CC BY
114
УДК 316
Асатурова Лариса Леонидовна
независимый исследователь. ООО "Хит Проект" destiny-trial@yandex.ru Larisa L. Asaturova independent researcher. «Heath Proyekt» destiny-trial@yandex.ru
Некоторые аспекты рассмотрения концепта «маскулинность» Some aspects of reviewing the concept of 'masculinity'
Аннотация. В данной статье автор рассматривает категорию «маскулинность» через основные черты, которыми ее наделяют современные исследователи социальной направленности. Маскулинность выступает множественным понятием, социально-конструируемой категорией, существование которой не мыслится вне связи с властными отношениями, детерминирующими социальную структуру.
Ключевые слова: маскулинность, гегемонная маскулинность, подчиненная маскулинность, гендерная категория, социальный конструкт, гендер, гендерный порядок.
Annotation. In the present paper the author reviews the category of 'masculinity ' through the main characteristics which, according to social scientists, it possesses. Masculinity is shown as a multiple term, socially constructed category, which existence is not possible outside the power relations determining social structure.
Keywords: masculinity, hegemonic masculinity, subordinated masculinity, gender category, social construction, gender, gender order.
Прошедшие 30 лет с момента возникновения «мужских исследований» и нарастающие дебаты вокруг области мужского бытия ознаменовали собой смещение представлений о маскулинности как биологической данности, имманентно присущей мужчинам и объективно отличающей их от женщин, к пониманию ее в качестве социального конструкта, гендерной категории. Мужской вопрос, выведенный из «тени» на фоне социально-политических изменений, вызванных движениями за права женщин и различного рода меньшинств, не только проблематизировал сами основания концепта «маскулинность», но и поставил перед мужчинами новые вопросы. Что есть маскулинность? Что значит быть «настоящим мужчиной»? Как разрешить противоречия между стандартами, предъявляемыми обществом к мужчинам и индивидуальным несоответствием этим стандартам? Как отмечает
американский социолог М. Киммел, ведущий специалист области мужских исследований, современные мужчины по-разному реагируют на происходящие изменения [1, p. 518]. С одной стороны, некоторые из них готовы оспорить основы гендерного порядка и бросить вызов традиционному пониманию маскулинности. Они не боятся обнаружить в себе черты, ранее считавшиеся недопустимыми статусу «настоящего мужчины»: эмоциональность и чувственность по отношению к супругам или партнерам, вовлеченность в воспитание детей и заботу о них. Для других мужчин происходящие трансформации ознаменуют собой разрушение, ломку устойчивых конструкций, составляющих основу категории «маскулинность». Возникшие преимущественно в США мужские движения, такие как «Движения за права мужчин» (The Men's Rights Movements), «Верные слову» (Promise Keepers), «Мифопоэтическое движение» (Mythopoetic Movement), видят в феминизме и нарастающем влиянии женщин на всех уровнях функционирования социальной реальности угрозу, влекущую за собой подрыв традиционных ценностей и девальвацию мужских привилегий. По словам лидера Мифопоэтического движения, поэта Роберта Блая, современный мир, с одной стороны, способствует феминизации мужчин, а с другой, базируясь на принципах соревновательности, конкурентности, высокой степени автономности, толкает их на путь обретения гипермаскулинности. Оба эффекта способствуют отделению мужчин от их истинной сущности, что ведет к нарушению естественного хода вещей, возврат к которому может быть достигнут лишь путем восстановления традиций древнего мужского братства [2, p. 135].
На протяжении всей истории развития западной цивилизации, мужчины и все мужское воспринимались как некий Абсолют, незыблемый общечеловеческий идеал, относительно которого выстаивались представления о женщинах. Феминизм и гендерные исследования поставили под сомнение подобную трактовку понимания мужчин, а маскулинность стала восприниматься не как универсальное свойство, присущее мужчинам, а как некий относительный полюс, существующий и обретающий смысл только по отношению к женственности [3, c. 24]. По словам М. Киммела, именно критическое осмысление самого концепта маскулинность привело к осознанию его в качестве гендерной категории, поддающейся изменениям и трансформациям [1, p. 519].
