CC BY
97
Заводские конторы в случае недоработок получали право нанимать за счет недоработавших волостей вольных. При этом половину расходов оплачивали конкретные виновники, а вторую — вся сотня27.
Рассчитанное на переходный период к новому принципу обеспечения заводов рабочей силой, «Положение» расширяло круг лиц, в обязанности которых входило следить за исправным выполнением приписными крестьянами заводской барщины, привлекая к этому как горных, так и гражданских чиновников.
Тогда же фактически был отменен и указ 1781 года, запрещавший телесные наказания. В июне 1800 года Главное правление уральских заводов предписало всем частным и казенным заводским конторам «работников ленивых и нерадивых наказывать батогами и высылать к работам и таковым огурщикам, которые пропустят срочное на работу время, и оную не выполнят, провианту им за 20-копеечную цену не выдавать»28. Ужесточение контроля за приписной деревней со стороны государства было вызвано опасениями, что крестьяне самовольно начнут отказываться от заводской барщины, не дожидаясь завершения реформы.
Итак, государственное регулирование отношений приписной деревни Урала с заводами имело целью обеспечить последние гарантированной рабочей силой и в то же время сохранить приписных крестьян как одну из категорий казенного населения страны. Если на этапе создания уральской металлургической промышленности превалировала первая задача, то в дальнейшем внимание правительства было сосредоточено на том, чтобы не дать горнозаводчикам путем безмерной эксплуатации подорвать экономику приписной деревни, сохранить базу, на которой основывалась уральская металлургия, поскольку именно приписная деревня являлась основным источником как подневольной, так и свободной рабочей силы для металлургической промышленности.
Токарев Л. И.
НЕДОЛГИЙ СОЮЗ: К ИСТОРИИ
КОАЛИЦИОННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА БОЛЬШЕВИКОВ
И ЛЕВЫХ ЭСЕРОВ
Общепризнанно и не вызывает возражений ни у российских, ни у зарубежных историков, что одной из наиболее существенных черт политической системы, функционировавшей в первые месяцы после победы Октябрьской революции, было существование двухпартийного правительства — Совнаркома,— олицетворяющего сложившийся правительственный • блок двух социалистических партий: большевиков и левых эсеров.
Исследование этого феномена всегда привлекало и привлекает сейчас внимание ученых. Иное дело, что конкретные политические интересы правящей в стране когорты до сих пор постоянно присутствовали и довлели как в исследовательских подходах к проблеме, так, особенно, в итогах и выводах, завершавших ее рассмотрение. В этом смысле, несомненно, прав видный американский политолог Альфред Мейер, утверждавший, что обращенная в прошлое историография «стремится прийти к согласию с этим прошлым. Она может делать это, либо прославляя прошлое, либо вынося ему обвинительный приговор; она может видеть в прошлом трагедию, комедию, героическую легенду или фарс. Каждый из этих подходов отражает ту
27 ГАЧО. Ф. И.— 172. Оп. 1. Д. 137, л. 228—238.
28 ГАЧО. Ф. И,— 170. Оп. 1. Д. 29, л. 66—67.
2*
11
позицию, которую историк занимает в отношении современного общества и политики, и, соответственно, подразумевает одобрение одной группы или партии и попытку дискредитации другой... Такова одна из причин, пс которой некоторые события пересматриваются заново, каждой последующей когортой. Историки постоянно переписывают историю»1.
Ныне, в условиях радикальных изменений нашего общества, когда в общественной жизни провозглашен плюрализм в социально-экономической и политической сферах, особенно настоятельной необходимостью является изучение и осмысление отечественного опыта функционирования многопартийной системы. Правда, сотрудничество большевиков и левых эсеров продолжалось недолго, всего несколько месяцев, с середины декабря 1917 года по начало июля 1918 года. Но даже подобный, краткосрочный период, фактически всего лишь исторический миг, достоин глубокого научного осмысления ради извлечения из него уроков.
Исходя из этого, думается, интересно проследить сам процесс взаимоотношений названных партий в правительственном блоке, их позиции по коренным проблемам и направлениям внутренней и внешней поли гики, их отношение к государственности, формам и учреждениям законодательной и исполнительной власти. Вероятно, оправданным будет сопоставить оценки и характеристики взаимоотношений, противоборства большевиков и левых эсеров по всем упомянутым направлениям их совместной, в едином правительственном блоке деятельности представителями различных исторических научных школ и различных поколений историков. Такой подход, по нашему мнению, позволит не только соблюсти, но и в наибольшей степени обеспечить объективность раскрытия интересующей нас проблемы.
Взятый для анализа исторический факт составляет содержание, на наш взгляд, самостоятельного этапа истории становления, формирования советской системы. Характерной особенностью этого этапа является существование многопартийных Советов и их исполнительных органов на всех уровнях и многопартийного же (двухпартийного) Советского правительства — Совнаркома.
Освещая проблему функционирования советской многопартийности, вероятно, оправданным будет остановиться на взаимоотношениях большевиков и левых эсеров внутри Совнаркома и ВЦИК по коренным вопросам революции и государственно-законодательной практики. Это, на наш взгляд, позволит обстоятельнее разобраться в причинах, обусловивших краткосрочность их коалиции, совместного правительственного блока. К числу коренных вопросов, по-своему трактовавшихся и обеспечивавшихся для их реализации различными формами и подходами большевиками и левыми эсерами, целесообразно отнести такие, как отношение к Советской власти и диктатуре пролетариата; продотрядам, комбедам и в целом к продовольственной политике; к выходу из империалистической войны, к Брестскому миру.
