CC BY
26
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. XIII, № 3
:"■' в й
субстанция, а «волна».*
М. А. РОЗОВ
1®
1 11 И 1'!
Статья В.А. Кутырева полна искренней тревоги, это - воплощенный алармизм по поводу судеб философии. И в первую очередь его беспокоит старое, от первобытных костров идущее понимание души или духа. Уже в мифологии, как отмечает автор, душа существует вне человека, она входит в его тело с рождением и покидает в момент смерти. Вот вам одна из возможных позиций, в которой, как мы постараемся показать, при всей ее наивности, есть глубокий смысл. Но Кутырев, если мы правильно его понимаем, придерживается другой точки зрения. Он пишет, что у верующих в науку, у атеистов и сциентистов психика обусловлена жизнью тела, она погибает со смертью тела, никакой психики вне тела не существует. «Телесное и психическое, мозг и мышление для нововременного мировоззрения, в особенности научной антропологии, едины и в целом есть то, что делает человека самостью. Субъектом. Личностью». Что же тревожит автора? Его волнует современный постмодернизм, в котором он усматривает два «вектора деконструкции»: понимание сознания без человека и понимание человека без сознания. Автор призывает разобраться во всем этом, пока мы сами «не лишились сознания». И его можно понять, ибо, читая классиков постмодернизма или их переизложения в нашей литературе, невольно задаешь себе вопрос, а не имеем ли мы здесь какой-то тип патологии мышления? Мы присоединяемся к автору и в его конечном призыве: «Нужна экология сознания». Да, нужна, ибо наше современное философское сообщество, которое еще несколько десятков лет тому назад жестко изгоняло так называемый «антимарксизм», теперь так далеко зашло в своей лояльности, что не наказывает даже откровенную чушь.
и
и >.
X
и X
ч
(X № X л
с
ф
X га
н
4 ?ак 1960
49
М. А. РОЗОВ
Но попробуем, хотя бы кратко, обсудить поставленную автором проблему. Почему современную философию не устраивает тезис, согласно которому мозг и мышление, мозг и сознание, телесное и психическое едины? Чем обусловлены два «вектора деконструкции», и можно ли в данном случае их «суммировать»? Странно, что Кутырев относит Г.П. Щедровицкого, на которого он ссылается, к представителям постмодернизма и не замечает, что именно Щедровицкий пытается решить поставленную проблему. Это тоже симптоматично: мы настолько отвыкли видеть пророков в своем отечестве, что либо вообще их не замечаем, либо видим только через призму западных модных течений.
Что же утверждает Щедровицкий в тех выдержках, которые приводятся в статье? Во-первых, он различает сознание и мышление, с чем Кутырев категорически не согласен. «В классике, - пишет он, - привычно думать, что всякое мышление есть сознание». Увы, но автор, как мне кажется, заблуждается, различие между мышлением и сознанием мне объясняли уже на первом курсе философского факультета в 1950 г. Объясняли примерно так, как это сделано и в «Новой философской энциклопедии». Во всяком случае ничего постмодернистского в этом различении нет. Во-вторых, Щедровицкий рассматривает мышление и деятельность как особую социальную субстанцию, которая «паразитирует» на человеческом материале. «По сути дела, - пишет он, - не человек мыслит, а мышление мыслит через человека». Вот это последнее и дает основание Кутыреву обвинить Щедровицкого в отрыве мышления от сознания, от человека и отнести его к представителям постмодернизма. Но Щедровицкий работает совсем в иных традициях, в традициях марксизма, и понимать его следует только в этом контексте.
Суть концепции Щедровицкого в том, что мышление не является свойством человека как биологического существа, а представляет собой социокультурное явление. Человек от рождения не мыслит, способность мыслить, рассуждать, строить теории он за->« имствует из социума. Выражаясь более точно, он заимствует из и социума программы мышления и деятельности. Аналогичным об-разом он осваивает язык и речь. Конечно, я не согласен со Щед-ровицким в том, что деятельность и мышление представляют собой особую субстанцию. Это, как мне кажется, неудачное выра-л жение, затемняющее суть дела, но оно в данном случае исходит от Маркса, который полагал, что труд - это субстанция, которая
X ш
X
«кристаллизуется» в товаре. Увы, но кристаллы труда мне никогда
I шт видеть не приходилось.
