CC BY
42
УДК 94 йй! 10.18522/2500-3224-2021-2-204-212
НЕКОТОРЫЕ СОВРЕМЕННЫЕ АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ
С.В. Черницын
Аннотация. Изучение социальных протестов занимало важное место в советской исторической науке. Был накоплен огромный фактический материал, сформировалась теория классовой борьбы. В 1990-х гг. по причине политических и идеологических изменений в стране исследование этих феноменов сокращается, меняются оценки событий и их участников. В публикации утверждается необходимость активизации исследований в данном направлении, критического анализа накопленного научного наследия, дополнение понятийного аппарата. Одним из новых перспективных направлений представляется семиотический анализ образов, связанных с классовой борьбой в России. В публикации рассматриваются основные признаки такого семиозиса и его социокультурные механизмы. В формировании образов - символов событий и их лидеров основную роль играл фольклор. Но постепенно возрастает значение институциональных факторов, которые связаны с государственными социальными институтами и идеологией. Ко второй половине XX в. их роль в сохранении и интерпретации символов становится определяющей, а изменение политических приоритетов к концу столетия приводит к забвению символов классовой борьбы в системе ценностей общества.
Ключевые слова: Классовая борьба, крестьянские войны, семиозис, семиотика, лидеры крестьянских войн, образование, институциональные компоненты культуры.
I Черницын Сергей Вячеславович, кандидат исторических наук, доцент, независимый исследователь, 344000, Россия, г. Ростов-на-Дону, svchernitsin@rambler.ru.
SOME MODERN ASPECTS OF THE CLASS STRUGGLE STUDY
S.V. Chernitsyn
Abstract. The study of social protests occupied an important place in Soviet historical science. A huge amount of factual material was accumulated, and a theory of the class struggle was formed. In the 1990s, due to political and ideological changes in the country, the study of these phenomena was reduced, and the assessments of events and their participants changed. The publication asserts the need to intensify research in this direction, to critically analyze the accumulated scientific heritage, and to supplement the conceptual apparatus. One of the new promising directions is the semiotic analysis of images associated with the class struggle in Russia. The article discusses the main features of such semiosis and its socio-cultural mechanisms. Folklore played a major role in the formation of images-symbols of events and their leaders. However, the importance of institutional factors that are associated with state social institutions and ideology is gradually increasing. By the second half of the 20th century their role in the preservation and interpretation of symbols becomes decisive, and the change in political priorities by the end of the century leads to the oblivion of the symbols of the class struggle in the value system of society.
Keywords: class struggle, peasant wars, semiosis, semiotics, leaders of peasant wars, education, institutional components of culture.
I Chernitsyn Sergey V., Candidate of Science (History), Associate Professor, Independent Researcher, Rostov-on-Don, 344000, Russia, svchernitsin@rambler.ru.
Проблемы истории и теории классовой борьбы были приоритетными в советских общественных науках. Это основывалось на марксистской теории, по которой классовая борьба являлась локомотивом исторического развития. Ее историография (особенно применительно к отечественной истории) обширна, но главное - сложился понятийный аппарат и была сформулирована стройная система теоретических и методологических установок, позволяющая говорить о теории классовой борьбы [Семенов, 1965, с. 399-402, 412-413].
Все это также представлено в историографии истории Дона и донского казачества. Помимо научных работ, в краеведческой периодике (особенно в 1970-1980-х гг.), учебной литературе, музейных экспозициях обязательно выделялись сюжеты, связанные с классовой борьбой: участие казаков в крестьянских войнах XVII—XVIII вв., революционные события начала XX в., наконец - Октябрьская революция 1917 г. и Гражданская война на Дону, завершившиеся победой советской власти. Это легко подтвердить, обратившись к библиографическим справочникам [История Дона..., 1969, с. 49-53, 59-60, 63-71, 72-79]. Подобное наблюдалось и в художественной литературе, изобразительном искусстве, кинематографе того времени.
В исследовательских работах оценка личностей и событий осуществлялась, как правило, с «классовых позиций», которые вполне разделяли многие авторы, в том числе - представители академической науки. Из этого вытекала неизбежная односторонность: все проявления классовой борьбы (особенно революции), несмотря на критику и споры по теоретическим вопросам, оценивались положительно как прогрессивные. Они считались справедливыми: классовая борьба определялась как «освободительная борьба трудящегося народа» против угнетателей, эксплуататоров - феодалов, капиталистов, а также - государства, защитника их интересов.
