CC BY
366
Новый филологический вестник. 2019. №1(48). --
Ю.В. Доманский (Москва) ORCID ID: 0000-0002-7630-2270
НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО МИРА РОМАНА «ЛОЖИТСЯ МГЛА НА СТАРЫЕ СТУПЕНИ» АЛЕКСАНДРА ЧУДАКОВА
Аннотация. В статье анализируется роман А.П. Чудакова «Ложится мгла на старые ступени», который и сохраняет черты, присущие жанру романа в XIX в., и отвечает требованиям современности к этому жанру. Т.е. отчетливо сохраняя и реализуя то, что принято называть памятью жанра, задает вместе с тем новый жанровый горизонт, рубеж, а наряду с этим - и формирует новый канон жанра романа. В ходе анализа показывается, что в числе прочего это делается за счет оригинальной субъектно-объектной организации эпического повествования: оно ведется то от первого лица, то от третьего. С этим приемом тесно связан еще один прием, до Чудакова уже устоявшийся в эпике, но получивший новое развитие в «Ложится мгла на старые ступни»: читателю внушается, что герой (как в функции рассказчика, т.е. субъекта - я, так и в функции объекта - он) и автор биографический - это одно лицо. Но такое тождество автора и героя - не более чем прием, а мир романа - это именно художественный мир, связанный с миром физическим, осмысливающий его художественными средствами. Итак, художественный мир в понимании Чудакова-писателя, Чудакова и создающего романа, и рефлексирующего по поводу собственного творчества, это, разумеется, мир вымышленный, мир, созданный, как ему и положено, по особым - художественным - законам, мир, расположенный относительно физической реальности в иной плоскости. Другое дело, что чудаковский художественный мир на уровне авторской интенции сделан так, чтобы реципиент полагал, будто перед ним правда жизни. Однако это именно художественный прием, весьма характерный для целого ряда произведений литературы, а в романе Чудакова доведенный до - на данный момент - апогея. Таким образом, в статье делается вывод, что книга Чудакова является квинтэссенцией жанра романа применительно к контексту первых десятилетий XXI в., потому что в основе ее особый художественный мир, нерелевантный физической реальности, но в то же время нарочито выдающий себя за «отражение» действительного мира.
Ключевые слова: роман; художественный мир; А.П. Чудаков; «Ложится мгла на старые ступени».
Yu.V. Domanskii (Moscow) ORCID ID: 0000-0002-7630-2270
Some Peculiarities of the Artistic World of the Novel "The Haze Lays Down on the Old Steps" by Alexander Chudakov
Abstract. The article suggests the analysis of Alexander Chudakov's novel "The haze lays down on the old steps" which retains the features typical of the genre of the novel in the 19th century, and meets the contemporary requirements for this genre. That
is, while clearly preserving and realizing what is usually called "the memory of the genre", at the same time, it sets a new genre horizon, a milestone, as well as forms a new canon of the genre of the novel. Among other things, this is done at the expense of the original subject-object organization of the epic narration, first first-person, then third-person. Another technique is closely connected with this technique, it was established in the epic long before Chudakov, but received a new development in "The haze lays down on the old steps". The reader is instilled into the fact that the protagonist (both in the function of the narrator, that is, the subject, I, and in object - he) and the biographical author is one and the same person. But such identity of the author and the protagonist is nothing more than a device, and the world of the novel is the artistic world, connected with the physical one, interpreting it with the help of artistic means. So, according to Chudakov as a writer and as a creator of the novel who meditates about his own works, the artistic world is certainly a fictional one, created, as it should be, according to its special - artistic - laws, a world which lies in another perspective as related to physical reality. However, at the level of the author's intention the eccentric artistic world was made so that the recipient believed that it was the truth of life, but this is an artistic device that is very characteristic of a number of literary works, and in Chudakov's novel he brought it to the climax. Chudakov's book is quintessential for the genre of novel as applied to the context of the first decades of the 21st century, because it is based on its peculiar artistic world, irrelevant to physical reality, but at the same time deliberately posing as the "reflection" of the real world.
Key words: novel; artistic world; Alexander Chudakov; "Lies haze on the old stage".