К сожалению, специально систематизированного и изложенного на указанной основе исследования по этим проблемам под углом зрения характеристики многопартийной политической системы нам найти не удалось. Это очень осложняет нашу задачу последовательно проследить практическую деятельность Совнаркома, ВЦИК, местных Советов и их органов с декабря 1917 года по середину 1918 года. Все имеющиеся публикации, как правило, констатируют создание двухпартийного Совнарко-
1 Цит. по: Вопросы истории КПСС, 1989, № 3,— С. 81.
ма и сразу же переходят к освещению событий в июле 1918 года*. Более приемлема в этом смысле статья П. Н. Соболева «К вопросу о возникновении однопартийной системы в СССР»3, где более или менее последовательно раскрывается деятельность двухпартийного Совнаркома в рассматриваемый нами период, освещается и оценивается противоборство позиций большевиков и левых эсеров по вопросам внутренней и внешней политики правительства. Однако она страдает односторонней ориентацией автора, отдающего приоритет правильности большевистской позиции и оценки. Несколько особняком стоит небольшая статья В. Г. Сироткина «Кто начал гражданскую войну!», почти целиком посвященная рассуждениям вокруг подборки документов о выступлении левых эсеров, опубликованной в «Известиях ЦК КПСС»1. Автор ее пытается дать свое, коренным образом отличающееся от традиционного, видение проблемы. Но таких работ пока немного.
Анализируя отношения между большевиками и левыми эсерами в конце 1917 — начале 1918 годов необходимо прежде всего подчеркнуть: делегировав своих представителей в Совнарком, опираясь на свои фракции во ВЦИК, Советах и исполнительных комитетах местных Советов, партия левых эсеров вошла в законодательные и исполнительные органы, приняла участие в разработке, утверждении и реализации декретов и других правительственных актов и, следовательно, разделила тем самым ответственность с большевиками.
Советская власть как таковая воспринималась и признавалась как большевиками, так и левыми эсерами однозначно позитивно. М. Спиридонова, к примеру, признавала Советы как «самое полное выражение народной воли». Сопоставляя их с западноевропейскими парламентами, сравнивая «советскую» и «буржуазную» демократии, она отдавала предпочтение Советам, утверждая, что «путем парламентской борьбы мы не можем перейти к социализму»5. Вместе с тем, диктатура пролетариата как основа, форма советской государственности воспринимается обеими партиями не только не однозначно, но и порой противоположно. Большевики, как известно, стояли за советскую форму диктатуры пролетариата. Левые же эсеры в том, что касалось конкретных форм организации государственной власти, были значительно менее категоричны. Более того, Спиридонова, например, весьма сдержанно относилась к деятельности и возможностям Совнаркома: «Демократия напрасно надеется, что правительство может спасти революцию и страну. Никакое правительство не сможет этого сделать, только сам народ собственными силами в состоянии спасти себя. Если народ сам не сорганизуется, то сверху «декретами» помочь нельзя. Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов должны брать власть в свои руки и проводить в жизнь новые, народные законы»6
Вот как оценивают эти различия в позициях большевиков и левых эсеров исследователи.
П. Н. Соболев утверждает, что даже после вхождения в состав Совнаркома и, находясь в других органах Советской власти, левые эсеры
1 См.: История КПСС. В 6-ги т. Т. 3. Коммунистическая партия — организатор победы Великой Октябрьской социалистической революции и обороны Советской республики. Март
1917—1920 г. Кн. первая (Март 1917 — март 1918 г.) М., 1967.— С. 432—508; Басманов М. И., Гусев К. В., Полушкина В. А. Сотрудничество и борьба: Из опыта отношений КПСС с непролетарскими и некоммунистическими партиями.— М.: 1988.— С. 179—183; Гусев К. В., Полушкина В. А. Стратегия и тактика большевиков в отношении непролетарских партий.— М.: 1983.—С. 59-60 и др.
3 См.: Вопросы истории КПСС, 1968, № 8,—С. 20—3 5.
4 См.: Сироткин В. Г. Вехи общественной истории. Очерки и публицистика.— М.: 1991.— С. 187—192.
5 См.. Протоколы первого съезда партии левых социалистов-революционеров.— 1918.— С. 34.
6 Знамя труда, 1917, 11 ноября.
«фактически повели дело к вооруженной борьбе против диктатуры пролетариата»; что «коренное расхождение во взглядах двух правительственных партий по основным вопросам революции не уменьшалось, а продолжало углубляться». Большевики, руководствуясь марксистско-ленинской доктриной, признавали в переходный от капитализма к социализму период государственной властью только диктатуру пролетариата, а левые эсеры призывали в этот период создать «однородное социалистическое правительство» из представителей всех партий — от большевиков до народных социалистов. Главной силой социалистической революции большевики считали пролетариат и его союзником — беднейшее крестьянство, а левые эсеры отводили ведущую роль в революции крестьянству, а не рабочему классу. «Ошибочность исходных позиций левых эсеров в вопросе о движущих силах революции,— подчеркивает Соболев,— обусловила и все последующее поведение этой партии, ее выступления против Брестского мира с Германией, против важнейших мероприятий Коммунистической партии»7. Такова концепция, сложившаяся и господствовавшая до середины 80-х годов.