В академических работах, как и в популярных публикациях, несмотря на критику ошибок, явно идеализировались участники и лидеры восстаний, войн и революций - все выступавшие против существовавших порядков. А представители противоположной стороны, «силы контрреволюции», в советской литературе оценивались однозначно отрицательно. Например, Войсковой атаман Корнелий Яковлев не просто «теряется» на фоне личности Степана Разина, но в серьезном исследовании - очерке Б.В. Лунина, посвященном крестьянской войне, в адрес него и сторонников звучат уничижительные формулировки: про «Корнилу Яковлева и ему подобных...»; или - казачьи верхи действуют, чтобы «.лишний раз выслужиться перед царским правительством» (курсив мой. - С.Ч.) [Лунин, 1960, с. 51]. Полемизируя с Н.Н. Фирсовым, писавшем в 1930 г. о жестокостях Разина, Б.В. Лунин старается смягчить негативные характеристики, указывая на предвзятость правительственных источников, приводя обратные примеры, говорящие о справедливости и популярности казачьего вождя. Подобного «смягчения» нет при описании расправ над разинцами [Лунин, 1960, с. 42-43; 51-53]. Но признаем, что такая же тенденция преобладала в фольклоре, где Разина, Пугачева и других вождей мнение народное оценивало чаще всего положительно. Думается, для идеализации и односторонности - как в фольклорной, так и в академической традиции - были основания: все
протестные действия имели причины, эксплуатацию и тяжелое положение трудящихся масс нельзя отрицать, а лидеры действительно отражали настроения этого населения, стремясь добиться воли и справедливости, как это понимали они сами и их соратники, участники борьбы!
События и лидеры, возглавлявшие движения против существовавшего строя и несправедливых порядков (но не их противники!), в советский период стали символами общественного сознания, составлявшими государственную идеологию, определявшими образовательную и культурно-воспитательную политику. Но и при таком подходе велись дискуссии, обсуждались вопросы о типологии и движущих силах крестьянских войн, участии в них различных социальных групп и т.д. А уже с конца 1980-х гг. появляется тенденция к рассмотрению нравственных аспектов классовой борьбы, в том числе - к переоценке личностей и событий с этих позиций [Соловьев, 1991, с. 37-38].
В постсоветский период темы, связанные с протестными действиями (классовой борьбой) народных масс, отходят на второй план, а сами оценки событий и лидеров зачастую без должной аргументации меняются на противоположные. Крестьянские войны, особенно в публицистике, оценивались в понятиях «бунт», «мятеж», которые, кроме бессмысленной жестокости, ничего не несли. Это - общая тенденция, которая, несмотря на появление отдельных исследований (В.М. Соловьева, В.Я. Ма-уля, глав в коллективной монографии «История донского казачества»), сохраняется до настоящего времени. Представителям гуманитарного сообщества следует преодолеть этот недостаток. Речь идет не только об изучении проблематики классовой борьбы, осмыслении (и переосмыслении) накопленного научного материала, но и о проведении междисциплинарных исследований с использованием опыта этнологии, культурологии, подходов культурной семиотики (семиологии).
На мой взгляд, теоретическое наследие советской исторической науки в части классовой борьбы, и особенно - понятийный аппарат, вполне «работоспособны» в современных исследованиях. Разумеется, необходим критический подход, уточнение содержания понятий и терминов и отказ от устаревших положений. Можно рассмотреть вопросы о границах использования понятий «классы», «классовая борьба»; о том, насколько они корректны применительно к современному постиндустриальному обществу. Могу заметить, что в этнологии (до 1990 г. она называлась этнографией) к этим понятиям обращались при изучении проблем соционорматив-ной и социоинститутной культуры, потестарных обществ и военной демократии. А затем в 1990-х гг. «классовые определения» без дискуссий и обсуждений просто исчезли из академических публикаций. Но и в главах коллективной монографии «История донского казачества» (2020), связанных с крестьянскими войнами и восстаниями, категории «классовая борьба» нет, уважаемые авторы использовали более общий термин «социальные движения» [История донского казачества..., 2020, т. I, с. 201 -265; История донского казачества, 2020, т. II, с. 179-192]. Но разве в ходе научных дискуссий ученое сообщество пришло к выводу, что теория классовой борьбы устарела настолько, что стала недееспособной?
Конечно, надо расширять понятийный аппарат, например, уточнив содержание такого понятия, как «элита». Оно часто используется в работах, но толкуется по-разному [Криворученко, 2012, с. 23-37]. Всякие ли группы, обладающие властью и владеющие средствами производства, могут называться элитой? Как соотносится это понятие со старым, добрым марксистским - «класс»?