В конце 2011 г. роман «Ложится мгла на старые ступени» А.П. Чуда-кова получил премию «Русский Букер десятилетия», т.е. авторитетным жюри был признан лучшим романом нулевых годов нашего века в отечественной словесности. Уже на основе этого факта следует пристально присмотреться к тому, как сделан чудаковский роман, каким образом соотносится мир романа с миром реальным, и - в этой связи - что данная книга представляет из себя в жанровом аспекте. Исследователи отмечают, что «Ложится мгла на старые ступени» соединяет в себе идиллию и пастораль, ибо очень большое место занимает в нем любовная тематика [см.: Гордеева 2015], что это «филологический роман» с присущими ему авторефлексивными аспектами [Гордеева 2016]. Наблюдаются в романе и черты элегии [Степанов 2009]; отмечается также, что «в отличие от идиллии, где идеал всегда помещается здесь и сейчас, герои "свое" время и пространство отнюдь не идеализируют, а напротив, воспринимают в качестве идеального иное, прошлое. <.. .> При этом идеальный хронотоп не просто помещается в прошлое, но и историзуется» [Степанов 2009, 403], т.е. доказывается, что «идиллия соотнесена с историей, и потому неизбежно возникают сложности создающие во внешне свободном по композиции произведении второй - идеологический - сюжет, который и придает ему качества романа» [Степанов 2009, 405], который «несмотря на внешнюю фрагментарность, <...> обладает внутренним единством» [Степанов
2009, 409]. Таким образом, книга Чудакова - это, действительно, в самом строгом смысле роман. И, будучи романом в привычном для последних двухсот лет смысле, т.е. отчетливо сохраняя и реализуя то, что принято называть памятью жанра, задает вместе с тем новый жанровый горизонт, рубеж, а наряду с этим - и формирует новый канон жанра романа. В числе прочего делается это за счет оригинальной субъектно-объектной организации эпического повествования. Так получается своеобразный субъектный синкретизм или, если угодно, неосинкретизм. Всем, кто знаком с романом Чудакова, понятно, что имеется в виду: повествование то ведется от лица главного героя Антона, т.е. нарратор выступает в функции рассказчика, то от третьего лица - тогда нарратор оказывается в функции повествователя. Тем самым речь изображающая и речь изображенная максимально сближаются, соседствуя, сосуществуя в пределах одного сегмента, где и «я», и «Антон» - это одно лицо. Вот несколько примеров:
«Отец отвел Антона в сторону. "Видишь вон того старичка в круглых очках, с кошелкой? - сказал он тихо. - Посмотри на него внимательно и постарайся запомнить. Это академик, великий ученый. Потом поймешь". И назвал фамилию.
Я вытягивал шею и таращился из всех сил. Старичок с кошелкой и сейчас стоит у меня перед глазами. Как я благодарен за это отцу.
На первом курсе университета Антон узнал, кем был этот старичок...» [Чудаков 2015, 42-43].
«Однажды я ей подарил букетик сирени - совсем небольшой, она зарылась в него лицом, потом подняла голову, глаза были полузакрыты. "Пьянящий запах сирени", - сформулировал Антон поспешно» [Чудаков 2015, 49].
«.Антон тоже вздрогнул и сильно прижал к себе Валю; она подумала, что это он от чувств, и тоже прижалась к нему.
Дорогу перегородила похоронная процессия. Я остановился. Теперь мне уже многие были не знакомы в Чебачьем - народилось целое поколение, да и понаехали» [Чудаков 2015, 182].
Интересное наблюдение относительно связи специфики авторского завершения воспоминаний героя с типом повествования в русском романе прошлого века делает К.А. Сундукова:
«Авторское завершение процесса воспоминания героя реализуется в двух формах: 1) изображение активности сознания героя по отношению к содержанию его памяти, т.е. мимезис процесса непосредственного воспоминания; 2) использование автором позиции вненаходимости сознанию героя, т.е. изображение пространства памяти героя как системы нечитаемых для героя "знаков памяти". Специфика авторского завершения диктует выбор формы повествования: в первом случае преимущественно встречается личное повествование, тяготение к жанру автобиографии; во втором - повествование от третьего лица, тяготение к авантюрному или фантастическому сюжету» [Сундукова 2018, 8-9].
Если приложить этот исследовательский вывод к роману Чудакова, то можно предположить, что использование двух типов повествования - и от первого лица, и от третьего - предполагает совмещение в одном тексте мимезиса процесса непосредственного воспоминания, тяготеющего к жанру автобиографии, - и тяготеющего к авантюрному или фантастическому сюжету изображения пространства памяти героя как системы нечитаемых для него «знаков памяти». Такое единение двух форм организации романного повествования приводит к мысли о том, что синтезировавшая в себе два типа повествования и, следовательно, два типа авторского завершения воспоминаний героя книга Чудакова является квинтэссенцией жанра романа.