Иная картина предстает в высказываниях, рассуждениях, размышлениях историков за последние годы. Наиболее показательна в этом смысле позиция Л. Овруцкого и А. Разгона, изложенная в публикации «Пасынки революции»8. Излагая свою трактовку, они доказываю^, что мятеж 6 июля 1918 года не был ни антисоветским, ни антибольшевистским, да и вообще это был не мятеж. По их убеждению, «левые эсеры вовсе не собирались свергать власть Советов, которую они, хотя и с оговорками, поддержали в Октябре и в сотрудничестве с большевиками основательно укрепили в последующие месяцы» . Левые эсеры, считает А. Разгон, надеясь получить не менее, если не более половины голосов на V съезде Советов, стремились превратиться в «большую партию, претендующую на руководящую роль в стране», которая в рамках многопартийной системы совершенно естественно станет преобладающей. В этом нет ничего антисоветского, ибо власть остается у советской партии. Такая деятельность, по мнению А. Разгона, не противоречит высказываниям Ленина как до Октября, так и на заседании ВЦИК 21 ноября 1917 года о том, что при последовательном осуществлении права отзыва депутата внутри советской системы «переход власти от одной партии к другой может происходить мирным путем, путем простого перевыбора» .
Л. Овруцкий приводит подтверждающие тезис А. Разгона фрагменты из левоэсеровских документов и высказывания в аналогичном смысле Я. М. Свердлова 15 июля 1918 года". Таким же методом, опираясь на показания М. Спиридоновой и документы ЦК партии левых эсеров, они обосновывают вывод о том, что выступление 6 июля не носило антибольшевистской направленности12. Следовательно, утверждают Л. Овруцкий и А. Разгон, левые эсеры внутри Совнаркома, во ВЦИК и местных Советах, находясь в политической системе советского общества, вели политическую борьбу за власть парламентскими методами. Думается, этот вывод следует признать приемлемым в противовес доказывавшемуся ранее тезису о противостоянии левых эсеров ради свержения большевиков. Но, видимо, его целесообразно аргументировать более основательно документальными материалами обеих партий.
7 Вопросы истории КПСС, 1968, № 8.—С. 25.
8 См.: Родина, 1990, N8 3,— С. 67—74.
4 Родина, 1990, № 3,—С. 69.
10 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 35. — С. 111.
" См.: Родина, 1990, № 3,—С. 69—70.
12 См.: там же.- С. 70.
Имелись известные различия в отношении большевиков и левых эсеров к Учредительному собранию. Большевики сочли целесообразным ради сопоставления с Советами и отказа масс от надежды на Учредительное собрание провести в него выборы по партийным спискам лета 1917 года в намеченный предшествующими властями срок, 12 ноября 1917 года, и созвать избранное на них Учредительное собрание, дабы показать массам его реакционность в сравнении со II съездом Советов. «Мы должны были,— заявил Ленин в речи о парламентаризме на II конгрессе Коминтерна 2 августа 1920 года,— объявить выборы и показать массам на примере, на фактах, что это Учредительное собрание во время величайшей всеобщей нужды не выражает чаяний и требований эксплуатируемых классов»13.
Левые же эсеры возлагали на Учредительное собрание большие надежды, расценивая его как «институт народного правительства», «форму народовластия»14. Однако по мере приближения срока созыва Учредительного собрания левые эсеры не без колебаний все чаще оказывались на сходных с большевиками позициях. Написанная Лениным «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа», к примеру, была внесена для обсуждения во ВЦИК от имени большевиков и левых эсеров. Хотя и неодновременно с большевиками, а несколько позднее, спустя сутки, левоэсеровская фракция Учредительного собрания вместе с левоэсеровской фракцией ВЦИК поддержала большевистское предложение распустить Учредительное собрание. Об этом же свидетельствуют совместная работа большевиков и левых эсеров на III Всероссийском съезде Советов и другие факты.
И все же левые эсеры не встали на марксистскую платформу, продолжая, в частности, отвергать диктатуру пролетариата как неосуществимую «в отсталой в промышленном отношении стране, к тому же земледельческой»15. И хотя несколько позже некоторая часть левых эсеров признала диктатуру как допустимую форму власти в переходный от капитализма к социализму период, но не диктатуру пролетариата, а «диктатуру трудящихся классов», имея в виду всех тех, кто «не эксплуатирует чужого наемного труда»16. В главном документе первого съезда партии левых эсеров (19—28 ноября 1917 года), в частности, говорилось, что «переходные эпохи требуют диктатуры того класса, который хочет победить». Но ни в одном документе съезда о диктатуре пролетариата не упоминалось, а говорилось о «диктатуре демократии».
Очень резкую позицию неприятия диктатуры пролетариата заняли левые эсеры на III съезде своей партии в ходе обсуждения проекта Советской Конституции, разработанного комиссией для V Всероссийского съезда Советов. В принятой по этому вопросу резолюции воплощенная в Конституции, идея диктатуры пролетариата начисто отвергалась, предлагалось упразднить Совнарком и все его функции передать ВЦИК и пр17. Л. М. Спирин из подобных фактов делает обоснованный, на наш взгляд, вывод о том, что левые эсеры не признавали пролетарского руководства крестьянством18.
