CC BY
103
УДК 821.161.1
Простнев Сергей Константинович г. Воткинск, краевед
НЕИЗВЕСТНАЯ КНИГА по ИСТОРИИ ВОССТАНИЯ1
17-го августа 1943 г. газета «Харбинское время» опубликовала программу местного радио, посвященную 25-летию начала Ижевско-Воткинского восстания: «8.00. Передовая статья «Воткинское восстание»; 9.20. Литературная передача: рассказ «Воткинцы» Н.А. Протопопова».
Разумеется, лично я о книге полковника Николая Александровича Протопопова (1890-1947?) узнал не от Харбинского радио: занимаясь изучением событий Гражданской войны, я опубликовал несколько статей в Интернете, завязал переписку с интересующимися этой темой. Тогда мне и стало известно о существовании данной книги, но найти её в отечественных библиотеках мне не удалось. Н.А. Протопопов был вывезен из Харбина Советскими органами в СССР и репрессирован в 1947 г., и повесть его так и не стала известна нашему читателю. После больших трудов мне удалось получить ксерокопию книги при помощи одного из зарубежных корреспондентов.
При чтении повести у меня сразу же появилась мысль о необходимости её переиздания. Текст настолько захватил меня, что я понял, что рассказ о событиях нашего Восстания, который ведётся от лица молодых людей, почти подростков, несомненно, заинтересует старших школьников и студентов из числа наших земляков. И несколько лет я живу с мечтой изготовить столько экземпляров книги, чтобы хватило послать их в каждую школьную библиотеку Воткинска и Воткинского района. Но, к сожалению, материальные условия пока таковы, что мечта остаётся мечтой...
Тем не менее, сегодня, благодаря возможности, предоставленной редколлегией журнала «Иднакар», я могу хотя бы сказать нашим патриотически настроенным землякам, студентам и краеведам о том, что эта книга существует, и, рано или поздно, читатель с ней встретится.
*
Как мне кажется, в отличие от мемуаров иных участников Восстания, произведение кадрового офицера Протопопова не содержит приемов психологического воздействия с навешиванием ярлыков, подтасовкой фактов. Здесь нет игры на эмоциях и чувствах читателя. Но невымышленные друзья и враги описаны ярко и полно.
Автор следует в своём изложении общепринятой естественной системе, безо всяких литературных претензий, и сориентироваться в книге не трудно,
1 Предисловие написано при участии А.В.Коробейникова
особенно читателям из нашего региона.
Горячо и убедительно издание заставляет задуматься над вопросами, которые ранее проходили мимо тех, кто писал о Восстании. Так, на страницах книги упоминается красное знамя Ижевцев с белыми буквами, а Восстание иногда называется движением, наталкивая читателя тем самым на мысль о третьей силе в междоусобной войне.2
Последовательно книга погружает нас в события лета-зимы 1918 г., когда горстка бойцов, убывая с каждым днем, противостояла многотысячной Красной армии Троцкого. Завораживает сюжет похорон юного героя Владимира (Аксенова), который совершил акт самопожертвования - взорвав себя и идущих по мосту красноармейцев. Правдиво и трогательно описываются жестокие бои повстанцев в округе города-завода, под Кунгуром и атаки на Бикбардинских высотах в условиях уральской зимы и морозов, когда православный священник идёт впереди наступающей цепи бойцов.
Интересен и тот факт, что автор - уроженец г. Мурома, бывший командир 27-го Верхотурского полка, никогда не бывал в Воткинске. Однако это не помешало ему в подробностях описать местные достопримечательности, названия которых с трудом сегодня вспоминают даже старожилы нашего города.
**
Посоветовавшись с издателем журнала «Иднакар», мы решили предложить читателю для знакомства Первую главу повести. Правда, в ней ещё нет описаний Восстания: детальная, буквально почасовая и, в той или иной степени, беллетризированная хронология событий августа-ноября 1918 года в Ижевске и Воткинске содержится в последующих главах. При этом можно долго спорить о том, насколько достоверно те события были отражены в данном произведении, которое, строго говоря, является исторической повестью, а не научным исследованием. Но, с другой стороны, наряду с собирательными образами, которые воплощены в некоторых персонажах, по всей видимости, выдуманных, в повести действуют, в основном, реальные лица: капитаны Мудрынин и Юрьев, полковник Федичкин и фельдфебель Солдатов и многие другие, хорошо известные по мемуарным и архивным источникам. Да иного и быть не может: Н.А.Протопопов писал свою книгу со слов Воткинцев-эмигрантов.
Исторические лица на страницах повести совершают поступки, которые, в основных чертах, давно стали известны историкам. Поэтому данный источник ценен, прежде всего, потому, что здесь руководители Восстания и командиры Народной армии предстают не в образе «монстров» или героев, которыми их сделала Красно-Белая пропаганда; нет, мы видим, что и они - живые люди, и им
2 Данный тезис о повстанчестве, как о «третьей силе», или о «третьем пути» между большевизмом и Белым движением, сформулированный Н.А. Протопоповым в 1942 году, в последние годы был «переоткрыт», а по нашему мнению, возможно, просто заимствован (без указания источника заимствования?) такими историками, как Д.О. Чураков и Н.Заяц. (Прим. издателя).
свойственны и страх, и позёрство и растерянность...
Историки много лет пытаются определить причины Восстания и «отработать версию» о наличии давнего заговора, осуществлённого разветвлённой подпольной организацией фронтовиков. С одной стороны, сюжет повести вполне работает на эту версию: главный герой по имени Николай накануне Восстания организует «живую» связь между организациями фронтовиков Ижевска и Воткинска: мальчишки из обоих городов ездят по лесным дорогам на велосипедах навстречу друг другу, обмениваясь депешами в селе Июльском. Однако, если заговор и существовал в реальности, то эти мальчишки знали очень мало о нём и очень мало могли потом рассказать Н.А. Протопопову, когда он опрашивал их о деталях произошедшего.
Гораздо ценнее, на наш взгляд, опубликованные автором сцены всеобщей растерянности в штабах повстанцев уже после того, как большевистская «головка» была ими свергнута, рассказанные ему участниками тех событий: никто не знал, что делать дальше, какие лозунги выдвигать, какой орган управления формировать, с кем кооперироваться. Несколько раз автор описывает сцены встреч горожан-повстанцев с окрестными крестьянами, у которых вопрос всегда был один: «Вы за кого?» Царя-батюшку они понимают, и помнят, что вся царская семья изведена, а Керенского, Ленина и «каманистов» ненавидят. Но за кем и куда идти? И повстанцы несколько раз вынуждены отвечать в растерянности, что «имени», т.е. лидера с известным именем у них нет.