Впрочем, тотального слияния двух типов повествования в «Ложится мгла на старые ступени» не происходит. В каждом случае читатель без труда способен найти границу между «моим» словом и словом «другого», между «я» и «Антоном». Тем интереснее исследователю сосредоточиться на этой границе, ведь каждый случай перехода нарратора из одной функции в другую особым образом мотивирован и порождает особые смыслы. В целом же можно сказать, что данный прием позволяет посмотреть на героя и на мир одновременно и с точки зрения героя, и со стороны, т.е. благодаря такой двуголосости повествования формируется и смысловая многоуровневость.
С описанным приемом тесно связан еще один, до Чудакова уже устоявшийся в эпике, но получивший новое развитие в «Ложится мгла на старые ступни»: читателю внушается, что герой (как в функции рассказчика, т.е. субъекта - «я», так и в функции объекта - «он») и автор биографический - одно лицо (что бы при этом сам автор в метатекстах ни утверждал). Вспомним построенную по такому принципу тождества героя (часто героя-рассказчика) и автора эпику Лимонова, Довлатова, даже Венедикта Ерофеева. В результате при рецепции реализуется авторская установка на то, что художественный мир является прямой экспликацией физической реальности.
В романе Чудакова данный прием (а это именно прием) воплощается в нарочитой важности исторического контекста (черта, едва ли не тотально присущая современному роману в его лучших образцах - «Ненастье», «Пищеблок» и другие романы Алексея Иванова, «Тетя Мотя» Майи Кучерской, «1993» Сергея Шаргунова, «Лед под ногами» Романа Сенчина, «Женщины Лазаря» Марины Степновой, «Песни китов» Владимира Шпа-кова, «Зулейха открывает глаза» и «Дети мои» Гузели Яхиной...), а также в подключении фактов, которые известны публике как факты авторской биографии. Этот прием, когда художественный мир выдается за экспликацию физической реальности, когда происходящее преподносится как «правда жизни», поддерживается, даже культивируется издателями романа Чудакова: книга снабжена фотографиями «прототипов», а в качестве аппендикса даются дневниковые записи и письма А.П. Чудакова. Правда, в дневниковых записях и письмах (особенно позднейшего времени) вни-
мательный читатель скорее увидит разницу между их автором и героем романа: автор дневников - весьма категоричен в своих суждениях, для него существует лишь два мнения (особенно, если речь идет о политике или искусстве, творчестве) - мое и неправильное; компромисс - не его стихия, а мир вокруг четко поделен на своих и врагов (дураков). Вот несколько примеров:
«На открытии памятника Батюшкову вологодский поэт Коротаев говорил про "вредителей", которые мешали поставить памятник в этом месте, в вологодском Кремле.
Все это - он, Викулов, Белов - меня сильно разозлило, и на заключительном заседании конференции я выступил, сказав, что вынужден внести диссонирующую ноту в общий хор похвал празднику» [Чудаков 2015, 528].
«Первая неожиданность выборов: ЛДПР набрала еще больше голосов, чем в первый раз! Значит столько дураков в стране» [Чудаков 2015, 537].
«Я не против рок-музыки, попсы и пр. Пусть - раз слушают, ходят и платят деньги. Но нужно, чтоб хоть иногда кто-нибудь говорил: все это к тому, что называется искусством, не имеет никакого отношения, это другое, и об этом надо говорить спокойно и не оскорбительно» [Чудаков 2015, 560].
«Насколько хорошо настроение физическое и творческое, настолько отвратительно политическое: приняли старый гимн» [Чудаков 2015, 567].
О Чеховской конференции в Ялте в 2002-м году: «Доклады почти все - полный бред. Не выдержу - сочиню очередную пародию» [Чудаков 2015, 580].
О Сергее Михалкове: «.стопроцентное геббельсовское вранье», «старый лгун», «выучка советского партаппаратчика» [Чудаков 2015, 597].
«.по ТВ Евг. Миронов - хороший актер - очень плохо читал Пушкина» [Чудаков 2015, 601].
«После своей работы на Мосфильме в качестве консультанта по фильму Каверина я не заблуждался относительно эрудиции актеров; стало ясно, что знают они очень мало. Но чтоб настолько!» [Чудаков 2015, 607]. И далее пример того, как актер Збруев приписал Белинскому оценку Чеховского «Иванова».
