CC BY
324
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ В СОВРЕМЕННЫХ ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ. СПб., 2016
A. А. Богданов
НЕИЗВЕСТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ О 9 ЯНВАРЯ 1905 Г. В ПЕТЕРБУРГЕ*
События 9 января 1905 г. навсегда вошли в историю как «кровавое воскресение». Разгон рабочих войсками, сопровождавшийся стрельбой и многочисленными человеческими жертвами, сильнейшим образом взбудоражил все слои русского общества, явившись толчком к первой русской революции 1905-1907 гг.
Это событие нашло отражение в многочисленных воспоминаниях очевидцев. Так, в справочнике, вышедшем под редакцией П. А. Зайончковского, приведено 56 наименований только изданных на тот момент воспоминаний, относящихся к 9 января1. Они посвящены разным аспектам, связанным с событиями этого дня. Многие из них до сих пор не опубликованы. К их числу относятся записи, сделанные Владимиром Степановичем Савонько в его дневнике.
В 2013 г. в Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ) поступило несколько томов «Черной книги» Владимира Степановича Савонько (1877-1936). В январе 1905 г. он был поручиком 1-й лейб-гвардии артиллерийской бригады.
В. С. Савонько родился в 1877 г. В 1898 г. окончил Михайловское артиллерийское училище. Служил в 1-й лейб-гвардии артиллерийской бригаде, участвовал в Первой мировой войне; в 1915 г. — полковник, командир лейб-гвардии 3-й парковой артиллерийской бригады. С 1919 г. — в Красной Армии, находился при штабе Южного фронта. В 1925-1930 гг. — помощник начальника, начальник хозяйственной части Военно-медицинской академии в Ленинграде2. Известно, что до революции он окончил петербургский Археологический институт, а в 20-30-х годах был бессменным председателем Ленинградского общества экслибрисистов. Умер в 1936 г.
К сожалению, подробная биография В. С. Савонько еще не составлена, это дело ближайшего будущего. Известны его автобиографии, рукописи статей, переписка3, однако дневник — «Черная книга» — только сейчас вводится в научный оборот.
Эта рукопись, поступившая в ОР РНБ, — интересный источник по истории быта гвардейского офицерства конца XIX — начала XX в., петербургского Археологического института и шире — истории Петербурга и всех событий, потрясших Россию и ее столицу в это время.
* Статья выполнена при поддержке Гранта РГНФ 15-01-00133 «Дневники гвардейского офицера
B. С. Савонько 1899-1909 гг.».
1 История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях: аннотированный указатель книг и публикаций в журналах. Т. 4. Ч. 2. М., 1984. С. 232-238.
2 РГВА. Учетно-послужная карточка командного состава РККА № 236255.
3 РГАЛИ. Ф. 341. Оп. 1. Д. 286; РО ИРЛИ. Ф. 377. Оп. 7. Д. 3151.
© А. А. Богданов, 2016
«Черная книга» — это подневные записи в записных книжках, которые вел В. С. Савонько. В ОР РНБ поступили три такие книги — за 1899-1903, 1904-1905 и 19071909 гг. «Книги», по словам автора, представляют собой «ТОЧНУЮ КОПИЮ (выделено автором. — А. Б.) всего того, что занесено на страницы моих записных книжек»4 в указанные годы. И далее: «Это — сырой материал, набросанный под свежим впечатлением каждого пережитого дня, которому я пожелал придать лишь приличную внешность, оставив его содержание в полной неприкосновенности»5.
Основной текст книг напечатан на пишущей машинке с рукописными вставками чернилами и незначительными исправлениями. В записи от 9 января 1905 г. один абзац закрашен синим карандашом; текст прочесть не представляется возможным.
Копии сняты, а книги переплетены вскоре после описываемых в «черных книгах» событий. На это указывают даты, поставленные на титульных листах перед текстами каждого года, а также то, что их переплеты не имеют единообразного оформления. На титульном листе записной книжки 1904-1906 гг. значится 1907 г.6 По-видимому, по «накоплении» материала записные книжки перепечатывались, редактировались и сразу отдавались в переплет. О существовании подлинников записных книжек В. С. Савонько неизвестно; о его личном фонде — также, поэтому машинописные «Черные книги» имеют самостоятельное значение и за отсутствием оригиналов записных книжек должны быть признаны основным текстом для подготовки их публикации.