Тем не менее, несмотря на растерянность первых часов и дней, созидательная работа по строительству Народной армии втянула в свою орбиту множество народу. В первый же день Восстания мальчишки-техники (т.е. ученики технического училища) вмиг повзрослели и взяли в руки оружие. А до того они и газет не читали, и не знали сколькими патронами винтовка заряжается. Повзрослеть пришлось после первого убитого врага и похороненного друга.
***
Итак, вам предлагается первая глава; в ней описана вполне мирная жизнь, в которую вдруг оттуда-то врываются « демоны» - матросы, чекисты, коммунисты, пьяные пролетарии.... Ошеломительный переход от мирной идиллии к потрясениям революции подчёркивается тем, что герои повести, вполне взрослые парни, да к тому же дети Воткинских рабочих, в Первой главе в глаза зовут друг друга преувеличенно ласково Никитушкой и Павлушей и даже целуются «как гимназистки» (Трудно сказать, таковыми ли были нравы в рабочих семьях воткинцев до того, как демографический состав города поменялся в ходе Гражданской войны. Но, возможно, автор, который до и во время Великой войны служил в лейб-гренадёрском полку имени императора Александра III, привык к утончённости в обращении: папенька, маменька.Может быть, он полагал, что и воткинские подростки говорили так же?).
Назревающий на первых страницах повести конфликт вчерашних одно-
классников: патриота Никиты и пролетария Фёдора выливается в драку, причиной которого явилось их взаимное влечение к девушке по имени Нина. Далее, на протяжении сотни страниц, этот конфликт реализуется на фоне событий Восстания: Фёдор становится чекистом, а Николай - повстанцем. Павел и Владимир погибают в борьбе с большевиками. Девушки Нина и Леля, став сёстрами милосердия, сохраняют верность своим «белым рыцарям» и идут в Сибирский Ледяной поход. Таким образом, вопросы о том, что ты готов сделать для России, и что такое для тебя Родина, которые звучат в Первой главе, находят отражение в главах последующих.
Приятного чтения!
Публикуемый здесь текст является умеренно нормализованным: мы исправили ошибки, неизбежные при компьютерном распознавании, постарались привести слова к современной орфографии, и снабдили текст краткими комментариями. Будем благодарны, если читатели, знакомые с топографией старого Воткинска, поправят нас там, где это необходимо.
Протопопов Н.А. Воткинцы (Воткинская народная армия - 1918 год)
Харбин, 1942 .
ГЛАВА I
На именинах у Павлуши Незнамова Никита условился, что они завтра чуть свет отправятся на рыбалку к устью речонки Березовки.
На другой день, когда еще не начинало светать, Павлуша Незнамов с удочками в руках подошел к дому Никиты и осторожно постучал в закрытый ставень окна. Тотчас же за окном раздалось шлепанье босых ног, ставень распахнулся, а за ним распахнулось и само окно; из него высунулась всклокоченная голова Никиты. Прищуренными глазами он посмотрел на приятеля, потом на небо и, шепнув «сейчас», скрылся в глубине комнаты. Павлуша остался на тротуаре у окна, — присел на тумбочку и стал ждать. Из комнаты было слышно, как фыркал и плескался, умываясь, Никита. Невольно у Павлуши стало нарастать недовольство Никитой.
«Вот, как девчонка плещется, — думал Павлуша. — Идет на реку на рыбалку и, кажется, мог бы умыться и там, когда придем и расставим удочки. Мало умыться, может даже искупаться. Сегодня вода, вероятно, теп-лая-теплая... А то вот проводит только зря время. Вон уж и небо стало сереть. Пропустим самый лучший клёв».
В это время на тротуар, почти к самым ногам Павлуши, вылетели удочки,
3 Деревянные тумбы на улицах того периода отделяли проезжую часть от пешеходной (здесь и далее подстраничные примечания издателя).
за ними и сам Никита. Ловко, почти на самом прыжке, он подхватил удочки правой рукой, поддерживая левой надетую через плечо солдатскую брезентовую сумку, и затем беглым шагом направился к пруду. Павлуша едва поспевал за ним. Вышли к Трибуналу — к пристани Стрела4, туда, где была еще с вечера привязана Павлушей лодка. Первым вскочил в лодку Никита.
— Ну, отталкивай скорей и садись. Я буду грести, — сказал Никита, разбирая весла.
Павлуша оттолкнул лодку и сел на корму. Никита начал грести. Упругими, сильными ударами он резко подогнал лодку, и она шла, поднимая около носа пенистые гребешки, которые потом, расходясь по воде, долго еще показывали след проплывшей лодки. Оба товарища молчали. Павлуша лег на спину и смотрел в светлеющее небо. На востоке начинала заниматься заря. Замечтался...
— Ты что, заснул что ли? — окликнул его Никита.
Павлуша поднялся и какими-то странными глазами оглядел сначала приятеля, а потом и расстилающееся вокруг озеро5. Лодка приближалась к устью речонки Березовки.
— Куда пристанем? — спросил Никита.
Павлуша еще раз оглядел озеро, берег и сказал:
— Да, вон, туда, к кустам подгребай! Там славно будет. Да и место там довольно глубокое, - и с этими словами перешел на нос лодки.
Лодка закачалась и врезалась в камыши. Где-то, почти совсем рядом, шарахнулась испуганная утка и, тяжело шлепая по воде крыльями, взлетела. Павлуша продолжал стоять на носу, готовясь, как только лодка коснется берега, спрыгнуть на землю. Но в это время лодка толчком врезалась в мель и Павлуша, не удержавшись, полетел в воду. Отфыркиваясь и отряхиваясь от воды, он ругал Никиту.
— Вот, косолапый! Не умеешь грести, так не зачем и браться... Теперь изволь сидеть во всем мокром...
Никита смеялся.
— Ничего, Павлушенька, сейчас вымок, ну, а солнышко взойдет — обсохнешь. Потерпи часочек.
Вышли из лодки. Никита выбрал местечко у самых кустов и начал разматывать удочки, а Павлуша раздался и, развесив свое мокрое платье на кустах, ушел за мысок и стал там купаться. Никита закинул свои удочки, потом Павлуши и, усевшись под кустом, задумался. Задумался сам, не отдавая себе отчета о чем. Просто так. Мысли сами по себе вертелись то вокруг дома, то перебегали к техническому училищу, которое Никита должен в этом году окончить. Задумался и не видел того, как один из поплавков пропал под водой.
4 По всей видимости, пристань и тогда располагалась вблизи дома Начальника горного округа. Ныне в этом здании музей Чайковского, а в годы Гражданской войны размещались учреждения противоборствующих сторон.
5 Заводской пруд имеет рукотворное происхождение.