Не менее острые дискуссии, доходившие порой до противоборства, велись вокруг продовольственной политики Совнаркома и заключения Брестского
м Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 41.—С. 257.
14 Протоколы заседаний Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета
второго созыва. М.: 1918. — С. 178.
16 Знамя труда, 1917, 7 ноября.
16 См. Гусев К. В. Партия эсеров: От мелкобуржуазного революционаризма и контрреволюции.— М.: 1975.—С. 211.
17 См.: Соболев П. Н. Указ. соч. — С. 28.
18 См.: Спирин Л. М. Россия. 1917 год: Из истории борьбы полит, партий. — М.: 1987.— С. 252.
мира. Наиболее жаркие баталии развернулись и велись на V съезде Советов (4—10 июля 1918 года). Левые эсеры атаковали Совнарком и ЦК РКП (б) по продовольственному вопросу и комбедам. Здесь, видимо, следует напомнить о том, что в июне — июле 1918 года именно политика большевиков по отношению к крестьянству стала едва ли не главным пунктом противоречий между левыми эсерами и большевиками. В это время, в частности, М. Спиридонова обвиняла большевиков в том, что они свертывают «социализацию» земли, подменяя ее «национализацией»; препятствуют нормальной деятельности Крестьянской секции ВЦИК; проводят продовольственную диктатуру, организуют продовольственные отряды, несильно реквизирующие хлеб у крестьян, насаждают комитеты бедноты. Она заявила о том, что «в вопросе о политике по отношению к крестьянам мы будем давать бой при всяком декрете», «мы будем бороться на местах, и комитеты деревенской бедноты места себе иметь не будут»19. Член ЦК партии левых эсеров Камков назвал создание комитетов бедноты контрреволюционной мерой и протестовал против посылки в деревню продотрядов.
Отметая утверждения левых эсеров о том, что эти меры направлены не против кулаков, а против трудящегося крестьянства, Ленин заявил: «Нет, это борьба с ничтожным меньшинством деревенских кулаков, это борьба за то, чтобы спасти социализм и распределять хлеб в России правильно»20.
Оценивая эти разногласия, многие историки ранее утверждали: лидеры левых эсеров фактически защищали кулачество против организации деревенской бедноты'1. Вряд ли это утверждение достаточно обоснованно. Вот как разъясняет политику своей партии в данном вопросе члон ЦК левых эсеров Карелин: «Для нас существует только два слоя сельского населения: огромный процент трудового крестьянства и сравнительно ничтожный процент кулачества. Этот взгляд мы и кладем в основу решения продовольственного вопроса». «Расслаивать крестьянство,— говорила М. Спиридонова,— следует на трудовое крестьянство и на кулаков на почве социальной». И Карелин, и Спиридонова не раз подчеркивали: партия левых эсеров на стороне трудового крестьянства, а не кулака.
Иначе подают противоборство большевиков и левых эсеров по этим вопросам Л. Овруцкий и А. Разгон. Первый утверждает, что симпатии значительной части крестьянства, выразившиеся в солидном увеличении числа мандатов у левых эсеров на V Всероссийском съезде Советов, левые эсеры завоевали благодаря выступлениям против продовольственной политики большевиков. А. Разгон подтверждает этот тезис документально, ссылаясь на анализ выступлений левых эсеров по продовольственному вопросу во ВЦИК четвертого созыва (март — июнь 1918 год), утверждая, что левые эсеры даже не поднимали голоса в защиту кулачества, а напротив, многократно выступали против него. Оба этих ученых утверждают, что такая позиция левых эсеров опиралась, с одной стороны, на противопоставление ими принципу централизации осуществления продовольственной политики принципа децентрализации ее, то есть передачи проведения ее в руки местных Советов. С другой стороны, левых эсеров смущало нечеткое определение содержания термина «держатели хлеба» в декрете о продовольственной диктатуре. Так, Карелин спрашивал: «Что... означает то чрезвычайно расплывчатое понятие: крестьянская буржуазия, кулаки, имеющие в деревне излишки хлеба, которое выставлено в этом проекте декрета? Само собой разумеется, что беспощадная борьба с теми, кто задерживает у себя излишки, должна быть: борьба с этим злом и составляет
19 См.: Пятый Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов. Москва, 4—10 июля 1918 г. Стеногр. отчет. М.: 1918 —С. 58 — 59.
20 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 36. — С. 507.
21 См.: Соболев П. Н. Указ. соч. — С. 29.
прямую обязанность Советской власти. Но нужно определить эту категорию... Нужно понять, что сейчас в деревне имеются элементы чисто трудовые, крестьянские, которых могут преследовать кулацкие элементы, и эти трудовые элементы могут быть оплотом в борьбе с кулаками».
