CC BY
119
мы и способы визуальной презентации, что накладывалось на необходимость выразить неповторимый уникальный дух места. Порой это порождало интересные новые явления, такие как уличная токийская мода kawai, давшая толчок новому мировому тренду «ки-далтов», или дискурс конкурентной креативности, который развивают Амстердам и Копенгаген. В нашей стране мы, пожалуй, можем говорить лишь о стиле Москвы и Петербурга, и именно «вторая столица», имея идеологический конструкт новой, европейской, может продемонстрировать последовательное выстраивание модного дискурса, близкое моде «посвященных». Москва же строит свой стиль по миланской модели, то есть по законам конкуренции.
Список литературы
1. Гофман А. Б. Мода и люди. Новая теория моды и модного поведения. -СПб.: Питер, 2004.
2. Свендсен Л. Философия моды / пер. с норв. А. Шипунова. - М.: Прогресс-Традиция, 2007.
3. Calcutt A. Arrested Development: Pop Culture and the Erosion of Adulthood. -London: Cassell, 1998.
4. Field G. The Status Float Fenomenon - The Upward Diffusion of Innovation // Business Horizons. - 1970. - No. 13 (August). - P. 45-52.
5. Hebdidge R. Subculture: Meaning of Style. - L.: Methuen, 1979.
6. King C.W. Jr. Fashion Adoption: A Rebbutal to the «Trickle Down» Theory / Ed. S.A. Greyser // Proceedings of the American Marketing Associations. - Chicago: American Marketing Associations, 1963, - P. 108-125.
7. Rocamora A. Fashioning the city. Paris, fashion and the media. - London, I.B. Tauris&Co Ltd., 2009.
В. О. Левашко
Некоторые проблемы повседневной жизни советских граждан в Ленинграде во второй половине 30-х гг. XX в.
В современной отечественной исторической науке проблема истории повседневности приобретает особое значение. Анализ каждодневных проблем людей, их забот и радостей зачастую позволяет дать ответ на многие вопросы, до настоящего времени тревожащие умы учёных-историков. Несомненно, что одной из таких глобальных проблем продолжают оставаться условия жизни советских граждан в предвоенное время.
В середине 30-х гг. прошлого века советское общество испытало значительную трансформацию. Определяющим здесь стало фактическое завершение революционных процессов и возвращение советских людей к традиционным принципам жизнеустройства. Понятно, что понятие «традиционное» в данном случае следует пони-
мать с учётом тех глобальных изменений, которые пережила советская страна в первой половине XX в.
Официальные итоги первой, второй и первых лет третьей пятилетки могли поразить воображение [1, с. 1]. Но остаётся вопрос, в какой мере эти впечатляющие успехи повлияли на уровень жизни рядового советского гражданина. Рассмотрим это на примере Ленинграда.
В годы индустриализации рост городского населения шёл особенно бурно. За 12 лет, предшествовавших 1939 г., численность городского населения СССР удвоилась. При этом население Ленинграда выросло с 1.614 тыс. человек на 17 декабря 1926 г. до 3.015,1 тыс. человек на 17 декабря 1939 г. - свыше 180 % [5, с. 10]. Однако в годы третьей пятилетки этот рост несколько замедлился. Причинами стали ужесточение правил переселения из деревни, а также отток трудящихся в восточные районы страны. К 1939 г. за Уралом находились 20 % рабочей силы - 140 млн человек. Это привело к образованию в столичном регионе дефицита кадров. К
1938 г. по Ленинграду он составлял 1,8 % потребностей. В 1939 г. в связи с массовым развёртыванием Красной армии, и не в последнюю очередь в связи с репрессиями, постепенно приобретавшими массовый характер, положение ещё более усложнилось. В этой связи руководство страны было вынуждено пойти на такие непопулярные меры, как мобилизация на производство женщин-домохозяек, что было особо отрицательно воспринято в традиционных промышленных центрах и массовое введение сверхурочных часов, что также часто не находило понимания у ленинградцев.
