CC BY
10на выработать подходы и методы для корректной интерпретации «чужого» культурного опыта в гуманитарной культуре и современном образовании. Отношение к чужой традиции как к неизученному тексту и в дальнейшем осмысление данного текста, а затем и адаптация его в иной культуре позволит избежать излишней социальной остроты конфликтов интерпре-
ЛИТЕРАТУРА _
таций и придаст опыту «чужого» положительную коннотацию.
Педагогическая герменевтика должна показать и научить, как корректно интерпретировать текст, принадлежащий опыту «чужого», чтобы, осмыслив его, ребенок понял собственный опыт, и это знание помогло бы ему чувствовать себя защищенным в своем бытии.
1. Выготский, Л. С. Проблемы общей психологии : собр. соч. : в 6 т. / Л. С. Выготский. — М. : Педагогика, 1982. — Т. 2. — 504 с.
2. Гадамер, Х.-Г. Истина и метод / Х.-Г. Гадамер ; общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова. — М. : Прогресс, 1988. — 704 с.
3. Закирова, А. Ф. Методы педагогической герменевтики как средство гуманитаризации педагогического знания / А. Ф. Закирова / / Образование и наука. Известия УрО РАО. — 2009. — № 1 (58). — С. 3—14.
4. Ковалева, Н. Н. Интеркультурные изменения отношений «свой — чужой» в философии Б. Вальденфельса / Н. Н. Ковалева // Докса. — 2009. — Вып. 14. — С. 269—278.
5. Теория познания : в 4 т. / под ред. В. А. Лекторского, Т. И. Ойзермана. — М. : Мысль, 1995. — Т. 4 : Познание социальной реальности. — 431 с.
6. Чувствуете ли Вы уверенность в завтрашнем дне? // иКЬ: Ьйр://www.levada.ru/archive/ obshchestvennye-nastroeniyaozhidaniya/chuvstvuete-li-vy-uverennost-v-zavtrashnem-dne.
«НЕЧАЕВЩИНА»
КАК СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЕ ЯВЛЕНИЕ В РОМАНЕ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО «БЕСЫ»
А. А. МОИСЕЕВ, соискатель НГПУ им. К. Минина alex_moiseev@list.ru
В статье рассматривается «нечаевщина» как социально-культурное явление русской действительности второй половины XIX века, положенное Ф. М. Достоевским в основу романного пространства «Бесов». Оно анализируется автором с общественно-политической и исторической точек зрения.
«Nechaevschina» as the social and cultural phenomenon of Russian reality of the second half of the 19-th century put by Dostoevsky into the base of the space of the novel «The
Demons», is considered by the author of the article with the socio-political and historical point of view.
Ключевые слова: катехизис революционера, бесовство, общественно-политический процесс, либеральная интеллигенция, революционеры-социалисты
Key words: the revolutionary catechism, demon possession, socio-political process, the liberal intelligentsia, revolutionaries and socialists
Роман Ф. М. Достоевского «Бесы» (1871) чрезвычайно многогранен по своей проблематике и неизбывной злободневности.
Многие литературоведы и ученые посвятили свои труды исследованию особенностей изображения на страницах «Бесов» революционных идей и их носителей, но до сих пор точка в этом вопросе так и не поставлена. В настоящее время, на наш взгляд, эта тема приобретает особую значимость в связи с обострением террористической угрозы со стороны многочисленных радикальных групп и организаций.
В основу нашего исследования легло стремление выделить и исследовать корни и суть явления «нечаевщины» как синонима вседозволенности и террора, а также выяснить, как оно нашло художественное воплощение в романе Ф. М. Достоевского «Бесы».
«Народная расправа» — тайное петербургское общество, организованное в 1869 году по принципу безоговорочного повиновения каждого его члена лидеру, который, в свою очередь, якобы получал приказы из заграничного Центрального комитета.
Как известно из материалов судебного разбирательства 21 ноября 1869 года, пять членов тайного общества «Народная расправа» во главе с С. Г. Нечаевым казнили студента Петровской земледельческой академии И. И. Иванова, которого заподозрили в готовящемся предательстве. В романе «Бесы» Ф. М. Достоевский взял на себя непростую и новаторскую задачу: провести собственное художественное исследование, как именно в русском обществе могут возникнуть, развиться и найти
практический выход такие явления, как «нечаевщина».