— Слушай, ты, мечтатель! — вдруг услышал Никита. — У тебя не только что приманку, а и всю удочку утащит рыба, если только ты не спустишься с небес снова на землю. Смотри-ка, какой лещина, — говорил Павлуша, ловко поддевая сачком довольно крупного леща.
Никита пришел в себя. Он оглядел удочки и, видя, что поплавок и второй дернуло, взял удилище в руки и приготовился тащить. Поплавок дернуло еще раз, но как-то нехотя, едва-едва заметно. Вот поплавок опять начал шевелиться, вот он поднялся, снова лег на воду, а вот поплавок повело. Никита умелым, коротким движением подсёк рыбу и начал выбирать леску. Рыба попалась крупная и никак не хотела сдаваться. Она-то показывалась на поверхности воды, почти что выпрыгивала, то снова пропадала в глубине, стараясь подтащить удочку к кувшинкам, что недалеко в стороне покрывали зеленым ковром поверхность воды.
Никита то выбирал леску почти всю, то снова отпускал ее и тогда рыба, почувствовав свободу, снова скрывалась в глубине. Но вот она, видно утомившись, стала сопротивляться меньше, вот легла на бок. Никита подвел ее к
обрыву берега и, поддев сачком, вытащил. Оказался крупный язь — фунта на
6
три .
— Ты что, на живца закинул? — спросил Павлуша.
— Нет, на червяка... Должно быть здорово голодным был, раз клюнул на червяка, — ответил Никита и не успел еще договорить, как бросился к соседней удочке, поплавок которой, как-то странно дернувшись, сразу нырнул в воду. Началась рыбалка...
Клёв прекратился, когда солнце было высоко. Ровная гладь реки и пруда, отражая синеву неба и яркость солнца, казалось, заснула. Заснули и не шевелились поплавки удочек.
— Ну, Павлик, я здорово есть хочу, давай варить уху! — предложил Никита.
— Давай, — согласился Павлуша. — Ты, Никитушка, чисти рыбу, а я пойду за хворостом и буду разводить костер. Идет?
Никита был согласен на все. У него сегодня было какое-то странное настроение, какая-то невыясненная тревога закрадывалась в душу и беспокоила его. Он выбрал из корзины <наи>более мелкие экземпляры рыбы, достал из сумки солдатский походный котелок, спустился к реке и начал чистить рыбу, насвистывая первую попавшуюся ему на память мелодию.
Когда уха была съедена, юноши расстелили в тени кустов палатку и улеглись. Но им не спалось. То ли горячие солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву, обжигали и тревожили, а может быть предчувствие чего-то большого и вместе с тем значительного заставляло их бодрствовать. Никита лежал на спине и смотрел, как в ветвях куста большой темно-серый паук плёл паутину. Он-то спускался вниз, деловито возился около листика, то взбегал по тоненькой паутинке вверх и опять снова спускался. Но вот дунул откуда-то
6 Примерно 1 кг 300 гр.
ветерок, ветка чуть-чуть качнулась и паутинка оборвалась. Паук повис на кончике оборванной нити. Но не успокоился, снова начал сучить паутинку и снова начал прикреплять ее к листику. Никита не то устал смотреть в одну точку, не то надоело ему наблюдать за пауком, не то просто стало неловко голове, но он повернулся на бок и сразу же встретился с сине-серыми глазами Павлуши. От какой-то внутренней, одному ему известной, мысли зрачки глаз Павлуши расширились и они стали почти черными. Никита приподнялся на локте.
— Что ты? — спросил он Павлушу.
— Слушай, Никита, — заговорил Павлуша. — Вот сейчас у меня явилась мысль — неужели нам с тобой в этом году не придется окончить училище? Знаешь, вчера я слышал на заводе, что вряд ли большевики удержатся. Говорили о том, что в Казани уже идет восстание, что там будто бы все реалисты, гимназисты восстали. Ты знаешь Павла Павловича? Так вот, он только что вчера говорил отцу, что и здесь надо скоро ждать... На Иже тоже... Там у них на Иже уже сорганизовался даже какой-то комитет . Вот будет здорово! Знаешь, Никита, я пойду тогда в кавалерию. Буду гусаром. Понимаешь, будет ментик, будут красные рейтузы...9
Но Никита перебил его.
— А я так наметил давно, что пойду в артиллерию.
— Ну, конечно, тебе надо в артиллерию идти, — согласился Павлуша. — Ты ведь, у нас математик. А я так в гусары. У нас был один знакомый ахтырец
— гусар. Так вот, когда он бывало приезжал к нам, то, знаешь, просто глаз от него отвести было нельзя. Красота! Все мои сестренки были влюблены в него.
— Как и Нина? — тихо спросил Никита.
— Ну, конечно и Нинка! — сказал Павлуша, но, заметив, что Никита сразу потускнел, добавил: — Да ты не мрачней, сильнее тучи. Ведь, она тогда тебя еще не знала, да и он на нее не обращал внимания. Она тогда была совсем ребенком, не то, что теперь — барышня... Ты знаешь, вчера, когда папа говорил с Павлом Павловичем, то и Нина была со мной в соседней комнате, и она тоже слышала их разговор. Нинка мне сказала, что если что-нибудь случится, то она
7
Части чехо-словаков и русских под командование полковника В.О. Каппеля взяли Казань в понедельник 5 августа 1918 г. А 8 августа, в четверг, власть в Ижевске перешла к повстанцам. Тогда не очень понятно, в какой именно из дней августа происходят события повести?
8 Союзы Фронтовиков и иные общественные организации в тот период существовали как в Ижевске, так и в Воткинске, а Самара была в середине лета захвачена чехо-словаками, и там установлена власть Комитета членов Учредительного собрания, и действовала Поволжская Народная армия. Но вряд ли мирные обыватели в частных беседах в Воткинске могли бы обсуждать планы вооружённого восстания и предстоящего строительства Народной армии?
9 Ментик - обшитая шнурами гусарская куртка, носимая на левом плече внакидку. В описываемы период гусары как род лёгкой кавалерии уже носили общеармейскую форму защитного цвета. Цветную парадную форму сохранили лишь несколько привилегированных гвардейских полков, видимо, и Ахтырский тоже.