Большинство населения Ленинграда составляли рабочие. В структуре самого рабочего класса в этот период можно проследить несколько тенденций. Во-первых, к 1939 г. ленинградские рабочие -это граждане, начавшие свой трудовой путь уже после революционных потрясений. Их образ мысли и восприятие повседневности формировались уже в мирное, относительно стабильное время. С другой стороны, мы видим явный рост числа квалифицированных рабочих, что должно было неизбежно оказать влияние на массовое сознание ленинградцев.
Повышается и образовательный уровень рабочего класса: к
1939 г. неграмотных уже не было, малограмотные оставались в незначительном количестве, даже среди рабочих старших возрастов и неквалифицированных рабочих. Однако в целом образовательный уровень оставался достаточно низким, и только 8,2 % рабочих имели среднее образование. Понятно, что среди молодёжи и квалифицированных специалистов эта цифра была на порядок выше [14, с. 358].
Исходной точкой жизни любого трудящегося является его материальное положение. Для рабочих это прежде всего уровень заработной платы. В 30-х гг. власти удалось до определённой степени стабилизировать ситуацию в этом важнейшем вопросе. Штурмовщина и безвозмездный труд оставались лишь пережитком прошлых революционных времён. К 1940 г. в целом по народному хозяйству среднемесячная зарплата составляла 331 рубль. Но при этом мы наблюдаем серьёзные диспропорции как по квалификации работающих, так и по отраслям. Приведём несколько цифр. Заработная плата в промышленности равнялась 341 р., при этом рабочие получали 324 р., служащие - 360 р., инженерно-технический персонал (ИТР) 696 р. Средний заработок на транспорте достигал 348 р., в торговле и общепите - 205-206 р. [6, с. 128].
По Ленинграду в 1938 г. заработная плата составляла 343 р. 37 к. Весьма заметна в городе разница между зарплатой ИТР и рабочих, а также зарплатой ударников (1940 г.): 1500 р. - 0,8 % рабочих; от 341 до 800 р. - 63 % рабочих; от 221 до 340 р. - 31 %; 220 р. -9 % рабочих [5, с. 50].
Повышению заработной платы способствовал целый ряд факторов, прежде всего работа по пересмотру расценок, отказ от «ста-хановщины» и переход к технически обоснованным нормам выработки. При этом в целом материальные стимулы к труду использовались далеко не в полной мере. Часто руководство предприятия фактически подпольно снижало расценки, организуя доплаты и рискуя нарваться на проблемы с законом.
При оценке материального состояния городского населения необходимо учитывать и распределение семейного бюджета. Следует отметить, что если в годы первой пятилетки рост зарплаты рабочих сопровождался ростом цен на продукты и товары первой необходимости, то в 1935 - 1937 гг. увеличение зарплаты происходило при одновременном снижении цен. Это позволило сформировать такую картину по Ленинграду: на питание семья ленинградца тратила 60 % заработка, на одежду - 12,4 %, мебель - 2,2 %, на оплату квартиры уходило 2,84 %, оплату коммунальных услуг и керосина - 6 %, медицинское обслуживание составляло 1,3 %, культурно-просветительные мероприятия обходились в 4,3 % и проезд в транспорте составлял 1,6 % семейных расходов [5, с. 55].
Рост цен на некоторые виды продуктов и промышленных товаров вновь появляется с января 1939 г. Это объяснялось стремлением партийно-государственного руководства страны сбить ажиотажный спрос, который существовал повсеместно с середины 1937 г. и до конца 1938 г. в связи с продовольственными затруднениями и ожиданием близкой войны. Последствия введения так называемого единого прейскуранта цен были весьма и весьма ощу-
тимыми для бюджета ленинградских рабочих, ведь цена на некоторые товары подскочила на 100 %. В отчётах НКВД по Ленинграду в январе-феврале с удовлетворением отмечался факт спада ажиотажного спроса. «Граждане спокойно осматривают товары, ценники и удаляются ничего не взяв», - писали чекисты [2. Л. 43]. Комментарии, как говорится, излишни.
