CC BY
87
УДК 94 (470.62/.67)
А. Т. Джумагулова
НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ РУССКО-НОГАИСКИХ ОТНОШЕНИИ В КОНЦЕ XV-XIX ВЕКАХ
Статья посвящена взаимоотношениям России и кочевавших на Северном Кавказе и Северном Причерноморье в конце ХУ-Х1Х вв. ногайских обществ. Последние принимали активное участие в политических событиях, связанных с расширением российского влияния на Восток. Анализируется характер этого взаимодействия в исторической ретроспективе, показывается как менялись позиции сторон в результате динамично менявшейся геополитической конъюнктуры. Особое внимание уделяется внешнеполитическим аспектам проблемы, которые, во многом и объясняют позиции сторон в процессе выстраивания социально-политической и культурной коммуникации. Приводятся аргументы в пользу гипотезы о причине исхода ногайцев на территорию Крымского ханства, что, по мнению автора, было связано с экспансией калмыков на ногайские кочевья. Отношения ногайцев с крымской и османской знатью носили прогрессивный характер лишь до начала попыток крымских ханов установить политический контроль в ногайских ордах, используя при этом крайне жесткие методы. В подобных условиях, в середине XVIII в.,
ногайцы стали искать выход из обременительного подданства, защиту и покровительства Российской империи. Показаны обстоятельства поиска взаимоприемлемых форм отношений между номадами и имперской администрацией. Конкретизируются места проживания основных групп ногайского населения, и даётся оценка тем нормативно-правовым актам, которые лежали в основе регламентации жизни кочевых родов. Показывается роль института приставства, как наиболее приемлемой в сложившихся обстоятельствах форме диалога между государством и ногайскими обществами. Аргументируется вывод об эффективности такой модели управления, которая позволяла невооружёнными методами разрешать возникающие спорные ситуации. Выясняются причины исхода значительной части ногайских кочевий в пределы Турции, и показывается трагическая судьба тех переселенцев, которые предпочли покинуть пределы России.
Ключевые слова: ногайцы, Российская империя, Северный Кавказ, Северное Причерноморье, кочевники, дипломатия, российское покровительство.
A. Dzhumagulova
SOME ASPECTS OF RUSSIAN-NOGAY RELATIONS IN THE XVI-XIX CENTURIES
The article is devoted to the relationship between Russia and the Nogai societies that moved in the North Caucasus and the Northern Black sea region at the end of the XV-XIX centuries. The latter took an active part in political events related to the expansion of Russian influence in the East. The nature of this interaction is analyzed in historical retrospect, it is shown how the positions of the parties changed as a result of a dynamically changing geopolitical conjuncture. Particular attention is paid to the foreign policy aspects of the problem, which, in many respects, explain the positions of the parties in the process of building socio-political and cultural communication. Arguments are presented in favor of the hypothesis about the reason for the exodus of the Nogais to the territory of the Crimean Khanate, which, according to the author, was associated with the expansion of the Kalmyks to the Nogai nomads. The relations of the Nogais with the Crimean and Ottoman nobility were progressive only until the beginning of the attempts of the Crimean khans to establish political control in the Nogai hordes, using extremely harsh methods. Under such condi-
tions, in the middle of the XVIII century, the Nogais began to look for a way out of onerous citizenship, the protection and patronage of the Russian Empire. The circumstances of the search for mutually acceptable forms of relations between the nomads and the imperial administration are shown. The places of residence of the main groups of the Nogai population are specified, and those normative legal acts that underlie the regulation of the life of nomadic births are evaluated. The role of the institution of bailiff is shown as the most acceptable form of dialogue between the state and Nogai societies in the circumstances. The conclusion about the effectiveness of such a management model that allows unarmed methods to resolve emerging disputes is argued. The reasons for the exodus of a significant part of the Nogai nomads to the borders of Turkey are clarified, and the tragic fate of those migrants who chose to leave Russia is shown.
Key words: Nogais, Russian Empire, North Caucasus, Northern Black sea region, nomads, diplomacy, Russian patronage.
Процесс вхождения ногайских обществ в состав Российского государства до сих пор остаётся дискуссионным и вызывает немало вопросов
и противоречивых оценок. Ногайцы приняли активное участие в политических событиях, связанных с экспансией Московского царства, а затем и
Российской империи на Восток. В них ногайские общества сыграли двойственную роль, в одних случаях укрепляя позиции России, в других - ослабляя их.
Тематике «русско-ногайских» взаимоотношений уделялось немалое внимание в отечественной литературе XVIII в. [24], в мемуарах военных и гражданских чиновников XIX в. [2, 18]; о них писали советские историки [20]. Проблема русско-ногайских отношений активно исследуется и в современной исторической науке [1, 13, 19, 41]. При написании работы нами использовались материалы, хранящиеся в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА), Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА) и Государственном архиве Ставропольского края (ГАСК).
Целью данной статьи является освещение характера русско-ногайских отношений в XVI-XIX вв. и выявление изменений в ходе их развития.
Первое упоминание о ногайцах в русских летописях относится к 1481 г а уж с 1489 г. начинаются регулярные двусторонние отношения. Обе стороны стремились установить и развивать добрососедские политические и экономические связи. Для размещения часто приезжающих в Москву ногайских послов существовали особые дворы; остальные располагались в частных домах. Взаимоотношения ногайских биев и мурз с Русским государством в XV-XVNI вв. развивались в сложных исторических условиях. Наибольшую самостоятельность и военно-политическую активность ногайцы проявили с 1481 по 1560 гг. Во многих документах говорится о принятии ногайским улусом российского подданства, но на самом деле кочевники превратились лишь в вассальные орды, зависимые от более сильного государства -России. Взаимные обязательства скреплялись соответствующими шертными грамотами.