Как видим, левые эсеры опасались, чтобы в борьбе с кулаками не пострадали мелкие и средние крестьяне. Противопоставление деревенской бедноты «трудовому крестьянству» казалось им бессмысленным и кощунственным, комбеды ими отвергались. В подтверждение этой непримиримости Л. Овруцким и А. Разгоном приводятся высказывания М. Спиридоновой и Камкова на V Съезде Советов. Процитировав приведенное нами ранее заявление М. Спиридоновой о том, что левые эсеры в процессе борьбы на местах не допустят создания комбедов, они дополняют это ее заявление словами о том, что «...если большевики не прекратят насаждать комбеды, то левые социалисты-революционеры возьмут в руки те же револьверы, те же бомбы, какими они пользовались в борьбе с царскими чиновниками». «Не только ваши отряды,— поддерживал ее Камков,— но и ваши комбеды мы выбросим вон за шиворот», ибо, по его мнению, в продовольственные отряды рабочие шли для грабежа деревни22. В ответ на эти эмоциональные заявления Ленин не менее резко отвечал, что «тысячу раз будет не прав тот, тысячу раз ошибается тот, кто позволит себе хоть на минуту увлечься чужими словами и сказать, что это — борьба с крестьянством, как говорят иногда неосторожные или невдумчивые из левых эсеров»23. Эмоции, как видим, преобладали в выступлениях обеих сторон.
Сославшись на более позднее выступление Ленина с признанием ошибок большевиков в проведении продовольственной политики24, Л. Овруцкий обусловливает это противоборство двух правительственных партий игнорированием ими разрыва между теоретическими выкладками и практическими наработками в данном вопросе. Он считает, что левые эсеры, борясь против продотрядов и комбедов, отстаивали интересы крестьянства25.
Как явствует из двух приведенных оценок противоборства большевиков и левых эсеров по продовольственной политике, одни и те же факты, события, документы трактуются и оцениваются по-разному. Видимо, при раскрытии данного направления взаимоотношений и взаимодействий большевиков и левых эсеров в рамках единого правительственного блока целесообразно ограничиться показом самого хода их борьбы. Однако, подобного ограничения не должно быть при выявлении, определении правильности позиций обеих партий, ибо для этого необходим еще один, весьма существенный компонент: итоги, результаты проводимой политики и оценка их теми, кто наиболее заинтересован в решении данной конкретной задачи. Речь идет об удовлетворении или неудовлетворении проводимой политикой со стороны рабочих и крестьян. Их ответ следует считать объективным, а не различные толкования и гипотезы ученых.
Сложные взаимоотношения были у большевиков и левых эсеров по важнейшему, судьбоносному вопросу, стоявшему перед революцией, о выходе из империалистической войны. О поддержке левыми эсерами идеи заключения мирного договора свидетельствуют многочисленные факты. Это и участие в составе советской делегации по переговорам А. А. Биценко, и позиция М. Спиридоновой и других лидеров партии левых эсеров по поддержке усилий делегации Советской России по заключению мирного договора с Германией и др. «После поступков правительств Англии и Франции,— говорила М. Спиридонова,— заключение сепаратного мира
22 См.: Родина, 1990, № 3.—С. 69.
23 Ленин В. И. Полн собр. соч., т. 36.— С. 507.
24 См.: Ленин В. И. там же, т. 38,— С. 146.
25 См.: Родина, 1990. № 3. — С. 69.
3 Зак. 4772
VJ
будет тем толчком, который заставит массы прозреть»'6. Большинство ЦК партии левых эсеров поддерживало заключение договора с Германией вплоть до 23 февраля 1918 года. Однако, когда германская делегация выдвинула новые, гораздо более тяжелые условия мира, ЦК партии левых эсеров сначала на своем заседании, а затем и на совместном заседании с ЦК большевиков высказался против заключения договора27. Оставшись на заседании ЦК партии левых эсеров в меньшинстве, Спиридонова продолжала поддерживать Ленина и его сторонников до середины апреля 1918 года. В докладе на II съезде своей партии, возражая Камкову, она призывала разделить с большевиками ответственность за Брестский мир, подчеркнув, что партия левых эсеров, оказавшись единственной правящей партией, тоже подписала бы такой мир, ибо «он был подписан нуждой, голодом, нежеланием всего народа — измученного, усталого — воевать»28. Спиридонова категорически возражала против призывов спровоцировать разрыв Брестского договора и развязать «революционную войну» против Германии.
И тем не менее в апреле — июне 1918 года Спиридонова, видимо, подчиняясь решениям съезда своей партии, круто изменила политическую позицию, перейдя от сотрудничества с большевиками на сторону их политических противников, круто переменив и отношение к Брестскому договору. В июне 1918 года она резко выступила против Брестского договора, призывая к его разрыву.
Определенную поддержку у левых эсеров находила точка зрения Л. Троцкого «ни войны, ни мира», использовавшаяся ими в качестве прикрытия идеи об организации партизанской войны против германского империализма. Единственной возможностью разрешения всех трудностей, единственным средством сохранения, защиты завоеваний российской революции, по их убеждению, являлось продолжение войны с империализмом до тех пор, пока она не вызовет мировую революцию'9.
