CC BY
38
13. ЦДНИ РО, ф. 3647, оп.1, д. 3, л. 3 .
14. ЦДНИ РО, ф. 21, оп. 1, д. 8., л 67.
15. Резец. В Новороссийске рабочих кредитуют вином // Рабочая газета. 1924. 13 сентября. С. 5.; Кредит - на доверии к пайщикам // Рабочая газета. 1927. 1 марта. С. 4.; ЦДНИРО, ф. 3645, оп. 1, д. 1., л. 9об.
16. Война пьянству! // Молодой рабочий. 1925. № 51. С. 3.
17. Грамен. Мы ставим на обсуждение вопрос о партийном быте // Рабочая газета. 1924. 15 авг. С. 3.; Он же. Могут ли коммунисты построить новый быт? // Рабочая газета. 1924. 18 авг. С. 3; Он же. Можно ли коммунисту пить? Этот вопрос задают в письмах беспартийные рабочие // Рабочая газета. 1924. 26 авг. С. 4.
18. ЦДНИ РО, ф. 107, оп. 1, д. 2, л. 29, 29об, 30, 89,89об, 119, 119об, 120, 121, 144,144об, 145, 146, 146об.
19. ЦДНИ РО, ф. 21, оп. 1, д. 65, л. 148об.
20. ЦДНИ РО, ф. 3645, оп. 1, д. 1, л. 7об.
21. Ларин А. Алкоголизм промышленных рабочих и борьба с ним. М.: 1929. С. 7-8.
22. Толмачев Е. Еще о бюджете рабочей молодежи // Молодой рабочий. 1925. № 61. С. 4.
23. КиричевА. Санпросветработа // Молодой рабочий. 1926. № 2. С. 1.
24. Левмих. «Молодой рабочий» перед судом юнкоров // Молодой рабочий. 1925. № 23. С. 5.
25. ЦДНИ РО. ф. 15, оп. 1, д. 23. л. 127.
26. Рожков А.Ю. Молодой человек 20-х годов: протест и девиантное поведение // СОЦИС. 1999. № 5. С. 111.
27. ЦДНИ РО, ф. 7, оп. 1, д. 388. л. 13.
Южно-Российский государственный технический университет 5 сентября 2006 г.
© 2006 г. А.Н. Рябиков
НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РОССИИ НА КАВКАЗЕ В 1801-1815 гг.
Пристальное внимание, уделяемое исследованию истории Кавказа как традиционно, так и в последние полтора десятилетия, обусловливается в значительной мере сложностью происходивших в регионе внутри- и внешнеполитических процессов в течение длительного времени. Особую актуальность приобретает изучение ситуации на Кавказе в начале XIX в., когда Россия находилась в состоянии поиска путей и методов установления контроля над ситуацией в крае при наличии фактора соперничества за Кавказ с Турцией, Ираном и стоявшими за ними европейскими державами. Особую сложность и, одновременно, специфичность можно констатировать для оценки внешнеполитической деятельности России на Кавказе в период «наполеоновских войн» (1801-1815 гг.), хронологически накладывающихся на события русско-иранской (1804-1813 гг.) и русско-турецкой войн (18061812 гг.).
Считается, что Российская империя в первом десятилетии XIX в. была преимущественно занята европейской политикой.
Участие в военно -политических коалициях, нарастающая необходимость держать на территории европейской части наиболее боеспособные войска существенно ограничивала возможности активного закрепления России в регионе. Только по союзному договору 1805 г. между Англией, Австрией и Россией последняя должна была выставить против Франции 180 тыс человек [1].
Однако войны с Ираном и Турцией, а также сам весьма своеобразный характер кавказских реалий заставляли российское правительство в очередной раз искать адекватные средства закрепления позиций империи в регионе.
Присоединение грузинских княжеств привело, по словам английского историка Д. Хоскинга, к тому, что «русские утвердились в Закавказье, не завоевывая Кавказа». Данный геополитический парадокс определенно мог сложиться ввиду особых отношений между российской администрацией и горскими народами. Последним не столько «этническая вражда» не позволяла действовать совместно, сколько отсутствие предмета, против которого организуются эти действия. Минимальное российское присутствие в Грузии не предоставляло возможности к подобным действиям [2].