Также следует помнить, что значительную часть заработной платы государство изымало в виде обязательных государственных займов. Так, в 1940 г. официальные расходы по подписке в среднем по стране составляли 4,15 % семейного бюджета, что по Ленинграду сравнимо с семейными затратами на культурно-просветительные мероприятия [6, с. 129]. Однако анализ документов показывает, что, например, от военнослужащих Ленинградского военного округа и Краснознаменного Балтийского флота, проживавших в том числе и в Ленинграде, политические органы требовали подписки как минимум, на месячное денежное довольствие, что уже составляет не менее 12 % семейного бюджета. Можно привести пример, когда командующий ВВС КБФ, имея денежное довольствие 2750 р., подписался на 2500 р., и это вызвало недовольство политических органов [13. Л. 73]. Подобная картина имела место и в гражданских организациях. Весьма справедливым в этой связи представляется анекдот о государственных займах: «На станции обнаружен труп мужчины без признаков насилия, кроме квитанции о уплате обязательного государственного займа...» [18, с. 230].
Серьёзной проблемой городского населения СССР являлось снабжение продуктами питания. Хотя карточная система распределения продуктов была отменена 26 ноября 1934 г., решительного прорыва в этой области не наступило. Более того, в 1937 г. положение ещё более обострилось в связи с зерновым кризисом. В большинстве городов, включая и столичные, возникли и стали нормой очереди. О серьёзности положения свидетельствуют высказывания горожан и следующие факты: «Стало жить весело - целый день стоишь в очереди за хлебом. Дохозяйничались. Вот и выполняй план. Тут не о плане надо думать, а как быстрее занять место в очереди»; «Колхозники стали зажиточными и толпами стали ездить в город за хлебом»; «Только удовлетворяют одну Красную Армию. Только головка живёт хорошо!»; «Вот так построили социализм. Хлеб и тот стали в драку получать, .нам говорят, что в других государствах, в частности в Германии, голод, а что у нас делается!» [10, с. 204]. При этом жители провинции часто говорили о том, что в Ленинграде и Москве население снабжается по-другому, но положение в Северной столице было не лучше, чем в других городах. Это хорошо иллюстрируют докладные записки НКВД, где даётся анализ сложившейся ситуации: «Много магазинов Райпищеторга не удо-
влетворяют потребности населения и выброшенные для продажи товары раскупаются по мере их поступления, а так как все продукты поступают с баз и складов к открытию магазинов, то очереди за отдельными продуктами, в частности за молоком, создаются с раннего утра - в 4-6 часов. В магазине № 63 "Молокомбината" ежедневно выстраиваются большие очереди по 200-300 человек за молоком. В магазине редко бывают творог, яйцо и другие молочные продукты» [2. Л. 46-47].
Помимо проблем с питание настоящей бедой даже столичных жителей в конце 1930-х гг. продолжали оставаться промтовары. «Есть ещё участок, где народ доставляет правительству большие неприятности. Это - торговля. Денег, то бишь бумажек много, а товара нет. Демон стяжания, жадности завладел народом. Хватает всё, что только можно схватить: керосинки, валенки, носовые платки. Ночами простаивают у порогов магазинов, с воплем ломятся в них при открытии, корёжат двери. Бьют стёкла...Социализм у нас декретировали давно, а до сих пор нет ни пары носков, ни паршивеньких брючек.», - писал в 1939 г. 25-летний ленинградский студент-историк А. Манков [9, с. 207]. Сотрудники НКВД в своих докладах отмечали: «В Кировском универмаге, в те дни, когда в продажу поступают готовые платья, шерстяные и хлопчатобумажные ткани, создаются очереди по 2000-3000 тыс. человек, причём создаются с вечера на ночь, до открытия магазина» [2. Л. 46]. Очередь в знаменитый обувной магазин на проспекте 25 Октября (Невский проспект, д. 11) собиралась такая, что перекрывала автомобильное движение по проспекту.