Или - вопрос об отношении к понятиям «свобода» и «воля» во время протестных действий в народных массах в разные исторические периоды, в разных социальных группах и этнических средах. Уточним: речь должна идти не о восприятии этих категорий в среде средневековых книжников, философов, правоведов, образованных сторонников Просвещения и других представителей интеллектуального меньшинства. А - о представителях «широких народных масс», зачастую неграмотных или - малограмотных, мысливших в рамках религиозно-мистического сознания. В.М. Соловьев в исследовании о выступлении С. Разина анализирует феномен крестьянских войн, сравнивая их проявления в России и в странах Западной Европы. Признавая наличие сходных черт, указывает на отличия, основная причина которых «„насколько русское понятие "воля" отличается от английского "liberty" - свобода...» [Соловьев, 1991, с. 26-27]. К сожалению, развернутого обоснования этого замечания не приводится. Являлась ли «воля» чисто русским (восточнославянским) понятием, либо - в понимании европейского «простонародья» «liberty» - соответствовало ему по содержанию или было похожим? «Я пришел дать вам волю!» - заявление, которое соотносится со Степаном Разиным. А можно ли гипотетически представить обращение воевавшего с Пугачевым И.И. Михельсона (или А.И. Бибикова) к дворянам: «Я пришел сохранить вам (или вашу) волю»? Было ли в XVIII в. свое понятие «воля» у дворянства, привилегированного и более образованного класса общества? Соотносилось ли оно с философским, книжным - «свобода»?
Представляется перспективным изучение феноменов социальных протестов и классовой борьбы, включая лидеров и участников, с использованием методов семиотики, изучающей знаки и знаковые коммуникации [Лотман, 1998, с. 194-196]. Это интересно и потому, что в исследованиях чаще рассматривались реалии материальной [Иванов, 1989, с. 38-62; Топорков, 1989, с. 89-101], реже - духовной культуры и социальные институты и очень редко - события и личности [Лотман, 1998, с. 196].
События крестьянских войн, революций не просто сохранились в виде образов в массовом сознании непосредственных участников и их потомков, но сами образы превратились в символы: политические (социальной идентичности и протеста), гражданские (советской идентичности), этнические.
Здесь можно выделить проблемы 1) семиозиса - превращения образов событий, их участников и лидеров в символы, воспроизводящиеся через поколения в разных социальных стратах; 2) смыслового содержания (коннотаций) семантических полей этих символов; 3) механизмов их распространения и сохранения; 4) влияния символов на идеологию, общественное сознание разных этнических и социальных групп в историческом развитии.
Возникает вопрос о правомерности разграничения и самостоятельного изучения образов событий (крестьянских войн) и лидеров. Если говорить о символах образов Крестьянской войны под руководством С.Т. Разина (или Е.И. Пугачева) и самих предводителей, «вождей восставшего народа», то в нашей ситуации (не рассматривая крестьянские войны в Западной Европе) можно предположить, что названные события в коллективной памяти были персонифицированы, а символический образ лидера «включал» и «заменял» само событие. Но потрясения 1-й четверти XX в., Октябрьская революция 1917 г. и последовавшая за нею Гражданская война являются самостоятельными символами, которые соотносятся с другими символическими образами целой группы лидеров. И у всех семантические поля включают коннотации не просто более разнообразные, но и противоречивые, порой взаимоисключающие. Причинами можно назвать то, что реалии начала XX в. отразились в большем количестве источников, аккумулировавших более обширную информацию; социальная структура общества усложнилась по сравнению с предшествующими столетиями, а границы между социальными стратами стали более размытыми; наконец, сами личности предреволюционной поры несут в себе больше внутренних моральных и мировоззренческих противоречий, менее целостны, чем их предки. Последний из аспектов рассматривался в литературе [Мауль, 2003], но его можно назвать малоизученным. Семантика и семиозис образов классовой борьбы начала XX в. представляется отдельной темой, поэтому остановимся на реалиях крестьянских войн XVII—XVIII вв.
Отметим, что содержание семиозиса составляют следующие признаки (но не этапы!). Во-первых, образ лидера (или события) абстрагируется, «фильтруется»: в общественном сознании исчезают биографические и бытовые детали, придающие ему более обыденный, «земной» характер. Во-вторых, герою приписывают дополнительные (участие в событиях из другого времени, основание поселений и др.) или избыточные (особая прозорливость, бесстрашие, особенности внешности и т.д.) свойства. В-третьих, происходит мифологизация, когда уже приписываются мистические черты (умение колдовать, заговаривать пули и т.д.). В-четвертых, происходит массовизация образа: информация не только распространяется среди широких слоев населения, но также - закрепляется и устойчиво воспроизводится.