Присоединение Грузии к России - событие, которое можно назвать эпохальным. Это начало перехода к возрастанию военно-политической активности империи в регионе.
Р.А. Фадеев напрямую связывает начало Кавказской войны «с первым годом текущего столетия, когда Россия приняла под свою власть Грузинское царство» [3]. Это утверждение достаточно спорно в широком контексте дискуссионности и размытости нижнего порога Кавказской войны в отечественной историографии.
Тенденциозное обвинение в «односторонней и прямой аннексии» Восточной Грузии, «низложении династии Багратидов» [4], в данном случае нисколько не проясняет ситуацию. «Полугодичная пауза» в воплощении присоединения Восточной Грузии (между соответствующими манифестами Павла I и Александра I), также может свидетельствовать о том, что российская сторона не стремилась к территориальным приращениям любой ценой [5].
Решение о принятии в российское подданство Восточной Грузии не было келейным ни при Павле I, ни при его преемнике, когда вопрос обсуждался на заседании «Негласного комитета» и победило мнение «екатерининской партии» вопреки мнению «молодых друзей» Александра I [6].
Помимо «сакрального» предназначения (оказание поддержки и защиты христианской Грузии) данное мероприятие способствовало восстановлению авторитета России на Кавказе, подорванного персидским вторжением 1795 г. Растущий интерес к региону со стороны западных держав создавал
условия, при которых безопасность южных рубежей Российской империи на Кавказе могла быть обеспечена только прямым военно-административным присутствием.
По мнению Р.А. Фадеева, в условиях относительной слабости Порты и Персии Закавказье могло обрести нового хозяина или хозяев. И для того, чтобы «азиатская» проблема, по словам того же Р. А. Фадеева, не стала западной, были необходимы более активные действия, чем павловские попытки федерализации Восточного Кавказа [3, с. 37].
Некоторое военно-политическое затишье в Европе в начале царствования Александра I, в 1801-1802 гг., привело к реальной возможности закрепления Российской империи в Закавказье. Отечественная историография настаивает на том, что отличительной особенностью продвижения России в Закавказье было стремление обезопасить свои южные границы и предотвратить уничтожение грузинского и армянского народов [3, с. 37-40; 6, с. 19]. Современные западноевропейские историки отмечают тот факт, что российские интересы в Закавказье прежде всего носили военно-стратегический характер. Уже упомянутые западные авторы отмечают активизацию дипломатии Великобритании и Франции в регионе. В то же время Андреас Каппелер настаивает на экономических целях продвижения России, которые, по его мнению, «обозначились довольно явно» [2, с. 33-35; 4, с. 129]. Данное высказывание не совсем реально отражает действительность. Объем грузинских товаров во всекавказской экономике был незначительный. Природные ископаемые также не могли сулить масштабных доходов [7].
В целом Кавказ на протяжении XIX в. оставался территорией, приносящей государственному казначейству ущерб. Кроме прочего, отсутствие стабильности и надежных коммуникаций не могли способствовать получению экономической выгоды. Напротив, российское государство было вынуждено тратить значительные ресурсы на строительство, модернизацию и охрану Военно-Грузинской дороги, являвшейся для Грузии и Армении «дорогой жизни».
Можно согласиться с А. Каппелером, что административное включение закавказских территорий в российское государство проходило неравномерно, и большая часть областей была «интегрирована в состав империи и подчинена российскому правлению только после того, как прошла фазу автономии под властью местных вассалов России». Причем длительность фазы, по мнению автора, составляла порой десятилетия. Так было и с Восточной, и с Западной Грузией, с Абхазией, с большинством ханств Азербайджана. Однако присоединение Имеретии имело свою специфику: Соломон II встал на путь ожесточенной борьбы и даже призвал французского императора на помощь против России, данная территория была присоединена с 1804 по 1810 год [4, с. 130].