Первые сведения об убийстве И. И. Иванова писатель прочитал в газетах в ноябре 1869 года. Через месяц всплыло имя С. Г. Нечаева как руководителя и непосредственного вдохновителя «неприглядного дела». Ф. М. Достоевский, боясь потерять связь с российской действительностью, тем более в разгар работы над самым своим злободневным романом о России, изучил документальную основу «дела Нечаева» и пришел к выводу, что в Отечестве начал формироваться необычный социально-культурный пласт интеллигенции, способной на любые радикальные действия.
Исторически сложилось, что реформы второй половины XIX века породили разночинцев, стремящихся к устранению препятствий для самоутверждения в жизни, готовых ради достижения этой цели на все. Недовольные своим материальным положением, но испытывающие высокие духовные потребности (главным образом, в хорошем образовании и уважаемой работе), эти молодые люди ощущали в своей массе несовместимость со сложившимся укладом в обществе, отрицали его, обращались к разного рода «подпольным» кружкам, где находило себе место важное, по их мнению, востребованное занятие.
Невозможность развернуть эффективную революционную пропаганду в существующих в стране условиях привела к но-
Многие литературоведы и ученые посвятили свои труды исследованию особенностей изображения на страницах «Бесов» революционных идей и их носителей, но до сих пор точка в этом вопросе так и не поставлена.
вому пути — открытой политической борьбе с властью. Среди народничества стремительно возрастали радикальные настроения.
На наш взгляд, косвенными причинами появления «нечаевщины» явилось, во-первых, то, что предложения о мгновенной революции вместо долгого «просвещения», подготовки народа к перевороту оказались более привлекательными, чем вариант дожидаться пока тот, наконец, самостоятельно «созреет»; во-вторых, образованная молодежь устала от абсолютизма власти, карающей любое инакомыслие, казавшееся прогрессивным. Таким образом, Нечаев сумел предложить то, что льстило самооценке и чего так давно не хватало — решительного действия по переустройству основ жизни в глобальном масштабе.
Кроме того, в мечтах по преобразованию мира бесспорно присутствует элемент захватывающей «игры» в революцию, «конспирацию», уводящей многих голодных, но полных энтузиазма студентов от серой действительности в красочные мечты. Молодежи не хватало «вождя», лидера из самого народа, вокруг которого могло бы сплотиться молодое поколение.
Приступая к анализу так называемой нечаевщины в художественном пространстве «Бесов», которую поставил во главу угла своего нового романа писатель, необходимо дать определение самого этого понятия.
Во-первых, в «Словаре исторических терминов» [6] мы находим следующее ее определение: «Нечаевщина — это методы мистификации и провокации, обнародованные С. Г. Нечаевым в "Катехизисе революционера". Убил по подозрению в предательстве студента И. И. Иванова и скрылся за границу, выдан швейцарскими властями, в 1873 году приговорен к каторге, умер в Алексеевском равелине. Органи-
Нечаев сумел предложить то, что льстило самооценке и чего так давно не хватало — решительного действия по переустройству основ жизни в глобальном масштабе.
затор "Народной расправы", участники которой — 77 человек — проходили по обвинению в подготовке заговора с целью свержения существующего строя. На процессе нечаевцев 1871 года был обнаружен "Катехизис" С. Г. Нечаева. Нечаевщи-на была осуждена общественностью, а также I Интернационалом. По материалам нечаевского дела Ф. М. Достоевский написал роман "Бесы"» [6].
Во-вторых, другую дефиницию интересующего нас понятия дает учебное пособие для вузов «Отечественная история в терминах и понятиях»: «Нечаевщина — террористическое направление в российском революционном движении второй половины XIX века. Названо по имени организатора С. Г. Нечаева (1847—1882) (получило нарицательное значение), пытавшегося создать централизованную революционную организацию для подготовки народного бунта. С. Г. Нечаев применял методы мистификации и провокации. Нечаевщина была осуждена I Интернационалом и отвергнута русскими революционерами» [10].
Оба эти определения объединяет то, что в них четко выходят на первый план основные черты характера С. Г. Нечаева — стремление к террору и провокация.
Исследование материалов процесса над нечаевцами (июль 1871 года) помогло Ф. М. Достоевскому точнее сформулировать главные принципы С. Г. Нечаева и способствовало углублению образа «главного беса» романа — Петра Верховенско-го, чьим прототипом явился основатель «Народной расправы». Верховенский-млад-ший сложился в творческом воображении Ф. М. Достоевского в мрачную фигуру — политического авантюриста и фанатика-убийцу, чья деятельность определяется известной формулой: «кто не с нами, тот против нас».
Остановимся подробнее на сочинении С. Г. Нечаева, чтобы глубже понять, какие убеждения и мотивы двигали этим человеком.
