CC BY
64
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2020. Т. 7, № 3 (27). С. 112-122. УДК 39
DOI 10.24147/2312-1300.2020.7(3).112-122
Т. С. Киссер
НЕГАТИВНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ РОССИЙСКИХ НЕМЦЕВ*
Рассматривается один из аспектов сложной этнической идентичности российских немцев - её негативная инверсия. События второй половины XX в. в этнической истории немецкого сообщества (депортация, трудармия, спецпоселение) рассматриваются как факторы формирования негативной идентичности, выражавшейся в общественном презрении, оскорблениях и унижениях в отношении российских немцев, в связи с чем они отказывались от своей этничности, изменяли личные имена и фамилии, переписывали национальную принадлежность. Фиксируется, что немцы оказались единственным до конца не реабилитированным народом из числа репрессированных и депортированных, так как территориальная автономия, утраченная в 1941 г., не была восстановлена. Негативная идентичность российских немцев рассматривается как ситуативный феномен, который связан влиянием на неё, во-первых, исторических событий, во-вторых, политических действий властей, в-третьих, общественного настроения и мнения. В основе исследования лежат материалы полевых этнографических экспедиций, архивные данные и источники личного происхождения.
Ключевые слова: российские немцы; негативная идентичность; этническая идентичность; трудармия; спецпоселение.
T. S. Kisser
NEGATIVE IDENTITY OF RUSSIAN GERMANS
The article is devoted to one of the aspects of the complex ethnic identity of Russian Germans, namely, its negative inversion. Events of the second half of the 20th century. in the ethnic history of the German community (deportation, labor army, special settlement) became factors in the formation of negative identity. It was expressed in public contempt, insults and humiliation towards the Russian Germans. In this regard, the Germans renounced their ethnicity, changed their personal names and surnames, and rewrote their nationality. The Germans turned out to be the only people who were not fully rehabilitated among those who were subject to repression and deportation, since the territorial autonomy, lost in 1941, was not restored. The negative identity of Russian Germans is a situational phenomenon that is associated with the influence on it, firstly, of historical events, secondly, the political actions of the authorities, and thirdly, public mood and opinion. The article is based on materials from field ethnographic expeditions, archival data and sources of personal origin.
Keywords: Russian Germans; negative identity; ethnic identity; labor army; special settlement.
Среди сложного по происхождению и идентичности этнических сообществ России есть те, в судьбе и этническом облике которых отчётливо отразились политические события новейшей истории. К их числу принадлежит сообщество российских немцев. Оно образовалось в результате колонизационной политики Екатерины II, при В. И. Ленине приобрело территориальную автоно-
мию, а при И. В. Сталине превратилось в народ-изгой. В 1941 г. была ликвидирована АССР Немцев Поволжья, её жители были депортированы на восток, а трудоспособное население мобилизовано в трудармию. После войны немцы остались на спецпоселении и уже не могли вернуться в родные места.
Этническая идентичность российских немцев подверглась трансформациям (депор-
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-09-00177 «Этническая идентичность на постсоветском пространстве (на примере немцев России, Украины и Казахстана)» (рук. Т. Б. Смирнова).
тация, трудармия, спецпоселение, комендатура), придавшим ей негативный характер. Сложности добавляло военное положение, послевоенная международная обстановка и устоявшееся в обществе клише российских / советских немцев: «враги народа», «фашисты». Общественное презрение, оскорбления и унижения усиливали негативный характер идентичности российских немцев. Многие преднамеренно отказались от родного языка, сменили личные имена и фамилии, переписали свою национальную принадлежность. Немцы оказались единственным до конца не реабилитированным народом из тех, кто был подвергнут репрессиям и депортации, так как территориальная автономия, утраченная в 1941 г., не была восстановлена.
Исследование проводилось в рамках научного дискурса идентичности/ей. Проблемы идентичности разрабатывались многими отечественными и зарубежными исследователями в области психологии, философии, социологии, политологии, истории и антропологии. Для данного ракурса исследования наиболее значимыми являются теоретические положения, сформулированные А. В. Головнёвым [1], М. Н. Губогло [2], Л. П. Репиной [3], Дж. Смартом [4], В. А. Тишковым [5], Е. И. Филипповой [6], Э. Эриксоном [7]. Идентичность российских немцев исследуется в ракурсе таких категорий, как «лагерь», «трудармия», «спецпоселение», «комендатура», «травма»; это идентичность, связанная с тотальным влиянием политических институтов на самосознание индивида. Кроме того, Э. Гучинова [8], В. Р. Кабо [9], Г. А. Левин-тон [10], Л. Самойлов [11], В. Франкл [12], М. Фуко [13] рассматривали лагерь и плен как тоталитарные институты, главная цель которых состояла в подавлении личности и «сломе идентичности».
Среди разных вариаций идентичности есть понятие «негативной» (Л. Д. Гудков, Э. Эриксон) [7; 14]. По мнению Э. Эриксона, она может включать поведение и отношения, за которые человек был наказан или ему пришлось испытать чувство вины. Негативная идентичность - это преодоление своей ущербности, незащищённости, неуверенности [7, с. 185, 205].