пойдет работать сестрой...10 Я над ней посмеялся. Говорю: «Конечно, пойдешь, потому что Никитушка будет солдатом». Она же так строго посмотрела и говорит: — «Брось, Павлик, шутить. Тебе бы только посмеяться. Не из-за Никиты я пойду, а сердце мое болит. Надо за Родину, надо за счастье идти. Конечно, говорит, ты знаешь, что я Никиту, ну, что он мне нравится, — поправилась, было, она, — но и кроме этого. Я знаю, что Никита не останется равнодушным, знаю, что он пойдет, что он будет драться. Знаю, что и ты пойдешь... Эх, говорит, жаль, что я не мальчишка... Бросила бы я гимназию и ушла бы...». Я спросил ее: «куда?», а она резко: «Как куда? Конечно, на фронт, туда, где кровь льется. Смотри, вот опять сегодня в газетах пишут, что там, где то далеко в Маньчжурии, появился какой-то Семенов с отрядом, что в Казани чехи восстали, а мы сидим тут и ждем, что нас кто-то освободит... Эх, ты, жизнь!» -закончила она. Знаешь, Никита, должен сознаться, что я газет не читал, а потому и не знал ничего... А ты слышал что-нибудь?
Но и Никита газет не читал и тоже ничего не знал. Заснули.
Проснулись оттого, что солнце вышло из-за куста и стало довольно сильно припекать лица. Не сговариваясь, побежали купаться. Упругими, красивыми бросками поплыли на другой берег. Никита плыл вперед. Он равномерно выбрасывал руки и с каждым взмахом подавался почти на сажень11 вперед. Вода пенилась и журчала вокруг него, а позади, оставался след, как будто прошла лодка. Немного в стороне и разными стилями плыл Павлик. Было видно, что плыть для Павлика было наслаждение и он плыл не для того, чтобы перегнать Никиту, а просто ради забавы, ради своего удовольствия. Вот он поплыл саженкой, вот перешел на женский, вот повернулся и поплыл на спине. Первым к противоположному берегу пришел Никита. Он вышел из воды и остановился на берегу, ожидая Павлика. Он был, как старинная статуя какого-то языческого бога, изваянного из камня. Солнечные лучи, отражаясь на мускулах, бликами ложились на мокрую кожу и делали Никиту еще более похожим на мраморное изваяние. Павлик доплыл до берега, но из воды не вылез, а продолжал барахтаться около берега.
— Ну, довольно, Павлуша, вылезай, — сказал Никита. — Отдохнем немного и обратно. Наверно, скоро начнется вечерний клев. Половим с часик, а там и домой.
12
— А ты что на плотину торопишься , что ли? — спросил его Павлик.
— Ну, а если и тороплюсь... Тебе то что?
— Да ничего! Просто так спросилось. Только, смотри, как бы Федька Фролов опять у тебя из-под носа не утащил Нину.
Никита схватил ком грязи и хотел бросить его в Павлика, но Павлик притворился сильно испуганным и стал убегать от Никиты. Тот погнался за
10 т, ~
Т.е. медицинской сестрой милосердия.
11 Сажень- 216 см.
12 Заводская плотина, обсаженная кустарником, была в то время своеобразным бульваром, местом прогулок.
ним, догнал его и они, два сильных, красивых и молодых, шутя, схватились как бы в мертвой хватке борьбы. Упали.
— Довольно, Никитушка, — через несколько минут возни сказал Павел. — Довольно, ты и так, как медведь, меня всего изломал.
Никита смеялся.
— Эх, ты, а еще гусар... Вот, видишь, что значит артиллерия. Знаешь что
- брось-ка ты лучше своих ахтырцев и пойдем со мной вместе в артиллерию... Будем вместе везде, как два брата... Будем делить и холод и голод...
— А яблоки тоже вместе? — спросил, на что-то намекая, Павлуша.
— А так ты опять! — крикнул Никита и погнался за Павликом.
Но тот был уже далеко, — у самого берега реки, и, не дожидаясь Никиты, бросился в реку и поплыл на противоположный берег.
Темнело, когда лодка Никиты и Павлика возвращалась домой — на за-
13 т"
вод . Где-то далеко-далеко за лесом звонил колокол и звон мерными, тяжелыми ударами плыл над поверхностью озера. Павлик сидел на веслах. Никита же на корме лежал лицом вверх. Он смотрел на темнеющее небо и никак не мог оторваться от глубины небесного свода. Не то грусть, не то молитва складывалась в его сердце. Ему хотелось петь, хотелось молиться. Возникали мысли о том, что где-то там, далеко, идет борьба за Родину... Хотелось вызвать в своем уме, в своем воображении образ Родины, но сколько Никита не силился, сколько не старался, в его мозгу возникало одно видение, одна картина.
Класс. Скучный, нудный урок географии... Охрипшим, простуженным голосом учитель — Василий Федорович — говорит о Москве, Новгороде, об Урале, Кавказе, о заводах, фабриках, о том, что они и сколько вырабатывают, какой город чем славится. И все цифры, цифры и цифры.
Никита дернул от досады головой и у него сразу появились другие мысли. Весна. Пятая неделя Великого поста. Где-то далеко играют на рояли14 Песню Годара. Вступила скрипка и её нежные звуки так и просятся в душу. Длинная прямая аллея, конец которой теряется в темноте. На лавочке под старым развесистым вязом сидит Нина и рядом с ней он — Никита. Никита держит руку Ниночки, одетую в черную лайковую15 перчатку, и говорит о том, как он любит ее — Нину. Говорит о том — какая радость, какое счастье для него вот эти встречи.
Никита держит руку Ниночки, целует ее, перебирает пальчики... Вот на среднем пальчике перчатка порвалась, а Нина забыла ее зашить. А вот на мизинчике заштопана перчатка белой ниткой. И такая нежность заполнила сердце Никиты к этой порванной перчатке, вот к этой беленькой ниточке, что слезы навернулись ему на глаза.
— Вечерний звон... — Это запел Павлик, и голос его поднялся куда-то
13 Ижевск и Воткинск в то время не имели официального статуса городов и назывались заводскими посёлками. В разговорной речи обычно говорили кратко «поехал в Завод», вместо того, чтобы сказать «поехал в посёлок Воткинского (или Ижевского) завода. Еще мои дед и бабушка говорили именно так.
14 В речи того времени рояль был женского рода.
15 Лайка - род тонкой кожи. Летом обычно носили перчатки белого цвета.
ввысь и слился со звоном далекой церкви.
Никита очнулся, оглянулся кругом. Вдалеке, на заводе, загорались первые огни и яркими бликами ложились на воду... Завыл гудок, призывая очередную смену.
— Ну, Павлушка, если ты будешь только петь, а не грести, то мы и до завтра не попадем на завод... Греби-ка лучше, или пусти меня на весла.
Павлик послушно замолчал и взялся за весла. Начал усердно грести и лодка снова, подняв около носа небольшой бурунок, пошла на огоньки завода.16 Гудок выл.
Уже совсем было темно, когда Никита пришел на плотину. По плотине ходило под руку несколько парочек. Вот с папиросой в зубах важно прошел матрос, вон там, на скамейке, сидели и лущили семечки несколько красногвардейцев. Никита бежал, ни на кого не обращая внимания, а в мозгу неотвязно стояла только одна мысль:
«Неужели же я опоздал? Неужели Ниночка уже ушла домой или, что еще хуже - гуляет с Федькой?»