Сохранилась датированная 26 апреля 1804 г. «Высочайшая грамота императора Александра I царю имеретийскому Соломону II о принятии его
с подвластным ему народом в подданство Российской империи». В грамоте сообщалось о принятии «в вечное и верное рабство и подданство Российской империи». Помимо разрешения управлять имерийским народом, удовлетворялись все просительные пункты, большей частью касавшиеся выгод правящей династии, а также обязанностей, возлагавшихся на Соломона II и членов его семьи по обеспечению российских войск продовольствием и дровами, строительством дорог. Причем обязанности были предложены самим имеретийским правителем. Примечательно то, что документы были подписаны от имени Александра I российским главнокомандующим на Кавказе П. Д. Цициановым, что можно связывать со степенью неотложности данного мероприятия [8].
Начало XIX в. ознаменовалось попыткой воплощения павловской идеи создания пророссийской «федерации» кавказских владетелей. Подписание «федеративного договора» состоялось в Георгиевске 26 декабря 1802 г. между представителями Талышского, Бакинского, Кубинского, Дербентского ханств, Мехти-Шамхала тарковского, Хайтагского уцмия Рустам-Хана, Табасаранского майсума Сохрай-бека. Подписанию предшествовали длительные переговоры. Помимо определения годового жалования владельцам предписывалось «водворение мира и свободной торговли» [9].
Малоперспективность «федерации» в условиях различного уровня социально-экономического развития его «субъектов» уже отмечалась Б.В. Виноградовым [10]. Кроме этого, существованию данного объединения мешало чрезвычайное этническое многообразие: ведь только в Дагестане проживало свыше 30 этнических групп [4, с. 149]. Созданный союз, для большего благоприятствования продвижению России в регионе, должен был в меньшей степени обеспокоить Персию и Порту, нежели прямое присоединение территорий. Последующие события, в конечном итоге обусловленные продолжавшейся набеговой экспансией дагестанских феодалов и «вольных обществ» на Восточную Грузию, - теперь уже часть Российской империи - поставили под вопрос целесообразность существования союза.
«Федерация» оказалась более выгодной владетелям, так как последние, помимо материальной выгоды - жалования, получали возможность лавирования, предлагая свои услуги персидским и османским властям, что в условиях их самостоятельности не составляло большого труда. Отчасти либеральное продолжение павловской доктрины избегания силовых акций согласовывалось и с новым внешнеполитическим курсом российского правительства: уже в 1801 г. Н.П. Панин заявляет о том, что у России нет неразрешимых противоречий с Великобританией и что отношения с Турцией должны стать барьером на пути усиления французских позиций в регионе [11].
Продвижение Российской империи в Закавказье и присоединение Восточной Грузии оценивается исследователями разнопланово: с одной стороны, исполнение христианского долга перед единоверцами - грузинами [3,
с. 37], с другой - как «начало нового крестового похода против ханств» [12]. Так или иначе, промедление или отказ от присоединения Грузии имели бы далеко идущие последствия: грузинское царство продолжало бы подвергаться агрессии со стороны Ирана, а возможно, и Турции. Россия же лишалась стратегического плацдарма для дальнейшего продвижения в Закавказье, окупающего необходимость защиты новой территории.
В то же время присоединение Грузии вылилось в необходимость наращивания числа воинских подразделений вследствие учащения столкновений с «вольными горскими народами», от которых защита грузинских княжеств вменялась в обязанности новой администрации. Нарастание числа столкновений российских войск с горцами на этой почве, по мнению отдельных исследователей, стало одной из причин начала «Кавказской войны» [13]. Кроме этого, прямое военно-административное присутствие России в Закавказье вызвало серьезную обеспокоенность Османской империи и Персии, для которых было желательным рассматривать данную территорию как объект претензий и споров только шахского и султанского правительств. Бесспорно, что присоединение к России соответствовало жизненным интересам большинства грузинского народа. Более того, по мнению современного английского историка, «в составе России грузинское царство, хотя и утратившее суверенитет, стало более единым и прочным. Этот факт, а также наличие стабильности, строительство коммуникаций, широкие возможности для коммерческой деятельности и распространение культуры, европейской по стилю, создали условия, при которых грузинская знать осознала свое единство с народом и предприняла первые шаги к созданию национального государства...» [2, с. 34].