Понимая неприемлемость подобной ситуации, власти пытались исправить положение, однако даже для всесильного Народного комиссариата внутренних дел эта задача оказалась непосильной. Прежде всего, никто не понимал истинных причин дефицита. Жители города обвиняли спекулянтов, колхозников, которые приезжают в город за продуктами и промтоварами. Сотрудники госбезопасности и партийные работники называли в качестве причин очередей подрывную деятельность «врагов народа», которых в сфере торговли «разоблачали» десятками, ту же спекуляцию, воровство, нераспорядительность. Естественно, что, не установив причину явления, вести с ним системную борьбу было невозможно, и власти пришлось действовать проверенными административными методами -устрашением и запугиванием. В Ленинграде в мае 1939 г. была проведена кампания, как было указано в решении Президиума Ленсовета от 7 мая 1939 г., по борьбе со спекуляцией и очередями. Людей, пытавшихся что-либо приобрести в магазинах, арестовывали, штрафовали, вывозили за город и там оставляли. Результаты,
по докладам НКВД, были следующими: с 4 по 26 мая 201 человек были арестованы и как спекулянты 46 из них были осуждены.
Задержаны в очередях и привлечены к административной ответственности 10054 жителей Ленинграда. В основном они были оштрафованы итоговая сумма штрафов - 151 467 р. (15 р. с гражданина). Также в очередях были задержаны 1413 приезжих, у которых изъяли соответствующую справку. А вот пресловутых колхозников было задержано всего 12 человек [3. Л. 45-48].
Как видно из этих данных, проблемы со снабжением населения промышленными товарами носили системный характер и никак не были связаны, как указывалось выше, с наплывом колхозников в города.
С началом советско-финялндской войны мы наблюдаем ухудшение ситуации, что подтверждается высказываниями и письмами современников. Так, краснофлотец 4 дивизиона 1 авиаполка Кургя-шов говорил, что ездил в Ленинград и убедился, что: «в магазинах ничего нет, а народ в городе только и говорит о войне и трудностях» [11. Л. 242]; краснофлотец Дорожин говорил товарищам, что: «мать ходит за хлебом за 35 км, и дают 1-2 кг, да стоит большая очередь» [11. Л. 149]; жёны командного и политического состава Краснознамённого Балтийского флота, проживающие в фактически закрытом Кронштадте, требовали принять резолюцию против тех, кто будет запасать продукты и тем самым, по мнению женщин, создавать дефицит и т. д. [11. Л. 245-247].
Серьёзной проблемой для горожан и в центре, и в регионах оставалось жильё. Жилищную нужду отмечал в 1937 г. объективный сторонний наблюдатель Лион Фейхтвангер: «Однако, тяжелее всего ощущается жилищная нужда. Значительная часть населения живёт скученно, в крохотных убогих комнатушках, трудно проветриваемых зимой. Приходится становиться в очередь в уборную и к водопроводу. Видные политические деятели, писатели, учёные с высокими окладами живут примитивнее, чем некоторые мелкие буржуа на западе» [17, с. 8]. По Ленинграду в 1934 г. ситуация с жильём выглядела следующим образом: имели на человека 5 м2 - 54,9 %, 5-8 м2 -30,4 %, имели 12 м2 - 22 % [5, с. 60]. Естественно, удовлетворительным это назвать нельзя. Понятны чувства тридцатишестилетнего ленинградского рабочего, прожившего пять лет в коридоре, изложеные им в письме к В. М. Молотову: «Умоляю дать мне комнату или маленькую квартирку для построения в ней личной жизни, которая мне как воздух необходима.» [4, с. 144]. Справедливости ради следует отметить, что власти прекрасно понимали сложность данной проблемы. За 1937-1938 гг. удельный вес затрат на строительство и ремонт жилья, по данным наркоматов, вырос на 47 %, но решить проблему никак не удавалось.