Как отмечает американская исследовательница Ш. Бёрд, все современные теории, рассматривая маскулинность через призму социальной трактовки, выделяют следующие присущие ей черты [4, с. 20-22]:
1. Маскулинность является неоднородным понятием.
2. Маскулинность является социальной категорией, конструирование которой осуществляется в рамках определенной системы отношений.
3. маскулинность существует в связи с властным аспектом.
Рассмотрим каждую из них подробнее.
Во-первых, маскулинность представляет собой неоднородное понятие, включающее в себя не только определенные практики, но скорее
множественность практик, организующих социальную жизнь индивидов, как на уровне повседневности, так и на институциональном уровне. Данное понимание маскулинности связано с именем австралийской исследовательницы Р.Коннелл, первой, кто указал на неоднозначность концепта «маскулинность». Поскольку не все мужчины соответствуют культурно заданному образцу доминирующей «гегемонной» маскулинности, обладая разными статусами и привилегиями, то, корректнее будет говорить не о маскулинности, но о маскулинностях как многоаспектной системе отношений, учитывающей различия между мужчинами в обществе. В одной из своих наиболее известных работ под названием «Маскулинности», Р.Коннелл предлагает различать 4 типа маскулинностей: «гегемонную», «подчиненную», «сообщническую» и «маргинализованную» [5].
1. Гегемонная маскулинность (hegemonic masculinity). Согласно Коннелл, гегемонная маскулинность представляет собой конфигурацию гендерной практики, которая воплощает допустимый ответ на вопрос легитимации патриархата, что гарантирует господство мужчин и подчиненное положение женщин [5, p.77]. Носителями гегемонной маскулинности могут быть не только реальные люди, но и вымышленные персонажи, как, например, герои книг и фильмов, эпосов и мифов, отвечающие стандартам гегемонии через воплощение определенных знаков и смыслов. Несмотря на то, что отдельные мужчины оцениваются в критериях соответствия канону гегемонной маскулинности как влиятельные, независимые, обладающие властью, гегемонная маскулинность всегда является результатом коллективного процесса создания, утверждения и возвеличивания господствующего норматива, отражающего закрепленную институционально власть определенной группы мужчин. Гегемоннная маскулинность не существует автономно от трех других типов маскулинностей, по отношению к которым она выстраивается как недостижимый для большинства мужчин идеал.
2. Подчиненная (зависимая) маскулинность (subordinated masculinity). В западной культуре примером подчиненной маскулинности является гомосексуальная маскулинность, находящаяся под гнетом гегемонной модели. Сексуальное желание мужчин, направленное на лиц одного с ними пола, подрывает институт гетеросексуальности, нарушая границы функционирования «гетеросексуальной матрицы». Согласно понятию «гетеросексуальная матрица», введенному Д. Батлер, поддержание оппозиции между категориями «мужчина» и «женщина» осуществляется через обязательную, принудительную гетеросексуальность [6]. Гетеросексуальное желание поддерживает заданную структуру бинарных оппозиций и воспроизводит систему властной иерархии, из которой исключаются категории, выступающие маргинальными в рамках официального дискурса. По словам Коннелл, тот факт, что «один пол (женщины) существует как потенциальный сексуальный объект, в то время как другой пол (мужчины) в качестве такового исключается» [7, p. 586], является основополагающим элементом функционирования современной гегемонной маскулинности.