При обозначении идентичности российских немцев в период трудармии удобно ис-
пользовать определение «лагерная идентичность», которое связано с такими определениями, как «унижение», «одиночество», «голод», «смерть», это запредельное состояние, иной мир наяву, человек наизнанку [8, с. XI]. Лагеря относятся к тотальным институтам, которые, по мнению Э. Гоффмана, представляли собой «места проживания и работы, где значительное число находящихся в одинаковой ситуации людей, отрезанных от более широкой общности на ощутимый период времени, сообща следуют закрытому, формально администрируемому циклу жизни» [15, р. 10]. Попадающий в тотальное учреждение, в оценках Э. Гучиновой, сталкивается с процессом деградации, цель которого унизить человека и сломать в нём личность, превратив в покорное биосущество. Для этого снимают отпечатки пальцев, фотографируют, бреют головы, запрещают пользоваться «личным набором» (особая причёска, любимая одежда, украшения). Новичков раздевают и подвергают унизительному осмотру, после чего им выдают специальную форму для обозначения нового статуса [8, с. 15; 11]. Одновременно лагерь как тип поселения, в интерпретации В. Паперного, отражает культуру, находящуюся в состоянии застывания, обращённую в прошлое, ориентированную на неподвижность, неизменность и иерархию [16, с. 6].
По отношению к определению идентичности российских немцев в период спецпоселения (1945-1955 гг.) используется термин «постлагерная идентичность». В этот период идентичность немцев была «замкнутой», «потаённой», «скрытой». В постлагерный период сами немцы характеризуют своё состояние выражением «под комендатурой». Они отказывались не только от языка и некоторых традиций, но и от собственных имён и фамилий, некоторые переписали свою национальную принадлежность. Однако этнич-ность сохранялась в религии, праздниках, кухне, особенно в тех семьях, где немкой была женщина [17, с. 116-120].
Негативная идентичность российских немцев - это ситуативный феномен, который связан влиянием на неё, во-первых, исторических событий, во-вторых, политических действий властей, в-третьих, общественного настроения и мнения. В статье предпринима-
ется попытка рассмотрения негативной инверсии этнической идентичности. Возникновение такой идентичности было связано с этноисторическими событиями второй половины XX в. (депортация, трудармия, спецпоселение). Подобный характер идентичности («негативной / ущемлённой») рассматривался в работах Т. Б. Смирнова и О. М. Рындина [18; 19] на примере немцев Сибири, так как большое влияние на этнические процессы этой группы оказали депортация и спецпоселение. В основе статьи лежат материалы полевых этнографических экспедиций, архивные данные и источники личного происхождения.
Скрытая этничность
Трудармейский период в этноистории российских немцев (1941-1945 гг.) определил траекторию их идентичности. Оказавшись в состоянии «лагерности», замкнутости и стигматизации, они вынуждены были адаптироваться к новым условиям. Трансформациям подверглись все основы этнической идентичности: территория проживания (благоприятный поволжский климат сменился суровым уральским), жилище (новый тип -бараки), язык (в экстремальных условиях был освоен русский язык), одежда (традиционный костюм сменился на ватники, телогрейки, бахилы), ценности (главное было добыть пищу и выжить). Чтобы адаптироваться, не всем немцам удавалось вести себя достойно, и приходилось идти на сделки, хитрость и обман. Негативное отношение к советской власти и государству, проявившееся в первые месяцы депортации и трудармии, сменилось лояльностью и покорностью. Желание доказать, что немцы преданы государству, необоснованно были выселены и обвинены в сговоре с фашистами, красной нитью прошло через весь лагерный период. За годы трудармии погибло более 20 % немцев-трудармейцев, при этом выработанное в лагере особое отношение к смерти помогало спокойно воспринимать потери. Несмотря на испытания и трудности лагерной жизни, тру-дармейцы создавали коллективы самодеятельности, «малую академию», школу, объединялись по интересам, дружили, любили, рожали детей. Разрыв с родиной, стирание этнокультурных особенностей, смена языка, изоляция, закрытость изменили идентич-
ность немцев, они временно стали немцами-трудармейцами.
Так, в период трудармии идентичность немцев носила особый, «лагерный» характер и складывалась как негативная. Разрыв с исторической родиной, стирание этнокультурных особенностей, смена языка, изоляция, закрытость изменили идентичность немцев. Это было связано с тем, что они оказались в состоянии особого политического режима, который обнулил многие их этнические основы (территория, жилище, язык, религия и т. д.). Немцы были вынуждены работать в лагерях, на промышленных предприятиях в сложных условиях, как физически, так и морально (ущемление, дискриминация по национальному признаку, негативное и предвзятое отношение). Это стало причиной сокращения численности в связи с высокой смертностью. В этот период были заложены первые факторы формирования негативной идентичности российских немцев. В послевоенный период этот процесс развивался наиболее интенсивно и массово.
Этническая идентичность немцев в послевоенный период носила интровертный характер, отличалась закрытостью и ориентацией на сохранение традиций в семье (религия, праздники, кухня). В условиях тру-дармии это было сделать крайне сложно, потому что, во-первых, в лагере немцам по понятным причинам было не до соблюдения семейных традиций; во-вторых, семьи были разделены, дети воспитывались в иноэтнич-ной среде и только на спецпоселении семьи стали воссоединяться; в-третьих, отрицательную роль в сохранении немецких традиций сыграл фактор депортации: немцы перестали жить компактно, оказавшись среди разных национальностей (русских, украинцев, татар, казахов и др.); лишь после войны немцы стали жить в спецпосёлках, как правило, по национальному признаку.
После трудармии и воссоединения семей немцы продолжали испытывать страх или скованность из-за своей национальности, старались не позиционировать себя как немцы, однако в семьях сохраняли свои этнокультурные традиции.