С конца XVI - начала XVII вв. Ногайская орда находилась в состоянии феодальной раздробленности. В ней существовали самостоятельные орды: Едисанская, Едишкульская, Джембойлукская, Буджакская и Кубанская, во взаимоотношениях которых периоды мирных связей чередовались с междоусобными войнами. В таких условиях каждая орда и даже отдельные ногайские мурзы независимо от других развивали свои связи с Русским государством и другими соседями. Внутренняя политика ногайских феодалов была направлена на расширение и укрепление их собственной власти [19, с. 548]. Раскол в социальных верхах ногайского общества определил поляризацию внешнеполитической ориентации противоборствующих группировок в различных направлениях - одних на российский, других на крымский двор, за которым стояла Османская империя [41, с. 382-426]. Решающую роль сыграла в этом процессе экспансия на территорию кочевий ногайцев в 20-30-х гг. XVII в. калмыков, создавших под протекторатом России Калмыцкое ханство [20, с. 121-122]. В 1635-1636 гг. Большая и Малая Орды пробились через Дон и объедини-
лись с Крымским ханством территориально [24, с. 300].
Однако еще до этих событий ногайцы уходили в причерноморские степи вплоть до Днестра. В начале XVI в. здесь образовалась самостоятельная орда под названием Буджакская. Буд-жаком («угол») у турок называется южная часть Бессарабии. Этнический состав Буджакской орды разнообразен, но в основном включал колена (рода) едисанских ногайцев. В начале XVII в. Буд-жакская орда стала орудием Османской империи против непокорных крымских ханов [40, с. 8]. Длительное совместное проживание обусловило некоторые особенности хозяйственного уклада ногайцев, образа жизни и управления.
Условия жизни в Крыму для переселившихся ногайцев были тяжелыми. Голод и бескормица 1638 г. привели к тому, что они ушли «за Перекоп на степь» [30, л. 156; 31, л. 420]. Крымские ханы не хотели выпускать ногайцев из своих рук, они представляли собой значительную вооруженную силу и важный объект эксплуатации. Попытки установить политический контроль в ногайских ордах приводили к кровавым бойням. К примеру, по приказу крымского хана Бахадыр I Герая были убиты более 25 мурз, в том числе князь Петр Урусов (Урак-мурза Янарсланов), князь Гулим, князь Алей и многие другие мансуровские мурзы. Хан послал в их улусы своего нурэддина Сафар-Ги-рея, который «улусы их развоевал и мурз всех и их детей, которые в пеленках, порубил» [32, л. 3-4, 28-30]. Хан приказал взять под наблюдение беременных жен убитых мансуровских мурз, «покамест они родят, мужеска ли пол или жен-ска» [32, л. 3-4, 28-30], чтобы уничтожить затем мужское поколение. Русские агенты также сообщали, что ногайцев в Крыму сильно «теснят»: приезжавшие в улусы «сеймены берут с ногайцев кормы, а иным временем, выбив ногайских мужиков из дворов, емлют жен их себе на постель и позорять» [33, л. 216-217, 264]. Подобные компании закончились массовым уходом ногайцев за пределы Крымского полуострова.
Ногайские улусы, сорванные калмыками со своих старинных кочевий за Волгой, не могли прочно освоить новые места и вступили в период бесконечных скитаний по степям. Осколки ногайских орд не только не были связаны между собой, но и обнаружили стремление к постоянным посягательствам друг на друга. Ногайские мурзы в XVII в. были погружены в нескончаемую и непримиримую феодальную вражду, в жертву которой были принесены общие интересы ногайских улусов. В подобных условиях имели место разорительные походы ногайцев, соединившихся с калмыками, против своих же соплеменников [29, л. 24-46]. Часть ногайских обществ в рассматриваемый период «закладывались» за терских черкасских князей, мурз и узденей и кочевала с их людьми. Во многих местах по течению Терека, по обеим сторонам его, ногайцы завели «пахотные сабаны» и покосы, захватили промыслы. Часть ногайских обществ, поселившихся по Тереку,
вступили в соглашения с кумыками [27, л. 241242; 250-255, 266-267, 294-328; 28, л. 7-15, 57, 65-69, 223-228; 34, л. 138, 151, 181].
Обострившаяся внутриполитическая обстановка и связанная с этим неустойчивость орды Больших Ногаев толкала ногайских мурз на частые перемены ориентации: то они поддерживали связь с Россией, то с Крымским ханством, при этом постоянно перекочёвывали с места на место, то приближаясь к Волге, то удаляясь от нее к Тереку или Кубани [20, с. 117-118]. В конце XVII - начале XVIII вв. ногайские общества даже стали объектом оспаривания между калмыцкой и крымской знатью. Их походы вызывали многочисленные передвижения ногайских племен и переписку двух держав [36, л. 11-193; 37, л. 3]. В этих условиях перед московской дипломатией стояла трудная задача - удержать все ногайские улусы в сфере своего влияния, не допустить их союза с Крымом и Турцией, т.е. систематическое приведение ногайских мурз к шерти на верность Русскому государству. Шерть и степень ее соблюдения мурзами в полной мере определяли и сам характер русско-ногайских политических связей. По терминологии русских документов XVII в. все ногайские мурзы находились в российском подданстве. Однако подданство это было своеобразным. Прежде всего, ногайцы не обязаны были платить ясак или нести какие-либо повинности в пользу русского государства, в целом сохранялась за ногайцами большая самостоятельность, и степень зависимости от России складывалась на основе заключения шерти и выдачи аманатов.
Конечно, не все мурзы соблюдали принятые обязательства. Отступления отдельных ногайских мурз от шерти вызывались как объективными, так и субъективными причинами. Одной из важных причин выступала захватническая политика Крыма и Турции в ногайских обществах. С конца XVII -начала XVIII вв. орды Больших и Малых Ногаев снова уходят на так называемую «крымскую сторону». Крымское ханство, будучи вассалом Оттоманской Порты, делало все возможное, чтобы воспрепятствовать укреплению связей ногайцев с Россией, используя при этом и разобщенность ногайских орд, и открытые военные походы на них, и исламскую религию, получившую к этому времени широкое распространение среди ногайской знати [20, с. 141]. Переход ногайцев под крымский протекторат менял соотношение сил в Причерноморье и весьма осложнял задачу, стоявшую перед русским государством, по обороне своих южных границ.