В отечественной и зарубежной историографии относительно мало уде -ляли внимания проблеме присоединения Мингрелии и Имеретии. По Кю-чук-Кайнарджийскому договору 1774 г., последние признавались ни от кого не зависящими, в связи с чем трудно согласиться с С.М. Броневским, что подписание Александром I утвердительных грамот на принятие в договорное подданство Мингрелии и Имеретии в июле 1804 г. не казались противным дружбе и союзу, с Портой существующим [7, с. 152].
Территория обоих княжеств охватывала 23,7 тыс. квадратных верст, что составляло половину территории, присоединенной тремя годами ранее Восточной Грузии [14]. Стратегически важное приобретение увеличивало протяженность российско-турецкой границы, а притом, что Порта претендовала на указанные территории, это вносило некоторую напряженность в отношения между странами.
Российские власти в вопросах включения закавказских земель в империю не руководствовались сиюминутной выгодой, и доказательством этого служит не только упомянутая пауза в присоединении Восточной Грузии, но и рескрипт от 17 сентября 1801 г., в котором Александр I «решительно отказывается принять в подданство имеретийского царя Соломона II». По-
следнее, по мнению А. П. Берже, означало нежелание продвижения к Черному морю, что могло облегчить сообщение с Грузией [15].
Но это имело и «политические издержки»: мингрельский владетель Ге -оргий Дадьян просит защиты от имеретийского царя, отнявшего у него «лечгумскую провинцию», и выражает желание вступить в российское подданство, в случае отказа он намерен «предаться Порте Оттоманской». С учетом вышесказанного, Россия на данном этапе была поставлена перед выбором: принять Мингрелию под свою защиту и приобрести 9,5 тыс. квадратных верст территории, важной в военно-стратегическом плане, одновременно осложнив отношения с Турцией, или отказаться от принятия под защиту территории с дружественным империи правителем и тем самым сохранить или даже улучшить отношения с Портой. Был выбран первый вариант, он позволял не только приобрести новые владения, но и сохранить авторитет империи, удар по которому не замедлил бы сказаться на развитии военно-политической ситуации на Кавказе. 2 декабря 1803 г. Мингрелия была присоединена к Российской державе. Правда, «неприязненные поступки» со стороны Имеретии продолжались, возбуждая недовольство со стороны Петербурга. Попытки лавирования Соломона II между турецкими и российскими властями и одновременно просьбы о помощи, обращенные и к тем, и к другим, привели к необходимости заключения «акта подданства Имеретии всероссийскому престолу» в 1804 г. [7, с. 151-153].
Летом 1803 г. осложнилась обстановка на Восточном Кавказе и Военно-Грузинской дороге, это было связано с «хищничеством лезгинских партий» и мятежом тагаурских феодалов [16].
Ситуация вызывала обеспокоенность высших и региональных российских властей и привела к ускорению создания новых укреплений, в том числе Кисловодской крепости [6, с. 22].
Следующим прогнозируемым шагом в Закавказье стало решение вопроса Ганджинского ханства. Последнее занимало стратегически важную позицию и его территория использовалась персами для вторжения в Грузию. Воспользовавшись как поводом ограблением грузинских купцов [7, с. 152], а также неуступчивостью хана в вопросах обретения российского подданства, в январе Ганджа была взята и присоединена к России под названием Елизаветинского округа. Данное событие стало прецедентным, так как в дальнейшем подобным образом решалась проблема лояльности ханов и беков в Закавказье. Жесткая власть владетелей вызвала недовольство со стороны населения, и их смещение положительно расценивалось местными жителями, одновременно появляются российские администрации. Череда подданнических присяг не привела к появлению иллюзий о быстром и надежном закреплении в Закавказье. П.Д. Цицианов в своем письме канцлеру А.Р. Воронцову пишет: «Подданство вообще ханов и горских владетелей мнимое; поелику оно не удерживает их от хищничества и притеснения торговли... » (цит. по: [12]).
В апреле 1805 г. Россия и Англия заключают новый союзный договор, и создается очередная антифранцузская коалиция.
