CC BY
115
УДК 347.65/68
НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ФАКТИЧЕСКОГО СОСТАВА ПРИМЕНИТЕЛЬНО К НАСЛЕДСТВЕННОМУ ПРАВООТНОШЕНИЮ
SOME PECULIARITIES OF REAL STRUCTURE IN REGARD TO HEREDITARY LEGAL RELATIONSHIP
Р. М. МУСАЕВ (R. M. MUSAEV)
В процессе своего развития фактический состав, применительно к наследственному правоотношению, дополняется новым звеном, которое может служить основанием возникновения данного правоотношения. В качестве такого правомочия в работе рассматриваются секундарные права, относительно которых в юридической литературе высказаны чрезвычайно противоречивые мнения, как о их существовании, так и юридической сущности.
Ключевые слова: правоотношение, наследственное правоотношение, субъективное право,
секундарное право.
While developing real structure, in regard to hereditary legal relationship, is supplemented with a new section, which can be the basis of this legal relationship emergence. Lawmaking powers are considered in the work as such a power. Extremely conflicting opinions both about their existence and their legal essence are expressed in legal literature.
Key words: legal relationships, hereditary legal relationships, subjective law, lawmaking powers (Gestaltungsrechte).
Характерной чертой любого правоотношения, и гражданское не является здесь исключением, является то, что это есть отношение между определёнными субъектами, установленное в связи с определённым объектом, по поводу которого у его участников возникают определённые правомочия и обязанности. Однако отношения наследственного правопреемства, регулируемые гражданским правом, не совсем, по мнению автора, подчиняются общепринятым канонам.
Наследственное правоотношение возникает и развивается с момента открытия наследства и у всех наследников, призванных к наследованию, независимо от их воли, появляется право на принятие наследства либо отказа от него. Содержание этого права сводится к предоставленной наследнику возможности совершить действие, предусмотренное данным правом, т. е. вступить в право наследования либо отказаться от него. Обязанность у «всех иных лиц», противостоящих наследнику, на первый взгляд, только одна -
© Мусаев Р. М., 2012
не препятствовать наследнику в свободном осуществлении его права, содержанием данной обязанности является воздержание от любых действий, которые могут помешать наследнику совершить свободный выбор. В литературе об обязанности «всех иных лиц» имеется и другое мнение, согласно которому «никакой обязанности праву на принятие наследства не противостоит, поскольку ситуация, когда кто-либо создаёт помехи для вступления другого лица в права наследника, немыслима. Может сложиться впечатление, что имуществом, входящим в наследственную массу, могут овладеть другие наследники или третьи лица и тем самым нарушить право на вступление в наследство. В действительности это не так. Наследнику никто не сможет воспрепятствовать обратиться к нотариусу с заявлением о принятии наследства в порядке, предусмотренном п. 1 ст. 1153 ГК РФ» [1]. Представляется, что с данным мнением следует согласиться, поскольку представить себе, что праву наследника
противостоит обязанность даже тех, кто не знает о происходящих отношениях, немыслимо. Как говорил Л. С. Явич, «только в абстракции можно выделить отношение, у одной стороны которого субъективное право, а у другой юридическая обязанность. От подобной абстракции, полезной для анализа и часто употребляемой в теории, надо отличать фактическое положение и юридическую практику, да и историю» [2].
А. Г. Певзнер прямо относил право наследника на приобретение наследства к числу «прав, дающих их субъектам возможность односторонними действиями создать субъективное право для себя или для другого» или к числу «прав, являющихся предпосылками возникновения правоотношения» [3]. Причисляя возникшее у наследника право к числу «основывающих» прав, он не рассматривал его в качестве субъективного права. Участниками наследственного правоотношения он считал только наследников, а при их отсутствии - государство. «Возможность определённого выбора, имеющаяся у одного наследника, связывает других возможных правопреемников в их поведении... До момента совершения выбора наследник не имеет права требовать определённого поведения от других участников правоотношения, а эти последние не обязаны к определённому поведению, т. е. здесь нет ни субъективного права, ни правовой обязанности». Содержанием правоотношения в данном случае автор рассматривал «взаимную связанность поведения участников» [4].