В процессе семиозиса можно выделить механизмы, которые «включаются» на этапах исторического развития. Первичным и основным представляется фольклор, понимаемый как совокупность вербальных коммуникаций, «видов и жанров массового устного народного творчества». Именно здесь герою приписывают дополнительные свойства, необычные качества и мистические черты. Роль фольклора особенно велика в традиционном обществе, когда присущие ему формы коммуникации были определяющими в сохранении и передаче информации (то есть - в массовизации).
Фольклорная информация об участниках и событиях распространяется первоначально синхронно, «по горячим следам», а затем - преимущественно диахронно из
поколения в поколение. Это происходит как через изменение старых (сокращение, включение новых образов и сюжетов), так и путем создания новых форм. Можно предположить, что в формировании и воспроизводстве мифопоэтических образов-символов С.Т. Разина и Е.И. Пугачева фольклор, будучи традиционной формой передачи информации, играл вплоть до XX в. главную роль.
При этом для исследования процессов семиозиса фольклорные тексты особенно значимы как формы субъективного отражения реальности (т.е. ее искажения), что позволяет обращаться к ним для изучения общественного сознания и ценностей различных групп в историческом развитии. Также фольклорные тексты интересны для изучения механизмов групповых коммуникаций, способов передачи информации.
Наряду с традиционными механизмами формирования образов-символов (фольклор) развиваются и другие, имеющие формализованный, институциональный характер. Это - сочинения, написанные современниками; научные исследования, количество которых, увеличиваясь с конца XVIII в., достигает максимума в советский период. Сюда можно добавить краеведческие публикации, где следует выделить еще более близкие к «массовому читателю» научно-популярную литературу и газетную периодику. Все они более опосредованно, чем фольклор, влияют на сохранение символов, но их роль возрастает, особенно в XX в. Причины этому - ослабление фольклорных традиций, а с другой стороны - развитие образования, учреждений культуры, рост печатных изданий и т.д. Особенно в советский период в семиозисе событий классовой борьбы определяющую роль играют такие институты, как музеи, библиотеки и особенно - система образования, где эта тема была в числе приоритетных. И, конечно же, следует назвать влияние художественной культуры: литературы, изобразительного и театрального искусства, кинематографа. Это - надэтнические, институциональные компоненты и механизмы как в культуре этносов (в первую очередь русского), так и советской политической нации (исторической общности). Можно утверждать, что восприятие образованным советским человеком послевоенной поры образов, событий и ценностей, связанных с борьбой С.Т. Разина и Е.И. Пугачева, было обусловлено именно этими компонентами, в первую очередь школьным образованием, но уже - не фольклором.
Почему же образы классовой борьбы перестают быть символами в постсоветской системе ценностей? Институциональные механизмы связаны с государственной и общественно-политической системой и определяются формализованными институциями: господствующей идеологией и приоритетами, нормативными документами, законодательством и т.д. Изменение политики государства (или правящего класса) сказывается на их функционировании: меняются оценки, уходит из образовательных и просветительских программ еще недавно актуальная тематика. А фольклорной «компенсации» уже нет. В результате образы крестьянских войн «тускнеют», а вожди народных масс превращаются в общественном сознании в полузабытых Стеньку Разина и Емельку Пугачева.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА.
Иванов В.В. Проблемы этносемиотки // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л.: Наука, 1989. С. 38-62.
История Дона. Указатель литературы. Советская литература. Ростов-на-Дону: Рост. кн. изд-во, 1969. Ч. II. 350 с.
История донского казачества: коллективная монография: в 3 т. / Отв. ред. издания А.И. Агафонов. Т. I. Донское казачество в середине XVI—начале XVIII в. Ростов-на-Дону: Омега Паблишер, 2020. 288 с.
История донского казачества: коллективная монография: в 3 т. / Отв. ред. издания А.И. Агафонов. Т. II. Донское казачество в составе Российской империи в XVIII—на-чале XX в. Ростов-на-Дону: Омега Паблишер, 2020. 416 с.
Криворученко В.К. Элита: к вопросу о понятии // Элита России в прошлом и настоящем: социально-психологические и исторические аспекты. М.: Изд-во Московского гуманитарного ун-та, 2012. Вып. 2. С. 23—37.