В «Катехизисе революционера» революционер изображен как законченный
преступник, готовый совершить любое злодеяние и предательство в стремлении к тотальному разрушению основ жизни. Достаточно лишь начать читать это сочинение, чтобы понять — вот где заключено настоящее откровение «бесовства», волновавшего Ф. М. Достоевского: «У него (революционера) нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единым исключительным интересом, единой мыслью, единой страстью — революцией»; «Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже чести должны быть задавлены в нем единою холодной страстью революционного дела» [8].
Буквально каждый теоретический пункт «Катехизиса» нашел свое художественное отражение в сюжете, образах главных героев и их поступках.
Между романным образом Петра Вер-ховенского и его реальным прототипом С. Г. Нечаевым много общего.
С. Г. Нечаев в жизни без сомнений применял воровство, шантаж, убийство и то же самое проповедовал своим товарищам по конспирации. Романный Петруша Верховенский ни в чем не отстает от своего прототипа: «Мы уморим желание; мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство... Одно или два поколения разврата необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь, вот чего надо!» [3].
В нем, как в одном из самых безобразных, на наш взгляд, персонажей Ф. М. Достоевского, человеческая совесть совершенно разрушена. Он носит западноевропейскую маску социалиста, представителя тайного европейского комитета, выступающего от знаменитого Интернационала. Эта маска нужна ему, чтобы, вводя в заблуждение его «подопечных-анархистов»,
таким образом внушать им уважение и контролировать их деятельность.
Пытаясь преумножить авторитет С. Г. Нечаева, М. А. Бакунин уговорил Н. П. Огарева посвятить ему стихотворение о студенте, который умирает мученической смертью в Сибири [9]. Стихотворение было напечатано как листовка и осенью 1869 года распространялось по России, что помогло созданию не-чаевской легенды. В романе «Бесы» эта история повторяется на примере стихотворения «Светлая личность», которое А. И. Герцен якобы посвятил Пет-руше Верховенскому [3].
Кроме того, сцена убийства Шатова в «Бесах» художественно воспроизводит события ночи на 21 ноября 1869 года, когда С. Г. Нечаев и его подчиненные заманили И. Иванова в грот в парке Сельскохозяйственной академии под предлогом того, чтобы откопать тайную типографию: «Шатов (под этим именем в романе выведен студент Иванов.— А. М.) вдруг прокричал кротким и отчаянным криком; но ему кричать не дали: Петр Степанович аккуратно и твердо наставил ему пистолет прямо в лоб, крепко в упор и — спустил курок... Смерть произошла почти мгновенно» [3].
Петр Верховенский напоминает мифологического трикстера. Трикстер—это образ злобного проказника, шута, мастера перемен и разрушителя стереотипов. У Верховенского-младшего сильно желание спровоцировать смуту и распад и вместе с тем велик творческий потенциал, стремление к преобразованию, «правке», переустройству.
Типичным трикстерным поступком является «перевертывание»: этот прием Верховенский успешно применяет для хитроумного обмана, трюка, шутовства. Он говорит Ставрогину: «Я-то шут, но не хочу, чтоб вы, главная моя половина, были шутом» [3]. В этом смысле образ Петру-
Буквально каждый теоретический пункт «Катехизиса» нашел свое художественное отражение в сюжете, образах главных героев и их поступках.
ши Верховенского хорошо иллюстрирует трикстерную изменчивость.
Итак, С. Г. Нечаев послужил прообразом Петра Верховенского. Ф. М. Достоевский безошибочно увидел, понял и объяснил, каким образом возникают подобные нечаевы.
Писатель не единожды в дневниках и записных книжках высказывал мысли о том, что идеи тайных революционных организаций становятся столь популярны в народе, что отчасти виноваты в этом представители развращенной западными идеями интеллигенции, а также преобразования политической системы русского общества 1860—1870-х годов (усиление цензуры, контроля над студенческими «кружками», распространение запрета так называемых «касс взаимопомощи» и жесткое подавление любого предприятия молодежи, посчитавшегося опасным «вольнодумством»), что корни этого явления необходимо искать среди представителей «старшего» поколения — либералов, западников, потерявших веру в Россию (Т. Н. Грановский, В. Г. Белинский, А. И. Герцен, П. Я. Чаадаев и др.).