На спецпоселениях стали создаваться лютеранские и меннонитские общины. Одной из первых на Урале была лютеранская
община в Краснотурьинске, появившаяся в 1947 г.: «Две верующие женщины (одну из них звали Эмилия Шефер) собирались вместе, молились, читали Святое Писание и пели духовные песни. Затем к ним присоединился верующий брат Ф. Ф. Герд, в будущем он возглавил эту общину (группу). К ним позже присоединились и другие верующие»1. Собрания лютеран проходили тайно на квартирах, богослужение велось на немецком языке, состояло из проповеди и пения по немецким песенникам: «На территории Красно-турьинска в годы комендатуры, после воссоединения семей стали появляться точечные, квартирные собрания. Это было обычной практикой на протяжении всего советского периода. Собрания проходили всегда тайно, полуподпольно, иногда были такие маскировки: как будто люди пришли в гости, заранее были приготовлены угощения, пока по тревожному звонку хозяева идут открывать дверь, гости накрывают на стол как будто идёт пирушка. Ни для кого не секрет, что Библии и песенники маскировали под учение Карла Маркса. У нас была книжка, а на ней обложка "Сказки А. С. Пушкина", её открываешь, а там песенник» .
Иногда инициаторами создания общины были бывшие пасторы, оказавшиеся в тру-дармии и на спецпоселении. Например, в Республике Коми, в Ухте, таким человеком был Нидерквель (полное имя не сохранилось). После освобождения из трудармии он стал посещать дома немцев, где в беседах с хозяевами говорил: «Несмотря на трудности, на недавно прошедшую войну, люди должны объединяться, чтобы вместе благодарить Бога -создателя всего и всея, от которого зависит счастье и несчастье, жизнь и смерть людей»3. Он напоминал о тех предвоенных годах, когда они посещали церкви на своих малых родинах, где, упражняясь в вере, в любви и надежде, возрастали духовно. Но по доносу невестки власти дали пастору 24 часа на то, чтобы он покинул город. Он уехал к дочери в Казахстан, где умер в 1961 г. Нидерквель всё же сподвигнул немцев к созданию общин в Ухте. В конце 1950-х гг. по указанию властей община стала собираться в молитвенном доме, который располагался по ул. Заречная, д. 39. В нём собиралась и община баптистов. Они проводили службу утром, лютеране - после
обеда. Ещё одна община собиралась в п. Яре-га, её инициатором была Л. Д. Полякова (Кайзер): «Я работала в котельной с напарницей-немкой. У неё была тетрадь с божественными песнями, и когда мы оставались вдвоём, то пели их. Я себе эти песни переписала. Потом мы стали собираться по 5-6 человек. Появились у нас старые бабушкины песенники, и из этих книг мы всё переписывали к себе в тетради. Сначала мы только пели и молились. А потом нам помогли получить книги из Германии, но это было позднее. В них были песенники и проповеди. И так как я лучше других могла читать на немецком языке, меня просили читать проповеди во время службы. Первую проповедь я читала на Рождество. Потом мой дядя прислал мне регистр нашей Пасхи, и я понемногу стала вникать и подбирать проповедь, когда и какую надо читать. Ориентировалась на Пасху и Адвент. Из книги Проповеди я узнала, что церковный год начинается с первого Адвента, это четвёртое воскресенье перед Рождеством. Собирались мы по очереди то у одних, то у других сестёр по квартирам. Мы до сих пор собираемся по субботам, читаем проповедь, молимся и поём»4.
Наряду с лютеранами, многочисленной религиозной общиной немцев были менно-ниты. Особенно много их было в Сибири и на Урале. В первые послевоенные годы мен-нонитские проповедники почти никак себя не проявляли вследствие своей малочисленности (большинство было репрессировано ещё до войны). Оживление религиозной деятельности произошло в конце 1940-х гг., когда вышли из лагерей многие проповедники. К концу 1950-х гг., например, на территории Урала действовало до 20 меннонитских общин, некоторые насчитывали до 250 чел. [20, л. 150-160]. Многие лидеры в своей деятельности опирались на помощь из-за рубежа, поддерживая постоянную связь с международными центрами (более 100 меннонитов имели письменную связь с заграницей) [20, л. 151]. Для этих контактов использовалась почта, по которой через посылки и бандероли шла запрещённая литература и агитационный материал, а также вещание зарубежных радиостанций.
Меннониты особую роль отводили привлечению детей и молодёжи в свои ряды, чем
отличались от иных протестантских течений [21, с. 167]. В условиях крайней стеснённости и постоянного контроля меннониты, как и лютеране, проводили собрания тайно, небольшими группами, на собственных квартирах [20, л. 157]. Открытые собрания проходили под прикрытием традиционных праздников. Религиозная жизнь состояла из собраний три раза в неделю, проповедей, чтения религиозных стихов и выдержек из Библии. Также проводились специальные вечера по изучению Библии, вечера вопросов и ответов на религиозные темы.