В составе Крымского ханства ногайцы сохранили улусную систему правления во главе с феодальной родовой знатью. Крымская аристократия взяла на себя функции военно-административного контроля и управления набегами. Характер этих взаимоотношений не уходил далее вассальной зависимости номадов. О численности ногайцев есть следующие данные: Буджакская орда могла выставить от 30 до 40 тыс. воинов, Едишкульская Орда насчитывала 40 тыс. киби-
ток, Джембойлукская - 5 тыс. кибиток, Едисан-ская - 40 тыс. кибиток, Кубанская - 12 тыс. человек [15, с. 95-110]. С ногайцев взымали в казну Крымского ханства ежегодно по одной голове животных соответственно с 30-40 верблюдов, 20-25 лошадей, 25 коров и быков, 15-20 овец. В счет налога принимались лошади, крупный рогатый скот в возрасте не ниже трех лет, а овцы - однолетки. Хлебная подать составляла 1/10 с каждой меры [35, л. 83б. - 83б об.]. Попытки крымских ханов усилить налоговое давление и установить политический контроль в ногайских ордах вызывали недовольство и мятежи в ногайской среде, участившиеся с 30-х гг. XVIII в. [15, с. 95-110].
С середины XVIII в. в результате обострившихся взаимоотношений с крымскими ханами ногайские мурзы изъявили желание возвратиться в Россию. 21 июня 1754 г. в Санкт-Петербург прибыл едисанский мурза Кутлу-Акай-Ходжи с письмом-просьбой главных мурз - Каная и Ши-нуши - принять едисанский народ в подданство России [42, с. 117]. Русское правительство отказало мурзам в кочевьях, так как это могло привести к трениям и к разрыву мирных отношений России с Турцией [17, с. 31].
В 1757 г. ногайцы совершили набеги на земли запорожских казаков. Используя крайне жестокие методы, хан добился возмещения причиненного ущерба, но объем названных им компенсаций был значительно больше нанесенных ущербов (300 мешков денег) [12, с. 212-213; 40, с. 234]. Многих влиятельных мурз обвинили в участии в набеге и взяли под стражу, а «знатнейших из них поубивали». Крымский хан направил вооруженных людей, главным образом из волохов, для сбора контрибуции у нескольких ногайских орд. Прибывшие на место люди хана ворвались в кибитку «весьма почитаемого» ногайского мурзы, отсутствовавшего в это время, «били мать, жену и детей его». Не стерпев такой расправы мать мурзы, будучи храброй женщиной, собрала нескольких женщин, и вместе они выгнали всех сборщиков, которые, однако, успели убить мать мурзы. Вернувшийся домой мурза, разъярился и решил отомстить за смерть матери. Собрав людей, он бросился в погоню за сборщиками, которых, догнав, порубил. После этого случая, как свидетельствуют источники, вся орда начала возмущаться. И вскоре все дворяне стали вооружаться, чтобы потребовать у хана сатисфакцию за причинённое бесчестье [20, с. 152-153]. Ногайцы, выставив 80-ти тыс. войско, разгромили войско хана. Взбунтовавшиеся ногайцы выжгли несколько молдавских деревень и совершили набеги на г. Дубоссары и Яссы. В осложненной политической обстановке турецко-крымских отношений ногайцы снова обратились к России с прошением о принятии в русское подданство [36, л. 81]. И в этот раз попытка вступить в протекцию России успеха не имела. Примечательно, что в ответном письме ногайцам российская администрация рекомендовала отказаться от своих намерений получить подданство России до тех пор, пока
между двумя странами не начнется война. Тогда последняя будет согласна принять в свою протекцию ногайцев [20, с. 159-160].
Ногайцы по существу вышли из подчинения Османской империи, однако и Россия была не в состоянии оказать им реальную помощь и покровительство, чтобы не обострять отношений с Портою. В подобных условиях часть ногайских обществ в 1759 г. во главе со своими мурзами ушли в «службу королю прусскому» [20, с. 158]. Вскоре за ними последовали и другие: Жолмамбет-мур-за, Оразмамбет-мурза, Омурза, Канай-мурза, Орак-мурза. Общая численность ушедших неизвестна, однако отмечается, что только у двух еди-санских мурз - Жолмамбет-мурзы и Орак-мурзы -общая численность людей достигала 30 тыс. семей [20, с. 158].
В период русско-турецкой войны 1768-1774 гг. основная масса ногайцев приняла российское подданство. В начале 1771 г. в Петербург были направлены посольства Едисанской и Буджак-ской орд. 20 февраля 1771 г. ногайские посланники и депутаты были приняты Екатериной II. В результате переговоров императрица подписала грамоту о вступлении Едисанской и Буджакской орд в протекцию, в союз и дружбу с Россией [37, л. 478]. К исходу 1770 г., следуя совету и примеру Едисанской и Буджакской орд, изъявили желание выйти из-под турецкого подданства ногайцы Джембойлукской и Едишкульской орд. Переговоры состоялись в г. Кафе. Для торжественного подтверждения своих обещаний ногайцы отправили посольство в Петербург. В результате переговоров правительство Екатерины II согласилось принять эти орды в протекцию России [20, с. 168].
Следует заметить, что отделения Малых Ногаев были приведены под царскую руку силой оружия. В ноябре 1769 г. салтанаульские ногайцы были причислены к кабардинскому ведомству [24, с. 58]. На имя императрицы Екатерины II было составлено «Всеподданнейшее письмо Кубанских мурз» от 17 февраля 1770 г., от их имени принял присягу князь Ислам Мусин. В 1771 г. касаевские и наврузовские аулы были разбиты генералом фон де Медемом, после чего они, оставив аманатов, присягнули на верность России [1, с. 77].
Из донесения А. В. Суворова князю Г.А. Потемкину видно, что в 1782 г. численность ногайского населения была значительной - 73,7 тыс. семей (казанов). По его мнению, в Едисанской орде, разделенной на два крыла (правое и левое), считалось 20 тыс. казанов, в Едишкульской орде, состоящей из минского, бурлацкого и кара-китайского поколений, - около 25 тыс. казанов, в Джембойлукской орде - 700 казанов. В заку-банских ордах: Наврузовской - до 8 тыс. казанов, Касаевской - 4 тыс. казанов. В Буджакской орде, кочующей в Бендеровской степи, было около 5 тыс. казанов [26, л.18].