Общей тенденцией стало в 1806-1807 гг. осложнение положения России на Кавказе. Это было связано с неблагоприятными переменами в Европе и началом войны с Османской империей. В 1807 г. наметились серьезные осложнения во взаимоотношениях с закубанцами. Наблюдался резкий всплеск активности последних. Чрезвычайно частыми стали нападения на пикеты, хутора, посты, поселения.
Тем не менее в 1807 г. произошел показательный случай, когда казаки общим числом 1150 чел. совместно с отрядами закубанских князей Бейзру-ком и Ахметуком выдвинулись в поход с реки Белой против абадзехов. Общая численность черкесов, участвовавших в совместном походе, достигала 10 тыс. чел. 18 октября к ним присоединяется также 1-тысячный отряд ногайцев. Причем инициативу по проведению похода проявили еще 11 июля 1807 г. черкесские князья Ахметук, Бейзрук, Ханук и Алкас, просившие Ф.Я. Бурсака оказать им помощь в борьбе с анапским пашой [17].
Поддержка преданных России владетелей должна была, по всей вероятности, поднять их авторитет и склонить на сторону российских властей другие черкесские племена. В официальных документах поход именовался «командировкой за Кубань 3-х полков с 3-мя орудиями для защиты преданных России черкесских князей» [18]. Действия сводного отряда не были успешными, поскольку, несмотря на искреннюю преданность представителей черкесской аристократии, их подданные не проявляли большого желания сражаться с абадзехами, вследствие чего коалиция распалась после первой же стычки с последними.
После заключения Тильзитского мира в 1807 г. Российская империя получает возможность маневра на Кавказе. Россия приняла посредничество Франции в переговорах с Турцией, и боевые действия между Россией и Турцией не возобновлялись до весны 1809 г. Отрезок времени с лета 1807 г. по весну 1809 г. стал периодом мощной дипломатической войны между Великобританией и Российской империей совместно с Францией. Иран и Турция в этот период времени в большей степени продолжали являться объектами дипломатических торгов, однако последнее не означало, что эти страны отказывались от самостоятельной политики в отношении Кавказа.
Российское правительство прилагало значительные усилия для дальнейшего распространения своего влияния на Северном Кавказе и в Закавказье. Перед российскими командующими на Кавказе ставились задачи присоединения западных грузинских и армянских земель, об этом говорится в инструкциях И. В. Гудовичу и его преемнику новому главнокомандующему А.П. Тормасову, сменившему первого в 1809 г. Вместе с тем процесс вовлечения в российское подданство новых территорий не ускорялся искусственно. Подтверждением этого служит движение за принятие российского подданства, развернувшееся в 1809 г. в Дагестане [19].
Иногда отмечались случаи использования представителей дагестанской феодальной элиты, сочувствовавшей России, для борьбы с ее противниками. Так, например, 12 февраля 1809 г. главнокомандующий на Кавказе И.В. Гудович в письме к бакинскому коменданту В. А. Репнину рекомендует использовать Аслан-бека казикумукского в борьбе против Ших-Али-хана дербентского. Однако последнее не означало в прямой постановке «разжигание межнациональной войны» как одной из форм «порабощения народов Северного Кавказа» [20]. Использование и привлечение на свою сторону феодальной верхушки как способ проведения политики не являлся каким-то изобретением России и активно использовался Турцией и Ираном. Примером этому служит активная антироссийская деятельность представителя Грузинской династии Багратидов царевича Александра, а также царевича Левана, действовавших при явной поддержке вышеупомянутых стран. Более того, использовались не только лично представители бывшей правящей грузинской династии, но от их имени действовали иранские и турецкие агенты, прибывшие в сентябре 1809 г. в Кабарду и Балкарию. Последним было поручено «приглашать» кабардинцев, балкарцев, осетин и чеченцев нападать на российские границы [21].
В начале 1812 г. напряженной ситуация продолжала оставаться в Закавказье, где в Кахетии вспыхнуло восстание крестьян, перекинувшееся также на район Военно-Грузинской дороги. В восстании приняли участие ингуши и осетины. В условиях невозможности переброски российских войск из центральной России из-за продолжавшейся Отечественной войны 1812 г. власть империи на Северном Кавказе и в Закавказье была под серьезной угрозой.