Лютеранские и меннонитские общины многократно подвергались преследованиям со стороны НКВД. Важным направлением в деятельности агентуры было выявление религиозных групп, игравших важную роль в духовной жизни немцев-спецпоселенцев [22, с. 212]. Так, в 1951 г. по агентурному делу «Протестанты» в спецпосёлках Волчанка и 4-й разрез Краснотурьинского района были арестованы 7 чел. - «активных участников группы сектантов-меннонитов»; в спецпосёлках Полуночный и 173-й пикет Ивдель-ского района выявлена «группа сектантов-евангелистов» (6 чел.); Ирбитский горотдел МВД начал «разрабатывать» группу верующих в составе 4 чел.; в 1952 г. в спецпосёлке Шайтанка агентурой было обнаружено «несколько групп лютеран, которые для проведения религиозных обрядов нелегально собираются в вечернее время на частных квартирах, где занимаются чтением религиозных книг» [23, с. 120].
В период спецпоселения праздничный календарь российских немцев подвергся серьёзным трансформациям. Большое влияние на него оказали внешние факторы - политические, идеологические, социально-экономические. Изменилась структура календаря, отдельные обряды, церковный календарь становится семейным. Как отмечает Д. И. Вайман, в середине XX в. происходили существенные трансформационные процессы в календарно-сти российских немцев, разрушилась целостность системы народного календаря. Наиболее интенсивно они проходили в тех районах, где разрушалась компактность расселения немцев, формировались этнически смешанные поселения. Вовлечение немецкого населения в советское партийное строительство,
культурно-массовая работа в местах компактного проживания, разрушение приходской жизни значительно ослабили праздничный календарь немцев. В народной традиции сохранялись лишь основные календарные комплексы религиозного содержания - Рождество и Пасха [24, с. 235, 253].
В семьях немцев-спецпоселенцев отмечали религиозные праздники Weihnachten (Рождество) - главный зимний праздник -и Ostern (Пасха) - весенний. Рождество отмечается с 24 на 25 декабря, и обычно за месяц немцы начинали готовиться к празднику (Advent). Глава семьи приносил в дом ель, которую украшали всей семьёй: «Обычно папа ходил в лес за елью, а мы её потом украшали, сами делали игрушки из бумаги, раскрашивали их, мама выпечку сделает и тоже на ёлочку, раньше не продавали таких игрушек, как сейчас» . В канун Рождества семьи собирались вместе, чтобы подарить подарки, дети ждали прихода Weihnachtsmann (Рождественский дед): «В Рождество мы собирались всей семьёй, это был семейный праздник, мама готовила много блюд, стряпала. Мы дарили друг другу подарки, пели песни, любимая песня была "O Tannenbaum, O Tannenbaum", дети читали стихи Деду Морозу. Русские дети не понимали, почему мы празднуем Рождество раньше и почему называем Рождество, а не Новый год. Но в нашей семье мы отмечали и 24 декабря, а потом русский Новый год 31 декабря» .
Праздник Пасхи (Ostern) считается у немцев Урала и всей России одним из значимых годовых праздников [25, с. 42; 26, с. 153]. Его всегда отмечали пышно. Основные приготовления начинались в преддверии самого дня праздника: «Традиционно на Пасху красили яйца. Говорили, что пасхальные яйца и подарки приносит пасхальный заяц (Osterhase). В середину такого зайца помещали яйцо»7. Так возникла легенда о яйценесущем зайце, которую немцы, эмигрировавшие из Германии, принесли с собой в Россию: «На Пасху с вечера красили яйца, ночью хотелось не спать, чтобы зайчика увидеть, утром просыпались и находили маленькие подарки от него. Сейчас я тоже для внуков стараюсь делать такие подарки» .
Немцам удалось сохранить свою конфессиональную идентичность и некоторые
основы календарной обрядности в семье. Одной из главных мотиваций участия в религиозных общинах была языковая коммуникация. Именно на службе они «чувствовали себя немцами», для некоторых религия была гордостью. И. Верт вспоминает о времени пребывания его семьи на спецпоселении: «Несмотря на преследования, запреты и издевательства, я не могу припомнить, чтобы мы когда-нибудь страдали комплексом неполноценности. Напротив, нам грозило скорее известное высокомерие, гордыня из-за нашей веры» [27, с. 62].
В семьях, где оба супруга были немцами, сохранялась кухня. В основном готовили немецкую выпечку и супы: «Мама много стряпала немецкой выпечки - Krebl (жареные пышки из теста), Rivelkuchen (сладкий пирог), Platzchen (печенье); мы ими заменяли хлеб и все сладости, очень любили, когда мама стряпала, а делала она это каждый день»9; «Помню, что мы постоянно ели супы, причём и сладкие супы мама делала - Nudelsuppe (суп с лапшой), Krautsuppe (суп с квашенной капустой), Riewelsuppe (суп с клёцками), Schnitzsuppe (суп из сухофруктов с клёцками). Супы были без мяса, потому что скотину мы не держали, а купить мясо было сложно» .
Однако одна из основ этничности - язык -немцами была в значительной мере утрачена. Редко кто на спецпоселении говорил по-немецки, а если это происходило, то исключительно в семьях, тайно, чтобы никто не слышал. Многие забыли его преднамеренно, чтобы не возникало дискомфорта в общении с соседями, а у детей - со сверстниками и в школе: «В детстве я превосходно владел немецким, но потом просто перестал на нём разговаривать. Я сам отказался разговаривать на немецком языке из-за отношения людей. Это была волевая потеря языка. Мне задавали вопрос на немецком, а я отвечал на русском» .
