанской поэзии Х1Х-ХХ вв // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. Т 10. № 4. 2016. С. 74-78._
Nekrasov's Motif of the Road and the Gendarme in the Dagestan Poetry of the 19-20th Centuries
©2016 Gasanov I. A.
General School, Bolshaya Areshevka Village, Kizlyar district, the Republic of Dagestan, Russia;
e-mail: [email protected]
ABSTACT. The aim of the article is to analyze the influence of Nekrasov's motif of the road and the gendarme on Dagestan poets' lyrics on 19-20th centuries. The author emphasizes the social content of the "road-gendarme" art link in the N. A. Nekrasov's and Dagestan poets' lyrics. Methods: a comparative historical analysis, method of comparison. Conclusion. These concepts are the key images, symbols both for Ne-krasov and for Dagestan poets, perceived as a chain of violence and evil by them.
Keywords: road, gendarme, sorrow, Siberia, traditions, narration.
Общественные и гуманитарные науки •••
Social and Humanitarian Sciences •••
For citation: Casanov I. A. Nekrasov's Motif of the Road and the Gendarme in the Dagestan Poetry of the 19-20th Centuries. Dagestan State Pedagogical University. Journal. Social and Humanitarian Sciences. Vol. 10. No.4. 2016. Pp. 74-78. (In Russian)
Мотив пути-дороги собственно восходит к мифологии и фольклору многих народов мира, в частности и к русским народным песням.
Впервые Некрасов прибегает к этой форме повествования в своём известном стихотворении «В дороге».
Хронотип дороги в русской литературе выполнял разные поэтические и эстетические функции и обычно использовался в художественной паре «дорога-дом».
Литературовед Р. Я. Клейман пишет: «У Жуковского балладный жених зовёт Светлану-Людмилу-Ленору из дома в дорогу. У Пушкина заезжий гусар увлекает Дуню из родительского дома в дорогу. В дорогу из родительского дома отправляется и юный Гринёв. У Гоголя бездомный Чичиков колесит по российским дорогам...» [3. С. 71].
У Некрасова наиболее устойчивым символом-образом становится дихотомия «дорога-жандарм».
Третьим концептуальным элементом в связке «дорога-жандарм» у Некрасова становится Сибирь - конечная точка народного горя, локус зла, куда отправляются несчастные борцы за народное дело, однако поэт гордится их жертвенным подвигом и Сибирь называет «Вестминстерское аббатство Родины твоей...» [7. С.197].
Мотив дороги и жандарма отражается в таких стихотворениях Некрасова, как «Ещ ё тройка», «В дороге», «Благодарение господу богу», «Перед дождём», в поэмах «Княгиня Трубецкая», «Русские женщины» и т. д. Стихотворение Некрасова «Ещё тройка» создано по мотивам стихотворения польского поэта А. Мицкевича, кроме того, одноимённое стихотворение встречается и у Вяземского, однако сходство некрасовского стихотворения с ними лишь внешнее. Некрасов создал совершенно новый текст, творчески переработав произведения предшественников.
В стихотворении «Ещё тройка» Некрасов создаёт портрет жандарма с отталкивающей внешностью. Дорога бесконечна и пьяный жандарм рядом - таков «пейзаж» на долгом пути по этапу.
Сидит с осанкою победной
Жандарм с усищами в аршин. [9. С. 42]
Бесконечность дороги страданий Некрасов обозначает фразеологизмом «Куда Макар телят гоняет».
Кроме одной формы насилия, воплощённый в жандарме, в стихотворении «Ещё тройка» изображается и другой круг насилия - ямщик (вечно подвергающийся издевательствам) изо всех сил стегает кнутом лошадей. Подобный символ насилия более сильного над слабым встречается у Некрасова в стихотворении «О погоде» (пьяные мужики насмерть бьют старую клячу), использованный потом Достоевским в романе «Преступление и наказание».
Эта цепочка насилия над жизнью: жандарм - арестант; жандарм - ямщик; ямщик - лошади - становится у Некрасова знаком ложного мироустройства, одним из ипостасей его концепции зла.
Для создания образа жандарма Некрасов, безусловно, использовал устные и письменные источники из жизни народовольцев, которым симпатизировал. Одним из известных по бесчеловечности жандармов (реальное лицо) являлся смотритель Алексеевского равелина Соколов, прозванный «Иродом». О нём писали известные народовольцы Н. А. Морозов, Г. А. Лопатин, И. Н. Тригони и др. Н. А. Морозов, который томился 25 лет в Шлиссельбург-ской крепости, называет его «знаменитый по своей старательности и жестокости жандармский капитан» [6. С. 468].
Образ жандарма, охранителя существующих порядков, в русской, а впоследствии в кавказской литературе ассоциировался с Сибирью.