Но все же к осени 1812 г. движение по важнейшей военно-транспортной коммуникации было восстановлено, более того летом были присоединены Акуша-Дарго и Казикумухское ханство [6, с. 28; 21, с. 118-121; 19, с. 20]. Тем самым завершился процесс включения Дагестана в состав Российской империи, не получивший еще международного правового подтверждения. Российское командование на Кавказе в 1812 г., несмотря на подавление восстания в Кахетии, действовало достаточно либерально. Так, генерал Н.Ф. Ртищев, предпочитая военным акциям меры экономического воздействия, применял разрешения или запрещения «водить» купеческие караваны и участвовать в торговле [19, с. 306]. Его методы в отношении кавказских народов получили определение «политики опоры на ханства» [12, с. 92], но оцениваются в историографии неоднозначно.
28 мая 1812 г. в Бухаресте был подписан русско-турецкий мирный договор, вторая секретная статья которого предоставляла возможность России использовать участок Восточного берега Черного моря на протяжении двух часов пути к северу от правого берега реки Риони и четырех часов пути к югу от Анапы для выгрузки и привоза военных припасов и снаряжения. Укрепленные пункты Редут-кале, Анаклия и Сухум-кале остались
за Российской империей, но «далеко не первоклассная, но крайне вредная в политическом отношении турецкая крепость Анапа» требовавшая от Российского государства «...такого количества военных походов как армий и флота, какого не вызывала никакая другая неприятельская крепость...» [22], была возвращена Османской империи.
Результатом войны между Российской империей и Османской Портой на Кавказе стали возврат только что взятых русскими войсками крепостей Ахалкалаки, Поти и Анапы. По смыслу условий Бухарестского мира добровольно перешедшая в состав России Грузия, Имеретия, Мингрелия, Гурия и Абхазия оставались за Россией, пункты о переходе вышеуказанных территорий в состав России уточняться не стали [23]. Это дало Порте возможность в дальнейшем требовать перехода вышеуказанных территорий под ее юрисдикцию, поскольку пункт, говоривший о территориях, добровольно вошедших в состав России, мог трактоваться в пользу как России, так и Турции.
Мирный договор с Османской Портой был подписан в условиях ожидавшейся войны с Францией, до которой оставалось не многим более месяца, поэтому российские требования не были столь категоричными и присоединенные территории не были значительными.
В 1813 г. заключается мирный договор с шахским Ираном, подписание которого происходило в совершенно иной обстановке, после победы в Отечественной войне 1812 г. и с началом заграничного похода, когда международное положение Российской империи значительно улучшилось. В условиях резкого роста влияния России в европейской политике империя могла позволить себе заключение мирного договора на основании Status quo ad presenten, т.е. положения, существующего на данное время. По сути это означало, что России отходили территории, занятые российскими войсками. Вторая статья Гюлистанского мирного договора предусматривала работу согласительной комиссии для определения границ «по заключении и ратификации сего трактата» [24].
Территория, отошедшая России по Гюлистанскому договору, а именно ханства Карабахское, Ганжинское, Шекинское, Ширванское, Дербентское, Кубинское, Бакинское и Талышенское передавались во владение Российской империи. Общая площадь включенных территорий составила 66,8 тыс. квадратных верст, что было не многим менее площади всех земель, отошедших России на Кавказе с 1801 по 1810 гг. Кроме того, за Россией Ираном признавались весь Дагестан, Грузия с Шурагельской провинцией, Имеретия, Гурия, Мингрелия и Абхазия [24, с. 42, 43].
Согласно статье пятой вышеуказанного мирного договора, за Российской державой предусматривалось исключительное право содержания на Каспии военной флотилии. Для благоприятствования российской торговле девятой статьей устанавливалась 5 %-я пошлина с ввозимых российских товаров [24, с. 644-645]. Жесткость договора с Ираном оправдывалась серьезным английским вмешательством в дела персидской державы.
После 1813 г. позиции в Закавказье и на Северном Кавказе Российской империи укрепились. Это было связанно с удачным окончанием османо-российской (1806-1812 гг.) и персидско-российской (1804-1813 гг.) войн, а также победой в Отечественной войне 1812 г.