Ногайцы получили желанное подданство, однако такого рода отношения при всем их позитивном багаже всё же не явились гарантией надежного и не поддающегося конъюнктурным колебаниям совместничества. Неминуемо на-
капливались взаимные претензии и обиды, на которых активно играла турецкая агентура, стремящаяся втянуть ногайцев в противоборство со своим российским соперником [36, л. 81]. Раздражающим фактором была набеговая практика и воровство скота, чем охотно занималась молодёжь и представители феодальной верхушки, а также специфика хозяйственного уклада ногайцев, для которых существующие политические границы становились преградой для ведения привычного кочевого образа жизни.
Влияли на ситуацию и субъективные факторы, связанные с недостаточной политической дальновидностью того или иного российского чиновника или ногайского мурзы [25, с. 304-305]. Многочисленные поколения мурз проявили в рассматриваемый период явную неспособность поддержать единство Орды. Напротив, ногайские феодалы были погружены в нескончаемую и непримиримую феодальную вражду, в жертву которой были принесены интересы ногайских улусов.
В 1780-х гг. назрела ситуация, которую условно можно охарактеризовать как кризис в отношениях между частью ногайского общества и российской властью. В подобной ситуации даже возник план переселить ногайские общества в «тыловые» районы империи, в Уральские степи [35, л. 64 - 64об.]. Под влиянием неблагополучной внешнеполитической конъюнктуры российская администрация пошла на применение силовых акций против «немирных» ногайских обществ, что привело к вооруженным столкновениям и многочисленным жертвам. Часть ногайских обществ, увлеченных турецкими агентами, переселилась на территорию Османской империи.
В 1792 г., по проекту Г А. Потемкина русское правительство решило расселить остатки ногайских племен: часть - к трухменам и ногайцам, кочующим в низовьях Кумы по Каспийскому морю, другую часть - на левый берег реки Молочной в Таврической области, отчасти - на Днестр, где ногайцы когда-то жили, отчасти - на правый берег Кубани. Некоторые ногайские племена расположили свои кочевья по рекам Калаус, Большой и Малый Янкуль, Кугульта, Айгур [26, л. 19].
При всей неоднозначности происходивших событий общая тенденция на сближение между ногайцами и Российской державой не только сохранялась, но и укреплялась, что было обусловлено общностью экономических, политических и культурных интересов участников наметившегося исторического диалога.
В административном отношении закубанская территория, населенная ногайцами, была разделена на три приставства:
1) Главное приставство закубанских народов. Оно ведало ногайскими племенами и дударуков-скими абазинцами.
2) Приставство тохтамышевское, ведавшее ногайцами рода тохтамыш, частью абазинских и кабардинских аулов.
3) Приставство бесленеевских и закубанских армян, куда входили наврузовские ногайцы [18, с. 111].
Ногайцы степных районов Северного Кавказа в административном отношении были распределены на 4 приставства:
1) Калаусо-Саблинское и Бештово-Кумское приставство. Ногайцы рода касай, мангит, едисан и едишкуль, вошедшие в это приставство, кочевали по Большому и Малому Янкулю, по верховьям реки Калаус и ее нагорной части. Ногайцы указанного приставства территориально входили часть в Пятигорский, а частью в Ставропольские округи [7, л. 43-48; 9, л. 12-14].
2) Калаусо-Джембойлукское приставство входило в состав Ставропольского округа и простиралось по низовьям реки Калаус, по рекам Кугульта, Барханчак, Айгур и Камбулат. В Кала-усо-Джембойлукское приставство входили ногайцы джембойлукского рода: месит, канглы, ка-рарюм, а также особе племя шерет калмыцкого происхождения, издавна кочевавшее с ногайцами [6, л. 45-48].
3) Ачикулак-Джембойлукское приставство включало территорию между Моздоком и рекой Кумой, принадлежащей Моздокскому округу. Кочевали здесь едисанцы и джембойлуковцы. Едисанцы состояли из 4 кубов: кенегес, мангыт, бурку, тувулга. Джембойлуковцы состояли из трех кубов: канглы, карарюм, месит [9, л. 12-14].
4) Караногай-едишкульское приставство. Оно располагалось на территории Моздокского и Киз-лярского уездов. Кочевали здесь караногайцы и едишкульцы. Караногайцы состояли из трех кубов: найман, кипчак и терик. Едишкульцы представлены родом аскостамгалы [4, л. 147; 9, л. 12-14].
В Таврической губернии ногайцы проживали между рр. Бердой, Конскими и Молочными водами. Примечательно, что здесь ногайские общества прошли интересный эксперимент от создания ногайского казацкого войска до установления приставской администрации. В 1810 г. ногайские общества составляли 4 волости: Ашинскую, Кор-сакскую, Молочанскую и Кильтичинскую, которые включали колена орды Едисанской, Едишкульской и Джембойлукской орд. В 1821г. в ногайских кочевьях был учрежден административный центр -город Ногайск [23, с. 564-566].
Основными нормативно-правовыми актами, регламентирующими права ногайцев, стали «Положение для управления обитающих Таврической губернии Мелитопольском уезде ногайцев» (1805), «Наказ для управления ногайцами» (1822), «Устав об управлении инородцами» (1822), «Устав для управления ногайцев и других магометан, кочующих в Кавказской области» (1827). Согласно их положениям, за обществом сохранялось выборное самоуправление, за мурзами и духовенством - статус и наследственно-династические права, также правительство признало за ногайцами компетенцию обычного права в качестве правового феномена.
Важным вопросом во взаимоотношениях новых российских подданных и российской администрации являлся вопрос землевладения и землепользования. Постепенно проводилось
изъятие пастбищных ногайских земель - сначала для казачьих военных линий, затем для русских крестьян-поселенцев. Сокращение пастбищных территорий вело к ухудшению качества используемых земель. Земельный голод приводил к нарушению пастбищно-кочевой системы, что вело к ухудшению положения ногайцев [10, л. 254].