Эта тема обыгрывается писателем и в тексте «Бесов»: «Нельзя любить то, чего не знаешь, а они ничего в русском народе не смыслили! Все они, и вы вместе с ними, просмотрели русский народ сквозь пальцы, а Белинский особенно; уж из того самого письма его к Гоголю это видно. Белинский, точь-в-точь как Крылова Любопытный, не приметил слона в кунсткамере, а все внимание свое устремил на французских социальных букашек; так и покончил на них. А ведь он еще, пожалуй, всех вас умнее был! Вы мало того что просмотрели народ, — вы с омерзительным презрением к нему относились, уж по тому одному, что под народом вы воображали себе один только французский народ, да и то одних пари-
С. Г. Нечаев послужил прообразом Петра Верховенского. Ф. М. Достоевский безошибочно увидел, понял и объяснил, каким образом возникают подобные нечаевы.
жан, и стыдились, что русский народ не таков. И это голая правда! — говорит устами Шатова сам автор [3].
Формирование и разработка теоретической базы русского социализма происходили постепенно, вырастая из противоречивых и разнообразных направлений общественной мысли.
В России в 20-х годах XIX века знаменательно было внимание политического сыска к московским кружкам, где изучали философию и проявляли особый интерес к сочинениям И. Канта («Критика чистого разума» (1781), «Критика практического разума» (1788), «Метафизика нравов» (1797)), Ф. Шеллинга («Система трансцендентального идеализма» (1800), «Философские исследования о сущности человеческой свободы» (1809)), Г. В. Ф. Гегеля («Народная религия и христианство» (1795)). Первым кружком такого рода в России стало «Общество любомудрия» (1824), членами которого были В. Ф. Одоевский, Д. В. Веневитинов, И. В. Киреевский, Н. В. Путята, С. А. Соболевский, И. С. Мальцев и др. После 14 декабря 1825 года тайное общество прекратило свое существование. Причиной такого решения послужили опасения «любомудров» навлечь на себя подозрение полиции в связи с политическими событиями и расследованием по «делу декабристов».
В 30-х годах XIX века философские искания «любомудров» были продолжены в кружке Н. В. Станкевича (1813—1840), возникшем в Московском университете к началу 1832 года (из него вышли будущие славянофилы (К. С. Аксаков), западники (В. Г. Белинский, Т. Н. Грановский), революционер М. А. Бакунин и М. Н. Катков). Еще одной из ключевых фигур русской общественной жизни 1830-х годов был П. Я. Чаадаев (1794—1856). Он стал первым, кто высказал положение об «отсталости России», причины которой усматривал во влиянии православия, унаследованного от Византии.
Кружки распадались, но на исходе 1830-х годов началось то общее оживление, которое положило начало будущему развитию русской общественной мысли. Это было поколение предшественников так называемой нечаевщины с их общим настроением неудовлетворенности и разочарования.
Сам Ф. М. Достоевский в молодости участвовал в одной из подобных организаций — кружке М. В. Петрашевского (1821—1866).
С середины XIX века в России начали появляться многочисленные тайные организации, но просуществовали они недолго. Правительству удавалось подавлять действия радикалов первой половины 1860-х годов. В общественном мнении наметился резкий поворот против радикалов и их революционных устремлений.
«Народная расправа» С. Г. Нечаева даже на фоне других радикальных организаций отличалась крайним политическим авантюризмом. И хотя она не «прожила» и года, «нечаевщина», как синоним вседозволенности в политической борьбе, осталась и продолжает существовать и в наши дни во всевозможных радикальных союзах всего мира.
Культурно-историческую ситуацию в России 60-х годов XIX века, наполненную противоречиями и исканиями пути для дальнейшего развития страны, можно, на наш взгляд, кратко охарактеризовать следующим образом: от либеральной пропаганды 1840-х годов молодое поколение, наконец, перешло к действиям, тем более что почва для выступления была подготовлена — воспитанная на идее необходимости перемен, молодежь задалась вопросом, что же мешает им, и когда ничего не нашла (нигилизм 1860-х годов тоже помог расчистить путь новым социалистическим идеям), приступила к исполнению заветной цели.
Основные особенности этого процесса также нашли свое художественное отражение в романе Ф. М. Достоевского «Бесы». Примером тому служит история взаимоотношений двух Верховенских (отца
как типичного либерала 1840-х годов и сына — представителя нового поколения 1860-х.)