В разговоре с Рассадиным: «В последнее время я на тебя сердился <...>. За твои статьи в "Новой газете". Пишешь там бог знает о чем. Вдруг - о Киркорове, о его скандале. Какой Киркоров? Зачем? В нашей системе отчета он не существует! Какое тебе до него дело?» [Чудаков 2015, 607].
О Сталине: «Не удержался и сказал неск[олько] фраз со словами "людоед" и мерзавец и о том, что ни одно достижение страны не связано с его деятельностью (это надо внушать и внушать с фактами в руках)» [Чудаков 2015, 621].
«Фильм М. Тереховой "Чайка". Фильма более низкого уровня, кажется, я еще не видел. Играют дочь, сын - бездарны, пошлы» [Чудаков 2015, 621].
Как видим даже по этим нескольким примерам, речевой субъект дневников, реально биографический Александр Павлович Чудаков, выступает как человек предельно категоричный, не знающий сомнений в своей правоте. Герой же романа, как в субъектной, так и в объектной своих ипо-
стасях, как ребенок, так и взрослый (и размышляющий о настоящем, и в воспоминаниях о прошлом) - видит мир и себя в нем многими и многими гранями и красками; герой не оценивает, не выносит вердиктов, не клеймит; едва ли не во всем он сомневается, старается всюду отыскать смысл, постичь его. Так получается герой романа - преподносимый в виде биографического автора, но и далекий от него, существующий в мире художественном, который очень похож на физическую реальность, даже, как кажется на первый взгляд, тождествен ей. Однако тождество это не более чем прием, а мир романа - это именно художественный мир, связанный с миром физическим, осмысливающий его художественными средствами. Сущность такого творчества А.П. Чудаков очень точно сформулировал в своих записях: «Почему приятно писать роман? Погружаюсь в вымышленную, хотя и реальную действительность - в ту, в которой я бы и хотел жить, - а не в этой, в которой живу» [Чудаков 2015, 547]. И записанное Чудаковым суждение его мамы: «Все так, как было. Но у тебя получается интереснее, чем было. Как-то увлекательнее, что ли. Вроде что-то немного другое. <Эффект литературы>» [Чудаков 2015, 551].
Добавим к этому весьма перспективный для грядущих исследований разговор о поэтике заглавия романа Чудакова, заглавия сугубо литературного, нарочито художественного. Будет интересно проследить, как на пути к окончательному варианту - цитате из Блока - автор размышлял над другими заглавиями; все они в той или иной степени цитатны (правда, если быть терминологически точным, то придется использовать нелюбимое А.П. Чудаковым слово - все эти заглавия, как и окончательное, интертекстуальны): «Продиктовал секретарше три варианта: 1) И все они умерли. Роман-идиллия. 2) Натуральная идиллия. 3) В ту степь. В самолете придумал еще одно: "Там, в степи глухой". Роман-идиллия» [Чудаков 2015, 560].
Итак, получился идеальный роман нашего времени, реализовавший в нужной мере черты романа классического, вобравший в себя, а где-то и сформировавший черты романа актуального, самое же главное - предложивший такого героя и такой мир, которые, будучи нарочито замешаны на физической реальности, на «мире, в котором живет автор» [см.: Фоменко Л.П., Фоменко И.В. 1998], тем не менее, явились в полной мере художественными, и даже для наших дней - образцово художественными; не отражающими реальность, но творимыми по своим - по художественным - законам. Образное воплощение этого (кстати, уже отмеченному применительно к тексту романа переходу «я» в «он») - в одной из записей А.П. Чудакова: «Я - сам о себе: у него было стремление к предельной ясности в мысли и изложении; вера в то, что главное в художественном мире можно определить в 2-х-3-х фразах; только концепцию мира художника он считал заслуживающей внимания» [Чудаков 2015, 527].
Таким образом, художественный мир в понимании Чудакова-писателя, Чудакова, и создающего романа, и рефлексирующего по поводу собственного творчества, это, разумеется, мир вымышленный, мир, созданный, как ему и положено, по особым - художественным - законам, мир, располо-
женный относительно физической реальности в иной плоскости. Другое дело, что чудаковский художественный мир на уровне авторской интенции сделан так, чтобы реципиент полагал, будто перед ним правда жизни, однако это именно художественный прием, весьма характерный для целого ряда произведений литературы, а в романе Чудакова доведенный до - на данный момент - апогея.