В процессе социально-экономической адаптации ногайцев можно выделить несколько основных черт. Ведущей отраслью хозяйства оставалось кочевое скотоводство. Преобладающее положение животноводства и коневодства определялось экономической целесообразностью и традиционным кочевым бытом. В рассматриваемый период в ногайских обществах сохранялись крупные коневоды: Нуруш Ибрагимов, Тангат Куватов, Тангатар Кубанов, Байгары Тангаторов, Менгли-мурзат Сормамбетов и т.д. Известные конные заводы находились в Калаус-Джембойлукском и Ачикулак-Джембойлукском приставствах. Заводы были степными, табунными, лошадей в них растили верховых упряжных [11, л. 7 -18 об.]. По данным И. В. Бентковского, с 1822 по 1860 гг. количество лошадей у ногайцев сокращается вдвое - с 22 тыс. до 11 тыс. Государственные меры для улучшения состояния, в том числе легализация заводов, ежегодные съезды коневодов, к сожалению, не давали положительных результатов, так как основной причиной упадка являлось уменьшение земельного фонда, необходимого для выпаса [2, с. 21, 28-29].Сами ногайцы отмечали: «когда степи были вольны, не раздроблены, не населены, и когда о спорах за подножный корм не было помину, тогда именно наши табуны процветали» [2, с. 30]. Переход к оседлости и занятию земледелием у кавказских ногайцев сдерживался рядом факторов, основную роль в этом процессе сыграло отсутствие воды и недостаток плодородных земель. При этом ногайцы Таврической губернии успешно практиковали занятия земледелием [38, л. 24-26]. Тем не менее, основным видом деятельности у ногайцев оставалось скотоводство, хотя оно постепенно принимало пастбищно-отгонную форму.
Но не только это задерживало интеграцию ногайцев в российское правовое пространство -немалое значение имели и просчёты местных властей. Многие авторы, которые касались положения ногайцев, писали о многочисленных бесчинствах, царящих в ней. Так в начале 1836 г. поверенные от караногайского и едишкульского обществ в своей жалобе начальнику Кавказской области писали, что «по управлению ногайцами употребляется большое число казаков, называемые дуванщиками, кои посылаются по делам и вообще ездят на ногайских лошадях, выбирая из табуна самих лучших и скорою ездою портят оных, так что хозяева, которые имели по 2 и по 3 лошади, теперь остаются совсем пешими». В связи с этим поверенные просили «ограничить число казаков» [8, л. 1-4].
К середине XIX вв. в связи с изъятием пастбищных угодий, произволом бюрократического
аппарата чиновников и военных отрядов и многих других злоупотреблений местной администрации вызывали возмущение у ногайского населения. Оно выражалось в различной форме: подаче коллективных жалоб, отказе об уплаты податей, бегства в пределы турецких владений и переходе к закубанцам. При этом институт приставства оказался взаимоприемлемой формой диалога между государством и ногайскими обществами и позволял невоенными методами разрешать возникающие спорные ситуации. Большую роль в административном управлении и хозяйственно-экономической деятельности в первой трети XIX в. сыграла личность генерал-майор Султана Менг-ли-Гирея в должности пристава ногайцев Калау-со-Саблинского и Бештово-Кумского приставств. Султан Менгли-Гирей принял деятельное участие в налаживании жизни своих подвластных и привлек немало закубанских ногайцев на российскую сторону [14, с. 51-55].
К началу 50-х гг. XIX в. ногайские общества -как на Кавказе, так и в Таврической губернии -успешно адаптировались к социально-политической жизни в империи, однако уже вскоре они ушли из России под державную руку единоверного падишаха. Большое влияние на этот процесс оказала протурецкая пропаганда в лице привилегированного класса феодалов. Господство патриархально-феодальных отношений и родовых институтов, власть религии и духовенства неизменно послужили их интересам в этом процессе. Но были и те, кто уже удачно вошёл в состав российской элиты и видел своё будущее и будущее ногайского народа в неразрывном единстве с русскими. Это были такие авторитетные владельцы, как князь Адиль-Гирей Капланов-Нечев, Султан Казы-Гирей, Султаны Тохтамыш и Джанибек Ги-реи, семьи Мансуровых, Мамаевых, Карамурзи-ных и др. [3, с. 46].
За 1858-1859 гг. в Турцию переселились около 70 тыс. ногайцев Калаус-Джембойлукского, Кала-ус-Саблинского и Бештово-Кумского приставств [5, л. 90], 39,6 тыс. прикубанских ногайцев [21, с.113] и около 50 тыс. ногайцев из Таврической губернии [39, с. 210]. Однако приведенная статистика переселенцев неточна, т.к. немало ногайцев ушло в Турцию самовольно, без пропусков, без ведома властей.
Отличительной особенностью ногайского му-хаджирства от мухаджирства горского являлось то, что у номадов оно не было следствием военно-политического поражения, а было связано с изменениями в социально-экономической жизни, наличием определённых религиозных предубеждений и проводимой антирусской пропаганды [16, с. 258-277].
Положение ногайских эмигрантов в Турции было крайне тяжелым. Ни земель, ни денег ногайцы не получили. Уже вскоре они стали с крайней настойчивостью искать случая возвратиться на прежние места жительства. «Странное явление представляет собою в настоящее время Анатолия. В то время как тысячи новых переселенцев
из крымских татар, ногайцев и кавказских горцев с каждым днем прибывают в Константинополь и в порты Анатолии, весь анатолийский берег, как мы лично в том могли убедиться покрыт этим же народом, требующим у местных властей дозволения возвратиться опять в Россию, - отмечает современник, - партия этих переселенцев села на пароход «Буг» и отправилась в Керчь, куда и прибыли в то самое время, как два турецких парохода брали из Керчи новых переселенцев. Прибывшие в Керчь из Смирны татары кажется самым своим возвращением должны были бы подействовать на вновь отправляющихся, но те, движимые фанатизмом, не обратили внимания на только что прибывших и отправились в Синоп, где более 2000 их соплеменников выбиваются из сил, чтобы получить дозволение возвратиться в Керчь. В Самсуне несколько сот ногайцев кочевала на кладбище и, теряя каждый день десятки людей, они с отчаянием осадили дом русского вице-консула, в сад которого принесли своих детей, требуя, чтобы он их отправил в Россию или кормил» [22, с. 97-99]. Массовое переселение ногайцев приходится на 50-60-е гг. XIX в., оно продолжилось до конца русско-турецкой войны 1877-1878 гг. [43, р.1599-1606].