М. М. Агарков при исследовании случаев осложнения обязательств обращался к взглядам немецких цивилистов Цительмана, Зеккеля, выделявших особую категорию «се-кундарных» прав (Gestaltungsrechte). Содержанием данной категории субъективных прав выступает возможность установить конкретное правоотношение посредством односторонней сделки. Такая возможность не принадлежит «всякому и каждому» (например, всякий и каждый может делать предложение вступить в договор, составить завещание и т. п.). Кроме того, в случае Gestaltungsrechte праву одной стороны соответствует не обязанность другой стороны, а только связанность её этим правом (так, например, если кредитор в альтернативном
обязательстве имеет право выбора, то этому праву не соответствует какая-либо обязанность должника, а лишь его связанность выбором кредитора) [5]. Сам М. М. Агарков не считал так называемые секундарные права субъективными гражданскими правами, а рассматривал их в качестве отдельных проявлений гражданской правоспособности. Развивая теорию динамической правоспособности, он рассматривал подобные права как особые состояния, имеющие юридическое значение как юридические факты, являющиеся «предпосылками» гражданского правоотношения. При этом он раскрыл термин «связанность» секундарным правом: Gestaltungsrechte, не создавая для другого лица или других лиц обязанности что-либо сделать или воздержаться от определённого действия, оказывают определённое влияние на правоотношения, в которых состоит это другое лицо» [6].
С. С. Алексеев рассматривал право на принятие наследства в качестве особого «правообразовательного правомочия», представляющего собой промежуточную стадию в процессе формирования «образования» субъективного права, т. е. как «незавершенное» субъективное право, право в процессе становления, формирования [7]. По его мнению, «при наследовании правовым связям не соответствуют какие-либо материальные процессы гражданского оборота», и «правоотношения здесь играют узкоспециальную роль: обеспечить своевременное, беспрепятственное заступление нового лица на место умершего - процесс, необходимый по той причине, что со смертью человека сохраняет своё существование субъективное право». Поэтому право на принятие наследства С. С. Алексеев не относил к другим «материальным» субъективным гражданским правам. В связи с этим он отмечал: «Наследование этого права ещё ни о чём не говорит: оно значит не более того, чем наследование возможности сдачи в аренду наследуемую долю: и в том и в другом случае перед нами -конкретная юридическая возможность, которую ещё нужно осуществить...» [8].
В. И. Серебровский признавал право на принятие наследства субъективным гражданским правом наследника, которому, однако, не противостоит ничья конкретная обязан-
ность. Данный подход основывался на понятии субъективного права, предложенного С. Н. Братусем, как на «признанную законом меру возможного поведения лица» [9].
В данном определении, по мнению В. И. Се-ребровского, акцент сделан на содержание субъективного гражданского права как на возможность совершения известных действий управомоченным лицом. Исходя из этого, он считал возможным признавать субъективными гражданскими правами и такие правомочия, которым не противостоит чья-либо конкретная обязанность. При этом он не рассматривал субъективное право наследника на принятие наследства в качестве элемента правоотношения, «которому всегда должна соответствовать обязанность другой стороны» [10].
Необходимо учитывать, что правовое отношение всегда является отношением между людьми. В литературе отмечается, что субъективное право представляет собой «юридические возможности поведения лица, т. е. право на своё, юридически значимое поведение, право требования, право на обращение к государственным органам за защитой своих юридических возможностей» [11]. Таким образом, в содержание всякого субъективного права, в том числе права на принятие наследства, включена возможность не только собственного поведения управомоченного лица, но и возможность требовать определённого поведения от другого лица. В противном случае субъективное право как мера возможного поведения лица являлось бы ничем не обеспеченным «декларативным» правом [12]. Без права требования и права на защиту предоставленная лицу «возможность собственных действий теряет свой юридический характер» [13]. Поэтому «всякому субъективному праву соответствует обязанность, точно так же, как не может быть обязанности без корреспондирующего ей права» [14].
Приведённые суждения, мнения ведущих учёных, их сомнения свидетельствуют о том, что наследственные отношения не совсем укладываются в рамки общей конструкции правоотношения. Доказательством тому является сам момент возникновения данного правоотношения. Ведь наследственное правоотношение возникает с момента смерти
наследодателя, т. е. с момента, когда субъект права перестает существовать, а правоотношения бессубъектными быть не могут. Правда, с момента возникновения наследственного правоотношения значимую роль в нём играет государство в лице своих органов. Принимаются меры по охране имущества, ведётся поиск наследников и т. д. Хотя характер такого правоотношения с участием государства иной, охранительный, но это деление условно, а присутствие данного субъекта -факт.
Итак, одна из сторон наследственного правоотношения известна. Кто выступает её контрагентом? Ответ напрашивается сам собой: наследник (наследники). Но эту индивидуализированную правовую связь можно констатировать только при наличии реального наследника и его воли на принятие наследства. А если таковой неизвестен или отсутствует вовсе? В последнем случае можно предположить, что правоотношение в момент смерти наследодателя возникает между государством и потенциальным наследником, а если наследник не вступит в право наследования, то правоотношение прекратится. Но если исходить из вышеизложенного тезиса о том, что юридическое отношение реально возникает только в ходе действительного взаимодействия сторон, а воля лица на принятие наследства отсутствует, то нет и указанного взаимодействия. Это, в свою очередь, препятствует возникновению наследственного правоотношения.