Страшная муть ревности поднималась в его сердце, и какой-то клубок сдавливал горло, но в то же время сжимались и кулаки.
«Но кто это вон там, на скамейке?.. Словно голос Ниночки!» Никита бросился туда. Навстречу целый фонтан веселого смеха.
— Никита! Вот это славно, а то я только, что держала пари с Варей о том, что вы придете. И если бы вы не пришли, то я кажется, умерла бы с досады... — говорила Нина.
— Положим, что не с досады, а только со злости, что рыцарь тебе изменил! — ответила Варя.
—Изменил... — как-то досадливо сказала третья подруга Ниночки — черненькая, как галчонок, Леля. — Изменил, — повторила она. — А без измены не мог он не придти? Разве теперь время такое, что только тот, кто изменит, тот и не придет! А разве вы не слышали, что сейчас по заводу идут аресты?.. А разве вы не слышали...— начала она горячо, но ее остановила Варя.
— Подожди, Леля. Зачем же так громко н так горячо. Ты сама же говоришь, что по заводу идут аресты, а сама не хочешь быть осторожной.
— Это просто с досады сорвалось у меня. Знаете, я так сейчас больно переживаю все события. Меня так злит вот это безразличие, которое приходится наблюдать среди наших молодых людей. Ну, сами посудите! Или вот хотя бы спросим Никиту. Слушайте, Никита! Только без рисовки и лжи. Скажите, где вы сегодня были целый день?.. Что вы делали?
Никита и не думал рисоваться или лгать, а потому он просто, не задумываясь, ответил:
— Я?.. Я с Павлушей Незнамовым ездил на Березовку ловить рыбу. Там мы варили уху, купались, немного мечтали...
16 Здесь, возможно, географическая неточность: герои рассказа плывут к Заводу от устья речки Берёзовки, но это устье находится сейчас и находилось в то время в черте города.
— И только! — как-то горько проговорила Леля. — Ловили рыбу, варили уху, купались, мечтали... И только. Понимаете, они только мечтали, а не думали о том, что надо готовиться...
— К чему? — удивленно спросил Никита.
— Как к чему! — снова горячилась Леля. — Ну, хотя бы к тому, чтобы быть готовым защищать не только себя, не только свою личную свободу или право на жизнь, но и Родину...
В это время к ним подошел Федя Фролов. Он не слышал начала разговора и только уловил последние слова Лели.
— Родину? — удивленно подняв правую бровь, спросил он. — А что такое — Родина, позвольте вас спросить!
— Вы не знаете, что такое Родина? — как-то медленно спросила Леля.
— Да, представьте себе, что не знаю и не понимаю этого слова. По-моему Родина это там, где мне лично хорошо и где сладко живется. А то, что принято называть Родиной у нас на уроках географии, то это есть пространство земли, заключенное в определенных границах. И это для меня не Родина.
— Ну, знаете... — начала было Варя.
— Что знаете? — перебил ее Федя. — Конечно, большинство из вас думает, что Родина это обязательно наш Воткинский завод с его маленькими домиками, которые на ночь закрывают все окна ставнями. Наш завод с его вот этими строениями, трубами, гудками по утрам и вечерам. Некоторые, может быть, еще к этому добавят свою семью, самовар, клетку с канарейками или горшочком герани. Нет, а для меня Родина — весь Мир. Родина там, «где вольно дышится, где песня слышится, где... »
— Да ты, Феденька, никак стихами заговорил, — насмешливо сказал Никита.
— Ну, уж и стихи... От этих стихов меня так просто тошнит. Это просто пошлость какая то, — сказала Леля.
— А вы, Лелечка, не слушайте его, а лучше пойдемте погуляем, — сказал подошедший к ним Павлик.
Компания поднялась. Пошли. Как бы случайно около Нины с одной стороны оказался Никита, с другой Федя.
— А вы знаете, — ни к кому не обращаясь, сказала Нина, — я про себя могу сказать, что если бы меня лишили вот этого завода, вот этих маленьких сереньких домиков, над которыми вы, Федя, сейчас смеялись, лишили бы моих канареек, я была бы несчастлива. Да, между прочим, Никита, помните, как вы мне на именины подарили канареек. Они у меня живы и даже вывели птенца... Птенчик такой смешной, косолапик какой то. У него что-то случилось с лапками, и они выросли совершенно неправильными. Коготочки все загнулись, и он совсем не может сидеть на жердочке... А поет как...
— Ниночка! Неужели в наше время, когда растет и ширится социализм, можно увлекаться канарейками, — укоризненно сказал Федя.
— А почему нельзя, Федя? — спросила Нина. — Знаете, я очень люблю
моих птичек.
— Ну, конечно, любите. Ведь, недаром этих птичек подарил вам Никита.
— При чем тут Никита... Если бы их подарил мне кто-нибудь другой, то все равно я их любила бы. Я люблю всех — и птиц и животных.
— И, конечно, Никиту, — зло закончил за нее Федя. — Да, жаль только то, что Никита к канарейкам не подходит. Он хотя и не из крупных, но не из птиц, а...
— Слушай!.. — каким-то совершенно не своим голосом сказал Никита.
— Я всегда готов вас выслушать, — повертываясь резко на каблуках и раскланиваясь в сторону Никиты, сказал Федя. — А пока — честь имею кланяться.
— Что случилось? — подбегая, спросила Леля. Почему Федор ушел таким злым? На кого он рассердился? — засыпала она вопросами.
— Право, не знаю. Я ничего не поняла, — ответила Нина. — Его никто не обидел. Наоборот, он приставал к Никитушке. Никита его остановил, тогда он вскипел и ушел.
— Ого! — протянула Леля. — Знаете, Никита, это дело плохо. Вы, ведь, не знаете Федора. Он последнее время почти ежедневно бывает то в Трибуна-ле17, то у матросов. Вот, посмотрите, он и сейчас подошел к матросам.18 Берегитесь его, Никита.
— Ну, чему быть — того не миновать, — махнув рукой, ответил Никита.
— Слушайте, Никита, меня это возмущает. Скажите, почему такое у вас непротивление? К чему? Перед кем вы хотите похвастаться, показать себя... Вы не знаете Федора. Эта такой скверный, такой нехороший человек... Г оворят, что он...
— Не надо говорить про него, — перебила Нина. — Скажу только одно, что Леля, конечно, права и вам, Никита, надо беречься. Не надо дразнить его.
— Но, Ниночка, не могу же я молчать и не отвечать на его глупые выпады.