Важное место в «Черной книге» 1904-1905 гг. занимает подробное описание событий и впечатлений знаменитого «Кровавого воскресения» — 9 января 1905 г.7 В. С. Савонько был в эпицентре событий — на Дворцовой площади и в районах, непосредственно прилегающих к ней.
«Кровавое воскресение» породило множество свидетельств. Это и официальные сообщения «Правительственного вестника», и рапорты офицеров — участников событий, и воспоминания людей самых разных сословий и политических взглядов. Общая канва происходившего в Петербурге в тот злополучный день хорошо известна8 как из официальных документов, так и из мемуарных свидетельств.
Обратимся к записям В. С. Савонько. Его свидетельство о событиях 9 января уникально еще и тем, что оно сделано гвардейским офицером — очевидцем, но не непосредственным участником событий.
Во втором часу дня В. С. Савонько прошел от Эрмитажа к Адмиралтейству, был свидетелем выстрелов, сделанных в толпу у решетки Александровского сада, затем дошел до Главного штаба, чтобы «обогреться» там, и далее, пройдя под арку, укрылся в ресторане «Малоярославец», находившемся в доме № 8 по Большой Морской улице, а к пяти часам вернулся домой.
После характеристики обстановки в районе Дворцовой площади В. С. Савонько переходит в своем повествовании к «атаке» шашками на Невском проспекте и у Певческого моста, а затем более подробно описывает обстановку у Александровского сада, где были
4 ОР РНБ. Ф. 1000. Собрание отдельных поступлений. Оп. 11. Д. 86. Л. 2; Д. 87. Л. 2; Д. 88. Л. 2.
5 Там же.
6 ОР РНБ. Ф. 1000. Оп. 11. Д. 87. Л. 41.
7 Там же. Л. 43-44 об.
8 См., напр., Доклад комиссии, избранной общим собранием присяжных поверенных 16 января 1905 года по поводу событий 9-11 января. СПб., 1905; Описание действий войсковых частей 9 января 1905 года // Красный архив. 1930. № 1(38). С. 4-11; Начало первой русской революции. Январь — март 1905 года. [Сб. документов]. М., 1955. С. 52-61.
сделаны выстрелы в толпу. Этот эпизод — центральный в его записях. Выстрелы были сделаны в толпу дважды, боевыми патронами. Согласно «Описанию действий войсковых частей 9 января 1905 года», составленному по рапорту командиров воинских соединений, «у Александровского же сада толпа укрывалась у решетки сада и позади ее, вследствие чего даже и атаки кавалерии с обнаженным оружием не оказали никакого действия. Тогда, после многократных увещаний и сигналов "стрелять", одна рота л.-гв. Преображенского полка принуждена была дать два залпа. После второго залпа толпа очистила прилегающую часть площади и сад, оставив на месте около 30 человек убитых и раненых, а затем была окончательно рассеяна атакой высланных вперед казаков»9.
Более подробные сведения дает рапорт командира полка генерал-майора В. С. Гадона. Он упоминает, что залп сделан солдатами 3-й роты капитана Мансурова. Приказание стрелять, согласно этому документу, было передано через П. А. Дельсаля Мансурову: «В это время полковник Дельсаль получил от генерал-майора Щербачева приказание его сиятельства командира корпуса открыть огонь. После этого конная гвардия сделала еще одну попытку оттеснить толпу, а вслед за тем была произведена атака лейб-казаками с обнаженными шашками; эти атаки не привели ни к чему, толпа оставалась на месте и громко кричала и свистела. Тогда полковник Дельсаль выехал к толпе и несколько раз предупреждал толпу о том, что после 3-х сигналов в нее будут стрелять. На что из толпы махали шапками, кричали: "Кого же вы пошлете в Японию?" И раздавались возгласы: "Стреляйте". После поданных на горне 3 сигналов, с промежутками между ними, полковник Дельсаль приказал командиру 3-й сводной роты капитану Мансурову стрелять. Был сделан залп по направлению на угол Александровского сада, и после этого залпа полковник Дельсаль приказал второй залп дать несколько правее, что и было исполнено»10.
Залп у Александровского сада описан во многих воспоминаниях, но поручик Б. В. Шульгин, кроме «Черной книги» В. С. Савонько, больше нигде не упомянут. Возможно, В. С. Савонько ошибся, приняв Мансурова за Шульгина. Его запись ценна деталями, фразами людей, отдельными эпизодами. Общей канве она, разумеется, не противоречит.