И еще одно важное, как нам кажется, замечание: то, что Чудаков-уче-ный открыл у Чехова, Чудаков-писатель реализовал в своем романе; но, конечно, на новом для словесности витке развития и согласно требованиям нынешнего времени. И решение Букеровского жюри в этой связи, решение о признании чудаковского романа главным русским романом первого десятилетия этого века, не просто признание конкретной книги как выдающейся; это признание романа Чудакова как канонического на данном этапе жизни жанра.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гордеева Е.М. Жанровое своеобразие романа-идиллии А.П. Чудакова «Ложится мгла на старые ступени» // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2015. № 6. С. 90-96.
2. Гордеева Е.М. Роль авторефлеквии в романе-идиллии А.П. Чудакова «Ложится мгла на старые ступени» // Филология в XXI веке: методы, проблемы, идеи. Пермь, 2016. С. 279-284.
3. Степанов А.Д. Идиллия vs. прогресс: заметки о прозе А. Чудакова // Тыняновский сборник. Вып. 13: XII-XIII-XIV Тыняновские чтения. Исследования. Материалы. М., 2009. С. 400-411.
4. Сундукова К.А. Память как поэтологический принцип в искусстве романа (на материале творчества Г.И. Газданова, В.В. Набокова, Ю.В. Трифонова): авто-реф. дис. ... к. филол. н.: 10.01.08. Самара, 2018.
5. Фоменко И.В., Фоменко Л.П. Художественный мир и мир, в котором живет автор // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Вып. 4. Тверь, 1998. С. 3-9.
6. Чудаков А.П. Ложится мгла на старые ступени: роман-идиллия. 10-е изд., стереотип. М., 2015. (Самое время!).
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Gordeyeva E.M. Zhanrovoye svoyeobraziye romana-idillii A.P. Chudakova "Lozhitsya mgla na staryye stupeni" [The Genre Originality of the Idyl Novel "The Haze Lays Down on the Old Steps" by A.P. Chudakov]. Vestnik Vyatskogo gosudarst-vennogo gumanitarnogo universiteta, 2015, no. 6, pp. 90-96. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
2. Gordeyeva E.M. Rol' avtoreflekvii v romane-idillii A.P. Chudakova «Lozhitsya
mgla na staryye stupeni» [The Role of Autoreflection in the Idyl Novel "The Haze Lays Down on the Old Steps" by A.P. Chudakov]. Filologiya v 21 veke: metody, problemy, idei. [Philology in the 21st Century: Methods, Issues, Ideas]. Perm', 2016, pp. 279-284. (In Russian).
3. Fomenko I.V., Fomenko L.P. Khudozhestvennyy mir i mir, v kotorom zhivet av-tor [The Artistic World and the World in Which the Author Lives]. Literaturnyy tekst: problemy i metody issledovaniya [Literary Text: Issues and Methods of Research]. Vol. 4. Tver, 1998, pp. 3-9. (In Russian).
4. Stepanov A.D. Idilliya vs. progress: zametki o proze A. Chudakova [Idyl vs. Progress: Notes on the Prose by A. Chudakov]. Tynyanovskiy sbornik. [Tynyanov's collection.]. Vol. 13: 12-13-14 Tynyanovskiye chteniya. Issledovaniya. Materialy [1213-14 Tynyanov's Readings. Research. Materials]. Moscow, 2009, pp. 400-411. (In Russian).
(Thesis and Thesis Abstracts)
5. Sundukova K.A. Pamyat'kakpoetologicheskiyprintsip v iskusstve romana (na materiale tvorchestva G.I. Gazdanova, V.V. Nabokova, Yu.V. Trifonova) [Memory as a Poetical Principle in the Art of the Novel (Based on the Works of G.I. Gazdanov, V.V. Nabokov, Yu.V Trifonov)]. PhD Thesis Abstract. Samara, 2018. (In Russian).
Доманский Юрий Викторович, Российский государственный гуманитарный университет.
Доктор филологических наук, профессор кафедры теоретической и исторической поэтики Института филологии и истории. Научные интересы: поэтика текста, рок-поэзия, поэтика драмы, история русской литературы.
E-mail: [email protected]
Yurii V. Domanskii, Russian State University for the Humanities.
Doctor of Philology, Professor at the Department of Theoretical and Historical Poetics, Institute for Philology and History. Research interests: poetics of the text, rock poetry, poetics of drama, history of Russian literature.
E-mail: [email protected]