Жилищные проблемы в свою очередь порождали всё новый и новый девиант. Точками напряжения, кроме коммуналок, стали общежития. Н. Б. Лебина приводит следующую цитату из докладной записки комиссии Ленинградского городского комитета комсомола, проверявших в 1937 г. общежития города: «В общежитиях имеют место пьянство, хулиганство. драки, прививаются нечистоплотность и некультурность. В общежитии "Мясокомбината" нет никаких развлечений, целый день играют в карты и пьют водку» [7, с. 43-44].
Таким образом, мы выходим на ещё одну проблему - алкоголизм. Ситуация в этой области была достаточно интересной. По мнению исследователей, государство с одинаковой неприязнью относилось как к непьющим трезвенникам, так и к законченным алкоголикам. Оптимальное состояние хорошо показал Анастас Иванович Микоян, заявивший в 1936 г.: «До революции пили именно оттого, чтобы напиться и забыть свою несчастную жизнь. теперь веселее стало жить. От хорошей жизни пьяным не напьешься. Весело стало жить, значит, и выпить можно» [16, с. 20-21]. Начиная с 1926 г. (введение в оборот водки-рыковки) употребление алкоголя в городах и деревнях СССР неуклонно возрастало. Ленинград не был исключением. Показательна в этой связи статья от 16 сентября 1937 г. в «Ленинградской правде» «Об извращении принципов советской торговли и о "пивном уклоне" Ленгоснарпита». В нем отмечалось, что в городе мало чайных и столовых, в которых можно было бы в культурной обстановке пообедать вкусно и недорого: зато заметно увеличилось количество пивных, ларьков, американок, буфетов и ресторанов с подачей пива и вина. На Международном (Московском) проспекте, на протяжении одной лишь трамвайной остановки (от 5-й Красноармейской до Софийской), авторы насчитали около 30 таких заведений, некоторые из них торговали до 3 и даже до 5 ч утра. Многие из этих заведений находилось непосредственно вблизи школ и других детских учреждений [15, с. 91]. Несмотря на все принимаемые меры, на 1 января 1940 г. в Ленинграде насчитывалось 949 ресторанов, 1651 столовая и буфет, 210 пивных и 1571 ларьков-будок, где можно было приобрести любой алкоголь с 12.00 до 24.00 [15, с. 94]. Результаты были «потрясающими»! В ходе рейда газеты «Смена» летом 1938 г. было установлено множество фактов продажи алкоголя детям. Так, в магазине № 39 бутылку водки продали 10-летнему мальчику, собравшиеся взрослые при этом активно помогали ребёнку приобрести алкоголь! [16, с. 24]. Ещё одним примером проблемы с пьянством в Ленинграде можно назвать ситуацию в Ленинградском гарнизоне и, в частности, на кораблях Балтийского флота [8, с. 71-72].
В условиях, когда Советское государство фактически поощряло свободное употребление алкоголя, наркомания, ещё недавно ка-
завшаяся в крупных городах СССР совершенно непобедимой, пошла на убыль. Это позволило руководителям различных уровней объявить «марафет» окончательно уничтоженным. Система меди-цинско-психологической помощи наркоманам, существовавшая в СССР в 30-е гг., была почти уничтожена. Последнее постановление Совнаркома, касающееся наркомании было принято в декабре 1934 г. Но, как это часто бывает, желаемое выдавали за действительное, что в частности подтверждается следующим примером: в августе 1935 г. Ленинградский городской отдел здравоохранения обнаружил хищение из аптеки Ленметаллстроя ряда ядовитых веществ. Судя по списку, приложенному к спецсообщению, были похищены наркотики - атропин, кокаин, морфий, героин. В аптеке явно побывали наркоманы, однако задержанные подозреваемые были обвинены в покушении на диверсию - в попытке отравить пищу в городской столовой. По мнению Н. В. Лебиной, тем самым коммунистические властные структуры, сами того не желая, подтверждали наличие элементов наркомании в советском обществе, объявляя хронических алкоголиков и наркоманов врагами социализма [7, с. 54].