Лотман Ю.М. Семиотика // Культурология XXв. Энциклопедия. СПб.: Университетская книга, 1998. Т. 2. С. 194-196.
Лунин Б.В. Степан Разин. Краткий исторический очерк. Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ 1960. 72 с.
Мауль В.Я. Харизма и бунт. Психологическая природа народных движений России XVII—XVIII вв. Томск: Изд-во ТГУ 2003. 243 с.
Семенов В.С. Классы и классовая борьба // Советская историческая энциклопедия. Т. 7. «Каракеев—Кошакер». М.: Советская энциклопедия, 1965. 1023 с. Соловьев В.М. Современники и потомки о восстании С.Т. Разина. М.: Изд-во Ун-та дружбы народов, 1991. 165 с.
Топорков А.Л. Символика и ритуальные функции предметов материальной культуры // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л.: Наука, 1989. С. 89-101.
REFERENCES
Ivanov V.V. Problemy etnosemiotiki [Problems of the ethnosemiot], in Etnograficheskoye izucheniye znakovykh sredstv kul'tury [Ethnographic study of the symbolic means of culture], Leningrad: Nauka, 1989. Pp. 38-62 (in Russian).
Istoriya Dona, Ukazatel'literatury, Sovetskaya literature [Don's story. Index of literature. Soviet literature]. Rostov-on-Don: Rost. kn. izd-vo, 1969. Part II. 350 p. (in Russian). Istoriya donskogo kazachestva: kollektivnaya monografiya: v 31, T, I, Donskoye kazach-estvo v seredine XVI-nachale XVIII v, [History of the Don Cossacks: collective monograph: in 3 vol. Vol. I. Don Cossacks in the middle of the 16th-beginning of the 18th century]. Otv. red. izdaniya A.I. Agafonov. Rostov-on-Don: Omega Pablisher, 2020. 288 p. (in Russian).
Istoriya donskogo kazachestva: kollektivnaya monografiya: v 3t. T. II. Donskoye kazach-estvo v sostave Rossiyskoy imperii v XVIII-nachale XX v. [History of the Don Cossacks: collective monograph: in 3 vol. Vol. II. Don Cossacks as part of the Russian Empire in the 18th and early 20th centuries]. Ed. by A.I. Agafonov. Rostov-na-Donu: Omega Pablisher, 2020. 416 p. (in Russian).
Krivoruchenko V.K. Elita: k voprosu o ponyatii [Elite: on the question of the concept], in The Russian Elite in the Past and Present: socio-psychological and historical aspects [Elite of Russia in the past and present: socio-psychological and historical aspects]. Moscow: Izd-vo Moskovskogo gumanitarnogo un-ta, 2012. Iss. 2. Pp. 23-37 (in Russian).
Lotman Yu.M. Semiotika [Semiotics], in Kul'turologiya XX v. Entsiklopediya [Culturology of the 20th century. Encyclopedia]. St. Petersburg: Universitetskaya kniga, 1998. Vol. 2. Pp. 194-196 (in Russian).
Lunin B.V. Stepan Razin. Kratkiy istoricheskiy ocherk [Stepan Razin. A brief historical sketch]. Rostov-on-Don: Izd-vo RGU, 1960. 72 p. (in Russian). Maul' V.Ya. Kharizma i bunt. Psikhologicheskaya priroda narodnykh dvizheniy Roccii XVII-XVIII vv. [Charisma and rebellion. Psychological nature of Russian popular movements of the 17th-18th centuries]. Tomsk: Izd-vo TSU, 2003. 243 p. (in Russian).
Semenov V.S. Klassy i klassovaya bor'ba [Classes and class struggle], in Sovetskaya istoricheskaya entsiklopediya. T. 7. "Karakeyev-Koshaker" [Soviet Historical Encyclopedia. Vol. 7. "Karakeev-Koshaker"]. M.: Sovetskaya entsiklopediya, 1965. 1023 p. (in Russian). Solov'yev V.M. Sovremennikiipotomkio vosstaniiS.T. Razina [Contemporaries and descendants of S.T. Razin]. M.: Izd-vo Un-ta druzhby narodov, 1991. 165 p. (in Russian). Toporkov A.L. Simvolika i ritual'nyye funktsii predmetov material'noy kul'tury [Symbols and ritual functions of objects of material culture], in Etnograficheskoye izucheniye znakovykh sredstv kul'tury [Ethnographic study of the symbolic means of culture]. Leningrad: Nauka, 1989. Pp. 89-101 (in Russian).