Оценивая позиции большевиков и левых эсеров по вопросу о войне и мире, в прошлом все, а ныне еще значительная часть наших историков подчеркивали, что левые эсеры преднамеренно проводили политику непримиримого обостренного отрицания каких бы то ни было соглашений с германским империализмом. С этих позиций они и воспринимали все акции большевиков по выходу из империалистической войны и заключению мирного договора с Германией. «..Левые эсеры,— пишет, например, Л. М. Спирин,— не выдержали проверки на зрелость. Их постоянные колебания, придирки к действиям политического авангарда рабочего класса, нежелание пересмотреть свои позиции по важнейшим вопросам революционной стратегии, в частности, о войне и мире, о социалистической революции в деревне, привели их к конфронтации. Левые эсеры вышли из Совета Народных Комиссаров. Непонимание необходимости заключения в марте 1918 года Брестского мира с Германией привело руководство эсеровской партии к организации 6 июля антисоветского мятежа. По постановлению ЦК левых эсеров был убит посланник Германии в Советской России граф Мирбах. Неподготовленная к обороне страна оказалась на грани войны с немецким империализмом. Это ставило под величайшую угрозу существование первого в мире рабоче-крестьянского государства. Советская власть решительно пресекла действия мятежников. Лидеры левых эсеров были арестованы. Партия распалась, из нее образовались еще две организации, заявившие о сотрудничестве с Советской властью. Значительное число левых эсеров,
'" Известия Петроградского Совета, 1917, 17 декабря.
27 См.: Минц И. И. Год 1918-й М.: 1982,—С. 94.
28 Знамя борьбы. Пг., 1918, 24 апреля.
19 См.: Басманов М. И., Гусев К. В., Полушкина В. А. Указ. соч.— С. 182.
порвав со своей партией, вступило в РКП (б)»30. Аналогичную оценку позиции левых эсеров по данному вопросу разделяют А. Велидов, П. А. Голуб, К. В. Гусев, П. Н. Соболев и другие3'.
Совершенно в ином ключе характеризуют поведение в рассматриваемом направлении левых эсеров Ю. Фельштинский, Л. Овруцкий и А. Разгон. Отвечая на вопрос о том, можно ли считать, что после ратификации IV съездом Советов (март 1918 год) вопреки протестам левых эсеров Брестского договора с Германией и отзыва партией левых эсеров своих представителей из Совнаркома сотрудничество с большевиками было прекращено и наметилась линия, фатально ведущая к акции 6 июля, Л. Овруцкий, по сути дела, не согласился с подобной формулировкой вопроса. Он подчеркнул тот бесспорный факт, что левые эсеры остались в местных Советах и их органах, во ВЦИК, в коллегиях многих наркоматов. Левые эсеры и после IV съезда Советов, констатирует К. В. Гусев, сохранили за собой значительную часть крестьянства. К концу первого полугодия 1918 года их было 26 процентов в составе губернских и 28 процентов уездных Советов32. Более того, замечает Овруцкий, само решение об отказе от постов в Совнаркоме было одобрено II съездом партии левых эсеров (17—25 апреля 1918 года) очень незначительным большинством голосов. Из 59 делегатов это решение было принято лишь большинством в 5 голосов при 5 воздержавшихся33.
Особое внимание, думается, следует обратить на то, что среди лидеров не было единства по этому вопросу: Спиридонова, Натансон и Трутовский возражали против выхода из Совнаркома. Так, Спиридонова в своем выступлении на съезде, в частности, заметила, что, коль крестьянство — «основной движущий фактор нашей революции, как же его оставить без политической власти, как же можно устраивать выход из Совета Народных Комиссаров». Она предлагала сохранить сотрудничество с большевиками, чтобы «сделать все, чтобы в наших руках было опять руководство крестьянством». Думается, следует внимательнее и осмысленнее отнестись к этой фразе, особенно к словам «чтобы в наших руках было опять (подчеркнуто нами — А. Т.) руководство крестьянством». В них, на наш взгляд, содержится признание факта отлива, отхода крестьянства от левых эсеров. Иное их толкование безосновательно. Призывая к сохранению правительственного блока с большевиками, Спиридонова, видимо, и рассчитывала на то, что в ближайшее время в руководстве большевиков из-за разногласий по Брестскому миру произойдет раскол и выделится самостоятельная партия «левых коммунистов», с которыми левые эсеры продолжили бы сотрудничество по развязыванию «революционной войны». Однако, как упоминалось выше, поддержки на съезде Спиридонова не получила34.
Все приведенное, по мнению Овруцкого, свидетельствовало о том, что сама антибрестская волна не была в состоянии подняться так высоко и круто, чтобы привести к мятежу против Советской власти. Более того, опираясь на факт заметного увеличения представительства левых эсеров на V съезде
30 Спирин Л. М. Указ. соч.—С. 257—258.
31 См.: Велидов А. Шестое июля. Что необходимо напомнить в интересах исторической правды о мятеже левых эсеров.— В кн.: Переписка на исторические темы: Диалог ведет читатель/Сост. В. А. Иванов.— М.: 1989.—С. 215—236; Голуб П. А. О блоке большевиков с левыми эсерами в период подготовки и победы Октября.— Вопросы истории КПСС, 1971, № 9,—С. 58—59; Басманов М. И., Гусев К. В., Полушкина В. А., Указ. соч.—С. 181—183; Соболев П. Н. Указ. соч.— С. 28—33 и др.
32 См.: Гусев К. В. Крах мелкобуржуазных партий в СССР. М.: 1966.— С. 42—43.
33 См.: там же. — С. 42.
34 См.: Соболев П. Н. Указ. соч.— С. 25—26; Россия на рубеже веков: Исторические портреты,—М.: 1991,—С. 347.