В образе Степана Трофимовича Вер-ховенского автор подчеркивает предысторию типичного «человека 40-х годов», на которые пришелся пик общественной активности персонажа, соотнесение ее с характером деятельности лидеров «западничества» в целом: «...одно время, — впрочем, всего только одну самую маленькую минуточку,— его имя многими тогдашними торопившимися людьми произносилось чуть не наряду с именами Чаадаева, Белинского, Грановского и только что начинавшего тогда за границей Герцена» [3]. Так писатель спародировал тех, кто, как правило, считал, что в творчестве важно лишь «направление», а не художественные достоинства. Этот тезис ярко характеризует и так называемое «сочинительство» героя. Степан Трофимович искренне считает себя революционным, «опальным» поэтом. Вот что говорит о его творениях Хроникер (от чьего лица ведется повествование в романе): «. в то же самое время в Москве схвачена была и поэма Степана Трофимовича., ходившая по рукам, в списках, между двумя любителями и у одного студента. .Впрочем, она не без поэзии и даже не без некоторого таланта; странно, но тогда (то есть, вернее, в тридцатых годах) в этом роде часто пописывали. Рассказать же сюжет затрудняюсь, ибо, по правде, ничего в нем не понимаю. Это какая-то аллегория, в лирико-драматической форме и напоминающая вторую часть "Фауста".» [3].
В когда-то сочиненной Верховенским-старшим поэме высказываются идеи западников об установлении нового порядка новыми людьми, надежды на новую жизнь и распространенные в их творчестве богоборческие мотивы.
Что касается его сына, Петра Верхо-венского, то в главе «У наших» он вовсе
Кружки распадались, но на исходе 1830-х годов началось то общее оживление, которое положило начало будущему развитию русской общественной мысли.
не случайно, на наш взгляд, ставит следующий вопрос на собрании подпольного кружка единомышленников: «...Минуя разговоры — потому что не тридцать же лет опять болтать, как болтали до сих пор тридцать лет, — я вас спрашиваю, что вам милее: медленный ли путь, состоящий в сочинении социальных романов. или вы держитесь решения строгого, в чем бы оно не состояло, но которое наконец развяжет руки. уже на деле, а не на бумаге?» [3]. Если отнять тридцать лет от времени действия романа, то получится, что Верховенский-младший здесь намекает на поколение 30-х годов XIX века — время молодости своего отца и ему подобных либералов, пока лишь мечтавших о рождении «новых людей».
Таким образом, можно сказать, что многие особенности реального общественно-политического процесса на протяжении упомянутых трех десятилетий нашли свое
художественное отражение в романе «Бесы».
Либеральный образ мыслей, который был распространен в 40-х годах XIX века в среде дворян и интеллигенции, в годы создания романа распространился по стране, захватив весьма широкие массы разночинцев, и «опростился» до неузнаваемости.
Особенно значимой для понимания исторической ретроспективы в романе стала, на наш взгляд, связь отца и сына Верховенских. Изображая Степана Трофимовича и Петра Верховенских, Ф. М. Достоевский указывает на истоки «беснования» молодого поколения 1860-х годов: в либеральных идеях поколения 1840-х годов, которые, изменившись со временем, косвенно явились одной из основных причин появления в обществе такого чудовищного по своей античеловечности явления, как «нечаевщина».
ЛИТЕРАТУРА _
1. Бердяев, Н. А. Миросозерцание Достоевского / Н. А. Бердяев. — Париж, 1968.
2. Гроссман, Л. П. Поэтика Достоевского / Л. П. Гроссман. — М., 1925.
3. Достоевский, Ф. М. Бесы / Ф. М. Достоевский // Полное собрание сочинений : в 30 т. — Т. 10. — Л. : Наука, 1974.
4. Евнин, Ф. И. Роман «Бесы» / Ф. И. Евнин // Творчество Ф. М. Достоевского : сб. — М. ; Л., 1959.
5. Кирпотин, В. Я. Достоевский и шестидесятые годы / В. Я. Кирпотин. — М., 1966.
6. Крюковских, А. Словарь исторических терминов / А. Крюковских. — М., 1998.
7. Лурье, Ф. М. Нечаев: Созидатель разрушения / Ф. М. Лурье. — М., 2001.
8. Нечаев, С. Г. Катехизис революционера / С. Г. Нечаев // Революционный радикализм в России: век девятнадцатый : документальная публикация / под ред. Е. Л. Рудницкой. — М., 1997.
9. Огарев, Н. П. Избранное / Н. П. Огарев. — М., 1977.
10. Отечественная история в терминах и понятиях : учеб. пособие для вузов / под общ. ред. М. В. Зотовой. — М. : МГУП, 2002.
11. Пирумова, Н. М. М. Бакунин или С. Нечаев? / Н. М. Пирумова // Прометей. — М. : Молодая гвардия, 1968.
12. Туниманов, В. А. Комментарии к роману «Бесы» / В. А. Туниманов. — Л. : Лениздат, 1990.
13. Сараскина, Л. И. Федор Достоевский. Одоление демонов / Л. И. Сараскина. — М., 1996.