— Хорошо. Вот вы ответили, а теперь я буду волноваться за вас, буду думать о вас, буду винить себя, если что-нибудь случится с вами. Слушайте, Никита, у вас кажется, в Иже19 есть родня? Уезжайте туда. Ну, хотя бы на несколько дней.
— Уехать! А как вы, Нина?
— Что я? Я девушка — мне ничего не будет...
Никита не ответил. Он взял Нину под руку и тихонько прижал ее локоть к себе. В это время компания подходила к концу плотины. Там собралось много народа слушать какого-то оратора, который забрался на тумбу причала и что-то
17 Революционные Трибуналы были созданы большевиками в конце 1917 г. Как видно из текста выше. Трибунал располагался в доме Чайковского в Конанке у пристани.
18 Городской отряд Красной Гвардии имел матросскую фракцию.
19 Т.е. в Ижевске, в посёлке Ижевского завода.
говорил охрипшим голосом.20 До компании долетали только отдельные фразы и эти фразы были настолько избитые, настолько опошленные, что компания не остановилась, не захотела слушать, а прошла мимо. Свернули в улицу и стали подходить к дому Ниночки. Нина теперь высвободила свой локоть из-под руки Никиты и замедлила шаг. Остальная компания не обратила на это внимания и шла обычным шагом.
— Слушайте, Никита, — понизив голос, сказала Нина. — Вот вы говорили мне, что любите меня. Вы знаете, что и я люблю вас... Но вы все же не хотите быть, хотя бы ради меня, осторожным. Ведь, я же вас просила: не ссорьтесь с Федором. А теперь я буду за вас бояться... Даже не буду спать. — И слезы зазвенели у нее в голосе. — Ну, скажите, зачем эта ссора! Пожалуйста, уезжайте завтра в Ижевский завод. Тогда через несколько дней и я постараюсь приехать туда же. Скажите, вы уедете?
Никита и сам понимал, что уехать ему, надо, но только задор мешал ему сознаться в этом.
— Слушайте, Нина, ведь, если я уеду, то Федор скажет, что я струсил.
— И пускай говорит, — ответила Нина. — Пускай! Я одна буду знать, что вы уедете для меня. Ну, милый, скажите, что вы уедете, — упрашивала она. — Если уедете, то приходите к моей калитке через полчаса после того, как мы расстанемся и тогда...
Последние слова Никита не расслышал. Они в это время подошли к дому, и около калитки их ждала вся компания.
— Ну, Нина, уговорила ты Никиту уехать? — тихо спросила Леля.
— Да, — также тихо ответила Нина.
— Это хорошо. Вот что, господа. Мы никто, помните, — никто, - раздельно и как-то торжественно повторила Леля, — не знаем, куда уехал Никита.
— Ого, как торжественно, — начал было Павлик, но его опять перебила
Леля:
— Бросьте, Павлик, паясничать-то. Здесь речь идет о жизни человека, а вы с шутками.
— Извините, — став совершенно серьезным, проговорил Павлик, но все же, не удержавшись, добавил. — А я-то дурак думал, что речь идет только о прелестном римском носе Никиты, который так хочет разбить Феденька...
Компания, смеясь, стала прощаться. Никита пожал всем руки и, не провожая остальных девочек, направился в сторону пруда. Ночь была светлая, лунная. На улице не было никого. Тишина. Лишь за прудом тяжело и мерно вздыхал завод.21 Где-то далеко тоненько-тоненько прогудел паровоз.
Никита шел, не разбирая дороги. В его голове была только одна мысль:
20 Причал расположен на правом берегу пруда, недалеко от дома П.И.Чайковского. Иными словами, если герои повести проходят всю плотину до конца, то идут они из центра, т.е. из Нагорной части в район Конанка, где и живёт Нина?
21 Географический нонсенс: если Никита идёт из Конанка к пруду, то завод у него будет справа и сзади, а не за прудом.
«Ну, уйду я завтра в Ижевский завод. А дальше что? Ведь, всю жизнь там не
проживешь. Да и без Ниночки будет тяжело, хотя и обещает приехать, а как она
22
приедет! Если правда то, что Федька работает в Чека , то ей не вырваться отсюда. Он ее не отпустит. Надо что-то предпринимать. Надо бы с кем-нибудь поговорить. Но с кем? Вот, Павлик говорил утром о том, что где-то что-то готовится. Об этом и Леля знает... А почему не знаю я? Неужели думают, что я струшу, не пойду. Мне просто не доверяют! Нет, только не это!».
В это время из-за угла вышли, горячо рассуждая между собой, двое рабочих. Они прошли мимо Никиты и как-то подозрительно оглядели его и оборвали разговор.
«Вот эти, наверное, знают», — подумал Никита.
Вышел на берег пруда. Луна ярко освещала пруд, плотину и стоящие на другой стороне заводского корпуса. Никита сел на первую лавочку и стал смотреть на пруд. Ровная блестящая дорожка лунных бликов далеко убегала по спокойной поверхности воды и, казалось Никите, звала его куда-то, манила
23
вдаль. На другой стороне Вешняков показалась темная фигура. Послышались звуки гармоники. Шел, вероятно, сильно подвыпивший рабочий.
«Ты вспомянешь меня,
Будет поздно тогда —
И могилы моей Не найдешь никогда... »
Рабочий пел и, в его голосе звучала пьяная тоска. Никита встал. Рабочий сразу же прекратил играть на гармошке, посмотрел на Никиту и пьяно выругался.
— Вот, сволочной буржуй. Вишь, не спится ему... Гуляет сволочь! Знает, что завтра на работу ему не ходить. Вот дать разве ему в морду.
Но, видя, что Никита, расправив плечи, шагнул к нему, трусливо замолчал и, только уйдя за угол, снова выругался, а потом опять стал наигрывать на гармонике и подпевать:
«Мы мальчишки-ежики,
У нас в кармане ножики...»
Никита решил, что ему пора идти к Нине. Пошел. На улице опять не было ни одной души и только где-то вдалеке, за прудом, надрывно выла собака. Постепенно в домах гасли огни. Никита шел по затихшим улицам, и в голове у него была только одна мысль, что завтра надо уехать и что сегодня — последнее свидание.
В доме Ниночки еще не спали. Через открытое окно кабинета было слышно, как отец Нины с кем-то разговаривал, а из столовой доносился звон
22 В Ижевске ЧК была создана в середине 1918 г. Деятельность в Воткинске Чрезвычайной Комиссии в описываемое время историками пока не исследована.
23 Вешняки - прорезы в плотине для выпуска вешних вод. Они расположены у левого берега пруда. Если Никита сидит вблизи вешняков, то и заводская площадка расположена рядом с ним, а не за прудом.