Языковые сложности были у членов семей трудармейцев, приехавших на воссоединение на Урал. Ранее многие из них жили компактно среди немцев в Сибири и Казахстане. Там не было необходимости специально изучать русский язык, хотя многие и освоили его. А на спецпоселении, несмотря на то, что они жили в спецпосёлках, была
необходимость говорить на русском языке: на работе, в школе, магазине, больнице и пр. Кроме того, стеснение вызывало отношение местных жителей к немцам, говорившим на родном языке: «Однажды в магазине в очереди мы со знакомой немкой разговорились на немецком, рядом стояла женщина, да как начала кричать на весь магазин, что мы фашистки, что нас надо срочно сдать милиции, что нас надо расстрелять, нам почему-то стало стыдно, и мы скорее ушли»12.
Отказ от родного языка произошёл в первую очередь у родившихся после войны немцев; старшее поколение, напротив, старалось сохранить язык в семье: «Бабушка с дедушкой пытались говорить с нами на немецком языке, но папа запрещал им это делать, хотя сам отлично знал язык. Когда мы приезжали в посёлок на Бетонный, там было много немцев, и я слышала, как папа общался с друзьями-трудармейцами на немецком языке, но дома никогда не говорил»13. После трудармии немецкий язык оставался языком общения узкого круга, русский же стал языком вне семьи. Если дети, родившиеся ещё в Поволжье, знали родной язык, то на спецпоселении он перешёл в пассив, а позже был утрачен. Дети, родившиеся уже на спецпоселении, не владели немецким языком даже на элементарном уровне: «Я родилась в 1952 году, в семье мы говорили только на русском языке, немецкого я не знала, но мама моя была русская, а папа немец, мама говорила, что папа знает немецкий язык, но на все мои просьбы сказать что-нибудь на немецком или научить меня, он отвечал отказом, а иногда даже злился, если я сильно приставала»14.
Немецкий язык оставался во многом языком религии и семьи. Многие родители преднамеренно не разговаривали с детьми на немецком, использовали его в общении между собой или с друзьями: «В семье на немецком разговаривали только родители. Особенно если они хотели, чтобы мы чего-то не знали, то говорили на немецком. Папа играл на гармошке, мама пела на немецком языке, у нас в доме собиралось много немцев, они между собой на родном языке говорили. У тёти до последних дней был акцент»15.
Государство не проводило официальной политики по искоренению родного языка у советских немцев, но политические собы-
тия 1940-х гг. и общественное настроение после войны сыграли ключевую роль в массовом отказе немцев от родного языка. Во многом этот отказ объяснялся тем, что в обществе немецкий язык ассоциировался с образом «фашиста».
Отказ от имени
В условиях спецпоселения немцы столкнулись с ещё одной трудностью - закреплением за ними образа «врага народа», ярлыка «фашиста». Общественное мнение и поведение заставило их закрыться и отказаться не только от родного языка и малой родины, с которой они были выселены, но и от собственных имён и фамилий. «В моём классе были в основном русские ребята, нас немцев было трое, но у двоих немкой была мама, фамилия немецкая была только у меня. Меня всегда обзывали "фашистом", мне приходилось защищаться, иногда драться. Учительница по русскому языку всегда за сочинения ставила мне двойки. Однажды я попросил одноклассницу отличницу написать за меня сочинение, учительница всё равно поставила два. Такое отношение было всю жизнь, поэтому, когда я женился на русской, взял фамилию жены»16.
Конечно, не все соседи воспринимали немцев как «фашистов» и клеймили за их происхождение, были и те, кто восхищались их трудолюбием, порядком, достойным поведением: «Мы в Тагиле жили рядом с немцами, дружили с детьми, часто их родители нас звали к себе в гости на чай. Когда я приходила к ним в дом, поражалась порядком, чистотой: вроде бы одна комнатка, а как обустроена, как уютно было. Детки всегда аккуратные. Мамы много стряпали, угощали всех детей во дворе, были очень великодушными и добрыми, никогда ругательного слова не слышала от них»17. «Мой папа всю жизнь проработал шофёром, его очень уважали в коллективе, а когда он умер, на похоронах была живая колонна из машин, провожали сиренами. Пришёл один мужчина на похороны и сказал: "Вот немец же был, но честнее и порядочнее человека в жизни не встречал". На тот момент не почитались немцы. Папа вёл замкнутый образ жизни, ни с кем практически не общался, кроме семьи, мы были счастливые в семье, а со стороны мы боялись, что нас будут называть фашистами»18.
В период спецпоселения доминировали смешанные браки, немцы заключали браки с лицами другой национальности, чтобы защитить и оградить себя и своих детей от предвзятого отношения. Другая причина большого количества смешанных браков заключалась в том, что во многих регионах партнёров-немцев было крайне мало. Например, в Молотовской области немецкое население было в основном мужское. Молодые ребята-немцы брали себе в жёны местных девушек. Поскольку немцев в Соликамске было много, число смешанных браков в послевоенные годы быстро достигло внушительных размеров. Часть ребят-немцев женилась на девушках-репатриантках, однако таких девушек оказалось немного. Следует отметить, что родители немецких парней, как правило, благословляли их браки с местными девушками, понимая необходимость семейной жизни для своих сыновей и надеясь, что родившиеся в смешанном браке дети не будут записаны в спецпоселенцы, а получат перспективу нормальной жизни [28, с. 40]. Впрочем, имели место и мононациональные браки, заключавшиеся по немецким традициям.