3»
19
Советов по сравнению с IV съездом (рост от 20% до почти одной трети)35, Овруцкий резонно предполагает, что рост числа левоэсеровских делегатов связан не с призывами к войне с Германией, ибо крестьяне, засеяв в мае впервые полученные наделы земли, не могли в июне отдать предпочтение войне вместо жатвы. Левые эсеры, по его убеждению, добились повышения своего рейтинга у значительной части крестьянства выступлениями против большевистской продовольственной политики, истоки которой, по мнению левоэсеровских теоретиков, находились в брестской капитуляции. Этот тезис Овруцкий подкрепляет следующим высказыванием Камкова: «...капитуляция вовне неминуемо влечет капитуляцию внутри... Гибелью русской революции в ее первый период (имеется в виду Февраль,— поясняет Овруцкий ) была ее зависимость от англо-французского капитала. Гибелью революции в ее второй период является та зависимость, в которую она попала от германского капитала»36. Фактически эта же мысль приводится в «Открытом письме Центральному Комитету партии большевиков» М. Спиридоновой, где она, в частности, пишет, что «в вопросе о войне и мире вы приняли «решение» в подписании Брестского мира, который, может быть, уже сделал-таки свое — задушил нашу революцию... Брест отрезал нас от источников экономического питания: от нефти, угля, хлеба, а ведь от этого-то прежде всего и гибнет наша революция. Брест — это предательство всей окраиной Украинской революции... Наша левоэсерская попытка расторгнуть Брест была отчаянной попыткой апелляции нашего общего Октября к революционному моменту истории, но вы безнадежно увязли в своей позорной зависимости от запугавшего вас германского империализма»37.
Не соглашаясь с версией Ю. Фельштинского о том, что мятеж 6 июля — якобы следствие чекистской провокации, оценив ее как спорную, Овруцкий, вместе с тем, замечает, что тем не менее она заставляет подумать над такими вопросами, как: был ли мятеж антисоветским? и был ли это мятеж? Согласившись с такой постановкой вопросов, А. Разгон утверждает, что мятеж не был антисоветским, ибо левые эсеры, опираясь на возможность получения в результате выборов на V съезд Советов большинства и превратившись вследствие этого в большую партию, возьмут полноту власти в свои руки парламентским методом. Но ведь эта концепция строится не на действительном, а на возможном, которое может и не состояться, как фактически это и произошло. Рост собственного влияния и количественного представительства на V съезде Советов левыми эсерами был переоценен, признают Овруцкий и Разгон, и породил у них неоправданно эйфорическое настроение, вылившееся в стремление одним ударом разрешить весь узел противоречий с большевиками. Таким ударом, по мысли А. Разгона, и следует предполагать убийство Мирбаха, которое немедленно вызовет войну. А это в свою очередь потребует и новой блокировки левых эсеров с большевиками, но не со всеми, а лишь с «левыми коммунистами». При таком варианте блока преобладать в нем будут левые эсеры, становящиеся, следовательно, руководителем дальнейшего развития общества. Это обстоятельство, убеждает А. Разгон, отрицает антибольшевизм мятежа. И, наконец, о самом мятеже А. Разгон говорит так: «Изучение материалов центральных и областных архивов показало: нет ни одного бесспорного свидетельства (а спорные, видимо, есть? — А. Т.), что левые эсеры загодя и целена-
1,1 Между IV и V съездами Советов, по свидетельству К. В. Гусева, увеличение удельного веса левоэсеровских фракций составило с 20% до 24% в губернских и с 20% до 28% в уездных Советах. (См.: Гусев К. В. Крах мелкобуржуазных партий в СССР. М.: 1966.— С. 43—44).
См.: Родина, 1990, № 3,—С. 69.
37 См.: Там же, № 5 — С. 40.
правленно готовили широкое, четко спланированное выступление в общероссийском масштабе. Ни одного!»
Думается, есть необходимость здесь кое-что уточнить. Если нет ни одного бесспорного свидетельства, то все же спорные должны быть, а что они собой представляют? Вероятно, есть необходимость более четко выяснить: если в общероссийском масштабе не планировалось, в региональном или ином было? Это тем более важно сделать, ибо Москва, где этот мятеж имел место, является регионом всероссийского значения. А коли так, то, видимо, обязательно выяснить смысл соотношения общероссийского, регионального и местного масштабов, их роль, место и весомость в тех конкретных исторических условиях для всей страны, чего, как видно, почему-то совершенно не учитывают А. Разгон и Л. Овруцкий. Последний с восторгом поддерживает приведенное выше обобщение Разгона: «Более того, многие лидеры ПЛСР, его многочисленная фракция на съезде Советов (не говоря уже о рядовых членах партии) узнали о выступлении из газет»38. Не возражая в принципе против возможности подобного вывода, все же, считаем обязательным этот вывод убедительно обосновывать документальными источниками, а не простыми умозаключениями и предположениями.