Сибирь как в русском обществе, так и в кавказском, воспринималась как пространство зла. Локус Сибири как таковой наполнен народным проклятием.
Образ Сибири прочно вошёл не только в кавказскую литературу и стал устойчивым символом, он занял определенное место и в фольклоре. Так, в лакской фольклорной «Песне о восстании 1877г.» создаётся образ Сибири как места гибели героев. Эпитеты «дальняя Сибирь», «страшная Сибирь», куда гонят арестантов, характеризует народные представления о ней.
Дорога, ведущая в преисподнюю, наполнена горем и печалью:
Что за пыль там на дороге,
Что за люди там идут?
То не лакских ли героев
В ссылку дальнюю ведут? [10. С. 231]
В песне ссыльные названы «братьями», их голос прерывает повествование, и в свою очередь они обращаются к народу с призывом «братья».
Сибирь воспринимается как бесконечное пространство страданий, хронотопный тупик.
Мотив дороги являлся для Некрасова изначально одним из важных условно-поэтических форм повествования, не случайно поэт одно из самых этапных созданий стихотворение «В дороге» связал с образом пути-дороги, только место жандарма пока занимает ямщик. В лирике Некрасова мотив дороги часто связан с символом жизненного тупика. Дорога сама по себе становится формой физического существования, бесконечным и бессмысленным движением к одной и той же точке. Как ямщику, так и героине некрасовской «Тройки» - «некуда идти», потому что бесправие и нищета не позволяют преодолеть рамки социального статуса.
С мотивом дороги и жандарма крепко сопрягается у Некрасова и ямщик, образ которого зримо напоминает Акакия Акакиевича с его сакральным: «Оставьте меня, почему вы меня обижаете».
Подобный образ представлен нам у Некрасова в стихотворении «Перед дождём» (1846), которое построено по классической некрасовской модели: увертюра к стихотворению - описание ветра, туч, падающих листьев и непременно постоянные участники художественного пространства некрасовской лирики - «стая галок и ворон» - предвестники печали, и только потом - ямщик, жандарм.
И «пошёл!» - привстав с нагайкой,
Ямщику жандарм кричит... [7. С. 37]
Нагайка как непременный атрибут у власть имущих становится персонифицированным образом насилия над человеком.
Дагестанскому поэту С. Габиеву были близки просветительские и гражданские идеи Некрасова, он очень любил русского поэта и испытал влияние его поэтических традиций.
В лирике С. Габиева важное место занимают образы чиновников, жандармов -защитников царизма. Они наделяются у поэта резкими отрицательными эпитетами «шакалы», «ишаки», «джинны», «собаки».
В своём программном стихотворении «Не пора ли» поэт обрушивается на жандармов, чиновников, торгашей, которые чинят насилия и несправедливости.
Влияние некрасовских образов ощущается в стихотворении С. Габиева «Рекви-
ем». Стихотворение посвящено борцам за народное дело, отправляемых по этапу в Сибирь. Образ дороги, преисполненный стонов и скорби, напоминает путь Иисуса Христа на Голгофу:
Идёте вы, теряя силы и цепями звеня, Крепко скованы руки и ноги... И жаркое солнце печёт над вами От пыльной дороги труднее дышать.
[1.С. 371]
Стилистика и лексика стихотворения «Реквием» носит печать некрасовских стихотворений «Благодарение господу богу», «Смолкли честные, доблестно павшие». Торжественно поэтическая лексика стихотворения включает в себя, в первую очередь, обращение «братья». Дорога скорби у С. Габиева имплицитно перекликается с некрасовскими описаниями и образами: звон кандалов, стоны ссыльных, грубые окрики жандармов.
Как и Некрасов, С. Габиев восхищается жертвенностью и стойкостью патриотов, борцов за свободу, с честью идущих дорогой подвига и страданий.
Мотив дороги и жандарма также находит отклик и в другом стихотворении С. Габиева - «Друзьям». Ключевыми образами стихотворения являются «шпионы», «жандармы», «агенты» (в массовом сознании россиян понятие «жандарм» и «шпион» тесно сопрягались).
Написанное в форме письма к друзьям стихотворение также отражает представления о Сибири, притом вся габиевская триада «жандарм, кандалы, Сибирь» несёт на себе печать некрасовской образности. Эти образы неоднократно дагестанским поэтом были выстраданы лично: он сам подвергался гонениям и преследованиям: Что делать мне, родные горы? Что сказать вам, друзья дорогие? Схвачен я жандармской клеткой И сижу в кандалах железных. [ 1. С. 371] Некрасовский художественный след в изображении жандарма мы находим и в творчестве М.-Э. Османова. Влияние некрасовских традиций на его лирику, в частности поэму «Жалоба аксайцев», отмечали известные литературоведы Р. Ф. Юс-уфов и З. Н. Акавов.