3. Сообщническая маскулинность (complicit masculinity). Как
было отмечено выше, гегемонная маскулинность представляет собой культурный идеал маскулинности, «определенный нормативный канон, на который мужчины и мальчики ориентируются, даже если их собственные свойства ему не соответствуют» [8, с. 8]. Сообщническая маскулинность является наиболее типичной формой проявления маскулинности, присущей большинству мужчин, выражающих конформное отношение господствующему нормативу маскулинности. Сообщническая маскулинность занимает комфортную позицию нахождения в тени гегемонной маскулинности, что позволяет пользоваться ее плодами в виде так называемого «патриархатного дивиденда» [5, р.79]. Согласно Коннелл, патриархатный дивиденд представляет собой привилегии, извлекаемые мужчинами из глобального патриархатного гендерного порядка, вытесняющего женщин на периферию функционирования гендерной системы. Патриархатный дивиденд конвертируется в престиж, успех, уважение, материальные блага, финансовую независимость, базирующиеся на существующем между мужчинами и женщинами неравенстве [5, р. 82]. Именно мужчины, в основном, сосредотачивают в своих руках материальный капитал, склонны удерживать власть и, даже при неравном выполнении объема работы, работа мужчин оплачивается и ценится выше, чем эквивалентная работа в исполнении женщин. Таким образом, всем мужчинам, даже тем, которые не в состоянии реализовать практики гегемонной маскулинности и имеют меньший доступ к коллективным благам, выгодно поддерживать существующий гендерный порядок, институционализирующий мужское доминирование и женскую субординацию [4, с. 23]. Как указывает Коннелл, факт получения патриархатного дивиденда, тем не менее, не мешает большинству мужчин относиться уважительно к матерям и женам, выполнять домашние обязанности, идти на компромиссы и избегать проявления жестокости и агрессии в своем поведении по отношению к женщинам [5, р. 80].
4. Маргинализованная маскулинность (marginalized masculinity). Если все три описанные выше типы маскулинностей (гегемонная, подчиненная, сообщническая) детерминированы отношениями внутри гендерного порядка, то данный тип маскулинности - маргинализованный -конструируется на пересечении гендера с другими структурами, такими как класс и раса [5, р. 80]. Маргинализованная маскулинность - это статус, занимаемый мужчинами, на основании их принадлежности к низшим слоям социума или этнически стигматизированным группам, которыми, к примеру, являются афроамериканцы, иммигранты [9, с. 93]. Доминантный дискурс приравнивает белый цвет кожи к разуму и рациональным действиям, в то время как темный цвет кожи рассматривается как соответствующий телу и, следовательно, имеющий иррациональное начало [2, р. 150]. Понимание темнокожих мужчин как сексуально ненасытных, грубых, агрессивных, ленивых выстроено в противовес рациональной, уравновешенной западной цивилизации. Подобные негативные коннотации, имеющие расистскую
природу, берут свое начало, как полагают исследователи, в колониальных захватах.
Рассмотренные выше согласно классификации Коннелл типы маскулинностей не могут конструироваться и существовать вне и за пределами более широкого социального контекста, институционального гендерного порядка, функционирование которого осуществляется на трех уровнях: власть, труд и катексис [5, p. 74]. Каждый из этих компонентов, составляющих структуру гендера, может быть использован как для описания отношений между мужчинами и женщинами как представителей бинарных групп, так и между различными группами мужчин. Мужчины, занимающие доминирующее положение в обществе - белые гетеросексуальные мужчины среднего и высшего классов, - склонны поддерживать существующие институциональные границы и барьеры, ограничивающие доступ женщинам и мужчинам, находящимся на периферии господствующего дискурса, к механизмам достижения высокого статуса, возможностям профессионального роста. Отсюда следует вторая характеристика маскулинности как категории, конструируемой в рамках системы отношений.