Некоторые считали, что если сменить фамилию в браке, удастся избежать неприятностей: «Я хотела поскорее выйти замуж и сменить свою немецкую фамилию, чтобы оградить себя от излишнего внимания со стороны других, да и не хотелось, чтобы мои дети мучились так же, как мучилась я, они этого не заслужили»19. Нередко приходилось скрывать свою национальность: «Я не очень легко воспринимала свою фамилию, потому что гнёт я ощущала. В детстве я себя не чувствовала немкой, я скрывала. Вот сестра моя старшая могла за себя постоять, она никогда не стеснялась своей фамилии, а я была тихоней и чуралась этого»20. «Когда я женился, то решил взять фамилию своей жены, она русская. Мама меня поддержала, а отец считал, что я предал семью, а я просто беспокоился даже не о себе, а о детях. Живу много лет Кузнецовым, а не Лефлером, ни разу не пожалел» .
Немцы заключали браки с русскими, украинцами, татарами, коми. Бывали случаи, когда потенциальный партнёр скрывал, что он немец, если вступал в брак с немкой:
«У моего мужа фамилия похожа на немецкую, но он говорил, что еврей, чтобы я не сбежала из ЗАГСа, а когда мы поженились, он признался, что на самом деле немец, просто побоялся, что я не захочу замуж за нем-ца»22; «Я не испугалась взять фамилию мужа немца, хотя он изначально скрыл от меня, что он немец. Наверно, просто волновался за меня и нашу семью» . На детей, родившихся в таких браках, влияла не только коми и немецкая культура, но и русская, а языком общения и межкультурной коммуникации был русский: «У меня папа немец, а мама коми. В семье ни отец, ни мать по-русски хорошо не говорили, но языком общения был русский, что-то отец нам по-немецки говорил, что-то мать по-коми. Мы воспитывались русской улицей, хотя немцев было много вокруг среди соседей. С отцом соседи разговаривали по-немецки. Если говорить о немецком в детстве, то какие-то слова и песни были, плюс дисциплина, за столом нельзя было начинать есть без команды отца, если поторопился, то ложкой по лбу можно было по-
24
лучить» .
Коми не боялись вступать в брак с немцами, несмотря на проблемный статус спецпоселенцев: «Мужчины коми деревенские были рады жениться на немке... Браков коми-немцев было очень много»25. Немки стремились выйти замуж за коми, чтобы сменить немецкую фамилию и избавится от клейма «фашиста». Детей, родившихся в смешанных семьях, называли «коми-немец» (нем. komideutsche) [29, с. 146].
Нередки были случаи, когда немецкая идентичность замещалась коми идентичностью супруга: «У меня муж коми, поэтому я на немецком языке не говорю, а вот по-коми хоть что могу сказать, хоть спеть, хоть сплясать» . Взаимовлияние, как и противопоставление, культур проявлялось и в быту: «Коми благодаря немцам научились стирать и рукодельничать, строительством заниматься и варить. Что они умели? Мясо кинут в чугунок и картошку шлёпнут, вот и суп. Незатейливая кухня. Лук накрошат сырой на стол, и ешь вприкуску. Мама говорила: "Сколько коми-женщин было, стирать ни одна не умела". Коми женщины выходили замуж за немцев и говорили: "Ну, наварить бурду я какую-нибудь смогу, а вот выстирать
мужу рубашку я уже не смогу". Когда я приехала в Максаковку, мы в одном доме с семьёй жили, там старая немка жила, я постирала бельё, повесила, она говорит: "Эта женщина не коми, она бельё по-другому развешивает". Коми как делают: вместе и простыню, и наволочки, и носки, никакого по-
рядка»27.
Отказываться приходилось не только от фамилий, но и от собственных имён. Для немцев имя служило неким клеймом, они считали, что если они поменяют свои немецкие имена на русские, то изменится их жизнь. Особенно популярна эта практика была у мужчин: имя Герман меняли на Андрей, Фридрих - на Фёдор, Иоанн - на Иван, Вольдемар - на Владимир, Альфред - на Алексей, Леопольд - на Леонид, Теодор - на Тарас: «В свидетельстве о рождении у отца написано - Фёдор, но я считаю, что это ошибка, его звали Фридрих. У нас даже сохранились очень старые документы отца, где записано, что он Фридрих Райс. Отец был настолько заботливый, абсолютно немногословный, даже маме фамилию свою не дал, боялся трудностей» . «У моего отца в документах значится, что он Шокк Валентин Фёдорович, хотя он Шокк Вальдер Фридрихо-вич. Когда я его спрашивала, почему он не поменяет документы и не вернёт своё настоящее имя, он отвечал: "Я очень боюсь"»29.
Меняли имена и, соответственно, все документы не только мужчины, но и женщины, хотя многие признавались, что в семье их продолжали называть немецким именем: «Меня по-настоящему зовут Эмма, но я поменяла документы и стала Риммой. Мне тогда казалось, что это поможет избавиться от обзываний и насмешек со стороны. Я вышла замуж за русского, у меня стало русское имя и русская фамилия, язык немецкий я забыла, казалось, что намёков на немецкую национальность нет, но почему-то кардинально тогда ничего не изменилось, может, потому что все и так знали, что я немка. Новые знакомые, конечно, этого не знали, и даже удивлялись, когда я спустя лет 20 сказала, что я
30
немка» .