Резюмируя вышесказанное, отметим, что русско-ногайские отношения имели давнюю историческую традицию. На ранних этапах они развивались в условиях превалирования внешнеполитических факторов. При отсутствии политического единства и наличии нескольких самостоятельных орд, каждая из которых выбирала внешнего покровителя и конкурировала с соседями, ногайцы становились заложниками геополитического противостояния различных центров силы. В таких условиях каждая орда и даже отдельные ногайские мурзы независимо от других развивали свои связи - часть ногайских племен подчинялась Российскому государству, другие -крымскому хану и турецкому султану, калмыцким тайшам. До начала XVIII в. русскому правительству приходилось иметь дело с политически раздробленными, порой враждующими между собой ногайскими ордами. В этих условиях перед московской дипломатией стояла трудная задача удержать все ногайские улусы в сфере своего влияния, не допустить их союза с Крымом и Турцией, для чего проводилось систематическое приведение ногайских мурз к шерти на верность Москве. Соблюдались такие договорённости не всегда, т.к. социальные верхи ногайского общества стремились максимально использовать быстро меняющуюся политическую конъюнктуру для получения преференций и выбирали наиболее привлекательную с политической и экономической точки зрения позицию. По мере усиления позиций России в регионе желающих делать ставку на турецкую помощь становилось всё меньше, а взаимоотношение ногайцев с империей трансформировалось от вассально-со-юзнического до подданнического. Неуклонный процесс интеграции ногайцев в административно-правовую систему России в первой половине
XIX в. представлял собой коренную и нелегкую, а нередко и весьма болезненную ломку прежнего уклада жизни, на которую пошли далеко не все
ногайские общества, отдав предпочтение более радикальному и драматическому варианту исторической судьбы, эмигрировав в Турцию.
Источники и литература
1. Алиева С. И. Ногайцы Северо-Западного Кавказа в исторических процессах XVIII - начала XX в.: дисс... канд. истор. наук. Краснодар, 2000. 272 с.
2. Бентковский И. В. Историко-статистическое обозрение инородцев-магометан, кочующих в Ставропольской губернии. Ногайцы. Часть 1. Ставрополь: Типография Губернаторского Правления, 1888. 134 с.
3. Венюков М. И. Очерк пространства между Кубанью и Белой. Записки Императорского Русского Географического Общества. Т.2. СПб.: б.и., 1863. 71 с.
4. Государственный архив Ставропольского края (далее - ГАСК). Ф.249. Оп. 2. Д. 23.
5. ГАСК. Ф. 249. Оп. 3. Д. 61.
6. ГАСК. Ф. 249. Оп. 3. Д. 167.
7. ГАСК. Ф. 249. Оп. 3. Д. 685.
8. ГАСК. Ф. 249. Оп. 3. Д. 2369.
9. ГАСК. Ф. 249. Оп. 3. Д. 2737.
10. ГАСК. Ф. 406. Оп. 1. Д. 8.
11. ГАСК. Ф. 407. Оп. 1. Д. 1400.
12. Гизер С. Н. Турецкий источник по истории буджакских ногайцев // Записки науково-дослщноТлабораторшсторп ^вденноТ УкраТни Запорiзького державного уыверситету: ^вденна УкраТна XVIII-XIX стшлття. Запорiжжя: РА «Тан-дем-У». Вип.6. 2001. С. 212-215.
13. Грибовский В. В. Управление ногайцами Северного Причерноморья в Крымском ханстве (40-60-е годы XVIII в.) // Тюркологический сборник. 2007-2008 (2009). История и культура тюркских народов России и сопредельных стран. М.: Восточная литература. 2009. С. 67-97.
14. Джумагулова А. Т. Вклад Султана Менгли-Гирея в организацию административного управления ногайцами Северо-Западного Кавказа в первой трети XIX века // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2014. №12 (50): в 3-х ч. Ч.И. С. 51-55.
15. Джумагулова А. Т. Некоторые аспекты ногайско-крымских взаимоотношений в XVIII в. // Российская государственность в судьбах народов Кавказа - XI. Материалы региональной научно-практической конференции. Пятигорск: ПГУ, 2019. С. 95-115.
16. Джумагулова А. Т. Причины и обстоятельства исхода ногайского населения в Османскую империю в 50-60-х гг. XIX в. // В мире научных открытий. Серия «Социально-гуманитарные науки». 2015. №1(1). С. 258-277.
17. Дружинина Е. И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года (его подготовка и заключение). М.: АН СССР, 1955. 368 с.
18. Забудский Н. Н. Военно-статистическое обозрение Российской империи: Ставропольская губерния. Т. XVI. Ч. 1. СПб.: б.и., 1851.
19. Кидирниязов Д. С. Ногайцы в XV-ХVIII вв. (политические, экономические и культурные аспекты взаимоотношений с сопредельными странами и народами): дисс. ... докт. истор. наук. Махачкала, 2001. 594 с.
20. Кочекаев Б. Б. Ногайско-русские отношения в XV-XVШ вв. Алма-Ата: Наука, 1988. 272 с.
21. Лайпанов Х. О. К истории переселения горцев Северного Кавказа в Турцию // Труды Карачаево-Черкесского НИИ истории, языка и литературы / Отв. ред. Р. А.-Х. Джанибекова. Ставрополь: Ставропольское книжное изд-во, 1966. Вып. V. С. 111-131.
22. Обратное переселение ногайцев и горцев // Журнал Министерства государственных имуществ. 1861. №8. С. 97-99.
23. Полное собрании законов Российской империи. Собрание Первое. СПб.: Типография II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1830. Т. XXXVII. 983 с.
24. Потто В. А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях: в 5 т. СПб.: Тип. Е. Евдокимова, 1887-1889.
25. Присоединение Крыма к России (рескрипты, письма, реляции и донесения): В 4 т./ под общ. Ред. Н. Ф. Дубровина. СПб.: Типография Императорской Академии Наук, 1885-1889.