В результате логично предположить, что первое правоотношение при открытии наследства и при отсутствии наследников, выразивших волю на его принятие, возникает между нотариусом и органом, его курирующим. Как известно, чтобы нотариус надлежащим образом исполнял свои обязанности по принятию мер к охране наследственного имущества, выявлению наследников, которым впоследствии и должно перейти право на наследственное имущество в соответствии с волей наследодателя, предусмотрен контроль над его деятельностью. При ненадлежащем исполнении нотариусом своих обязательств структурное подразделение Министерства юстиции Российской Федерации может применить к нему меры в рамках существующего правомочия этого органа. Но
это будет уже не гражданско-правовое, а публично-правовое (охранительное) правоотношение - властеотношение.
Такого рода правовые связи не новы для гражданского права. Так, например, заключение договора социального найма происходит на основании административного акта органов исполнительной власти о выделении жилого помещения. Однако при заключении договора социального найма правовая связь проистекает по классической схеме: публичное правоотношение прекращается исполнением, выдачей ордера, что, в свою очередь, является юридическим фактом для возникновения другого - гражданско-правового -отношения путём заключения договора социального найма. В жилищном правоотношении с самого начала присутствует выгодоприобретатель, который является стороной как одного правоотношения, так и другого. В наследственном правоотношении такого выгодоприобретателя в момент смерти наследодателя может и не быть. На какой стадии он появляется? В рамках возникшего власте-отношения или нового?
Итак, в момент смерти наследодателя наследника может ещё и не быть, но он может появиться в пределах шести месяцев со дня открытия наследства, когда, как уже упоминалось, в силу ст. 64 Основ законодательства о нотариате реально существует лишь охранительное властеотношение по охране наследственного имущества. Означает ли это, что после возбуждения наследственного дела и принятия мер к охране наследственного имущества публичное охранительное правоотношение приобретает черты гражданского регулятивного отношения по передаче и распределению имущества между наследниками? Исходя из относительной самостоятельности и существенных отличий публичного и частного права, такая трансформация невозможна. Кроме того, даже возникновение регулятивного наследственного правоотношения не влечёт за собой исчезновения правоотношения охранительного, поскольку лежащая на государстве (его представителе - нотариусе) обязанность по обеспечению сохранности наследственной массы сохраняется вплоть до прекращения
регулятивного наследственного правоотношения.
Таким образом, можно предположить, что возникновение наследственного правоотношения происходит не с момента смерти наследодателя, а связано наличием сложного фактического состава, который, помимо смерти наследодателя, взаимосвязанных юридических актов со стороны нотариуса и наследника, направленных на появление этого правоотношения, включает в себя и осуществление обеспечительных мер, направленных на сохранение наследственного имущества (охранительное правоотношение).
1. Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / под ред. В. А. Белова. -М., 2009. - С. 770-771.
2. Явич Л. С. Общая теория права. - Л. : Изд. Ленинград. ун-та, 1976. - С. 192.
3. Певзнер А. Г. Понятие гражданского правоотношения и некоторые вопроси теории субъективных гражданских прав // Учёные записки. - Вып. V. Вопросы гражданского права. -М. : ВЮЗИ, 1958. - С. 19.
4. Певзнер А. Г. Указ. соч. - С. 19-23.
5. Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву // Избранные труды по гражданскому праву. - М. : Центр ЮрИн-форм, 2002. - С. 279-280.
6. Там же. - С. 273-284.
7. Алексеев С. С. Односторонние сделки в механизме гражданского правового регулирования // Антология уральской цивилистики 1925-1989. - М. : Статут, 2001. - С. 65-66.
8. Алексеев С. С. Предмет советского гражданского права и метод гражданско-правового регулирования // Антология уральской цивилистики 1925-1989. - М. : Статут, 2001. -
С. 48-49.
9. Братусь С. Н. О соотношении гражданской правоспособности и субъективных гражданских прав // Советское государство и право. -1949. - № 8. - С. 33.
10. Серебровский В. И. Очерки советского наследственного права. - М. : Изд. АН СССР, 1953. - С. 48-49.
11. Алексеев С. С. Проблемы теории государства и права. - М. : Юрид. лит., 1987. - С. 170.
12. Халфина P. O. Общее учение о правоотношении. - М. : Юрид. лит., 1974. - С. 225.
13. Явич Л. С. Общая теория права. - Л. : Изд. Ленинград. ун-та, 1976. - С. 177.
14. Толстой Ю. К. К теории правоотношения. -Л. : Изд. Ленинград. ун-та, 1959. - С. 34.