посуды. В комнате Нины было темно, где-то в соседнем доме граммофон, шипя, выбрасывал из себя слова песенки Вертинского:
«Вашу юную шейку едва обвивает горжеточка, -
24
Порыжелая, мокрая, — точно такая, как Вы...».
Никита встал в тень забора и тихонько три раза свистнул. На его свист во дворе дома Нины залаяла собака, а в открытое окно высунулась голова Павлика. Павлик осмотрел улицу и, обернувшись в комнату, кому-то сказал:
— Нет, это тебе показалось... Кто теперь будет под окном свистеть. Никита понял, что надо ждать. Отворилась калитка и из нее вышла Нина.
— Никитушка! — едва слышно позвала она.
Никита бросился к ней. Она обняла его и крепко-крепко впервые поцеловала в губы.
— Ты уедешь завтра?
— Уеду, родная, уеду, моя милая, — шептал Никита, целуя без разбора ее губы, щеки, волосы. — Уеду... — А потом, как бы придя в себя, добавил. — Но, Ниночка, как же я оставлю тебя здесь одну. Я так буду бояться за тебя.
— Ничего, родной. Только ты уезжай. Я постараюсь тоже приехать в Ижевск. Прости, сейчас я не могу долго быть с тобой. Могут дома хватиться. Пойдем, я тебя провожу до угла.
Пошли. Но лишь только стали подходить к углу, как из-за него вышел Федор. Он двинулся к Нине и, схватив ее за руку, прохрипел:
— Ночью! Одна... С ним... Эх, ты, святоша! - Но не успел докончить. Никита, размахнувшись, резко и зло ударил его прямо в лицо. Удар пришелся частью по носу, а частью по губам и потому все лицо Федора сразу же залилось кровью. Федор бросился с кулаками на Никиту, но Никита не стал дожидаться, когда Федор ударит его, а снова еще резче, еще сильнее ударил его. Тот от удара упал. Никита, озверев, пнул его ногой.
— Никитушка! — позвала его Нина.
24 Горжетка (фр.) - меховой воротник. Цитируемая здесь песня А. Вертинского «Кокаинетка» написана в 1916 г.
Что Вы плачете здесь, одинокая глупая деточка Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы?
Вашу тонкую шейку едва прикрывает горжеточка.
Облысевшая, мокрая вся и смешная, как Вы...
Вас уже отравила осенняя слякоть бульварная,
И я знаю, что крикнув, Вы можете спрыгнуть с ума.
И когда Вы умрете на этой скамейке, кошмарная Ваш сиреневый трупик окутает саваном тьма...
Так не плачьте ж, не стоит, моя одинокая деточка.
Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы.
Лучше шейку свою затяните потуже горжеточкой И ступайте туда, где никто Вас не спросит, кто Вы...
Никита обернулся к ней. Она была бледнее полотна и только глаза ее, как два темных пятна, выделялись на лице. Никита бросился к ней. И, не успей он ее подхватить, Нина, упала бы без чувств на тротуар. Как перышко, поднял Никита Нину и понес ее к дому. На шум, поднятый ссорой, из дома выскочил Павлик. Он молча взял у Никиты из рук Нину и унес ее домой.
Никита решил идти к себе домой. Ему надо было пройти мимо того места, где он только что оставил побитого Федора. Но Федора там уже не было. Никита подумал: «А, чёрт... Домой то идти сейчас, пожалуй, нельзя. Мало ли что
25
может быть... Пойду лучше к Володьке на заречную сторону и у него переночую».
И сразу же повернул и пошел к Вешнякам. Но, когда проходил мимо Трибунала, то оттуда вышло несколько матросов, которые, о чем-то рассуждая, направились в ту сторону, откуда только что пришел Никита. Никита повернулся и пошел за ними. Матросы шли посередине улицы и не обращали никакого внимания, что за ними шел Никита. Вот они поравнялись с домом, где жила Нина. Вот остановились. Вот один из них подошел к теперь уже закрытому темному окну и решительно постучал в стекло. Отворилась форточка и из нее высунулась голова старой няньки.
— Кто там? — спросила нянька.
— Не видишь, старая карга, что ли? Протри зеньки-то и отпирай! — ответил кто-то из группы матросов.
— Да как отпирать-то, — проговорила старуха. — Барышня то наша, почитай, при смерти, а вы отпирай.
— Ну, не разговаривай, а то я тебя так пугну, что ты, старая сволочь, сразу придешь в себя! — крикнул высокий матрос и, вероятно, для страха, сняв с плеча винтовку, передернул затвор. Старуху сразу, как ветром сдуло, — она исчезла. Через какую-нибудь секунду отворилась калитка и матросы, не оставив никого на улице, шумной толпой ввалились во двор. Никита прижался к противоположному забору. Ждал. Смотрел и не мог оторвать глаз от окон. Вот зажглось электричество в одном окне, вот вспыхнуло в другом, вот и весь дом осветился. Вероятно, там начался обыск. Никита со своего места мог видеть на занавесках только тени людей, которые проходили мимо.
Обыск окончился только часа через два. Матросы - чекисты, ругаясь и галдя, поодиночке выходили из дома. Последний вытолкал из калитки арестованного и связанного отца Нины. В доме слышался женский плач. Матросы ушли и увели с собой арестованного. Долго горел еще свет в окнах дома, наконец, потух. Вся улица казалась вымершей, но Никита все стоял и смотрел на окна, все ждал чего-то. Где-то далеко опять начала выть собака. Потом на одной из соседних улиц прогромыхала телега. А вот где-то на окраине прогремел одиночный выстрел.
Никита понял, что ждать нечего, а потому, вырвав из записной книжки листок, кое-как в темноте нацарапал: «Храни тебя Бог, любимая. Буду думать,
25 Зарека, правый берег р. Вотки и пруда или Конанок.
хочу верить, что увижу. Не забывай. Люблю. Н.».
Просунул записку, даже без надежды на то, что завтра Нина найдет ее, в щелочку ставня окна комнаты Нины и ушел от дома.
«Все же надо, пожалуй, зайти домой, — подумал Никита. — Проститься с мамой. Вот только будет плакать моя старушка. Но оставаться в Воткинске дальше теперь нельзя. Надо уходить. Что-то будет? Господи, неужели Нина заболеет! И дурак же я. Надо же мне было при ней... Лучше встретил бы его где-нибудь и избил бы так, чтобы он не мог больше никогда и никому пакостить. Да, вот было и забыл! Ведь, я в омшаннике26 спрятал револьвер отца и патроны. Надо будет достать».
Повернул за угол к своему дому и сразу же остановился. Около дома стояла толпа чекистов, и ясно был слышен немного захлебывающийся на высоких нотах голос Федора.