В повествовании В. С. Савонько крайне редко встречаются оценочные суждения: он старается быть наблюдателем, зафиксировать происходящее, хладнокровно описывая события. Только в конце записи от 9 января он выдает свое отношение к случившемуся, упоминая студента, который «первый удравший при угрозе стрелять, оставив в первых рядах экзальтированных простаков-рабочих, думающих, что они идут за "правое" дело и не ведая, что за их спинами прикрываются "поддонки" общества, для которых не существуют ни честь, ни правда, ни родина»11. Вообще, студенты появляются в записи Савонько несколько раз, он акцентирует на них внимание с явной антипатией к их роли в событиях.
Интересно отношение Савонько к военным. Сам гвардейский офицер, он был вынужден спасаться от толпы в ресторане. Несколько раз он акцентирует внимание на том, что именно на офицеров было направлено недовольство толпы — «бессистемная ругань», по его определению. Не давая никаких прямых характеристик войскам, он считает нужным отметить, что офицеры перекрестились перед тем, как отдать приказ стрелять в толпу у Александровского сада, назвав этот выстрел «кровавым уроком». Выстрелы еще больше взволновали толпу и настроили против войск и отдельных офицеров. Негативных характеристик Савонько военным не дает, но и от оправданий их действий также воздерживается.
9 Описание действий войсковых частей 9 января 1905 года. С. 7.
10 Начало первой русской революции... С. 58-61.
11 ОР РНБ. Ф. 1000. Оп. 11. Д. 87. Л. 44 об.
Зато он четко обозначает воинские части и даже называет фамилии некоторых встреченных им офицеров. Например, поручик Б. В. Шульгин, который, по словам Савонько, «поднял руку и опустил» перед выстрелом, в рапорте в штаб-гвардейского корпуса командира Преображенского полка В. С. Гадона не упомянут.
Савонько очень сдержан в оценках событий. Если сравнить его записки, например, с воспоминаниями С. Р. Минцлова, то можно убедиться, что последний в записях, сделанных после 9 января, постоянно анализирует произошедшее и скрупулезно излагает новости и слухи об этом. Савонько ограничивается фразой: «Слухов и толков о текущих событиях — мильон»12. В записях 10-13 января он кратко излагает обстановку в городе, а начиная с 16 января его записи вообще не касаются «кровавого воскресения». Если у Савонько нет уверенности в том, что он пишет, или он высказывает предположение, то всегда оговаривает это. Например, говоря о событиях, непосредственно предшествовавших выстрелам в Александровском саду, он отмечает: «Усилившиеся крики, надо думать, были ответом на предупреждение о стрельбе»13. В другом месте: «Большинство, вероятно, были до последнего момента уверены, что будут стрелять холостыми, а о "настоящих" и не думали»14.
«Черные книги» В. С. Савонько — интересный и достоверный источник, представляющий нам жизнь глазами образованного и любознательного гвардейского офицера начала прошлого столетия. Он нуждается в комментированной публикации, а его автор заслуживает составления подробной биографии. В настоящее время эта работа ведется силами сотрудников ОР РНБ и СПбГУ
Приложение
Запись В. С. Савонько от 9 января 1905 г.*
9 января — воскресенье
В 1 час дня я вместе с подпоручиком Ушаковым решили поехать в Эрмитаж для подробного осмотра Археологического отдела. Вид набережной и Мильонной улиц** был необычный. Всюду виднелись разъезды кавалерии и пехотные патрули. Площади охранялись взводами и эскадронами. Эрмитаж оказался запертым (хотя и должен был быть открытым). На Дворцовой площади — настоящей походный бивак. Виднеются костры, у которых, приплясывая, греется пехота. Тут же кавалергарды. Дымятся походные кухни... Обоз подвозит дрова и проч. Развернувшаяся картина нас заинтересовала, и мы решили удовлетворить свое любопытство и, сколько можно, посмотреть на «беспорядки», как оказавшиеся — беспримерные по своей грандиозности и количеству забастовавших заводов, фабрик и мастерских.
Пройдя Дворцовую площадь, мы дошли до угла Невского и Адмиралтейства. Весь угол Александровского сада был занят толпой рабочих. Дальше панели, прилегающей к решетке, они не шли. Некоторые влезли на деревья (в том числе я заметил одного студента Университета). Подростки и даже просто мальчишки, которых был солидный процент, повисли на самой решетке. Вся эта толпа по временам орала, свистела, шикала, выкрикивала отдельные слова, махала шапками, руками. Трудно было вначале понять — в чем тут дело. Обстановка мало-помалу выяснилась. Напротив угла Александровского сада, шагах в 20-30, стояла учебная команда л[ейб]-гв[ардии] Преображенского полка (офицеры: поруч[ик] Шульгин*** и Полонский). Кроме нее на толпу находили взводы
12 Там же. Л. 45 об.