В поэме обрисован отталкивающий образ полковника, который, «зевая», сходит с фаэтона, чтобы разобраться в жалобах крестьян. Но крестьяне не верят в него, и это неверие отражается в горских афоризмах и пословицах.
Р. Ф. Юсуфов замечает: «Обращение к Некрасову возникает у Османова в рамках использования фольклора» [11. С. 111].
Общественные и гуманитарные науки •••
Social and Humanitarian Sciences •••
Некрасовские образы дороги, жандарма, Сибири близки дагестанским поэтам Буду-гал Муси, З. Курклинскому, И. Казаку, конечно же о прямом влиянии некрасовских традиций на их лирику говорить нет оснований.
Все три поэта были сосланы в Сибирь (Б. Муси и З. Курклинский за участие в восстании 1877 г., а И. Казак по наущению шамхала за помощь в похищении невесты друга). В творчестве Б. Муси, З. Курклин-ского, И. Казака важное место занимают циклы стихотворений из Сибири.
Б. Муси и З. Курклинский сетуют на свою горькую участь, рисуют образы защитников царизма, мстительного «белого царя». З. Курклинский рисует репрессии царизма, восхищается героями, которые с высоко поднятой головой идут в Сибирь, топонимически точно изображается и путь страданий ссыльных: Связав за спиной руки, погнали нас в Сибирь [5. С. 36].
И. Казак пишет: Семимесячный путь наш пройти надо снова [2. С. 241]. Сибирь характеризуется И. Казаком как «проклятая».
Общим мотивом для Б. Муси, З. Курк-линского, И. Казака становится крестный путь страданий, ключевыми образами-символами - кандалы, арестантские робы, связанные руки, жандармы, дорога.
Обращение «братья» также сближает «сибирскую» лирику дагестанских поэтов с некрасовской. Мотив дороги и Сибири, наполненный страданиями борцов за свободу, изображен и в стихотворении кумыкского поэта Т.-Б. Бейбулатова «Песня газикумухских героев».
Мотив дороги и жандарма находит отражение и в стихотворении Некрасова «Благодарение господу богу», в котором воспроизводятся и исторические реалии -образ многострадальной дороги через Вла-димировку в Сибирь. По ней же и гнали дагестанцев и чеченцев - участников восстания 1877 г. В стихотворении слышатся
1. Габиев С.И. Стихи // Антология лакской поэзии. В 5 томах. Т. 2. Дореволюционная поэзия, Махачкала, 2006. 455 с.
2. Казак И. Стихи // Дагестанские лирики. Л.: Советский писатель, 1961. 403 с.
3. Клейман Р. Я. Лейтмотивная вариативность времени-пространства в поэтике Достоевского // Достоевский: материалы и исследования. СПб.: Наука, 1987. С. 71-76.
4. Корман Б. О. Поэтическое многоголосье в лирике Некрасова // Некрасов в школе. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1960. С. 177-194.
5. Курклинский З. Из Сибири // Новолуние. 2014. № № 4-5.
голоса автора, повествователя, ямщика, участника событий, т. е. используется вся мощь художественной методологии Некрасова, о которой пишет некрасововед Б. О. Корман: «Лирические стихотворения Некрасова многоголосы; в каких-то местах лирического монолога происходит речевое перевоплощение автора в героя; речь автора скрывает в себе реплики героев; автор, перевоплощаясь в героев, говорит за них...» [4. С. 193].
Дорога скорби, тени погибших, кровь, стоны, цепи образуют некрасовскую символику восхождения на Голгофу.
В стихотворении используется приём антитезы, напоминающий картину Тициана «Динарий Кесаря», на которой светлый лик И. Христа контрастирует с хищным профилем фарисея. В некрасовских строках тоже противопоставление лица народного заступника и жандарма образуют чёрно-белую графику:
Подле лица - молодого, прекрасного, С саблей усач... [8. С. 154]. «Усач с саблей» становится у Некрасова устойчивым образом, несущим негативную информацию.
Итак, некрасовский мотив дороги и жандарма получил отклик в дагестанской поэзии Х1Х-ХХ вв.
Влияние некрасовских поэтических традиций ощущается в лирике С. Габиева, М.-Э. Османова на разных уровнях (эстетическом, концептуальном). Ключевыми образами-символами как для Некрасова, так и для дагестанских поэтов становятся понятия дорога, жандарм, Сибирь, воспринимаемые как цепочка насилия и зла.
Типологически и художественно близки некрасовскому мотиву образы других дагестанских поэтов - И. Казака, Б. Муси и З. Курклинского, в творчестве которых воссозданы картины страданий арестантов по скорбному пути, образы жандармов и Сибири.