— Дома нет? Не может быть... Сейчас же отворите... Слышите, отворите
— иначе будет плохо.
— Не пугайте, Федя! — услышал Никита голос своей матери. — Я сейчас вам открою и, вы сами убедитесь, что Никиты нет дома.
Чекисты не дали ей договорить.
— Отворяй! — загалдели они. — Отворяй, не то мы тебя. — и тут посыпалась такая брань, которую Никита, несмотря на то, что он почти всю жизнь прожил на заводе, никогда и нигде не слышал.
С руганью, в которой они упоминали имя Бога и Матери и всего, что только было свято или могло придти им на ум, чекисты ввалились толпой в дом Никиты. И там начался обыск.
Никита, лишь только они вошли в дом, перепрыгнул через забор на противоположной стороне улицы и встал напротив дома. Выбрал в заборе пошире щель и начал смотреть. Квартира Никиты была маленькая, а потому обыск был окончен скоро. Матросы-чекисты, пряча что-то по карманам, выходили за ворота. Остановились. Последним из дома вышел Федор.
— Ну, что же? — спросил его один из матросов. — Напрасно, вишь, мы только обругали старуху то. Ведь, щенка то на самом деле дома нет.
— Ладно! Наплевать! — отмахнулся от него Федор. — Надо здесь оставить кого-нибудь. Сколько бы он ни бегал, все же придет домой... А тут его и взять легко.
— Что же это в роде, как бы засаду устроить, что ли? — спросил высокий матрос с лихо сдвинутой бескозыркой на самый затылок.
— Конечно, засаду, — ответил Федор.
— Засаду, — повторил матрос. — Нет, браток, я так ни за что в засаде не останусь. Мне, браток, так здорово, спать охота, что не до засады. Тебя он побил — ну, ты и оставайся, — и, не дожидаясь ответа Федора, матрос повернулся, вскинул за плечо винтовку дулом вниз и пошел разболтанной, расхлябанной походкой в сторону трибунала. Остальные чекисты пошли за ним.
26 Омшанник - помещение для зимнего хранения ульев с пчёлами.
Федор постоял, посмотрел им вслед, выругался.
— Сволочь. Не хотят. Не надо. Сам буду сидеть здесь целую ночь, а дождусь... Врет — придет.
Выбрал погуще тень у забора и сел прямо на траву.
Никита постоял, а потом осторожно, боясь шелестом травы выдать себя, стал отходить от забора, от Федора. И только тогда, когда был уверен в том, что Федор не слышит его шагов, Никита пошел напрямки через грядки к другому забору, выходящему в переулок. Там он, подтянувшись на руках, оглядел сначала весь переулок и, видя, что тот совершенно пуст, перепрыгнул забор. Бегом бросился переулком в обратном направлении от своего дома. Обежал четыре квартала и. подойдя к дому с противоположной стороны, перескочил в огород соседа.
Наступал рассвет. Где-то далеко пыхтел и звенел завод. Тяжело ухал паровой, молот. Визжала лесопилка. С каждым ударом молота, таким же ударом отвечало сердце в груди Никиты. Перебежал чужой сад и, когда был уже около забора своего дома, ему под ноги с громким лаем бросилась маленькая беленькая соседская собачонка. Никита остановился. Собака замолчала было, но стоило только Никите пошевелиться, собачонка еще сильнее, еще заливистей начинала лаять. На ее лай из дома вышла худая высокая женщина и, пройдя по двору, вошла в сад.
27
— Ой, Г осподи! — испуганно проговорила она. — Кто тутока?
— Тише... Ради Бога, тише, — свистящим шёпотом ответил Никита, — Уймите собаку, а то говорить нельзя.
— О, да это никак, Микита! Соседкин, — догадалась женщина. — Шарик, подь сюды, уймись ты, проклятый! — крикнула она на собаку.
Собака замолчала и Никита сбивчиво, избегая называть имена, стал рассказывать соседке об обыске у его матери.
— Господи! — шептала баба, — и что за времена только наступили... Господи Ты, Боже, мой. Вот, страсти то! Да ты, касатик, прыгай к себе во двор-то скорееча. Вот, - поди твоя мать-то перепужалась. А тут и тебя-то не-тути... Ну, прыгай, а я посмотрю.
Никита перепрыгнул забор, вошел в дом и сразу же в сенях натолкнулся на мать. Она сидела на пороге из сеней в кухню, посеревшая, постаревшая и как-то безучастно смотрела перед собой.
— Никитушка, — прошептала она. — Зачем ты пришел, родной? Уходи, голубчик, скорей. Искали тебя... Были здесь. Все перерыли, все забрали, все ограбили. Уходи. Неровен час вернутся — убьют, ведь, тебя тогда.
Никита обнял ее, прижался к ней и только теперь все, что накопилось у него за ночь, вырвалось в слезах.
— Мамочка, ты моя... Старушка, ты моя, — шептал Никита, припав к руке матери и покрывая ее поцелуями.
27 Здесь и далее в простонародной речи звучат реальные специфические воткинские выражения.
— Уходи, Никита, — строго проговорила мать. — Уходи... Помни, убьют тебя, и я тогда не выживу.
— Куда уходить-то? — как-то весь размякнув, прошептал Никита.
— Уходи! — еще строже сказала мать. — Уходи сначала за пруд — на завод, а там дальше пешком на Иж. Там искать тебя не станут.
Никита взял себя в руки.
— Подожди, мама, я только вот возьму там, в омшаннике револьвер, — сказал он.
— Иди, доставай, а я соберу тебе что-нибудь в дорогу поесть.
Поднялась и ушла в кухню. Никита пошел в омшанник. Через несколько
минут он, достав револьвер и патроны, вышел. Мать уже стояла во дворе.
— Дай перекрещу тебя, — как-то строго сказала она. — Бог знаете, увидимся ли!
Никита снял фуражку.
— Благослови тебя Христос Бог, — сказала она, крестя его. — Смотри, будь всегда честным. Помни меня, помни отца и никогда не забывай, что ты — русский. Обо мне же, родной, не думай.
Перекрестила и, видя, что вот-вот Никита не выдержит, заплачет, строго:
— Ну, а теперь пора уходить, — и даже толкнула его к забору.
Никита вскочил на забор и, уже закинув ногу, оглянулся. Мать стояла во
дворе и крестила его в спину. Спрыгнул и, провожаемый бабой, вышел за ворота на улицу. Становилось светло и завод мало-помалу просыпался.
Широким, размашистым шагом, пошел Никита к Вешнякам. «Надо успеть перейти на другую сторону, пока не рассветало, — думал он. — Там меня уж никто не задержит. День проведу у Володи, а вечером, лишь только стемнеет, пойду в Иж.».