13 Там же. Л. 43 об.
14 Там же.
* ОР РНБ. Ф. 1000. Оп. 11. Д. 87.
** Так в рукописи.
*** Шульгин Борис Викторович (1878-1920) — поручик, впоследствии генерал-майор (1917 г.), после Октябрьской революции участник Белого движения. Умер в эмиграции в Бельгии.
кавалергардов. И вот в момент прохода войск, или при угрожающих движениях оружием, толпа «облаивала» эти войска, обзывая их опричниками, убийцами, мерзавцами и проч.
Пройдя шагов десять по Невскому, мы встретили взвод конно-гренадер, который шел во всю ширину улицы, сопровождаемый неумолкаемыми завываниями толпы, сыпающей"" отборные ругательства по адресу офицеров и солдат. И тут в толпе мне сразу бросились в глаза две фигуры — студент Университета и гражданский инженер, приподнимавшиеся на цыпочках и с остервенением выкрикивающие ругательства.
Толпа прибывала, конница их разгоняла, и нам пришлось, ради безопасности, вернуться на площадь, где мы и начали наблюдать все перипетии сдерживания толпы, занявшей угол Александровского сада против Невского проспекта. Всякий угрожающий жест роты преображенцев или кавалерийского разъезда удваивал крики. Когда кто-либо из толпы переходил границы в своих оскорблениях войск, его схватывали солдаты и уводили к дворцу. Я видел, как схватили одного рабочего, причем один солдат держал его крепко за волосы, а другой «костылял» ему в шею. Рабочий отчаянно вырывался, а толпа неистовствовала, останавливаемая штыками в своем поползновении броситься вперед.
Мороз солидный. Ноги и руки основательно мерзли. Солдаты все время притоптывали на месте, стоящие в резерве — бегали взапуски и «козлили», как дети. Кавалерии хуже: она почти не сходит с коней. Офицеры и солдаты в наушниках и башлыках. Небольшие разъезды то и дело сновали взад и вперед по площади, заходя на самую панель, заставляя словом и массою лошади толпу (в этом месте почти исключительно любопытных, а не бунтующих) двигаться то вперед, то назад и не останавливаться и не стоять на месте. Когда толпа сильно напирала с Адмиралтейской улицы, эскадрон кавалерии несколько раз бросался в атаку с обнаженными палашами. Толпа, стоявшая у сада, горланила тогда до неистовства свои ругательства по адресу войск. Подобную же атаку я видел и на Певческом мосту.
Вдруг усилившиеся крики заставили меня обратить все внимание на толпу, занимавшую самый угол Александровского сада (улица, идущая от Дворцового моста и Адмиралтейская площадь). Очевидно, толпа принимала все более угрожающий тон и вызывающее поведение. Усилившиеся крики, надо думать, были ответом на предупреждение о стрельбе (в этот день войска были исключительно с боевыми патронами), ибо после того сразу раздались команды, по которым люди второй шеренги встали в интервалы первой. Все эти приготовления и в особенности вдруг раздавшийся сигнал пехотного рожка поразили ту небольшую толпу любопытных, которая стояла вокруг нас с Ушаковым. Большинство, вероятно, были до последнего момента уверены, что будут стрелять холостыми, а о «настоящих» и не думали. Слышались возгласы: «Господи, да что же такое? Неужели в своих-то! в братьев!!» Мгновения летели. Нервные взоры толпы приковались к углу Александровского сада. Вот передние ряды бросились на колени и начали истово креститься. Крики не прекращались. Офицеры отошли за строй, быстро сняли фуражки и перекрестились. Шульгин поднял руку и опустил.
Залп, хороший выдержанный залп раздался в морозном воздухе. Почти весь первый ряд повалился. Раздался второй такой же залп. Затем несколько одиночных выстрелов (пачками). Толпа бросилась бежать. Я не слышал более ни криков, ни стонов. Внимание мое почти сразу перенеслось на публику, окружавшую нас. В момент первого залпа крик ужаса вырвался у нее. Многие бросились бежать. Какой-то рабочий с испитым лицом, слезливо причитал:
— Помилуйте, за что же? За что своих-то? Свои ведь!
Очутившийся рядом со мной полковник Главного Штаба тоже недоумевал:
— Позвольте, ведь они же стояли смирно, ничего не делали.».....