6. Морозов Н. А. Повести моей жизни. В 2 томах. Т. 2. М.: Наука, 1965. 702 с.
7. Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем. В 15 томах. Т. 1. Л.: Наука, 1981. 720 с.
8. Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем. В 15 томах. Т. 2. Л.: Наука, 1981. 447 с.
9. Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем. В 15 томах. Т. 3. Л.: Наука, 1982. 511 с.
10. Песни горцев. Махачкала: Дагкнигоиз-дат, 1990. 367 с.
11. Юсуфов Р. Ф. Традиции Некрасова и развитие младописьменных литератур // Некрасов и литература народов Советского Союза. Ереван, Изд-во Ереванского ун-та, 1972. С. 95-128.
Литература
References
1. Gabiev S. I. Poems. Antologiya lakskoy poezii [Anthology of the Lak poetry]. In 5 volumes. Vol. 5. Pre-revolutionary poetry. Makhachkala, 2006. 455 p. (In Russian)
2. Kazak I. Poems. Dagestan lyrics. Leningrad, Sovetsky Pisatel Publ., 1961. 403 p. (In Russian)
3. Kleyman R. Ya. Keynote variation of spacetime in Dostoevsky's poetry. Dostoevskiy: materi-aly i issledovaniya [Dostoevsky: materials and research]. St. Petersburg, Nauka Publ., 1987. P. 71-76. (In Russian)
4. Korman B. O. Poetic polyphony in Nekrasov's lyrics. Nekrasov v shkole [Nekrasov in school]. Moscow, APS RSFSR Publ., 1960. Pp. 177-194. (In Russian)
5. Kurklinsky Z. From Siberia. Novolunie [New moon]. 2014. No. 4-5. (In Russian)
6. Morozov N. A. Povesti moey zhizni [Stories of my life]. In 2 volumes. Vol. 2. Moscow, Nauka Publ., 1965. 702 p. (In Russian)
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ Принадлежность к организации
Гасанов Ибрагим Абакарович, кандидат филологических наук, филолог, МКОУ «Большеарешевская СОШ», Кизлярский район, с. Большая Арешевка, РД, Россия; email: [email protected]
Принята в печать 27.11.2016 г.
7. Nekrasov N. A. Polnoe sobranie sochineniy i pisem [Complete works and letters]. In 15 volumes. Vol. 1. Leningrad, Nauka Publ., 1981. 720 p. (In Russian)
8. Nekrasov N. A. Polnoe sobranie sochineniy i pisem [Complete works and letters]. In 15 volumes. Vol. 2. Leningrad, Nauka Publ., 1981. 447 p. (In Russian)
9. Nekrasov N. A. Polnoe sobranie sochineniy i pisem [Complete works and letters]. In 15 volumes. Vol. 3. Leningrad, Nauka Publ., 1982. 511 p. (In Russian)
10. Pesni gortsev [Highlanders' songs]. Makhachkala, Dagknigoizdat Publ., 1990. 367 p. (In Russian)
11. Yusufov R. F. Traditions of Nekrasov and development of newly created written literatures. Nekrasov i literatura narodov Sovetskogo Soyuza [Nekrasov and Literature of the Soviet Union peoples]. Yerevan, 1972. Pp. 5-128. (In Russian)
AUTHOR INFORMATION Affiliation
Ibragim A. Gasanov, Ph. D. (Philology), philologist,General school, Kizlyar district, Bolshaya Areshevka village, RD, Russia; email: [email protected]
Received 27.11.2016.
Филологические науки / Philological Sciences Оригинальная статья / Original Article УДК 39(398.21) / UDC 39(398.21)
Сюжет AT 508 «Благодарный мертвец» в калмыцкой сказочной традиции
© 2016 Горяева Б. Б.
Калмыцкий научный центр Российской академии наук, Элиста, Россия; e-mail: [email protected]
РЕЗЮМЕ. Цель статьи - рассмотрение национальная специфика международного сюжета AT 508 «Благодарный мертвец» в калмыцкой сказочной традиции. Методы: сравнительно-исторический, типологическое сопоставление. Сюжет в разработке калмыцких сказителей приобрел свое специфическое звучание, отражающее особенности традиционной обрядности этноса и его мировоззрения. Особенность калмыцких сказок данного типа заключается в описании испытаний героя в мире умерших и его возвращения со своим помощником. Заключение. Международный сюжет «Благодарный мертвец» в разработке калмыцких сказителей приобрел свое специфическое звучание, отражающее особенности традиционной обрядности этноса и его мировоззрения.
Ключевые слова: калмыцкая сказочная традиция, волшебная сказка, сюжетный тип, чудесный помощник, благодарный мертвец.