Помимо имён и фамилий, чтобы избавиться от клейма «фашиста», меняли и свою национальность. В паспортах записывали национальность «русский», вне зависимости
от происхождения родителей. А если один из родителей русский, то немцы нередко записывали детей на русскую фамилию: «Когда в 1955 году стали выдавать паспорта, то встал вопрос, какую национальность поставить в паспорте. У меня мама русская, а папа немец. Я недолго думала и записалась русской, папа сам на этом настаивал, а я и не сопротивлялась. А вот сестра моя записалась немкой, она гордилась, что немка и никогда не стеснялась этого, могла и ответить на выпады со стороны, умела за себя постоять. Когда я её спросила: "Не боишься, что будут проблемы из-за того, что ты немка?" - она тогда гордо и твёрдо ответила: "Я не собираюсь ни под кого прогибаться". Но таких среди немцев было мало, сейчас она уже в Германии живёт, у неё не было проблем с получением гражданства, именно потому, что она не отказывалась от своей национальности, а те, кто, как и я, отказались, потом имели проблемы с переездом в Германию»31.
Те, кто не менял национальность, мотивировали это тем, что рассматривали возможность эмиграции в Германию: «Мы с братом пришли получать паспорт, нас спросили, какую национальность писать, я задумался, а брат говорит: да ты что, пишем немцы, а вдруг в Германию уедем»32. Другие, напротив, не собирались уезжать, но расценивали смену национальности как предательство своего народа: «Я записался немцем, потому что я немец, почему я должен писать, что русский? Это обман и предательство, мои родители бы меня не поняли, я верил, что всё изменится» .
Смена имён, фамилий и национальности соответствует статусу латентной (затаённой) этничности у немцев Урала. Многие из них стали практически другими людьми с новыми именами, фамилией, национальностью и судьбой. Немцы надеялись, что эти трансформации изменят их положение в обществе и государстве, избавят их от одиозного клейма «фашиста».
* * *
Говоря об особой «негативной», «скрытой», «потаённой» идентичности российских немцев, мы подразумеваем идентичность, которая сформировалась в результате политической дискриминации. Эта дискриминация была результатом репрессивной полити-
ки в отношении российских немцев во второй половине XX в. Сначала немцы были депортированы в 1941 г. по национальному признаку, в 1942 г. мобилизованы в трудовые лагеря, а после войны были оставлены на спецпоселении. Дисперсное проживание и предвзятое отношение к немцам как к «врагам народа», общественное презрение со стороны местного населения, искусственное и преднамеренное искоренение немецкого языка, этнокультурных основ, отказ от имени и своего происхождения, разлучение семей -всё это стало факторами формирования новой, «негативной» идентичности российских немцев, в ней важное место заняли не традиции и обычаи, а историческая память.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Полевые материалы автора (ПМА). Свердловская обл., г. Нижний Тагил, 2016 г.
2 Там же.
3 ПМА. Республика Коми, г. Ухта, 2018 г.
4 Там же.
5 ПМА. Свердловская обл., г. Нижний Тагил, 2016 г.
6 ПМА. Свердловская обл., г. Екатеринбург, 2013 г.
7 ПМА. Свердловская обл., г. Нижний Тагил, 2013 г.
8 ПМА. Свердловская обл., г. Нижний Тагил, 2016 г.
9 ПМА. Свердловская обл., Ивдельский р-н, пос. Полуночное, 2013 г.
10 Там же.
11 ПМА. Свердловская обл., г. Нижний Тагил, 2013 г.
12 ПМА. Свердловская обл., Ивдельский р-н, пос. Полуночное, 2013 г.
13 ПМА. Свердловская обл., г. Кушва, 2014 г.
14 ПМА. Свердловская обл., г. Нижний Тагил, 2013 г.
15 ПМА. Республика Коми, г. Воркута, 2018 г.
16 ПМА. Свердловская обл., г. Кушва, 2014 г.
17 ПМА. Свердловская обл., г. Нижний Тагил,
2013 г.
18 ПМА. Свердловская обл., г. Краснотурьинск,
2014 г.
19 ПМА. Свердловская обл., г. Нижний Тагил, 2013 г.
20 ПМА. Свердловская обл., г. Кушва, 2014 г.
21 ПМА. Пермский край, г. Соликамск, пос. Чёрное, 2017 г.
22 ПМА. Свердловская обл., г. Нижний Тагил, 2013 г.
23 ПМА. Челябинская обл., г. Челябинск, 2018 г.
24 ПМА. Республика Коми, г. Сыктывкар, 2018 г.
25 ПМА. Республика Коми, пос. Верхняя Мак-саковка, апрель 2018 г.
26 Там же.
27 Там же.
28 ПМА. Свердловская обл., г. Екатеринбург, 2013 г.
29 ПМА. Республика Коми, пос. Северный, 2018 г.
30 ПМА. Свердловская обл., г. Кушва, 2014 г.
31 Там же.
32 ПМА. Свердловская обл., г. Краснотурьинск, 2016 г.
33 ПМА. Челябинская обл., г. Челябинск, 2018 г. ЛИТЕРАТУРА
1. Головнёв А. В. Дрейф этничности // Уральский исторический вестник. - 2009. - № 4 (25). -С. 46-55.
2. Губогло М. Н. Идентификация идентичности : этносоциол. очерки. - М., 2003. - 763 с.
3. Репина Л. П. Память и знание о прошлом в структуре идентичности // Диалог со временем : альм. интеллектуальной истории. -№ 21. - М., 2007. - С. 5-21.
4. Smart J. J. C. The Mind/Brain Identity Theory // The Stanford Encyclopedia of Philosophy. - URL: https://plato.stanford.edu/entries/mind-identity/ (дата обращения: 11.02.2019).