Оставшиеся в живых рабочие сами подбирали мертвых и раненых, взваливая на извозчиков, которые провозили их мимо нас. Подъехали две лазаретные линейки и карета скорой помощи. Так как мы достаточно промерзли, то решили обогреться в швейцарской подъезда Главного Штаба, куда с нами вошел примкнувший к нам отставной генерал Космаковский — знакомый Ушакова. Когда
**** Так в рукописи.
***** Далее абзац вымаран синим карандашом. Восстановить текст не представляется возможным.
ноги наши приобрели должную теплоту, мы снова вернулись на площадь. Картина почти не изменилась, если не считать, что угол Александровского сада после кровавого урока уже не был занят толпой, и преображенцы, совершив «человекоубийство», смеясь, прыгали на одной ноге и тузили друг друга, согреваясь этим домашним средством.
Домой уходить не хотелось. Любопытство влекло дальше, и мы пошли под арку, на угол Невского и Морской. Это было настоящее восстание. Крики толпы не прекращались ни на одну минуту. Все сводилось к бессмысленной ругани по адресу войск и отдельных офицеров. Показаться в этот момент офицеру на Невском было немыслимо. Вон на той стороне идет драгунский офицер. Толпа преследует его свистками, ругательствами, угрозами. Сжатые кулаки подымаются кверху. Офицер, заложив руки в карманы, невозмутимо шествует вперед. Он свернул в Морскую. Вероятно, ему удалось уйти до разъездов. Но чем дальше подвигалось время, тем становилось хуже. Освистывания и угрозы начинают переходить в действие. Вот толпа гонится за юнкером-казаком, который бежит, сломя голову, без шапки, с обнаженной шашкой. Студенты виднеются всюду. Они громче всех кричат, и, конечно, у них все сводится к безнаказанной ругани офицеров и солдат.
Мы стояли у подъезда «Малоярославца». Дальше было двинуться невозможно. Вдруг раздались шесть отчетливых залпов. Мы сделали предположение, что это на Исаакиевской площади, но, судя по извещению «Правительственного вестника», эти залпы должны были быть на Казанской площади. Вторично промерзнув, мы поднялись в ресторан «Малоярославца». Несколько штатских сообщили, как новость, что сейчас на Невском в офицера выстрелил кто-то из толпы в упор из револьвера, после чего пехота дала два залпа у Полицейского моста (залпы подтверждены «Правительственным вестником»).
Спустившись снова вниз в швейцарскую, мы некоторое время не могли выйти на улицу. Толпа бушевала. Мимо нас бешено промчался извозчик с генералом, который судорожно за него держался. Оказывается, что в этого генерала, мирно ехавшего, запустили в голову бутылкой. Визг и крики удвоились: это конница погнала толпу, и в окне дверей швейцарской «Малоярославца» — со стороны улицы — показалась исступленная морда студента, кричавшего: «Отворите, отворите, спасите нас от офицеров» (?). И тут же благородно призывал толпу: «Бейте стекла!» Впрочем, многим, в том числе и мне, показалось, что студент требовал «выдачи им офицеров», т. е., вероятно, меня и Ушакова, стоявших в швейцарской, после чего швейцар ресторана уже окончательно никого не впускал в прихожую.
Отрывочные фразы, долетавшие до нас из толпы, непричастной к рабочим, делились на две различных категории. Кто возмущался действительными неистовствами толпы, а кто громко осуждал войска. Какая-то дама нервно говорила:
— Вы слышали, Гапона убили!.. Они стреляли в крестный ход. Рабочие сказали, что если Гапона убьют, они все до одного лягут!..
Какой-то молокосос-рабочий с налившимися кровью глазами, уже трижды замеченный мною в «тылу», все ругался:
— Еб их мать! Еб их мать! — подразумевая под «их» — войска.
А вот два мелких железнодорожных служащих искренно восклицали:
— Сволочи! Мешают честным людям работать!.. — и явно возмущались студентом, сидевшим на дереве Александровского сада и кричавшим оттуда ругательства и, конечно, первый удравший при угрозе стрелять******, оставив в первых рядах экзальтированных простаков-рабочих, думающих, что они идут за «правое» дело, и не ведая, что за их спинами прикрываются «поддонки»******* общества, для которых не существуют ни честь, ни правда, ни родина.
К 5 часам мы вернулись домой по набережной, на которой было совсем спокойно.
****** Так в рукописи. ******* Так в рукописи.