26. Российский государственный архив древних актов (далее - РГАДА). Ф. 7. Д. 2914.
27. РГАДА. Ф. 115 за 1646 г. Д. 1.
28. РГАДА. Ф. 115 за 1647 г. Д. 1.
29. РГАДА.Ф. 119 за 1643 г. Д. 2.
30. РГАДА.Ф. 127 за 1637 г. Д. 1.
31. РГАДА.Ф. 127 за 1639 г. Д. 1.
32. РГАДА.Ф. 127 за 1639 г. Д. 2.
33. РГАДА.Ф. 127 за 1641 г. Д. 1.
34. РГАДА.Ф. 127 за 1644 г. Д. 1.
35. Российский государственный военно-исторический архив (далее - РГВИА). Ф. 52. Оп. 194. Д. 289.
36. РГВИА. Ф. 846. Оп. 47. Д. 1.
37. РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3.
38. РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 19066.
39. Сергеев А. А. Уход Таврических Ногайцев в Турцию в 1860 г. // Известия Таврической ученой архивной комиссии. Симферополь: Типография Таврическ. Губерн. Земства. 1913. №49. С. 178-223.
40. Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты, до присоединения его к России. ЗО-ОИД. Т. 15. Одесса: Типография А. Шульце, 1889. С. 152-403.
41. Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. М.: Восточная литература, 2002. 752 с.
42. Ялбулганов А. А. Некоторые аспекты российско-тюркских контактов на юге Восточной Европы в XVIII в. (Россия и ногайцы) // Контактные зоны в истории Восточной Европы: перекрестки политических и культурных взаимовлияний. РАН. М.: Институт истории РАН, 1995. С.116-119.
43. Mehmet Ali Ekrem KiNmveNogayTürklerimnOsmanliDevrindeDobrucu'yaveTümRumeli'yeGepmeleriveYerle^meleri // VIII Türk Tarih Kongresi, Ankara, 11-15 Ekim 1976, Kongreye Sunulan Bildiriler, Vol. III, Türk Tarih Kurumu, Ankara, 1983. P. 1599-1606.
References
1. Alieva S. I. Nogajcy Severo-Zapadnogo Kavkaza v istoricheskix processax XVIII - nacphala XX v. (Nogais of the Northwestern Caucasus in the historical processes of the XVIII - early XX centuries): thesis. Krasnodar, 2000. 272 p. (In Russian)
2. Bentkovskiy I. V. Istoriko-statisticheskoe obozrenie inorodtsev-magometan, kochuyushchikh v Stavropol'skoy gubernii. Nogaytsy. (Historical-statistical review of non-natives-Mohammedans, wandering in the Stavropol province. Nogais) Part 1. Stavropol': Governor Board Printing Office publ., 1888. 134 p. (In Russian)
3. Venyukov M. I. Ocherk prostranstva mezhdu Kuban'yu i Beloy. Zapiski Imperatorskogo Russkogo Geograficheskogo Obshchestva (Sketch of the space between the Kuban and Belaya. Notes of the Imperial Russian Geographical Society). Vol. 2. St. Petersburg, 1863. 71 p. (In Russian)
4. State Archive of Stavropol Territory.(GASK). F. 249. Inv. 2. D. 23. (In Russian). (In Russian)
5. GASK. F. 249. Inv. 3. D. 61. (In Russian)
6. GASK. F. 249. Inv. 3. D. 167. (In Russian)
7. GASK. F. 249. Inv. 3. D. 685. (In Russian)
8. GASK. F. 249. Inv. 3. D. 2369. (In Russian)
9. GASK. F. 249. Inv. 3. D. 2737. (In Russian)
10. GASK. F. 406. Inv. 1. D. 8. (In Russian)
11. GASK. F. 407. Inv. 1. D. 1400. (In Russian)
12. Gizer P. N. Tureckij istochnik po istorii budzhakskix nogajcev (Turkish source on the history of Bujak Nogais) // Zapiski naukovo-doslidnoi laboratorii' istorii Pivdennoi Ukraini Zaporiz'kogo derzhavnogo universitetu: Pivdenna Ukraina XVIII-XIX stolittya. Issue.6. Zaporizhzhya: RA «Tandem-U» publ., 2001. P. 212-215. (In Russian)
13. Gribovskiy V. V. Upravlenie nogaytsami Severnogo Prichernomor'ya v Krymskom khanstve (40-60-e gody XVIII v.) (Management of the Nogais of the Northern Black Sea Region in the Crimean Khanate (40-60s of the XVIII century)// Tyurkologicheskiy sbornik. 2007-2008 (2009). Istoriya i kul'tura tyurkskikh narodov Rossii i sopredel'nykh stran. Moscow: Eastern literature publ., 2009. P. 67-97. (In Russian)
14. Dzhumagulova A. T. Vklad Sultana Mengli-Gireya v organizatsiyu administrativnogo upravleniya nogaitsami Severo-Zapadnogo Kavkaza v pervoi treti XIX veka (The contribution of the Sultan Mengli-Girey to the organization of administrative management of the Nogais of the North-West Caucasus in the first third of the XIX century) // Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. Tambov: Gramota, 2014. No. 12 (50). Part. II. P. 51-55. (In Russian)
15. Dzhumagulova A. T. Nekotorye aspekty nogaysko-krymskikh vzaimootnosheniy v XVIII v. (Some aspects of Nogai-Crimean relations in the XVIII century) // Rossiiskaya gosudarstvennost' v sud'bakh narodov Kavkaza - XI. Pyatigorsk: PSU publ., 2019. P. 95-115. (In Russian)
16. Dzhumagulova A. T. Prichiny i obstoyatel'stva iskhoda nogayskogo naseleniya v Osmanskuyu imperiyu v 50-60-kh gg. XIX v. (Causes and circumstances of the exodus of the Nogai population to the Ottoman Empire in the 50-60s. XIX century) // V mire nauchnykh otkrytiy. Seriya «Sotsial'no-gumanitarnye nauki». 2015. No. 1(1). P. 258-277. (In Russian)