5. Тишков В. А. Реквием по этносу : исслед. по социально-культурной антропологии. - М. : Наука, 2003. - 542 с.
6. Филиппова Е. И. Территории идентичности в современной Франции. - М., 2010. - 300 с.
7. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. -М. : Прогресс, 2006. - 352 с.
8. Гучинова Э.-Б. М. Рисовать лагерь. Язык травмы в памяти японских военнопленных о СССР. - Sapporo, 2016. - XII, 220 с.
9. Кабо В. Р. Структура лагеря и архетипы сознания // Советская этнография. - 1990. -№ 1. - С. 108-113.
10. Левинтон Г. Насколько «первобытна» уголовная субкультура? Обсуждение статьи Л. Самойлова «Этнография лагеря» (СЭ, № 1, 1990) // Советская этнография. - 1990. -№ 2. - C. 96-100.
11. Самойлов Л. Этнография лагеря // Советская этнография. - 1990. - № 1. - С. 96-108.
12. Франкл В. Психолог в концентрационном лагере // Франкл В. Человек в поисках смысла. - М. : Прогресс, 1990. - С. 130-156.
13. Foucault M. Discipline & Punish: The Birth of the Prison. - New York, 1995. - 333 p.
14. Гудков Л. Д. Негативная идентичность : ст. 1997-2002 гг. - М. : Новое литературное обозрение, 2004. - 807 с.
15. Goffman E. Asylums : Essays on the Social Situation of Mental Patients and Other Inmates. - Har-mondsworth, 1978. - 180 p.
16. Паперный В. Культура Два. - М. : Новое литературное обозрение, 2006. - 407 с.
17. Киссер Т. С. Немцы Урала: этноистория и идентичность. - СПб. : МАЭ РАН, 2019. - 371 с.
18. Смирнова Т. Б. Немецкое население Западной Сибири в конце XIX - начале XXI века: формирование и развитие диаспорной группы : дис. ... д-ра ист. наук. - Омск, 2009. - 460 с.
19. Рындина О. М. Адаптивный потенциал этнической культуры (на материалах по российским немцам Нарымского края) // Вестник Томского государственного университета. История. -2016. - № 5 (43). - С. 90-95.
20. Архив УФСБ РФ по Свердловской области. Ф. 1. Оп. 2. Д. 283.
21. Крестьянинов В. Ф. Меннониты. - М. : Политиздат, 1967. - 223 с.
22. Эйхельберг Е. Преследование по религиозным причинам немцев Тюменской области // Наказанный народ : по материалам конф. «Репрессии против российских немцев в Советском Союзе в контексте советской национальной политики», Москва, 18-20 нояб. 1998 г. -М., 1999. - С. 211-220.
23. Кириллов В. М., Разинков С. Л. Спецпоселение советских немцев в Свердловской области: территориальное распределение, правовое положение и взаимоотношения с властью (1946-1956 гг.) // 6ЕРЕ1\1КВиСН : Книга памяти немцев-трудармейцев Богословлага, 19411946 : в 2 т. - М. : РНД ; Н. Тагил : НТГСПА, 2008. - Т. 1. - С. 108-127.
24. Вайман Д. И. Календарные праздники и обряды немцев Урала в конце XIX - начале XXI в. -СПб. : Маматов, 2017. - 320 с.
25. Рублевская С. А. Календарная обрядность немцев Западной Сибири конца XIX-XX в. -М. : Готика, 1999. - 134 с.
26. Вайман Д. И., Черных А. В. Немецкие хутора Прикамья: история и традиционная культура (XX - начало XXI в.). - СПб. : Маматов, 2004. -247 с.
27. Бернгардт Э. Г. Борис Раушенбах. - М. : Обществ. Акад. наук рос. немцев, 2000. -259 с. - (Штрихи к судьбе народа).
28. Герман А. А. «Если останусь жив.»: Жизнь и удивительные изломы судьбы российского немца Эдвина Гриба. - М. : МСНК-пресс, 2007. - 152 с.
29. Киссер Т. С. Коми-немцы: полевые заметки по этноистории // Кунсткамера. - 2018. - № 1. -С. 144-150.
Информация о статье
Дата поступления 5 мая 2020 г.
Дата принятия в печать 10 июля 2020 г.
Article info
Received May 5, 2020
Accepted July 10, 2020
Сведения об авторе
Киссер Татьяна Сергеевна - кандидат исторических наук, младший научный сотрудник отдела проектных исследований Музея антропологии и этнографии (Кунсткамера) РАН (Санкт-Петербург, Россия)
Адрес для корреспонденции: 199034, Россия, Санкт-Петербург, Университетская наб., 3 E-mail: tkisser@bk.ru
Для цитирования
Киссер Т. С. Негативная идентичность российских немцев // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2020. Т. 7, № 3 (27). С. 112-122. DOI: 10.24147/2312-1300.2020.7(3).112-122.
About the author
Tatiana S. Kisser - PhD in Historical Sciences, Junior Researcher at the Department of Project Research of Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography (Kunstkamera) of the Russian Academy of Sciences (St. Petersburg, Russia)
Postal address: 3, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russia E-mail: tkisser@bk.ru
For citations
Kisser T.S. Negative Identity of Russian Germans. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2020, vol. 7, no. 3 (27), pp. 112-122. DOI: 10.24147/2312-1300.2020.7(3). 112-122 (in Russian).