Наконец, в-третьих, говоря о маскулинности, невозможно не учитывать властный аспект, определяющий отношения системы господства и подчинения. В статье Д. Деметриу, посвященной критическому анализу концепта гегемонной маскулинности, автор соглашается с идеей подчиненности определенных типов маскулинности культурно закрепленному идеалу гегемонной маскулинности, предложенной Коннелл, и выделяет два соответствующих гегемонии измерения: внутреннее и внешнее [10, p.341]. Внутренняя гегемония утверждает иерархическую систему отношений между группами мужчин, обладающими различными властными и статусными полномочиями на основании таких факторов, как сексуальность, класс, раса. Внешняя гегемония обосновывает подчиненное положение женщин, находящихся под властным давлением мужчин. Данная форма гегемонии не только выступает механизмом возвеличивания мужчин и ниспровержения женщин, но, более того, именно возможность угнетения женщин наделяет ее таковым (гегемонным) статусом. Таким образом, власть как легитимная сила не только подчиняет женщин на уровне локального и глобального гендерных порядков, но и детерминирует отношения между мужчинами, выстраивая иерархии с несимметричным распределением властных полномочий на каждом из ее уровней.
Итак, в данной статье была сделана попытка показать, что маскулинность является не просто некой биологической данностью, но социальным явлением, гендерной категорией, столь же подвижной и неоднородной, как и сам гендер. Являясь социально конструируемой категорией, маскулинность изменяется под воздействием внешних условий, вследствие чего меняется и понимание того, что значит быть мужчиной в тот или иной момент развития общества.
Литература:
1. Kimmel M. S. Introduction: toward men's studies //American Behavioral Scientist. 1986. Vol. 29, № 3. P. 517-529.
2. Theorizing gender / Alsop R., Firzsimons A., Lennon K.; Minsky R. Cambridge [etc.]: Polity, 2002. 282 p.
3. Бадентэр Э. Мужская сущность. М.: АО Изд-во «Новости», 1995.
304 с.
4. Бёрд, Ш. Теоретизируя маскулинности: современные тенденции в социальных науках // Наслаждение быть мужчииной: западные теории маскулинности и постсоветские практики / под ред. Бёрд, Ш., Жеребкина, С. СПб.: Алетейя, 2008. C. 7-37.
5. Cornell R. W. Masculinities. Berkeley, CA.: University of California Press, 2005. 324 p.
6. Butler J.P. Gender trouble: feminism and the subversion of identity. New York, 1999. 221 p.
7. Carrigan T., Connell B., Lee J., Toward a new sociology of masculinity // Theory and Society. V. 14. № 5.
8. Кон И. Гегемонная маскулинность как фактор мужского (не) здоровья // Социология: теория, методы, маркетинг. 2008. № 4. С. 5-16.
9. Кон И. Мужчина в меняющемся мире. М.: Время, 2009. 496 с.
10. Demetriou D. Z. Cornell's concept of hegemonic masculinity: a critique // Theory and Society. 2001. Vol. 30, № 3. P. 337-361.
Literature:
1. Kimmel M. S. Introduction: toward men's studies //American Behavioral Scientist. 1986. Vol. 29, № 3. P. 517-529.
2. Theorizing gender / Alsop R., Firzsimons A., Lennon K.; Minsky R. Cambridge [etc.]: Polity, 2002. 282 p.
3. Badinter E. Male essence. M.: Publishing 'News', 1995. 304 с.
4. Bird S. Theorizing masculinities: modern tendencies in social sciences // Enjoyment of being a man: west theories of masculinity and post soviet practices / under the edition of BirdS., Zherebkin S. SPb.: Aleteya, 2008. Р. 7-37.
5. Connell R. W. Masculinities. Berkeley, CA.: University of California Press, 2005. 324 p.
6. Butler J. P. Gender trouble: feminism and the subversion of identity. New York, 1999. 221 p.
7. Carrigan T., Connell B., Lee J., Toward a new sociology of masculinity // Theory and Society. V. 14. № 5.
8. Kon I. Hegemonic masculinity as a factor of male (un)health // Sociology: theory, methods, marketing. 2008. № 4. Р. 5-16.
9. Kon I. Man in a changing world. M.: Time, 2009. 496р.
10. Demetriou D. Z. Cornell's concept of hegemonic masculinity: a critique // Theory and Society. 2001. Vol. 30, № 3. P. 337-361.