НЕ СУБСТАНЦИЯ, А «ВОЛНА»...
Ш;:
Мне представляется, что можно выразить ту же идею более точно, изменив категоризацию. Но для этого следует уточнить, что мы имеем в виду, говоря о социальных программах. В простейшем случае - это непосредственные образцы человеческого поведения, речи, рассуждения... Человек начинает и действовать, и говорить, и мыслить на базе воспроизведения соответствующих образцов и их комбинаций. Строго говоря, в раннем детстве у него просто нет никакого другого источника информации. Такой процесс воспроизводства поведения и деятельности по непосредственным образцам я называю социальными эстафетами. Они образуют базовый механизм социальной памяти. Конечно, осваивая язык и речь, человек получает возможность фиксировать и передавать опыт и в виде знаний. Но в основе всего этого лежат социальные эстафеты.
И тут мы переходим к самому главному. Социальные эстафеты и все, что построено на их основе, очень напоминают волну. Не субстанцию, а волну, и это очень важно, ибо многое проясняет. Представьте себе одинокую волну на поверхности водоема. Она перемещается в некотором направлении, но частицы воды не уносятся вместе с ней, волна все время обновляет себя по материалу, захватывая и заставляя колебаться все новые и новые частицы. Так и любая социальная эстафета в этом смысле слова волнопо-добна, ибо захватывает в поле своего действия все новых и новых людей и новый материал, с которым они имеют дело. Образно говоря, одну и ту же картошку нельзя сварить дважды. Для того чтобы подчеркнуть волноподобный характер существования социального опыта, я ввел в свое время понятие социального кума-тоида. Знак, знание, социальные институты, социум в целом - все это социальные куматоиды, так как представляют собой совокупности социальных программ, живущих на постоянно обновляемом материале.
Что же мы получаем в итоге? Мышление и деятельность суще- ^ ствуют, с одной стороны, как набор постоянно воспроизводимых ^ образцов, т.е. как социальный куматоид. И в этом своем качестве >■ они являются надличностным явлением в такой же степени, как, например, язык. Но, с другой стороны, любой человек осваивает ^ далеко не весь набор социальных образцов, он всегда является участником уникального комплекса социальных эстафет, что и делает его неповторимой личностью. Этот неповторимый ком- л плекс освоенного и можно в первом приближении назвать созна-
X
К (О X
нием. Мыслит не социум, мыслят отдельные индивиды, освоившие в той или иной степени социальный опыт. Индивидуальное ¡üj
М. А. РОЗОВ
мышление кончается со смертью индивида, но образцы этого мышления, если они получили социальное звучание, продолжают жить. В такой же степени конкретная речь того или иного человека конечна во времени, но язык никак не связан с временными границами жизни отдельного человека. Разве это не напоминает в общих чертах концепцию переселения душ?
И в заключение хочется подчеркнуть еще один тезис. Человек как социальное существо не субстанциален, он представляет собой множество волноподобных социальных программ, живущих на некотором специфическом биологическом материале. Он по-{ добен частице воды, которую подхватило сразу несколько волн.
Правда, в социуме таких «волн» очень много, и их неповторимое сочетание на материале конкретной биологической «частички» определяет особенности ее поведения, мышления, речи. Субстанциален мозг, и мышление невозможно без мозга, органов чувств и многого другого, ибо нам нужна способность воспринимать, воспроизводить и комбинировать образцы. Но мозг не мыслит без социума. Американский писатель Рудольф Флеш дал такое определение: «Мышление есть управление процессами памяти». Я бы добавил: социальной памяти. При таком кратком изложении это очень грубая модель, но мне важно здесь подчеркнуть только принципиальную возможность такого плана рассуждений. Думаю, что квалифицированный читатель всегда сумеет детализировать сказанное и построить соответствующие защитные пояса.