Положение на Кавказе для России оставалось сложным: местная феодальная и родоплеменная элита на присоединенных территориях не могла теперь в прежнем объеме применять лавирование между российскими, иранскими и турецкими властями. Россия в этом случае представлялась основным субъектом, определяющим социально-политическую ситуацию в регионе. Российская империя для прекращения феодальных междоусобиц и набегов вынуждена была сама определять методы государственной политики в отношении горского населения. Взаимоотношения усложняли пестрая этническая картина региона, своеобразие социально-экономических отношений, в том числе «набеговая экономика», фактическое отсутствие традиций существования и развития в рамках своей или чужой государственности.
После разгрома наполеоновской Франции происходит уход одного из важнейших международных игроков в регионе - французской дипломатии.
России же предстоял теперь преимущественно силовой этап решения проблем на Кавказе, началом которого стала деятельность А.П. Ермолова на посту главнокомандующего Кавказской армией. Однако вновь не исключались и попытки невоенного урегулирования ситуации в регионе в рамках сложного и неоднозначного процесса интеграции народов Кавказа в государственную систему России.
Литература
1. Жилин П.А. Гибель наполеоновской армии в России. М., 1974. С. 34.
2. ХоскингД. Россия: народ и империя (1552-1917) / Пер. с англ. С.Н. Самуйлова. Смоленск, 2001. С. 35.
3. ФадеевР.А. Кавказская война. М., 2003. С. 34.
4. Каппелер А. Россия - многонациональная империя. М., 2000. С. 128.
5. Виноградов В.Б. 200 лет назад...// «Грузинский и русский народы вы братья»: Материалы асп.-препод. семинаров. Вып. 4. Армавир, 2001. С. 4.
6. История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.) / Под ред. А.Л. Нарочницкого. М., 1988. Т. 2. С. 18-19.
7. Броневский С.М. Исторические выписки о сношениях России с Персиею, Гру-зиею и вообще горскими народами, в Кавказе обитающими со времен Ивана Васильевича доныне. СПб., 1996. С. 148.
8. РГАДА, ф. 23, оп. 1, д. 38, л. 1-12.
9. Фадеев А.В. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М., 1960. С. 110; Броневский С.М. Указ. соч. С. 149.
10. Виноградов Б.В. Кавказ в политике государя Павла I (1796-1801 гг.). Армавир; Славянск-на-Кубани, 1999. С. 94.
11. История внешней политики России. Первая половина XIX века / Под ред. О.В. Орлик, В.Н. Виноградова, А.В. Игнатьева, В.Н. Пономарева. М., 1999. С. 34.
12. Гордин Я. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне. СПб., 2000. С. 11.
13. Клычников Ю.Ю. Влияние набеговой системы горцев на присоединение Грузии к России // «Грузинский и русский народы вы братья!»... С. 36.
14. Кавказ в сердце России: на вопросы современности ответы ищем в истории / Сост.: В.И. Десятерик, В.В. Доменьтьев; Предисл. С.В. Ястржембского. М., 2000. С. 24.
15. Берже А.П. Присоединение Грузии к России 1799-1831 гг. Тифлис, 1880. С. 23.
16. РГВИА, ф. 482, оп. 1, д. 6, л. 43-47.
17. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего Войска: В 2 т. (репринтное воспроизведение). Екатеринодар, 1913. Т. 2. С. 163.
18. ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 537, л. 2.
19. Русско-дагестанские отношения в XVIII - начале XIX века: Сб. док. / Отв. ред.
B.Г. Гаджиев. М., 1988. С. 289-290.
20. История Кабардино-Балкарской АССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1967. Т. 1. С. 219.
21. Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России. Вторая половина XVIII - 80-е годы XIX века. М., 1984.
C. 116; История Кабардино-Балкарской АССР... С. 226.
22. Веселовский Н.И. Военно-исторический очерк города Анапы. СПб., 1995. С. 4.
23. АКАК. Тифлис, 1870. Т. 4. С. 441-442.
24. Полное собрание законов Российской империи (собрание I, с 1644 по 1825 гг.). СПб., 1830. Т. 32. С. 641-642.
Славянский-на-Кубани государственный педагогический институт 14 августа 2006 г.