Подводя итог можно отметить следующее. За годы ускоренной индустриализации советский народ действительно совершил чудо, равных которому мир знает немного. Невзирая на заплаченную за эти победы цену, советские люди однозначно воспринимали их как личные успехи, как предмет гордости. Это понимание являлось основой советского патриотизма. Однако в силу объективных и субъективных причин государство не смогло использовать полученный экономический задел для решительного улучшения благосостояния советских граждан, даже жителей столичных городов, одним из которых являлся Ленинград. Основные проблемы, с которыми сталкивались ленинградцы в повседневной жизни, - низкие и несправедливые зарплаты, нехватка и дороговизна продуктов и промтоваров, пресловутый жилищный вопрос, вкупе с репрессиями, двойной моралью, основанной на идеологии и др., приводили к пьянству, наркомании и другим проявлениям девиантного поведения. Партийно-государственный аппарат СССР во второй половине 30-х гг. отдавал себе отчёт в опасности подобной ситуации, но исправить её до начала Великой Отечественной войны не смог.
Список литературы
1. XVII съезд ВКП(б). Стенографический отчёт. - М.: Госполитиздат, 1934.
2. Архив Управления Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Ф-12. Оп. 58. Д. 6.
3. Архив Управления Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Ф-12. Оп. 58. Д. 11.
4. Бригадина, О. В. «Жить стало лучше, жить стало веселей»: жилищно-бытовые условия жизни городского населения СССР в 1930-е гг. Працы пста-рычнага факультэта БДУ: навук. зб. Вып. 9 // рэдкал.: У. К. Коршук (адк. рэд.) р Ыш.]. - Мн.: БДУ, 2014.
5. Дзенискевич А. Р. Рабочие Ленинграда накануне Великой Отечественной войны 1938 - июль 1941. - Л.: Лениздат, 1983.
6. История советского рабочего класса. Т3 Рабочий класс СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны 1938-1945. - М.: Наука, 1984.
7. Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920/1930 годы // Нева. - СПб.: Летний Сад, 1999.
8. Левашко В.О. На Балтике, в советско-финляндскую .Морально-политическое состояние личного соства кораблей Краснознамённого балтийского флота в период советско-финляндской войны 1939-1940. - СПб.: ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2009.
9. Маньков А. Г. Дневники тридцатых годов. - СПб.: Европейский дом,
2001.
10. Осокина Е. За фасадом «Сталинского изобилия». - М.:РОСППЭН,
1998.
11. Российский Государственный архив военно-морского флота (РГА ВМФ) ф. р. - 34 оп. № 6с. ед. 828.
12. Российский Государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ) ф. р. - 34 оп. № 6с. ед. 849.
13. Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ) ф. р. 62. оп. 5. ед. 4.
14. Синявский С. Н., Тельпуховский В. Б. Рабочий класс СССР. 1938-1965. -М.: Мысль, 1971.
15. Твердюкова Е. Д. О «пивном уклоне и торгашеских извращения»: торговля алкоголем в Ленинграде в 1930-х годах // Новейшая история России. -2012. - № 2.
16. Твердюкова Е. Д. Общественное питание Ленинграда во второй половине 1930-х годов: трансформация системы // Вестн. С.-Петерб. ун-та. - Сер. 2. История 2. - 2006.
17. Фейхтвангер Л. Москва 1937. - М.: Художественная литература, 1937.
18. Это просто смешно! Или Зеркало кривого королевства / Анекдоты, системный анализ, синтез, классификация / авт.-сост. Л. А. Барский. - М.: «Х.Г.С.», 1994.
И. Г. Лимонина, С. С. Сафина
Тенденции распределения туристских потоков между глобальными городами - туристскими дестинациями мира
Bw ^ и и и
современной зарубежной и отечественной туристской научной литературе прочно закрепился термин «туристская дестина-ция», который, как считается, был введен Н. Лейпером в середине 1980-х гг. Само слово «дестинация» в переводе с английского означает «местонахождение; место назначения». Многочисленные трактовки данного понятия рассматривают туристские дестинации с