И, конечно же, совершенно неприемлемо стремление игнорировать достаточно хорошо известные факты только потому, что они не работают на отстаиваемую этими историками версию. Как можно, например, игнорировать ряд заявлений М. Спиридоновой (на заседании ЦК ПЛСР 24 июня 1918 года, на III съезде ПЛСР 28 июня 1918 года, и другие), где прямо и открыто говорится о необходимости осуществления вооруженного выступления против большевиков39. Непонятно также игнорирование А. Разгоном и Л. Овруцким ряда фактов, приводимых Э. Карром как достоверных и неопровержимых. «6 июля 1918 года, видимо, в надежде вызвать разрыв отношений,— пишет он,— два левых эсера убили германского посла Мирбаха... За этим ударом последовали попытки (заметим: не попытка, а попытки.— А. Т. подчеркнуто нами) захватить власть в Москве и восстания в различных провинциальных центрах, из которых наиболее серьезное произошло в Ярославле. Савинков, известный эсер-террорист, впоследствии заявлял, что он был организатором восстаний и что их финансирование шло за счет фондов, предоставленных через французского военного атташе в Москве»40.
На наш взгляд, более убедительно выглядит точка зрения С. В. Безбе-режьева в статье «М. А. Спиридонова»41. Опираясь на документы ЦК ПЛСР, он утверждает, что 24 июня 1918 года ЦК левых эсеров принимает решение о разрыве Брестского договора, используя для этого ряд террористических актов против виднейших представителей германского империализма; о мобилизации надежных военных сил; о необходимости «приложить все меры к тому, чтобы трудовое крестьянство и рабочий класс примкнули к восстанию и активно поддержали партию (левых эсеров — А. Т.) в этом выступлении». Для руководства осуществлением «решительных действий против настоящей политики СНК» было сформировано бюро с диктаторскими полномочиями в составе Спиридоновой, Голубовского и Майорова. По утверждению Спиридоновой, она была главным организатором покушения на Мирбаха, лично инструктировала Я. Блюмкина и принимала участие в инсценировке покушения. «Я,— сказала Спиридонова Следственной комиссии,— организовала дело убийства Мирбаха от начала до конца».
38 См.: Родина, 1990, № 3,—С. 71.
39 См.: Велидов, Указ. соч.—С. 218—219, 224 и др.
40 Kapp Э. История Советской России, Кн. I: Т. 1 и 2. Большевистская революция. 1917—1923. Пер. с англ.—М.: 1990.—С. 143.
41 См.: Россия на рубеже веков: исторические портреты.— М.: 1991. С. 347—348.
Однако, достаточно откровенно отвечая на все вопросы комиссии, она утверждала, что «во всех постановлениях ЦК партии свержение большевистского правительства ни разу не намечалось», а выступление должно йыло препятствовать «защите русским правительством убитых агентов германского империализма»42. Видимо, улавливаемая в этих утверждениях Спиридоновой противоречивость вызвана ее стремлением взять всю вину на себя, отводя угрозу наказания от других участников восстания. Но при этом явно и откровенно она ведет речь о выступлении, спланированном в достаточно широком масштабе.
В общем же заключенный в конце 1917 года союз большевиков и левых эсеров оказался недолгим и непрочным. Разногласия же между двумя партиями были слишком глубокими, они, в конечном счете, и привели к распаду правительственного блока летом 1918 года. Думается, что преднамеренности ведения с самого начала сформирования блока работы по подготовке его распада не было ни с одной стороны. Видимо, и большевики, и левые эсеры шли на союз с намерениями привлечь на свою сторону как внутри Совнаркома, ВЦИК, съездов Советов, так и непосредственно среди рабочих и крестьян возможно больше сторонников. Те и другие надеялись реализовать в рамках съезда свои программные и стратегические цели. Для этого обе партии внутри единого блока стремились провести свои конкретные меры по обеспечению коренных вопросов революции. Но и у большевиков, и у левых эсеров не было ни опыта, ни терпения, да, думается, и желания уступать своим оппонентам по тактическим соображениям ради стратегического выигрыша. Это, в конечном счете, и привело к распаду самого блока.
Абрамовский А. П., Морозов Е. Г.
ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ КРАСНОЙ ГВАРДИИ
В 1917—1918 годах
Опыт революционного движения в новейшее время показывает, что даже относительно многочисленным в структуре общества классам и социальным группам трудно завоевать политическую власть или удержать ее без опоры на собственные вооруженные силы. В этом плане формирование отрядов Красной гвардии в России в 1917—1918 годах представляется вполне закономерным явлением, однако оценка их роли и значения в современной отечественной историографии далеко неоднозначна. Данная статья посвящена анализу одной из сторон военной деятельности РСДРП (б) преимущественно на материалах южноуральского региона, где сложившаяся в тот период социально-политическая обстановка характеризовалась своеобразным комплексом особенностей, в отдельности присущим и другим регионам России, но нигде не встречавшимся в таком полном и выраженном сочетании.
В середине второго десятилетия XX века Урал представлял собой развитый промышленный регион с числом рабочих в 300—400 тысяч человек, основная масса которых была занята в горнометаллургической промышленности, но при этом сохраняла тесные связи с сельским хозяйством. В сравнительно крупных центрах Южного Урала — Златоустовском, Белорецком, Кыштымском горных округах, Челябинске земельный участок обеспечивал до половины и более общего дохода рабочей семьи. Кроме того, значительная часть местного населения выполняла лишь сезонные работы на заводах и не
42 См.: Известия ЦК КПСС, 1989, № 5,— С. 162—163, 180—181; Россия на рубеже веков: исторические портреты.— С. 347—348.