17. Druzhinina E. I. Kyuchuk-Kaynardzhiyskiy mir 1774 goda (ego podgotovka i zaklyuchenie) (Kuguk-Kainarji peace of 1774 (its preparation and conclusion). Moscow: SA USSR publ., 1955. 368 p. (In Russian)
18. Zabudskiy N. N. Voenno-statisticheskoe obozrenie Rossiyskoy imperii: Stavropol'skaya guberniya (Military Statistical Review of the Russian Empire: Stavropol Province). Vol. XVI. Part. 1. St. Petersburg, 1851. (In Russian)
19. Kidirniyazov D. S. Nogaytsy v XV-XVIII vv. (politicheskie, ekonomicheskie i kul'turnye aspekty vzaimootnosheniy s sopredel'nymi stranami i narodami) (Nogais in XV-XVIII centuries (political, economic and cultural aspects of relations with neighboring countries and peoples): thesis. Makhachkala, 2001. 594 p. (In Russian)
20. Kochekaev B. B. Nogaysko-russkie otnosheniya v XV-XVIII vv. (Nogai-Russian relations in the XV-XVIII centuries). Alma-Ata: Nauka publ., 1988. 272 p. (In Russian)
21. Laipanov Kh. O. K istorii pereseleniya gortsev Severnogo Kavkaza v Turtsiyu (On the History of the Relocation of Highlanders of the North Caucasus to Turkey) // Trudy Karachaevo-Cherkesskogo NII istorii, yazyka i literatury / ed by R. A.-Kh. Dzhanibekov. Stavropol': Stavropol publishing house publ., 1966. Issue. V. P. 111-131. (In Russian)
22. Obratnoe pereselenie nogaitsev i gortsev (Reverse Migration of Nogais and Highlanders) // Zhurnal Ministerstva gosudarstvennykh imushchestv. 1861. No.8. P. 97-99. (In Russian)
23. Polnoe sobranii zakonov Rossiyskoy imperii. Sobranie Pervoe (Complete collection of laws of the Russian Empire. Collection One). Vol. XXXVII. St. Petersburg: Printing House And Offices Of His Imperial Majesty's Own Office publ., 1830. 983 p. (In Russian)
24. Potto V. A. Kavkazskaya voyna v otdel'nykh ocherkakh, epizodakh, legendakh i biografiyakh (Caucasian war in individual essays, episodes, legends and biographies): In 5 Vols. St. Petersburg: Printing house of E. Evdokimov, 1887-1889. (In Russian)
25. Prisoedinenie Kryma k Rossii (reskripty, pis'ma, relyatsii i doneseniya) (Accession of Crimea to Russia (rescripts, letters, reports and reports): In 4 Vols / edited by N. F. Dubrovin. St. Petersburg: Printing House of the Imperial Academy of Sciences publ., 1885-1889. (In Russian)
26. Russian State Archive of Ancient Acts (RGADA) F. 7. D. 2914. (In Russian)
27. RGADA. F. 115 for 1646 year. D. 1. (In Russian)
28. RGADA. F. 115 for 1647 year. D. 1. (In Russian)
29. RGADA. F. 119 for 1643 year. D. 2. (In Russian)
30. RGADA. F. 27 for 1637 year. D. 1. (In Russian)
31. RGADA. F. 127 for 1639 year. D. 1. (In Russian)
32. RGADA. F. 127 for 1639 year. D. 2. (In Russian)
33. RGADA. F. 127 for 1641 year. D. 1. (In Russian)
34. RGADA. F. 127 for 1644 year. D. 1. (In Russian)
35. Russian State Military Historical Archive. (RGVIA) F. 52. Op. 194. D. 289. (In Russian)
36. RGVIA. F. 846. Inv. 47. D.1. (In Russian)
37. RGVIA. F. 846. Inv. 16. D. 3. (In Russian)
38. RGVIA. F. 846. Inv. 16. D. 19066. (In Russian)
39. Sergeev A. A. Ukhod Tavricheskikh Nogaitsev v Turtsiyu v 1860 g. (The departure of the Tauride Nogai to Turkey in 1860) // Izvestiya Tavricheskoi uchenoi arkhivnoi komissii. Simferopol': Tipografiya Tavrichesk. Gubern. Zemstva. 1913. No. 49. P. 178-223. (In Russian)
40. Smirnov V. D. Krymskoe xanstvo pod verxovenstvom Ottomanskoj Porty, do prisoedineniya ego k Rossii (Crimean Khanate under the rule of the Ottoman Porte, before its accession to Russia). Vol.15. Odessa: A. Shul'ce's Printing House publ., 1889. P. 52-403. (In Russian)
41. Trepavlov V. V. Istoriya Nogayskoy Ordy (History of the Nogai Horde). Moscow: «Vostochnaya literatura» publ., 2002. 752 p. (In Russian)
42. Yalbulganov A. A. Nekotorye aspekty rossijsko-tyurkskix kontaktov na yuge Vostochnoj Evropy v XVIII v. (Rossiya i nogajcy) (Some aspects of Russian-Turkic contacts in the south of Eastern Europe in the 18th century (Russia and Nogais) // Kontaktnye zony v istorii Vostochnoj Evropy: perekrestki politicheskix i kul'turnyx vzaimovliyanij. Moscow: Institute of Russian History of RAS, 1995. P. 116-119. (In Russian)
43. Mehmet Ali Ekrem. «Kirim ve Nogay Türklerinin Osmanli Devrinde Dobrucu'ya ve Tüm Rumeli'ye Gepmeleri ve Yerle^meleri» // VIII Türk Tarih Kongresi, Ankara, 11-15 Ekim 1976, Kongreye Sunulan Bildiriler, Vol. III, Türk Tarih Kurumu. Ankara, 1983. P. 1599-1606.
Сведения об авторе
Джумагулова Айгуль Темерхановна - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории, права и общественных дисциплин Ставропольского государственного педагогического института (филиала в г. Ессентуки) / aigul-men@mail.ru
Information about the author
Dzhumagulova Aigul - PhD in History, Associate Professor, Chair of History, Law and social disciplines, Stavropol State Pedagogical Institute (branch in Yessentuki) / aigul-men@mail.ru
